Милый мой мальчик, мой взгляд так тяжел и странен -
Ты заставляешь меня забывать о счастье.
Я поклоняюсь Темнейшей богине Данне,
Сердце свое отдал в дар ты Светлой Ирассэ.
Милый мой мальчик, ты очень странного сорта:
Ты отказался верить в свою победу.
Я бы поверила, будто бы ты влюбленный -
Только во взгляде влюбленных не видно гнева.
Милый мой мальчик... Иди же по миру с миром,
Всем возвещая гибель исконных правил -
Спину твою прикроет моя богиня,
Матерь Темнейших, Алиэ Эстейя Данне.
Мы еще свидимся снова - через столетья,
Светлый - и Темная, жрица ушедшей расы.
Меч твой однажды пронзит насквозь мое сердце,
Чтобы восславить дитя моё, Лейю Ирассэ.
Этен прищурился, вглядываясь во тьму чужого святилища. Поначалу ему не было видно ничего, кроме тьмы -- та чувствовала себя хозяйкой этого места. Потом Этен понял, что здешняя тьма непостоянна: она двигалась, будто обходя внешний зал святилища посолонь. Тьма жила своей жизнью, то сбиваясь в клубки, то взвиваясь почти к потолку, то опускаясь на плиты пола. Этен был бы и рад списать это на игру зрения и движение воздуха, но воздух здесь был затхл и недвижим, пожалуй, уже много веков.
На его месте любой из людей давно развернулся бы и направился прочь от проклятого Светом места: скажите на милость, кого можно было искать здесь, в этом огромном темном зале с его затхлым воздухом, в этом давным-давно заброшенном и забытом месте?
Этен стоял, глядя на движущуюся в темноте зала тьму.
Он ждал.
Прошло, должно быть, никак не меньше пары делений прежде, чем тьма в зале колыхнулась, расступаясь в стороны. Из темноты святилища выступила дева - и иначе ее не смог бы назвать, наверное, и сам Светлый Кеан. Этен и до того стоял недвижно, а теперь и вовсе перестал дышать, глядя на нее.
А она улыбалась.
Замерла ровно в проеме входа во внешний зал, склонила голову к плечу.
Лицо у нее было правильным - слишком уж правильным для того, чтобы поверить в ее человеческую кровь. Темная кожа - не смуглая, какую можно увидеть у жителей юга, не загорелая, которой любят хвастаться друг перед другом молодые магички. Полные, чувственные губы, большие глаза цвета смарагда, подведенные сверху и снизу черной краской. Локоны волос, тяжелые, медного цвета - они спускались до плеч и терялись за спиной девы, в кромешной тьме святилища.
- Милый мальчик, - низким певучим голосом произнесла, наконец, дева. - Как твое имя, дитя?
Этен хотел было гордо вскинуть голову, произнести недрогнувшим голосом о том, что не отродью тьмы спрашивать имя светлого рыцаря...
Хотел.
Но куда только делись заготовленные речи - слова спутались, а смысл потерялся вовсе.
- В Храмах меня называют Этеном, - сказал он, наконец, потупившись.
Дева улыбнулась так, будто услышала хорошую шутку.
- Ты можешь называть меня айной Виаррой, мальчик, - сказала она, делая шаг назад. - А я буду называть тебя - Этено. Ступай вперед, мальчик, не бойся. Ныне здесь лишь двое кроме тебя: я и Темнейшая Алиэ Эстейя Даннэ. Моей госпоже ты пока что не слишком интересен, а мне симпатичен. Ступай вперед, Этено, только не зажигай ни света, ни огня.
Возражать не хотелось - Этен каким-то глубинным чувством понимал, что против этой противницы ему не простоять и секунды. Особенно - в ее святилище.
Потому он покорно склонил голову и с трепетом шагнул на порог.
Этену казалось: сделай он пару шагов в глубину святилища -- и перестанет видеть что-либо, потерявшись во тьме. Потому и медлил, стоя в проеме входа.
