Середа Владимир Афанасьевич : другие произведения.

Блики пламени

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мужчины воспринимают мир по своему. И для того что бы понять это надо отойти подальше. Подняться на гору возраста... И тогда делаешь небольшие открытия в любви и в боли... Это воспоминание о молодости, всё это было, может не всё именно с одним и тем же человеком, но точно было. Ну и любовь, тут у них свои нюансы... Дело всё таки интимное, так что всё, что я вам описал, пожалуйста ни кому не рассказывайте. Литературу можно сравнить с математикой: есть арифметика, которая издаётся каждый год огромными тиражами, каждый год в школу идут сотни тысяч первоклашек, и их надо снабдить учебниками. Так и развлекательная литература: много, и, в общем-то, ни о чём. А есть работы по высшей математике, которые издаются ничтожными тиражами, и каждое такое издание уникально... Эти работы предназначены для очень узкого круга специалистов. Так и "Блики пламени" позволяют заглянуть в сущность человека, увидеть основы функционирования психики, и может это не самый глубокий анализ, что-то подобное курсу математического анализа, для первых курсов ВУЗов
   Б Л И К И П Л А М Е Н И.
   Короткий роман.
   От Тохи.
   День первый. (28 января 1977 г.)
  Весёлая студенческая жизнь, особенное веселье начинается после удачно сданного экзамена... Сидя в соседней аудитории, напротив той, где шёл экзамен, а тут собралась почти вся наша группа, я наслаждался полученным "отл" по ТАУ в зачётке.
  Вспоминая, как профессор, немалое научное светило, почти государственного значения по системам автоматического управления, посмотрев листочек, с решённой мною задачей, покачал головой:
  - Не плохо. Ну, Антон, меня это не удивляет. Вы колебательный процесс в системе устранили оригинально. Голова у вас работает в нужном направлении.
  Вздохнув, добавил:
  - Да я вам уже об этом не первый раз говорю, а вы как-то...
  Он выразительно кивнул на мою руку, с шишками от входящих переломов на запястье и мозолями разбитых суставных сумок на костяшках пальцев, в которой я держал ручку.
  Я быстро убрал её со стола:
  - Сергей Анатольевич, ошибки бурной молодости, а последствия уже не убрать.
  Ухмыльнулся и продолжил:
  - Ну, не буду пианистом, не велика беда. Не всем же...
  Сергей Анатольевич, покачал головой:
  - Заходите после сессии на кафедру.
  Я уже больше года работал на кафедре ТАУ, занимался, с одним из его аспирантов, разработкой системы управления маломерными скоростными объектами, и, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что речь идёт о переносных ракетных комплексах ПВО. Но это секрет... Была дана масса подписок. А сколько добивались допуска? А сейчас работа выходила на финишную прямую. Что меня настораживало, ребята уже согласовывали поездки на шабашку, куда-нибудь к чёрту на кулички. Это уже была традиция, третье лето проводили на шабашках. А в это лето меня могли забрать на полевые испытания комплекса. Что мне совсем не улыбалось.
  - Сергей Анатольевич, куда я денусь?
  Он вписал в мою зачатку "отл", и я, поблагодарив и пожелав удачи, вышел в коридор, где толпились одногрупники.
  - Ну? - пытливо взглянул в глаза Макар.
  - А чё, ну? Гну.. - красноречиво ухмыльнулся я.
  - Везёт же? - Мельник, стоявший тут же, завистливо протянул.
  - Везёт паровоз, а тут учить надо. Работать! - хлопнул я его по плечу.
  Отмечаем, как всегда? -спросил у меня, тоже, уже сдавший Петро.
  Как будто кто-то сомневается, - засмеялся я, довольный "отлом", в зачётке.
  В соседней аудитории параллельная группа сдавала электропривод, и оттуда, хлопнув дверью, выскочил Толян Алексеенко:
  - Ну мужики, кажись, баба-шара пришла. - заявил, вызвав у своих оживление. Я помахал ему рукой, поздравляя со сдачей. Он ткнул в меня пальцем:
  - И...?
  Я поднял расправленную пятерню. С Толяном мы служили когда-то в одном батальоне. Ох, и давно это было, годков эдак пять. Я в пехоте таскал ротный ПК, а он во взводе ПТ (противотанковом), таскал трубу СПГ (станковый противотанковый гранатомёт), его циферок не помню.
   И когда, неожиданно, столкнулись в институте, сначала недоверчиво вглядывались друг в друга, всё-таки, в батальоне одном, но подразделения, то разные. Так, иной раз сталкивались, то в казарме, его взвод размещался где-то в нашем закутке, но больше на полигоне, около ПХД (проще, полевая кухня) с котелками.
  Вспомнилась казарма. Из чего её переделали? Ребята поговаривали, из конюшни. Может и так, барак с низким потолком, метров 20 шириной, а длинной немереной. Бесконечные ряды деревянный колон и двухъярусных коек. Кроме нашего бата, в ней размещался ещё и рембат. Но если мы обожали казарму, а особенно каждый свою коечку потому, что за каждые три месяца, в лучшем случае, дней десять удавалось пообжиматься с такой родненькой подушечкой, выплакать в неё горючие солдатские слёзы, да ещё на мягком мягоньком матрасике. А всё остальное время его высочество - полигон. А вот рембатовцы, постоянно в ней размещались, никуда не выезжали, потому и ненавидели её лютой ненавистью.
  А у нас был очень существенный повод для восторгов и любви, на полигоне приходилось спать... Ох! Где только и не приходилось и в болотах, и на щебне, и на каких-то кочках... А зимой в снегу, на промерзлой земле, осенью под дождём, в лужах. Но это и не замечалось, спать-то, на этих кочках, приходилось всё равно не более четырёх часов в сутки, а всё остальное время, гоняют без перерыва.
  Помню, как бредёт наша рота по глинистому, разбитому танками, просёлку, укрывшись почерневшими под дождём плащ-палатками в промокших шинелях. На каждом сапоге налипло по пуду грязи... Разбрызгивая грязь, нас обгоняют танки и БТРы. И бредём мы, в наступающих ранних осенних сумерках без всякой надежды на тепло и уют, хотя бы какого-нибудь жилья. Знали, что ждёт нас, в лучшем случае, сон вповалку на дне сырой ямы палаточного гнезда, на гнилых досках. Но и это ещё не всё, прежде чем устроиться в яме, раздаётся команда: "Наряд за НН взводом!". И весь взвод в ужасе ожидает назначения. Это значить каким-то бедолагам, из НН взвода, уже не удастся поспать и четырёх часов в такой желанной яме на гнилых досках, а придется бодрствовать в наряде. Что я понял с первых дней в армии, так то, что к себе надо быть абсолютно безжалостным, все эти -- "ой тяжело", "ножка, ручка, спинка болит" тут не проходит. Лучше ломать самого себя, чем доставить кому-то удовольствие ломать тебя, а уж желающих ломать со злорадством в глазах, тут уж более чем достаточно.
   Так и создавались условия "приближенные к боевым". А когда недели две поспишь в условиях приближенных к боевым, то уже совсем не интересно, где спишь, главное, спишь!! После такого сна о своей коечке только и приходилось мечтать, вспоминая чистые простыни и желанненькую и такую любименькую подушечку, если ещё есть силы о чём-то мечтать.
   А когда ещё на разведподготовке за трое, четверо суток поиска, заведёт нелёгкая, чёрти знает куда, вдали от ПХД... И впереди ни какой надежды на отдых, на тёплую мягкую постель... А мечтаешь только о том, как снять сапоги, и, если повезёт, просушить портянки... Сейчас-то понимаю, что вся эта приближённая к боевым условиям обстановка, явное нарушение прав человека и даже трудового законодательства, ведь солдаты тоже граждане страны и попадают под его действие. Но тогда даже мысль об этом, ни кому из нас не приходила.
   И броски с горы на гору, переходы через ущелья, ползанья по скалам... Может, и лазили мы по красивейшим местам, где лес и горы, скалы и горные реки с дивными водопадами... Но нам было совсем не до любования этими красотами, недосып и нагрузки приводили к тому, что мы находились в полусонном абсолютно вымотанном состоянии. Поэтому, воспоминания о беготне по полигону, похожи на отдельные стоп-кадры.
   Интересно, как рассчитывают площадь страны, учитывают ли площадь всех холмов, склонов гор и ущелий? На карте всё так плоско, а в реальности...
   Но вот уже за трое, четверо суток схрустели все сухари, и уже не знаешь, о чём мечтать, толи о котелке, пускай даже холодной, шрапнели (своеобразная армейская каша), или безразлично куда упасть и вырубиться... Вечные мечты солдата: нажраться да вырубиться... А работа мечта - "копчёную колбасу спиртом протирать"... Но это работа из серии "макароны продувать перед готовкой", короче, молодым салагам головы морочить.
   А самое противное, когда, кухня где-то отстаёт от батальона, теряется на сутки, на каких-то перекрёстках. И вот весь батальон сутки ни черта не жрал, из-за этого. Кухня, на конец, находит нас, и мы с котелками на изготовку выстраиваемся перед ней в очередь, теряя сознание от аппетитного запаха гречневой каши с тушёнкой... Но приходит командир батальона и приказывает вывалить всё из кухни в бочку для подсобного хозяйства, и, под стоны и ругань всего батальона, каша уезжает на кормёжку свиньям в подсобном хозяйстве... Потому, что имеется приказ, горячее питание можно хранить не больше шести часов... Что тут начинает творится, пером не описать, ведь даже собака кусает, когда у неё из-под носа утаскивают кость, а тут почти триста злых голодных и хорошо вооружённых рыл... Ситуацию спасает выдача хлеба, масла и сахара, вскрыли и мешки НЗ с сухарями. А через час уже готова новая порция каши с тушёнкой.
  Так что, теперь никто и ни за что не уговорит меня сходить в поход с ночёвкой. Напоходился, на всю жизнь.
  Вспоминаю, как наши бэхи (БТР) въезжали в часть, после многодневных полигонных гонок. Вся рота, от командира роты до последнего рядового, все уже в расслабоне. Дома...
  Команда: "К машине!". На этот раз можно не торопиться, норматива уже никто не соблюдает. Офицеры мгновенно исчезают в направлении своей общаги, ротный только и успевает махнуть в сторону старшины, мол, командуй. Как будто кто-то мог посягать на его власть.
   Вылазим и мы через люки, грязные, в своих, выгоревших просоленных потом, хэбэшках, строимся повзводно в неровные шеренги. Сейчас можно, расслабон - мы дома. Стоим со всем оружием, коробками с ночными прицелами, подсумками, противогазами, касками, химзащитами, сапёрными лопатками, котелками и флягами, тощими "сидорами" (вещмешками), снаряжением - как говорится, в полной выкладке. Но самое главное оружие солдата пехоты: ложка, припрятанная за голенищем. Кое-кто скажет - не гигиенично, антисанитария, но если неделями и руки помыть негде, то какая там санитария...
  Вытащили из бэх железные ящики с пистолетами, деревянные с гранатами и патронами НЗ, на них так хорошо спалось во время марша, что, правда, категорически запрещалось.
   Старшина придирчиво проверяет целостность пломб на них.
  Потом "Становись!", "Равняйсь, смирно! Шагом марш!", заходим в ружпарк, повзводно укладываем оружие в пирамиды. Старшина с дежурным по роте проверяют, по ведомости, комплектность, а мы в строю, стоим напротив ружпарка, предвкушаем скорую свиданку с коечкой, и высказываем втихую мнение по поводу старшины и дежурного. У кого-то кончается терпение, и тогда где-то из задней шеренги раздаётся звонкое:
  - Общественное порицание старшине и дежурному по роте!
   И семьдесят глоток начинают тягуче и заканчивают резко:
  - Ууууу, суккаааа!
  Кто не слыхал общественного порицания, тот не когда не представит этот угрожающий рёв. Старшина и дежурный, в принципе свои, такие же срочники. Старшина показывает кулак, мол, погоди, дай разобраться, а я вам ещё припомню. Он это может... Ведь каждый солдат знает: "Бог создал отбой и тишину! Чёрт создал подъём и старшину!".
  А потом долгожданная: "Равняйсь! Смирно! Вольно! Разойдись", и всё... Мы свободны!
  И рота с рёвом несётся к своим коечками, раскручиваем матрасы, скрученные в рулоны, перед выездом на полигон. Подвязываем к койкам вещмешки, развешиваем шинели. После этого разуться, раздеться до пояса, подпоясаться полотенцем и неторопливо, это главное, вальяжно, в умывальник. Наконец-то умыться до пояса холодной водичкой. И даже зубы почистить! Там хлопки по плечам, давно не видавших друг, друга земляков из других рот, плеск воды, обмен новостями...
  Ну, армейская жизнь, это тема другого долгого разговора... Кажется, это было так недавно, кажется ещё звучит в ушах голос старшины.
  
  В начале четвёртого с экзаменом было покончено, и мы погнали в столовку. В нашей учебной группе двадцать четыре студента, даже три девушки. Но доминируем мы, те, кто уже отслужил, нас всего пятеро, этой бригадой мы и отмечаем различные мероприятия.
  - Нет, сначала в "Генделек" (ликероводочный магазин), "бецманом" затоваримся- заорал Мельник.
  По традиции, в подземном переходе, орали:
  - "Гей наливайте повние чары
  Щоб через винця лилося...."
  Прохожие улыбались, слушая наши рулады, тут без дураков, спеть надо на высшем уровне. А потом, как всегда, после экзамена, в студенческую столовку. Поднимаясь по лестнице в верхний зал, меня окликнул сидевший за столиком у ограды лестничной клетки, Володька, аспирант с кафедры:
  - Сдал?
  Я поручкался с ним сквозь решётку ограждения:
  - А куда ж деваться, положение обязывает.
  А в полупустом зале уже орал Мельник:
  - Гуляй студенчество, за всё уплачено! Эх! Гулять, так гулять! Раздача, наливай полборща и выдать восемь ложек!
  В столовке начали с четырёх бутылок "бецмана" (вино "Биле мицне"), потом добавили.
  Потом уже оказались в "Аквариуме", кафешке-забегалове, на бульваре. Где уже мешали вино с водкой, пивом... Смертельный коктейль... Я даже полез с какой-то барышней танцевать, да так лихо, что чуть её не уронил...
  Потом тащили в общагу вырубившего Мельника... И уже было начало десятого, когда мы с Петром спустились в метро. Там Петра развезло, и он начал "строгать", и додумался же, прямо себе запазуху, между пальто и пиджаком, спрятав лицо в отворотах пальто. Я прикрыл его от взглядов немногочисленных пассажиров. Нам с ним надо было на электричку. Ему ближе, на пару остановок, чем мене.
  - Тоха, прикроешь?
  Он был к этому времени женат, и теперь от меня требовалось, пойти с ним и отвлёчь его жену, пока он будет наводить порядок со своим гардеробом в ванной.
  - Замётано...- мне тоже было не сладко. Чёртов коктейль... Водка явно требовала от пива, выйти наружу, для разборок.
  Чего-то я сегодня явно перебрал, обычно свою норму знаю чётко - не более ста пятидесяти грамм за вечер и кранты. А так как сегодня, я последний раз нажирался года три тому, и уже тогда заклялся навсегда. Терпеть не могу потери самоконтроля. Чертовски не нравится "автопилот", когда, после определённой дозы выпитого, происходит полная потеря сознания. И когда утром, почёсывая затылок, глотая литрами холодную воду, пытаешься вспомнить - да что же там вечером натворил? Откуда синяки? С кем дрался и чего? Как дома оказался?
  Ну да ладно, на сей раз потерплю, ведь пока всё под контролем...
   В квартире у Петрухи я сел на кухне, около евонной супруги и начал ей заливать, чуток онемевшим языком, о том, что для мужика чрезвычайно важно, чтобы его барышня получала в постели от него абсолютное удовлетворения, до визга, до потери сознания от оргазма... В противном случае, - мычал я, - ему обеспечен комплекс неполноценности и поиски на стороне избавления от этого комплекса.
   В трезвом виде с такой ахинеей я бы к ней ни за что не полез. Она слушала меня в пол-уха, больше прислушиваясь к звукам, доносящимся из ванной:
  - Ну, и черти, какого напоили? Вы что пили?
  - И пиво! - напомнил я известный анекдот.
  - Идиоты! Обещал же сразу после экзамена домой.
  - Наташа, ты его не пили, пожалуйста, - насилу ворочал я языком: - Он ведь рвался, со всей силы. Но ты же знаешь толпу... Мельник... - пытался защитить я Петра. Наташка... Не... Уже не Наташка, бери выше - Наталья. Сынок вывел её на иной уровень. До рождения ребёнка, она тоже училась в нашей группе, и что- что, а ни одну гульню не пропускала, ведь была гром-девка, пока Петра не окрутила. А сейчас сидела с трёхмесячным малышом, и имидж изменила до неузнаваемости. Но в ответ, она начала выталкивать меня на выход:
  - Вашего Мельника давно пора гнать в три шеи. Давай, давай, пошёл... - говорила с досадой, выталкивая меня в коридор, и захлопнула дверь.
   Я там, чуток подержался за стену, пытаясь восстановить функции своего вестибулярного аппарата, и пошёл по лестнице на выход, чувствуя, что пол у них в доме явно неустойчив, здорово его качает.
  По утоптанному снегу, скользя, но на ногах держался, добрёл до платформы, успев перебежать пути перед поездом. Рискованно.... Ну да, что там, про шампанское... Неее..., лучше не вспоминать. Сразу замутило, уже только от самого только упоминания о вине.
  
