Звезды чисты и белы, рассыпаясь по небу. Звезды чисты, как слезы Ангелов, плачущих о потерянных душах смертных. Звезды светлы, как их крылья и глаза. Они так же прекрасны. Они так же чудесны. И они так же ярки при своем падении. В тот вечер, по небу неслись сразу две звезды, разгораясь все ярче к моменту своего падения, как две бессмертных и очень чистых души, плавящихся на весах дьявола. Они падали вместе, словно поддерживая друг друга, а потом они разделились, и одна осталась белой, а другая вспыхнула красным. И они медленно таяли на розовой кромке утра, оплакивая друг друга и свою вечную жизнь, окончившуюся за несколько мгновений яркой вспышки. И звезды исчезли, оставив после себя начало нового зимнего дня, наполненного серебряным блеском чистого мягкого снега. Таким было утро...
Он стоял, вдыхая холодный воздух, пропитанный терпким ароматом леса. Белые, постепенно рассеивающиеся теплые облака от его дыхания медленно поднимались к зеленым вершинам сосен, накрытым толстыми пластами обледеневшего снега, и исчезали на фоне бледного безоблачного неба. В лесу было тихо, лишь изредка всхрапывала лошадь или кашлял кто-то из сопровождающих. Звук резко вспыхивал и постепенно рассеивался, смешиваясь с воздухом спящего леса. Вдалеке послышался постепенно нарастающий звук, но не шум, а скорее тихий свист рассекаемого воздуха, сопровождаемый облаком снежной пыли. Через несколько мгновений показался экипаж, запряженный четверкой уставших серых лошадей, прыгающих сквозь завесы снега. Они хрипели и тяжело дышали, устав от этой гонки, и каждым своим движением выражая это.
- Леди Регана, господин... - произнес один из воинов, поворачиваясь к нему, - господин Роланд.
Он не обратил внимания на свое имя. Главное Регана. Когда он в последний раз видел ее, ему казалось что это сон. Она была прекрасна, как сияние солнечного света на чистых водах быстрых ручьев, что текут сквозь камни холодных источников. Она была похожа на тонкие пряди лунного света, что по ночам проникают в комнаты и освещают лица спящих. Ее движения мягки, как бесконечный полет облаков над землей. А она сама, как тень огня, вобравшая в себя грацию моря. Регана. Луч солнечного света, отбившийся от братьев. Ангел, слетевший вниз и потерявший крылья. Ее глаза. Роланд помнил их. Они часто снились ему. Добрые, светлые лишенные грусти и дарующие умиротворение, два маленьких солнца, опоясанные голубым ободком и глубже океана. Он помнил, как тонул в этих глазах, тонул в их свете, добре и радости. Он помнил ее голос мелодичный и тихий. Он помнил ее гордую летящую походку. Он помнил все и мечтал увидеть ее снова, дотронутся до ее руки, заглянуть в ее солнечные глаза и забыть обо всем. Тогда он еще не отдавал отсчета себе, не понимая что с ним происходит... но став старше, он смутно осознал, что любит то воплощение света. Регану... И появилась мечта, смутная и далекая, но постепенно растущая и занимающая разум, и исполнившаяся, покорив себе Роланда. Только Регана... она тоже любит его, как он был счастлив, узнав об этом. Как он ждал ее. И теперь она здесь. Только ради него. И она останется с ним навсегда. И он всегда будет любить ее. Они будут счастливы... если только не...
Карета подъехала совсем близко, и он, чувствуя, как внутри, в самой душе все сильнее разгорается огонь, заставляющий распахнуться невидимые крылья и почувствовать себя самым лучшим, самым свободным, подскочил к дверце и помог леди Регане выйти. Свет ее обрадованных глаз, казалось, затмил солнце. Она совсем не изменилась, быть может, только стала еще прекраснее. Кто-то восхищенно ахнул за спиной Роланда, и тот невольно улыбнулся.
