РАССКАЗ

  “Он написал всех нас как рассказ

   И заклеил в белый конверт”.

  “Нау”

  И почему самые безумные идеи, думал Виктор, приходят в голову на ночь глядя?

  Возиться с замком и держать в руках фонарь одновременно у него плохо получалось. А дед с этим справлялся как-то.

  Замок был навесной, тяжелый и старый. Кроме того Виктор был не уверен, что у него верный ключ. Дед мог и пошутить. Это за ним водилось. Дверь на чердак не открывалась неделями. До последнего времени ею заведовал дед. Открывал он ее редко, но надолго. Он мог зайти туда после завтрака, а выйти только после полуночи. И это было скорее правилом, чем исключением. Последний раз он прокопался там двое суток. Домашние иногда стучали в дверь, не помер ли? На что дед сердито ворчал: "Ну что еще?! Кого надо? Все заняты!" И возмущенно чихал.

  За десятки лет на этот чердак не ступала нога человека. Кроме дедовых двух, если считать их человеческими. Нет, ноги были самые обыкновенные. Но дело в том, что деда считали нечистым на руку. Соседи сваливали на него любую свою неудачу, а также засухи, разливы рек, грозу, град и все природные катаклизмы, посещавшие наш городок.

  К тому времени, когда появился на свет Виктор, внук от младшего сына, дед уже жил отшельником не только от городка, но и от собственной семьи.

  В семейные дела дед не лез. Почтительного отношения к себе он не требовал. Его и не было. За глаза мать называла его "старым чертом". Но домашние, в отличии от соседей, старика не боялись. Чего в нем было страшного. Он и слова иной раз не скажет, когда другой бы завопил на всю улицу: "А суп-то позавчерашний!" В основном дед молчал. Только иногда пытался дать какой-нибудь совет младшему сыну. Выглядело это как обиженное ворчание, которое можно было без труда прервать одним словом и посоветовать деду "не лезть не в свое дело".

  И только против одного требования старика никто ничего не мог поделать: "Чердак мой. На остальное мне плевать". Приходилось с этим мириться. И перспектива устроить традиционный склад хлама на чердаке гибла на корню.

  Мать иногда говорила, что случись пожар все к чертям сгорит, а тепленький чердак будет висеть над пепелищем - дед постарается. А о том, что он и тогда не пустит погорельцев на чердак, и говорить нечего.

  Так и жили. Лишь один Виктор сошелся с дедом на почве любви к истории. Виктор как-то непроизвольно выбрал стезю историка и стал упорно наращивать знания. Однажды за обеденным столом Виктор что-то рассказал из своих новых познаний. Родители с мыслями "какой умный у нас ребенок", умиленно кивнули и продолжили поглощать пищу. Дед крякнул, как после стопки самогона, и неожиданно для всех завелся. Он быстро и обоснованно разбил в пух и прах правдивость рассказа внука. Вначале Виктор стал обиженно защищаться, но потом сообразил, что дед, видимо, собаку съел на истории и перевел его в разряд учителей. И не зря, в чем убедился позже.

  Потом пошло-поехало. Виктор специально говорил что-нибудь заведомо неверное, дед загорался, внук развивал тему, дед продолжал... Получалось часа три углубленного изучения истории. Иногда Виктору удавалось находить неизвестные деду факты и этим побеждать в споре. На это дед крякал, как после стакана. И, как и после стакана, пребывал в очень хорошем настроении.

  Все было бы хорошо, если бы не эти его сеансы добровольного заточения на чердаке. Неделю до после к нему было не подступиться. Дед был хмур и раздражителен. Что он там творил, понятное дело, никому не было известно. Соседские бабки на утро обычно говорили: "У вас вчера дым какой-то странный шел из трубы. Опять, видать, старый лихо задумал".

  Пять дней назад дед умер. Тихо и спокойно. И ничего не случилось, как пророчили соседки. Его тело не загорелось и не завоняло серой, а земля невозмутимо приняла его.

  Но утром, в день своей смерти, дед твердой походкой зашел к внуку в комнату. Он долго смотрел на него, а потом положил на стол ключ и сказал: "От чердака. С завтрашнего дня ты там хозяин. Все поймешь. Справишься". И ушел. А через час ушел навсегда.

  И вот теперь Виктор потел перед обитой ржавым железом дверью. Он приспособил фонарик под подмышку и ему удалось дважды провернуть ключ. Замок разомкнулся. Дверь вздрогнула. Виктору показалось, что кто-то шепнул...

  Нет. Не то. Абсолютно точно - не то. Я уже вижу как читатель морщится от прочитанного: "Древний фокус. Умерает какой-нибудь старый пердун и оставляет "наследство". Главный герой на радостях наломает дров, а в конце все будут рады уже тому, что живы остались".

  Действительно, сюжет стар и истерт до дыр. Одна из стандартных завязок в сценариях конвейерных фильмов ужасов. Эх... В голове пусто, а ручку все же откладывать не хочется. Потом, когда буду все переписывать начисто, выброшу все эти неудачные моменты и ненужные отступления. Выделю нить сюжета, дыры заткну чем-нибудь. Благо старых идей хватает.

  Приходила соседка Павловна. Говорит, что по ошибке купила молока на литр больше, чем нужно. Пришлось приобрести излишек, хоть я прекрасно знаю, что она специально для меня купила этот литр. Взяла шефство над стариком. Не так уж я и стар для походов в магазин. Рассеян? Да! Но не немощен. Сама-то младше меня всего на десяток. Тоже живет одна в однокомнатной квартирке. Ее дверь как раз напротив моей.

  В этот городишко я приехал полгода назад, зимой. Дел у меня уже никаких нет, родственников здесь тоже, никто не беспокоит старика-новосела. Павловна - единственная связь с миром. Она вываливает мне каждый раз кучу новостей, на что я могу сообщить только то, что аппетит у меня сегодня особенно хорош и что в этом только ее заслуга - она постоянно покупает продуктов больше, чем нужно. "По ошибке", конечно же.

  Иногда я ей рассказываю какую-нибудь безобидную историю из своей беспокойно прожитой жизни. На что Павловна охает, ахает и машет руками. Я уже боюсь своими рассказами довести ее до инфаркта.

  А я, на старости лет, заболел графоманией. Раньше были приступы, а теперь они превратились в хроническое заболевание. Безделье, знает ли, такая штука...

  Кажется я решил о чем я буду писать. Начну с того, что вижу за окном. С нашего городка. С людей, которых вижу со своего второго этажа. Кстати, Виктор существует в действительности. Он довольно часто проходит под моим окном. Один раз его окликнул какой-то паренек. Так я узнал имя моего героя. Вот он и будет одним из героев моего рассказа. А там додумаю, догадаюсь, добавлю, приплету кой-чего. Может на лето этой затеи и хватит.

  Как за эти три дня меня достал этот родной город, думал Виктор, шагая засунув руки в карман по раскаленной и пыльной улице. А ведь еще только июнь! Потом будет еще июль и август. Повеситься можно. Зачем я вообще приехал сюда? Остался бы жить в общежитии, устроился куда-нибудь сторожем, родителям написал бы, что с практикой застрял. А потом в августе заехал бы на недельку повидать всех и назад.

  Потом Виктор вспомнил как он рвался домой. Вспомнил как рассорился со своей подругой, плюнув на все сдал последний экзамен, зубы в сумки и вперед - на этническую родину. С глаз долой - из сердца вон.

