Легкое дуновение ветерка едва шевелило тент, который при этом слегка потрескивал. В палатке где-то жужжал одинокий комар, делая вид, что человеческое тело его совсем не интересует. Рядом мерно посапывал Саша. Андрею Петровичу не спалось. Он плохо засыпал на новом месте. Мешал рюкзак под головой, какие-то бугры снизу, посторонние звуки. И, тем не менее, его вновь и вновь тянула к себе эта странная, лишенная привычных удобств жизнь. Андрей Петрович повернулся и снова замер, прислушиваясь к шуршанию тента. Ему вспомнилась другая бессонная ночь. Тогда, не переставая, шел мелкий дождь. Мельчайшие капли соединялись на листьях в крупные и падали вниз, тщетно пытаясь пробить полиэтилен. Вслед за той ночью Андрей Петрович вспомнил и то, что ей предшествовало, то, к чему он вновь и вновь возвращался, то, что его терзало.
Рано утром соседка по даче встревоженным и одновременно грустным голосом сообщила: в стране переворот. Андрей Петрович не удивился этому известию. Весь ход последних событий говорил, что такое могло произойти. Он стал анализировать, как эти события отразятся на его жизни, и пришел к выводу, что ничего хорошего ждать не приходится. Не будут выполнены многие его смелые планы, опять придет "казарменный социализм", исчезнут условия для проявления инициативы. И потом за шесть лет он уже успел привыкнуть к разноголосице средств информации, предоставляющей людям самим выбирать свою точку зрения. Какие бы события не произошли, однако жизнь продолжалась, надо было везти сына к врачу.
Выйдя из поликлиники, Андрей Петрович обратил внимание на бронетранспортер, проехавший мимо. Вид его в окружении легковых автомобилей казался странным. У Большого театра "окопалось" целое подразделение БТРов, отделенное от площади грузовиками. Солдаты бегали, суетились, командиры отдавали приказы.
Через полчаса Андрей Петрович с сыном был дома. Занимаясь различными делами, накопившимися за время их отсутствия, он обратил внимание на какой-то необычный шум со стороны улицы и выглянул в окно: по проспекту в сторону центра шла колонна военных грузовиков с солдатами. Впереди ехала какая-то "каракатица", очевидно для прокладывания пути в возможных завалах. Ехали машины с грузом, закрытым брезентом. "Боеприпасы везут", - подумал Андрей Петрович. Замыкали колонну автоцистерны с горючим. По радио, по телевизору дикторы трагическим голосом зачитывали указы ГКЧП.
Андрей Петрович не знал, как быть. Голова лихорадочно работала, но руки продолжали делать свое дело: они собирались на дачу. У остановки неожиданно притормозила машина. Оттуда вышел мужчина, спешно наклеил листовку на стену, сел обратно и уехал. Андрей Петрович подошел поближе и прочел: это было обращение Ельцина к народу с призывом не подчиняться новоявленному комитету. Ему стало не по себе. Это было как в кошмарном сне. Он и предположить не мог, что противостояние дойдет до такой степени. Андрей Петрович привык верить радио, телевидению, привык выполнять указания свыше, привык подчиняться властям. А тут он был в растерянности. Президент РСФСР, за которого он голосовал, призывает оказывать сопротивление армии, внутренним войскам, КГБ, тем, на чьей стороне сила! Ему казалось это безрассудством. Он считал переворот свершившимся фактом. Подошел автобус. По инерции, как лунатик, Андрей Петрович с сыном сел, продолжая думать обо всем происшедшем.
На следующий день они стали собираться в поход. Андрей Петрович был в отпуске, и все, что он хотел за отпуск сделать, было заранее спланировано. Собравшись, они отправились на станцию. Стоя на платформе и ожидая поезда, Андрей Петрович наблюдал за окружающими. День был пасмурный, и лица у всех были серые, сумрачные. Люди возвращались с работы. Никто не смеялся, не шутил. Во всех ощущалась какая-то подавленность, безысходность.
Подошла электричка, и через несколько минут они уносились прочь от Москвы. Если бы Андрей Петрович знал, что в это же самое время в других электричках, идущих к Москве, ехали люди на защиту "Белого дома"! Потом он простить себе не мог, что был не там, где все честные люди. Долго он анализировал, стремился понять себя. Кто он? Трус? Или просто не был информирован обо всем, что произошло в эти дни и часы? Что это, нерешительность? Жизнь по инерции? Отсиживание за спинами других?
Андрей Петрович тяжело вздохнул. Еще было темно. Комар уже не жужжал, ветер затих. Только изредка слышался всплеск со стороны озера...
Издалека снизу доносился приглушенный звук прибоя. На краю обрыва стоял высокий, крепкого телосложения старик и смотрел вдаль. Пред ним простиралась родная Италия. В глубине залива угадывался Неаполь. Где-то на севере был Рим, предмет его многочасовых раздумий, Рим, который он ненавидел, которого боялся, Рим, который тянул его к себе, о котором он не мог забыть ни на минуту. Узкая полоска воды отделяла его от материка, жалкий залог мнимой его безопасности. Там жили люди, там кипела жизнь, и, казалось, никому он не был нужен. Но нет! Жизнь любого гражданина огромной империи в его руках. Он силен сейчас, как никогда. Уже несколько лет он обрек себя на добровольное заключение на этом мрачном острове. Но как бы он хотел, как некогда Дедал, на крыльях перенестись туда к своему народу.
Хруст ветки заставил его вздрогнуть и обернуться. В нескольких метрах от него на коленях стоял человек и протягивал огромных размеров рыбу:
- Тиберий Цезарь Август! Прими это скромный дар от местных рыбаков.
"Как он проник сюда? Как легко добраться до меня любому..."
- Стража! Убрать, - Тиберий кивнул в сторону несчастного рыбака и, не оглядываясь, направился к носилкам.
- Вперед!
Топот солдат охраны не смог заглушить протяжный крик, который, однако, быстро смолк. Мерное покачивание носилок успокоило Тиберия. Среди своих солдат он чувствовал себя в безопасности. Он открыл занавеску: огромный огненный шар медленно опускался за верхушку острова. "Сейчас солнце скроется, а кто-то, на той стороне, будет еще лицезреть Гелиоса на своей златой колеснице. Так и человеческая жизнь: для рыбака ничего нет ценнее ее, а для меня его жизнь - что жизнь комара. А может, он был счастлив умереть за своего императора?" Тиберий закрыл глаза. Солнце стало кроваво красным. Вот это уже ручьи, потоки крови, которые окружают его, от которых нет спасения...
Яркое утреннее солнце било в глаза. Андрей Петрович проснулся. Вначале долго не мог понять, где он. Осмотревшись и поняв, что он не на Капри, Андрей Петрович улыбнулся. Воздух внутри быстро нагревался, становилось жарко. Он вылез из палатки, схватил котелки и решительными шагами направился к озеру за водой.