Часто приходится слышать от журналистов, что они, мол, представители древнейшей профессии. И так гордо они это говорят, будто их далёкие предшественники, основав первую в истории человечества профессию, совершили, проявив чудеса самопожертвования, подвиг и дали начало всем остальным профессиям и прогрессу вообще.
На первый взгляд оно как-то кажется сомнительным. В самом деле, нужели народ сначала начал сплетни разносить, а потом уже и за дело взялся, ну там сапоги шить, дома строить, утюги делать, лопаты-грабли. Вот, просто-напросто ходили все голодные, холодные и босые да байки всякие друг-другу травили. Конечно же нет, ничего подобного не было, но журналисты с проститутками всё же профессии и впрямь древнейшие, а не верится в это от излишнего мудрсвования, с которым мы всегда историю рассматриваем. На самом деле проще всё было. История вообще штука простая.
Вот Колумб, к примеру, Америку открыл. Сейчас это подвиг небывалый, памятников ему по всему свету понаставили, особенно американцы, и вобщем-то правильно, молодец мужик. По тем временам океан переплыть это не шутка была. Но плыл-то он не Америку открывать, а просто плыл в Индию, а приплыл в Америку. Заплутал маленько. А думал, что приплыл в Индию. Нам-то, русским людям, объяснять, как это бывает, не надо. И, когда местные вышли на берег поглядеть, кто это к ним пожаловал, он им и говорит: "Здравствуйте, индейцы!". А они так смотрят на него и говорят: " А мы не индейцы". А он им: " А кто же вы тогда?". А они ему: " Мы американцы". Тут Колумб как начал хохотать, за шутку принял. Тут его, естественно, понять можно. Выходят какие-то голодранцы из леса, все в перьях, размалёванные и говорят, что они американцы. Конечно, кто же может себе представить американца с голым задом. Все народы на земле рано или поздно оказывались с голым задом только не американцы. Взять хотя-бы немцев, уж на что культурная нация, а тоже, не вседа они опрятно одетые, в чистеньких кафе пиво аккуратно прихлёбывали, было время и они плясали в вонючих шкурах вокруг костров и орали при этом дурными голосами. А уж о нас-то в этом плане и речи нет. Американцы же появились на свет сразу цивилизованными: будте любезны, декларация независимости, адвокаты, и никакого там бреда типа: "Мы дети лесной россомахи" и это всем известно. Вобщем, посмеялся Клумб, посмеялся, слёзы вытер и говорит: "Ну вы, индейцы, молодцы, насмешили юмористы, давно так не смеялся, наверное с тех пор как увидел, что штурман карту вверх ногами держит". Индейцы тогда ещё покладистые были, добрые. Это потом, когда начали у них тащить золото и прочее имущество, они разозлилсь, и то не сразу. Хотели сначала по-хорошему договориться:"Кудаж, вы люди добрые, добро-то наше тяните?", а те в них стрелять. Ну, тогда и индейцы за топоры. А уж когда нынешние американцы появились и заявили им, что вы, мол, индейцы подвиньтесь-ка вон туда, в уголок, а мы американцы и земля эта наша и вы нам тут мешаете строить самую славную страну на свете и вот вам ящик виски, сидите жрите и не высовывайтесь. Тут уж они от наглости такой совсем осатанели и пожалели даже, что сразу не закопали Колумба этого вместе со всей командой прямо на берегу, не спрашивая как зовут. А тогда они подумали:" Ну что мы будем спорить.Индейцы так индйцы. Устал человек с дороги. Шутка ли океан перелыл, сколько он натерпелся, сколько страданий перенёс ". Не повернулся у них язык, сказать что-нибудь вроде:"Знаешь Колумб, хороший ты мужик, но Индия не здесь, Индия это в обратную сторону и плыть туда в пять раз дольше, чем ты сюда плыл". Побоялись, что он после слов таких умом тронется, и так смеётся как-то подозрительно, не понятно над чем. Пожалели они, вобщем, Колумба, обогрели, накормили и спать уложили, хотя многие на Ближнем Востоке до сих пор считают, что надо было, бляха-муха, закопать.
