Аннотация: Маленький роман в прозе и стихах, написанный лидером рок-группы "САДЪ"
Дорогой нечитатель! Ты держишь в руках уникальный текст, либо тупо уставился на его имидж в мониторе. Уникальность и бесподобность текста заключается в том, что его не обязательно надо читать. Его, как раз наоборот, обязательно не надо читать! К лучшему всё, что НЕ делается! Текст состоит из банальностей и общих мест, цитат из всего, что всем давно известно и не интересно.
Дело в том, что это - текст счастья. Отсвети, или скопируй его десять раз и отправь десятерым своим самым лучшим и верным врагам. Если они прочитают это, то начнут лихорадочно распихивать текст по ящикам уже своих врагов, которые, наверняка, окажутся твоими друзьями. Все будут заняты, и не будет войны.
Однако, любопытно бы посмотреть на твою лицо, когда ты будешь посмотреть на неё в зеркале, после таки неосторожного прочтения 'Романса'. На ней (на нём) будет написано: 'Тебя ж, дура, предупреждали, а ты думал, что это замануха такая...'.
КОРОЧЕ, НЕ ЧИТАЙ ЭТО!!!
Действующие лица и морды:
Мужик А. Фим
Виртуальная баба Нята
Два их виртуальных сына-близнеца Ин и Ян
Дочка Марина
Маленькое толи лошадь, толи конь Нипо
Мудрый филин Васо из дупла дуба
Собака по имени Собака
Телевизор
Лещ Василий
Рисунки автора.
ПРОЛОГ. ВОСЕМНАДЦАТОЕ МГНОВЕНИЕ ВЕСНЫ.
( Посвящается всем поЛЛитработникам).
Сэр А. Фим шёл по коридору.
Отца сэра звали Поминай. Фиму не исполнился ещё и год, как отца Поминай, как звали. Иные сведения о детстве, отрочестве и юности сэра А. Фима были строго засекречены. Настолько строго, что наш герой и сам не знал, был ли он когда-либо ребёнком. Из туманного детства помнилась ему лишь одна, совершенно патриотская, песенка:
Я помню, как пахли леса и поля.
Я помню, как пахли и нивы, и пашни,
Где Родина щедро кормила меня
Гороховым супом с гороховой кашей.
Немножко вспоминалась ещё одна песня: '...Где-то далеко, очень далеко, идут грибные дожди. Где-то у реки, в маленьком саду, поспели вишни, наклонясь до земли...'. Странно, думалось Фиму, мало того, что слова 'наклонясь' в русском языке вообще не существует, а глагол 'наклонить' в наклонении 'наклонясь' звучит: 'наклонившись', так ещё и вишни выдались в году написания этой песни величиной с арбуз, коль они до земли наклонили деревья. Уж лучше бы они спели, ну, хотя бы, про сливы, что ли. Правда, сливы не так поэтичны, как вишни. Фим никогда не видел 'наклонятых' до земли вишен. Это был, видимо, мичуринский сад...
Сэр А. Фим шёл по коридору. Коридор был длинный, со многими извилинами и выходами. Свернув в очередной поворот, увидев очередной выход, Фим вышел и тут же оказался перед входом. Надо же, как всё относительно и совмещено, подумал Фим. Только что здесь был выход и вот, уже вход. Вход и выход - одно и то же, как голова и задница, например. Теорию относительности придумал, точнее, вывел учёный, который проставился всего один раз. Его так и звали: Эйн Штейн. Он её именно вывел, он не мог её придумать. Относительность существовала и до Эйна Штейна, просто он её описал. 'Всё относительно!' - Написал Штейн. 'Если всё относительно, то и сама относительность относительна, значит, существует и нечто абсолютное!' - Написал другой учёный. Он не знал, что это абсолютное и есть сама относительность.
Фим задумчиво открыл входновыходную дверь и пошёл по коридору. Он шёл получать на орехи. Фим любил получать на орехи. Полученное вовсе не обязательно надо было использовать по назначению, вместо орехов можно было купить шнапс. На орехи раздавал маленький лысый очень хитрый человечек. Его звали Мольер. У кабинета Мольера, обычно, толпилась куча желающих получить. Получив на орехи, желавшие получить становятся ещё более желающими потратить. Ближайшая пивная наполняется гомоном и запахом портянок. Почему портянок?
Настал момент открыть, кто же они, получатели на орехи и сам сэр А. Фим. Все они - полувоенные. Все одеты в одинаковую униформу, отличающуюся только количеством всевозможных крестиков, ноликов, звёздочек в разных местах, а также степенью вонючести портянок. Портянки Фима воняли особо. Не особо мерзко, а просто не так, как у других. Сэр, являясь резидентом пяти европейских, двух американских и одной африканской разведок, уже давно и основательно не помнил, на кого работает. В некоторых разведках он был двойным и тройным агентом. Иные разведки о нём просто забыли. В данный момент Фим исполнял срочное задание, хрен его знает, какое и какой разведки. Мало того, он плохо представлял, где он. Всё было похоже на Германию конца тридцатых, но что-то настораживало . Почему, когда Фим требовал в баре, собственно, шнапс, ему неизменно выдавали водку? Лукаво не мудрствуя (в этом государстве мудрствовать лукаво позволялось только высшим по званию), Фим спросил у бармена: 'Варум?'. И ответил бармен, мол, когда вы подходите к стойке и требуете шнапс, мне кажется, что вы просто представляетесь:
- Шнапс!
- Я бармен, мы знакомы.
- ??? ШНАПС!!!
Тут любой бармен тут же наливал Фиму водку. Дело в том, что когда Фим в волнении выкрикивал на немецком слово 'Шнапс', неизменно получалось: 'Водки'! Сильно сказывался славянский акцент.