  Родня встретила, обрадовалась, расцеловала. Весь день Виктор отъедался и только к вечеру почувствовал, что, открыв холодильник и увидев его содержание, все-таки сохранит спокойствие и невозмутимость. Голодные дни удалились до сентябрьского листопада. Перед сном он еще смог понаслаждаться чистой постелью, свежие простыни которой чуть ли не хрустели.

  Но утром, а точнее поздним утром, Виктор ощутил и минусы своего пребывания в родном городе. Началось с того, что он проснулся сам. Не от удара подушкой, не от настойчивой просьбы дать ключи от танка и не от утреннего гимна горластого Женьки, соседа Виктора по комнате. От всего этого утро показалось скучным и одиноким. День и вечер ничего не изменили. Из своей компании Виктор оказался первым, кто вернулся после еще одного семестра подгрызания гранита науки. Закончив школу, они все стали грызунами классом повыше, но тусовке пришлось рассыпаться на составные элементы. Так уж получилось, что при всей своей многолетней дружбе и общих увлечениях, профессиональные интересы оказались разносторонними.

  Прошло почти полгода после последней их встречи. Виктор уже порядком по всем соскучился и сейчас, прогуливаясь по местам "былой боевой славы", потребность во встрече нарастала в геометрической прогрессии. Второй день он ходит по квартирам, слыша что-то типа: "Приедет скоро. Может завтра. Или через недельку".

  Солнце часа три как миновало свое полуденное местонахождение и теперь бомбило город жаром чуть слабее. Но легче от этого никому не стало. Крыши домов уже успели предательски вобрать в себя под завязку жар неба и теперь обещали всю ночь напоминать о всех прелестях лета.

  А Виктор плелся домой, чувствуя, что неизбежно покрывается летней уличной пылью. Цвета на одежде теряли яркость и через некоторое время должны были втиснуться в рамки серых оттенков. Мысли текли в никуда и никакие. И только на родной лестничной площадке они вернулись в реальный мир.

  Доставая ключи из глубокого кармана, Виктор подумал о том, как сейчас жарко и душно в его квартире. Неужели ничто и никто не отведет угрожающе нависшую руку судьбы? Неужели ему придется до чертиков в глазах весь оставшийся день и вечер пялиться в телевизор? В немой мольбе Виктор закатил глаза и увидел цветной клочок бумаги, воткнутый в щель между дверью и дощечкой с номером квартиры.

  Виктор вытащил привлекший его внимание бумажный предмет. Им оказался миниатюрный самолетик, сложенный из пивной этикетки. "Не забыли, черти!" - обрадовался Виктор.

  Уже несколько лет в их компании существовал особый способ передачи друг другу информации. Хоть городок и маленький, но некоторые его обитатели были не в меру непоседливы и застать их по месту жительства порой становилось вполне серьезной проблемой. И так уж исторически сложилось, что их компания состояла как раз из таких индивидуумов.

  Идея писать записки и оставлять их до прихода адресата отпала. Могла нарушиться тайна переписки, а эта мысль была неприятна. Но самое главное заключалось в том, что далеко не всегда под рукой оказывались ручка или карандаш. Зато в карманах всегда обитал всевозможный бумажный хлам. Его и стали использовать на полную катушку.

  Сложенный пополам клочок бумаги просил чтобы получитель сего послания сидел дома, к нему должны были прийти или позвонить. Если вчетверо, то это означало общий сбор на старом месте. Скрученная в трубочку гласила о том, что появились интересные новости; бумажный треугольник - все сегодняшние планы отменяются или переносятся. А вот самолетик почти кричал: "Хорошо-то как! Лети ко мне, веселое дело есть!" Если же у самолетика был оторван носик, то: "SOS! Жизнь дерьмо! Случилось то, чего я больше всего боялся. Быстрей ко мне, нужна помощь".

  У самолетика, который сегодня оставили Виктору, Носик был цел. Но правое крыло было намного меньше левого. Так делал только Шуз. Виктор бросил в карман теперь уже не нужные ключи и помчался на соседнюю улицу.

  Андрей Шишаков, он же Шуз, учился на социолога. Для чего зачем и почему он и сам не мог ответить и меньше всех это волновало его самого. Зато в мире существовало множество вещей, которые его потрясали до глубины души. Видимо глубина его души вряд ли достигала метра, но широта с лихвой компенсировала этот недостаток. Послания Шуза в основном состояли из самолетиков. И если он отрывал у них нос, то почти по самый хвост.

  Виктор влетел на третий этаж кирпичной пятиэтажки и вдавил кнопку звонка. Через секунду дверь распахнулась.

  - Витька-а! - заорал лохматый Шуз. - Витек! Витюнчик! - продолжал он орать, размахивая бутылкой пива. - Проходи, не топчи коврик.

  - Шуз, ты давно? - спросил Виктор.

  - Давно. Уже почти три часа. Скукатища!

  - Да? А я тут три дня.

  - И что? Никого?

  - Ты второй. Это что, ты успел за три часа? - спросил Виктор, пройдя в комнату Шуза.

  - Долго ли умеючи? - ухмыльнулся Шуз.

  По углам валялись пустые бутылки из под пива, в которых прятались окурки, шкафы стояли раскрытыми и половина их содержимого валялось на взбуробленном ковре.

  - Да я тут чистые носки искал, - пояснил Шуз, принеся две мокрых бутылки пива. - На, догоняй.

  - Это все?!

  - Обижаешь. Ты в ванну загляни. Они там как подводные лодки в Северном Ледовитом во времена второй мировой.

  - Откуда тебе такое счастье подвалило? - открывая первую бутылку, спросил Виктор.

  - Мои в отпуск умотали. К бабуле. Оставили записку и финансы. Приедут только в августе.

  - Рассказывай, Шуз! Как? Что? Сдал?

  - А то?! Ясен смысл.

  - Опять нахаляву?

  - А то?!

  Далее потек восторженный обмен информацией, обильно поливаемой пивом. Виктор узнал каким образом Шузу удалось сдать зачеты, как он проводил социологические исследования на предмет любимых напитков народа и сколько протоколов из вытрезвителей из-за этого легло на стол декану. Но с Шуза все как с гуся вода. Уж такова была его нелегкая судьбинушка - все ни почем. Еще Виктор узнал какой процент людей носит подтяжки и каков любимый цвет шнурков фанатов культуризма. Виктор поведал о своей недавней драме на личном фронте, на что сердобольный Шуз вручил ему еще две бутылки пива. На этом месте о своем существовании заявил дверной звонок.

  Шуз распахнул дверь и перед ним возникло странное видение: на пороге стояли Митька и Фима. Бородатый Митька был немного грустный, а Фима как всегда являл собой спокойное добродушие. Носы у обоих были слегка розоватые.

  Что тут началось словами потом никто не смог рассказать. Радость встречи была неописуема. Фима сразу начал всех угощать привезенным вином, рассказывая при этом какие-то легенды о его производстве и хранении.

  Фима, он же Алексей, по слухам учился на радиотехника. Что он делал на самом деле оставалось загадкой, которая никого не интересовало. Спрашивать самого Фиму об учебе было довольно рискованно. В ответ на такой вопрос он обычно начинал очень длинный монолог, который уводил в весьма отдаленные от радиотехники темы. Казалось что в этих монологах он отыгрывался за свою немногословность в обыденной жизни.

  Сам Фима был довольно средних размеров и спокойного нрава. Зимой и летом на нем была старая тельняшка и очки.

  - Вы что, вместе приехали? - спросил Шуз.

