Свердлов Семён Георгиевич : другие произведения.

Скрежет

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Одни борются с драконами, другие со своими страхами. Кто умней?

Мгновенья страшные бежали,

И наплывала полумгла,

И бледный ужас повторяли

Бесчисленные зеркала.

Н. Гумилёв

Мы живём в ошибочном мире. Человек рождён

свободным и бесстрашным. Но история наша

заключается в желании спрятаться...

А. Тарковский

  
  
   Ночь они провели в небольшой спальне на втором этаже. Только тут на дверях были засовы, а у окон - ставни: тяжёлые каменные блоки в стальной оправе. Она знала, что они бесполезны: не от кого держать оборону и защищаться, не перед кем ставить преграды, но Герберту так было спокойней. По крайне мере, он наконец смог уснуть.
   Со стороны двери дуло. Лидия пыталась было заткнуть щели тряпьём из бельевого шкафа, стоявшего прямо у кровати, но особого результата это не принесло. Пришлось сбежать вниз, за зимней накидкой. Ещё Лидия принесла шерстяное одеяло одной из служанок, накрыла им Герберта, а сама села в кресло, поближе к камину.
  
   Когда пришёл скрежет, она играла в детской со своей сестрой. Переодевала больших кукол, меняла им кафтаны, сорочки. Что она в комнате одна, Лидия поняла не сразу. В ушах ещё эхом нёсся голос ребёнка, оборвавшийся потерянной нотной страницей. Смолк, стих, кончился.
   Неожиданно стало зябко.
  -- Эра, ты где?
   Тишина. Только скрежет где-то рядом. За окном. За дверью. Над головой.
  -- Эра?!
   Лидия вынула из ножен одной из кукл игрушечный меч - деревянный гладиус с резной, покрытой позолотой крестовиной. Обвела взглядом детскую и медленно, почти на носочках, подошла к распахнутой двери. Заглянула в пустой проём. В стороны одиноко расходился коридор. Левый рукав освещали канделябры. Правый был тёмен. Из него и доносился скрежет: негромкий лязг, будто бы от миниатюрной крысиной армии, скребущей своими коготками паркет. Лидия, взяв игрушечный меч на изготовку, повернула вправо.
  -- Эра? - Вновь негромко позвала она сестру.
   Нет ответа, не слышно шажков маленького человечка, пустотой веет. И одиночеством. Не пряным, дразнящим ноздри вседозволенностью, а глухим и тяжёлым.
   А впереди темнота. Лидия небольшими шажками, держась стенки, двинулась вперёд. Не было страшно, руки не вспотели от внутреннего напряжения, сердце не билось молотом о наковальню. Лишь вопросы, будто рой диких пчёл у разбитого медведем улья, с дикой скоростью кружили хороводы прямо над её головой.
   Чувствовалась опасность, навязчивая, но такая же осторожная, как и сама Лидия.
   Надо было в оружейную, в самый конец коридора. Дальше вниз шла лестничка и железная дверь. Как её отпирать девушка отлично представляла: сейчас главным было дойти!
  
   Их с сестрой впервые оставили почти одних. Отец уехал к герцогу Освальду вместе с матерью, забрав большую часть прислуги и обещав через день прислать карету за дочерьми. Тогда Лидия наконец почувствовала себя настоящей хозяйкой. Она смеялась, дёргала нянек и молодых стражей, наставляла кухарку, чмокала в нос сестру и читала ей сказки. Ночью Лидия забиралась в отцовскую библиотеку, вытаскивала книги с самых высоких полок и жадно листала от страницы к странице, на каждой из которых было по цветной гравюре с извивающимися в истоме телами.
  