Все страны странные. Однако, страна, в которой в данный момент находился Фим, была странной весьма. Странности в ней начались лет сто тому назад. Чему 'тому', Фим и сам не знал. Сначала был царь. Царь был добрый и справедливый, иногда, правда, постреливал в подданных. Пришли люди с деньгами, отстранили царя от царствования и расстреляли. Царь стал святым, хотя до этого был обыкновенным людоедом. Люди с деньгами были не просто людоедами, они были людоедами в превосходной степени. Они тоже стреляли и вешали, как все нормальные правители. У них быстренько образовались свои святые: двое бородатых длинноволосых, но не местных, плюс двое местных: Лысый и Усатый. Между Лысым и Усатым произошла борьба, кто из них более людоед. Победил Усатый, Лысого, посыпав дустом и залив формалином, сдали на хранение. Путался, правда, под ногами ещё и очкарик с козлиной бородкой по имени Лев. Ему сказали: 'Лев, ты не прав!', отправили куда-то в Латинскую Америку, а там воткнули в голову ледоруб. Потом, как у них принято, неестественной смертью умер Усатый, но его, с подачи очередного Лысого, решили не хранить и закопали. Потом был Бровастый, который тщательно лелеял память обо всех Бородатых, Лысых и Усатых. В каждом населённом пункте стоит памятник первому лысому. По праздникам, на рождество и воскрешение люди приносят цветы к подножиям памятников Лысому (у Лысого то там, то сям постоянно происходят воскрешения и рождества). Очередное воскрешение Лысого произошло в той самой странной стране, в которой со своим, никому неведомым заданием, оказался Фим. Воскресший и захвативший власть в стране Лысый был по иронии провидения, ещё и усатый! Только значительно глупее своих предтеч. А страна являлась странным отстранённым осколком развалившейся лысо-усато-бровастой империи.
Однако, речь в нашем рассказе вовсе не обо всей этой куче лысых и усатых. Речь о славном сэре А. Фиме и его супертайном задании. Что же поДДелывает Фим, пока вы читаете полную, развёрнутую и углублённую историю таинственной страны?
А Фим подделывает паспорт. Для простоты общения с барменами сэр решил изменить свою фамилию на фамилию Водка. Сэр Водка. Причём, новоявленный Водка подделывает паспорт прямо на ходу. Наконец, вот и кабинет раздающего на орехи.
Как ни странно, перед кабинетом никого нет. 'Орехи закончились!',- грустно подумал Фим, однако, постучал.
- Войдите, Водка! - Раздалось из-за двери.
Бывший Фим, войдя, озадаченно уставился на Мольера:
- Как вы догадались, что это именно я. По стуку?
- По запаху, - резонно заметил Мольер.
- А что я поменял фамилию с Фима на Водку, тоже по запаху?
- А вот это - по стуку, коллега. Пьете вы, как распоследний фашист, а стучать стали как нормальный советский человек. Вы - свинья, Водка.
- Выбирайте выражения!
- Я и выбрал.
- За что вы меня так?
- За измену Родине.
- Интересно, которой?
- В которой вы сейчас находитесь, Водка.
- А что я в ней изменил?
- Вы изменили не в ней, а ей.
- Да, но поскольку я всё ещё нахожусь в ней, то в чём же моя измена ей? Если бы я изменил ей, меня бы уже в ней не было! Логично, Мольер?
- В ней, ей, ей, хали-гали.
- Вам плохо?
- Мне хорошо, вам - плохо.
- Это почему же мне плохо?
- Я люблю вас, Водка, а вы, Водка, не любите меня. Потому, когда мне хорошо, вам - плохо.
- Хорошо, плохо, плохо, хорошо, хали-гали. Что за диалоги такие?! Хемингуэй какой-то...
- Сам ты Хемингуэй! - Выругался Мольер.
- Мы уже на ты?
- Мы шире на ты, а уже - на вы.
- А по что ты меня, крыса тыловая, Хемингуэем ругаешь?
- Не самое поганое, родной, есть и получше: Паоло Коэльо, Ричард Бах... По поводу крысы тыловой, а сам ты кто?
- Ну, тыловая... Но не крыса же! - Возмутился Водка.
- Я, выходит, крыса, а ты не...
- Крыса!!
Мольер пожевал губами.
- Это ты вот щас мою фразу продолжил, или обругал меня ещё раз?
- Продолжил.
- Врёшь. Обругал. Если бы продолжил, то произнёс бы 'крыса??' очень вопросительно, а ты произнёс 'крыса!!', очень восклицательно!
- А что ты к словам цепляешься, цепляйся к бабам.
- Ну, не обижайся, Фимка, пардон, Водка. Ты вот только фамилию на водку поменял, а я готов поменять на неё сексуальную ориентацию...
- Вести баб, нести водку? - Радостно взвизгнул Фим.
-Понятливый. За что и люблю. Однако, если я пидор и собираюсь поменять сексуальную ориентацию, это не значит, что именно на баб, ты об этом не подумал, Водка?
- Ну, если ты уже не мужиков, но и не баб, остаётся... Не, размечтался, мяса в стране нет. Всех свиней с овцами зарезали и съели, люди голодают, а ты себе такую прихоть вообразил, совокупляться с едой перед едой, нескромно это и вызывающе, как бы на революцию не нарваться! Купи себе сырок плавленый и суй в него, тоже смена ориентации какая-никакая.
-Какая, не какая... Шучу я. Неси водку, Фимос, веди баб, что у нас в жизни ещё из удовольствий осталось?.. А у них? Отметим твоё изгнание, Водка, ты ещё не в курсе?
-В курсе. - Фим с опаской оглянулся на дверь.
-Не нервничай, ещё не сегодня. Завтра. В ссылку в ЖОПУ поедешь.
-А сейчас я, по твоему, где?
-Сейчас ты в п... Ну, в рифме... А поедешь на ЖОлтую Подводную лодкУ. За архитектуру. И не спрашивай больше ничего, ничего не знаю. Прикакзано. Сам даже не знаю, кем приказано. Значит, надо исполнять.
-А если я не поеду в ЖОПУ твою, а если тебе этот 'сам не знаешь кто' в спину мне стрелять прикажет, выстрелишь?