  - Нет конечно. На вокзале случайно встретились, - ответил Митька и сразу поник.

  - Митька, ты чего такой? Будто тебя пыльным мешком избили, - поинтересовался Виктор.

  - Да-а... Со Светланкой поссорился, - протянул Митька.

  Все разочарованно вздохнули. Митька со Светланкой считали за правило раз в неделю рассориться. По счастливому стечению обстоятельств, которые они сами и создали, они поступили в один университет и поселились в одном общежитии. Потом всеми правдами и неправдами им удалось занять одну комнату на двоих. Но это раз в три месяца создавало некоторые проблемы. Когда к кому-нибудь из них приезжали родители, второму приходилось заблаговременно со всеми своими вещами убираться с глаз долой. Но всего ведь не вспомнишь и что-то обязательно забудешь забрать с собой. Поэтому Митьке частенько приходилось, краснея и запинаясь, объяснять каким образом в его комнату попала косметичка или иная другая вещь явно женского назначения. Подобная история происходила и со Светланкой, если ее родители находили крем для бритья.

  Митька был человек очень впечатлительный. От любого пустяка он мог впасть в глубокую депрессию или получить такой заряд энергии, что двое суток подряд мог переворачивать горы... Если не случится еще один пустяк. Митька был склонен чаще находить негативные пустяки.

  - Вообще-то, народ, я не тем озабочен.

  - Что еще?

  - Мои куда-то уехали.

  - Ну и что? - воскликнул Шуз. - Мои тоже. Так это же плюс.

  - Они даже записки никакой не оставили, - добавил Митька.

  - Ну и что? - пожал плечами Шуз. - На работу значит ушли.

  - Нет, - возразил Митька. - Там недельная пыль лежит. В хлебнице - сухари, в бутылке молока - простокваша...

  - Вот это уже странно, - непонимающе сказал Виктор. - Я вчера заходил к тебе. Дома все были.

  Все задумались, молча прихлебывая сухое вино. Постепенно мысли каждого сползли на свои собственные проблемы и через пять минут все стало напоминать кружок медитации.

  Тишину квартиры отправил в нокаут звонок. Шуз поплелся в прихожую. После лязга замка раздался визг, писк и остальные звуки, сопровождающие по обыкновению верх восторга особы женского пола.

  В следующее мгновение в комнату впорхнула Светланка. Огромные зеленые глаза стали еще шире, когда она увидела, что все были в сборе. Курносый нос с россыпью веселых веснушек завертелся во все стороны, отчего ее светло-каштановые волосы быстро приняли форму творческого беспорядка. Это была единственная девушка, которая смогла полностью вписаться в их компанию.

  Ее появление быстро вывело всех из угрюмой неподвижности. Каждому досталось от ее дружеских объятий и поцелуев. На радостях она забыла о ссоре и уселась на колени Митьке. Тот пару секунд удивленно смотрел на нее, но потом покрепче обнял свою единственную: "Одумаешься, да поздно будет!"

  - Рассказывайте, мальчики, рассказывайте, - нетерпеливо просила Светланка.

  Языки у ребят были хорошо подвешены, а от вина и пива и вовсе разошлись. Только Фима составлял исключение, но это погоду не делало. Праздник встречи переходил в новую стадию. Все говорили и говорили. Пели и пили.

  - Хорошо-то как! - визжал Шуз.

  - Толи еще будет, - пророчил Фима.

  Время приблизилось к полуночи. Время, но только не небо. Казалось темнеть по-настоящему оно не собирается и уж точно никому не покажет звезд. Первой опомнилась Светланка, позвонила домой и засобиралась. Следом за ней вспомнили об отчем доме Виктор и Митька. О чем вспомнил Фима сложно было сказать, но он тоже "помахал ручкой" Шузу. Шуз долго умолял кого-нибудь остаться.

  - Шуз, не кипятись, - успокоил его Виктор. - Лето длинное. Мы еще не раз пошалим. Скучать не придеться.

  - Да. Лето будет нескучным, - мрачно изрек Фима.

  На это никто не обратил внимание. После вина под вечер Фима имел привычку портить себе настроение и кидал во все стороны мрачные пророчества.

  Все пожали на прощание руку Шуза и отправились по домам. Но через полчаса к великой радости Шуза вернулся Митька.

  - Митька! Передумал?

  - Да, Шуз. Я, наверное, все-таки останусь у тебя. Дома как-то жутко одному...

  - Вот и славненько! - воскликнул Шуз и отправился в ванную вылавливать оставшееся пиво. В полумраке прихожей он не заметил насколько серым было лицо Митьки.

  - Привет, курортники, - поздоровался Виктор, заходя в комнату Шуза. На плече у него висела черная сумка. Кажется тяжелая. - Чего дверь не запираете?

  - А что у нас воровать? - оправдался Шуз. - Уже неделя как все доели и допили.

  В комнате на кроватях лежали разморенные жарой Шуз и Митька.

  - Чем страдаете? - поинтересовался Виктор.

  - Потоотделением, - буркнул Митька.

  Виктор плюхнулся в кресло и, насвистывая, дернул молнию на своей сумке. Лежащим прилетело по бутылке пива. Виктору - два тапка.

  - Это вместо "спасибо"? - Виктор изобразил обиженный вид. За эту неудачную шутку в его сторону полетело еще два тапка. Один из них попал в появившегося в дверном проеме Фиму.

  - Пьют пиво, швыряются в Фиму тапками, видимо желая его обуть, - описал ситуацию Фима. Новоявленный гость прошел в центр комнаты, попутно легко и непринужденно выхватив из сумки Виктора бутылочку пива. Лег на пол, открыл пиво и начал вливать его в свою глотку.

  - Жара, - закатив глаза произнес Шуз. - Она всему причина и следствие всего. Мои мозги плавятся и теряют наработанные извилины, превращаясь в несостоявшийся холодец.

  - По телевизору... - начал Виктор.

  - Ничего, - угадав вопрос ответил Митька. Все эти дни со дня своего приезда он жил у Шуза. Домой ему возвращаться не хотелось. Там его никто не ждал. А вдвоем хоть как-то было веселее.

  - Мы уже всю программу наизусть выучили, а так ничего хоть мало-мальски интересного не нашли, - пояснил Шуз. - Вторник.

  - Я уже давно заблудился в днях недели, - задумчиво сказал Виктор. - Этот отдых мне уже поперек глотки встал. А делать ничего не хочется.

  - А меня в последнее время дворник достал, - откликнулся Митька.

  - Какой дворник? - непонимающе спросил Виктор.

  - Да наш новый дворник, - махнул рукой Шуз. - Старый куда-то пропал, соседи говорят. А тут откуда-то появился дед. Чудной какой-то. Его и взяли на эту работу. Как раз в тот день, когда мы встретились.

  - Ну что? - не понял Виктор.

  - Днем подметает, а вечерком к бутылочке, видимо, прикладывается - продолжил Шуз. - А потом гармошку в охапку и во двор. Пол ночи горланит. И не понятно о чем. Слов не разобрать.

  - Не знаю о чем, но жутко почему-то от его пения, - передернул плечами Митька. - Тишина мертвая и он поет. Такое ощущение, что никого больше нет в городе, только он один. Как колокол на пепелище. И откуда его черти принесли на нашу голову?

  - От него уже весь двор, а может и вся улица, без ума в самом плохом смысле, - подытожил Шуз.

  - А почему не уволят? - недоверчиво спросил Виктор.