   Ей нетерпелось встать взрослой как можно скорей. Взрослой и сильной, облечённой властью и безграничными возможностями. Поэтому она не расстроилась, когда вместо кареты через день на молодом рыжем скакуне прибыл гонец, смуглый, лощёный, но очень улыбчивый и звонкий Герберт.
  -- Послание Лидии Экхауз от её достопочтенного отца, герцога Экхауз!
   Он не был похож на принца, скорее на благородного разбойника из сказок сестры, но Лидии было всё равно.
   И пока Герберт зачитывал ей длинное, увитое сложными оборотами и родительскими банальностями письмо, в котором родитель просил срочно, в этот же день выезжать с сестрой, оставив прислугу, Лидия думала о старых цветных гравюрах.
  -- Придешь сегодня ко мне в спальню?! - Ей хотелось командовать, распоряжаться, хотелось этого смазливого парнишку, а потому отъезд она решила отсрочить. Оттого вопрос звучал утверждением.
   Но Герберт сумел из её восклицательного знака сделать многоточие.
   Если Лидия ждала удивления, может, недлинной паузы, какого-либо замешательства (столь часто присущего слугам), прервав чтеца на полуслове, то парень превратил все её ожидания в пыль. Он, неспеша опустив руки со свитком, пробежался взглядом по её фигуре, остановившись на стянутых корсетом грудях, и с вызовом ответил:
  -- Приду!
   А потом, будто бы и не было своеобразного отступления, продолжил чтение письма, вогнав в замешательство саму Лидию.
  
   За день Герберт сильно изменился. Разбойник превратился в зайчонка: трясущееся руки, бегающий взгляд из-под длинной чёрной чёлки и голос. Звонкий, ироничный, иногда по бабски крикливый голосок неожиданно преобразился. Высокие ноты всё чаще скатывались в визг, нелепо подчёркиваемый громким хлюпаньем курносого.
  
   Герберт не попал бы в замок Экхаузов, если бы не струсил перед папашей-типографом. Последний желал для сына лучшей доли, чем бегать на побегушках у высочайших особ. Несколько лет в военном корпусе города Лингтонн, по мнению мистера Хьюва, могли сделать из его смазливого мальчишки настоящего мужчину. Сам Герберт был против. Его пугали слухи о строгости армейской жизни, плотоядные причмокивания служаки Эрва, оставшегося после службы без ступни, но больше всего на свете он боялся отцовских розг. Последних было не миновать с той самой минуты, как Герберт соскочил с огромного дилижанса, направляющегося в Лингтонн. Но, о чудо, в деревне на него наткнулся Хитрюга Мэл, посыльный герцога.
  -- Герб, старина!
  -- Чего тебе? - Плохое настроение грозило стать ещё хуже: улыбка посыльного была куда загадочней Моны Лизы.
  -- Ты ведь настроен поработать гонцом, правда?
   Запах приближающихся неприятностей ударил в нос: Герберт увидел своего папашу. Подхватив Мэла под локоток, будущий гонец потянул посыльного за ближайшую хибару.
  -- Конечно, Мэл, не проблема. Только...
  -- Только, чтобы твой родной и дорогой мистер Хьюв ничего не знал. Ведь мы сейчас от него прячемся, верно?
  -- Как ты догадлив, только я не об этом.
   Герберт повертел головой и недовольно заметил.
  -- Зачем герцогу гонец, если трое из них сейчас плюют в потолок и обсуждают, как завалить молочницу?
   Хитрюга рассмеялся и погрозил пальцем собеседнику.
  -- Ну, об этом они уже не мечтают!
  -- С чего это? - Удивился Герб, прикидывая не было ли недавно какого знамения для любителей вкушать женскую плоть.
  -- Нечем. Софья у нас баба крепкая, за себя постоять может, в отличии от гонцов.
   Снова смех. Липкий, тягучий, чуть натужный.
  -- Ммм...
  -- А за выполнение небольшого поручения в роли гонца пять золотых дают. - Мэл подмигнул и обнял Герберта. - Всего-то делов: сесть на лошадку, проскакать пару вёрст.
  -- Пару?
  -- Ну не пару, какая разница! Тебе всё равно тут появляться лучше не стоит. Пока. А с пятью золотыми можно и бате показаться, а?
  -- Вкусно говоришь!
  -- Я дело предлагаю, а ты давай, решай, время оно же как деньги. Течёт сквозь пальцы, не остановить.
  -- А не врёшь?
  -- Ну что ты сразу, как маленький, а?! Врёшь, не врёшь! Сейчас вот к герцогу пойдём, он тебе письмецо передаст, сам поверишь. Ну, по рукам?
   Герберт уныло кивнул. Хотелось в кабак, а не на коня.
  -- По рукам.
  