- Ну же, -- Темная нетерпеливо глядела на него. Она успела уже отступить вглубь внешнего зала, и теперь стояла там, касаясь ладонью темноты. Вероятно, там была стена или, может быть, колонна.
Этен вдохнул -- словно перед прыжком в холодную воду -- и шагнул во тьму. Сделал шаг, второй, третий -- и тут в глазах поплыли пятна. А потом он огляделся, удивленно распахнув глаза -- внешний зал святилища предстал перед молодым рыцарем во всем своем потерянном величии.
Черный камень стен на высоте в три человеческих роста переходил в свод. Не было здесь ни драгоценных камней, ни прекрасных статуй, какими славились по всему миру Светлые Храмы. Лишь камень -- и множество рисунков на нем.
- Посмотри, -- сказала вдруг с усмешкой жрица. -- Посмотри, если так хочешь.
Этен хотел.
Рисунки были словно бы вплавлены в камень -- неизменно цветные; где-то нарисованные простым мелом, где-то -- тщательно выписанные плотной краской. Тех, кто был на этих рисунках, нельзя было назвать людьми при всем желании. Конечно, у них тоже были голова, руки, ноги и все, что там полагается людям -- но чуждую природу выдавали большие глаза и вытянутые, изящные остроконечные уши.
-- Когда-то нас называли Дану, -- негромко сказала Виарра. -- Когда мы еще существовали.
Рисунки, рисунки, рисунки. Этен неспеша шел вдоль стены, невольно касаясь некоторых изображений самыми кончиками пальцев. Множество незнакомых лиц -- но лишь два лица повторяются неизменно: в одном юный рыцарь узнавал Темнейшую Виарру. Второй, верно, была ее госпожа.
А потом он увидел еще одно знакомое лицо -- прекрасная Лейе, Светлейшая Дама, дружески улыбалась темной богине; рядом с Дамой стояла Виарра, покровительственным жестом положившая ладонь на плечо Светлейшей.
Этен растерянно обернулся, надеясь, что жрица подскажет ему, что же изображено на картине.
Но та улыбнулась и сказала другое:
-- Пойдем, Этено. У тебя осталось не так уж много времени.
Из внешнего зала святилища вниз уходила лестница, целиком высеченная все из того же грубого черного камня. Этен подумал про себя, что сам он бы ни за что не нашел этой лестницы: она располагалась точно за дышащим темной силой алтарем, за хитро стоящей у стены колонной.
Жрица спускалась перед Этеном, опережая его на добрую сотню ступеней. Он и видел-то ее лишь благодаря слабо мерцающему поясу на узкой талии.
Ступени, ступени, ступени, тысячи ступеней, закручивающихся в бесконечную спираль... Юный рыцарь шагал по ним, бездумно следуя за отблеском света впереди, и ему все мерещилось в темноте нечто странное, изучающее - словно взгляд. А потом лестница вдруг закончилась, и Этен почти что вывалился на твердую поверхность, привалился стеной к ледяному черному камню.
Жрица глядела на него очень серьезно.
- Немногие попадают в эту часть святилища, Этено, - заметила она, наконец, мягким голосом. - Ты управился на удивление быстро, мальчик, твоя душа чиста. Прошло меньше трети деления. Если желаешь знать, я провела там в свое время никак не меньше полного деления.
- Всего треть деления? - ахнул, не сдержавшись, Этен. - Мне казалось, я провел там целую вечность.
Виарра не улыбнулась, хотя он и ожидал этого. Только каким-то абсолютно нечеловеческим движением переплела пальцы, склонила набок голову.
- Что же, - уронила она. - Я знаю твой вопрос, мальчик. И я знаю, что времени у тебя осталось - два деления без трети. Но сперва ты поговоришь с моей Темнейшей госпожой, Алиэ Эстейя Данной, и лишь потом я дам тебе какой-либо ответ. Чтобы успокоить тебя - скажу: я не вижу смерти в твоих глазах. Воздай хвалу тем, кому следует, за это известие, и далее мы пойдем к моей госпоже.