  - Замены нет. Искали, говорят, и не нашли. А бывший дворник так и не объявился. И вообще, что поговорить больше не о чем? - вдруг опомнился Шуз. - Сидим как бабки сплетницы и нового дворника обсуждаем. Раз делать нечего давайте хоть помечтаем. Я сейчас дождя хочу. Из пива. А вот ты, Виктор, о чем мечтаешь?

  - Я? - Виктор задумался. - Если бы ты был золотой рыбкой, я бы надолго задумался. А так я могу ляпнуть все, что в голову взбредет. Например, я мечтаю чтобы в это лето произошло что-нибудь такое, что я запомнил на всю жизнь. Что-то такое необычное, но хорошее.

  - Ясно. Ты мечтаешь о счастье, - подвел итог Шуз.

  - Можно сказать и так, - согласился Виктор и задумался.

  - А ты, Митька, - продолжил Шуз свой социологический опрос.

  - А то вы не знаете? - ответил вопросом на вопрос Митька.

  - А, ну конечно. Я свидетелем буду у тебя. Твоя мечта не так уж и недостижима. Не будь таким пессимистом. А ты, Фим, о чем мечтаешь?

  - Мечтателей и фантазеров нужно истреблять, - промычал Фима.

  - Это почему же? - опешил Шуз. Фима умел делать непредсказуемые ходы.

  - А от них все беды, - категорично заявил Фима. Его тон говорил о том, что Фима настроился на длинные монологи.

  - Тогда первыми жертвами твоего нового указа попадаем все мы, - заметил Виктор.

  - Вряд ли, - отверг Фима. - Мы безобидные мечтатели. Мы мечтаем о пиве, дожде и девушках. И ты, Митька, не хмыкай. Ты мечтаешь о конкретной девушке, но это суть дела не меняет.

  - Фима, ты упрощаешь, - возразил Виктор. - И сам прекрасно об этом знаешь. Далеко не все наши мечты столь просты.

  - Да, не спорю, - согласился Фима. - Мы мечтаем о большой и светлой любви. И не только к пиву. Мы даже порой мечтаем о том, как хорошо было бы, если бы был Бог.

  - Фима, ты лучше объясни мне: чем тебе мечтатели сегодня не понравились? - не выдержал Шуз. - Какие такие от них беды?

  - Мыслительная деятельность, как и любая иная, требует энергии, начал Фима, часть которой она теряет. Ведь мозг не вечный двигатель и не изолированная от внешнего мира система.

  - Ну допустим, - без энтузиазма кивнул Шуз, - Хотя я ничего этого почему-то не помню.

  - Эта часть энергии уходит на объект нашей мысли, фантазии, мечты. Ведь мечтания тоже мыслительный процесс и не такой уж и бесполезный, как мы убедимся позже. А тем более не безопасный. Например, если мы мечтаем о пиве, то через несколько минут оно у нас появляется. И тут уж не так важно, что за эти минуты мы сами сходили в магазин и на свои деньги приобрели объект мечтаний. Мечта сбылась - вот что главное. Наши мечты нашли свое место в нашем мире - они побудили нас на действия, приведшие к воплощению мечты. А теперь предположим, что мы мечтаем о чем-то абстрактном, маловероятном в нашем мире.

  - Это ты о десяти ящиках пива? - предложил Шуз.

  - Хотя бы и об этом, - не обращая внимания на шутку, продолжал Фима. - Представьте наш мир огромной ярко освещенной залой. Здесь происходит множество событий, которые представляют собой всемирную историю. Это уже по твоей части, Виктор. Но за каждым свершившимся событием есть потайная дверь, за которой стоит множество непроявленных вариантов. От почти аналогичных происшедшему, до невероятных. Для проявления их в нашем мире не хватило определенного толчка. Весь наш мир полон таких потайных дверей. Открыть их о выпустить определенное событие в наших силах. Но вначале появляется мечта. Это уже первый шаг к открытию двери. Конечно, этого обычно мало, нужно еще и руками поработать и так далее. Но случается так, что и одного шага достаточно. Редко, но бывает. Так что для некоторых событий толчком может послужить чья-то фантазия. А у некоторых они бывают очень мрачные и необычные.

  Считается, что проявлению этих фантазий, а по теории - вариантам событий, способствуют некоторые атрибуты и условности. Такие как свечи и иконы, например. То есть обряды церкви являются актом фантазирования, который может повлиять на дальнейший ход событий. И черная магия на это способна.

  - Атеист, - осуждающе произнес Митька.

  - Вовсе нет. Теория не подразумевает отсутствия потусторонних сил. - возразил Фима и вернулся к теме, - Таким образом выходит, что лежа на диване можно перевернуть мир.

  - Ну ты загнул, - покачал головой Виктор.

  - А что? Нормально, - рассмеялся Шуз.

  - Если бы все так и было... - начал Виктор.

  - А так и было, - убедительно кивнул Фима. - Теория не утверждает, что любая фантазия влияет на события. Способна каждая, но происходит это далеко не всегда. Нужно уметь мечтать. Нужны определенные условия. Если я буду мечтать, чтобы ты, Виктор, подрался с Шузом, то у меня ничего не выйдет. У вас уже есть мечта, где вы друзья до самого гроба. Уже только поэтому событие, где вы ставите друг другу синяки, останется непроявленной. Но если я буду мечтать о том, где ваши фантазии и рядом не ходили, то у меня будет больше шансов на успех. Это как атака с тыла, где вы не прикрыты никакими мечтами. Наши фантазии являются своего рода обороной, если уметь обращаться с ними. Они ведь могут и против нас самих обернуться.

  - Фим, ты чего сегодня съел, - спросил Шуз.

  - Ничего...

  - Все понятно, - зевнул Шуз. - Это тебе пиво на пустой желудок в голову дало. Только не говори, что тебе это в институте преподают. Ты же на радиотеха учишься, но иногда такое наговоришь...

  - Шуз, ничего удивительного, - заговорил Митька. - Ты бы знал сколько подобных теорий существует... Одна другой краше. Это называется философскими спекуляциями, а точнее - схоластикой. Что угодно можно доказать.

  Фима возражать на это не собирался. Он одобрительно кивал на Митькины слова и булькал пивом. На сегодня его слова были исчерпаны. Беседа вновь потекла лениво и бесцельно. Потом пришла Светланка и подняла шум по поводу того, что Митька с Шузом совсем от рук отбились, опустились, из продуктов потребляет только пиво и уже неотвратимо движутся по лестнице деградации. Исправить сложившуюся ситуацию она взяла на себя. Пришла она не с пустыми руками, кое-что нашла на кухне, вопреки заверениям Шуза в том, что "все давно съели", выпнула Митьку, сказав на прощание: "Чтоб без хлеба не возвращался!", а после принялась за дело. Через некоторое время квартира стала наполняться запахами очень даже съедобных вещей. Митька вернулся с тремя булками хлеба и отважно замаршировал на кухню. Долго ему там находиться Светланка не позволила.

  Весь мужской состав компании в томительном ожидании скопился вокруг выставленного в центр комнаты стола. Пока на нем были только руки ожидающих.

  - Какой-то пустой город у нас стал, - беспричинно сказал Шуз.

  - Это тебе после столицы так кажется, - объяснил Виктор.

  - Нет. Ты сам посмотри: прохожих - три калеки в пять рядов, машин - и того меньше. Раньше в каждом дворике детвора весь день визжала, вечером - молодняк всякий собирался. А сейчас тишь да гладь. Народ будто вымер.