  
  Стоя на платформе, в ожидании электрички, поблагодарил Наташку, вовремя, она меня выпхала, электричка последняя, пришлось бы у них заночевать. Предусмотрительная. Поразмышлял о том, что водка самый коварный напиток. Пьёшь её, пьёшь, и вроде ни в одном в одном глазу, а потом... Бац! И полный облом - и "автопилот", в лучшем случае! Пока ждал электричку, на холоде полегчало, протрезвел чуток.
   Подошла электричка, я зашёл и плюхнулся на скамейку в первом же купе, если можно так назвать две деревянные скамьи, развёрнутые друг к другу. У окна сидели две молодые дИвицы. Глянув на меня, сразу же отвернулись, легко определив степень моего опьянения. Я их всех называю дИвицами, потому что дивят они меня своей дремучей... Чем? Не буду уточнять. У них ведь есть и достоинства: мягонькие они и уютнинькие. А ещё, как шутит мой батя, только они и умеют рожать таких сыновей-шалопаев и дочичек-красивуличек! Этой монополии у них не отнять. Что тоже, это им в существенный плюс.
  "Нее... Вы так просто от меня не отделаетесь". - с ехидцей подумал я, разглядывая дивиц.
  - Да что же это такое! - начал я, холод развязал мне язык, убрав пьяную онемелость: - Две принцессы едут электричкой? И куда вы отправили свои лимузины? В таких дорогущих нарядах и в электричке, разве можно? Да только эта шубка не меньше сорока тысячи стоит! - разглядывая девушку, сидящую напротив, заявил я нагло.
  - Да нет, это искусственный мех. - растерялась она от неожиданного моего заявления, видно испугалась, что ещё и сниму столь драгоценный предмет одежды. Я откинулся на спинку, имитируя удивление:
  - Вас решительно обманули! - заявил с видом эксперта: - Это явно тихо-атлантический котик. Зверь чрезвычайно редкий краснокнижный, а мех его... - я подкатил глаза к потолку, намекая на огромную его стоимость: - Учтите, шубка из этого меха придаёт своей хозяйке неземное очарование, и валит всех парней наповал.
  Я продолжил, не скрывая восторга:
   - А пошив? Я точно вижу, это работа парижского кутюрье. И не пытайтесь обмануть эксперта! Как дивно она подчеркивает прелесть вашей обворожительной фигуры. - переход на личностные качества, в таких случаях обязателен, но нельзя сразу, без подготовки.
  Дивица недоверчиво пощупала полу шубы, я тоже нагло наклонился и, как бы оценивая мех, коснулся полы шубки, а тыльной стороной кисти прикоснулся к её коленке. Она оттолкнула мою руку, но без особого возмущения. Что же, пора переходить к её подружке, которая сидела в скромной разноцветной курточке рядом со мной:
  - А что это за сапожки? - в восторге замурлыкал я, наклонив голову, оглядывая её ножки: - Да, и вы принцесса, не мелочитесь... Это же шедевр ручной работы, эксклюзивная вещь. Как они подчёркивают лодыжку, линию ноги... Очаровательно. - заявил категорично, подводя итог.
  Дивица, прикусила губу и попробовала подсунуть ноги глубже под скамейку. Но они переглянулись и уже начали улыбаться. А я, вольготно раскинув руки по спинке сидения, заявил:
  - Аристократическую кровь видно сразу. - поглядывая на них, продолжал уверенно: - А знаете, какой самый главный признак аристократической породы?
  - Какой? - пискнула та, что сидела напротив. Я внимательно оглядел их лица, наклонился даже к соседке, которая попыталась отвернуться к окну, но её интерес был виден и невооружённым взглядом, по тому вниманию, с которым она вглядывалась в меня в оконном отражении.
  - Нос! Именно он выдаёт принадлежность к королевскому роду!- и я, показательно, провёл по своему носу пальцем:
  - Вот у вас то, что надо... - и добавил со значением, моя соседка фыркнула.
   - Не то, что мой кривой и перебитый. У вас ровненькие, изящные, прямо точёные... Королевскую кров не спрячешь. - подвёл итог, хоть и возвёл напраслину на свой ещё довольно ровный, пускай и не аристократический нос.
  Дивицы захихикали, с интересом поглядывая на меня. У меня в запасе ещё оставался обзор их глаз, улыбок, а в резерве была тяжёлая артиллерия, - дискуссия по поводу умения и таланта стрелять глазками.
  Но тут по динамику прохрипели мою станцию, электричка замедлила ход, останавливаясь. Я встал:
  - Принцессы, счастливой дороги и скорей встречайте своих прекрасных принцев!
  - И богатых. - потребовала соседка, повернувшись и провожая меня насмешливым взглядом.
  - Это непременно! - пожелал я и послал им поцелуйчик, выходя в тамбур. Проходя по платформе мимо их окна, хотел постучать по стеклу, но они уже сами прилипли своими аристократическими носиками к стеклу. Смеясь, помахали мне, прощаясь.
   А что дивицам надо - нахваливай их да восхищайся. Хоть красивым, хоть даже и не очень. С теми, которые не очень, даже веселее, они наивные и верят всему, всем моим похвалам и восторгам. А как же, ведь, в этом её убеждал никто ни будь, а парень метр девяносто ростом, соответствующей комплекции, и далеко не урод.
  А мне в удовольствие, если хоть одна почувствовала свою привлекательность. Но тут тоже надо иметь в виду, что некоторые, тут же соглашаются со мной, хоть на край Земли. Так что надо чётко знать меру и когда и куда своевременно свалить. Как, например, вот в этом случае.
  Постоянные отношения меня не больно-то привлекали. Но недавно я сам влетел, хоть и весьма с неодобрением наблюдал за постоянными парочками. Где слабая прекрасная половина постоянно зудит: "Куда ты смотришь, там смотреть не на что? Сиди, тебе там делать не чего! Тебе не чего с ними водиться, они дураки, пьяницы и хулиганы!"
  И это про лучших друзей? До недавнего времени вполне справлялся и без постоянной пассии.
  Есть у нас в посёлке с десяток вполне даже шикарных модниц, которые всё делают легко без проблем и обязательств, излечивают, как смеётся Мельник, от самых запущенных случаев спермотоксикоза. По классификации Витька, это барышни типа: РСП - разведёнки с прицепом.
  Но... Уж влетел, так влетел. Впрочем, я уже давно не жалею об этом залёте. Надо вовремя переворачивать страницы жизненной книги, как там: "есть время разбрасывать камни, а есть время собирать их... Есть время целовать, а есть время уклоняться от поцелуев". Найти бы только границу этого времени, когда надо начинать изменения в собственной жизни, не прозевать бы.
   Электричка торопливо простучала колёсами по стыкам, и я спрыгнул с платформы, чуть не упав спьяну, почти напротив небольшого нашего вокзальчика. У входа, в который светились два фонаря, и тусила наша поселковая золотая молодёжь, с вином и фруктами - а проще, с парой бутылок "бецмана" или самогона и семечками. Ещё то, развлечение...
  Было уже за одиннадцать, и, не обращая внимания на тусню у вокзала, я пошёл по, периодически предательски колеблющемуся, тротуару домой.
  Светская жизнь в посёлке была, донельзя, однообразной. Из-за наличия среди молодёжи тех, кто по хулиганке, или иным существенным причинам, оттянул срок на зоне. Потому жизнь эта обходилась жестокими пьянками, и не менее жестокими драками.
  Мы с братом тоже, в своё время, принимали активное участие в этой светской жизни. Вспоминаю беспрерывные тусовки, пьянки, драки... Поездки в набеги на соседние посёлки, где, с такими же, идиотами, как и мы, на танцплощадках затеивались драки кодло на кодло. Мысль о том, что на танцы кто-то ходит танцевать, даже в голову тогда нам не приходила. До армии, мы с Витьком, дела с барышнями не имели. Во-первых, мы тогда только переехали в Посёлок, и знакомых просто не было. А опыт общения с матушкой, женщиной решительной, предпочитавшей действовать, а не убеждать, а попросту лупила она нас, в случае чего, всем, что попадало под горячую руку. Этот опыт тогда заставлял с опасением относиться к представительницам женского сословия.
  Страшно сейчас подумать, что пережили тогда родители, когда мать, с криком - "Не пущу!", становилась крестом перед входной дверью, а мы с Витьком, переглянувшись, разворачивались, шли на балкон и сигали со второго этажа. Кто и что могло нас тогда остановить!
   Но прошли годы, и интересы изменились, тусовки и драки надоели. И теперь, с самыми активными "светскими львами", поддерживали хорошие, но только шапочные отношения.
  Хоть и вспоминались иногда кое-кем, по старой памяти, выданные нами, этому кое-кому, жёсткие кредиты, в виде разбитых морд, и эти кое-кто периодически, перебрав, пытались их вернуть. Но только разбивали своими мордами наши кулаки.
  Поэтому я шёл домой особенно не заморачиваясь. Ну и тусуются там? А мне какое дело, я то уже в другом измерении.
  Когда уже почти прошёл привокзальный переулок, сзади послышались крики и топот. Я обернулся, одного догоняли двое, обычное дело, и я пошёл дальше...
  И почти сразу получил удар в затылок и пропахал носом по асфальту. Пока пытался подняться, получил ещё пару ударов ногой. Набежавшая сзади парочка прихватила меня за руки. А, в стоящем спереди, я узнал Боба, который уже давно имел на меня зуб, за неоднократные наказания. Он старательно молотил меня кулаками по лицу и даже пытался достать ногами...
  Боль от ударов... Резкий укол в левое плечо... Тёмные тени, от ветвей, жутко метались по заснеженной дороге, и меня, от их метания, охватил почему-то такой необоримый ужас... Время застыло, движения стали замедленными и тянулись, как будто сквозь густой кисель... В такие моменты за долю секунды успеваешь, хоть и с огромным трудом, но сделать очень многое. Я читал о таких замедлениях времени у многих авторов, в каких-то критических ситуациях, создавалось впечатление, что оно остановилось. Но я думаю, что тут дело не в замедлении времени, скорее всего срабатывает мозг и вместо 24 кадров в секунду, что нормально для глаза и что позволяет нам смотреть фильмы, глаз начинает работать с частотой во много раз больше обычной, что и создаёт эффект замедления времени. Вот и сейчас время у меня замедлилось.
  Добрая доза адреналина, от страха, подействовала мгновенно, я сразу протрезвел. Резко отклонился назад. Всё происходило на автомате, руки, ноги действовали сами по себе, но точно и уверенно.
  Подсёк ногой, того, что держал меня справа, вырвал правую и сразу же послал её влево. Почувствовал - хорошо получилось, удар получился жёстким, клиент обмяк, и острая боль пронизала правую кисть. Это явно от страха, не соизмерял силу удара, и кости кисти сломались - перегрузил...
  Левый выпустил мою руку, и я почти одновременно с ударом левого, ногой вклепал в промежность стоящему впереди Бобу. И тоже не плохо, тот скорчился и взвыл от боли. Я повернулся, пытаясь достать того, что был справа. Но только увидел одинокого бегуна, под уличным светильником, в конце переулка. Этого мне уже не достать. Ни чего, разберёмся, со временем.
  О чём думал Боб? Впрочем, мысль о том, что Боб может о чём-то думать и, тем более, просчитывать последствия, показалась идиотизмом. Он, что, надеялся, что обойдётся без последствий? Надеялся, что я, или, уж тем более, Витёк, ему это простим?
  Чёрт. Сплюнул кровь, быстро же набежала, полный рот. К верхним зубам попробовал прикоснуться языком, но боль была ещё та, и всё же почувствовал, что в зубах уже обычной жёсткости нет, пошатнулись, вызвав приступ боли.
  Когда-то, ещё в младших классах, была мысль, надо ли сопротивляться, когда тебя собираются бить? Может, пожалеют, если не будешь сопротивляться? Но с тех пор, по опыту знаю, всегда надо сопротивляться насмерть. В противном случае, даже самый трусливый шакал накинется, получая удовольствия от избиения беззащитного! А вот сопротивление, в самом безнадёжном положении, вызывает уважение даже у самых крутых идиотов, а уж шакальё сразу разбегается. Витёк, тот посмеивается, что чем больше народу на тебя нападает, тем лучше. Он утверждает, что чем их больше, тем больше они мешают друг другу, и вот этим и надо пользоваться.
  Я осмотрелся, оба клиента валялись в снегу на тротуаре, тот, что, был слева, пребывал, судя по всему, в глубоком нокауте, а Боб скулил, скрючившись. Я пару раз пнул его ногой, так, для профилактики, без особой злобы. Настоящая разборка ещё предстоит.
  Сколько можно, бит был неоднократно и никак не уймётся. Коханя, один из крутых поселковых авторитетов, глядя на этот конфликт, предлагает нам его закозлить, это его, наверняка, успокоит на всю жизнь. Но нам с Витьком претят зоновские нравы, на это, ни за что, не пойдём, жизнь портить ни кому не собираемся, пусть сам себе портит.
   И вот Боб опять нарвался на пару бутылок водяры. Я ощупал скулы. Нет, гад, водярой не отделаешься, на коньяк напросился. Наказывать, так наказывать. Всё ему неймётся, и на что надеется... Думал, что раз я пьяный, так можно попытаться... Я увидел блеснувшую в снегу на тротуаре отвертку и забуцал её подальше в сугроб.
  
   Пока дошёл домой сплюнул, верняк, стакан крови. Но знаю одно, кровь глотать нельзя, если глотну, то вылетит из меня всё, что ел и что, в основном, что пил сегодня.
   Подошёл к двери квартиры, попробовал достать ключ правой рукой, но пальцы не слушались, кисть опухла и посинела.
  - Чёрт, - выругался: - Опять входящий перелом костей запястья.
   Достал ключ левой, пока изгибался, боль переклинила, насилу разогнулся. Открыл дверь, все уже спали. Зашёл в нашу с братом общую спальню 3 на 4 метра.
  По-тихому разделся, чистить зубы? Только ухмыльнулся, представив этот процесс, в моём положении, это был бы садизм, или мазохизм? Особо не разбираясь, повалился на свою койку у двери, как в угольную яму провалился.
  
  
   День второй (числа и вспомнить не могу, шучу.)
  
