Зарабатывал Николай действительно мало. Он сам это понимал. Пока был жив отец, они проедали его военную пенсию, и жилось им легче. Но вот, отец умер. Николай остался один. Правда, была еще сестра, но она была целиком поглощена своей семьей: муж, две дочки. В первые дни после смерти отца (мать умерла несколькими годами раньше) у Николая возникло ощущение, что он один на всем свете, и никому он не нужен. Друзья у него были, но у всех были свои семьи. Как-то быстро пролетела молодость. Были и у него девушки, но в итоге все разбежались, все повыходили замуж. Николай находился сейчас в таком возрасте, когда не ходят на танцы (да и с кем?), не знакомятся на улице. Чтобы встретить свою "половину", надо было случиться чему-то необыкновенному. Но время шло, а чуда не происходило. Да наверное, в этом был виноват и сам Николай. Под лежачий ведь камень вода не течет! Однажды он подумал, что, возможно, его такая жизнь и устраивала. И лишь после смерти отца он с особенной остротой почувствовал свое одиночество. Но изменить что-либо у него уже не было ни смелости, ни сил.
Он работал в институте русской литературы. Работа ему нравилась. Часами он мог просиживать в библиотеке, на работе или дома за письменным столом, обложившись книгами и журналами. Поэтому предложение Влади его смутило, нарушило спокойный ход его жизни на протяжении последних пятнадцати лет. И он скорее всего отказался бы. Но высказанная им мысль, что он боится детей, покоробила его самого. Он не привык пасовать перед страхами, и он решил согласиться. Последовали визиты в РОНО, к директору школы, оформление всяких формальностей. Николай со страхом ждал своего первого урока. Он уже малодушно проклинал себя, что согласился, дал себя уговорить. Конечно, мог он и отказаться, сделать это никогда не было поздно. Но какая-то сила удерживала его от этого. Боялся он не аудитории. Ему не раз приходилось выступать на конференциях, где слушали его такие же, как и он сам. Боялся он именно детей, того, что им будет не интересно, того, что они невзлюбят его, будут ему досаждать (он уже наслышался о сегодняшних жестоких детях, об их выходках). И вот, первый урок настал. Представляла его завуч - энергичная женщина средних лет. Бойким, хорошо поставленным, не допускающим возражений голосом она сказала несколько фраз, смысл которых до Николая не дошел, и удалилась. Николай почувствовал, что его ввели в клетку к тиграм и там оставили. Теперь то он вспомнил слова Влади: кто кого. Если он сейчас даст слабину, то на него набросятся, его съедят, растерзают, а если он и останется жив, то уже никогда, ни-ког-да! у него не будет авторитета среди этих ребят. Тридцать пар глаз пытливо устремились на своего нового учителя, ожидая, что он скажет. - Здравствуйте, как вам уже сказала Ольга Александровна, я ваш новый учитель литературы. Зовут меня Николай Сергеевич. Не будем терять времени, перейдем сразу к делу. На этом уроке мы начнем изучать творчество великого русского поэта...
- Кукушкина, - послышался чей-то возглас.
- Нет, не Кукушкина, - сдерживая себя, сказал Николай. "Ну вот, начинается," - подумал он. По возможности невозмутимым голосом он продолжил:
- Нет, совсем даже не Кукушкина, а Александра Сергеевича Пушкина. Пушкин является... - Николай оседлал своего "любимого конька" и дальше ему было легче. Дети, в целом, оказались нормальные. Никто не подкладывал ему кнопки на стул, никто не подсыпал иодистого азота под классный журнал. Выделялся лишь один мальчик, который часто перебивал, задавал вопросы, но Николай его не останавливал. "Может, это и к лучшему. Интересуется, значит," - думал он. Несколько раз за урок слышались разговоры. Николай их тоже не останавливал. Он лишь повышал голос, стараясь перекрыть гул, стоящий в классе. "Значит им не интересно, значит я виноват".
Так прошло несколько уроков. Николай пообвыкся со своей новой ролью, стал спокойнее. Это выразилось, в частности, в том, что он стал шутить. Детям это нравилось, и в его классе все чаще во время уроков слышался смех. Однажды он обратил внимание, что одна девочка ничего не записывала, а сидела и своими голубыми, круглыми, наивными глазами смотрела на него. На его вопрос, что случилось, она ответила, что одела перчатки (в классе было холодно) и не может писать.
- А ты отрежь у перчаток пальчики, - посоветовал Николай, - знаешь, как в овощных магазинах продают морковку. - Дружный хохот раздался в классе.
