Ночь, душная, жаркая, прокаленная любовью и смертью, потихоньку уступала место утру. Небо на востоке слега разрумянилось, поблекли звезды. Темнота вороватой лисой спешила скрыться в дуплах деревьев и глубоких оврагах. Еще час - и солнечные лучи золотыми копьями полетят между ветвей, заливая светом поляны и взгорки, выдворяя последние тени предрассветных сумерек.
Летавица торопилась вернуться к хозяину. Нынче она задержалась дольше положенного. Седой будет недоволен. Виновата, потеряла счет времени, заслушалась свирелью. Как же та плакала и изливалась тоской в руках вихрастого мальчишки, разносясь колдовской мелодией по лесу. И щемило, волновалось непонятно отчего в груди сердце, манило закружиться в вихре чувств, взлететь к небу и рухнуть опять в омут. Из огня звезд прямо в холод вод, чтоб остудить, унять печаль. Знать бы только о ком или о чем...
Протянувшаяся было к волосам мальчишки рука так и застыла в воздухе, не осмелилась сгубить песню. Хоть и силы в ней плескалось столько - хозяину захлебнуться можно. А не сомкнулись в кулак пальцы, не вырвали жизнь из юного музыканта. Обрывать мелодию на взлете - все едино, что звезды погасить. Ушла тихонько, не дослушав до конца. И дело вовсе не в жалости. Прикажет Седой - заберет жизнь, не дрогнет. Но сегодня у нее без парнишки улов богатый, хватит трех лесорубов, мирно спавших в шалаше. Они даже не услышали, как прокралась к ним и коснулась ладонью губ Летавица, обрывая дыхание. Только кожа на щеках мужчин побелела, как морозом схваченная.
А мальчишка... пусть играет. Придет и его час... Потом... Когда-нибудь.
На горизонте все сильнее разгорался рассвет. Летавица бежала легко, редкая веточка хрустела под ногой. В сапожках по лесу передвигаться было намного удобнее, чем босиком: не кололись об иголки и камни ступни, не жгла кожу крапива. Славные сапожки подарил ей хозяин, загляденье, любой деревенской девке на зависть: высокие, до колен, из мягкой красной кожи, отделанные атласом, на невысоком каблучке. Сидели они на ногах как влитые, будто по ней сшиты. Вот только без ведома колдуна снять их было невозможно. Словно не обувка это, а незримые оковы. Иначе откуда ощущение, что ее держат на поводке, точно пса, даря мнимую свободу.
Лес пробуждался. Зачирикали, засвистели птахи, приветствуя наступление нового дня. Летавица сбавила бег, подошла к дереву, где среди переплетения ветвей заливалась звонко крохотная птичка. Ее посвист напоминал ночную песнь свирели. Заметив девушку, птаха тут же смолкла.
- Пой, - попросила летавица. - Спой для меня. Почему молчишь?
Зарянка, с оранжевой грудкой и черными глазками, склонила голову набок и уставилась на гостью. Встрепенулась и неуловимой тенью исчезла в лесу.
- Ты тоже боишься меня, - проговорила летавица с грустью и обидой. Тут же удивилась. Почему ее задела такая ерунда? Это ведь людские чувства. Отчего же они тревожат ее?
Плеск и озорной смех, раздавшиеся поблизости, отвлекли от ненужных мыслей. Заинтересовавшись, девушка пошла на шум.
Под пригорком, скрытый от любопытных глаз развесистыми ивами, притаился небольшой пруд. От воды тянуло свежестью, молочный туман стелился по поверхности. Сквозь его клочья летавица различила трех отроковиц, стоявших по пояс в пруду. Приговаривая что-то, они набирали в сложенные лодочкой ладони воду и лили себе на голову. Ворожат, что ли?
Сила разливалась в воздухе густая, как мед. Но взять ее летавица не могла. Пока не могла... Возможно, чуть позже, когда какая-нибудь из подружек приотстанет. Тогда, скрытая туманом, она...
Девушки вышли из воды и начали валяться на траве, покрытой росой. Право слово, чудные люди!
- А сеструха не соврала? Верно, что если на рассвете искупаться в Лунном озере и вываляться в утренней росе - красота сохранится надолго? - спросила одна из них.