Вот и с древнейшей профессией тоже всё гораздо проще было. Сначала люди жили сообща, так им было легче. И предметы всякие они создавали по мере необходимости. Вот, к примеру, решил один яму выкопать, а лопаты нет. Начал рыть руками, все пальцы в кровь изодрал, потом думает:" Нет, так я её неделю рыть буду". Сел, подумал, репу почесал и сделал лопату. А другие увидели, как у него ловко лопатой копать получается и говорят:" Слышь, дай-ка нам лопатку твою покопать, а то уж больно замаялись мы руками да палками". Он и дал, а они потом ещё кому-то дали, а те ещё кому-то. Вобщем хрен найдёшь её, лопату эту, да и сломали её наверняка в результате. Но никто по этому поводу не переживал. Этот себе ещё лопату сделал, да и другие, изучив её устройство, начали себе лопаты мастерить. И никому и в голову не пришло втюхать кому-нибудь эту лопату . Это нынешние изобретут какое-нибудь восьмое усовершенствование канцелярской скрепки и бегут бегом продавать её, да патент оформлять, а эти - нет. Мужик-то этот об авторских правах не знал ничего, поэтому и не ходил, не гундосил:"Чего вы моими лопатами копаете, а мне за это ничего не даёте". Правда, видя такой успех своего изделия, решил он было заняться изобретательством. Все дела забросил и стал думать что бы такое ещё избрести. Долго сидел думал и изобрёл в результате пылесос, а электричества нет и воткнуть его некуда, а потом думал, думал и изобрёл галстук - тоже вещь оказалась бесполезная, а хозяйство его к тому времени совсем развалилось и жена ушла. Так что плюнул он на это дело и принялся хозяйство восстанавливать. Не стало, короче, изобретательство первой профессией, предпосылок не хватило. Агафья, кстати, тоже через это дело в проституцию подалась, но об этом позже.
Вобщем так и жили, нужно ведро - сделали ведро, нужны носки - сделали носки, нужен топор - сделали топор и так далее. А потом произошло резкое возрастание производительных сил. Первым, у кого это возрастание производительных сил произошло был старик Никанор. Вообще-то он был не Никанор, звали его на самом деле Непарнокопытный Олень Вышедший Из Лазуревой Дали (это имена у них тогда такие были заковыристые), но у нас он для простоты будет просто Никанор.
Никанор очень любил плести лапти. Делал он это вдохновенно, с любовью и очень часто. А лапти у него получались такие крепкие да ладные, что вся деревня считала его гением, который пропадает в их глуши, но глушь тогда была везде, да и Никанор плёл свои лапти не для того чтобы прославиться, а для того чтобы получать от этого удовольствие. И вот как-то раз запасся Никанор лыком, выбрал времечко и решил оттянуться по полной программе за свои любимым занятием. Устроился он поудобней, затянул песню да так увлёкся, что, когда он на третьи сутки опомнился, оказалось, что наплёл он этих лаптей одну тысячу двести пятьдесят штук. Такого количества лаптей он никогда не видел в жизни . Всё пространство вокруг ошеломлённого Никанора занимали сплетённые лапти. Сначала Никанору стало страшно. Он решил что похоронен заживо в лаптях, но постепенно рассудок вернулся и Никанор вспомнил, что сам же эти лапти и наплёл и, что лапти не земля и выбраться из-под них завсегда можно, а вот что теперь с ними делать и как среди такого количества лаптей жить - непонятно.
Надо сказать, что в те времена люди, не в пример нынешним, психологически закалённые были и переживать и расстраивться подолгу времени не имели. Вот и Никанор быстро успокоился и начал из лаптей выкарабкивться. Побархтался, побарахтался - никак. Начал на помощь соседей звать. Долго звал. Люди-то, как я уже говорил, спокойные были и уравовешенные. Ну орёт кто-то, мало ли чего орёт, может самогона выпил вот и орёт. Потму что, если причина серьёзная, медведь в избу залез или пожар, то орут подругому, тут уже не перепутаешь. И когда, часа полтора спустя, Никанор заорал так, что услышали в соседней деревне, к нему сразу прибежали и облили его водой - думали что пожар, потому что если медведь, то тональность другая. Потом мало-помалу разобрались, Никанора из лаптей извлекли, ну и по парочке лапоточков прихватили. Потом вернулись, ещё по парочке взяли, запас-то он никогда не повредит. А потом все в деревне, кому лапти в пору пришлись, запаслись у Никанора, но всё равно много ещё осталось. Лапти-то были одного размера, стандартные. Потом родственники к нему из соседней деревни приехали навестить, узнать как дела и чего орал давеча. Тоже лапотчков взяли. Потом вернулись с полдороги, ещё взяли, ну там на день рождения кому-нибудь, на юбилей. Потом Никанор сам пошёл поспрашать, не надо ли кому лаптей. Потом у тех , кто выручать его прибегал, первая партия износилась - за второй пришли. Вобщем долго Никанор эти лапти пристраивал и за это время народ к нему тропинку за лаптями протоптал и сам уже изготовлением лаптей заниматься перестал. И чего, в самом деле мучаться и время тратить, когда у Никанора ими весь двор завален. И когда лапти у Никанора подошли к концу, народ этого понимать уже не хотел - подавай им лапти да всё тут. Да и те, кому Никаноров размер не подходил, давно уже вокруг избы его вились, мол:"Чего это ты одним лаптей наплёл, а другим шиш с маслом?". Намекали, что им тоже неплохо было бы - того - лапоточков. Короче, возник спрос как важная веха в истории человечества.