  Среди ночи проснулся от острожного прикосновения:
  - Живой?
  Попытался приподнять голову. Уююю! Это просто невозможно. Батя кивнул подбородком, указывая на пол. На полу, под моей левой рукой, свесившейся с койки, в полоске света из открытой двери ванной, скопилась небольшая лужица свернувшейся комками тёмной крови, а маленький ручеёк протёк за дверь в коридор, образовав и там небольшую лужицу. Видно, на неё, и наткнулся батя, выходя покурить:
  - Счас... - прокряхтел я.
  - Лежи, - сказал тихо батя: - Я сам.
  Я увидел у него в руках тряпку, и с облегчением опустил голову на подушку.
  - Чем это тебя в плечё ткнули?
  Я не мог ворочать челюстью, насилу выдохнул:
  - Отвёрт...
  Отец принёс банку со спиртом, продезинфицировал небольшую, но видно довольно глубокую кровоточащую ранку на левом плече.
  - Во, гады, ещё и отвёрткой ткнули - подумал с досадой. Представил, что там с курткой, со свитером?
   Наш батя врач, так что проблем с лечением ран не было. Он быстро обработал ранку и сделал укол и заклеил пластырем.
  - Антибиотик. - сказал тихо: - Что бы заражения не было. Ещё где-то есть?
  Я протянул правую руку, превозмогая боль. Он обработал ссадины:
  - У тебя опять входящий перелом пястных костей.
  Я хотел сказать, ну и чёрт с ними, не впервой, но челюсть не слушалась. И повернувшись к стене, я опять заснул. Явно было не более трёх часов ночи.
   Разбудил меня Витька, грохнув ногой по ножке койки:
  - Где это тебя носило?
  Я с трудом повернулся к нему, увидав всю красоту на моих мордасах, он нехорошо ухмыльнулся:
  - Однако... - протянул: - Маман не видела?
  Я попробовал поворочать нижней челюстью и проворчал довольно нечленораздельно:
  - Батя.
  - И, как отбрехался?
  Но у меня чертовски разболелась челюсть, и верхняя, и нижняя, а уж про зубы и говорить не чего. Я мотнул головой, мол - пошёл бы ты. Он оторвался от созерцания моей фингалистой рожи и пошёл в ванну. А я лежал, ожидая пока он оттуда выйдет.
  Не знаю, как у кого, но меня, к счастью, "синдром похмелюгинский" ни когда не посещал, не смотря на любое количество потреблённого накануне спиртного. Так что с этой стороны проблем, по крайней мере, не предполагалось.
  Когда рассматривал себя в зеркале в ванной, то восторга не испытывал, оба глаза затянуло огромными фиолетовыми фингалами. Прозевал... Если бы сразу, по приходу, проткнул фингалы, то кровь бы вытекла, и ситуация имела бы не столь красочный вид. Попытался потрогать под носом, но, до этого ноющая боль, ударила резким импульсом и интенсивно запульсировала. Чёрт, это то, чего я не люблю, с ноющей болью как-то свыкаешься, а вот пульсирующая крепко досаждает.
  Я уже давно понял, что главное это ни в коем случае не бояться боли, воспринимать её, как жалобу ребёнка. Кто-то, или что-то обидело его, вот он и подошёл ко мне пожаловаться на каком-то своём странном языке. Ну и что, что я пока его не понимаю, всё равно, ему надо выказать своё горячее сочувствие, пожалеть его и стараться успокоить. Это успокаивает, и боль отходит.
  Боль, на мой взгляд, это сложнейший комплекс информации, но мы воспринимаем только самый внешний её образ, не вникая в сущность. Что-то подобное поверхности озера, мы смотрим на его поверхность и не пытаемся заглянуть под поверхность, где в глубине прячется огромная вселенная.
  А вот страх боли, наоборот, настраивает все остальные силы организма, иммунную, гормональную и пр. системы организма, против того, кто начинает жаловаться, все системы начинают воспринимать жалобщика, как врага и обрушивают на него все свои возможности... А возможности у них очень существенные, и это приводит только к усилению боли и прочим очень существенным неприятным последствиям, если многие органы организма признаются им самим врагами, то ни к чему хорошему это, для организма, не приведёт.
  Ревизия у зеркала показала, что зубы верхней челюсти удары выдержали, хвала им, а вот сама верхняя челюсть, судя по всему, малость треснула. Порадовал нос, а я-то опасался, что он как-то уж очень резко понюхал асфальт. Ат, нет, молодец, сохранился в первозданном виде. Синяки по телу не в счёт, это мелочи. Рана на левом предплечье побаливала, но батя её полностью обезопасил, так что беспокойства не вызывала. А вот кисть правой руки, пребывала в самом печальном состоянии, она распухла и тоже приобрела в некоторых местах ядовито фиолетовый оттенок, но тут поможет время и терпение... Вот это уже хуже, завтра дежурство на пожарке, а с такой рукой там делать не чего.
  С кухни донёсся голос матери:
  - Завтракать, а то, я уже убегаю на работу.
  Ещё не знает. Но вот, она открыла дверь ванной и отшатнулась, упершись в противоположную стену:
  - О боже...
  - Чего там, о боже, - хмыкнул Витька, опершись о дверной косяк:
  - Ты что, первый раз такого красоту видишь? Пора привыкнуть.
  Она кинула на Витька очень, очень неодобрительный взгляд. Он явно злился, уж я-то его знаю, досадует, что не было его вчера ночью рядом со мной.
  Схватила меня за голову, рассматривая мою боевую раскраску.
  - Мам, пустяки, кости целы. - постарался я её успокоить, слегка сбрехнув про целые кости, - Бодягу приложу, пара дней и всё пройдёт.
  Лучше б я промолчал потому, что моё нечленораздельное мычание повергло её в очередной ужас.
  Не буду рассказывать, обо всех её "восторгах" по поводу моей физиономии и меня, по случаю, досталось и Витьку. Нам с Витькой с трудом удалось её, чуток успокоить и выпроводить на работу, хоть и с опозданием.
  - Я так понял, ты не боеспособен? - спросил он, уплетая картофельное пюре с сосиской и вываливая мою пайку себе в тарелку.
  Я только махнул рукой, теперь мне пройдется денька четыре поголодать, зубы и челюсть не позволят даже подумать о еде. Но не впервой, а потом диета из вымоченной в молоке булки, недели на две, не меньше.
  Решил, в институт не поеду, справку в поликлинике получу без проблем. Лежал, прикрывшись пледом, и решал - сейчас ехать в госпиталь за больничным. В части больничный, выданный гражданской больницей, не признавали, надо только из ведомственного госпиталя. А туда ехать: электричкой, метро, а потом троллейбусом с пересадкой... Этого я точно не выдержу, на ногах устою, но вот завою от боли, её-то в таких условиях уговорить будет, практически, невозможно.
  - Я сейчас Лихачу позвоню. - Витёк чётко чувствовал все мои проблемы: - Может он тебя машиной подкинет?
  Витёк ушёл к телефону.
  - У него сегодня в посёлке машины нет. Договорился, завтра к двенадцати заедет.
  Я благодарно махнул ему рукой.
  - Ну, я пошёл.
  Он уже был одет. Я понял, что сейчас пойдёт, устроит разборки, хотел остановить.
  - Звякни в часть, завтра не буду. - удивляюсь если он понял хоть что-нибудь из моей речи. Но недооценивать Витька нельзя:
  - Позвоню, и успокойся, я на пиво, через часик подойду.
  Успокаивает, хотелось бы ему поверить, что прямо сегодня разборок не начнёт. Но мы обычно пиво пили в кафе "Спутник", а там всегда кто-то тусуется из "светских львов", особенно, если пиво завезли. В общем, я отлежался до вечера.
  
   День третий. (вспоминать-то и нечего)
  
  А на завтра прокатали меня в госпиталь и даже подождали, пока у меня брали кровь из пальца, вены. Потом отправили на рентген, а потом ещё пришлось доказывать, что несчастный случай: "Падение такого-то на рельсы" произошёл не на службе.
  - Пиши объяснительную. - потребовал кадровик. Я предъявил перемотанную правую кисть:
  - Перелом двух пястных костей. - процитировал один из диагнозов в больничном. Он с досадой покосился на мою руку:
  - Со второго караула? - спросил с подозрением, он знал, что второй караул только сегодня заступил.
  - Так точно! - выпалил я в надежде, что отпустит.
  - Ладно. - поиграл желваками: - Закрывать больничный будешь, зайди.- отдал приказ:
  - Свободен!
  Хорошая команда, мне она всегда нравилась, а с объяснительной что-нибудь придумаю.
  Заехали на пожарку. Старший лейтенант, начкар, с кликухой Карандаш, фамилия его, в общем-то, Карандашов. Похлопал по спине, он-то сразу, догадался, в чём дело, сам из чертовски отчаянных, - пожарный!
  - Что, в темноте, на чьи-то крутые кулаки наткнулся? Но теперь, с такими фонарями, тебе уже ни какая темнота не страшна. - ухмыльнулся.
  - Сам понимаешь... - попытался ответить, уже, более, менее, получалось. Он был ровесником, а кроме того, мы, с ни в таких передрягах побывали, прикрывая друг друга. В части, это не считалось за панибратские отношение, с начальством. В нужное время, в нужном месте субординация соблюдалась неукоснительно.
  - А народу много? - спросил, зная и так, что в части отчаянный недобор кадров, а теперь и я вышел из строя.
  - Три деда да Козаченко, кроме шоферов. Давай, не затягивай с выздоровлением, а то без тебя скучно. - и опять ухмыльнулся - С крутыми кулаками сам разберёшься?
   Я показал перевязанную кисть, сам догадается, что это значить. Я ткнул пальцем вверх, таким образом, интересуясь о местонахождении начальника части. Карандаш махнул рукой:
  - Уехал в управление. Давай, я передам.
  Я отдал ему больничный и пошёл в караулку. На фасаде стоял Выхристюк. Как мы, шутя, обзывали друг друга, рядовой топорник, лет сорока.
  - Влетел? Мотоциклом? - увидав меня, спросил, уважительно покачай головой. А это идея, для объяснительной. Я кивнул, соглашаясь. Из караулки доносился привычный грохот, мужики, пользуясь отсутствием начальника, отчаянно рубились в козла. Все козлятники дружно повернулись в мою сторону:
   - О...! - выразили общее восхищение моим видом.
  - Здоров! Я с рукой что? - поприветствовал меня Козаченко, хлопая костяшкой домино по столу.
  - Да, перелом в кисти нашли. Недели на две освободили. - он покачал головой:
  - Без тебя хреново будет. - он кивнул в сторону игроков. Старательные мужики, хозяйственные, но в силу возраста и порядочного опыта, особенно в огонь не лезли. Уже, за много лет службы, в каких только передрягах не побывали, нахватались всего, до рыгачки. Были уверены: само потухнет, а не сгорит, так сгниёт. Поэтому, никогда не лезли вперёд и не слишком ретиво стремились исполнять команды. Были уверены, это молодёжь, типа Карандашова, Козаченка и меня-студента, стремятся в герои и рвётся в огонь. Особенно я это понял, когда выехали на загоревшийся микроавтобус скорой помощи. Когда я, ухватив ствол, внезапно оказался в одиночестве напротив микроавтобуса скорой.
  Я по привычке рванул к очагу, даже не пытаясь понять, чем это обусловлено моё одиночество, направляя струю из ствола в лопнувшее окно скорой. И тут же взрыв, пламя и какие-то лохмотья полетели мне в рожу, отбросив меня метра на два и усадив на задницу. После этого весь остальной личный состав караула резво бросился к очагу, и через несколько секунд с огнём всё было покончено.
  И только потом я сообразил, что опытные пожарные ждали, пока взорвётся баллончик с кислородом, о наличии которого в скорой прекрасно знали, но мой противопожарный энтузиазм прерывать не стали. И это не было с их стороны подставой, они просто меня не поняли, считали, что и я знаю о баллончике в скорой. Именно за это Карандаш снисходительно и называл их "дедами".
  Ну, если Козаченко на месте, то они, вдвоём с Карандашом, они своё дело знают, А в случае чего, заберут Васька Галагана, он-то постоянно при общаге. Значить караул не подкачает. Переживать, за боеспособность караула, не чего.
  Ох! И отчаянные парни, что Козаченко, что Карандаш. А уж попасть кому из них ему на язык, это уже катастрофа, такое услышишь... Да, побывали мы с Карандашовым и Козаченком, в таких переделках ...
  Особенно незабываемо оказалось во время пожара в горящем автобусном парке, когда нас с ним отсекло огнём, после взрыва цистерны с бензином. Подающий рукав перерубило обрушившимся перекрытием сразу, и остались мы без воды. С двух сторон, раскалённые бетонные плиты стен автобусного гаража. А впереди столб пламени до крыши, горит цистерна с ГСМ, и пара автобусов выгорает. А в гараже крыша метров шести высотой, не меньше. Жар был такой, что пластмасса касок начала потрескивать, а плексиглас забрала помутнел. Боёвки (форма) задымили паром. А какой-то мусор у стены начал тлеть, под воздействием инфракрасного излучения, а некоторые бумажки там уже и вспыхнули.
   Нас, перед этим рейдом в задымлённую глубину гаража, ребята обильно полили со ствола водой. А тут боёвки в раз высохли.
  Думал, уже кранты, шашлык из нас получится. Козак хрипит, закрывшись боёвкой:
  - Хлебало прикрой! К стене давай!
  Да я и сам уже задрал полы боёвки, старясь дышать, сквозь неё. Воздух вокруг раскалился, чуть ли не докрасна. Пламя металось от пола до потолка, окрашивая всё в ярко красный цвет, стены и потолок, и даже черные клубы дыма.
   Но, спасибо Карандашу, своих не сдаёт. Завёл нашу автоцистерну, не пожалел её, и, задом машины, с разгона, протаранил стену гаража, тут как раз заложенный кирпичом проём был. Пролом получился не очень большой, но нам хватило. Считай, с пекла выдернул.
   Отделались мы лёгкими ожогами 30 процентов поверхности тела, но, главное, обошлось без ожога лёгких. Боёвочки спасли, хоть чуток обгорели.
  Обычно, в таких случаях, ожог лёгких гарантирован. Воздух в помещении раскаляется градусов до трёхсот, чего с гарантией хватает не только для ожога лёгких, но это уже крематорий.
  Получили по больничному, на неделю, от госпиталя решительно отказались, нам прописали домашний постельный режим. Козаченко в предвкушении потёр руки, можно представить, какой у него будет постельный режим и с кем. А мне неделя отдыха без караула, когда остаётся только институт, это ли, не кайф.
  Да разных случаев вспоминать можно долго, город большой, каждый день, а особенно ночь, что-то, где-то, да и горит. Отдыхать на дежурстве не приходится. За счастье, если за сутки часа два перекемарить удавалось.
  