- Без сопровождения? - вместо приветствия и очень резко. В уме одно, на языке другое. Роланд жалел о собственной резкости. Как бы сильно он не любил, толстая ледяная корка почти не пропускала света этого чувства, искажая его жалкие попытки выбраться наружу, и обжигая холодом любимого человека. Регана вздрогнула и передернула плечами. Чуть заметно, но, выдавая себя встревоженным взглядом, как выдает себя птица, притворившаяся мертвой, чтобы спастись от хищника. Она понимает, что он рядом, она чувствует его, слышит его дыхание, его движение, ее глаза, обрамленные тонкими перышками нервно дрожат. И хищник может заметить этот взгляд, уловить нервное мерцание солнечных лучей на зрачках и, упиваясь страхом жертвы, медленно убить ее.
- Извини. Я отпустила эскорт, когда мы вчера проезжали мимо деревни. Кто нападет на меня здесь? - ее голос был наивным контрастом его сухому и резкому. Она не боится. Она не знает...
- В пути разное случается, - он попытался прибавить мягкости. Его поражала легкость, с которой говорила Регана. Нужно сказать...
- Неужели ты не рад меня видеть? - в солнечных глазах мелькнули слезы.
- Нет, конечно же рад, - быстро поправился Роланд, - моя леди.
Наблюдать за ее теплой улыбкой было приятно. Он жил только ради нее. Ради ее тепла и света. Ради всей той первозданной чистоты, которой обладала Регана. Только она и больше никто и никогда. Он помог ей снова забраться в карету и они двинулись дальше. Вместе. Теперь всегда вместе.
Зеленые ветви елей сменились черными, лишенными листьев и протянутыми вверх, как руки голодных и нищих людей, умирающих в агонии. В ветвях шумел ветер, заставляя их трястись и ронять снежную пыль вниз. За деревьями было огромное снежное поле, похожее на пустыню со своими дюнами и барханами. Они медленно двигались по ней, подхваченные ветром. Но вместо удушливой желтой пыли ветер нес свежую и холодную снежную. В пыли рождались силуэты и образы, и все летело над полем, то, прижимаясь к земле, то, поднимаясь выше. Снег здесь очень глубокий и земля очень далеко. Если идти по этому полю, то рано или поздно ты провалишься и утонешь в море снега. И тебя будут искать, звать, надеяться, но твое тело будет слишком глубоко, что даже весной не сразу найдут твои кости. И вдоль этого жестокого снежного моря идет небольшая каменная гряда, угольно черная и заметная на фоне белого неба и снега. Она похожа на огромную змею, заснувшую здесь навсегда и покрывшуюся каменной коркой. Когда светит солнце, то маленькие льдинки, сверкающие в его лучах, похожи на грубую алмазную чешую. А за грядой есть небольшой город, забытый многими. Всего одна широкая улица, занесенная снегом, как заброшенные города в пустыне. Серые невзрачные дома с пустыми черными окнами. Небольшой особняк из черного камня. Печальная церковь. Все серо или черно. На все словно бы опустился вечный вечер. И все принадлежит семье Роланда уже многие и многие столетия. Быть может, его мрачность, его резкость и странная злоба вызвана именно этими величественными, но зловещими постройками, похожими на птиц-падальщиков, сидящих на холме, или на выжженную землю и угли, оставшиеся после костра, над которыми висит серый прозрачный дым, заставляющий глаза слезится. Люди, вышедшие посмотреть на карету, величественно двигающуюся по сумраку улиц, были похожи на призраков. Тонкие, бледные с огромными и глубокими, как бездонные черные озера глазами. В их взглядах было зловещее любопытство, вызывающее в сердце чувство незащищенности и чего-то очень и очень плохого... Когда карета подъехала к особняку и леди Регана вышла, в эти озера взглядов словно упал робкий луч света, осветивший их воды, но слишком слабый, чтобы осветить дно. Регана оглянулась на них, словно спрашивая причину этих взглядов, но Роланд увлек ее за собой, подальше от этой зимней черноты...
На крыльцо выбежал невысокий молодой человек, который выглядел немного менее тонким и бледным, чем жители города. Он весело улыбнулся Регане и позвал Роланда.
- Что-то случилось? - Регана услышала в его голосе неподдельную тревогу.
- Лорина, - тихо шепнул ему мажордом.
