По незнанию жизни и подходящей для своего кошелька кофейни, Иван Сергеевич снова повернул налево. Странный все-таки человек этот счастливец, иной бы вприпрыжку, размахивая жилистыми руками, да при этом еще и посвистывая, уже бежал в церковь, осознавая свое преступление перед Богом и желая отмыться от сдавливающих, да что уж там, удушающих мук грехопадения, а он бродит под дождем в поисках горячительного.
Ха, да вы посмотрите только! Пока я вам тут распинался и уж было, не рассказал о случившемся, он снова свернул налево. Вон он, вон там, теперь справа от моста, над которым возвышаются эти прожигающие душу демоны. Издалека и не заметишь, но рядом с ним, да еще и в сумерках... Их окровавленные пасти, искривленные улыбкой могущества, их врезающиеся в плоть мерцающие ало-лиловые глаза, тщательно выскобленные резцом скульптора, их развивающиеся кудри... Нет, хвала Господу, что наш Ваня слишком озабочен случившемся. Кстати, а где он? Снова ускользнул! Ничего, мой всепонимающий читатель, издатель будет милостив к тебе и как умелый хирург вырежет все наслоения и припухлости повествования, оставив тебе ясную и наичистейшую цепь событий. А пока налево!
Смотри-ка, он прижался к столбу, уселся, закрыл лицо, захрапел...Батюшки, да это же не он, это же героиня моего следующего рассказа - грязная баба в желтом сарафане. А что? И такое бывает.
Вот и наш Ванюша, уже изрядно выпивший, с зажатым в зубах полуоткушенным малосольным огурчиком. (По счастию последователей нашего с тобой дедушки в кофейне не оказалось, а не то бы...) А пепельница! Пепельница уже больше похожа на туберкулезного бомжа, из которого комьями вываливается зараза, а наш грешник снова закуривает. Ой, дым попал ему в глаза, по лицу скатилось несколько солоноватых капель, а сам он поморщился и выпил еще, видели?
За соседним столиком сидит старик, вовсе на старика обычного, ну такого, каких мы привыкли видеть, непохожий. И Иван Сергеевич его видит, но не бойтесь - второй раз на грех за один день не наткнется, только не с этим. А старик все сидит и смотрит, на лбу его вздернута вена, глаза скрыты пеленой гнева, волосы так и бегут от самой макушки до плеч и сплетаются, кое-где образуя кудри. Но борода-то у него не длинная! Говорю вам - необычный старикан он, будто бы из пластилина вылеплен. Где шея заканчивается, и начинаются одежды вообще не ясно. Все смотрит и смотрит, а брови все округляются и округляются, точно сейчас сомкнуться и глаза вовсе перестанут быть различимы. К чему это все я? Наш герой уже снова на улице - бежит что ли? Странный какой-то, уверяю тебя, счастливый же, знает, что согрешил, даже знает где и с кем, а зачем тогда несется куда-то?