В трухлявой хижине средь проклятых равнин
Под вечно серым депрессивно-мрачным небом
Жил старый, выжженный годами паладин,
Скорбя о том, каким ни разу в жизни не был.

Он свято веровал в отсутствие греха
В своей душе, что сотни раз омыта кровью.
Он всё считал, что боль людская - чепуха,
И всё оправдывал великою любовью.

Святым он именем калечил, убивал.
И жег, и рушил всё не ведая пощады.
Он свято веровал и веру защищал,
Но незаметно подходил к порогу Ада.

И лишь под старость он очнулся и прозрел,
И осознал тогда всю скорбь своих деяний.
В трухлявой хижине навечно он засел,
Себя лишив позорно белых одеяний.

В его глазах лишь только крови пелена,
И боль убитых им терзает его сердце.
Их дикий крик стоит в ушах, лишает сна,
И никуда ему от этого не деться.

В трухлявой хижине средь проклятых равнин,
Где в небесах порой танцуют танго черти,
Гниёт живьём, когда-то гордый, паладин
И не прощенья себе просит - только смерти.