  До вечера валялся на койке, раздумывал о жизни - выздоравливал. Вечером раздался телефонный звонок, обычно это Витьку дивицы звонили. А сейчас он стал в дверях, и ткнул в меня пальцем:
  - Твоя.
   Я замахал рукой, мол, нет меня и всё. Не хватало ещё напугать своим видом. Катя, дивица нежная деликатная, при виде такой рожи и в обморок грохнуть может. Хотя увидеть её чертовски захотелось. Она, с родителями, уезжала, на пару дней, куда-то там отдохнуть, а вот теперь заявилась. А я уже и соскучиться успел.
  А с дивицей этой Катей, вот уж влетел, так влетел. История старая и началась как-то интересно.
   Как-то в начале сентября с полгода, тому, уж точно не помню, возвращался я домой электричкой. Сидела напротив импозантная дама, лет сорока с хвостиком. И вдруг она начала мне жаловаться, вот, мол, проблема, в посёлке нашем порядочной девушке и с парнем порядочным познакомиться негде. Я согласно кивал головой, соглашаясь и сокрушаясь недостатком в посёлке порядочных парней. Хоть я любил и непорядочных девушек, но сочувствовал и проблемам порядочных девушек.
  Потом мы вышли, и я совершенно забыл об этой встрече, и о проблеме порядочных девушек в посёлке, так как больше интересовался непорядочными...
  А где-то месяца полтора тому, возвращался с караула. Ох, и досталось нам тогда - четыре вызова, причём один из них двойка - это когда пожар такой, что бороться с огнём, выезжает почти половина всех городских расчётов. Так что получили за ночь... Хапнули, всех удовольствий, по полной. Пахали без перерыва всю ночь. На занятиях в институте, я сидел, как сонная тетеря, или как осенняя муха, засыпал на каждой строчке конспекта, и тогда по странице сползала до самого низа жирная закорючка.
  После третьей пары, в предвкушении выспаться дома, отпросился на кафедре, наплёл, что посижу дома, составляя алгоритм. В принципе не очень и врал, алгоритм у меня уже был готов. И рванул, чуть ли, не бегом. Но, на выходе из корпуса, столкнулся с Толиком-Полчанином, в смысле однополчанином:
  - Тоха, переезжаю на новую квартиру. Поможешь?
  Помочь однополчанину, дело святое. А какие студенческие переезды? Картонные коробки с не хитрыми пожитками. За три ходки троллейбусом управились, но, мне было достаточно и этого, я уже был готов свалиться. Но жена Толика приготовила сковороду жареной картохи с мясом. Толик выставил бутылку водки, но я решительно отказался. Устал, и водку зарёкся пить.
  В общем, в посёлок приехал часов около девяти, было довольно темно. На платформе встретил Лихача (псевдо Лихачова):
  - Да, вот с Витьком договорились встретиться, мероприятие весёлое посетить в городе. С нами не хочешь?
  Но мне, аж дурно стало. Тащиться обратно в город ради чего?
  - Ни за что! Спать... Спать... - я угостил его сигаретой, и спрыгнул с платформы. Около вокзала поручкался с двумя, тремя знакомыми, перекинулся парой слов...
   Захожу в привокзальный переулок, вижу трое малолеток, какую-то дивицу провожают. У них этот маневр называется "проводить до слёз". Как только, перепуганная дивица разрыдается, так они тут же уходят, довольные.
  В данном случае дивица, почти бежала, скользя по утоптанному снегу, а эти жлобы предлагали ей посетить с ними тёмную подворотню и заняться там изучением её нижнего белья.
   Я догнал их и шикнул, они сразу отстали. Ещё пользуюсь авторитетом. Дивица, не услыхав наглых домогательств и топота преследователей, оглянулась, увидав же меня, даже остановилась, и с горячностью начала, с таким испугом:
  - Спасибо, спасибо! Это же настоящие бандиты, они ещё в вагоне приставать начали!
  Меня порадовала, что меня она, за "настоящих бандитов", не приняла:
  - Да, ну, - протянул я: - Малолетки, забавляются.
  Но она уже захватила меня под руку:
  - Но вы проведёте меня? Катя, - сразу же представилась, наклонившись, склонила голову, заглядывая мне в глаза снизу вверх. Глаза её были уже до отказа наполнены слезами. Хмыкнул я, подумав - а ведь почти уже довели, выполнили поставленную задачу, мерзавцы.
  - Очень приятно, Антон. - и я представился.
  - Я знаю - пискнула.
  Ни чего себе - слава моя, бежит впереди меня. Если она меня знает, значить где-то встречались, такие кудряшки забыть невозможно. Но я её решительно не помнил.
   А я-то надеялся домой быстро попасть, уже смаковал, как завалюсь на коечку, не раздеваясь, укроюсь пледом... И... А тут, - "вы проведёте меня?" Мы подошли к повороту на Массив, так в посёлке назвали наш район. Как из-за него выскочил Витёк, при виде меня с дивицей под ручку, рожа его ехидно скривилась:
  - Да... - протянул- разглядывая её чёрные кудряшки: - Ну, как ночка? - это уже мне.
  - Четыре, причём одна двойка. Но всё нормально. - Витёк понял, что никто не пострадал.
  - А где двойка?
  - На ящике. - имелось в виду завод под названием "Почтовый ящик ? НН"
  - А что это за чудное создание? - быстро переключился, нагло вперился он на Катю, явно нарываясь на знакомство, а она с интересом прислушивалась к нашему разговору:
  - Катя, этот шалопай, мой брат Виктор. - представил я воспитанно, закрутить что-нибудь более витиеватое мешала усталость.
  - Очень приятно.- потупилась. Но мне его особа уже надоела, теперь завтра допрос устроит, кто, да что:
  - Давай Витёк гони, тебя там Лихач ждёт на платформе. - буркнул я.
  Уже на ходу, убегая Витёк, своего не упустил:
  - Катенька, извините, я сейчас тороплюсь, но, надеюсь, знакомство закрепим.
  Вот на это я не очень надеялся. Дивица, конечно, то, что надо, может и покруче, чем надо. Потому-то и рискованно продолжать знакомство. Явно не тот контингент, с которым можно безнаказанно крутить, очевидно: - мамина доця.
  - А о чём, это вы с братом? - опять заглянула, наклонившись, снизу вверх.
  - Да так, чисто по-женски.- тонко намекнул, на неуместность её любопытства.
  Мы пошли на массив, к счастью, она жила недалеко от моей пятиэтажки. Дом её даже в моё окно видно было. Одна из новых девятиэтажек. Я подвёл её к подъезду, но она потянула меня внутрь:
  - Антон, пожалуйста, зайдите. - это прозвучало так жалобно, что я не смог отказаться. Лифтом поднялись на третий этаж, на мой взгляд, это уже сродни извращению, на третий этаж - лифтом.
  Она почему-то позвонила, вместо того, чтобы самой открыть дверь. Дверь открылась, и я припух, за дверью стояла именно та импозантная дама, которая, когда-то, так жаловалась мне на недостаток порядочных мальчиков для порядочных девочек.
  - Мама, это Антон, он только что спас меня от хулиганов. - сразу доложила. Вот это я влетел! К двери вышел и представительный мужчина, ростом почти с меня, одет он был тоже весьма представительно. Вот оно! - проскочило в моём затуманенном усталостью разуме: - И с родителями познакомила. Кранты! - на мой взгляд, знакомство с родителями всякой дивицы, это последняя стадия... И... Прощай свобода.
  - Что случилось? - кинулась маман, ощупывать Катю: - С тобой всё в порядке?
  - Мама, они ещё в поезде приставать начали, а на улице... Спасибо Антону, он их разогнал! Их много было, а он один! - её восторгу и восхищению не было предела.
  - Да ни чего страшного. - попытался я приуменьшить свой подвиг: - Так малолетки, пугают.
  Но мне явно не поверили, папаша протянул мне руку:
   - Огромное спасибо, Афанасий Анисимович (АА) - заодно и представился. Я поручкался с ним, представляться смысла не имело:
  - Очень приятно. - выдавил, чувствуя, что тону.
  - Да чего ж это мы на пороге? - маман взяла инициативу на себя.
  - Заходите, заходите, молодой человек, - сделал широкий приглашающий жест АА. Даже не буду описывать взгляд, с которым Катя выедала меня огромными серыми или голубыми глазками, понять было трудно, цвет их менялся от освещения и обстоятельств.
  - Да, извините, неудобно, я бы домой... - решил я и понаглеть, улыбнулся: - Я сегодня без фрака.
  АА оценил:
  - Ни чего, у нас запросто. Мы вас отпустить, просто так не можем. Спасителя единственной дочери... - я с удивление понял, что в его словах нет никакой иронии. Поверил, что с ней могло случиться что-то серьёзное? Но у нас в посёлке всё было под контролем, серьёзных надругательств не допускалось. Пресекались авторитетами на корню. Они знали, случись что, тягать сразу будут их.
  Прошли в гостиную, явно обставленную нестандартной мебелью. Маман и Катя куда-то скрылись, а папан посадил меня за стол, плеснул из графина какой-то янтарной жидкости в изящные толи стакан, толи бокальчик и начал основательный допрос, кто, да что, да где... Предложил мне, кажется коньяка, но я решительно отказался, если сейчас выпью хоть грамм спиртного, то тут же и засну:
  - Позвольте я пойду. - я уже начал выклянчивать свободу.
  Но маман уже внесла поднос с пирожными и чайник, в комнате поплыли аромат чая. Появились изящные чашечки, полился чаёк. Тут выскочила и Катенька, как ангел чистой красоты, нарядная, как на выпускной. Хотел подумать: как на свадьбу, но, аж, в животе похолодело. Капец.
   Короче, на силу вырвался и почти бегом рванул домой, благо всего-то метров сто. Вскочил в квартиру и, наконец, дорвался до коечки моей ненаглядной. Не помог ни крепкий чай, уже через мгновенье я оказался в столь желанном царстве Морфея.
   Витёк разбудил меня далеко за полночь:
  - Пошли, курнём - кивнул в сторону кухни.
  - Отстань - пробурчал я отворачиваясь к стене- Утром.
  - Утром я на дежурство уеду.
  - Да, о чём там говорить? Отогнал от её малолеток, а она приняла это в серьёз. -буркнул я усаживаясь на кухне и закуривая.
  - Дак, мы спасители - Витькина рожа расплылась в ехидной улыбке - Вот это да. И..?
  - Домой затянула, с родителями познакомила.
  Витька аж запрыгал от восторга:
  - Спаситель! - попытался заорать от избытка восторга, но хлопнул себя по губам, скорчив виноватую рожу, вспомнив, что уже за полночь. Но тут появился батя, бросил внимательный взгляд.
  - Па, всё нормально, впечатлениями делимся. - тихо сказал Виктор. Отец внимательно на нас посмотрел, убеждаясь, что всё нормально, все живы и даже без видимых травм, и пошёл спать.
  Витёк проводил его взглядом:
  - Ох, и хороша куколка.
  - Да не наша. - я коротко рассказал о посиделках с её родителями, намекая, что барышня не того контингента, с которым мы привыкли тусовать. Типичная кисейная барышня. Витёк хищно оскалился:
  - Дурак будешь, если не подаришь ей чудо любви.- уж Витёк был в этом специалистом. Это явно про него говорится: "блондинки моё хобби, а вот все остальные: профессия". Он учился в университете на юрфаке, а там с такими кисями имел дело, из самых крутых семейств. И как жаловался:
  - Но мне их всех, до слёз жалко. - поэтому, и все киси были от него без ума. И каждую из них он, по возможности, обеспечивал чудом любви. Посещали его даже на пожарке, во время дежурства, чем вызывали неописуемый восторг у всего остального караула.
  - Ну, теперь она от тебя не отстанет. - Витёк с насмешкой посмотрел на меня: - Вот увидишь. Или я в них ни чего не понимаю.
  Я, только глянул на него с досадой, а ведь понимает змей, чем это может окончиться. Непрерывно зевая, до выворота челюсти, бросил сигарету и пошёл к своей пока единственной любви - коечке.
  Любовь дело тонкое, начинается с игры гормонов с ферамонами, обнимашками-зажимашками по подъездам... А заканчивается? Семьёй, детьми... Бытом... И...Разводом..? Мы с Витьком, поглядываем на наших друганов, которые успели уже и по второму заходу сделать. Сказать, что они от этого счастливы? Как направить деятельность гормонов и ферамонов в мирное русло тихой счастливой семейной жизни?
  Вот у нас с Витьком тоже есть, какой ни какой опыт совместной жизни, прожили всю жизнь вмести, кроме трёх армейских лет, его призвали через год после меня. Сказать, что наше общение было наполнено миром и благолепием...
  С детства мы за день обычно разиков по надцать любили подраться, бывало и до крови. И разиков по надцать плюс один помириться. И главное, всегда все поводы для драк забывали, раз и навсегда, а вот все поводы, для того что бы начать новое сотрудничество, запоминали навсегда. Отсюда и вывод сделали и для семейной жизни: Можно ругаться, кусаться, злиться друг на друга... Но через секунду, нет... Через мгновение, всё негативное должно быть забыто! Раз и на всегда! А всё позитивное помнить всегда, потому, что это золотой запас памяти! Конечно, возникает проблема, что понимать под позитивом, а что негативом. Кое для кого позитив, это возможность обмануть, обокрасть и устроить ближнему другие гадости... Так что это вопрос самой примитивной морали и нравственности, типа "не делай ближнему, того, чего не хочешь себе", остаётся актуальным.
  Не знаю, как будет действовать этот рецепт в семейных отношений, но вот в нашей с Витьком дружбе, это правило действует безотказно на протяжении более двадцати лет. В самой жёсткой драке я ни когда не сомневался в поддержке его кулаков. Если он стоял за спиной, я уже ни чего не опасался, так же, как и он во мне... Если я видел, что он уже рубится, меня мгновенно перекрывало, мозги отключались, и я уже махал всем, чем мог, прикрывая его! И не интересовало, прав он или виновен, и не считался, сколько нас и сколько их...
  
  
  
  
   Но это было только начало...
  На следующий день, как обычно, на платформе собралась наша карточная команда, почти все из политеха. Но молодёжь, сразу после школы. Только Лихач, тоже после армии, но он учится на педагога.
   Стоим, ждём электрички, новостями и побрехеньками обмениваемся. И вдруг, откуда-то, из-под руки:
  - Здравствуйте, Антон. - кто-то пискнул. И кто бы это меня Антоном назвал, кроме мамы?
  Я обернулся, - Катя. Хотел ответить, типа, здорова и ты была, но заглянул в её глаза, и понял: Шайба, приехали... Ярко, ярко голубые или серые, светилось в них, что-то такое, чего я не понял. Обычно, глянешь на дивицу, и всё ясно, глазки опустит, смутится, а то и покраснеет. А в тих глазах светилось что-то такое непонятное, типа - выбирай меня до самого донышка, умру от счастья... А главное смотрит, не отводит. Во мне что-то щёлкнуло- с этой дивицей шутить нельзя, не проходят с ней шутки. Тут уже я впал в ступор:
  - Здравствуйте, Катя.
   Ребята примолкли насторожено, ожидая дальнейшего. Я-то понял, ясно было, что получу я вскоре от них полную пазуху комментариев.
   Неловкость нарушила прибывшая электричка, я галантно помог Кате зайти в тамбур, оглянулся на ребят, в глазах у каждого плясало целое кагало чертей. Из-за спины показал кулак, чем вызвал только дружный смех. Ну, это что, в вагоне она, нахально, устроилась около меня. Чем, чертовски отвлекала меня от игры, в результате, пока доехали до своей станции, получили мы с Лихачём, в данном случае мы были партнёрами, штук пять погонов, за что я от него заслужил весьма и весьма нелестную похвалу. А от ребят намёк: " Кому не везёт в карты, тому везёт...".
  Пошли в густой толпе в метро, я хотел наддать ходу, что бы отстала, но она схватила меня за руку, торопливо цокая каблучками рядом... Вцепилась, чуть не упала на каблуках. Я оглянулся на её, у неё в глазах стояло такое отчаяние... Пришлось сбавить ход и чинно шествовать до самой платформы.
   Толпа занесла в вагон. И тут и началось. Мне удалось её благополучно втиснуть в уголок у противоположных дверей вагона. Толпа напёрла, и меня тесно прижало к ней. Недолго думая, она, пользуясь теснотой, крепко прижалась и обняла меня, залезла под куртку. Обоими руками я ухватился за поручни, кнопки-застёжки расстегнулись, полы куртки задрались. И сопротивляться я, её наглым проискам, уже не мог. Да, можно признаться, и не особенно хотелось.
  Тут уж она разошлась, если бы только прижалась, это выдержать так, сяк можно. Толкучка в транспорте, дело привычное. Но она, почувствовав, что её объятия меня возбуждают, подняла ко мне удивлённое лицо, взглянув, тем же, непонятным взглядом, улыбнулась, и начала потихоньку притираться грудью и животом, я не выдержал:
  - Катька... - протянул с угрозой, но она не прекращала. Она опять подняла голову, но в глазах страх, вина и раскаяние.
  Я же не железный, наклонился и чуток прикоснулся к её губам, реакция была ожидаемой, она потянулась губами ко мне, становясь на цыпочки, закрыла глаза. Пришлось-таки, присосаться более основательно, не подводить же её надежд. Вкус её мягких нежных губ был шоколадно ванильным...
  Я чувствовал, как ей или сразу поплохело или, наоборот, сильно похорошело... Она обмякла и начала сползать вниз на самый пол вагона. И если бы не напор толпы, да я, не высвободив руку, не приобнял её, то, верняк, оказалась бы на полу. Очумела, девка.
  Открыла глаза. Судя по взгляду, она явно была уже не на земле, не в вагоне метро, а парила где-то, в общем, неизвестно, где... Обморока мне только и не хватало.
  - Катерина, проснись! - тормошил я её.
   В общем, поездка оказалась ещё той... На станции я насилу выбрался из вагона, сквозь упругую толпу, буксируя её за собой. Прикрывая сумкой степень своего возбуждения, я повёл её к эскалатору, а она крепко ухватилась за мою руку.
  Мельком взглянул ей в лицо, в толпе у эскалатора, с таким сияющим восторгом в глазах, я ещё не встречался. Пропаду, подумалось, но, всё-таки, было хорошо. Даже очень, несмотря на некоторые неудобства.
  На эскалаторе, стала, повернувшись ко мне, на ступеньку предо мной, лица оказались почти вровень. И гипнотизировала меня своим толи синими, толи серыми, положив свою ладошку на мою, на поручне...
  Можно долго описывать, в чём какая дивица была одета. Она тоже, разумеется, была одета по-зимнему в голубой шубке. Но, я этого как-то не замечаю, кто, да в чём. Для меня её одежда была органически слита с ней самой, составляя одно целое, поэтому не вызывала никакого интереса и тем более восторга.
  Потом взглянула мне за спину, там стоял Игорь- акустик (учился на факультете акустики, а мы привыкли уже четвёртый год называть друг друга по специальностям), партнёр по карточной игре в электричке, команде которого, я по, её вине, продулся сегодня вдрызг. Скорчила смешливую рожицу, и, сложив губы бантиком, показала ему кончик языка. Игорь в ответ толкнул меня кулаком в спину, намекая: пропал ты Тоха окончательно.
  На площадке у входа в метро, нам надо расставаться, мне в горный корпус, а ей в противоположную сторону, через подземный переход в мединститут.
  Она повернулась ко мне и чуток прижалась, что лучше бы не делала, я ведь уже почти успокоился на эскалаторе, закрыв глаза, подставила губы. Я осторожно к ним приложился своими, она сразу открыла глаза и, глянув с удивлением, спросила:
  - Антон, а вы когда домой ехать будете?
  Так она хочет этот свой фокус повторить ещё и вечером? Бахнуло у меня в голове:
  - Я сегодня работаю на кафедре, буду поздно, часов в семь.
  - Буду ждать вас в семь, прямо здесь. Да? До свидания.
  Надо же уже командный тон появился, даже согласия не спросила. Вот собственница. Не запрягла, а погоняет...
  Вот и приехали... Доброта моя, и податливость подведут меня под... Ох, уж эти кисейные барышни. Сила барышни в её слабости - старая истина. Справиться с какой-нибудь гром-бабой легко.
   Этот атавизм, думаю, остался в мужчинах ещё от животных предков, когда самцы дрались за самок. И уже внешнего вида самки, её поведения, было достаточно, чтобы погасить их агрессию и возбудить совершенно иные чувства. И если гром-баба своим, почти мужским поведением, вызывает ощущение соперника, возбуждая агрессию... То, вот когда приходится иметь дело с нежными кисейными барышнями, у которых слёзы выступают уже от недовольного взгляда, тут уже не агрессия начинает управлять поведением, а желание защитить и... В их виде ключевое слово - нежность... Когда сталкиваешься с чем-то настолько нежным, что замирает сердце. Объяснять её невозможно, она или есть, или нет... А вот красота, это уже вторично или даже третичное.
   Она повернулась и заспешила в подземный переход, сделав мне ручкой, я тоже терять времени, не стал, до корпуса ещё бежать и бежать, а времени в обрез. Я торопливо шагал, раздумывал и пришёл к неутешительному выводу, что приключение в метро было неплохим ходом с её стороны, брехать не буду, и мне понравилось, и я не прочь повторить.
  