Роланд кивнул и поймал непонимающий взгляд Реганы. Она действительно не поняла бы.
Он открыл дверь и пригласил ее войти. Внутри была тьма. Ее не разгонял, ни свет, проникающий сквозь окна ни несколько толстых свечей, цвета слоновой кости. Она глушила их свет, делая его нереальным и таким странно далеким, как огонек костра в непроходимом ночном лесу. Она окутывала стены, старинные портреты, лестницу, тяжелые шторы из темного красного бархата. Она расступилась, почувствовав, как в ее владения вторглись новые живые существа, но, изучив их, тут же проглотила их, объяв холодом, страхом и ощущением смерти. Регана дернулась, чувствуя, как удушливые объятия темноты сковывают ее, мешают дышать и думать. Мешают чувствовать и понимать, замораживают кровь и заставляют голову кружиться и болеть. Но Роланд не понял, Роланд не заметил. Он просто вел ее через весь этот постепенно сгущающийся мрак. Он что-то говорил, но звон, страшный звон в ушах, крики теней, воздуха, они не давали ей слышать. Потом была светлая комната, где звон стал тише. Ее расплывчатый зимний свет нарушала лишь черная фигура у окна, отбрасывающая бледную серую тень, на белые стены, делая их похожими на стены склепа.
- Госпожа Лорина? - окликнул ее Роланд. Она медленно обернулась. Регана вздрогнула. Лорина... она была мрачна. Она была бледна, как бледно зимнее утро, она была холодна, она была тенью. Ее глаза, это не черные озера горожан, это коричневое смертоносное болото, они пугают и отталкивают. Роланд познакомился с ней недавно, но сейчас он видел жуткие параллели между ней и Реганой. Если его леди была воплощением первозданной красоты и света, но Лорина была ее противоположностью. Ее лицо, болезненно и покрыто желтыми пятнами, уродливо контрастирующими с ее бледной кожей. Регана румяней, нежней. Черты Лорины полны дерзкой резкости и ненависти. Ее волосы коротко и беспорядочно подстрижены, она лишена ловкости, изящества, она одета в бесформенный балахон, она прихрамывает. Она похожа на обитателя грязного кладбища, на гробокопателя любящего рыть могилы и любующегося трупами. Неудивительно, что Регана вскрикнула при виде ее, тени, придающей комнате ощущение нереальности и призрачности. Лорина была страшна. Роланд ясно чувствовал свое отвращение к ней, сейчас разгоревшееся подобно яростному огню пожирающему все, но...
- Знахарки? - в голосе светлой леди слышалось нескрываемое удивление.
- Ты не веришь в существование противоестественного? - голос Лорины соответствовал ее образу. Резкий, низкий и бесконечно безобразный, как голос древней старухи. Регана промолчала.
- Лорина, ты что-то хотела? - процедил Роланд.
- Ваш друг, Касоф, его больше нет. Он стал таким же сухим, как и остальные, - злобно произнесла Лорина, - к нам идет зло. Я не могу сдержать его.
Роланд с размаху ударил кулаком по столу, - как?!
- Я не могу сказать. Наставница бы знала, но...
- Да, знаю, ее выпили первой, - рявкнул он, чувствуя, как Регана нежно обнимает его. С ее объятиями исчезла часть той глубокой грусти и злобы, что так больно резала сердце.
- Мне жаль. Следующими будут дети... - печально произнесла Лорина, после небольшой паузы.
- Выпили? Дети? Я не понимаю... - Регана подняла голову.
- Дети принадлежат заключенным, что томятся в тюрьмах его величества. Они как мусор, который сослали сюда, - процедила новоявленная знахарка, - их будут пить. Не понимаешь? Высосут их душу и оставят тело умирать. Не слышала о таком? А у нас умерло уже четверо.
- Это невозможно, - неуверенно и резко ответила Регана, - это просто...
- Твой жених в это верит, - пожала плечами Лорина. Сколько же злобы и желчи было в ее голосе. Разве возможно такое?
- Откуда ты знаешь? - удивление.
- Он сам сказал мне об этом вчера, леди, - девушка усмехнулась, - неверие может довести до беды.