   И когда -- спустя совсем немного времени - Лидия пригласила его к себе, Герберту показалось, что Мэл ему вытащил счастливый билет. Впрочем, судьба его любила. По крайне мере, Герб так считал, ведь ему иногда крепко везло!
   Лет семь назад, на сельской ярмарке, он выиграл "поцелуй Афродиты"! Всего-то надо было прокрутить колесо фортуны за пять пенсов! Он и прокрутил!
  
   Мулатка из "Цирка блистательного мистера Шивза" стала тогда главной звездой, открытием сельской ярмарки. Со всех окрестных деревень сбегался народ, чтобы только посмотреть на неё. Правда, далеко не всем это удавалось, ведь насладиться её "танцем со змеями" могли лишь те, у кого в избытке водилось серебро. Остальным приходилось лишь ждать её редкого появления за пределами циркового шатра, да сплетничать, а Герберт выиграл её поцелуй. Абсолютно случайно! На самом деле ему хотелось выиграть лук или пращу или что-нибудь сладкое. О том, чтобы выиграть сидящую в десяти шагах от него восточную красавицу -- он даже не мечтал. Так, пялился на неё во все глаза.
   Но вот выпадает цифра -- шестьдесят девять. Шут развёртывает небольшой бумажный свиток, ищет соответствие...
  -- Поцелуй красавицы малышу!
   Герберт всё ещё не слышит, он лишь видит, как женщина, как его мечта встаёт, неспеша подходит к нему, чуть наклоняется и целует прямо в губы.
   Лишь потом, после отцовской порки, после злых пересудов за спиной, после битья мальчишками постарше, Герберт понял, что этот поцелуй был его звёздным часом! Часом настоящего успеха, славы!
  
   И как ему хотелось, чтобы подобный "звёздный час" повторился вновь! Желательно, правда, без последствий в виде синяков и отцовских нотаций!
  
   Если бы не Эра, младшая сестра Лидии, "час" обязательно пробил бы. Но маленькая девочка всё никак не могла заснуть и Лидия, отправив Герберта в свою спальню, принялась укладывать малышку. Эра брыкалась, сбегала в коридор, ругалась на Лидию, отказывалась снова ложиться в кровать. Кончилось дело тем, что между сестрами был заключён договор: час игры в куклы и младшая сама ложится, накрывается одеялом и засыпает.
   Правда, не прошло и часа, а малышка исчезла, и Лидия тихо, чуть слышно спускается по лестнице, возится с замком, открывает наконец дверь и...
  
   ... через несколько часов, с зажженным факелом, двуручным мечом и луком добирается до главного крыла. Замок пуст. Ни гвардейцев отца, ни слуг, ни сестрёнки. Только неприятный скрежет, смущающий её. Еле слышный, но очень навязчивый. Параноидальный.
   А в её спальне спит Герберт. Прямо в сапогах он расположился на софе, неудобно запрокинув голову назад, не отвлекаясь на мелочи жизни. Как здоровенный кошак, который, не дождавшись блюдца со сметаной, засыпает прямо на кухне.
  
   Лидия смотрит на его спящую фигуру, ухмыляется и садится на кровать. Утром они всё выяснят, думается ей. Утром, совсем скоро, надо только не спать, не спать...
  
   Утром ничего не выясняется. Скрежет, исчезнувший с первыми лучами солнца, оставил после себя "подарки". Во дворе Лидия с Гербертом нашли трупы слуг и гвардейцев. Тела Эры нигде не было.
   Слуги выглядели почти живыми. Разве что у каждого разбита голова, у кого о мостовую, у кого, о порог.
   Побледневший Герберт сразу кинулся в сторону конюшен. Стойла оказались пусты, а балки, их закрывавшие, выломаны с внутренней стороны. Вторые ворота конюшен, ведущие на пастбище, также разбиты. За ними в луже крови лежал Львиное Сердце, жеребец на котором прискакал Герберт.
  
