- Мне бы на остров, - думает Варя. - Прямо сейчас. Это ведь недалеко: пять парсеков жизни, потом сто миль вверх, если по прямой. Нет, по прямой нельзя, не получится. Это ведь легко - когда по прямой. Каждый сможет.
Потолок Варькиной комнаты совсем не похож на небо Белого Острова. Мрачно-серый, в бурых пятнах - следах от потёков, потоков, потопов. А на Острове небо белоснежное, нежное, как зефир. Цветет-полыхает огненное дерево делоникс. Солнце багровеет спелым гранатом. Ослепительно-белый пляж и море, будто жирное деревенское молоко с пенной кромкой волн.
"Пегас, - размышляет Варя, - вот Пегас бы домчал. По прямой, быстро. Но где ты, Пегас? Ты же был, я точно помню: там, в детстве, где в палисаднике рубиново тлела малина. Где отец делал волшебные свирели, а мать весь день возилась на кухне у старой плиты".
Варька упрямо таращится в потолок, будто надеется рассмотреть в убогой серости, в бурых пятнах ответы на вопросы. О смысле жизни, о сущем и несбывшемся, о мачехе и отце, о Пегасе.
Потолок светлеет, насыщается розовым. Так порой лихорадочный румянец вспыхивает на бледных щеках умирающего больного.
Варька вскакивает с кровати, открывает окно. Взгляд тонет в черной бездне ночного города. Пять парсеков жизни, потом вверх, по прямой...
***
Варька вспомнила: в тот день мать заставила ее собирать малину. Нежные ягоды мялись в руках, красили пальцы розовым. Нестерпимо хотелось спать.
Ржавый скрип калитки взбодрил лучше будильника. Папка пришёл, кто же еще! Варька вихрем вылетела из палисадника. Увидев родителя, замерла в нерешительности. С ним гости, что ли?
Отец открывал ворота и размахивал руками, будто приглашал кого-то. За воротами вспыхнуло яркое сияние, на миг затмившее солнце. А потом во двор, цокая копытами, медленно вошёл...
Ух, ты! - Варька застыла в смятении и восторге. Крупный, длинноногий и длинногривый, ослепительно белый конь сиял и искрился, как свежий снег солнечным утром. За спиной у него покачивались два огромных крыла. Похожие на лебединые, с нежными серебристыми перьями.
Отец спокойно стоял рядом с конем и похлопывал его по могучей шее.
- Па-ап! - еле слышно позвала Варька.
Отец услышал, обернулся: - О, Варюша, привет! - и тут же рассмеялся: - Эй! Что за вид у тебя, Варюха! Испугалась? Не бойся, дочка, это Пегас. Привязался ко мне у озера. Не прогонять же его, а? Как думаешь? Теперь он твой, доча. Будешь за ним смотреть?
- Конечно, пап. Только я его боюсь.
- Не бойся, подойди, погладь его. Он смирный.
Варя медленно, бочком подошла, протянула руку. Пегас ткнулся прохладной мордой в ладонь, облизал шершавым языком липкие малиновые пальцы. И фыркнул смешно и неожиданно. Варька захохотала. Какое счастье свалилось ей на голову! Вернее, не на голову, а вот оно рядом стоит и фыркает.
- Спасибо, папа, спасибо! Он наш, никому не отдадим, - бормотала она, поглаживая коня по белой шелковистой шерсти. - Слышишь, Пега, ты самый лучший, самый красивый. А зачем тебе крылья? Ты можешь летать?
Пегас взглянул обиженно, отошел подальше, подпрыгнул, взмахнул крыльями и взмыл в небеса. Горячий вихрь всколыхнул листья.
И тут двор взорвался истошным пронзительным криком. Отец и Варька обернулись одновременно. Занятые Пегасом, они совсем забыли о матери. А она незаметно вышла на крыльцо и теперь вопила так, что дрожали окна:
- А-а-а... Прочь! Брысь отсюда! Свят, свят, свят!
- Мама, мама, успокойся, - Варька изумлённо смотрела на безумное, перекошенное страхом лицо. - Все хорошо. Я малину собрала. А это Пегас. Он хороший. Не бойся!
- Смерти моей хотите?! - причитала мать. - Какой Пегас? Это сам дьявол! Гоните его! Слышите, гоните прочь!
- Успокойся, - примирительно сказал отец, подходя к матери и обнимая ее за плечи. - Он не вернется. Вот увидишь. Он обиделся. Успокойся уже.
Она замолчала, только всхлипывала, вытирая мокрое лицо полотенцем.
А Пегас всё парил в небе, то ли наслаждаясь полётом, то ли опасаясь вернуться. Он так высоко взлетел, что с земли казался просто большой птицей.
Варя, теряя надежду, ждала его весь день. Отец выглядел несчастным. Он то начинал делать свирельки, то просто сидел во дворе, тоскливо уставившись в небо.