Этен сглотнул. Зажмурился.
И кивнул:
- Я готов принять свою судьбу, леди Виарра.
- Не леди, - мягко, с укором, поправила темная. - Айна. Быть может, ты еще узнаешь глубину этого слова. А пока - проследуй за мной.
И потянулась бесконечность ходов, проплавленных в черном камне. Этен поймал себя на том, что боится представить истинные размеры святилища Темнейшей Даннэ - последнего темного святилища Предмира. И еще молодой рыцарь думал о том, что мощь темных велика, действительно велика - и далеко еще до их поражения. Жива последняя Темнейшая, жива ее жрица, полнится силой темный алтарь, а значит темные еще долго будут бороться со Светом.
И все же, - Этен с любопытством взглянул на зеркальные, оплавленные стены прохода, - и все же, как темные подчиняют себе черный камень? Он слышал о том, что черный камень не берет оружие; самый прочный резец не оставит на камне и мизерной царапины, магия не причинит камню вреда. Лишь мощь одного из Светлейших, объединенная с мощью Верховного жреца, может заставить камень рассыпаться горсткой черной пыли, сильнейшего яда, амагичного и ненаходимого.
За мерку черного порошка отдавали три меры золота, и называли это "получить даром".
Однако, все имеет свойство кончаться, и блуждание по ходам святилища не стало исключением.
- Стой, - велела Виарра странным голосом. Легонько стукнула в дверь кончиками пальцев, приоткрыла. Шагнула за порог, поклонившись: без лести или угодливости, так, как сильному воину кланяется слабый ученик.
- Госпожа, - сказала жрица тихо, - я привела его по слову.
- Пусть войдет, - донесся из-за двери звонкий, высокий голос. Такой мог бы принадлежать ребенку лет пятнадцати, едва вошедшему в возраст балов или охоты, но никак не богине.
Хотя, конечно, Этен, шагнувший в комнату, не ожидал и впрямь увидеть там ребенка.
Это была девочка, черноволосая, похожая чем-то на Виарру: темной ли кожей, большими ли глазами, в которых плескалась мудрость прожитых лет, или медными локонами, уложенными во взрослую прическу, так неподходившую юному телу.
- Приветствую тебя, юный рыцарь, паладин Дамы Лейи, - сказала девочка. - Ты имеешь честь говорить с главным своим врагом, Темнейшей Алиэ Эстейя Даннэ.
- Я приветствую Темнейшую, - учтиво проговорил Этен. И с невероятной быстротой извлек меч из ножен, салютуя богине так, как салютуют по-настоящему достойному врагу. Виарра, глухо ахнувшая, не успела даже попытаться перехватить рыцаря: богиня щелкнула пальцами, не посмотрев в ее сторону. Улыбнулась:
- Он прошел первое испытание жрецов за треть деления - и после этого ты еще смеешь сомневаться в его чистоте, дорогая моя? Ты удивительный мальчик, Этен ло Диале по прозвищу Счастливчик. Не стоит извинений, Виарра, моя милая. Пусть лучше здесь будет обед на двух danu' и одно человеческое дитя. А ты - присядь за наш стол, Этен ло Диале, и отведай от него.
Этен коротко поклонился - и отошел к столу. В этих покоях он занимал немало места и был, верно, на дюжину персон. Рядом стояли удобные мягкие кресла, кособокие табуреты, которым вовсе не место было здесь; стулья с модными хитрыми спинками - это все с одной стороны и торцов. С другой была широкая лавка, добротная и удобная. На ней Этен и устроился, положив рядом ножны с мечом.
- Вот и хорошо, - кивнула Темнейшая Даннэ. Повела плечами - и вдруг подернулась дымкой, из которой шагнула спустя удар сердца к Этену - взрослой крепкой женщиной в том возрасте, когда женщину уже принято слушать, но еще не принято называть уродливой старухой.
- Вот теперь, - сказала Темнейшая низким и певучим голосом, - можно начать серьезный разговор, милый мальчик Этен ло Диале.