Регана почувствовала холодную волну ненависти, нахлынувшую на нее и причиняющую боль. Глаза Лорины, карие, лишенные жизни наполнялись этой страшной ненавистью и презреньем. Само воплощение злобы, первозданной, с трудом удерживаемой и колющей Регану. Насмешка над всем, во что она верит, насмешка над ней. Ржавый кусок железа, колющий грудь. Боль. Страшная, страшная боль. Регана зашаталась, но не могла оторвать взгляда от глаз Лорины, Регане казалось, что легкие наполняются ватой, мешающей дышать. Ненависть. Она душила и убивала. Ее не могут, ее не должны ненавидеть. Сквозь страх ненависти она почувствовала, как Роланд обнял ее за плечи не давая упасть. Лорина моргнула. Ощущение исчезло, прерванное движением ее век. Она подавила улыбку, сдержано попрощалась с Роландом и, прихрамывая, вышла, тихо затворив за собой дверь и оставив их одних. Холод смерти в комнате стал сильнее, и даже белые стены не смогли удержать его.
- Кто она? - тихо спросила Регана, - что она делала здесь?
Роланд молчал.
- Скажи мне. Пожалуйста.
Он молчал.
- Скажи. Ведь я же пойму.
- Ученица знахарки, - тихо произнес он, но тут же вспомнил, что уже говорил это, - в наш город кто-то пришел день назад. Кто-то, кто словно бы высасывал души из людей. Уже трое... вернее четверо умерло. Первой была наставница Лорины. Она часто повторяла, что сюда идет зло. Теперь ее ученица не может с эти справиться, но она старается. Она очень хочет найти это существо.
Роланд заметил, как его любимая дернулась при упоминании Лорины. В ее глазах он медленно превращался в сумасшедшего.
- Я верю тебе, - она словно бы прочитала его взгляд, - если ты веришь ей.
Трудно принять грязь так, как она есть. Трудно понять того, кем ты не являешься. Для Реганы новоявленная знахарка была лишь чем-то не нужным, отталкивающим и пугающим. Мешающим думать о Роланде и свадьбе. Свадьба. Регана вздохнула. До нее еще так далеко, и темнота так близко к горлу, она вот-вот вопьется в него холодными пальцами, она задушит, и это будут руки страха...
- Господин! - сквозь ночь, крик рвался к нему. Уже долго, из темноты. Отчаянный и полный страха, - господин Роланд!
В окнах города зажигались огни, освещающие тень, бегущую к церкви. Она возбужденно колыхалась от криков людей. Там, в церкви, существо, которое пьет души. Роланд перемахнул через старую железную ограду церкви, взметнув вверх хлопья снега и лохмотья покоя. Его бег, бег волка настигающего добычу, его взгляд, взгляд орла, увидевшего жертву, его мысли, мысли молодого гепарда, несущегося за быстроногой газелью, он у цели, осталось немного... Он пробежал сквозь распахнутые двери и оказался в ночной церкви. Таинственность дня сменилась ночным мраком, не нарушаемым даже светом звезд и луны. Из темноты вырывались опрокинутые канделябры и скамейки, по которым плясали слабые отблески факелов. Святые с грустной жестокостью смотрели на эту заброшенность и людей копошащихся внизу, рядом с алтарем, и из их глаз тонкими струйками стекали поблескивающие в свете факелов капли благовоний. Эти слезы текли не переставая, и их поток нарастал, заставляя иконы светиться... Масло тихо капало в небольшие лужицы на каменном полу и застывало. Пахло болью и страхом. Страхом перед чем-то нечеловеческим, спустившимся в церковные подвалы и несущим собой покрывало тьмы. Распятие лежало перед алтарем грудой гнилых досок, опрокинутых бездыханным телом священника. В его расширенных глазах отражался молочно-белый диск луны, а губы были раскрыты, словно в последние секунды своей жизни он пытался что-то сказать, предостеречь, попросить, но не смог, не успел и незаконченная молитва осталась в его покинувшей тело душе навсегда...
