Влечение двух человек друг к другу напоминает притяжение двух движущихся небесных тел. Если соединения не происходит, то объясняется это либо слабым притяжением, либо их высокой взаимной скоростью. Трудно сказать, какая из этих двух причин помешала Елене соединиться с Алексеем Николаевичем. Возможно, они действовали обе. Чувство не терпит вакуума. В особенности, если вакуум образовался в душе молодых людей. Как только человек охладел к кому-либо, появляется новый объект поклонения. Иван возник на пути Елены не вовремя, слишком рано. Испытав увлечение, связанное с Алексеем Николаевичем, и разочаровавшись в нем, Елена вспомнила про Ивана. Она достала из-за шкафа заброшенное ею, покрытое пылью письмо и перечитала его вновь. Читала она его как бы новыми глазами. Она вдруг поняла, что в то время, когда пришло это письмо, ей можно было привести тысячу доводов против Алексея Николаевича и тысячу - за Ивана, и они ничего бы для нее не значили. Читая письмо Ивана, она догадалась, что невольно вызвала "джина из бутылки", джина любви; вызвала и испугалась. Теперь же она не боялась этой любви. Она сама шла навстречу ей. Она поняла, как много пережил, перестрадал Иван за это время, а возможно, страдает и сейчас. И ей стало мучительно жаль его, так жаль, что рука сама потянулась к телефонной трубке. "Позвонить, сейчас же позвонить, встретиться с ним, пожалеть, утешить. Как я была глуха!" Но она не сделала этого. Ее жизнь катилась по орбите, и хотя она уже попала в поле притяжения другой планеты, резко изменить свою траекторию она не могла.
Елене надо было ехать в библиотеку. Одевшись, она вышла из дома. По привычке, машинально, она заглянула в почтовый ящик, не ожидая там встретить ничего, кроме рекламных объявлений о купле или продаже квартир, велотренажеров и еще всякой чепухи. Объявлений на этот раз там не оказалось. Зато в почтовом ящике скромно белел небольшой конверт. Елена быстро схватила его, предчувствуя, от кого это письмо. Так и есть, письмо было от Ивана. Она торопливо вскрыла конверт, порвав неосторожно при этом одну из страниц и тут же, в подъезде, жадно припала к письму. Несколько минут она простояла неподвижно, в оцепенении, с трудом разбирая в полутьме каракули Ивана. Мимо проходили жильцы, с любопытством посматривая на Елену, но она никого не замечала. Наконец, дочитав до конца, она повернулась и торопливо стала подниматься вверх по лестнице. Ехать в библиотеку она расхотела. Из письма она поняла главное, что Иван по-прежнему любит ее. А то уж она стала опасаться, не охладел ли он к ней, встретив такое равнодушие, непонимание. Фу, как она могла! Не хочется даже об этом и думать.
Дома, в спокойной обстановке, она перечитала письмо. Теперь уже ничто не мешало ей позвонить Ивану. Набрав номер и услышав длинные гудки, она с трепетом стала ждать. Наконец, трубку сняли и чей-то резкий голос произнес: "У телефона." Елена попросила Ваню. Через несколько секунд послышался наполовину забытый и в то же время такой знакомый, даже, как она решила для себя, родной голос.
- Ваня, это я. Как ты там? - Елена хотела добавить "без меня", но сдержалась.
Услышав голос Елены, Иван просиял. Сомнений быть не могло: она к нему переменилась. Радость захлестнула его. Но он ее обуздал, он запрятал свою радость поглубже, чтобы постепенно, кусочками ее доставать, ее переживать, ею упиваться.
- Ты свободен? - спросила Елена.
"Зачем она это спрашивает? - думал Иван. - И так все ясно."
- Свободен, конечно свободен, - почти прокричал он в трубку.
Елена и Иван, договорившиеся встретиться у памятника Репину, подошли к нему почти одновременно. Не дойдя до памятника десятка метров и увидав друг друга, они радостно устремились навстречу.
- Ваня, что с тобой? - вдруг с удивлением воскликнула Елена. - Зачем ты отпустил эту бороду?
- С бородой выходит на поверхность сущность мужчины. Безбородый - себе на уме, - сказал, засмущавшись, Иван. - Я хотел удивить тебя, удивить и обрадовать.