-Не. В спину только подлецы стреляют. Честные добряки стреляют в грудь.
- Мне два раза карету и полцарства за коня! - Деловито попросил Фима.
- Это что, ты нам - коня, а мы тебе две кареты и полцарства? А не жирновато за одну скотинку?
- Не жирновато. Каретой сыт не будешь, и двумя сыт не будешь. Да и во всём нашем царстве жрать уже нечего, а в половине - в два раза нечего. Коня можно съесть, три недели сыт будешь! - Фим внимательно осмотрел Мольера. - Одну неделю!
Были вчера и бабы и водка, и мясо и свобода. Сегодня пришли, и попросили. Паспорт отщепенца, волчий билет, и пинок на прощанье за заслуги и за лиру, и сборы, и чемоданы. Фим сказал: 'Поехали'! Махать рукой особо было некому, все родное забрал с собой, ничего не осталось.
Так начались занимательные вечера на хуторе ЖОПА близ села Глубокое Дупло, о чем и будет дальнейшее повествование для особо пытливых и скептически настроенных читателей. Повествование наше не длинное, а кое для кого, возможно, и не утомительное. Читайте на здоровье, или не читайте на здоровье!
Итак, вечера на хуторе ЖОПА близ Глубокого Дупла.
ГЛАВА ПЕРВАЯ, разочарованная.
Собака не была кусачей. Трудно быть кусачей, когда у тебя нет зубов. Зато у собаки были собственные песочные часы. Собака любила наблюдать, как будущее, тонкой струйкой настоящего, падает в прошлое.
Любимым собачьим был момент, когда у неё заканчивалось будущее. Зато образовывалась увесистая кучка прошлого. А главное, когда будущее заканчивалось, его легко можно было сотворить из прошлого, просто перевернув часы.
Если положить часы набок в процессе перекачки будущего в прошлое, можно было наблюдать две кучки: кучку будущего и кучку прошлого. Их можно было отрегулировать по вкусу: чего - больше, чего - меньше, даже потрогать, проделав дырочки в стекле.
А вот настоящее в лежащих часах исчезало. Материально и наглядно. Оставалось только прошлое и будущее. Собачьего настоящего, слава Богу, не было...
Иногда собаке казалось, что настоящее - вовсе не настоящее, в смысле не всамделишнее, а искусственное, коль существует Создатель. Всё сделано из слова, оно было в начале, потом насочиняли ещё, перемешали в Вавилоне и стоит на Земле гвалт, учимся в институтах понимать друг друга, да и то не всегда успешно. Говорит, бывало, один другому слова, переводчик переводит, потеет, старается, а получается всё равно бессмысленно. Их либе дих, ай лав ю, будь здоров, чтоб ты сдох... Толковые словари тоже ничего не объясняют. Хотя, конечно, объясняют: одни слова, через другие. Читаем, например, что такое 'прибор': прибор - это приспособление для чего-либо. Читаем, что такое 'приспособление': приспособление для чего-либо, это, оказывается, прибор!
На свете существует только одно слово, и это слово - 'слово'. Всё остальное всего лишь слова...
Собака человеческих слов не понимала, это люди думают, что собака понимает слова, а собака понимает формы, очертания, окраску звуков, интонацию, всё, что угодно, только не слова. Собака понимает суть. Объяснили ей, что фас- это кусаться, а фу - не кусаться, она так и делает. Объяснили бы наоборот, она бы и делала наоборот, ей без разницы. В конце тоже будет слово, собака даже догадывалась, какое. К нему всё откровение Иоанна Богослова сводится.
Собака жила, как собака, в будочке, возле дома. И имя у неё было собакам очень подходящее, собаку звали Собака.
Бывают дома большие, бывают маленькие, этот был достаточным. Зимой, когда бобры крепко спят в своих норах, а суслики - в чужих, собака жила в доме. В доме всегда было тепло и уютно. Две большие печки, в одной готовили еду, на другой спали. Часы с кукушкой, лавки вдоль стен и у стола, телевизор у окна, компьютер, образа и паутина в углу, Ван Гог на стене, всё, как у людей.
Домик был деревянный, с черепичной крышей, двумя печными трубами, верандой и зимним садом. Во дворе был сад летний, который, якобы, и охраняла собака. Якобы потому, что охранять, собственно, было не от кого, в радиусе пятнадцати километров никто не жил. Домик затерялся в деревьях и травах, грибных местах, земляничных полянах, и был похож на жёлтую подводную лодку.
Обитателями домика дом был любим, как очень родной родственник. А обитателей было несколько: мужик Фим, виртуальные баба Нята и близнецы Ин с Яном, старшая, лет пятнадцати, дочка Марина.
Особенно интересны были близнецы. Их, понятно, путали. Есть мнение: уж мамы своих детей - близнецов различают запросто. С Ином и Яном это не прокатило, они и сами частенько путали, кто из них кто, хотя Ян был чёрненький, Ин - беленький. Просто детки постоянно перекрашивались друг под друга и давно забыли, кто из них брюнет, кто блондин. Да и какая разница! Вы скажете, разномастных близнецов не бывает. Ещё как бывают! Правда и ложь, добро и зло, хорошее и плохое, тьма и свет. Для кого-то ученье - свет, его на доктора учат, а кому-то ученье - тьма, его, например, обучают на забойщика скота. Думаешь, бывало о хорошем, а что оно такое, это хорошее? Кому-то спасти человечество от греха первородного - хорошо, а кому-то водки нажраться тоже очень неплохо, или там мир завоевать, чтоб он на него работал и приумножал, а всех, у кого череп не красивый - в расход. Как было бы замечательно, если бы люди не думали о хорошем!