  
  Отсидел с непонятным ощущение какой-то важной потери все три пары. Всё пытался понять, в чём дело, что потерял или забыл? Даже на перекур забывал выходить. А со всех сторон только и слышно Тоха то, да Тоха, другое... Как-то ни когда до сих пор не замечал, что прямо таки всем необходим.
  
  
  После занятий пошёл на кафедру. Там мы с Володей провозились почти до полседьмого. Моделировали процессы и на аналоговой, и на цифровой ЭВМ.
  Система до скорости в 300 метров в секунду, работала в принципе безупречно, а вот, стоило только добавить ещё метров 50 скорости, сразу, при любом внешнем воздействии, начинаются колебания. Наверное, из-за того, что масса объекта маловата... Надо просчитать пару дифференциальных уравнении, но, так их ещё предстоит составить.
   Пора выходить, а Володя решил ещё часок покрутить систему. И мне, что ли остаться, ещё на часок? Что бы знала шустрячка, как приставать к порядочным, или не очень порядочным парням? Тереться об них, моду выдумала? Но, представил, как там она будет торчать на морозе, под ложечкой стало не уютно. Пойду.
  
  
  Площадь перед входом была ярко освещена, циркулировал народ, кто в метро, кто из... Её увидел сразу, похоже, и она одновременно углядела, и сразу же пошла на встречу. Тут же прижалась и подставила, опять закрыв глазки, губы... Ну, и дивица, ещё и сутки не знакома, а уже на всё готова. И, почему-то, я около её скис.
  Я осторожно прикоснулся губами к её губам. Черт, что с ней происходит? Как не поцелую, так она и млеет, приходится обнимать, что бы не упала.
  Если попробовать объективно оценить - ну, дивица, как дивица. Я, сверху, посмотрел на её кудряшки, и как она прижалась ко мне. Чёрные мелкие кудряшки, беретик... Я бы вряд ли обратил на её внимание, довольно высокая, мне почти до подбородка, правда, на каблуках. Лицо, ни чего потрясающего, слишком правильное, чтобы привлекать внимание, вот только носик: тоненький и ровненький, идеальный. И причёска, брюнетка вся в мелких кудряшках, торчащих нимбом во все стороны. Глазу особенно не за что зацепиться.
  Дивица, как дивица, со всеми положенными атрибутами. Она как-то не навязчиво навязывалась. Навязчивость обычно вызывает противодействие, а с ней? Может потому, что ещё и суток не знакомы? И потом, около неё со мной что-то происходит, видно, её обжималочки-зажималочки утром в метро подействовали гораздо сильнее, чем обычно. Сильнее, чем те ощущения, которые я испытывал с другими, многими шустрыми дивицами. Неужели подошло время прощаться с весёлой холостятской жизнью.
  - Катерина. - постарался, как можно строже. Она уже взяла себя в руки и засмеялась. Не плохо, умеет, - оценил я её колокольчики.
  - Я уже девятнадцать лет Катерина. - заявила насмешливо: - Пошли в кафе, а то замёрзла.
  Я вспомнил песню, уж запамятовал чью, но суть:
  - "И вот, скрипя зубами, несу между рядами, стаканчик газированной воды...".
  Но отказываться не стал, и мне кофе не помешает, с утра ничего не ел, может, перехвачу чего и посущественней.
   После кофе и рюмочки коньяка, не смог себе отказать в такой мелочи, как и пары пирожных для неё и угостил коктейлем на её выбор, чё там было, в тех коктейлях... В кафе подошла её подруга. Мы мило поболтали с ней, а потом я взглянул на Катерину и понял пора сваливать, в противном случае дело может кончиться скандалом, а то и дракой.
  Не запомнил, как и оказались в метро. В вагоне метро, к явному её сожалению, толпы не было, вагон был полупустой, Я подумал, что, пожалуй, тоже не отказался бы и сейчас от утренних обжималок-прижималок, поймав у неё во взгляде явное разочарование отсутствием толчеи. Она повернулась ко мне, заглянув в лицо:
  - Хорошо было утром? - пытливо всматривалась в глаза. Я понял, что тут, слова типа: удовлетворительно, или даже хорошо, не проканает:
  - Не то слово.
  - Повторим? - засветилась лукаво. Я оглядел вагон:
  - Не поймут-с.
  - А наплевать.
  - Катерина... - протянул угрожающе, но она, обхватив моё лицо, уже присосалась. Я приобнял её, чтобы не подумала, что сопротивляюсь, а потом легонечко отвёл. Глянул в глаза, она опять пребывала в каких-то загадочных глубинах. Как это у неё получалось?
  - Катерина, нам выходить. - попытался строгостью вывести её из этого загадочного состоянии.
  Она вздрогнула, с какой-то непонятной растерянностью посмотрела мне в глаза.
   Ох, уж эта Катька, доведёт до греха, думал, сопровождая её на платформу. Что-то в ней ненормальное, шальное. Я её только сутки знаю, а она уже такое вытворяет, причём, я ведь и повода особого не давал.
  Глянул на неё, уцепившись за мою руку, но она шла уже в глубокой печали.
  - Ты что это, Катя? - наклонился к ней, она отклонилась, отвернула голову:
  - Ни чего.
   Явно прозвучали слёзы. Ну вот, ещё не хватало. Начались сюси-пуси в стиле женских любовных романов? Такие резкие перемены настроения...
  В вагоне электрички сидели друг, напротив друга, я с интересом наблюдал за ней. А она вся в какой-то беспричинной печали, смотрела в темноту окна и водила пальцем по оконному стеклу.
  - Катерина. - протянул я, делая попытку вывести её из этого настроения. Она закусила нижнюю губу и глянула, исподлобья, мне в глаза. Решила поиграть в гляделки? Я ели сдерживал смех, она в ответ тихонько хихикнула и пересела ко мне.
  - Здравствуйте девушка. - начал я прикалываться: - Чего загрустили. Давайте познакомимся, и я вас начну развлекать, начнём с обжималок-зажималок.
  Она обхватила мою руку и подхватила:
  - Не приставайте к порядочной девушке, она развлекается обжималками- зажималками, только со своим парнем. - подыгрывала, но во взгляде не было никакого веселья.
  - Дык, парень ваш не стена и подвинуться может.
  - Нет! Не подвинется. - и взглянула на меня со страхом и надеждой. Я обнял её:
  - Экий он у вас несговорчивый, не бойся, любит очень. - завёл я привычный трёп. Но не тут-то было.
  - Любит? - заглянула мне в глаза, и опять я не мог разгадать, что скрывается у неё в глазах.
  - А куда денется? - с ума сойти, за сутки знакомства, а я уже признался в любви. Правда, для меня это особого труда не составляло. Я на курсе уже почти всем дивицам, признавался, шутя, конечно, и всё сожалел, что забыл дома паспорт, а то бы сразу и расписались. Так что, кому только не признавался, но, почему-то, в данном, конкретном случае, уже была не совсем шутка.
  - Поцелуй меня - попросила, так жалобно. Ну, нам это не трудно, я очень легко прикоснулся к её губам, своими. Но она обхватила меня за шею и крепко таки прижалась:
  - Катька, нам скоро выходить! - строго приказал.
  - Не выйду и тебя, не выпущу, мне и здесь хорошо! - заявила категорично. С ней явно происходило что-то непонятное. Что задумала?
  Но, прохрипел голос в динамике, и я потащил её за руку на выход. Пока шли по переулкам на Массив, она подозрительно молчала. Я попытался заглянуть ей в глаза, он она уклонилась. Что-то задумала? Опять перепады, ох, уж эти мне дивицы, кто или что управляет их настроением? Она вдруг повернула в сторону моего подъезда.
  - Куда? - тормознулся я
  - К тебе хочу.
  Я хмыкну, так даже знает, где живу. Однако, ну и капризы: - Зачем?
  - А вот хочу.
  Девичьим капризам надо потакать. Зашли, из кухни выглянула мама, и углядев дивное создание в чудной голубенькой шубке, глянула с удивлением:
   - Мама, это Катя, вот захотела к нам в гости зайти. - представил.
  - Вот и славно, Катенька. Вы будите ужинать?
  - Спасибо большое, я только что поела у бабушки.- во, новости, и когда успела. Врёт?
  - Антон, а ты?
  - Нет откажусь. - почти весь день ничего не ел: - А что там?
   - Макароны по-флотски. Котлеты. - мама с интересом рассматривала, как я помогаю снять Кате шубку, она начала снимать и сапоги, но мама подошла:
  - Не вздумайте. - но, эта упрямица, уже их стащила, осталось только предложить ей тапочки. Сойдут и Витькины, он всё равно сегодня на дежурстве. Ножка у неё оказалась, на мой взгляд, крошечной, в сравнении с Витькиными тапками.
  - Вы учитесь вмести? - начала мама мягкий допрос. Из комнаты, оставив газету, подтянулся батя с интересом оглядывая гостью.
  - Не...Она в медицинском. Твоя, папа, коллега.
  - Здравствуйте коллега.
  - Здравствуйте. Какая я коллега мне ещё учиться и учиться на врача. - пискнула она. Её решимость попасть ко мне в гости уже поколебалась, но она явно уже струсила, но ещё пыталась не сдаваться.
   На махонькой кухоньке, мама, несмотря на её протесты, насыпала и ей макарошек, положила туда котлету, и вышла. Трём людям в нашей кухне не развернуться. Я принялся наворачивать макарошки, ложкой отрезая от котлеты куски. Кивнул в сторону её нетронутой тарелки:
  - Будешь?
  - Нет.
  Как она умеет так смотреть, что совершенно не поймёшь, что там прячется под мелкими кудряшками.
  - Категорически отказываешься?
  Кивнула головой.
  - Ну, вольному воля. А мне ДП (дополнительное питание, можно сказать и двойная порция) - не церемонясь, взял её тарелку и вывернул всё в свою.
  - Раз так, помой. - безропотно встала и помыла у раковины. Экая, исполнительная. Я поел и принялся за чай:
  - Глотнёшь? - в глазах у неё, появился непонятный азарт. Я шутливо начал прятать чашку, а потом протянул ей. Обхватила ладошками, пила мелкими глоточками, глядя на меня поверх кружки.
  - Алло. Не наглеть, что-то и мене оставь.
  Она тут же протянула кружку.
  - Шутю.- пробасил притворно- Пейте, мамзеля, сколько угодно.- хотел добавить, лишь бы не уписалась, но воздержался, не настолько близкое у нас знакомство, что бы так фамильярничать. Я поел и встал, приглашая её на выход, мол, пора и честь знать...
   В коридоре, спросила:
  - А где твоя комната?
   Я толкнул дверь, пропустил и включил свет:
  - Наша с Витьком.
  - Это, твоя? - присела на мою койку. Я кивнул, угадала. Она встала, выключила свет. Прижалась и начала стягивать с меня свитер. Я и сам обычно в квартире его не ношу, но сейчас, предполагалось её проводить. Не ожидал такого развития... Но, она уже и за футболку принялась.
   Тут я растерялся, никак не ожидал от её такой прыти. Стянув, с моей вялой помощью, футболку, принялась теребить брючной ремень, но справиться не смогла и начала быстренько раздеваться сама. У меня дыхание перехватило от такой.... Или такого...
  Осталась в одном кружевном сиреневом нижнем белье, одним своим видом, вводящим в соблазн. Юркнула под одеяло. Прикрылась до подбородка, и со страхом выглядывала оттуда. Я стоял, как кувалдой прибитый.
   Из окна в комнату, как обычно, падал свет уличных фонарей, поэтому было довольно светло. Деваться не куда, и, чертовски, хотелось к ней, под одеяло, уже ноги ватно подгибались. Щёлкнул тумблером магнитофона. Чуток громче, чем нужно, зазвучала музыка. И к ней, под одеяло, на лету стягивая семейки...
   Обхватила ногами меня и затихла, я осторожно повернулся и навис сверху, вглядываясь в её лицо. Глаза закрыты, прикусила нижнюю губу. Внезапно, открыла глаза и, быстро провела кончиком языка по губе, со всей силы прижалась.
   Было очень туго. Спросил шепотом:
  - Ты что, первый раз?
  Кивнула. Я тогда перевернулся и закинул её, такую легенькую, на себя:
  - Давай, сама управляйся. - прошептал ей на ушко.
  Она прогнулась назад, пришлось удерживать, что бы не упала. Нажала. Сейчас мне всё сломает... Но раз, и туго, но пошло... Прижалась крепко, крепко. Откуда силы столько у такой малявки? И лежала совершенно неподвижно, только какие-то волны, мягко и медленно скользили вдоль её тела.
   Я погрузился в какое-то оцепенение или транс, крепко ее, обхватив, ощущая нечто совершенно непонятное, как будто сверхчувствительный датчик попал в чужую вселенную, и считывал оттуда тончайшие нюансы ощущений. Наполняя меня какими-то вибрациями, непостижимыми прикосновениями... Ощущение абсолютного полного единства, я чувствовал её тело, как своё. Что-то начало происходить, где-то мягко прокатилась быстрая мягкая волна и застыла, как будто испугалась...
  И вдруг, эта мягкие волны умножились, превратились с судорожные толчки...
  И всё, мгновенье, и расслабилась до такой степени, словно кисель по мне растёкся. Сказать, что было хорошо, это ничего не сказать. За всё время она не сделала, ни одного движения бёдрами. Но ощущение были, такими... С чем можно сравнить? Что-то подобное ознобу, сотрясающему всё тело, пришла в голову аналогия, но только, как велосипед отличается от какого-то крутого Феррари, так и это отличалось от обычного озноба... И пусть, и велосипед, и Феррари - предназначены для передвижения, но различие между ними более чем существенное....
   Я прямо чувствовал, как этот киселек на мне начинает опять оживать, как начинает уплотняться, собираться в объём... И опять началось с мягких волн, как-то медленно они протекали по её и теперь уже и моему телу. Мы уже были чем-то единым, я ощущал каждую клеточку её тела, даже чувственней чем своё тело:
  - Я облачко. - прошептала, постанывая, таким тоном, что у меня... Просто нет слов, только никогда неиспытанные эмоции... Разве их можно передать словами? Всё равно, что слепому от рождения человеку, попытаться передать игру красок на закате.
   И в тоже время, я видел всё, и её, и комнату, всю обстановку. Но всё это, воспринималось, настолько маленьким и было, как бы прозрачной, и, мизерной клеточкой, медленно плыло по бесконечному пространству, вмещающему, нечто, ни на что не похожее. Это нечто соприкасалось со мной, ожигая болью невыносимого удовольствия...
   Опять по нам пробежали судорожные волны... И всё, опять растекается киселек у меня по груди.
  Только волны и киселёк, раз за разом. Волшебное чередование, в океане бесконечного пространства тончайших нюансов ощущений.
  Как это объяснить, когда простые прикосновение раскрываются в миллиардах их составляющих.
  Подобно кирпичикам, которые соединившись, превращаются в архитектурный шедевр, так и, ощущения, составляли уже нечто, совершенно отличное от привычных ощущений. Так же, как отличается кирпичик, от огромного архитектурного шедевра, состоящего из миллионов примитивных кирпичиков...
   И при этом мы, только судорожно дышали, бешеное сердцебиение, и её тихие стоны. Никакого движения, ни её, ни у меня.
  А потом она как-то незаметно оказалась у меня подмышкой и тихонько дышала. Вырубилась окончательно? Я пытался понять, как это у неё получается? У нас с ней не было ни каких механических движений. Обычно, у меня, до сих пор, всё происходило традиционно, подёргались механически, получили, чего хотели и по домам...
   Ощутил влагу на животе, прошёлся рукой и глянул, кровь. Вытер своими семейными и обтёр руку о них же.
   Вот и конец тебе Тоха, дальше свадебное платье, фата, свадебный букетик, тортик... Я погладил её, ощутил твёрдую, вишенку её соска, прихватил его. Она испустила тихий жалобный стон и прогнулась. Так тебе и надо - соблазнительница. Ещё и ещё... И тут всё началось с начала, мягкие волны и... Дышала тяжело...
  Когда в фильмах показывают бешенную страсть и такой же темперамент героев, сотрясающих стены и ломающие кровати... То, мне кажется, это не только дикость, а самое натуральное зверство! Как, на это избиение, соглашаются женщины? Мазохистки? Мне такой темперамент киногероев, казался обычным избиением беззащитной. Учитывая, насколько у девушек всё нежное и чувствительное... Это издевательство не вызывало у меня никакого эротического возбуждения.
  На мой взгляд, большой глупостью является стремление к скорейшему завершению процесса. Я убедился, что главным в процессе является тончайшие нюансы ощущений от единения, информация от каждой клеточки чужой вселенной, а для этого необходимо застыть и напряжённо прислушаться... Забыть о времени, забыть обо всём, погрузившись в чувственность...
   А то, что происходило, между нами, с Катей, можно уподобить возникновению канала связи между двумя суперкомпьютерами. Когда начинается обмен информацией. И поток чувственной информации от каждой клетки, друг друга, ещё не распознанный непонятный, сметает всякое соображение своей мощью. Причём информация эта содержит в себе множество сигналов, подобно тому, как ТВ сигнал несёт в себе видеосигнал, сигнал цветности, синхроимпульсы, звук. То, в обмене, между нами, оглушающее количество каналов... Я лежал потрясённый, в шоке. Это не секс, а что-то непостижимое...
  Надо признать, сделал я для себя открытие, оказывается, кроме четырёх чувств у человека есть ещё и пятое - эротическое, совершенно отличное от привычных четырёх. Оно позволяло полностью ощутить партнёра и слиться в нечто единое. А что, действительно совершенно новое чувство -- есть чувственный орган и ни чем не передаваемое ощущение от него... Все признаки чувства, что зрение, у которого имеется орган - глаза, и ощущения зрительные образы.
  Человек прошёл длинный эволюционный путь и от животного в нём осталось очень много, но он эти качества перевёл на качественно новый уровень. Так приём пищи, из пожирания сырого мяса, превратили в кулинарное искусство, нору превратили в комфортабельное жильё. Всё к чему прикоснулась рука и разум человека преобразовано им и поднято на качественно новый уровень... А вот размножение, сам процесс оплодотворения, дальше подёргивания и чисто животных судорог не пошёл... Во что должен человек преобразовать столь древний и важный акт? Искусственное оплодотворение? Но, а какой должна тогда стать близость между мужчиной и женщиной?
   Лента в магнитофоне давно кончилась и теперь бобина быстро вертелась, и только шелестел кончик ленты.
  - Катя. Катя... - пытался я осторожно вытянуть её из какой-то бездны, куда у неё получалось прятаться: - Катерина, возвращайся.
  Крутанула недовольно головой, и чуть шелохнулись губы:
  - Не хочу. - но, ни звука... Догадался только по губам.
  - А мама с папой, глаза выплакали, свою доцю ждут. А она понимаешь...- подначивал, я её, поглаживая. Она только досадливо кривила свои губы:
  - Ещё минутку...- тянула жалобно.
  - Да хоть и до утра. Только ж твои родаки меня возненавидят.
  Она слабо оттолкнула меня рукой, мол, не мешай.
  - Ты сон смотришь?
  - Я облачко. Плыву себе во вселенной, а ты мешаешь.- в голосе столько недовольства. Наконец, открыла глаза.
  - Облачко, а может скорее тучка, ты дождливая. Надо бы привести в порядок последствия твоего дождика. - начал я ей намекать на некоторые обстоятельства.
  Она решительно откинула одеяло, наклонилась, откинула и мои семейные, которыми, я попытался защитить пододеяльник, рассматривая последствия у меня на животе. Прикоснулась пальцем и посмотрела на меня.
  - И на простыне? - спросила испуганно. Я приподнялся, заглянул.
  - Есть чуток.
  Она опять упала мне под руку.
  - Цикл спровоцировали. - озабочено потянулась за сумочкой и продолжила:
  - Я заберу простынь.
  Про цикл я не понял, но уточнять не стал:
  - Нет уж, тайное похищение чужого имущества. Статья восьмидесятая, пункт третий, приговор: пожизненное заключение в моих объятьях. - импровизировал я грозно, стараясь напугать.
  - Согласна. - пискнула.
  - Катя. Облачко, давай вставать. - выклянчивал я.
  - А сколько времени?
  Я поднёс часы к свету:
  - Почти десять.
   Она откинула одеяло и встала голенькая, наклонилась и начала выискивать своё кружевное бельё. Это было невыносимо, и я похлопал её по такой соблазнительной попе.
  - Антон. - пискнула, разворачиваясь со своими кружевными в руках.
  У меня сил не оставалось смотреть на неё, ещё секунду и всё начну по новой... Что бы избежать соблазна, нашёл в себе силы отвернуться, выдернул простынь с красным пятном, обтёр себе низ живота, количество пятен увеличилось:
  - Наш флаг! - произнёс торжественно, расправив её.
  - Отдай, - ухватила она простынь. Перетяжки с полуодетой дивицей быстро закончились моей полной победой, и я выскочил из комнаты. Там кто-то, что-то прошипел, но на такие происки слабаков, я внимания обращать не стал. В ванной налил в таз холодной воды и замочил простынь.
   Вдруг под ухом:
  - Ты ранен?
  Мама стояла за спиной, вглядываясь в моё тело, отыскивая раны. Вода в тазу порозовела, и она это привычно истолковала. Я скорчил ей угрожающую физиономию, кивнув подбородком в сторону комнаты, и прошипел:
  - Не моя.
  У неё глаза полезли на лоб:
  - Антон, не дай бог обидишь!
  Я начал мягко выталкивать её из ванной:
  - Ты меня не так воспитала, что бы обижать слабых и... - хотел добавить и убогих, но сама мысль об убогости Катьки-облачка, показалась настолько дикой...
  Мама тихонечко прокралась мимо комнаты, повернувшись на пороге гостиной, погрозила мне кулаком. Отец, сидел в кресле, повернулся и недоумённо поглядел поверх газеты.
   Я, в своих, запятнанных семейных, зашёл в комнату. Она уже включила свет, одетая, наводила красоту, заглядывая в маленькое зеркальце.
  - У тебя всё класс?
  - Нет, не класс. - сказала озабоченно, продолжая смотреть в зеркало. А я начал натягивать джинсы:
  - Катерина, не пугай. - решил и сам перейти в нападение, которое гораздо лучше обороны.
  - Простынь моя. - заявила решительно: - Завтра принесу замену.
  Я нагло кивнул на небольшое пятно на матрасе:
  - А матрас - мой! - перекривил я её.
  - И мой. - прижалась.
  Я уже натянул свитер, собирался выходить. Она испуганно:
  - Они меня увидят? Надо попрощаться?
  - Как хочешь.
  - Никак не хочу. Мне стыдно. Подай сапоги.
  - Да, ладно, я их сейчас изолирую.
   Вышел в гостиную, где отец, сидя в кресле, читал газету, поглядывая в телевизор, ему коридор хорошо просматривался, по этой причине его надо было как-то изолировать. Но я поступил круче, задёрнул дверную занавеску и закрыл дверь. Ох, уж эти девичьи прихоти:
  - Выходи.
   Быстро выскочила уже в сапогах, а я держал наготове её шубку. Она прямо влетела в рукава. Но разве от мамы что-то или кто-то ускользнёт:
  - Катенька, вы уже уходите?
  - Да, да, торопится она, ей ещё уроки делать, домашнее задание...- усиленно я начал оправдывать её. И старательно отгораживал её от мамы.
  - До свидания.- пискнула, выскакивая из квартиры, уворачиваясь от маминого пытливого взгляда. Я прихватил куртку и за ней. В дверях, повернулся и состроил маме гримасу, пытаясь донести до мамы неуместность её выхода. Она погрозила кулаком. Ну, это мы проходили.
   Не буду описывать сюси-пуси, как мы спускались по лестнице, как она прыгала ко мне с высоты ступенек, всяких там поцелуйчиков и зажималок-обнималок...
   Когда подошли к её подъезду, я остановился, рассчитывая, что на этом проводы закончились. Но, ни тут, то было, она потянула меня в подъезд. Когда зашли в квартиру, к дверям уже выскочили и папан и маман:
  - Катерина, ты, где была? - строго прикрикнула маман: - Мы с отцом совсем извелись.
  - У бабушки.- чирикнула.
  - Не правда, мы звонили. - взгляд маман был строг и пылал праведным гневом:- Ты ушла от неё около семи, а сейчас... Знаешь сколько времени?
  - А мы у Антона его записи слушали. - и глазом не моргнула, стягивая с меня куртку. Актриса.
  Подвергся и я внимательному осмотру. Смотрю, успокоились, я вежливо поздоровался с маман и поручкался с папан. Знали б они, какие и как, мы "записи слушали"?
  - Ты ужинать будешь? -строго посмотрела маман: - А вы Антон?
  - Спасибо, я дома поел. - хотел уже откланяться, пытаясь отобрать у неё своё добро, но она быстренько повесила мою куртку в шкафчик. И хитрая дивица, тут, же заявила:
  - Мы у него его записи послушали, а теперь я познакомлю его с моими. - безо всякого смущения заявила, затягивая меня в свою комнату. И мне сразу захотелось слушать записи, так же, как мы их слушали в моей коечке. Она быстро разделась, оставшись в белье, накинув халатик, упорхнула в ванную. Если бы хоть на секунду задержалась, то не скоро бы туда попала, уж очень меня кружева её нижнего белья заинтересовали. Очень соблазнительно выглядели.
   Скоро вернулась и стала усиленно стягивать с меня, всё, что на мне оставалось.
  - Облачко, а я, ведь, не мытый.
  Толкнула меня на кровать, достала пачку влажных салфеток и принялась меня обтирать. Нависла надо мною, совершенно нагая, до того соблазнительная, что я закрыл глаза и вцепился, зажав в кулаки со всей силы одеяло. А она методично с азартом, не спеша, обтирала меня.
  И всё время, при этом шёпотом комментировала, все мои анатомические особенности.
  Аромат салфеток пьянил, но её шепот сводил с ума. А когда она, с особой тщательностью, взялась обтирать, по её словам, показатель моего возбуждения... Потом, змейкой, плавно скользнула по мне, и...
  Подробности уже не интересны, мы "слушали записи", потом засыпали, потом опять "слушали записи", репертуар был неизменным, но потрясающим каждую клеточку организма.
  Но и её кровать, нечета моей коечке, полуторный шедевр кроватного искусства. С всякими, как там их, балясинами и прочим наворотами, такое, произведение искусства, уже койкой не назовёшь. Рядом стояла высокая импортная дека, по-моему. Так что музыка мурлыкала всю ночь. А уж, что там маман и папан думали, догадаться было не трудно. Пошла, единственная доця, в разнос. И попробуй, останови...
   Насилу упросил, что бы в начале четвёртого выпустила. Встречаться утром с её маман и папан? После такого? Девать отчёт и смотреть им в глаза. Это выше моих сил.
   Выскочил на улицу, глянул на окна их квартиры. Светится окно на кухне. Видно, начался разбор полётов, жалко мне её стало, но так, сама виновата. Сразу бы отпустила...
  