- Немедленно сбрей ее! Что ты, как маленький, - приказала Елена, с негодованием посматривая на Ивана. - Удивить то ты удивил, но никак не обрадовал, - заключила она.
- Ты знаешь, - взволнованно проговорил Иван, словно не расслышав последние слова Елены, - у меня так много накопилось за это время, а поделиться не с кем.
- Неужто так и не с кем? - лукаво улыбаясь, спросила Елена.
- Да, не с кем, - твердо ответил Иван. - Некоторые вещи мне не хочется говорить никому, кроме тебя. Спасибо, что ты вспомнила обо мне. А то бы то, что ты от меня сегодня услышишь, так и осталось бы во мне.
Иван помолчал, собираясь мыслями.
- Только не думай, что это какие-то открытия. Так, мелочи...
- Из мелочей сложена наша жизнь, - заметила Елена. Она внимательно слушала Ивана. От ее ироничного и высокомерного отношения к нему не осталось и следа.
- Ты посмотри вокруг, какие красоты. Мы все стремимся куда-то, а дома своего родного, города, где живем, не знаем. Вернее, думаем, что знаем, и уж точно не видим. Я раньше, в основном, ездил на метро. Потом, когда метро стало слишком дорого, купил проездной на троллейбус и начал ездить на нем. Потом и это стало дорого, и я решил ходить пешком. И мне стали заново открываться красоты Москвы. В метро я ничего не видел, кроме голых стен. В троллейбусе я либо стоял, зажатый со всех сторон, либо сидел, уткнувшись в книгу. Когда же я иду пешком, мне никто не мешает, ничто меня не отвлекает от созерцания столицы-матушки.
Они шли по мосту. Навстречу им медленно разворачивалась панорама Кремлевского холма. Слева угрожающе надвигалась громада строящегося храма Христа-Спасителя. Впереди сверкал красивейший в Москве Пашков дом.
- А ведь и в самом деле, прав был Булгаков. Что может быть красивее этого здания, нет, пожалуй, дворца?
Иван на минуту остановился и, прикрыв глаза рукой от слепящего солнца, неподвижно всматривался, пытаясь рассмотреть детали дворца и разгадать секреты его очарования.
- Он похож на большую белую птицу, парящую над Москвой, - добавила Елена.
Некоторое время они шли молча.
- Порой мне кажется, что я близок к разгадке какой-то тайны, над которой уже долго бьется человечество, - сказал неожиданно Иван.
- Дурачок ты мой, - засмеялась Елена.
- Нет, ты не смейся, - сказал Иван, сам улыбаясь. - Ты послушай, до чего я додумался без тебя. Оценивать человека сзади во времени трудно, так как его след полон несущественных подробностей, которые часто искажают его истинный облик. Сбоку во времени человека оценивать мы не можем, так как время одномерно. Остается лишь оценка спереди.
- Что это значит - оценка спереди? Ты то сам понимаешь, что сказал?
- Нет, пожалуй, я до конца и сам не понимаю.
- Милый мой Ваня! Ты без меня совсем с ума сошел, - с нежностью произнесла Елена и дотронулась рукой до его лица.
- Ваня, я чувствую себя виноватой перед тобой и хочу тебе кое-что рассказать.
У Ивана от этих слов сжалось сердце.
- Не надо, Лена, ни к чему это, что было, то было.
- Нет, я хочу тебе рассказать, - сказала упрямо Елена. - Был у меня знакомый, к которому я очень привязалась, который был мне очень близок и оказал на меня большое влияние. Но он был очень увлечен своими проблемами. Ему не было дела до других. И я поняла: моя судьба - это ты. Я тебя воспитаю. Ты у меня будешь самым лучшим, самым красивым, самым умным. Ты прости меня, что я не говорю это в настоящем времени. Ты должен понять меня. Я иду к тебе, и не ускоряй искусственно этого.
Иван предчувствовал, что собиралась сказать ему Елена. На миг ее откровенность пробудила в нем эгоиста и собственника: как же - любимая девушка принадлежала не тебе, а другому, - но только на миг. В следующее мгновение это неизвестно откуда взявшееся собственническое чувство пропало, и он с облегчением посмотрел на Елену.