  - А ведь Шуз прав, - вставил Митька. - Народ убывает. Вспомнить хотя бы эти две недели. Когда мы приехали было теснее.

  - Лето, жара. Люди подались в деревни, на курорты, - объяснил скептически настроенный Виктор. - Что необычного? Каждое лето так.

  - Я еще вот о чем подумал, не унимался Шуз, вчера вечером соседи отмечали юбилей. Шумно так, по-человечески, а сегодня с утра ни звука. Ну не верю я, что они всей толпой утром, с похмелья куда-то подались.

  - Хочешь сказать, что они исчезли? - спросил Виктор. - Тогда пойдем и проверим.

  - Пойдем! - мотнул лохматой головой Шуз. Дверь соседей была заперта, на звонки никто не отвечал. Шуз отступать не хотел. - Давайте выломаем! - Глаза его возбужденно горели, его страстная натура жаждала деятельности.

  - Иди ты к черту! - махнул рукой на авантюриста Виктор. - По каким-то подозрениям будем двери ломать? Голову на плечах надо иметь, а не за пазухой.

  - Мальчики, - позвала Светланка. - Все готово, пора садиться за стол, а вы собираетесь сесть за кражу со взломом. По-моему лучше сначала поесть. Или у кого-то есть другие предложения?

  - Светланка, это же вовсе не кража, - стал оправдываться Шуз. - Это научный эксперимент.

  - Поешь и иди проводи свои эксперименты с Часовым, - отрубила Светланка.

  - С кем? - переспросил Виктор.

  - Да есть такой возле нашего дома, - стала рассказывать Светланка. - Как стемнеет, у первого подъезда появляется тень такая. Высокая. Головой третий этаж достает. Стоит, молчит, покачивается.

  - Как так?! - выпучив глаза воскликнул Шуз.

  - А вот так. Привыкли все. Он стоит уже вторую неделю. Его во дворе Часовым и прозвали. Очень метко, по-моему.

  - И ты молчала?! - забегал по комнате Шуз.

  - Ждала когда вы друг другу нарадуетесь.

  - Видать, чья-то фантазия позволила ему... - начал и не стал заканчивать фразу Виктор.

  - Явиться к нам? - предположил Шуз. - А что? Хорошее объяснение.

  - Конечно, ведь другого нет, - заметил Митька. - И что интересно, по вашей теории с ним нельзя ничего сделать. Не готовы мы. Удар с тыла, а, Фим?

  - Угу, - сквозь сон буркнул Фима. Этот человек засыпал часто и в любом положении.

  - Ладно, оставьте научные прения хотя бы на пол час, - заявила Светланка. - Виктор, Шуз - марш на кухню. Поможете на стол накрывать, - избранные из общей массы народа бодро зашагали в указанное место.

  Митька сел в кресло и задумался. На него часто находила тоска. В последнее время его угнетало то, что он никак не мог понять куда пропали его родители и почему...

  Его рука непроизвольно потянулась к телефону, она сама стала набирать чей-то номер. Лишь на последней цифре Митька понял, что набирает свой домашний номер. В трубке послышались гудки. Митька уже собирался положить трубку, как вдруг они прекратились.

  - Митя? Митя, это ты? Ты скоро прийдешь? Мы уже на стол накрыли.

  - Сейчас, мама! - крикнул Митька и кинул трубку. Он волчком закрутился по квартире, собирая свои вещи, что-то напевая. Потом радостно всем сообщил, - Парни, Светлан, я домой. Сами понимаете...

  - Ладно, беги, - улыбнулся Виктор. - Аж засиял от счастья.

  Митька убежал, а компания принялась за сервировку стола.

  - Светланка, ты колдунья, - осмотрев блюда заявил Виктор.

  - Витя, пора бы знать, что каждая женщина - колдунья.

  - Тогда ты сегодня еще и фея.

  - Добрая фея, - сквозь набитый рот добавил Шуз. - Эй, Фима! Проснись и ешь! Да, это я тебе. Только сначала загляни под кровать. Да, под эту. Так. Видишь? Доставай.

  - Тут что-то есть, - сонно промямлил Фима и победоносно поднес к стол полбутылки коньяка.

  - Позавчерашние остатки роскоши, - пояснил Шуз. - Давайте по одной. Светлан, ты как?

  Дверь в квартиру распахнулась и в комнату влетел Митька. Казалось он еще не мог понять где оказался и не узнавал присутствующих. Все замерли и смотрели на него. Повисла тишина. Шуз с глухим стуком поставил бутылку на стол, не отрывая глаз от Митьки.

  - Парни, прошептал Митька, там никого нет. Там никого нет...

  - Как это? - спросил Шуз.

  - Нет и не было! - крикнул Митька. - Не было там никого сегодня! И вчера не было! Не было!

  За окном заиграла гармошка, а вскоре послышалось хриплое и надрывное пение дворника.

  Виктор посмотрел на Шуза и сказал: "Ломаем".

  Вот уже и июль. Моя черная тетрадь с красным корешком заполнилась почти на четверть. Сам я все так же сижу за столом у окна. Иногда я вижу как внизу проходит Виктор. Иногда он останавливается и мне кажется, что он смотрит в мое окно, но точно этого утверждать не могу. Близорукость так и не захотела превратиться в дальнозоркость.

  Один раз я видел Виктора в компании своих друзей. Кое-что я угадал. А дворник существует на самом деле и я его слышу каждый вечер. И у меня от его пения тоже кошки на душе скребут.

  Мое сочинение продвигается не так быстро как я планировал. Дело в том, что Павловна стала заходить ко мне все чаще. Ей теперь стало не с кем болтать. Две ее старушки собеседницы совсем перестали выходить из своих квартир. Они живут в соседних домах, а вот номера их квартир Павловна забыла. А может и не знала.

  Павловна говорит, что в этом году лето особенно душное и народ подался на дачи. В магазинах совсем не стало очередей. Теперь Павловне совсем не с кем и не где стало общаться, только я у нее и остался. Должен сказать, что ей не очень повезло.

  Звонок. Это опять Павловна. Наверное опять купила что-то для меня.

  Теперь место сборов перенеслось на старое место. На пруд. Конечно, прудом это место называли условно. Больше это было похоже на болото. Раньше там был парк в честь какого-то съезда. Потом местные власти что-то понапутали с ирригацией и парк затопило. Но, зная особые тропы, можно было побродить по парку-пруду не замочив ног, разумеется, что не в каждое время года.

  Одна из таких троп вела к старой деревянной эстраде. За ней была кирпичная пристройка с осыпавшейся со стен штукатуркой. В былые времена в ней были гримерка и сторожка. В последние годы это стало одним из мест сбора компании. Более пригодной для этих целей, как и прежде осталась сторожка. При особом желании там можно было затопить печку. Из окна открывался весьма оригинальный вид: от самой стены и на сколько хватало глаз мирно разлилась темная вода. Невозможно было бы определить ее глубину, если бы не торчавшие из нее деревья. Чуть дальше начинались настоящие заросли и блеск воды терялся за стволами тополей. Чуть левее стоял памятник какому-то забытому всеми герою. Вода окружила накренившийся постамент, а чугунный герой угрюмо смотрел на свое отражение. Забытый и окаменевший герой в мертвом парке, из которого ему уже никогда не выбраться.

  Виктор отвернулся от окна и посмотрел на стену. На стене висела карта города. Кое-где на ней чернели темные флажки. Первым флажком стал тот, что был прикреплен на доме Светланки. Часовой оказался первой ласточкой для них.