   С утра всё пошло не так. С самого утра. Он проснулся, но не от шепота служанок, медленно раздвигающих портьеры в комнате Лидии, как ему мечталось перед сном, а с первым светом, с зарёй, с боем эбонитовых часов в холле. Герберт потянулся, повернул голову в одну сторону, в другую. Сзади кто-то заелозил на простынях. Герб резко обернулся.
   Лидия одетой спала на своей огромной кровати. Только что она перевернулась на другой, на левый бок, лицом прямо к нему. У кровати лежал эспадон, по-видимому, упавший во сне из её рук, чуть поодаль лежал большой составной лук и боевые стрелы к нему. Герберт было рассмеялся и решил сострить, но так и не вылетевшие слова ("Ты что, на войну собралась?") спицей впились в нёбо, когда Лидия неожиданно открыла покрасневшие от недосыпа, но всё равно решительные, выражающие не дюжие желание закрыть ящик Пандоры глаза.
  
   В отличии от сестры, Лидия никогда не была буйным, непослушным ребёнком. Но и спокойной и рассудительной, какой она порой казалась с виду, Лидия тоже не была. Да, её не мучили кошмары по ночам, не боялась она тёмных комнат и длинный теней. Слёзы, редко появляющиеся на её лице, как правило, были "весёлыми" слезами -- от смеха, от радости, от наслаждения. Но стоило окружающим её вещам принять иррациональные очертания, расходящиеся с её мироощущением, так девушка почти моментально взрывалась чёртиком из табакерки, начинала бороться с невообразимыми для неё величинами. Алогичность, случайность она принимала в штыки, готовая ответить ударом дубины на удар по её системе. Многие вещи, по её мнению, не должны и не могли случаться, но если и происходили, то их немедленно нужно было либо ликвидировать (как поступает порой художник, скрывая ошибку лишним мазком кисти), либо забыть, словно кошмар, разбудивший под утро, словно нелепость, опечатку или сказанную слугой глупость.
  
   Молодую служанку, первой почувствовавшей на себе силу, с которой Лидия способна отстаивать собственную систему, собственное мироздание, ойкумену её правил и её логики, звали Мэри.
   Когда Лидии было всего восемь, Мэри, не зная, что маленькая леди уже отобедала и вернулась в свою комнату, начала убирать детскую. Это было нормально, это вписывалась в правила, свод которых уже формировался в маленькой головке девочки.
   Служанка поднимала с пола игрушки, расставляла их по полкам, протирая влажной тряпкой. Она не помнила, будучи мысленно где-то далеко-далеко, что в комнате есть особые игрушки, требующие иного подхода, отношения, нежели чуть влажный кусочек хлопчатой материи. Потому Мэри не сразу поняла, что испортила Зою -- большого деревянного пупса: так, провела наспех по его пузу, по тупому личику с большими нарисованными голубыми глазами и положила на стул рядом с игрушечным домиком. Зато Лидия тут же увидела, как размазалась краска по лицу пупса, как поблекли и потекли цвета: белое личико превратилось в мольберт начинающего художника.
   Так не могло случиться, не должно! Слуги не могут портить ЕЁ вещи! Никто не может это делать! Никто не имеет на это право, это не правильно, это не нужно, это не по её!
   Мэри взяла следующую игрушку, готовая вытереть её, вытянула уже руку и вдруг заметила краску на тряпке. Тут же в голове всплыл наказ гувернантки - "Дорогуша, не забудь, в детской пользоваться можно только сухой шерстяной тряпочкой, а то ещё игрушки ребёнка попортишь -- в век не отработаешь!". Рука Мэри дрогнула, сама она в страхе оглянулась на дверь -- не видел ли её кто, потом служанка спешно расставила по местам остальные игрушки, оглядела комнату и бегом выбежала из детской.
   Служанка была на удивление невнимательной. Не блуждай её мысли далеко за пределами этого дома -- Мэри обязательно заметила бы спрятавшуюся под кроватью девочку, а будь умней, то тут же побежала бы к гувернантке за советом, к старой, мудрой, хорошо-понимающей как людей, так и их поступки женщине. Вместо этого девушка выкинула грязную тряпку, вернулась в детскую комнату и бросила пупса прямо в открытое окно. Маленькая леди не сразу его хватится, ведь у неё столько игрушек, а когда хватится -- то вряд ли вспомнит, где играла с ним в последний раз. Может, у окна, может, положила его на подоконник...
  