Шли дни за днями, и постепенно внутри Николая что-то менялось, менялось его отношение к преподаванию. Он стал ощущать какое-то удовольствие от повелевания человеческими душами. На несколько часов он становился богом для этих ребят. После уроков они могли забыть о нем, отозваться о нем неодобрительно (чего, Николай надеялся, не было), могли заняться своими делами. Но сейчас Николай повелевал ими. Он говорил - и они слушали. Он вызывал к доске, и они покорно шли к ней. Он спрашивал - и они отвечали. Какое-то наслаждение испытывал он от этой возможности повелевать. Это для него было неожиданно. Выходит, он себя мало знал. Сколько еще в нем скрывается такого, о чем он и не догадывается! Он пока не пытался этически оценить свое новое наслаждение, хотя свою жизнь он пытался строить сообразно высоким нормам и постоянно соотносил с ними те или иные свои поступки и дела.
Так прошло полгода. Приближалось лето. Как-то раз к нему с таинственным видом подошел Владя и спросил, что он собирается делать в июне.
- Как что? - удивился Николай. - Что скажут, то и буду. Проводить очевидно консультации, экзамены, дежурить в школе. Я думаю, директор для нас дела найдет.
- А я тебе предлагаю вот что. Айда со мной на Валдай. Бери свой класс и поехали. Дело благородное - вывезти детей на отдых, и сам заодно отдохнешь. Тебе это зачтется, я с директором поговорю.
- А где мы жить будем?
- В палатках, разумеется. Возьмем на турбазе.
- Хорошо, я подумаю.
Николай опять впал в состояние нерешительности. Как он не любил что-либо менять в своей жизни, и в то же время, если эти перемены и происходили, то, в основном, под воздействием внешних импульсов, но ни как не внутренних. Конечно, проводить время на природе лучше, чем в пыльных школьных коридорах. Но дети... Как он за ними уследит? как он с ними будет управляться? Ведь дети на природе - это не дети в классе. В конце концов, Николай, поддавшись уговорам Влади, согласился. Отъезд был назначен на двенадцатое июня. Закончились уроки, прошли экзамены, позади были хлопоты по заказу автобусов, сбору инвентаря, закупке продуктов.
В назначенный день школа походила на какой-то табор: весь вестибюль был завален рюкзаками, сумками, мешками, свертками. Некоторые ученики брали байдарки. Родителей было гораздо больше, чем детей. Казалось, у каждого ребенка было по нескольку мам и пап. Из взрослых ехало несколько учителей и родителей, правда, не на весь срок. Некоторые родители собирались навестить своих чад попозже.
Началась погрузка. Николай обрадовался этому и деятельно включился в этот процесс. Его утомило ожидание, и он уже не находил себе места. Взваливая на свои плечи самые большие рюкзаки и мешки, Николай методично вышагивал от школы к автобусу, и обратно. Наконец, автобусы были загружены, была дана команда, и дети с шумными воплями полезли на "абордаж". Быстро были заняты все места, так что не осталось мест для взрослых. Пришлось уплотняться. Дети усаживались на сиденья по трое, а самых худых сажали по четыре. Как не любил Николай эту суету! Но делать было нечего. Николаю досталось место рядом с маленьким мальчиком, который никак не мог быть учеником. Оказалось, это был младший сын Ольги Александровны, которая тоже ехала с ними вместе со своим потомством. Сколько детей было у Ольги Александровны, Николай никак не мог запомнить, то ли трое, то ли четверо. Ольга Александровна была назначена главою лагеря. В душе Николай был рад за нее. На таком посту он не мог представить себе другого человека.
Наконец, автобусы тронулись. Мимо стали проплывать и вскоре остались позади папы, мамы, бабушки, такие все разные и вместе с тем такие похожие в своем волнении о своих чадах. Прошло минут десять. Николаю захотелось промочить горло, он достал из сумки бутылку с квасом и поднес ее к губам.
- Дайте, пожалуйста, и мне попить, - пропищал его маленький сосед.
- Не давайте Алеше, не давайте ни в коем случае, - послышались вокруг голоса.
- Почему же? - полюбопытствовал Николай. - Он все выпьет.
Николай не поверил этим измышлениям и доверчиво протянул маленькому Алеше полутора-литровую бутылку. Алеша запрокинул голову и стал мелкими глотками цедить квас. Когда он выпил литр, Николай стал проявлять первые признаки беспокойства. Видя, что квас подходит к концу, он, наконец, решился и отнял бутылку. Алеша отдал ее безропотно, откинулся на спинку кресла, выставив круглый свой живот, и стал смотреть в окно. Поразмышляв немного над тем, сколько могло бы вместиться еще квасу в этот животик, Николай задремал. Очнулся он от сигналов машин. Автобус проезжал по улочкам какого-то маленького городка. Это был Вышний Волочек. Николай стал вглядываться в линию горизонта слева по ходу автобуса. Он пытался разглядеть Вышневолоцкое водохранилище, но все было тщетно: за дамбой его видно не было. Взглянув на своего маленького соседа и увидев, что он спал, Николай поуютнее устроился в кресле и опять задремал.