Люди испугано бегали вокруг, показывая оружием на церковные подвалы. Там, только там, где хранятся старые рукописи и мумии прежних лордов. В непонятном порыве Роланд кинулся туда, на ходу выхватывая умирающий факел, у подвернувшегося стражника. Вниз...
Он услышал тихое шуршание, смешанное с тяжелым дыханием. Там, в темноте и сырости длинного коридора двигалось что-то излучающее легкий свет. Но даже тот свет был ярче, чем маленький огонек его факела - той крупицы, что удерживала его здесь.
Завершается спуск...
Впереди замелькала неясная тень, черты которой почти нельзя было различить. При его приближении существо вздрогнуло и кинулось дальше. Вперед, только вперед... Роланд нащупал рукоять меча. Почему оно боится? Почему убегает? Его нужно непременно догнать, узнать, что это за существо. За те четыре дня, прошедшие после приезда Реганы, оно убило всех тех, на кого можно было положиться, оставляя его одного, один на один с собой. Без защиты, без поддержки. Осталась только Регана. И он сохранит ее, он не позволит ей умереть, ведь завтра же свадьба... хотя, что же это за свадьба. Без свидетелей и священника, замененного Лориной... Почему это случилось с ним? Почему тогда, когда он, наконец, нашел свое счастье. И Лорина, она стала еще мрачнее, после всех своих неудачных попыток изничтожить существо. Она бледнела и все чаще бросала на Роланда измученные взгляды. Пусть рядом есть Регана, молодой знахарке нужно оказать хоть какое-то уважение и почтение. Ведь она слишком устала от этих поисков...
Роланд бежал вперед, мимо пыльных полок в стенах и древних гробов. Сейчас, сейчас, отсюда есть еще один выход. Враг бежит туда, не под землю, но к ночи, туда, где он сольется с тусклым светом звездного неба. Но его уже ждут, люди уже бегут туда. Раз оно боится, значит, оно слабо, его можно уничтожить... Впереди раздался громкий женский крик... Роланд кинулся к выходу из лабиринта. Поворот. Быстрее, как можно быстрее...
У самой лестницы, ссутулившись и обхватив грубую кладку руками, сидела Лорина. Ее глаза сверкнули в свете факела, выражая бесконечный страх и отвращение. Она тряслась, и что-то невнятно бормотала. Ее лицо было бледнее обычного, и по нему медленно расходились волны неподдельного страха и слезы. При виде Роланда, она кинулась к нему и схватила за руку. Ее сухие губы что-то шептали. Он никогда не видел ее, угрюмую и злую, такой беззащитной.
- Лорина? Лорина, что случилось? - он беспокойно оглядывал коридор. На стенах плясали тени от его снова разгоревшегося факела. Их пляска была похожа на ярость языков пламени. Что-то произошло здесь, об этом говорят стены, словно бы покрытые тонкой сетью смертельного ужаса и глаза Лорины.
- Она! Она была здесь! - девушка еще сильнее сжала запястье Роланда, - я хотела остановить ее! А она сильнее! Она убьет тебя, убьет, убьет! - она забилась в непонятной истерике.
- Кто? О ком ты? - он затряс ее за плечи.
- Я не могу. Я не уверена. Она убьет тебя! Только тебя, ты даже не узнаешь... - Лорина тихо всхлипнула. Ее глаза стали совсем безумными и блуждали по его лицу, словно искали в чертах Роланда спасенья.
- Почему дети до десяти лет попадают в Рай? Роланд, их души чисты и грех не приписан им, ибо они рождены в греху, - быстро и тонко заговорила она.
- О чем ты?
- Ей нужны души без греха! У вас дом детей убийц. Ей нужны дети... - она смотрела ему в глаза. Независимо от губ и слов, что она говорила, ее взгляд стал осмыслен, - и ты. У тебя мало грехов. Я знаю, я чувствую.