   Лидия всё видела, видела, как убили её игрушку. Именно убили -- мучительно и страшно: сначала изуродовав лицо (ЗАЧЕМ?), потом вышвырнув за ручки под дождь (ЗА ЧТО?). Было больно, обидно, до слёз. И совершенно непонятно. Трезво рассудив, что служанка может выкинуть и её за окно, Лидия выждала пока Мэри выйдет, пока стихнут в коридоре её шаги, и только потом вылезла из-под кровати. Щелкунчика она своего там так и не нашла, зато стала свидетелем ужасного по её меркам преступления.
   Поскольку в случайность и "нечайность" Лидия уже тогда верить отказывалась, то единственным адекватным объяснением стала зависть. Мэри могла завидовать ей, маленькой леди. И потому решила насолить. Так у Лидии в восемь лет появился настоящий противник! Враг! Злой, коварный, жестокий! А если есть враг, значит есть и война.
   План "боевых действий" созрел почти моментально - логичный, лёгкий в исполнении, приятно щекотящий детское самомнение.
   Хватило пропажи маминых украшений, положенных детской ручкой под матрас Мэри. Обыск новых слуг дал плоды, и девочка больше никогда не видела "плохую" служанку.
  
  -- Мы должны где-то спрятаться! - Герберт почти кричал.
  -- Заткнись. - Лидия, ещё днём сменившая домашнее платье на костюм для верховой езды, с мрачным видом сидела на диване в холле.
   Часы отбили семь.
   Только что они в пятый раз прошлись по всему замку. Обошли все погреба, чердаки, тайные закутки. Никаких следов на улице, в доме. Пусто в библиотеке. Ответов не оказалось ни в книгах, ни в пыльных комнатах дальнего, третьего крыла.
  -- Так не бывает! Люди не поскальзываются разом...
  -- Я сказала -- заткнись! Я думаю!
  -- Думаешь? Она думает, у неё под носом черти пасьянс из людей раскладывают, а она, дескать думает! Валить надо! Или прятаться до утра! А ты.. вы... ты... Не суть! Ты всё хочешь докопаться, причину найти! Сатана, вот тебе причина!
   Лидия быстро встала, подошла к взлохмаченному парню и раскрытой ладонью ударила по его лицу. Герб тут же затих.
  -- Бред! Не понимаешь, что несёшь!
   Девушка повернулась к часам, сделала пару шагов, громко вздохнула.
  -- Кто бы это не сделал - ночью он вернётся. И мы его встретим! Ты, деревня, из лука стреляем?
  -- Стреляем.
   "Звёздный час" превратился в "час расплаты", и Герберт про себя пообещал, что если выживет, обязательно набьёт Мэлу морду. Обязательно!
  
   Скрежет пришёл до первых сумерек, звёзды едва успели выскользнули на небо. Лидия ждала его, будто старого знакомого, не отдавшего долг.
   Со стороны входа пронёсся ветерок, зацепив пламя от чуть чадящих факелов. Герберт затрясся. Скрежет стал громче. Теперь он исходил не только со стороны двора, но и с чердака.
  -- Прикрой со спины. - Приказала Лидия.
   Она уже стояла в центре небольшой залы, которой кончался холл, и держала в руке эспадон. Уверенно, как отец, как дед, её учивший. Герб повернулся лицом к лестнице и взялся за лук. Пальцы ели слушались: тетива отказывалась натягиваться, первая же стрела, им взятая, упала на пол.
   Скрежет послышался совсем рядом. Казалось, он просачивается из каждой трещины, каждой щели. Вот уже ему вторят стёкла окон, треск камина, свист сквозняка и скрип дверей, которые будто играют в пятнашки: то захлопываются, то отворяются, захлопываются, отворяются, захлопываются...
   А Лидия кружит по холлу, крутит головой, заглядывает в пустые проёмы; она ищет источник скрежета, готовая лицом к лицу встретиться с армией. Она уже верит в мертвецов, в чудовищ, в кровопийц из Ноттингема. Не страшно. Лишь бы встретится лицом к лицу! Если её гостю можно снести башку -- она обязательно это сделает!
  -- Покажись! - Шипит Лидия сквозь зубы.
  -- Покажись! - Говорит она холлу, стенам, старым часам.
  -- ПОКАЖИСЬ! - Кричит девушка, запрокидывая голову к потолку.
   И скрежет будто начинает обходить её, устремляясь за Гербертом, который уже несётся по лестнице вверх, на второй, потом на третий этаж. Левое крыло замка с центральным соединяет длинная анфилада из семи комнат. Начинается она именно на третьем этаже. Герберт сам не понимает, зачем он туда бежит. Он уже ничего не понимает, в глазах читается животный, тупой, заглушающий мысли ужас, пожирающий изнутри. Впереди тьма, ласковая, словно воркующая тишиной, а позади шаги, его собственные шаги, утопающие в скрежете, собирающимся в голове Герба в образ пожирателя душ.
  
