Таракан вылупился из тараканьего кокона уже готовым к жизни, эдакой
маленькой аляповато сделанной копией взрослого дееспособного
таракана.
Вылупился и повел усами, зашевелил лапками, Лапки были готовы бежать
по любой поверхности, усы чутко топорщились, задевая сгрудившихся
вокруг тараканьих братьев и сестер.
Не задаваясь вопросами бытия, Таракан побежал на запах съестного, но
лапки коварно подвели его, и он выпал из щели в углу комнаты.
Приземлился он в клетку, где доживал свой век старый, мудрый и
Добрый Попугай.
Добрый Попугай не стал больно клевать таракана своим массивным
малиновым клювом, и даже не оскорбил невежливым словом. Он просто
спал.
Таракан растопырил усы и принюхался. Место оказалось добротное.
Тепло исправно излучалось расположенной неподалеку батареей парового
отопления, свет заслонялся шкафом-пеналом, прислонившимся к стене. И
таракан занялся важным делом: стал кушать и расти. Клетку чистили
редко, посему еды всегда хватало, да и тепло от батареи давало
запас необходимых каллорий и способствовало росту молодого
тараканьего тела.
Поначалу таракан не замечал попугая, отчасти, наверное, из-за
подслеповатых фасетчатых глазенок. Но, немного возмужав и сбросив
пару шкур , принялся исследовать окружающий мир. Вскарабкашись на
поребрик, ограничивающий клетку, он посмотрел вниз,
потом пробежался по решетке, немного погодя чуть не утонул в миске с
водой... и с края миски увидел хозяина клетки - старого Доброго
Попугая.
Массивный истертый клюв нависал, перья некогда лазурного оттенка
разнообразно топорщились, лапы с ороговевшими пальцами цепко
держались за отполированную десятками лет палочку. Глаза попугая
таракан не увидел, ибо тот, по обыкновению, спал.
Таракан осторожно слез с края миски.
Попугай открыл глаза и тихонько пророкотал:
"Малыш, малыш..."
Таракан побежал и спрятался под обрывками газеты в углу клетки.
Попугай оторвал одну лапу от насеста и погрозил пальцем таракану.
Из под обрывков газеты таракан увидел, что на ноги попугая были
надеты прекрасные, сияющие, волшебные желтые штаны.
А попугай закрыл глаза и заснул.
--
Таракан из-под обрывков газеты смотрел, как попугай пьет. Газетой
таракан уже закусил, и теперь ему тоже было охота пить. Но попугай,
похоже, освобождать место у миски не собирался.
Тогда таракан все-таки выполз из под обрывков газеты и, настороженно
пошевелив усами, побежал к миске, посекундно останавливаясь. Попугай
наконец замер с повисшей на клюве капелькой, и таракан, решившись
подползти к миске, начал жадно пить. Ему казалось, что он опустошит
миску до капли, но вода все не заканчивалась. Таракан оторвался от
мерцающего водного зеркала, чтоб перевести дух, и пошевелил усами.
Попугай открыл глаза и, склонив голову, переступил на месте.
Таракан замер, приготовившись забиться в щелку под миской. Но
попугай не стал обижать таракана. Он закрыл глаза и снова заснул,
тихонько пророкотав: "Малыш, малыш..."
Таракан припустил со всех ног и зарылся под обрывки газеты.
Из-под обрывков газеты таракан снова увидел, что на ногах попугая
снова волшебно сияют желтые штаны. Они излучали теплый и наивный
свет, не вредящий хрупкому тараканьему здоровью. Таракан испытал
желание выползти и погреться под этим дивным светом, но, из-за
присущего тараканам настороженного мироощущения, поостерегся.
И штаны тоже медленно погасли, оставив таракану щемящее чувство
потери.
--
Таракан в смятении метался под газетами совсем недолго, до той поры,
пока могучий инстинкт тараканьего любопытсва к запахам еды не вывел
его снова на ночную охоту за сьестным.