Роланд помог ей подняться. О чем она? Что за кружево слов плетет на этот раз? Почему думает, что он поймет ее? Она говорит о Регане. Свет его леди резко ворвался в их жизнь, стараясь изничтожить холод, но вместе со светом пришла боль, и стали частыми убийства. А Регана всегда была рядом, оплакивая их. Чудовище, палач, оплакивающий своих жертв? Просыпающаяся и рвущаяся с цепей совесть, на гаснущем огне человечности? Он давно заметил, что его леди нереальна. Она всегда светла, всегда добра, всегда поддерживает его и старается поднять настроение. Почему? Они вместе вышли из тьмы в тишину ночи и кладбища... Регана... что же с Реганой...
Во время свадебного пира к нему подошел Кхир, так звали мажордома, и тихо прошептал на ухо, что Лорина должна срочно поговорить с ним.
- Где она? - шепотом спросил Роланд, оглядываясь на Регану. Теперь она уже не невеста, а жена. Только вот странная боль тянет его куда-то вдаль, сжимает сердце и заставляет вспомнить о серой тени сопровождающей их...
- В белом кабинете, - сдержано ответил Кхир, который немного побаивался Лорину.
- Нет. Лучше рядом, в той небольшой спальне. Если Регана будет искать меня в кабинете, - Роланд снова бросил взгляд на Регану, - я приду через несколько минут.
Кхир понимающе сверкнул зелеными глазами и снова улыбнулся. Что же будет, если он тоже умрет? Стало совсем плохо... очень, очень плохо...
- Лорина? - он заметил ее силуэт у окна. Она, прижав руку к стеклу, следила за полетом снежинок, медленно падающих к снежному песку. Он окликнул ее еще раз.
- Почему здесь? - не оборачиваясь, сухо спросила она. Сейчас ее голос был лишен привычной хрипоты. Тихий, мягкий, почти как у Реганы, но окрашенный болью.
- Так вышло.
- Понятно. Ваша жена предала вас, умело перехитрила, мой лорд, - с легкой издевкой сказала она и швырнула что-то к его ногам. Белесая ткань заструилась в лучах луны и мягко упала на ковер. Даже в темноте он понял что это. Кусок свадебного платья Реганы...
- Откуда это? - но ответ опять понятен.
- Из дома, где жили дети. Она была там, когда отлучалась из вашего дома. Вы не заметили? - Лорина повернулась к нему, расстроенному, сконфуженному, не знающему что делать, - мне жаль. Я сама не хочу... не хочу в это верить. Ведь она же любила вас...
Роланд ясно услышал горечь в ее голосе. Какой бы мрачной, нелюдимой была Лорина, она все же была доброй. Она была лишена светящегося тепла, оно заросло слоем безразличия, но теперь рвалось наружу, как и понимание, и сожаление, но не жалость. Какой бы уродливой она не была... но... уродливой ли? Он вдруг понял, что она изменилась и меняется сейчас. В горечи света ночи, которого он ранее не замечал, Роланд видел ее черты. Из глаз пропало отчуждение, они перестали быть болотом, превращаясь в лесное озеро, охваченное поздней осенью, когда в его чистые воды падают сухие бурые листья. Ее лицо, он внезапно уловил пугающую истину, ее лицо - копия лица Реганы, но мертвенно бледное, как лик луны, с нежными чертами, не обезображенными картонной иллюзией добра. Сегодня на ней одежды священника и она тоньше, она выше, она не ссутулена, она смотрит на него, немного вытянув тонкую шею вперед и наклонив голову набок. Она больше не хромает... и ее исчезающая иллюзия уродства падала на землю невидимым покрывалом.