   Лидия нагоняет его прямо перед входом в анфиладу, спиралью спускающуюся вниз, к погребам левого крыла. Нагоняет его, нагоняет скрежет, нагоняет собственную ярость, заставляющую её в бессилии кружится по комнате, ища хотя бы тень, хотя бы намёк на врага, на место, где он прячется от неё. Всё безуспешно. Скрежет словно бьёт по ушам ударами тысяч невидимых солдат, марширующих совсем рядом в полном обмундировании, в блестящих латах, клацая палицами и мечами, небольшими топориками и боевыми сулицами, наконечниками стрел в колчанах и серебряными горнами за плечами. Кажется, что вот-вот спустят сейчас псов, со всех сторон раздастся понукающие крики и хохот.
   И всё вдруг неожиданно смолкает, исчезает без всякого хлопка, без молнии за окнами. Разом. Оглушающе.
   Она успевает подхватить Герберта у самого порога в первую из комнат. Мокрый от страха, ничего не видящий, не соображающий, скулящий, он чуть не расшиб головы. Лидия укладывает его поближе к стене. Ладонью проводит по его мокрому лбу, по взлохмаченным волосам.
   Вместо скрежета по анфиладе эхом проносится её громкий, чуть басовитый смех. Неудачливый гонец приходит в себя и с изумлением смотрит на неё, на её веснушки, кажущиеся золотой пылью, на веселящиеся глаза.
  -- Ты сошла с ума?
  -- Разве что самую малость.
   Лидия улыбается.
  -- Ты знаешь, что не подоспей я, ты бы умер?
  -- Ты убила ловца духов?
   Герберт приподнимается с пола, ищет что-то глазами, не находит.
  -- Или просто прогнала?
   И снова смех, приумноженный акустикой комнат и зал, коридоров и тайных кладовых замка.
  -- О нет, куда уж мне до духов! Я просто немного бесстрашная. Только и всего.
  -- Не понимаю.
  -- Куда уж тебе, ты так нёсся, что подскользнулся и обязательно бы расколол свою пустую головень как арбуз!
  -- То есть, за мной никто не гнался?
   Лидия прикладывает ко лбу указательный палец, вытягивает губы, пытаясь придать себе серьезный вид и тут же начинает хохотать. В который раз!
  -- Разве что мне пришлось побегать! Герб, любовничек ты мой, я, честное слово, не знаю, что за чёрт тут шумел, может, мой престарелый дед, который вешал трусов, или прадед, отрубавший головы слугам, стоило тем сделать хоть шаг назад на поле боя. Или ещё кто... Только я догадываюсь, с чего меня отец спешно вызывал. И где, кстати, можно найти сестрёнку. Непоседу эту!
   С каждым словом брови Герберта поднимались всё выше и выше, пока не застыли на высшей точке человеческого изумления.
  -- Только не говори, что прислуга ожила и мне всё приснилось!
  -- Не буду, - Лидия закусывает нижнюю губу, думает и уже будто про себя начинает говорить. Тихо, чуть бессвязно. - Слуги... Отец с ними жёстко поступил. Знаешь, я заметила, что в последний год мы так и не выгнали ни одного вора. Раньше, как же я могла забыть, глупая, мы летом обязательно выезжали на несколько недель из замка. Все. В этот раз иначе. Как дед, ну да, именно он, как он просил. Самим оставаться, а слуг выгонять, но мамка у меня всегда трусихой была. Чёрт, ведь всё становится на свои места! Ты ведь знаешь, как называется наш замок, а, трусишка?
   Герберт было обиделся, но передумал.
  -- Знаю. Замок Смелых.
  -- Просвещённый, молодец! Дело рук моего прадеда. Он ещё когда камни с дружиной клал, клялся, что любой трус, поселившийся здесь, обречён на смерть от страха. Оказывается, не врал! То то дед мой так сердился, когда отец наше семейное приведение, матушку, в дом привёл! Она до сих от каждой тени шарахается. С тех пор и повелись наши отъезды. А в этот раз папа с числами опять напутал! На день ошибся, тебя прислал, а я...
  -- Тут ещё неделю скрежет будет гулять, ты, главное не бойся! Тогда всё будет хорошо! Страх он ведь убивает. Покуда смел, как говорил дед, тебе все дороги открыты и никто не сможет даже тронуть тебя, а появится сомненье, страх, так он тебя и съест.
  