Фим давно сбежал из города, и на то было несколько причин. Город воображал себя культурной столицей, однако родить за всю свою жизнь, из достойного внимания, смог только прозаика Бычкова, музыкально-вокальный ансамбль 'Сняперы', да ещё не более пяти наименований, сразу и не вспомнишь. Правда, новейшая история столицы дала миру кучу такого культурного добра, что ходить по городу стало опасно из-за обилия звёзд на асфальте, напоминающих обывателям о существовании прототипов этих самых асфальтных звёзд. Вступишь, бывало, не нарочно, в такую звезду, потом в трамвае народ от тебя шарахается.
Но главная из причин Фимкиной эмиграции - архитектура, на почве которой он и пострадал, а точнее - отсутствие архитектуры. Город состоял из набора совершенно безликих кубиков и параллелепипедов. Дошло до того, что главным архитектурным шедевром города назвали глупостехранилище. Видимо только за то, что оно представляло собой шарик.
Объявили конкурс на строительство новых зданий в городе, а Фим возьми, да и выйди с проектом: построить рядом с существующим ещё один такой же шарик, между ними воздвигнуть столп, подобный Александрийскому, на столпе поставить памятник правителю. Перед всей этой ерундой установить огромное увеличительное стекло, для уграндиознивания ансамбля. Потом шарики убрать - мешают. Всё бы и ничего, интеллект местных чиновников и правителя вполне позволял одобрить строительство, однако вышел казус. По наивности Фим, не мудрствуя лукаво, назвал свой проект 'За лупой - в небо'. Это название на бумаге выглядит прилично, но когда о проекте начали трубить по радио и телевизору, в произношении дикторов первые два слова названия, естественно, сливались в одно. Тут к Фимке и пришли, и попросили. У-у-у, противные дикторы, сказал Фим, и, поскольку в то время в тюрьму за такое пока не брали, а стреляться было уже не модно, продав квартиру (санузел совмещён с ванной, городом и страной), добровольно сослался на хутор 'Жёлтая подводная лодка'. А город так и остался безликим и без 'за лупным'.
- Ну и попал я в историю...- Пожаловался Фим мудрому филину Васо, живущему возле дома в дупле дуба.
- Неа, в историю ты не попал! - Ответил филин, - В неё стрелять нечем, но даже если было бы чем, сама цель настолько расплывчатая и туманная... Собственно говоря, история - набор представлений в данный момент правящего правильного правителя о том, как страна, сквозь века и даже тысячелетия мрака медленно, но верно шла к свету его воцарения. Проще говоря - как плохо было до него и как хорошо стало при ём.
- Какой приём?
- Что, 'какой приём'?
- Ну ты сказал: 'приём', я и спрашиваю, какой?
- А-а-а... Приём, как правило, хреновый, редко исключения бывают.
- Может, и бывают, где-то там, ведь сторон света целых четыре: вправо, влево, в зад и вперёд. - Сказал Фим.
- Ещё вверх и вниз...- Задумчиво добавил Васо.
Филин был натурально мудрый, возле жёлтого дома он жил уже очень давно, ещё до Фима. Обязательно станешь мудрым, если живёшь в дубовом дупле.
- А на правителей это мы зря гоним, они ж помазанники Божьи! - Предположил Фима.
- Ага, это из раздела 'так принято считать', я даже догадываюсь, чем их помазали... Знаешь, что сказал Бог израильтянам, когда они у него царя стали просить? '...Велик грех, который вы сделали пред очами Господа, прося себе царя... Господь Бог ваш - царь ваш'.
Неожиданно к беседе подключился телевизор:
- Ответьте на вопрос, кто употребляет термин 'чёрные дыры', - спросил он, - астрономы, или проктологи? Позвоните на номер такой-то и, если вы ответите правильно, получите от нас вот эту замечательную говномешалку!
Какой я умный, подумал Фим, я знаю, что такое 'термин', и кто такие проктологи. В принципе, этот термин могли бы употреблять и астрономы, мало ли там, в космосе, всякого разного! Но, поскольку в данный момент говномешалка Фиму была ни к чему, звонить он не стал.
Всё, что нравилось Фиму, практически никогда не появлялось на экране телевизора, из чего он уже давно сделал неутешительный для себя вывод: таких уродов, как он, очень мало, их сообщество вырождается и, благодаря естественному отбору, вскоре пропадёт совсем. Со своими вкусами Фим определённо должен отправиться в ту самую проктологическую дыру. Непрерывно показывающиеся по телевизору бесконечные сериалы, выступления политиков и передовиков, грандиозные концерты неповторимых звёзд эстрады ввергали Фима в состояние ступора и ощущения собственной неполноценности. Когда вся страна радовалась успехам спортсменов, военных, депутатов, учёных, патриотов и просто любителей Родины, Фима тихо плакал от ужаса. А ужас сей в том заключался, что ничто из культурного гумуса и успехов страны его не интересовало. Фим даже сходил к знакомому психиатру, провериться, а не душевно ли он, Фима, больной? Доктор внимательно изучил, осмотрел, прослушал и установил: Фима действительно душевно болен, причём очень душевно, и что ему, доктору, нравится степень душевности Фиминой болезни.
Периодически наблюдая чествования самых успешных, красивых, талантливых, богатых и т.п. людей, Фим всегда задавался вопросом: а что бы он, Фимка, повернись бы так звёзды и попади бы он в эту тусовку, чувствовал бы? Ответ был всегда один: ничего, кроме стыда. Когда-то Фим был перепуган по этому поводу. Неужели я не люблю Родину, думал он. Родина меня взрастила, вскормила всякими разными деликатесами и просто вкусными вещами, как то: жареная мойва, пельмени сибирские, плавленые сырки 'Дружба', кабачковая икра, кровяная, ливерная, докторская, а я, тварь неблагодарная, плевать хотел на её успехи и трудности? 'Агдам', 'Лучистое', 'Плодово-ягодное' в конце концов, а мне всё равно?! Так вот и мучился человечек, пока не прочитал в словаре определение Родины и государства. Оказывается, это не одно и то же! Сознание этого несколько успокоило Фима, и вывод он таки сделал: отделена же у нас церковь от государства, что, правда, совсем не мешает профессионально верующим священнослужащим, в первую очередь, лизать государственную задницу, а уж потом заботиться о своей душе и, иногда, о душах паствы. Хорошо бы от государства ещё и Родину отделить. Отечество славлю, которое есть, но трижды - которое жрёть. В Фимкиной голове государство ассоциировалось с гостеприимно открытым канализационным люком.