  Шуз и Виктор шныряли по городу в поисках новых аномалий. Нашли. На угла пятого дома по бывшей улице Советской на асфальте растеклась лужа молочно-белого цвета с тонкой маслянистой пленкой. Со дна поднимались редкие и мелкие пузырьки. Где это дно определить не удалось: трехметровый шест уходил полностью, так его и не достигнув. Таких луж вскоре нашли пару десятков. В шестнадцатом доме по улице Попова в третьем подъезде постоянно курсировал лифт между пятом и вторым этажами, издавая весьма жуткие то ли скрипы, то ли стоны. Если кто-то нажимал кнопку вызова, то через минуту двери открывались, но перед ним возникала не кабинка лифта, а площадка этажа. А площадка была именно того этажа, на какой вызывавший собирался ехать. В шестой котельной тоже не все было в порядке: из трубы и дверей шел красный густой туман.

  Таких мест становилось все больше. Их фиксировали на карте, заносили в картотеку, уже не успевая хоть немного исследовать все феномены.

  Фима тоже ходил в рейды, но один. Возвращался он совсем ненадолго и почти ничего не говорил.

  Митька со Светланкой больше не ссорились. Разлучались они только тогда, когда Светланке нужно было идти домой ночевать - родители ее были довольно строгими людьми. В рейды Светланка с Митькой тоже ходили вдвоем. Но это бывало редко. Обычно они сидели в сторожке на пруду, записывали и пытались классифицировать феномены.

  Сам Митька очень изменился в последнее время. Стал угрюм, все больше молчал, а по ночам почти не спал. Глаза, казалось, увеличились, щеки впали, движения стали резкими. Часто его можно было увидеть подолгу неподвижно сидящим, а лицо такое, точно прислушивается к чему-то едва слышному здесь. Только со Светланкой он оттаивал и становился похож на себя прежнего. Каждый раз при их встречи Митька поднимал целую бурю радости, будто они со Светланкой не виделись годы или уже не чаяли встретиться. Светланка быстро успокаивала эту бурю, призывая к спокойствию и благоразумию. В такие минуты тем, кто был рядом, становилось почему-то теплее, а всю душу заполняла тихая скромная грусть и ужас, уже поселившийся в душах, ворча уходил.

  Трудно было поверить, но все происходящее вокруг меньше всего отразилось на Светланке. Она все так же оставалась веселой и шумной, когда все уже давно были мрачными, как небо в надвигающийся грозовой сезон. И если бы не Светланка, то никто не знает на кого сейчас они все были бы похожи. Особенно Митька.

  Митька оказался настоящим гением по части обработки информации, которой после рейдов набиралось больше, чем хотелось бы. Он составил прекрасную картотеку по всем известным в городе аномалиям, разрабатывал какую-то свою систему, которая должна была определять места, где есть определенная вероятность возникновения очередной аномалии. Последние дни она начинала давать результаты.

  Соседскую квартиру они взломали. С первого же взгляда стало понятно, что здесь действительно отшумел праздник. На раздвинутом столе царил хаос из остатков салатов и закусок, полупустых и пустых бутылок, рюмок, грязных тарелок... Но все это было покрыто пушистым серо-зеленым ковром плесени. Из открытой двери дул сквозняк и лениво гонял по полу хлопья пыли. Судя по обуви в прихожей, гости уйти не успели.

  Виктор заметил на диване газету, погребенную по слоем пыли. По дате выхода в печать, стало ясно, что ей всего два дня. Дворник на улице неожиданно громко взял аккорд и все вздрогнули.

  С этой квартиры все и началось. Они взломали еще несколько пустующих квартир. Везде было одно и то же: по виду казалось, что квартиры пустовали месяцы или годы. Но не так уж сложно было обнаружить улики, говорившие о том, что на самом деле квартиры осиротели всего несколько дней или недель назад. Об этом говорили даты на отрывных календарях, газетах, этикетках продуктов. Теперь объяснять исчезновение половины города отпусками никто не стал.

  Шуз и Виктор работали в паре. За свои рейды они уже ко многому привыкли. Но одно их не переставало удивлять - отношение оставшихся людей к происходящему. Абсолютное равнодушие. Больше всего поражало именно это. Особенно Шуза. Он говорил с прохожими, тыкал их носом в окружающее, в то, что происходит перед ними и за их спинами, кричал об их слепоте, но... Люди кивали: "Да, видели, конечно. Эта ерунда здесь уже вторую неделю. А кто его знает, что это такое. Разберутся..."

  - Кто разберется?! - спрашивал Шуз, но люди пожимали плечами и спешили по своим делам.

  - Шуз, ты же социолог. Тебе ли не знать? Это же простые люди, - успокаивал его Виктор. - Чего ты от них хочешь? Свет и вода есть, магазины работают. В их понимании ничего не нарушилось в этом городе, ничего не произошло. Так уже было не раз.

  - Как это?

  - Например в тридцать девятом. Приходили ночью, стучали, а на утро всей семьи уже и нет. И люди точно так же продолжали жить. В страхе, но точно так же. Так и сейчас - та же самая реакция.

  - А точнее, отсутствие ее.

  - Да, они боятся и только. Заметь, что на улицах стало спокойней. Никаких субботних драк. Все затаились. Они даже не бегут из этого города. Они не готовы к этому, они не знают, что это такое... - Виктор опустил глаза. - Да и мы не лучше.

  - Ну уж нет! - вскипел Шуз. - Мы не закрываем на это наши глазки. Мы изучаем, исследуем. И когда-нибудь мы найдем чем ответить тому, что пришло к нам.

  - Если не будет поздно.

  Митька постепенно становился мозгом их компании. Он единственный, кто мог анализировать факты и выдвигать хоть какие-то гипотезы.

  - Судя по всему, говорил он, они уничтожают, забирают или черт знает, что делают со всем живым. В квартирах мы не нашли даже домашних животных. При этом высвобождается огромное количество энергии, которая по некоторым причинам преобразовывается во время. В результате за мгновение или час вне помещения внутри проходят недели и месяцы...

  Но всем было прекрасно видно, что даже ему самому его гипотезы ничего не дают. После них он плевал на пол и замолкал, будто что-то услышал или вспомнил. Так и сидел, пока не появлялась Светланка.

  Опустевшие квартиры имели еще одну особенность: в них невыносимо было находиться ночью. Митька на себе это ощутил. "Жутко," - вот и все, что он говорил. Проверять никто не хотел. С телефонами тоже творилось что-то неладное. Звонил неизвестно кто и попадали тоже постоянно не туда. Можно было набрать любой немыслимый номер и куда-то тем не менее попасть.

  - Налей, - тупо сказал Фима. Десять минут назад он появился в сторожке. Вернулся из рейда. Уже где-то хорошо выпивший, но этого ему было мало. Шуз подливал вино, а Фима его жадно выпивал. - Еще. - И только после третьего стакана начал говорить. - Хорошо, что все здесь... Это ужас какой-то... Как только мы раньше на это не напоролись... Иду и вижу, как впереди через улицу туда-сюда что-то черное снует. Подошел ближе. Оказалось кошка. Из стены в стену. Она в стену как в воду уходит. Из сплошной стены и возвращается. И тут вижу как по другой стороне улицы девушка идет. А поздно уже. Хотел познакомиться, проводить. Мне ведь все равно куда идти. И, точно мои мысли прочитав, она на меня посмотрела. Красивые у нее глаза. Смеются они у нее. Мне от них даже весело стало. А тут как раз кошка из стены кошка выскакивает и сквозь эту девушку пробегает.