   Герберт так и не согласился остаться один. Да и спать не мог, до тех пор, пока Лидия не отвела его в комнату, где первое время, по рассказам отца, спала матушка. Точнее, где она могла заснуть. Потом то свыклась, но первые месяцы мучилась со сквозняками именно тут.
  
   Когда поленья превратились в уголь, Лидия сходила к отцу в кабинет, написала записку и, вернувшись, оставила её на кресле. После спустилась в холл, а из него и во двор. Оглянулась на суровый замок, на её замок, на её любимый, родной, пусть и несколько мрачноватый замок, и пошла к речному домику, к сестре. Эра, наверно, уже нарисовала с десяток меловых кругов вокруг себя и теперь гордо смотрела по сторонам, ожидая вурдалаков. Придётся её разочаровать. И как же Лидия её упустила? Всё-таки слух у сестрёнки отменный, но "чувство плеча" отсутствует напрочь!
  
   В узкую щель лился голубоватый, предрассветных тонов свет. Герберт с трудом разомкнул собственные губы, потрескавшиеся и слипшиеся, набрал в лёгкие воздуха.
  -- Лидия! - Тихо позвал Герберт.
   Нет ответа.
   Навернулись слёзы обиды. Досады. Разочарования, как у маленького ребёнка, в чью игру, подчинявшуюся строгим правилам, вмешались, нарушив тем самым весь её ход.
   И тут он услышал скрежет. Тут же комнату прорезал его крик - "Лидия"! Герб вскочил с постели и заметался по комнате. Скрежет усилился. Что же говорила эта рыжая леди, что бояться не стоит, про деда, про страх...
   В кресле он нашёл записку. Лаконичную.
  
   "Не бойся"!
  
   Ну да, как же тут не бояться! Колотит так, легко ей говорить, просил же -- не уходить! Герберт попытался собраться, успокоиться, набрал в лёгкие побольше воздуха. Распрямился. Со стороны двери раздался звук трущегося о камни металла.
   А, может, ну его, звук, сесть в уголке, поближе к печи, заткнуть уши и до утра пересидеть? Никто ведь не войдёт, только к двери подойти надо, да засову задвинуть.
   Скрежет стал ещё громче, яростней, послышался со стороны камина.
   Герберт сжал кулаки. Какая-то там рыжая девка, пусть даже из высокородных, спокойно тут расхаживала и, небось, до сих пор расхаживает! Он, что? Её хуже? Нет, братцы! Он же Герберт Хьюв!
   Парень выдохнул, подбежав к двери, ногой её распахнул. Никого!
   Скрежет чуть стих.
   Шаг, чёткий, смелый -- вперёд в сумрак анфилад. В пустоту! Там ведь никого! Нет там никого! И Герберт погнал скрежет. С каждым шагом напугавший его клокот стихал, уходил в темноту коридоров, уступая место.
  
   А у парадного входа его ждала Лидия с сестрой. Эра сначала внимательно наблюдала за игрой грачей, а потом потянула свою старшую за руку. Ей не хотелось одной любоваться рассветом.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"