Проснулся Николай от того, что автобус остановился. Дверь открылась, дети загалдели и стали пробираться к выходу. Раздался громовой голос Ольги Александровны:
- Прошу не разбегаться! Мальчики налево, девочки направо. Дорогу не переходить!
Вылез из автобуса и Николай. Побродив по окрестностям и понаблюдав, как мальчишки играли в футбол, Николай подошел к Ольге Александровне. Она стояла на невысоком холмике, зорко наблюдая за детьми, изредка обращаясь к ним с громогласными командами.
- Петя и Саша, куда пошли! Марина, слезай сейчас же с дерева!
Увидев Николая, она сразу же заулыбалась. Все ее строгое выражение лица тот час же переменилось, как будто ветром сдунуло.
- Рада, Николай Алексеевич, что вы поехали с нами. Чем больше мужчин, тем лучше. Хоть и говорят о женской эмансипации, но мы без вас никак не можем.
Николаю было приятно это слышать, однако виду он не подал. Вообще, он не любил, когда другие могли что-либо прочитать у него на лице.
- Меня Владимир Иванович уговорил. - А, Володя... значит, мы ему обязаны?
- И не только ему. Видите ли, Ольга Александровна, мы еще мало знакомы...
- Надеюсь, мы познакомимся поближе. Для этого и созданы такие поездки, не правда ли? - Ольга Александровна многозначительно посмотрела на Николая.
- Мы еще мало знакомы, - продолжил Николай, - поэтому вы не знаете многого обо мне.
- Ужасно люблю узнавать что-либо новое о других людях, в особенности из первых рук.
Николая постоянное перебивание уже начинало раздражать. Однако он решил высказать свою мысль до конца.
- Некоторые люди, и я в их числе, находятся под воздействием особых идей, идей-фикс, как иногда говорят. И эти идеи определяют все их поступки, поведение, решения. Одной из таких идей для меня является идея гармонии. Я хотел бы, чтобы в моей жизни все было гармонично. Мне хотелось бы все испытать, все пережить в жизни. Но с другой стороны, я инертен. И если не будет какой-либо внешней силы, то я не сдвинусь с места. В этом заслуга Володи, что он привел меня в эту школу, что он вытащил меня в эту поездку. Но с другой стороны, я как бы был уже внутренне готов к этому. Когда я работал в своем институте, я даже и не подозревал, что такое дети. Я даже немного побаивался их. Я никогда не жил в палатках, и это тоже для меня новое.
- То, что вы сказали - очень интересно. Я думаю, что мы с вами подружимся. С другой стороны, жить вместе месяц и не подружиться - это невозможно. Люди в таких ситуациях либо становятся друзьями, либо врагами, а быть врагами, я думаю, не в наших интересах. А теперь простите меня, я должна созывать ребят. А то мы затемно не приедем... Дети, - заорала вдруг Ольга Александровна, - по местам, через пять минут отправляемся.
Николаю стало смешно от такого резкого перехода Ольги Александровны от разговора с ним к обращению к ребятам. Что-то комичное было в этой женщине. Он любил "разгадывать" людей и чувствовал, что в этой поездке ему скучать не придется. Когда прошли первые впечатления от разговора с завучем, уже в автобусе, Николай вдруг испугался своей откровенности с ней. "С другой стороны, - подумал Николай, - без моей откровенности и она ничего не расскажет. Кто-то должен быть первым". Успокоившись, Николай повеселел и, обратившись в Алеше, спросил:
- Ну, как, богатырь, квасу еще не хочешь?
- Нет, спасибо, меня уже угостили, - сказал Алеша и рассмеялся. - А вы рыбу умеете ловить? - спросил он.
- Умею.
- А удочки вы взяли?
- Взял.
- Возьмете меня с собой на рыбалку? - Возьму, Алеша, возьму, только боюсь, что ты выпьешь озеро. - Нет, не выпью, - сказал Алеша и засмеялся тем веселым счастливым смехом, которым смеются только дети.
Время шло. Автобус миновал Валдай и повернул на дорогу, ведущую в Большое Уклейно. Слева и справа стали попадаться озера. Алеша всякий раз спрашивал Николая, как он думает, есть ли там рыба или нет. Николай всякий раз отвечал, что есть, вызывая тем самым бурный Алешин восторг.