Когда бирюза запада догорела багрово-красным, Пегас опустился посреди двора, сложил крылья и стал щипать траву, как обычная лошадь. Мать выглянула из окна и молча перекрестилась.
***
Велюровая тряпочка утонула в ведре с розоватой водой. Варька выловила тряпку, прополоскала, отжала, приложила к израненной коже. "Терпи, малыш, терпи", - шептала, и Пегас послушно терпел, только тихо пофыркивал.
Варя осторожно провела тряпкой по холке, стараясь не задеть оголённое мясо. Кровь ещё подтекала, и рана пузырилась розовым. Варька боялась заноса инфекции, она не знала, страшны ли инфекции волшебным коням. Но Пегас был так похож на обычную лошадь, он пил воду и ел овёс. Он жил, как живут обычные лошади. С утра до вечера он возил на своей спине людей. А вечером страдал от боли и усталости.
Каждый день у Варькиного дома собиралась толпа искателей вдохновения. Странные люди в причудливых одеждах. Их кошельки лопались от денег, а глаза горели нездоровым азартом.
- Варечка, мне сегодня два часа, не меньше. Ну, очень надо. А я тебе потом книжечку с автографом подарю. Не надо? Брось. Это будет бестселлер. Не интересно? - грузный мужчина в мешковатом костюме ходил за Варькой по двору, лапал ее за талию и панибратски прижимал к себе.
Варька вяло отбивалась, пытаясь увернуться от назойливых объятий:
- Вы бы лучше похудели, как обещали. Пегасу тяжело. Вы ему раните спину каждый раз, до крови. Сто килограммов, наверное, уже. Не выведу коня. Приезжайте, когда похудеете.
- Варечка, с твоей мамой все согласовано. Два часа. Как договорено. Ну, лапочка, быстренько.
- Она мне не мать. И пусть не указывает, - истерично взвизгнула Варька, зло отталкивая от себя мужчину. - Это мой конь, и мне решать. Уезжайте!
- Варя, успокойся, прекрати, - мать стояла на крыльце кухни. Елейная улыбка на расплывшемся лице, а в голосе - звенящая сталь. - Это наш лучший клиент. Как ты с ним разговариваешь? Пусть катается, сколько хочет. Он заплатил. Выводи Пегаса! Быстро!
- Дура, - сквозь зубы процедила Варька, направляясь в конюшню. - Дура, мачеха, дура, - зло шептала она, седлая коня. И громко уже во дворе:
- Садитесь, дорогой клиент! Держитесь крепче. Счастливого полета! Два часа, Пегас, слышишь, для этого милого господина, ни минутой больше.
Пегас взмыл в небо, а Варька спряталась в конюшне. Никто не должен видеть ее слёз!
***
Мать давным-давно смирилась с Пегасом. Ещё бы! Такие доходы - и так легко. Пегас не нуждался в рекламе. О нём писали в интернете и газетах. Очередь под воротами росла с каждым днем. Отец в конце концов снял с калитки уже ненужную вывеску: "Прокат Пегаса". Все и так знали адрес.
В доме Варькиных родителей, казалось, было всё для счастья. Вот только счастья не было.
- Лучше бы ты, Варька, каталась на Пегасе, - часто говорил отец. - Каталась бы, малевала гениальные картины. Как Малевич бы малевала, да?
- Ага, - возражала Варька, - конь и так еле живой в конце дня. А тут еще я, да?
- А мы прогоним этих жирных бездельников, будешь только ты кататься. Это же твой конь, помнишь?
- Да я не против, вот только мать...
С матерью были проблемы. Всякий раз, когда заходили подобные разговоры, она наливалась слепой яростью:
- Ладно, отец, давай разгоним всех. Будем сами кататься. Стихи писать. Отлично! А на что жить будем? На твои никчёмные свирельки?
- Почему никчёмные? - обижался отец. - На них есть спрос, ты знаешь. Помнишь Криса? Прилетел за свирелькой из самой Америки. И кто он сейчас? Звезда! Мировая! Совсем, мать, рехнулась. Куда нам столько денег? Солить будешь? Бочками?
- Да не бухти ты, - равнодушно отмахивалась мать. - Сам подумай, Варька уже взрослая. Ей скоро в город, в институт. Потом семья, дети... Кто ей поможет, если не мы? И пока Пегас работает, пусть. Не перетрудится.
- Я понимаю, - вздыхал отец. - Но Варька страдает. Ей жалко коня. Каждый день спину ему моет. Раны промывает. Хорошо, хоть заживает быстро. Но болит же. Я вижу, что больно ему.
- Отстань. Больно и больно. На то он и лошадь, чтобы терпеть.
- Да что с тобой, мать!? Ты ведь другой была, ты обещала заботиться, ты...
- Цыц! - Мать резко обернулась. -Варюха, что уши развесила? Иди дерьмо за конём убирай. Быстро!