- Криська клялась, что так. Вон, Варейка до сих пор не увядает, а замужем уже пять годков. А ведь и детей четверо и муж бездельник.
- Да, хорошего работящего мужа трудно найти...
- А чем Аллеко плох? Кудесник. Какую красоту мастерит! Смотрите, что подарил, - темненькая худая девчушка сняла с шеи сыромятный шнурок. На нем сверкал серебряными прожилками молочно-белый камень. - Разве не прелесть? Кликнул из окошка и бросил в руки.
Летавица осторожно ступила вперед из своего укрытия, вытянула шею, стараясь разглядеть издали кулон. Камень был чудесным. У ее хозяина тоже много камней, но все они злые, темные. Этот же... словно обломок месяца. Свет на шнурке.
- Чудо какое... - прошептала кудрявая девица. - И он его подарил? Ничего не прося взамен?
- Ничегошеньки. Даже поцелуй не клянчил. Только улыбнулся и затворил ставни.
- Да ну. Видела я его. Лицом темен, живет на отшибе... скучный он. Голт, сын виноградаря Олла, красивее!
- Ой, скажешь тоже! Голт - бабник. Волочится за всеми напропалую. Подлизывается, умасливает. А получит свое - тут же сбегает. И гадости потом говорит!
- Верно! И смазливый он чересчур. Вот наш кудесник... пусть не красавец. Зато слово скажет - и на душе легче становится. Светлее.
- Верно. Детишки любят его...
- Детишки и Вальтанину корову любят! Вечно в хвост ей ленточки вплетают и вешают на рога венки!
Подружки захохотали.
- А давайте, сходим к нему? - предложила самая молодая из всех. - Пусть погуляет с нами по лесу? На рассвете всегда так красиво... А ему, наверное, сейчас одиноко и грустно.
- Это только дуракам и бездельникам грустно, - строго ответила первая. - Кудесник по ночам трудится. И не шибко обрадуется, если мы отвлекать его станем...
- Ну пожалуйста, - взмолилась рыженькая. - Хоть одним глазком глянем! Через оконце. Тихо-тихо подкрадемся и посмотрим.
Подружки согласились и, подшучивая над самой младшей, отправились по тропинке в деревню.
Летавица шла следом. Захотелось вдруг взглянуть на этого кудесника, который способен простой камень превратить в осколок света, и от одних разговоров о ком в этих молодых дурочках начинала клокотать сила. Особенно - в рыжей. Она манила, дурманила ароматом вереска. Но... пока можно подождать. Пусть приведут ее к мастеру. Время еще есть.
Дом кудесника находился за околицей, у лесного порога. Маленькое строение, густо увитое горошком и диким виноградом. Из распахнутого настежь окна лился ровный, сильный свет, и летавица словно на стену натолкнулась.
"Зачем столько свечей? Ослепнуть можно..."
Подначивая друг дружку и хихикая, девицы прокрались по дорожке к дому, вжались в стену. Самая любопытная - рыжулька - привстала на носочки, быстро положила на подоконник букет собранных по дороге цветов. И вновь спряталась.
Скрываясь за деревьями, летавица взобралась на вросший в землю валун, чтобы получше рассмотреть загадочного мастера. Внешне Кудесник не отличался от других мужчин, зато изнутри будто лучился волшебным светом. Ярким. Теплым. На столе, за которым работал Аллеко, стоял каганец, вокруг лежали инструменты и камни всех цветов радуги. Он с нежностью брал самоцветы, ласково поглаживал, крутил так и эдак, разглядывая в пламени свечи, словно пытался увидеть внутри них что-то необычное. Наверное, так это и было, если ему удавалось создавать из камней такую красоту.
Вот он вскинул голову. Взглянул в окно. Улыбнулся... нет, засиял! Еще ярче. Еще искреннее...
Подружки прыснули от окна, но посбивали друг дружку с ног. Рухнули одна на другую, расхохотались.
"Такие глупые... такие... живые. Люди. Люди..."
Она попятилась. Ослепленная, оглушенная и совершенно растерянная. Сапоги стали тесными и тяжелыми, точно из свинца. Нужно идти, иначе хозяин будет в бешенстве.