Когда я стал ненавидеть систему? Да кто знает. Возможно, с самого детства. Я был немного другим, не похожим на других, покорных и терпеливых. Долгое время я обреченно работал на общее благо. Общее, по мнению системы. Но мне-то известно, что там, наверху - элита, у которой действительно благо, и совсем даже не общее. Всё самое лучшее у неё: жратва, кислород. Понятное дело, элита скрывает это. Так легче управлять нами, жалкими винтиками, никчемными клеточками. Знай, дергай за ниточки, приказывай, как жить, что делать. И послушная биомасса, жалкая, полуголодная, исправно выполняет приказы, работает день и ночь.
Чувство несправедливости терзало меня, и вот однажды я взбунтовался. Свобода! Теперь буду делать то, что хочу я, а не система! А больше всего мне хотелось воровать у моих бедных соплеменников пищу и жрать. За день обжирался так, как никогда за всю свою никчемную жизнь. Вот это счастье! Соплеменники не роптали, а просто молча умирали от голода. Поделом! Мне не жалко их, глупых рабов. Кто виноват, что они не хотят быть свободными?
Вскоре у меня появились единомышленники. Их становилось всё больше. Целыми днями мы воровали, жрали и бездельничали назло всем.
- Бунт! - однажды провозгласил я, одурев от сытости и наглости.
Элита наконец-то забеспокоилась, спохватилась. Будь она немного расторопнее, успела бы защитить себя. Но время ушло. Мы стали сильны, многочисленны и агрессивны.
- Ты - раковая опухоль, ты убиваешь общество, вскормившее тебя, - хрипел Лейкоцит, которого я обездвижил одним небрежным движением мощного тела.
- Я убиваю систему!
- Без неё ты - труп. Без неё ты сам умрешь. Но сначала тебя попытаются уничтожить.
- Ну, это мы ещё посмотрим, - самонадеянно ухмыльнулся я.
Лейкоцит оказался прав. Меня вырезали, удалили, как зловредную субстанцию, выбросили на помойку.
Я медленно умирал, продолжая ненавидеть.
- Всех не уничтожите, паскуды, - шептал в агонии и верил: там, в тупом сообществе терпеливо-послушных клеток, остались бунтари-единомышленники. Они будут бороться. И победят.