Пробежав по клетке, таракан понял, что вкусно пахнет - снаружи.
Тогда он вскарабкался на поребрик, посмотрел вниз, в темноту, и,
естественно, ничего не увидел. Зато - услышал и почуял: шелест сотен
тараканьих жвал и запах сотен тараканьих тел. Взолнованный, таракан
шевельнул усами, робко ступив на край перебрика. Инстинктивно
таракан понял: надо прыгать. И прыгнул бы, если б - не снова шелест.
Шелест крыльев.
Попугай открыл глаза, раззявил клюв, растопорщил перья, и,
взбаламучивая затхлый воздух, который рикошетировал от шкафа-пенала
и по законам конвекционного движения вздымался от батареи, полетел.
Полет его был короток - сантиметров пятьдесят от силы. Уцепившись за
решетку, Добрый Попугай свесился вверх тормашками и, запыхавшись,
загадочно посмотрел на таракана. Таракан замер с поднятой лапкой.
"Малыш, малыш..." - пророкотал Добрый Попугай и развернул некогда
великолепный хохолок.
Таракан сделал три шага назад.
Попугай снова распахнул крылья.
Таракан упал без чувств.
Попугай захлопал крыльями, и послушный воздух в уютных объятьях унес
таракана в угол клетки, где кружились, постепенно опускаясь, обрывки
газеты.
(Обидно, что совершенно непонятно , какие чуства может испытывать
таракан, несомый ветром, особенно если таракан в обмороке. -
прим.авт.)
Очнувшись, таракан занялся привычным делом -
стал кушать. Насытившись, он, пошевелив усами, залез на край миски -
попить. Было холодно, и, таракан, решив разузнать в чем причина и
нет ли мест потеплее, взобрался на поребрик клетки со стороны
батареи. Обзор был хороший, да стороны окна светило солнце.
И таракан увидел.
Трупы.
Сотни тараканов лежали бездыханны, и среди них - его братья и
сестры. Усы их колыхались под порывами сквозившего из распахнутой
форточки ветра, лапки вздымались в немом укоре к жестокому миру,
брюшки были чудовищно съёжены. И - чуть заметно - пахло той самой
вкусной едой.
Таракан сделал шаг назад.
Попугай лежал на спине.
Таракан развернулся.
Лапки попугая были сжаты в маленькие ороговевшие кулачки.
Таракан посмотрел.
Попугай был мертв уже два часа.
На его ногах было совсем не видно волшебных желтых штанов, лишь
несколько золотистых робких искр кружилось в воздухе.
Таракан подошел к Доброму Попугаю.
Мертвый Попугай не сказал: "Малыш, малыш...", потому что был очень
стар, да к тому же умер.
Потому что сглупил. Не летал уже лет семь, вот и надорвался.
--
Таракан подполз к телу попугая и стал меланхолично подбирать с пола
клетки чешуйки попугаевой шкуры.
Скрипнула решетка, и разузоренные подушечки пальцев, сорвавшие с
навершия клетки платок, распахнули дверцу, оставив на ней отпечатки
человеческого жира и пота.
Сверху доносились голоса:
"Мама попугай умер"
"Мама на работе"
"Женя а что делать давай его похороним"
"Иди сюда скорее по телевизору твой мультик"
Клетка подрагивала в такт полу, который, в свою очередь, подрагивал
в такт шагам девочки, спешившей в зал.
Дверцу клетки девочка, звавшая маму, естетвенно, закрыть забыла.
А "малыш", которого звал Добрый Попугай, так и не пришел.
Он тоже был на работе, да к тому же семь лет назад развелся с мамой,
оставив ей квартиру свекрови, двух дочерей, и любимого попугая в
желтых штанах.
Сияющих, волшебных, желтых штанах.