  Я видел ее глаза, я видел, что в них было! А через секунду ничего! Тупые и пустые. Я будто окаменел. А она разворачивается, доходит до белой лужи, наступает в нее и... и все! Нет человека! Я даже крикнуть ей не успел.

  Ему налили еще.

  - Да что же это? - сквозь зубы процедил Шуз. - Откуда вся эта нечисть повылазила? Ведь раньше и следа ее тут не было!

  - Раньше ее нигде не было, - мрачно заметил Виктор.

  - Они стучат, - уже заплетавшимся языком сообщил Фима.

  - Кто? - переспросил Митька.

  - Они! - взревел Фима. - Перед тем как... забрать, они стучат. Один раз, потом три. Вот так, - и он постучал кулаком по столу.

  - Откуда ты это знаешь? - спросил Виктор.

  - Дворник пел, - закрывая глаза пробормотал Фима. - У него все в песнях. Все. Все песни про это. Про нас. Про кошек... - дальше уже было ничего непонятно. Через минуту он заснул.

  - Интересно, - присвистнул Виктор. - На завтрашнее утро у нас уже есть два дела: допросить трезвым Фиму и дворника.

  - И еще интересно: когда до нас очередь дойдет? - глядя в потолок спросил Шуз.

  - А может и никогда, - ответил Митька. - Может мы не нужны им вовсе? "Несъедобные". И безопасны для них. Как и все остальные. Мы тоже оказались не готовы к этому.

  - Да кому вы вообще опасны? - с улыбкой вздохнула Светланка. - Кучка полупьяных философов.

  - Ну ты уж совсем нас... - изобразил обиду Митька.

  - Да ладно, - махнула рукой Светланка. - Будто бы обиделись. Темнеет. Мне пора. - посмотрев в окно, сказала Светланка и, зевнув, встала.

  - Пойдем, - кивнул Митька и тоже встал. Они попрощались с остающимися, договорились о встрече в девять и скрылись за дверью.

  Шуз и Виктор остались. Они молча пили вино и смотрели на волны табачного дыма, плавающего по комнате. В углу на старом диванчике мирно посапывал Фима.

  - Шуз, я наверное тоже пойду, - допив вино сказал Виктор. - Посмотрю как там дома.

  - Бывай, - лениво отозвался Шуз. - А я останусь. За Фимой послежу. Мало ли... Да и узнать хочется, что он там еще насобирал. Кто его знает где он еще шлялся и что видел. Может еще и Митька подойдет сюда.

  - Ну бывай. Завтра в девять, - попрощался Виктор и вышел в темноту ночи. Он прошел по знакомой тропинке в окружении вод парка, в которых отражался лунный свет. Вскоре он вышел на улицу города и уже не видел, как за его спиной вода в парке загустела, стала похожей на расплавленную черную блестящую смолу, забурлила, заворочалась. Не увидел как закачалась сторожка и потеряла остроту очертаний. Не услышал как застонала старая деревянная эстрада. Он слышал только пение дворника. Слов понять он не смог. Да и не хотелось сегодня. Завтра.

  Вот и август начался, - глядя на звездное небо сказала Светланка. - Скоро пора звездопада. Интересно, каким он будет в этом году.

  - Я удивлен, что они вообще еще на месте, - отозвался Митька.

  - Кто? - спросила Светланка, вернувшись из своих мечтаний.

  - Звезды. Было бы вполне в стиле сюжета, если бы они все упали на наш город и наступил бы конец света в отдельно взятом городе. Хотя почему только в нашем? Я уже и телевизионным новостям не верю. Про то, что у нас тут твориться нигде и слова нет. Никто ничего не замечает. Так может и в других городах та же история? Хотя вряд ли. Не знаю почему, но мне так кажется. Так, город за городом... спохватятся, а поздно будет. И нет уже страны, а потом другой. И никакого шума.

  - Митя, не надо так. Все будет хорошо, вот увидишь. Я это чувствую. Все это кончится и твои вернуться. Все вернуться. Все станет как было.

  - Да? И все об этом забудут?! Так может такое уже случалось и не раз, но все предпочитают не помнить этого? Эх! - разошелся Митька. - Все бояться даже себе самим признаться в том, что их настоящий кошмар окружает. Людям и раньше не нравилась жизнь, но они молчали об этом. Они только ворчали, что им чего-то не хватило, жалуются, что урвали меньше некоторых, скулят, что кто-то с крепкими когтями несправедлив и жесток, а дай им самим такие же... А на саму жизнь глаза закрывают. И теперь они закрывают глаза на все эти кошмары. Конечно, это не сложно, ведь у них была такая долгая и хорошая тренировка!

  - Ми-итя-а, - медленно и тихо сказала Светланка с грустью. - Я люблю тебя.

  Митька уже был на грани то ли бешенства, то ли истерики, но эти, не впервые сказанные слова, остановили его. Он будто вспомнил, что о чем-то забыл, что-то упустил и где-то ошибся. Он остановил бешеную скачку мыслей, подстегиваемых отчаянием и успокоился. А со спокойствием пришла уверенность, а за ней силы и вера.

  - Вот мы и пришли. До завтра, - сказала Светланка, коснувшись губами его щеки и скрылась за дверью подъезда.

  Митька остался стоять перед домом. Надо было куда-то идти. Но внутри была такая пустота, что от любой мысли делалось тошно, а потому думать не хотелось. Митька стоял, иногда поглядывая на едва покачивающуюся тень Часового. Казалось, тот безмолвно кивал чему-то головой.

  Внезапно Митька почувствовал, как что-то резко лопнуло где-то в груди, хлестнуло по сердцу и глухо упало на самое дно опасений. Он чувствовал и думать было уже поздно. Распахнул двери подъезда, вбежал на четвертый этаж и остановился перед давно знакомой синей дверью с медной табличкой. На звонки и удары в дверь никто не отвечал. Не помня себя, он выломал дверь, он даже не удивился, что это ему удалось. За порогом его ждали только тишина и мрак. И еще страх.

  Он переступил порог, нашел в темноте выключатель и зажег свет. Все было так же, как и день назад, лишь неизвестно откуда взявшееся время обглодало реальность, насыпало пыли, сделало мебель покосившейся, воздух безвкусным и душным. Но было и еще что-то. Как будто какой-то неведомый постоялец приходил на ночь в осиротевшие квартиры. Он был невидим и неслышен, но от него, как запах, разливались волны страха. Эти волны сжимали виски, отчего в голове напряженно звенело, а сердце нервничало. Волны напирали и гнали пришедшего, напоминая ему, что теперь не люди здесь хозяева, а значит и гости людьми быть не могут.

  Отчаяние, бессилие и злость порой рождают упрямство. Митька, нарочно громко шагая, зажег всюду свет и сел на стул в центре зала. Он старался не смотреть на вещи, которые напоминали ему о том, кто жил тут, о Светланке. Он старался не думать вообще. Не думать зачем он здесь и чего ждет. Не думать о том страхе, который даже вдохнуть мешает, о страхе, который заставляет сердце жертвы превратиться в сердце загнанной крысы и биться с невозможной для человека частотой. Думать можно было только о том, что он может сейчас догнать ее и быть рядом, где бы она сейчас ни была.

