Чуден проспект в часы пик, когда вольно и плавно мчит мимо домов и церквей разноцветные свои автомобили. Ни на минуту не утихает твой благородный шум. Глядишь и не знаешь, идет или не идет его величавая ширина, и чудится, будто весь вылит он из металла, и будто пестрая, переменчивая дорога, без меры в ширину, без конца в длину, реет и вьется по красавице Москве-матушке. Любо тогда и жаркому солнцу оглядеться с вышины и опустить лучи на жар раскаленных крыш, и близстоящим домам ярко отразиться в стеклах. Зеленокрышие! Они толпятся вместе с пешеходами у перехода, и, наклонившись, глядят на проспект и не наглядятся, и не налюбуются светлым своим зраком, и усмехаются на него и приветствуют его, кивая головами, тщетно дожидаясь зеленого света светофора. На середину же проспекта они не смеют глянуть: никто кроме солнца и голубого неба, не глядит туда. Редкий пешеход добежит в эту минуту до середины проспекта. Пышный! Ему нет равного проспекта в мире. Чуден проспект и при теплой летней ночи, когда все засыпает, и пешеход, и водитель, и гаишник; а бог один величаво озирает небо и землю и величаво сотрясает ризу. От ризы сыплются звезды. Звезды горят и светят над миром, и все разом отдаются в проспекте. Всех их держит проспект в темном лоне своем. Ни одна не убежит от него, разве погаснет на небе. Черные деревья, унизанные спящими воронами, и многоэтажные громады зданий, свесясь, силятся закрыть его хотя длинною тенью своею - напрасно! Нет ничего в мире, что бы могло прикрыть Ленинский проспект. Серый, стальной, ходит он плавными изгибами середь ночи, как середь дня, виден за столько вдаль, за сколько видеть может человечье око. Нежась, прижимается ближе к тротуарам от ночного холода. Чуден и тогда проспект, и нет равного ему в мире! Когда же заслышатся раздирающий душу вой сирен, робкие пешеходы зашатаются у перехода, трещат милицейские свистки, и свет фар, изламываясь из передней машины, разом осветит целый мир - страшен тогда проспект! Подъезжающие машины гремят, ударяясь о трамвайные рельсы у перекрестка и с блеском и стоном проносятся дальше, и сигналят, и заливаются вдали.