Асфальтовое покрытие дороги сменилось бетонными плитами, и автобус теперь шел, всякий раз подпрыгивая на их стыках. Николай еще в школе слышал об этом участке дороги, который проложила наша доблестная армия. Спасибо ей, а то бы не добраться бы было до Большого Уклейна. Село проехали не задерживаясь. Справа показалось Уклеинское озеро, но скоро оно пропало за лесом. Теперь они уже ехали по Валдайскому национальному парку. Ольга Александровна договорилась с руководством, и их пустили пожить при условии, что они не устроят пожара и не оставят после себя горы мусора...
Неожиданно автобус остановился. Ольга Александровна вышла, сказав, что пойдет посмотрит место. Николай стал удивляться этой женщине, ее неукротимой энергии, которой хватало на всех. Через десять минут она вернулась, сказав, что место занято, и автобус двинулся дальше. Наконец, он остановился окончательно. Дальше он пройти не мог, и до места будущего лагеря оставалось около ста метров. Стали все выгружать на зеленую полянку и перетаскивать через овраг. Дети, как муравьи, облепили вещи, и через полчаса все было кончено.
Лагерь решили разбить на берегу небольшого озера. Говорили, что оно с одной стороны соединяется с Уклеинским озером, с другой - имеет выход в Велье. Вскоре подъехал другой автобус, на котором ехал Владя со своим классом. Они задержались из-за поломки. Палатку ставили вместе. Вернее, ставил палатку Владя, а Николай смотрел, так как он не знал, за что ему хвататься и с какой стороны подойти. Потом стали помогать ребятам. Послышалась грозная команда Ольги Александровны окопать палатки. Кто-то занялся ужином. Быстро темнело. Идти на берег Велья было уже поздно. После ужина все собрались у костра. И снова вниманием всех овладела Ольга Александровна.
- Ребята! Мы находимся на территории Валдайского национального парка. Поэтому прошу не мусорить. А завтра мы организуем сбор мусора, если такой остался от предыдущего лагеря. И еще я прошу никого из лагеря не отлучаться, только по моему разрешению. Ребят мы разобьем на бригады. У нас трое взрослых, значит, будет три бригады, причем в состав каждой бригады будут входить как старшие, так и младшие. Каждая бригада будет дежурить неделю. В ее обязанности будут входить приготовление пищи, мытье посуды, дрова, уборка территории и так далее. Собираться на этом месте мы будем каждый вечер. Отбой в двенадцать часов, подъем в восемь. А сейчас я прочитаю состав бригад.
У Николая неприятно заныло под ложечкой. Он опять испугался, на этот раз руководства бригадой. К занятиям в школе он привык. Там было все ясно, провел урок - и свободен. А тут... Его пугала больше неизвестность. Он не понимал своих функций, будучи во главе бригады.
Кряхтя, пролез он в палатку, утеплился, как мог, на случай холодной ночи и залез в спальник. Влади еще не было. Полежав немного и половив в темноте комаров, Николай услышал приближающиеся шаги и возню около входа в палатку. Это был Владя. Несколько мгновений спустя он был уже в палатке. Николаю пришлось сдвинуться в сторону, чтобы освободить ему место.
- Какие у тебя впечатления? Не очень доконали дети? - спросил Владя бодрым голосом и одновременно зевая.
- Нет, не очень, - ответил Николай, улыбаясь этой парадоксальной и смешной интонации Влади. - В автобусе подружился с Алешей...
- Ну, он еще покажет себя, так прилипнет к тебе, что и не отвяжешься, - равнодушно произнес Владя. - Чем больше вкладываешь в детей, тем меньше получаешь взамен.
- Это ты о чем? - насторожился Николай. Его, как и всякого человека, не имевшего своих детей, волновали вопросы воспитания. Ему что-то не понравилось в тоне Влади, как им это было сказано.
- Да понимаешь ли, - еще равнодушнее и опять зевая, сказал Владя, - дети избалываются, считают, что так и должно быть. С детьми надо держать себя строго. Вот я своего Борьку не знаю, как люблю, а приходится себя подавлять, наступать себе на горло.
Николай не знал, что сказать. Доля истины, несомненно, была в словах Влади, но лично он не мог быть строгим до конца во взаимоотношениях с детьми. Ему казалось, что излишняя строгость озлобит ребенка, что доброта неизбежно должна вызвать ответную доброту. Чем больше Николай углублялся в дебри воспитания, тем более становились расплывчатыми его мысли. Наконец, уже на грани погружения в сладкую, черную яму сна он различил где-то на дороге сигналы автомобиля, потом шаги и голоса людей. Но он так устал, что не было уже сил отозваться на это, и он провалился в небытие.