- Я люблю тебя, Лорина, - теплее, нежнее, не так, как Регане. Он приблизился к девушке и поцеловал ее. Ее губы остались сухими, она чуть не вырвалась из его объятий, как совсем маленькая девочка. И вместе с этим поцелуем пришло счастье. Как он не понимал этого раньше, ведь он же любил ее, не Регану. Он любил свет луны и нежность ночи, а не яркость солнца и огонь дня. Только Лорина, никого больше, никогда больше... поцелуй закончился, но истина осталась. В его объятиях трепетал уже Ангел. И это не было ложью, колдовством, иллюзией, наваждением. Это была такая простая и понятная истина, которую ты видишь в глазах детей. Роланд видел звезды в озерах ее глаз, видел прозрачные и прекрасные крылья, медленно разворачивающиеся за ее спиной. Свет луны и звезд проходил сквозь них и становился ярче, мягко освещая комнату. Он видел мертвенное сияние нимба, он чувствовал ночную прохладу рук. Ангел вопрошающе и по-детски смотрела на него. Очень виновато и немного испугано. Она чуть подалась вперед, он ощутил ее дыхание. Она дышала вместе с ним. Она дышала его, Роланда воздухом, оставляя его легкие пустыми и принося каждой клетке тела боль. Поцеловать ее... поцеловать бы еще раз... И он поцеловал. И его жизнью стал лишь этот второй поцелуй. И если бы он знал, что его лицо холоднеет, что впадают щеки и кожа обхватывает практически мертвый череп. Если бы он знал, что его душа больше не принадлежит ему, если бы он чувствовал ее боль, слышал бы ее крики... но он не слышал их. Для него существовала только Лорина, Ангел с крыльями ночи... Он не заметил, как душа выскользнула из тела и осветила крылья новым оттенком звездного света, он не заметил, как остатки его жизни стали тенью, что бежала по стенам, в сверкании крыльев Лорины. Он был мертв, и его мертвое тело медленно сползло к ногам девушки... Остался лишь детский плач, принесенный вместе с ветром. Роланд не понял очевидного в контрасте двух сторон. Что же ты можешь сделать, если ты принадлежишь вечному ветру жизни? Что ты можешь, маленькая снежинка, ведь это твоя жизнь, ветер - твое благословенье, твое проклятие. Ты подчиняешься только ему и летишь, пока он хочет этого. Что ты можешь, снежинка, когда у тебя нет воли, когда тебя гнут под себя? Когда все несется к вечности? Что же ты можешь, снежинка? Как же ты спасешь себя?
Регана очнулась в темноте земли, на ковре из сухих листьев. В памяти навечно остался образ умершего Роланда, суд, приговор... она не спасла, она не могла сказать, она подвела. Свет ее крыльев освещал стены склепа. Ангел вскочила и кинулась к двери. Закрыта, закрыта навечно, осталась темнота, вечная темнота, которую не разгонит даже свет ее души. Она билась об эту каменную преграду, роняя слезы, единственное, что могла теперь сделать. Беспомощный Ангел, навсегда сгинувший в склепе, твоя душа будет кровью твоих слез. Ты подвел столько человеческих жизней... А над заснеженным простором кладбища летел в полете ветра белый ворон. Его крылья сливались с сиянием снега, что лежал внизу. Его крик был печален, в плаче по Ангелу обреченному на пытку. Птица летела над оставшейся без лорда деревней, над каменной грядой и черными водами ручья, лаская их тенью крыльев. Она сделала круг и, пролетев над умершим лесом и темной хижиной знахарки, снова опустилась на крышу склепа. Навсегда став его стражем.
Что же ты можешь, песчинка снежной пустыни, когда у тебя кончились силы? Как же ты спасешь себя? Что же ты можешь снежинка? ...
Там, где руины лежали у моря,
Там, где царствовал солнечный свет,
Там, где старое капало горе,
Там, где хранили мрачный обет.
Там, в подвалах, где урны стояли,
Там, где лежало золото храма,
Там, где пыль копилась годами,
Там, где крошились старые камни.
Там, в старом склепе дева лежала,
Под крышкой тяжелою саркофага,
Она много лет уже умирала,
Во вред всему, но свету во благо.
Ее телом была чернота,
И мыслями зло ее управляло,
Ее глазами была пустота,
И много лет она мести желала.
Горе ее становилось дождем,
Скука ее становилась туманом,
Ярость летела по небу с грозой,
Белое небо - стихия обмана.
Но потом нашли ее воры,
И разграбили девственный склеп,
И по вине страшной ангела воли,
Разделилась душа на тьму и на свет.
Первый Ангел добро в себе приютил,
Другому же ночь подчинялась,
Они ушли, оставив лишь смерть.
Вместе их звали Лоринарегана...
Запись на листе пергамента, найденном в склепе разрушенной церкви...