Думая о Родине, Фим всегда печально пукал и больно стукался головой о потолок.
ГЛАВА ВТОРАЯ, христианская.
В начале было слово. Если есть начало, конец будет наверняка. Однако, всякий чему-либо конец есть чему-то начало.
Лошадка Нипо жила в сарае возле дома, она знала так много слов обо всём, не меньше филина Васо, однако во всём сомневалась. Долгими зимними вечерами, когда холодно, грустно и одиноко в сарае, лошадка приходила в дом, садилась у печки и вела долгие беседы с обитателями.
- Ну, было в начале слово, - говорила Нипо - но потом же такое понеслось!.. 'И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и подобию Нашему'. Почему именно 'Нашему'? сколько 'Нас' - Их было? Сомнительно, что Бог, как некоторые руководители, говорил о себе одном во множественном числе.
'Оставит человек отца своего и прилепится к жене своей...'. Кто оставит Отца, Адам? Так Отец его известно Кто, выходит, Адаму надо оставить Бога и к Еве прилепиться? Вот и оставило человечество Бога с момента его, человечества, появления на Земле, ради женщины. На это апостол Павел обалденную мысль выдал: '...Хорошо человеку не касаться женщины'. Это ж надо, - 'человеку'! Кто же такие эти самые женщины после этого?! Адам и Ева плод от древа познания добра и зла пополам съели. Любопытно, кому из них половинка про зло попала?
- А Сирах сказал: 'Не оставляй умной и доброй жены', - заметил Фим.
- Он так ляпнул, будто все жёны умные и добрые. Бывают же умные, но злые, бывают добрые, но глупые. А если жена и глупая, и злая, выходит, можно оставить?
- Нельзя. Другому достанется, человека жалко!
- И что же Бог так боялся познания человеками добра и зла? - Продолжил Нипо. - '...Но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их (плодов от древа познания добра и зла), откроются ваши глаза и вы будете, как боги, знающие добро и зло'. Ну, стоило ли создавать людей по образу и подобию Своему, а потом бояться, что они и будут образом и подобием?
'Тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жёны, какую кто избрал'?!
- Эх, конь ты мой любопытный, у меня тоже много вопросов, которые я даже задавать боюсь. Например, кто такой 'Один из учеников Его, которого любил Иисус'? Ученик, возлежавший на знаменитом тайном ужине 'у груди Иисуса'? Сам апостол Пётр не напрямую обратился к Христу, чтобы узнать, кто предаст Его, а через того же любимого ученика! И он (ученик), припав к груди (!) Иисуса спросил: 'Господи, кто это?'. Почему имена всех апостолов, присутствовавших на тайной вечере, естественно известны, а имя любимого ученика - почему-то нет?! Принято считать, что это евангелист Иоанн назвал себя в своём же свидетельстве любимым учеником. Не думаю, что Иоанн так нескромно выпятил свою роль в истории. Ему-то было прекрасно ведомо, что '...Первые станут последними'. Так что старо предание, да верится легко... Если любимый ученик Спасителя не дочь человеческая, а, например, сын, то я опасаюсь за Его (Иисуса) сексуальную ориентацию, прости Господи заблуждения мои, они искренни. И если сыны Божии брали в жёны дочерей человеческих, и ничего богохульного из этого не выходило, а только польза, то зачем стыдливо переименовывать наверняка известную из истории женщину в 'любимого ученика?'. И главное, зачем всё это припрятано? Каким образом, если (ну допустим, 'если'!) она была, любовь Сына Бога к земной женщине, почему она должна поколебать мою веру в Бога, а не наоборот, укрепить её?! Видимо, священникам с законниками признать 'такую' любовь так же трудно, как трудно было признать, что 'И всё-таки она вертится'! Ведь это возносит любовь к женщине до уровня любви к Богу, к детям, людям, зверям, природе, Земле. До уровня, собственно Любви! Не думаю, что Любовь надо делить на категории.
И не правда, что Бога никто не видел. А с кем тогда Иаков боролся?! '...Ибо, - говорил он, - я видел Бога лицем к лицу и сохранилась душа моя'. За это Иакова Бог назвал Израилем и благословил '...Человеков одолевать'. Богоугодное это, выходит, дело, с Богом бороться?
Не хочу я с Богом бороться, и нет во мне страха Божьего. '...Дал нам Бог духа не боязни, но силы и любви...'. Страх Божий перестал быть наш пред Ним, он уже давно Его пред нами, идиотами. Идём мы в церковь, в синагогу, в костёл молиться стадами, и воображаем, какая ж это сила, совместная наша молитва! А Иисус в одиночестве молился, да ещё в пустыне. Нет, в храм я хожу. Просто люблю ходить в храм. Толпу вот только не люблю. Мелкие пакости делаются в одиночестве, грандиозные, как правило, толпами. Толпа нивелирует и подминает под себя каждого, личность, если она была, просто перестаёт ею быть.
Известный эксперимент: усадили на лавку девять статистов, а десятым - обыкновенного прохожего пригласили. Входит ментор, держа в руке конус, и менторским же голосом рассказывает десятерым о том, какой у него в руке замечательный шар! Десятый, прохожий, саркастически улыбается. Ну, какой же это шар, это - конус, думает он. Ментор передаёт конус в руки первому статисту, тот начинает восхищаться конусом, но называя его шаром! Улыбка на лице прохожего становится менее саркастической. Первый статист передаёт конус второму, тот ощупывает конус и громко описывает, какой у него приятно гладенький шар в руках! Тут и начинает сползать улыбка с лица десятого, а когда конус добирается до него, естественно с шаровыми комментариями третьего, четвёртого... девятого, эта самая десятая личность берёт конус в руки, до крови уколовшись острой вершиной, и, дрожащим голосом, на строгий вопрос ментора: 'Что это у вас в руках, любезный?' отвечает: ШАР! Когда сутками по телевизору показывают бездарностей и говорят - это звёзды, это ваш 'формат', то же самое по радио и в газетах, обыватель начинает верить в это бесповоротно, и звезданутые действительно становятся звёздами: политики, зарядчики воды, певцы с певицами и т.п. Толпа, общество, объединения, союзы...