- Что я могу сказать? Мне кажется, я выдержал то, что уготовила мне судьба. В этом не были виноваты ни ты, ни я. А может, и ты, и я, - не знаю. За это время я понял, что я люблю страдания. Это помогло мне их перенести. Кроме того, я понял, что я человек сильный; по крайней мере хочу таким быть. Но самое главное, что мне помогло пережить это трудное время - это то, что я тебя люблю. Ведь я мог тебя возненавидеть или начать преследовать. И в том, и в другом случае я скорее думал бы о себе, чем о тебе.
- Давай, зайдем сюда, - сказала Елена, показывая на тихий скверик перед Музеем изобразительных искусств.
- Взаимоотношения влюбленных меняются со временем, - продолжил Иван, уютно расположившись с Еленой на лавочке. - Вначале - это узнавание. Многое еще неизвестно в любимом, но ты уже знаешь, что он очень хороший человек и что это на всю жизнь. Это самый счастливый момент в их жизни. Был и у нас этот период, период, когда я понял, что ты - человек, о котором я мечтал все последние годы, человек, которого мне так не хватало.
- Но я не узнала тебя как следует, - возразила Елена.
- Ты не права, - сказал Иван, робко положив свою руку на руку Елены, как бы пытаясь этим загладить то, что он противоречил ей. - Ты меня узнала уже в первые недели, и если чувство ко мне не появилось, то, по крайней мере, не поэтому. Узнать человека в целом можно довольно быстро, но это не значит, что ты его при этом узнаешь до конца. До конца человека можно узнавать всю жизнь, каждый год постигая что-то в нем такое, чего раньше не знал.
- Я бы хотела узнать тебя до конца, - смущенно произнесла Елена, не глядя на Ивана.
Иван благодарно сжал ей руку.
- Нам представляется будущее, как местность сквозь туман. Ближайшее мы видим более отчетливо, далекое - неясно и смутно. Но это не значит, что мы не можем видеть что-либо в будущем наверняка. Есть горные вершины, которых не может закрыть никакой туман, например, любовь. Если любовь сильна, если это действительно любовь, то человек может смело говорить о своей верности до конца жизни, не боясь оказаться нечестным перед самим собой. Но меня с тобой связывает нечто большее, чем любовь, большее, чем дружба. Для этого еще не придуманы слова.
Иван перевел дыхание и продолжил.
- Лена, я хочу, чтобы ты была рядом, хочу любить тебя постоянно, каждую минуту, каждое мгновение ...
Оставим наших героев в эту прекрасную и волнующую минуту их жизни. Мы теперь за них спокойны. Они разберутся в своих чувствах сами.
"Уф!" - вздохнут те немногие, которые дочитали эту повесть до конца. - "Наконец-то закончено это длинное, нудное повествование."
Автор целиком на их стороне. Зачем читать такие "опусы", когда можно провести время с большей пользой: подзаработать или посмотреть "DVD". А если уж читать, то читать не такую ерунду, а, например, "Страсти Мари Елены" или "Кровавое приключение".
Удовлетворяя любопытство тех читателей, которые несколько ошарашены таким неожиданным концом и интересуются, как поживают другие герои, скажем, что Герсаныч, пересаживая свой лимон во все большие по размеру горшки и таская его в ванную для мытья, заработал себе грыжу и лежит в больнице. Алексею Николаевичу предложили заняться выгодным делом: он будет в суде отстаивать интересы одной старушки, у которой злые соседи оттяпали сотку земли. Вечерами и по выходным он продолжает работу над "Ничтожными". Прочитав, что многие художники изображали на своих многофигурных полотнах и себя, он решил запечатлеть свою персону в толпе спешащих за стягом несчастных и увлеченно работает над этим. Временами, в то нечастое свободное время, остающееся от занятий юридической практикой и живописью, он вспоминает Елену. Что-то в глубине его души начинает шевелиться, но он подавляет эти чувства, справедливо полагая, что это от безделья.
"Ну а что же Россия?" - спросит нетерпеливый читатель, уже уставший читать о любви, смысле жизни и бессмертии. Россия? Россия жива, пока живы герои моей повести. Куда-то ведь я должен был их поместить. И, несмотря на то, что богатые у нас делаются еще богаче, а бедные еще беднее, поместил я их все же в Россию. Где будут жить герои следующей повести - я еще не решил.