Никанор поначалу как мог запросы эти удоволетворял, но профессией это его не было. Какая там профессия, если у него хозяйство. Ему и корову подоить надо, и дров нарубить, и утварь всякую изготовить и пятое и десятое, а времени на всё нет. Вобщем, долго он такой нагрузки выносить не мог и в конце концов терпение его лопнуло:"Достали вы меня своими лаптями! Ну чего вы ко мне всё ходите и ходите, чего сами-то лаптей не плетёте?". Но народ уже самостоятельно изготавливать лапти не желал, и потому в ответ на это начинал расхваливать на все лады Никаноровы лапти и самого Никанора, да стали ещё стараться задобрить его - кто яичкек принесёт, кто пирожков, а кто и со стаканчиком. В результате Никанор сдался. Так возникла ещё одна важная веха - товарообмен, потому что на примере Никанора и другие начали углублённо заниматься производством различных предметов, а затем ими меняться, но это были ещё не профессии, это было просто весело и прикольно. Вместе с этим, естественно, возникло и понятие товара. Лапти теперь можно было не тольо носить, но и менять у тётки Матрёны на самогон.
Вот теперь все предпосылки были налицо и осталось только дождаться появления продвинутого челевека, который стал бы основателем первой профессии. Таким человеком стал Тимофей (по паспорту Золтистый Листок Осенней Берёзы), именно его имя господа журналисты должны написать на своих знамёнах и знаках отличия. Правда был там у них ещё Гаврюшка. Гаврюшка тоже ни хрена больше не делал, а только гонялся целыми днями по лесам за зайцами и даже менял пойманных зайцев у тётки Матрёны на самогон, а у Гавриловны на хлеб и зелёный лук. Но Гаврюшку мы внести в список основателей профессий, да ещё под первым номером, не можем и господа журналисты нас в этом горячо поддержат. Во-первых, Гаврюшка был придурок, а во-вторых, даже если бы товарообмен не возник, он всё равно бы носился по лесам и ловил зайцев, потому что не ловить зайцев Гаврюшка не мог. Все ресурсы его мозга были направлены на добычу зайца и охотником- зайцеловом он стал бессознательно. Совсем другое дело - Тимофей.
Тимофей всегда был очень наблюдательным, наблюдать было его самым любимым занятием. Часами он наблюдал как растёт трава, как жужжат пчёлы, как мужики пашут землю, а бабы таскают воду. И постоянно находился кто-то, кто не давал ему спокойно созерцать происходящие в природе процессы. То и дело Тимофей слышал: " Ну чего расселся-то, иди сено коси!" или дрова руби, или картошку чисти, ну не могли эти зануды оставить его в покое. Чтобы не смущать окружающих неподвижностью, Тимофей стал переходить с места на место. Это помогло, но не на долго. Его можно было легко догнать и вновь пристать с чем-нибудь вроде: "Чего болтаешься-то без дела, иди огород копать!". Тогда Тимофей увеличил скорость своих перемещений. Теперь он быстро бегал по всей деревне и её окрестностям. Он был везде и нигде. Все, у кого ни спроси, где, мол, Тимофей, отвечали одно и тоже:" Да вот, только что тут был, буквально минуту назад". Это позволило Тимофею значительно сократить понукания в свой адрес и одновременно увеличило его кругозор. Так сам того не зная Тимофей постигал азы профессии. Теперь, для того, чтобы припахать Тимофея, на него надо было устраивать засады. Чтобы исключить и это, Тимофей расширил свои горизонты и стал носиться по всем деревням в округе. Жизнь Тимофея стала богатой и насыщенной, каждый день и каждый час он узнавал много нвого и интересного, правда было плохо с продовольствием. Тимофей стал притормаживать, а затем и останавливаться в тех местах, где люди ели. Наблюдая за процессом принятия пищи, он естественно слышал разговоры, которые они ведут. Информации в его голове накапливалось всё больше и больше. Частенько Тимофей бывал в лесу, чтобы подкрепиться черникой и другими ягодами. Там-то в лесу он и встретил однажды Гаврюшку. Гаврюшка жарил на костре пойманного зайца. Тимофей присел к костру и, мечтательно глядя на зайца, вдруг рассказал Гаврюшке о том как в соседней деревне Кондрата пучило, как его раздуло всего, а пукнуть он не мог долго-долго, а потом как жахнул, и как люди сначала звук услышали и замерли и куры кудахтать перестали, и как потом их волной накрыло, и как бежали они, рыдая и задыхаясь к оврагам, а Кондрат, испытав огромное облегчение, на радостях в пляс пустился, и что в результате народ с разной скоростью разбегался концентрическими кругами, в центре которых Кондрат комаринского с присвистом откаблучивал. Гаврюшка выслушал всё это открыв рот и, радуясь, что бог уберёг его от соседства с Кондратом, подарил Тимофею зайца и даже немного зелёного лука и убежал ловить другого зайца, огибая деревню Кондрата по широкой дуге. Вскоре о беде Кондрата знала вся округа, Тимофей был сыт, пьян и нос в табаке, а Кондрат жутко злился и мечтал Тимофея поймать и рот его поганый зашить суровыми нитками, а язык вырвать и засунуть ему... ну и так далее. Так и состоялось появление первого на земле журналиста.