Я - величайший из киноактёров, мой творческий псевдоним: 'И. Другие'.
- Да вот ещё непонятно мне, коню, что это у вас, людей, принято превозносить и людьми угодными Богу считать скопцов, отшельников, юродивых и прочих анахоретов? Выходит, что Бог любит именно тех, кто отказался по болезни ли, по желанию души ли своей от любви к женщине и деторождения. Блаженны нищие духом, ибо их царство Божье? Но ведь нищие духом, не плотью! А как же тогда 'Плодитесь и размножайтесь'? Если предположить, что Боженька хочет вырождения и гибели человечества, то в чём смысл акта сотворения этого самого человечества? Разочаровался? Не верю я, что Он, Всемогущий, сотворивший всё за неделю, разочаровавшись, не может и грохнуть всё за пару дней! Ломать - не строить.
- Думаю, что может и грохнуть. Не хочет. Любит Он нас, верующих, неверующих, сомневающихся, счастливых, несчастных, влюблённых и нелюбимых, убитых и убийц, и нет у Него никакого ада для нас, только рай, правда, каждому - свой. По вере воздастся. Какой рай себе Беня Муссолинкин представляет, такой и получит: с голыми женщинами, властью, мешками денег, предательством и отсутствием обыкновенных человеческих отношений, и вечным страхом, что кто-нибудь тебя обскачет и придушит. А женщины изменят и обманут, а денег и власти будет всегда мало, и за каждой занавеской стоят и подслушивают недоброжелатели, и понять, что существуют ещё какие-то ценности и отношения, кроме вышеперечисленных, никогда никакой возможности нету! Вдумайся, конь мой, в это слово: НИКОГДА! Как для меня, так это, безусловно, ад. Однако суть в том, что для Муссолинкина это, безусловно, рай! Есть, правда, одна из теорий ада, мол, там не смогут грешники осуществлять страсть свою земную, просто нечем будет, душа бестелесна, убивать, грабить, насиловать и прочие грехи совершать будет тупо нечем, от того мучиться будут. Возможно, это и так. Хорошо только прелюбодеям, дожившим до глубокой старости. В определённый момент жизни женщины их и здесь, на Земле, перестают интересовать как объекты для совокупления. Как по мне, так самый страшный ад - атеистский, это когда помер, и ВСЁ...
Неисповедимы пути Господни, правд много, у каждого - своя, а истина одна, и не добраться до неё. Она, как графики некоторых математических функций, которые всё приближаются к осям координат, но никогда с ними не пересекутся. НИКОГДА! И есть в этом ощущение бесконечности!
- В вашей Библии, хотя, впрочем, в нашей Библии, много чего загадочного. - Вмешался в разговор филин. - Ну, взять хотя бы вопрос о том, кто нашим миром правит, а так же онанизм...
- Офигеть, ну ты проблемки смешиваешь! - Возмутился Фим. - Что между ними общего то?
- А общее то, что вы, люди, так мне, мудрецу из дупла, кажется, вывели для себя удобную формулу, она называется 'Так принято'. Принято у вас считать, что онанизм, это когда сам себе удовольствие конечностями доставляешь, мол Онан библейский так делал. А он вовсе и не делал так! Заставили его оплодотворить не любимую им вдову брата его (такие у них тогда законы были!), он в неё таки засунул шланг для передачи семени от самца к самке, но во время оргазма вынул шланг и слил семя на сторону. Это у вас, людей, прерванным половым актом называется. Если сюда добавить ваши резиновые приспособления для слива семени на сторону, то получается, что онанизмом занимается чуть ли не всё человечество поголовно! Вот ты, Нипо, если ты конь, ты хотел бы жеребят от нелюбимой лошади?
- Ну ладно, убедил, но при чём тут вопрос о правителе мира сего?
- А при том, что принято у людей онанизмом считать не совсем то, что должно, и миром нашим правит, возможно, не совсем тот, кого вы себе воображаете.
- ???
- В нашей Библии, в Евангелии от Иоанна, есть таинственные слова Иисуса: 'Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон. И когда Я вознесён буду от земли, всех привлеку к себе'. И ещё: '...Он, (Утешитель, пославший Меня), придя, обличит мир о грехе и о правде и о суде: о грехе, что не веруют в Меня; о правде, что Я иду к Отцу Моему, и уже не увидите Меня; о суде же, что князь мира сего осужден'. Может он нас от этого князя спас, собой пожертвовавши слугам его? Можешь назвать это каким угодно кощунством, но уж так подозрительно кровожаден Бог ветхозаветный. А Иоанн Богослов писал: 'Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего'. Если предположить, что мир сей создан тем же Отцом, то либо мы сами всё засрали, либо Отец не совсем тот. Иисус ещё круче сказал: 'Любящий душу свою погубит её; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит её в жизнь вечную'. Если душа должна быть ненавистна, что говорить о телах?! Они никчёмны, преходящи и бренны. Тут то и есть оправдание скопцам, анахоретам, отшельникам, монахам, схимникам и педерастам. Не фиг в этом мире плодиться, не стоит он того. Спроси, для чего они все (кроме, разумеется, педерастов), обет безбрачия дают? Они тебе ответят: чтобы посвятить себя Богу одному. Спроси, это плохо, или хорошо? Они тебе ответят: это прекрасно, это проявление высшей духовности! И это так, и каждому к этому надо стремиться, и когда все это поймут и уйдут в скиты и монастыри, тогда и будет победа духа человеческого над мировыми мерзостями, и конец этого грёбаного мира, который пока, зараза, так соблазнителен и прекрасен! И не известно ещё, изгнаны ли мы из рая. Великолепен мир Божий, чудесен до чрезвычайности. Мы живём в раю и не понимаем, что это он изгнан из нас! Да и Спаситель наш тело Своё 'никчёмное, преходящее, бренное', на Небо таки прихватил!