  
  Ну а дальше, как в таких случаях, Витёк называет это - показать чудо любви, этому, мне у него, учиться и учиться.
  Встречались почти каждый день, уже больше двух недель, кроме дней, когда я был в карауле. По выработанной традиции усиленно "слушали записи", то у меня, но чаще у неё. Я как-то даже испугался, что, наверное, её метода "слушать записи" постепенно, со временем, сойдёт на нет, и придём к традиционным методам.
  - Как это у тебя, получается? - спросил как-то, раздувая её кудряшки.
  - Что, получается? - насторожено взглянула на меня из-под моей руки.
  - Ну, вот то, как мы с тобой "записи слушаем"?
  Опять уткнулась мне в плечо:
  - Не знаю, как-то... Я не соображаю, оно само начинается... Превращаюсь в облачко и плыву себе. - смеётся: - Никому не мешаю. Может что-то не так? - встревожилась: - Тебе не нравится?
  - Ты чудо, Облачко. И я не хочу ни чего другого.
  - Но, ты знаешь, - я попытался натолкнуть её на мысль, что у нас с ней не совсем традиционно - Ты, же в фильмах видала...
  Но она слегка толкнула меня, чем выказывая своё недовольство:
  - Антон, я ведь медик, ты мне, про тычинки с пестиками, не рассказывай. А вообще, - повернулась с хитрой улыбкой ко мне: - Может это от того, что много любовных романов начиталась, а там так смакуют такие эпизоды... - тихонько рассмеялась: - Очень воображение развивает. - удобней пристроилась у меня подмышкой: - И сейчас, наверное, уже не физиология, а на чистом воображении действую.
   Да, воображение это великая сила. Я ухмыльнулся, вспоминая. Да у меня, по молодости, иной раз по утрецу, это воображение легко до полного удовлетворения доводило...
  Больше на эту тему разговоров не было, но с каждым разом она эту методу совершенствовала и обогащала. От чего я только обмирал, и... Мы погружались в информационную вселенную друг друга. Объединяясь во что-то отличное, совершенно иное, чем, просто Катя и Тоха. Какие тут могут быть комментарии, как говорится "ноу комент"! Так что у нас, как бы, медовый месяц образовался.
  