Телевизора тогда у людей не было и никто бльше Тимофея не понукал, а, наоборот, ждали его с нетерпением, накрыв предварительно стол. Тимофей бродил от одних к дгугим, рассказывал всякие истории, новости, передавал прогноз погоды от, живущего на болотах, колдуна Василия. Тимофей больше ни в чём не нуждался кроме одного - женского, так сказать, общества. Жнеиться он не мог, во-первых потому что не мог вести оседлый образ жизни, а во-вторых народ в нём хоть и нуждался, но нельзя сказать чтобы любил, потому что каждый побаивался, как бы к Тимофею не попала какая-нибудь о нём нелицеприятная история, как это случилось с Кондратом. И тогда взгляд Тимофея обратился на Агафью.
Агафья была очень по тем временам симпатичная женщина. Беда же её состояла в том, что она была очень технически развита и в своём развитии далеко обгоняла время, в котором жила. Агафью часто посещали некие озарения, в результате которых она могла нарисовать, к примеру, ядерный реактор или полупроводниковый лазер. Был ещё потом, гораздо позже, в средние века такой провидец Нострадамус. Его тоже посещали всякие видения о будущем, но они были какие-то смутные и то, что он в своих стихах передать пытался, до сих пор никто толком понять не может. У Агафьи же всё было очень конкретно. Она садилась, брала кусок бересты, чертила на нём реактивный самолёт и подписывала:" СУ-27, масштаб 1:100". Бедняжка не до конца понимала, что именно она изображает и очень от этого страдала. Из-за этого же и личная жизнь у неё не задалась. Ухажёры как-то очень быстро терялись при виде её чертежей. И действительно, о чём тёмным и необразованным парням разговаривать с девушкой, которая легко рисует коленчатый вал для V-образного, восьмицилиндрового двигателя со всеми угловыми размерами. Так и жила она в одиночестве, едва сводя концы с концами.
Тимофей к тому времени был человеком деловым, поэтому, придя к Агафье, сразу, так сказать, зашёл с бубей. Давай, мол, Агафья, мы с тобой чего-как, а я тебе расскажу как жить дальше. План он предложил простой. Агафья оказывает мужикам сексуальные услуги, а мужики ей тащат из дома всё необходимое. Успех предприятия Тимофей гарантирует, потому что берётся за его информационную поддержку, за которую Агафья обязуется расплачиваться теми самыми услугами. Агафья при этом получает полное материальное обеспечение и массу времени для научно-технического творчества. Выслушав Тимофея, Агафья поначалу возмутилась и даже ударила его сковородой по башке, а потом подумала, подумала , ну куда ей деваться горемычной, привела в чувство Тимофея и сказала, что согласна. Так появилась и вторая древнейшая профессия. Так что вот.
Правда потом все, на Тимофея с Агафьей глядючи, тоже по их стопам подались. Мужики в журналистику, а бабы сами понимаете. Наступили тяжёлые времена. Лихолетье. Мужики гонялись за бабами, предлагая новости, события и факты. Бабы же требовали от них чего посущественней. Между ними началась война. Агафья изобрела порох и отбивалась самодельными гранатами от мужиков, желающих поделиться с ней последними известиями . В те дни домашние животные ушли от людей в леса. Чуть не вымер народ. Но мало-помалу образумился и взялся за работу, за исключением Тимофея разумеется.
Так что правы господа журналисты, профессия их и впрямь древнейшая. С чем их и поздравляем.