Тут внезапно радостно заорал телевизор:
- То, чего вы так долго ждали, наконец, дождались!!!
- Дождался, на конец... - Тихонько проворчал Фима.
- Дождались!!! Долгожданный тур Жанетты по стране! - продолжил телевизор, захлёбываясь от восторга и полной уверенности в том, что сообщение произвело эффект разорвавшейся клизмы.
- Кто такой Жанетта?- Поинтересовался Нипо.
- Жанетта - это имя такое, скорее всего женское.- Начал пояснять мудрый обитатель дупла.- Её в детстве, видимо, Жанной звали. Но для звезды нашей странной, в смысле звезды нашей страны, имя Жанна - полное западло. У нас, если ты Леночка, то будешь Элеонора, Катенька - Катрин, Наташа - Натали, Нина - Нинель какая-нибудь. Это очень фирменно, и плевать, что попа грязноватая, корова не доена и свиньям не дадено. Девочки и не догадываются, откуда у них такая тяга к переименовыванию себя на европейский манер, а пошла эта мода из дореволюционных российских публичных домов. Песни их - сплошная любовь - кровь, никогда - навсегда, превед, медвед и ржунимагу. Музычка и аранжировочка - чистейшей воды, ничем не замутнённый кабак, изготовленный в лучших традициях суперпрофессионально - кабацкого оркестра имени профессора (!) Финперда-Никаковского, безликая и бездарная, как и сам профессор. Предел мечтаний - победа во всеевропейском конкурсе художественной самодеятельности 'Евросмотрины'.
- Финперд такой же профессор, как я - арктический пингвин. - Резонно заметил филин.
- Тур по всем городам страны в поддержку рождаемости! - Надрывался телевизор. - Жанетта даст во всех городах...
- ???
- Концерты!
- Лучше бы деньги дала. - Размечтался Нипо.
- Да и дала бы, только она, скорее всего, считать не умеет. Она и читает с трудом, в основном женские романы. Из классики знает только один рассказик Апчихова: 'Толстый и тонкий', да и тот называет 'Толстый и длинный', и всегда о нём думает. - Сказал Фима, и тут его понесло. - А что вы хотели? Чем она не певица, если Ркацители - скульптор, Сволочкова - балерина, Колбасков - оперный певец, Собачкина - первая красавица и бабкина надежда, Сахронов да Глазунет - художники, Пердосян с Задурновым - юмористы, дурак Козёлов - элитарного клуба интеллектуалов член, а беспредельно тщеславная и тупая Устинкина - и писательница, и член!!! Писательница, ударение в первом слоге...
Отличный способ поправить психическое здоровье: включаешь телевизор утром, когда программы начинаются, ставишь его на пол, экраном вверх, и садишься голой задницей прямо на экран. И так - до окончания всех программ, переключая их по вкусу и даже не выходя в туалет за отправлением естественных надобностей. Потом неделю ходишь, как новенький!
- И что это, Фимка, на тебя накатило вдруг? - Хитро поинтересовался Васо. - Небось, сам пописываешь, с ударением, и не публикуют? Завидуешь публичным?
- Пописываю... - Покраснел Фима. - Стихи пописываю. Не публикуют...
Нипо вспомнил: как-то, случайно, он наткнулся на тетрадь с Фимиными виршами. Даже прочитал стихов с десяток.
- Слушай, пиитище, - Сказал Нипо, - я вот твои стихи читал, ты там такое всякое пишешь диковатое, совершенно безответственное. А вдруг, ни дай Бог, станешь известным и популярным, чему же из твоих стихов обыватель научится?!
- А ничему, солнце моё. Я вот тебя очень уважаю, но дело в том, что как только я начну ответственные стихи писать, сразу стану Маяковским с Михалковым, а ведь мечтается стать Бродским с Мандельштамом! Ты почитай всех четверых, и когда почувствуешь разницу, я перестану тебя уважать и начну тобой гордиться.
- Так ты поэт у нас, оказывается! Может, ещё и выдающийся? - поинтересовался Васо.
- Ну что ты, какой же я выдающийся поэт?! Я поэт гениальный!
Хотя нет, наверно, не поэт... Поэты пишут потом, ради денег, хорошие - слезами, ради славы, а вот, собственно стихи, пишут только гениальные поэты, ни ради чего и кровью. А у меня ни пота, ни слёз, ни крови давно нету, говно вот только осталось. Одно радует: 'Рукописи не горят', а мои ещё и не тонут.
- Прочти что-нибудь из своего.
- Я - генитальный прыщик, мне помощь не нужна! Покруче - только свищик на жопе у слона.
- Красивенько! Тоже мне, поэт, а ещё на людей публичных злишься. Нехорошо, Фимос, завидовать, людей любить надо! 'Возлюби ближнего, как себя самого'!
- Как себя самого? 'Ненавидящий душу свою в мире сем сохранит её в жизнь вечную'.
Если бы я возлюбил ближнего именно, как себя самого, ближний обиделся бы. Не люблю я себя, Васушка. Я даже в бассейн купаться зимой не хожу. Мне сказали, что купаться очень полезно - плохую энергию с себя в воду сбрасываешь. Мне людей жалко. Если я свою плохую энергию в бассейн сброшу, в нём все остальные купальщики вверх животами повсплывают.