  И всё бы нормально продолжалось, сессия закончилась, матанализ сдал, как обычно, повышенная стипендия была обеспечена. Началась сессия и у неё, но она меня заверила, что у них сессия чистая формальность, их до одури гоняли в течении семестра, так что она её сдавала более чем успешно, - а, по-другому, мамина и папина доця, не могла и не умела. Сплошное совершенство.
  Но, обязательно какая-то кака и случится. Было очередное дежурство, ничего не обычного, три выезда на горящие мусорники. Погасили на какой-то стройке горящий вагончик-бытовку. Опасались, что сторож там лежит. Эти орлы обогревательные козлы поставят, докрасна раскалят, и спать пьяными заваливаются.
  Поэтому мы с Козаком, прежде всего, отрубив подводящий кабель, рванули искать вход. Около входа меня поразила картина, стекло в окне расплавилось, светилось багровым светом. И, мягкое, как тесто, упало на покосившуюся оконную решетку, и, в каждом квадрате которой, выдувалось парусом, вид - загляденье...
  Козаченко топором сбил замок, сразу ясно стало, что там никого нет. Сторож, на своё счастье, вышел, на минутку, видно, "супца" грамм двести выпить, да задержался.
  Но мы, на всякий случай, проскочили в помещение. Козак орудовал стволом, а я за ним подтягивал рукав. За пару минут всё было кончено. Но тут, под тяжестью, вылитой "дедами", как называет их Карандаш, частично провалился верх, но нас не задело, мы уже выскочили, чуток только облило. Козак, на всякий случай, обматерил "дедов", проливавших горящую крышу.
   Потом начали надёжно проливать всё, что бы с гарантией очага возгорания не осталось и не пришлось выезжать повторно.
  Вдруг кто заорал:
  - Осторожно высоковольтная линия.
  Над бытовкой и в правду проходили провода высоковольтной линии. Дело очень опасное, пока обходишь очаг возгорания, подтягиваешь рукав, и ствол может выписывать при этом самые различные траектории, куда угодно посылая струю воды. Не дай бог, на провода, даже самому злостному врагу такой судьбы не пожелаешь...
   Я как-то, сдуру, влетел, правда, к счастью, не на высокое напряжение. Гасили в каком-то гастрономе в подвале холодильник. Ох, и чего в нём только не было... И я, не думая, струю со ствола прямо на пламя в холодильнике.
  Судорога! И я сижу, опираясь о стену, вроде в нокауте. Тогда Васёк Галаган меня вытащил. А всего-то попал на распредщит на триста восемьдесят вольт. Повезло, что автомат сразу выбило, так что под током я только слегка и побывал.
   Неопытный ещё был, месяц в карауле. Теперь, приезжаем на объект, первый вопрос - электрику вырубили?
  В общем, сейчас управились с бытовкой благополучно. Было около двух, когда заправили и поставили машины, поменяли рукава. В части все завалились спать, а я студент. На службу явлюсь по будням, с института в три часа пополудни, только в выходные в восемь, как все порядочные пожарные. Поэтому и отдуваться за эту льготу должен. Вот и сейчас, принял пост на фасаде. Кто его знает, зачем этот пост нужен? Но не наше это дело определять, что нужно, а что нет. "Служи по уставу, завоюешь..." там чего-то, вспомнил ещё армейское.
  Не успел и прикемарить, опёршись о стену, как заревела сирена - на выезд, тревога! Сирена у нас хорошая децибел на сто двадцать, мёртвого поднимет. Все кинулись к своим боёвкам, натянули и устроились в боевых отделениях машин. Сидим, ждём, пока Карандаш получит в операторной путёвки и разведданные, если что-то есть.
   Выскакивает, шоферам путёвки в зубы, и к нам, на первый ход, около водителя, на своё законное.
  - Чего там? - раздражённо спрашивает Козаченко: - Опять мусорник?
  - Не... Задымление. - отмахнулся Карандашёв, что-то озабоченно листая.
  - А дымосос? - заинтересовался Козак. Карандаш пожал плечами, мол, не наше дело пришлют, хорошо, а нет, так будем нюхать.
   Так что, хрен, редьки не слаще, это сейчас будет тот же мусорник, но в каком-нибудь вонючем подвале. На меня напала зевота, не могу остановиться, челюсть выворачивает.
  Мчимся с сиреной по ночному городу, пустые улицы, редкие окна светятся в тёмных домах. Впереди на ночной пустынной дороге, только жёлтые пятна света уличных фонарей. Вспомнилось, как Витёк, давным, давно, хотел освоить гитару и разучивал "мои ночные друзья фонари", под её бринканье. Но скоро бросил и гитару, и пение тоже.
  С визгом сирены и рёвом моторов, подлетаем, к какой-то, многоэтажке. Остановиться не успели, а Карандаш командует Козаку, он у нас командир отделения:
  - Фонари в зубы и ищите вход. Пошёл.
  Нам второй раз повторять не надо, из рундука под сидением боевого отделения, достаём аккумуляторные фонари, и на периметр. Со всех дырок подвала валит густой чёрный и ужасно смердючий дым. Сразу, по клубам дыма, находим забранное решёткой окошко в подвал.
  - Тоха, кусачки!
  Я бегом к машине, достал здоровенные кусачки, ими мы и решётки и замки перекусываем. Сразу же выкусаю решётку, довольно быстро управился. Отгибаем, её остатки в сторону.
   Вот тут сдуру Козак и вклепал, ведь команда была, только найти вход. А он, как говорят, по молодости лет и от избытка старания... Чёрт, а ведь это я, сдуру, по молодости... Он же и слова не сказал, а меня черти толкнули... Ну это уж потом я сообразил, а тогда, ведь, Козак остановить должен был, он же командовал.
   Лезу туда первым, за мной Галаган.
   Васёк Галаган, в общем-то, приписан к первому караулу, но, в связи с тем, что живёт в общаге при части, и, потому, что молчалив и безотказен, чем и пользуется начальник части, бросая Васька на усиление в любой караул. Подсвечиваю ему. Затем, с трудом, протискивается Козак. Ни каких комментариев по поводу его габаритов. Дым воняет так, что и дышать не хочется, да и глаза выедает.
   Сидим в каком-то задымлённом закутке, ограждённом фундаментными блоками. В каждой стене по узкой щели между блоками.
  - Дымосос где? - орёт Козак в рацию. Не слышно, что ему ответили.
  - Тоха, ты, - показывает на щель в левой стене. - Васёк...
  Ему показывает на щель в правой стене. Но я уже проталкиваюсь, мешает широкая боёвка, пояс с топором, главное оружие рядового топорника. Обследую такое же помещение, никого. Нахожу, сквозь дым, следующую щель, протискиваюсь сквозь нее. Кашель начинает разрывать лёгкие, дым разъедает глаза, пластиковое забрало ни хрена не помогает, да оно не на эти условия делалось. Надо было включаться в ИП (изолирующий противогаз). Да куда там, в нём, по этим щелям лазить? Тут и без него с трудом лезу. Прошёл ещё два или три таких же, ограждённых фундаментными блоками, помещений, иду в направлении дыма. Хорошо, что хоть сухо, а то бывает залито канализацией. Вот тогда - такой кайф... Врагу не пожелаешь.
  Дышать невозможно, лёгкие как ножом режет. Припадаю к самой земле, чтобы глотнуть воздуха, посвежее, но утыкаюсь забралом каски в чьи-то ноги. Вижу рядом гору тлеющего зловонного тряпья. Ору, захлёбываясь кашлем:
  - Нашёл! И жмурика! - слышу, невдалеке кто-то прокашливает, как и я, задыхаясь дымом.
  - Где вы? - орёт Карандаш невдалеке: - Вход здесь поблизости. Лезьте на голос.
  Ко мне кто-то подползает. Худой и длинный, значить Васёк. Тянем с ним за ноги жмурика. Впрочем, может он ещё и не жмурик. Зря, я его так, может, откачают.
  Среди пожарных ходит анекдот: "Пожар в морге, приезжает расчёт, очаг возгорания ликвидируют, пострадавших вытаскивают, искусственное дыхание, подключают кислород. Начкар докладывает дежурному по городу: шестеро пострадавших, всех откачали!" Так может, и этого, бедолагу, откачают.
   Пока мы подтаскиваем его к щели в стене, оттуда уже Козак в ИП заливает из ствола, через её и нас, и тлеющее невдалеке немалую кучу какого-то барахла. Вода чуток освежила, но смрад невероятный, не передаваемый. Что там горит?
  Помню, на занятиях рассказывали, что перья при горении, а особенно тлении, выделяют какой-то цианид. А разная синтетика что-то ещё хуже. Надеюсь, нет там ни перьев, ни пластика.
   Подаём пострадавшего ногами в перёд, ну и тяжёлый, сил нет, ноги ватно подгибаются. Там уже Карандаш в ИП, помогает вытащить.
   Вылезли на свежий воздух, откашливаем утробно до боли в лёгких. А потом меня сотрясает рвота. В желудке ни чего нет, на дежурстве, я пощусь, беру на сутки литровый пакет кефира и городскую булку. Всё это уже давно съедено и переварено. Но рвотные судороги выворачивают желудок наизнанку, идёт в чистом виде жёлчь, обжигает горло и наполняет рот такой горечью, что желудок заходится ещё сильнее в судорогах, меня сгибает пополам. "Строгать" на голодный желудок... Это как будто, кто с носока в живот бьет. Мельком вижу, что и Козак с Васьком "строгают" по круче меня, у них-то желудки не пустые. Кто, кто, а Козак пожрать, мастак, ещё тот.
  - Воды! - хриплю. Подходит Карандаш:
  - Нельзя вам воды. - наклоняясь, говорит: - Отравление угаром. Рвота ещё сильнее будет. Ох, и получит Козак, какого хрена полезли без команды. - злится.
  Да я и сам знаю, вода только рвоту усилит:
  - Прополоскать- тычу пальцем в направлении рта. Карандаш подаёт флягу. Но легче не становится.
  - Снимайте боёвки, - командует нам: - Скорая едет, заберёт вас в госпиталь.
  Невдалеке, ревёт вентиляторами дымососка, откачивая дым. Добралась, наконец.
   Кружится и болит голова, снял пояс с боевым своим топором, снял и бросил боёвку и сел, опершись о какие-то кусты, чёрт его знает, что за растения, главное есть опора для спины.
  В скорой усадили нас рядком на носилки в скорой, спросили, не пили ли спиртосодержащего и всунули кислородные маски. (спирт выделяется через лёгкие, и с чистым кислородом может воспламениться прямо в лёгких). Сделали какие-то уколы в бедро, прямо сквозь ткань хэбэшки. Чуток, полегчало.
  Вдруг, опять мой желудок возмутился и выдал такой рвотный фортель, что я чуть не кувыркнулся с носилок.
  - Тоха, гад! Кончай! А то... - орёт Козак, но не успевает закончить угрозу, как закатывается в таких же мучениях. Отреагировал на мою провокацию, а вот Васёк, сидит спокойно, не реагирует, привалив к стенке скорой и даже, по-моему, глаза закрыл. К счастью, вскоре, эти рвотные рефлексы прекратили, своё издевательство над нами.
  
  
  Не нравится мне в больницах ранние подъёмы, уже в шесть, катит медсестра свой прицеп:
  - Просыпайтесь, быстренько. Продседуры!
  - А то, что мы только около четырёх легли, так не считается? - высказываю хрипло своё возмущение и захожусь в надрывном кашле.
  - Ни чего, до обхода выспитесь. - спокойно отвечает: - На это дело у вас ещё весь день впереди.
  Мы все лежим под капельницами. Она подходит к Ваську, он поворачивается набок, она делает ему пару уколов в задницу. Переходит к Козаку, тот эту продседуру пропустить спокойно не может, повернувшись, заявляет:
  - Вы только попробуйте на моём приборе настройки сбить.
  Занятая ампулами, сестричка спрашивает недоумённо:
  - Какой прибор?
  Козак за словом не лезет, заявляет со всей серьёзностью:
  - Задница - это главный прибор пожарного. Он им все неприятности чувствует. И если она утратит чувствительность, тут ему и хана.
  Медсестра тоже не промах:
  - Так это вы утратили чувствительность своих приборов, раз сюда попали.
  Но Козака так просто не смутить:
  - А тут, с другой стороны, есть ручка регулятора, ею чувствительность регулируется. Может, подкрутите, подрегулируете?
  Мы с Галаганом, чуть с коек падаем от смеха. Всё это говорится на таком серьёзе, если шуток не понимаешь, так и поверишь. Медсестра тоже смеётся:
  - Я тебе так подкручу, без крутилки останешься.
  Тащит свою тележку ко мне, настала моя очередь, в точный прибор уколы делать, настройки сбивать.
  А Козак, кряхтя, кашляя, поднимается и, таща стойку с капельницей, выходит в коридор, в дверях:
  - Позвоню, что бы Карандаш гражданку завёз.
  Вот это мысль, а я всё гадаю, как нам домой босыми в хэбешке добираться.
   Потом иду я, таким же макарём, обзваниваю Витька, на кафедру, выпрашиваю пару дней отдыха. Все идут на встречу, Сергей Анатольевич даёт два дня отгулов. С Витьком договариваемся, что он родителям выдаст версию, о том, что меня отправили на пару дней на срочные сборы.
  У Витька случаи бывали покруче моих. Я-то в госпитале впервые, так, по пустяку. А он за год дважды. Служил он в соседней СВПЧ-18 - самостоятельной военизированной пожарной части. И как-то, гасили они один из корпусов в санатории. Для тех, что умом подвинутые. Трёхэтажный деревянный флигель ещё дореволюционной постройки, среди парка за главным корпусом.
  Он, с напарником, выбрасывали неходячих в окно, с третьего этажа, на специально натянутое полотнище. По лестнице было уже невозможно идти, горел первый и второй этажи. Как им удалось попасть на третий этаж, через два горящих первых, это отдельная история.
   Выкинули всех больных, кого нашли, напарник выпрыгнул благополучно. А этот идиот решил ещё пробежаться по этажу, окончательно проверить, не забыли ли чего.
  Получил по полной. Летел до первого, сквозь выгоревшие перекрытия, а за ним летели и все балки перекрытий. Его счастье, что не было подвала, из подвала его бы, вряд ли, вытянуть успели... Травмы, ожоги, короче, почти месяц в госпитале. И ни одного перелома! Таки везучий...
  Ему тогда чертовски повезло, не оставили его там ребята, хоть из-за него ещё двое попали в госпиталь. Пока его вытаскивали, из-под горящих балок перекрытия.
  А через пару месяцев, горела нефтебаза, и этот дурак опять нарвался, видишь ли, он думал, что успеет проскочить и пролить огромную цистерну, хранилище ГСМ. Взрыв! Получил прямо в морду. И опять повезло, после взрыва, обошёлся реанимацией в ожоговом центре. А запросто мог остаться обгоревшей головешкой, как кое-кто там, так и остался.
  У нас в карауле тоже "случаёв" было не меньше, и по штурмовой лестнице приходилось лезть на шестой этаж под огнём, и женскую общагу, какой-то швейной фабрики, спасали, вытаскивали среди ночи полуголых девушек... Девчонкам повезло, горело в подвале. Пока ребята из соседней части ликвидировали очаг возгорания в подвале, а мы, и ещё ребята из двух частей, спасали девушек. Многие из них были отравлены угаром, но спасли всех.
   Было такое, что и перекрытие обрушивалось как-то на голову, тогда я вытаскивал Карандаша из-под горящих балок перекрытия... Но почему-то таких жёстких несчастных случаев, как с Витьком, не было. За три года моей службы в карауле, никто надолго в госпиталь не попадал. А Витёк за год - дважды!!!!
  Неслучайно, ещё с малолетки, у него кликуха - Бешеный. Особенно он разошёлся в последний год перед армией. Когда я уже год служил.
  К летнему кинотеатру, как мама с подругой не придёт, а они ходили не чаще раза в месяц, на самые слезоточивые фильмы. То только поражалась, глядя на то, что он вытворяет.
  А на площадку у летнего у нас в посёлке, собирались все порядочные девушки, по терминологии Катиной маман, и всё порядочное общество.
  А, для Витька, это было место постоянных разборок, тут он вылавливал всех своих должников и отоваривал по закуткам, а если все уже получили то, что они, по его мнению, заслужили, то кагалом пёрли в частный сектор, где частники, в тихаря, продавали домашнее вино, и там Витёк с друганами его дегустировали.
  У нас в летний, приходили задолго до начала фильма.
  Вечерние летние сумерки, аромат всевозможных цветов, вокруг был частный сектор, и в палисадниках чего только не благоухало. Изысканное общество совершало променад... Дивицы наряжались, как на первый бал, да и не только дивицы, семейные пары, так же выходили блистать лучшими вечерними нарядами.
  Только он с парой друзей, не буду их называть по именам, устраивали, среди этого благолепия, бешеные разборки. Мотался в расхристанной рубашке и драных брюках. Мама рассказывала, мотался он среди собравшегося изысканного общества, как чертяка, не успеваешь за ним уследить, казалось, что он раздваивается...
  Если про кого-то говорили: "Заводится с пол-оборота!", то Витьку и четверти оборота хватало. У собеседника "кривое" слово ещё только собиралось сорваться, а Витёк уже валил всех подряд. Он не признавал ни каких авторитетов, бил всех подряд, не задумываясь, пёр на нож. И все сидельцы, тянувшие не один год на зоне, получали, от Витька, при малейшей попытке что-то ему доказать. Потом все они крутили головами, удивляясь силе его кулака.
  В общем, я, в сравнении с ним, невинный ребёнок, и если бы не он, просидел бы я тихонько за книжечками-прочётными, это мамино словцо, обозначало художественную литературу. Но Витёк, не мог пройти мимо такого пай-мальчика. По его мнению, моё поведение портило ему авторитет, вот и приобщил меня ко всем этим разборкам. Единственно о чём жалею, что сагитировал его поступить подрабатывать на пожарку. С его бешеным характером...
   А теперь вопрос: так кто везучий? Он, который провалялся по госпиталям и реанимациям два полных месяца за неполный год службы? Или я, вот только на пару дней и попал туда?
  Но он, нахально утверждает, что из нас двоих, он самый везунчик, мол, ну и что, что госпиталь, зато, из такой безнадёги вылез. Дай-то Бог, я согласен, спорить с ним не буду, себе дороже. Молю Бога, что бы ему и дальше везло и всем нашим коллегам в боёвках.
  
   Но вернусь к госпиталю. Начался обход. Врач, седенький дядечка стал у коечки, просмотрел анализы крови. И пришёл к выводу, что угарный газ, не очень много крови нам попортил. Чему мы рады и канючим на выписку.
  Предлагает полежать до завтра, а там, видно будет.
  Приезжает Карандаш, заносит три мешка с нашей гражданкой и забирает гимнастёрки, сапоги с нас сняли, ещё, когда сажали в скорую. Карандаш желает нам скорейшего, потому, как без нас ему в карауле скучно.
  