--
Таракан почувствовал, что чешуйки им поглощенные были последней
каплей, посему теперь пора бы и сбросить шкуру. Таракан так и
поступил, по итогам сего действа оставшись сидеть рядом со своей
невесомой полупрозрачной копией. Белый, мягкий и жалкий, беспомощно
ожидающий, пока его оболочка затвердеет и примет глубокий рыжий
оттенок.
Но тут снова скрипнула решетка, таракан зашевелил усами, А Старая
Кошка огляделась и воровато сделала шаг вперед.
Таракан развернулся.
Старая Кошка вошла в клетку и оглянулась снова, прижимая уши.
Таракан стал осторожно уходить.
Старая кошка принюхалась к мертвому Доброму Попугаю.
Таракан в ужасе бросился бежать, несмотря на не до конца отвердевший
панцирь.
Старая кошка заинтересованно посмотрела на таракана, взбирающегося
на поребрик.
Таракан застыл на краю поребрика, смотря вниз, на пол, с которого
сегодня в обед подмели сонмище мертвых тараканов.
Старая кошка, держа Доброго Попугая в пасти, озирясь, попятилась к
дверце клетки.
Таракан спрыгнул с поребрика вниз.
Стукнула входная дверь.
Таракан умудрился приземлиться на подоконник.
Старая кошка, испуганная хлопком двери, выпустила попугая из пасти и
бросилась из клетки вон.
Таракан стал взбираться по стеклу, по пути отвердевая телом.
Кошка съежилась и одним прыжком вспрыгнула на подоконник.
Таракан подобрался к открытой форточке и замер, не в силах
преодолеть межрамный пролет.
Кошка игриво тронула таракана.
Таракан метнулся прочь, напружинил все шесть лапок и прыгнул,
приземлившись на стекле, отделяющем межрамный пролет от улицы.
Кошка свесилась вниз и снова протянула лапку...
--
...мех Старой Кошки развевался на сквозящем ветру. Он то топорщился,
то приглаживался, то колыхался. Глаза ее, желтеющие как мед, лукаво
щурились, а лапки были мягки как прикосновение одуванчика.
Кошка сбрасывала таракана вниз, а он упорно взбирался к форточке,
раз за разом чуствуя, что панцирь его отвердевает, а силы - убывают.
Вот и повисли его усы, движения стали нецелеустремленно вялы.
Таракан инстинктивно был готов вовсе сомкнуть лапки, замерев в
молчаливом бойкоте миру.
Но тут из комнаты послышались крики:
"Не переключай!"
"Подожди, я просто посмотрю..."
Старая Кошка вдрогнула, обернувшись на звук, и таракан, собравшись
духом, прыгнул с форточки на улицу.
Кошка протянула лапку, но поздно. А прыгать вслед не стала. Слишком
много чести таракану.
--
Таракан падал вниз, и чуствовал, что происходит с ним странное. Вид
бездны внизу не пугал его инстинкты, запахи еды его не манили.
Его обуял дух странствий.
Он инстинктивно вспомнил великих предков, тех, которые когда-то
повелевали миром, много сотен миллионов лет назад. И:
И случилось тут страшное. Спина Взрослого Таракана лопнула как
грецкий орех, явив миру свернутое месиво непонятных пленок. Пленки,
разворачиваясь, приняли форму двух прозрачиных крыльев. Таракан,
взмахнув крыльями, сманеврировал над двором, где ходили, сидели,
играли, смотрели:
собаки
дети
тети
дяди
кошки
и многие другие.
Если б они захотели, они бы посмотрели на летящего Взрослого
Таракана.
Если они смогли бы, увидели б сияющие, волшебные, желтые штаны.
Надетые на лапки Таракана.
На все шесть его лапок.
"Малыш" тоже мог бы увидеть, если б захотел и смог увидеть. Тем
более, что он как раз шел по двору. Волнуясь, нес цветы маме
девочек. Четвертый раз за этот год.
--
Малыш, малыш... Не будет тебе желтых волшебных, сиящих штанов. Не
будет
ТОЧКА, КОНЕЦ