  Шло время, которое больше не отвечало за себя. Митька не знал, какие законы в этом новом мире. И может на самом деле он всего лишь минуту назад зашел в квартиру, а может сотню лет. Чем дольше Митька находился в этой квартире, тем отчетливей понимал, что все здесь уже не принадлежит миру, который он знает. Он был уверен, что за стенами и дверью уже давно нет никаких соседских квартир, нет лестничной площадке, нет улиц ночных города. Он боялся раздвинуть шторы и посмотреть в окно. А тишина нарастала, нарастал и звон в голове. Из-за него Митька не сразу понял, что звонит еще и телефон. Он медленно встал, подошел на негнущихся ногах к телефону и снял трубку.

  - Ми-и-итя-а, это я-а, - медленно, точно сквозь сон сказала Светланка. Голос был ее бесцветен и Митька уже не мог быть уверен, что Светланка жива.

  - Светланка! Ты где?! - закричал в трубку Митька.

  - Ми-и-итя-а, это я-а, - тем же голосом повторила Светланка.

  В этот момент в дверь кто-то стукнул. Потом еще - три раза подряд. И свет померк.

  Дома Виктор никого не застал. Но квартира была в порядке, время здесь не скакало галопом и страх еще не прописался. И все же на душе стало тяжело. Он вспомнил рассказ Фимы о кошках. Теперь они до того обнаглели, что забирают людей прямо на улицах.

  Не раздеваясь Виктор упал на кровать поверх одеяла. Смотрел в потолок, думая, что делать дальше и что будет дальше. Их "исследования" ни к чему не привели. И не к чему не приведут. А если что-то и получится, то будет слишком поздно. Даже сейчас уже поздно. От населения городка едва ли осталась одна десятая часть. И никакого шума. Молчит местное радио, газеты, администрация. Словно все в заговоре. И никто не заявляет о пропавших без вести, будто никто никому не нужен. Разве можно в это поверить?! Так ведь именно так и происходит. Это все возможно, в принципе... Но не до такой же степени!

  - А может так и есть? - спросил себя вслух Виктор.

  Кто и кому по-настоящему нужен? Если зачем-то, то - да. А если что-то или кто-то заменяет этого человека, то уже и не нужен вовсе. А кто сейчас "играет" в замене? "Незаменимых у нас нет!" Что ж, этот лозунг удалось пропихнуть в жизнь. Но все это лишь на половину объясняет это всеобщее молчание. Не может быть, чтобы до такой степени люди плевали друг на друга. Не могут! Я знаю это! Я верю в это. Например, Светланка с Митькой. Разве они не заметят потерю друг друга? Разве они смогут так сразу найти замену друг другу? А вся наша компания?

  Слишком уродливо преувеличено происходящее. Слишком. А так все верно. Только пропорции нарушены.

  Виктор услышал, как из прихожей послышался стук в дверь. Прежде чем он успел сообразить, тело его уже начало действовать. Его подбросило с кровати и он побежал на балкон. Он резко распахнул балконную дверь и шагнул...

  Шаг пришелся не на серый половик, что застилал холодный пол балкона. Нога не нашла опоры, глаза не нашли света, лишь в уши рвалась разноголосица. Виктор чувствовал, что летит вниз. Летит через пустоту. Летит долго. Не зная куда и где. Его окружала полная темнота.

  Но вскоре место мрака стали занимать какие-то картины, которые Виктор не успевал и не мог разглядеть. Его переворачивало, крутило и вертело. И вдруг ему в лицо ударил свежий ночной воздух. И он услышал как в тишине городских улиц пение дворника почти перешло в громкий задыхающийся сам в себе стон.

  И тут же он увидел приближающиеся ветви тополя, росшего напротив балкона. Он неловко рухнул на ветки, что-то под ним хрустнуло, оцарапало лицо, потом Виктора перевернуло и швырнуло в кустарник. Оттуда он и увидел, как в его окне погас свет.

  Уже поздно. Темнеть теперь стало рано. Пора бы мне ложиться спать.

  А этот городок начинает мне нравиться. Хотя я и не выхожу на улицу (спасибо за это Павловне), но могу во всей полноте оценить покой и тишину улиц. Этот город необычайно хорош своей пустынностью. Он даже от этого мне кажется немного загадочным. Но это я так, фантазирую.

  Особенно здесь хорош август. Он только начался. Скоро, наверное, все начнет оживать. Все вернуться из отпусков, каникул. И опять наступит обыденная суета маленького городка, которую я застал здесь зимой. А не хотелось бы. Ох, как не хотелось. Определенно, чтобы полюбить этот городок, нужно прожить здесь лето.

  А завтра мне предстоит давно забытое занятие - поход в магазин. Павловна уже четвертый день ко мне почему-то не заходит. Вот завтра я ее и проведаю. Давно пора зайти к ней в гости.

  А вот и она! Легка напомине. Только почему стучит? Неужели звонок сломался? Иду открывать.

  Виктор вышел из кустов слегка прихрамывая. С минуту он стоял, жадно глотая воздух, и пытался успокоить безумное сердце. Сзади раздались шаги. Он обернулся. На ярко освещенной фонарями улице никого не было, но звук шагов приближался. Кто-то подходил к Виктору, но оставался невидим. У Виктора откуда-то появилась убежденность в том, что ничего хорошего для него сейчас не произойдет. Он не знал почему был так уверен в этом, но проверять свою интуицию ему не хотелось. Виктор побежал. И опять не зная почему, он уже решил куда сейчас побежит. А где-то все то пел, то стонал дворник.

  Виктор забежал во двор соседнего дома. Где-то здесь. Он быстро рассчитал, где должна находиться квартира с распахнутым окном.

  Когда он распахнул дверь квартиры и включил свет, то уведенное поразило его. И отняло еще не родившуюся надежду...

  В этой квартире прошли многие годы. Стены смеялись своими обнаженными кирпичами. Ветхий косяк накренился в издевательском поклоне перед входящим. Проводка местами искрила, но лампочка почему-то исправно освещала, все то, что не стесняясь демонстрировало свою непричастность к человеку.

  У окна грудой лежало то, что когда-то служило письменным столом, а на полу валялась черная тетрадка с красным корешком. Виктор не знал, зачем пришел сюда. Здесь тоже было жутко, как и в любой опустевшей квартире. Но он поднял тетрадку. Его заинтересовало то, что время не коснулось ее. Виктор перелистал ее, его взгляд остановился на одной из страниц. Он прочитал несколько строк. А потом прочитал с самого начала.

  Да ведь это есть тот самый удар с тыла! - закипело в его голове. - Фима, где ты сейчас? Фантазии этого старика графомана не встретили никакого сопротивления и каким-то образом открыли двери всей этой нечисти. Он и сам даже не знал кто они и откуда. А ведь будь в нашем городе хоть какая-нибудь церквушка, и может быть ничего этого не произошло.

  Но как он все угадал! Сидя в своей квартире этот старик стер из жизни Светланку и Митьку, Шуза и Фиму, весь город. Позволив выжить лишь мне. Что он еще успел бы натворить, если бы сам не стал жертвой своих же фантазий? - А потом он закричал. - Но, Боже, это же идиотизм! Этого не может быть! Это глупо! Абсурд! Как?! Этого не может быть! Не может!..

  Обессилев от слепой ярости, обиды, непонимания, Виктор устало сел на пол. И тут он увидел рядом собой так же не тронутую временем шариковую ручку. Несколько минут Виктор смотрел на нее. А потом начал писать. Писать о себе в третьем лице, чтобы не нарушить стиля. Он продолжил. По-своему.