***
Варя вспомнила: в тот день красного было много. Красного на белом. Пегас вернулся с работы, а спина от холки до крупа - сплошное кровавое месиво. Кровь текла крупными каплями, она была всюду - на белой шерсти, стенах, полу, одежде, руках... Варька полоскала тряпку в ведре, вода насыщалась кармином.
Варя бессильно плакала:
- Что, Пегасик, бедненький? Ну извини, малыш. Так надо. Терпи.
Прошло уже больше часа, а кровь всё капала. Будто Пегас разучился залечивать раны так быстро, как раньше. А может, не хотел.
Родители ругались. Громко, злобно, как никогда. Настолько громко, что Варька слышала каждое слово. Такого Варька не помнила. Мать как с ума сошла.
- Что ты заладил - умрет, умрет. Не сдохнет! Пусть работает. Ты знаешь, какие цены в городе? Жильё, жратва, шмотки! Ты, может, заработаешь? На свирельках своих? Не смеши! Заткнись! Иди отсюда, не хочу больше слышать! Всё, я сказала!
Отец хлопнул дверью и ушел. Утром соседи нашли его у озера. Мёртвого. Свирельки кругом разбросаны. Врачи сказали: инфаркт.
Пегас исчез в ту же ночь. Варя искала его везде. Не нашла.
Отца похоронили. Людей было - море, от края до края. Любили его односельчане. Пришли со свирельками - подарками отца. Неизвестно, как получались у отца такие свирели, но играть на них мог любой. Мелодии лились нежные, красивые, грустные до невозможности. Волшебные были свирельки. Никто больше таких делать не умел.
***
Тем летом Варя решилась уйти из дома.
- Куда, доченька? - жалобно заскулила мать.
- В город поеду. Пора самой зарабатывать на жизнь.
- А что же ты умеешь?
- Ну, дерьмо я убирать умею. Полезное дело, нужное.
- А как же я, доченька?
- Придумаешь что-нибудь. И не смей называть меня доченькой. Мачеха! Слышишь? Всегда была и будешь! Мачеха! И не притворяйся добренькой! Мачеха!
Пешком до станции, один билет на поезд. В город. Работать. Учиться. Жить. Мечтать.
***
Но как-то не сложилось у Вари с городом. Город ненавидел Варьку. Жёг раскаленным металлом, резал стеклом, терзал усталостью и страхом. Варька ненавидела город. Работала, как проклятая, но не справлялась. Город по самые крыши увяз в дерьме.
Днём Варя убирала дерьмо, а ночью таращилась в серый потолок и мечтала о Белом Острове. Острове, где вечно цветет огненное дерево делоникс, где ветер разносит алые лепестки по белому пляжу. И пляж розовеет, как нежное лицо поддавшейся страсти девственницы.
Эх, всего пять парсеков жизни, потом вверх, по прямой...
***
Варька делает первый шаг. Это несложно. Главное, решиться.
- Пегас! - кричит Варя в ночную мглу. - Пегас! Где ты?
Шквальный порыв ветра уносит крик, ноги скользят по подоконнику, Варька отчаянно хватается за хлипкую оконную раму. Главное, решиться, разжать пальцы и... И тут же нестерпимо яркий свет разрывает мрак. Крылатая белая лошадь возникает из тьмы подобно взрыву.
- Варька, прыгай мне на спину. Ну же, быстрей! Времени у нас в обрез. Пять парсеков - это тяжело, но выполнимо.
- Но как же? Я же... Ты же... Ты разговариваешь?
У Пегаса бархатный голос. Будто фыркает, но протяжно. И можно разобрать слова.
- Прыгай, говорю! И держись крепче. За гриву держись.
Варьке не страшно. Прыжок - и вот она уже на белой спине, в мягкой впадине между вздымающихся крыльев.
Пегас резко взмывает в небо, в черное небо города. Гигантские крылья, как огромные лопасти, со свистом рассекают тугой воздух. Злобный ветер пытается сбросить Варьку, но это совсем непросто. Намертво вцепившись в гриву, она восторженно кричит:
- У-у-ух! Пегас! Мы летим! Ле-е-етим! Ле-е-ти-им!
***
...Варя рисует красным по белому. Яростно-алый костёр делоникса. Огненно-рыжий вихрь лепестков, улетающих в небо. Пурпурный луч заката, танцующий среди волн. Тяжелое багровое солнце, нависшее над горизонтом.
Неслышно подходит Пегас и неодобрительно фыркает.
- Белого, белого больше, - ворчит он. - Ну, кто так рисует? А красного лишь чуть-чуть, вот тут, где ты и огненное дерево. И меня не забудь. Белого. На красном. Эх, Варька...
![[]](/img/s/semikowa_l_a/prokpegasa/prokatpegasa.jpg)
![[]](/img/s/semikowa_l_a/prokpegasa/prokatpegasa2.jpg)