Николай Иванович жил в интересную эпоху. Это была эпоха реформ. Но, похоже было, что реформы затянулись. Вот уже в течение двадцати лет одни министерства сменяли другие, милиция превращалась в полицию, ГАИ в ГИБДД, земельные комитеты - в кадастровые палаты. Чиновники размножались с необыкновенной быстротой. И чтобы доказать всему миру, что они не просто так едят хлеб, они каждый месяц издавали указы, приказы и прочую бюрократическую белиберду.
Наш герой преподавал в одном из университетов, и его организация была маленькой моделью государства. В стране были президент и премьер-министр, и в университете были ректор и президент. В правительстве были премьер и первые вице-премьеры, и в университете ввели должность первого проректора. Одних проректоров было целых шесть штук. А сколько управлений - не сосчитаешь, и у каждого начальник с немалой зарплатой. Реформы в высшем образовании шли одна за другой. Чего только стоит переход на болонскую систему с ее двухуровневым образованием, в которой нет места инженерам (по-современному - специалистам). И вот, подготовку инженеров прекращают, в то время как президент с высокой трибуны трубит: стране нужны инженеры! Стоит также упомянуть прием абитуриентов по результатам ЕГЭ, государственные образовательные стандарты первого поколения, второго, третьего.... И каждый раз при этом переделываются учебные и рабочие программы.... Приезжают проверяющие чиновники, но проверка сводится лишь к наличию необходимой бумажной документации. Нет бы спросить, а есть ли у вас необходимые реактивы, приборы, оборудование. Но нет, чиновника лишь интересуют бумаги. Николаю Ивановичу казалось, что он живет в каком-то мире абсурда, не в настоящем, а в вымышленном. Ему казалось, что однажды он проснется утром - и все будет разумно, все встанет с головы на ноги. Но он каждое утро просыпался - и все оставалось по-прежнему.
Однажды ему объявили, что со следующего года вводят подушевое финансирование вузов. Госбюджетные деньги теперь будут перечислять не по количеству принятых студентов, а по реальному количеству обучающихся. С точки зрения государства этот шаг был понятен: он был вызван необходимостью экономии. Но Николай Иванович сразу заподозрил что-то неладное, какой-то скрытый в этом подвох. И точно, через неделю Ученый совет университета принял решение не отчислять двоечников, чтобы не терять финансирование. И так, по-видимому, поступили все вузы страны. Только сейчас Николай Иванович понял всю глупость этой затеи: вузы перестанут отчислять, будут тянуть неуспевающих до последнего. Это приведет к девальвации высшего образования, к обесцениванию диплома. У всех дипломы о высшем образовании будут одинаковы, и в больницах и поликлиниках появятся врачи, не любящие свою профессию и не умеющие лечить. А если это будет хирург, от которого подчас зависит жизнь пациента? Но тут хоть вред выпуска плохого специалиста очевиден. Менее очевиден урон, который могут нанести такие горе-специалисты в промышленности. Хотя и там непрофессионализм и некомпетентность могут привести к таким авариям, как на Саяно-Шушенской ГЭС, или к отказу оборудования на станции "Фобос-грунт". На проект, посвященный созданию и запуску этой станции, было затрачено пять миллиардов рублей. Наши руководители, наверное, забыли поговорку "скупой платит дважды". Попытка сэкономить на финансировании высшего образования приведет к падению уровня выпускаемых специалистов и, как следствие, к еще большим потерям в народном хозяйстве.
Такие мысли обуревали нашего героя, когда к нему пришли сдавать зачет студенты пятого курса. Половину их Николай Иванович прогнал. Он не понимал, что с ним произошло. За многолетнюю педагогическую практику он относился к студентам вполне лояльно и до сих пор никого не выгонял. Ему было достаточно, что студент хоть что-то знает. Но в это раз.... В чем была причина? Они не знали даже элементарных вещей, которые должны были усвоить еще из школьного курса. Студенты с "хвостами" приходили к нему несколько раз. С каждым разом они отвечали несколько лучше. В то же время терпение Николая Ивановича истощалось, и итогом их взаимодействия была отметка в зачетной книжке. Исключение составляла одна студентка по фамилии Арсеньева. Ее знания, несмотря на все новые попытки получить зачет, не изменялись и были близки к нулю. Было непонятно: либо она была неспособной усвоить предмет, либо ей было лень затратить хоть какие-то усилия на подготовку. Николай Иванович решил ее отчислить, но не тут-то было. Его вызвал декан факультета и напомнил, что отчислять никого не будут. Коли она доучилась до пятого курса - пусть учится дальше. Заведующий же кафедрой пригрозил, что если он будет упорствовать - его уволят: "Скорее мы уволим тебя, чем отчислим хотя бы одного студента". Понурый, горе-преподаватель вышел из кабинета. Внезапно у него в голове родилась идея: он сам подаст заявление об уходе, но зачет не поставит. Этот поступок для него был равносилен поступку камикадзе, которые выводили из строя технику и живую силу противника ценой собственной жизни. Ему стало противно заниматься профанацией, делать вид, что он учит тех, которые учиться не хотят. На следующий день он подал заявление об уходе...
Прошел месяц. Он зашел зачем-то на кафедру, забрать какие-то вещи, пообщаться со своими бывшими коллегами. Какая-то сила продолжала его тянуть в Alma Mater, которой он отдал столько лет своей жизни. Неожиданно его поймала за рукав и отвела в сторонку ученый секретарь кафедры.
- А ты знаешь, - доверительно сказала она ему, - зря ты ушел. Вскоре после твоего ухода приказом декана была создана комиссия, которая приняла зачет у твоей Арсеньевой...
Николай Иванович грустно поплелся к выходу. Он сделал, что мог. Он погиб для науки, для образования. Но система осталась, и она продолжала плодить выпускников-недоучек, обесценивающих само понятие высшего образования.