А Иисусова любовь ко всем - тоже из раздела 'так принято считать'. Он же ясно выразился: 'Возлюби ближнего'. Ближнего, а не всех подряд! Его даже спросили, кто же этот самый 'ближний', и он ответил притчей о том, как человечку, попавшему в беду, не оказались 'ближними' ни священник, ни законник! Я не то, чтобы на священников и законников пру, на месте этих 'неближних' могли оказаться и сапожник с портным, однако то, что Иисус именно этих выделил, о чём-то говорит.
Есть ещё страшилка для верующих - смерть без покаяния. Попал, например, не дай Бог, в катастрофу, не хочется об этом говорить, но, согласись, такое бывает. Попал и помер, не успев покаяться. Тут тебе, как говорят, прямая в ад дорога. Так что ходи, да попа на всякий несчастный случай за собой води. А если ты и так почти всю жизнь каялся? И любопытно, можно ли считать покаянием такую, например, фразу: 'Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?'. Правда, автор фразы - единственный, Кому каяться было не в чем. А если было? А что мы вообще о Нём знаем?!
- Фимка, ты Бога как-то себе представляешь?
- Представляю. В ощущениях - это, как жена. Её тоже надо одновременно и любить, и бояться.
- Фим, а что бы ты у Господа, будь оказия, попросил бы?
- Я?.. Соломон, дурак, мудрости попросил. Потом через свою мудрость такого геморроя поимел! 'Во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, умножает скорбь'. Он и сам потом пожалел. Я умный, я бы глупости попросил. Глупым жить легко и беззаботно. На фиг поиски любви, красоты, истины, сомнения во всём, несчастная любовь, счастливая любовь, кто такие Бродский и Тарковский, Модильяни, Шопен, да ни дай Бог, Шнитке с Губайдуллиной! На работе винтики позакручивал, потом в булдырь с дружбанами, там по поллитре на рыло, под аккомпанемент блатняка, который у нас гордо шансоном называется, потом - домой с песнями. По дороге соседку с третьего отпердолил, домой ввалился, жене - в лицо, политика кнута и пряника: кнутом по спине хрясть, и пряник в жопу, или лучший способ защиты - нападение. А то начнёт спрашивать, где был, почему бухой? А какого рожна спрашивать, где был, когда завод - булдырь - соседка - дом - завод - булдырь... А бухой потому, что пьяный. Коту и детям хвосты накрутил, и - в постель, не раздеваясь. Потом, когда-то инфаркт, оградка, крестик, рай. А там - то же самое, исключая, правда, соседку, да, что гораздо хуже, булдырь. Красота! Есть шо вспомнить! И жене хоршо, знал бы муж, чем она с соседом с пятого пол дня занималась, ваще убил бы! И никакого геморроя.
- Фима, почему в Библии мир наш неоднократно называют, как китайцы, 'Поднебесной'?
- А кто его знает...- Фима задумчиво погладил Нипину холку. - Откуда что пошло - никому не известно, а может известно, только молчат. Эдакая масонская лажа. Даже об Иисусе известно только, как он родился, а потом, тридцатилетним, крестился и далее. Что было между его рождением и крещением? Где он бывал, что делал? С Буддой они, вроде, по времени не пересеклись здесь, на Земле, но с буддистами Иисус наверняка был знаком. Толи мне так кажется, толи наверняка...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, буддистская.
- А кто такой Будда? - спросил Нипо, это не тот ли мужчинка, который от богатства в лес ушёл, афоризмы выдумывать?
- Он самый, - ответил Фим, - и от богатства, и от знатности, и от женщин, и, что не рекламируется широко, скорее всего, и от детей своих. В индийском лесу хорошо, там тепло всегда, птички поют. Правда, гады всякие, гнус, муравьи одолевают. А ему всё нипочём, сидел под деревом, афоризмы сочинял и правил миром. Первый его афоризм в переводе на современный русско-ямайский звучит так: 'Нет бабы - нет слёз'. И потом - масса высказываний в пользу завершения межполовых отношений.
Фима нагло дополнил некоторые афоризмы Сиддхартхи (такая у Будды фамилия была). Будд, оказывается, много, просто Сиддхартха из них - самый знаменитый. И вот, что у Фимы получилось (где Будда, где Фима - разбирайтесь сами):
- ...Если женщина молода, смотри на неё, как на сестру, если она ещё моложе, смотри на неё, как на дочь, если пожилая - смотри на неё, как на мать. Если она совершеннолетняя, хороша собой и хочет тебя, смотри на неё, хотя бы, как на кусок мяса с дыркой, не то не было бы у тебя ни матери, ни сестры, ни, тем более, дочери.
- Мудрый человек не должен прелюбодействовать с женщинами. Пусть они прелюбодействуют с ним.
- Жизнь и наклонности различны у богачей и мудрецов. Мудрец мало печётся о собственных благах, а богач только и занят приумножением своих богатств. Вот почему девочки ломятся выйти замуж за богачей, но не за мудрецов. Вот почему плодятся и размножаются в поднебесной отнюдь не мудрецы.
- Человек должен избегать всего того, что доставляет удовольствие, он обязан направлять свои взоры ко всему тому, где отсутствует радость. Он должен всю жизнь, неотрывно глядя в унитаз, а ещё лучше - в отверстие русской деревянной общественной уборной, есть прокисшие солёные огурчики, запивая молоком.
- Тот из людей, кто сумеет победить в себе стремление к наслаждениям, тот и избавится от всех страданий. Прошу сочинение афоризмов наслаждением не считать, хотя это такой кайф!!!
- Человек не должен употреблять много хмельных напитков, пьянство неприемлемо для мудреца, зато приятно для глупца. Оно глупца делает мудрецом.
- Человеку нужно любить своих врагов. Нет врагов - сгодятся друзья и бабы.
- Речь невежды состоит из тысяч слов, но лучше пара мудрых слов, способных добродетельно воздействовать на другого человека. Например: 'Отъебись, уёбище'...
- В мире не существует людей, коих бы только хвалили, а не порицали. Правда, это почему-то не относится к некоторым правителям, президентам и генсекам.