  
   На завтра выписали, дали пару дней отдыха. И я рву когти на электричку в четырнадцать сорок. Выскакиваю на платформу, уже за пару минут до прихода электрички. Топаю вперёд, смотрю, краля стоит особняком, модняцкая шикарная в голубенькой шубке, прямо всё из себя гордая, недоступная, неприступная, носик в сторону отворотила.
  Ну, думаю, я ей сейчас устрою проверочку на испуг, что бы бдительность не теряла, периметр контролировала. Подхожу и голосом погрубее и страшнее, рычу:
  - А ну, дамочка, дай шубку примерять.
  Повернулась, в глазах недовольство, но узнала мгновенно, прижалась, радостная:
  -Антоша, ты, где был, я вчера вечером у метро ждала, потом домой заходила.
   Хотел ответить про сборы, но раскашлялся, выплёвывая чёрные сгустки. Начали лёгкие очищаться. У неё в глазах ужас. Чувствую, эта краля гордая недоступная, сейчас в обморок грохнется. Надо меры принимать. Подхватил, и в вагон, остановившейся электрички.
  - Что, это с тобой случилось? На пожаре? - в глазах дикий ужас. А мне этого и надо.
  Ну, тут уж я, конечно, такое ей наплёл о наших приключениях в задымлённом подвале. И про огонь и дым, про спасение бомжа, только в моей редакции, это уже была прекрасная дивица, которая зацеловала, своих спасителей.... Кстати, бомжа, таки, откачали.
   В общем, слушала с ужасом в глазах. Уже подходили к дому, когда я заканчивал свою эпопею, рассказом о госпитале и о самом чувствительном приборе пожарного, и рычажке для его настройки. Но у неё, ни этот прибор, ни сам рычажок, не вызвал никакого интереса. Бесчувственная...
  - Антоша, увольняйся, пожалуйста. Я тебя прошу. Не дай Бог с тобой что случится.
  Конечно, мне её внимание лестно, для этого и плёл я, налегая на жалость, но, по-моему, не совсем удачно вышло. Вместо жалостливого участия, вызвал у неё только дикий страх, слёзы и панику. А вот этого я как раз меньше всего хотел:
  - Катя-облачко, это всё побрехеньки. Всё было просто, безопасно и очень скучно.
  Но у неё из глаз градом котились слёзы. Довёл-таки, до слёз, раздосадовал.
  - Я ведь медик, я знаю, что такое отравление угарным газом.- хлюпала носом, прижавшись ко мне.
  - Пошли лучше ко мне "записи слушать". - предложил.
  Она не сопротивлялась:
  - А тебе можно? Тебе плохо не станет?
  - Ты что, врач специально подчеркнул крайнюю необходимость такого лечения. - заливал я соловушкой, упирая, на крайнюю необходимость.
  - Ты обедать не хочешь? - спрашиваю, когда зашли в квартиру.
  - Нет.
   А у меня, госпитальные харчи, только аппетит пробудили. Навалил, на тарелку, какой-то холодной каши, из кастрюли на плите.
  Коечка моя встретила нас очень приветливо. Потом "наслушавшись записей", лежали, спросил:
  - Как сессия?
  - Сегодня сдала экзамен по....- похвасталась, назвав, такой замысловатый предмет, что мне никогда не запомнить.
  - Не сомневаюсь в оценке, что получила.
  - Даже и не сомневайся, получила, то, что всегда. - ответила с горячностью.
   Я её, после этого заявления, опять очень крепко поздравил. Потом подумал, и ещё очень крепко пожелал дальнейших успехов, в учёбе и личной жизни, решил их не разделять. Может зря? Лежим, отхекиваемся от поздравлений и пожеланий.
  Я поглаживаю её по разным частям тела, наслаждаясь тем, как на её действуют мои прикосновения, заставляя выгибаться и постанывать. Её тело чрезвычайно чувственное, подобное музыкальному инструменту, на котором, такие симфонии с рапсодиями разыгрываю... Исследуя её тело и реакцию, подвёл итог:
  - Тело девушки сплошная эрогенная зона... - подумал, и продолжил: - А вот у парней одна единственная эрогенная зона... - И примолк, интригуя Облачко. Она заинтересовалась и толкнула локтем в бок:
  - Ну, не тяни...
  - Одна единственная зона - глаза. Глянул и возбудился!
  Задумалась, подняла указательный палец:
  - Вот почему девушки столь внимательны к своей внешности... С помощью макияжа воздействуют на эту единственную эрогенную зону.
  Я усмехнулся, вот и она небольшое открытие сделала.
  
  И вдруг, дверь открывается и на пороге собственной персоной Витёк. Как я не услыхал входной двери?
  Увидал нас и расцвёл в широкой ехидной ухмылке. Катя-облачко сразу с головой под одеяло. А он, гад:
  - Здравствуйте Катенька. Как ваше драгоценное? - сладенько так потянул с надрывом, скорчив, умильную рожу, даже попытался приоткрыть одеяло. Но я на страже, получил змей по рукам.
  А у меня терпение окончилось, начал подниматься:
  - Пошёл отсюда. Не смущай девушку.
  Но он, увидал нашу одежду, нагло попёр к стулу, на котором была она сложена. И, нахально, подцепил пальцем кружевные трусики, явно намериваясь их понюхать, как цветочек. Я уже встал, осторожно отобрал трусики и вытолкал его за дверь, натянул свои семейные.
  - Кстати, это и моя комната. Покушаетесь на мою жилплощадь. - донесся его нахальный голос, из-за двери: - Катенька, полагаюсь только на вашу доброту и обострённое чувство справедливости. Защитите от происков захватчика.
  Никак не унимался Витёк, за дверью.
  Катя выглянула из-под одеяла, насилу сдерживаясь от смеха:
  - А он давно пришёл?
  Этот вопрос и меня заинтересовал, по старой договорённости, между нами, интимная жизнь каждого из нас была неприкосновенной. Я вышел к нему:
  - Давно тут?
  Он ухмыльнулся:
  - Успокойся, только зашёл, шубку увидал, и так захотелось Катеньку смутить, аж, слеза скупая мужская проскочила. Посмотреть на вас голубков захотелось.
  Чего-чего, а, нахальства ему не занимать.
  - Завидуешь, змей. Ну что у тебя? Всё нормально? - он ведь с дежурства.
  - Фигня. - отмахнулся: - Катя дай поносить, - заныл, канюча, это он, гад о трусиках: - Ну, хоть примерять?
   Вышла она уже одетая по форме, ответила со смехом:
  - Обойдешься. Свои иметь надо.
  - Угу, у меня семейные, носим с ним по очереди. - ткнул в меня пальцем: - А у тебя такая неземная красота, разве такие, ещё где-то есть? Позволь, ещё хоть разок глянуть, как они смотрятся, а то я не засну. - он продолжал заливать, в надежде смутить: -А то, этот жлоб, пользуется, что старший, здоровый, меня совсем без трусов оставляет.
  Она в долгу не осталась:
  - А если покажу, вообще никогда заснуть не сможешь.
  Они остались подкалывать друг друга, а я пошёл одеваться. Витёк великий любитель подколов, как-то с года полтора тому, у летнего кинотеатра, с попыткой выяснения каких-то совершенно не интересных мне обстоятельств прицепился Сёмик, со своей шестёркой. А тут подходит Витёк и, особенно не озабочиваясь, лепит Сёмику в челюсть. Тот кувыркнулся через кустики, только ноги на кустиках зависли, а сам где-то на газоне за кустами ворочается. Я не сторонник столь радикального решения, обычно стараюсь как-то поговорить. А Витёк уже обратил своё внимание на шестёрку, который что-то начал объяснять, но Витёк его прервал: -- Слышь, ты когда губами шевелишь, это меня сильно возбуждает...Тот сразу понял и сразу исчез. Так это замечание Витька вошло в местный поселковый фольклор.
  
  После этой встречи прошло уже с неделю. А сейчас вот звонит моя красавица, сейчас придёт, любоваться на мои боевые отметины. Слышу, хлопнула входная дверь. Я прикрыл физиономию раскрытой книгой, мол, заснул за чтением. Слышу:
  - Антоша... - тихонечко так, уже стоит, склонившись надо мной. Поверила, что сплю?
   Я медленно стягиваю книгу и слежу за её реакцией. Витёк вовремя подставил стул, на который она буквально упала, я тоже невольно дёрнулся, подхватить. Ну, у этого жлоба реакция оказалась побыстрее. Или заранее подготовил, ожидая такую реакцию дивицы. За мной долг. А вообще в следующий раз её заранее предупреждать надо будет, но, очень надеюсь, не будет уже такого следующего раза.
  Я сел и взял её ладошки:
  - Катя. Облачко. Это всё ещё я, - стараясь, что бы моё мычание было хоть немного членораздельным: - Только имидж сменил.
  Но она явно сейчас была лишена чувства юмора.
  - Ну, вы тут милуйтесь. А к органам политпросвещения. - это Витёк, так про телек.
   - Никто не оторвёт члена, - выдержал едва заметную паузу: - профсоюза, от органов профсоюза!
  Я скорчил гримасу, делая попытку ухмыльнуться.
  - Это тебя те бандиты побили? - спросила испуганным шепотом. Я оскалился, видно испугалась, что бы "те бандиты" не услыхали.
  - Не...- мычу: - с платформы пьяный упал.
  - Не обманывай меня.
  Смотрю, а глаза наливаются слезами. Молча, подхватываю и валю её на себя:
  - Меньше разговоров, мне трудно говорить. Лечи! - прохрапел категорический приказ.
  Лечение было более чем плодотворным. Когда осторожный стук в дверь:
  - Мне нужен мой конспект.
  Это тот змей рвётся, поехидничать над нами.
  Заходит, и сразу к стулу с одеждой, вот змей. Но она лежала около меня в белье. Видно, было его разочарование:
  - Катенька, ну покажи?
  А она совсем уже начала озоровать:
  - А на тебе, что бы больше заснуть не смог! - и задрала одеяло, показав попку, обтянутую такими кружевами... Витёк, надеялся смутить её, но получил более чем достойную отповедь, Я привстал и быстро прикрыл одеялом и укутал плотнее, этот её приборчик, по словам Козака.
  - Ага, получил! - смеясь, пискнула она. На Витька напал ступор, только вытянулась озадаченная физиономия, на такое нахальство. Да ещё от кого? От какой-то малявки девчонки. Он явно на это не рассчитывал. Витёк вышел, прибывая в явном шоке, от такого вероломства.
  А я решил проверить, что же он там увидел, сел и раскрыл одеяло, долго рассматривал, не в силах отвести взгляд. Прикоснулся разбитыми губами чуть ниже этих кружев и чуть выше тоже, на всякий случай. Да Витька можно понять, тут всё было очень гармонично и совершенно.
  - Что там? - озабоченно спросила, лёжа на животе. Я, укладываясь, подгрёб её себе под бок:
  - Чудо...- протянул, и принялся стягивать эти кружева, она перевернулась и приподняла ноги, помогая. Я, на всякий случай, спрятал её трусики под подушку. Не дождётся жлоб шаровых развлечений.
  
  Так и протекла ещё неделя за неделей. Давно сошёл снег. Все мои раны сошли, кости приросли, куда там надо. Только под глазами оставалась ещё лёгкая желтизна сошедших синяков. Бодяга своё дело знает, да и батя разными мазями снабжал регулярно. И Катя-облачко лечила старательно, считаю, моё скорое выздоровление - это полностью её заслуга, о чём я её предупредил.
  
  
  За это время мы с Володькой разобрались с системой управления, пришлось изменить технические требования к рулевым приводам, но это секрет, поэтому не рулевым приводам, а, более нейтрально, исполнительным механизмам. Так что к испытаниям на полигоне, по крайней мере, с нашей с Володькой стороны всё было готово.
  А вот на пожарке без приключений не обходилось, но это как обычно. Запомнилось только, как в середине апреля, чуть не сгорел весь наш боевой и ударный второй караул.
  Вызов был на тарный склад, огромную площадку заставленную буртами, высотой до трёх, четырёх метров, из деревянных ящиков. Ни одного гидранта поблизости не было, так что рукавную линию проложить не представлялось возможным.
   Пока мы, въехав на территорию склада, с азартом пытались погасить один из буртов, огонь, треща и стреляя искрами, зашёл к нам с флангов. И, подкравшись с тылу ко второму нашему ходу, и начал облизывать капот автоцистерны.
  Опомниться мы не успели, а уже вокруг нас бушевало море огня. А мы метались, на всё уменьшающемся островке, закрываясь от жара и искр, пробовали сообразить, куда прорываться... Карандаш пытался о чём-то с кем-то договориться по рации. А мы старались огнетушителями спасти хотя бы первую машину, а у второй уже горело моторной отделение, там уже было безнадёжно.
  Спасли нас ребята из восемнадцатой части, мы с ними всегда подстраховываем друг друга. Они лафетниками буквально, прорубили коридор, сметая ящики в горящих буртах, по которому мы и вырвались. При этом нас хорошенько облили, что мы приняли, как благодать божью. Но вот спасти удалось только первую автоцистерну. Слава Богу, сами вырвались и даже не слишком подрумянились. Было бы очень досадно, если бы такой класснинький наш второй караульчик сгорел бы за кучу гнилых ящиков.
  На пожар уже съехалась добрая половина всех городских частей. Но на территорию склада уже не заезжали, окружили склад по периметру, и оттуда продолжили наступать на огонь. Но, судя по всему, спасти тару уже не представляло возможным. Явно, ящики на складе не сгниют, а сгорят.
  Дежурный по городу, построил наш караул и высказал нам своё мнение о нас, и о тактике гашения, которую Карандаш принял в данном случае. Если попытаться пересказать его речь и оценку, в цензурных выражениях, то звучало бы это: пи... пи... пи... вы пи... пи...пи... вам пи... пи...вас пи...пи...ты...! И так далее и тому подобное. Зря он это делал, совсем не справедливо. Карандаш, сразу по приезду, обстановку оценил, доложил и сообщил, что мы сами не справимся...
  А что, надо было стать у ворот и смотреть, как ящики в буртах горят в середине склада? Это как однажды в Академгородке, когда прибыв по вызову на пожар в каком-то научном институте, там мы быстро ликвидировали очаг возгорания: какую-то толи насосную, толи подстанцию. Использовали углекислотные и порошковые огнетушители, горело электрооборудование. И начали собираться ехать в часть, когда Карандаш, выслушав рацию, отдаёт приказ разворачиваться по полной. Мы, не понимая ни чего, быстро развернули по две рукавные линии от каждой машины. В направлении к небольшому двухэтажному зданию, и настороженно застыли, уставившись на Карандаша, в ожидании разъяснений.
   Карандаш покрутил головой, как будто ему жал воротник, и сообщил, что ожидается взрыв какого-то химического реактора, который без той, потушенной нами, насосной, работать не способен. Поэтому ждём, для ликвидации последствий... Мы все почувствовали себя ниже плинтуса.
  Одно дело, когда, подъезжаешь к очагу огня, и видишь, что, да как. А вот когда ожидается какое-то странное мероприятие со взрывом какого-то реактора... И, ни какого представления, чего ожидать от этого химического реактора...
  Видим, к воротам института, подкатывают ещё четыре автоцистерны, явно две части зачем-то подогнали, темнота не даёт рассмотреть какие. Но из машин ни кто не выходил, значить получили приказ... Это что же, ждут на случай, если от нас, после взрыва, ни чего не останется? Козак попытался сходить к ним на разведку, но Карандаш запретил.
  Просидели, прислонившись к бетонному забору и кемаря, около часа в тревожном ожидании. В течении этого часа разные мысли лезли в голову каждого. И каждый поглядывал на остальных, прикидывая, а у кого фарта не хватит..? Кого не досчитает караул, в случае чего? Взрыв, дело непредсказуемое... И что там за реактор, и что вылетит из него, после его взрыва? Богатый опыт пожарных ни чего хорошего от взрывов не предполагал.
  Когда запищала рация, Карандаш выслушал и, с облегчением, дал команду сворачиваться. Реактор удалось учёным заглушить. Повезло нам тогда.
  Так что, дежурный по городу сейчас выступал зря. Карандаш ни когда не стал бы сидеть перед воротами склада и ждать, когда огонь дойдёт до ворот.
  И теперь набились все в одну, чуток сами обгорелые, в обгорелую автоцистерну и вернулись в часть, где нас уже ждал третий караул, наши сменщики.
  Они, ознакомившись с состоянием единственной оставшейся машины, тоже высказали своё мнение, которое не отличалось от мнения дежурного по городу, и в цензурном виде состояло только из: пи... пи.. пи..! Вывели мы из строя нашу часть, почти на неделю, пока не привели в порядок первую машину и не отремонтировали автоцистерну, которую пригнали из резерва, для второго отделения.
  
  
  Не редко мне приходилось сталкиваться с состоянием страха, самое безнадёжное, это когда от тебя уже ни чего не зависит. Когда ситуация складывается подобно тому, как на тарном складе или в автобусном парке... Лихорадочно ищешь выход, но... Остаётся надежда только на чудо, на свой фарт... Другой тип страха, когда ты можешь вывернуться, и от тебя зависит, как от его избавиться. Такое бывает в драках, или, помнится, на практике, когда на шахте устроился в бригаду проходчиков. Мы проходили откаточный штрек по угольному пласту. Проходили буровзрывным методом, для чего по угольному пласту в центре выработки надо вырубить, так называемый отход - нишу семьдесят на семьдесят сантиметров и глубиной до двух метров. Залазишь в эту нишу с отбойным молотком, и представляешь все шестьсот метров породы, которые находятся над тобой... Но это ощущение скорее не страх, а благоговение перед невероятной мощью, когда чувствуешь себя настолько мизерным... Но особенно наслаждаться этим ощущением времени не было, упираешься в отбойный молоток и забываешь обо всём, вгрызаясь в угольный пласт. Эта практика оставила после себя совсем не радостные воспоминания. До окончания практики оставалось уже пара смен, когда на разминовке, приспособлении для замены вагонов, вагон с породой забурился, сошёл с рельсов, и опрокинулся на меня. Я-то почти успел вывернуться, но вот ногу вагоном плавно, как мне показалось, прижало к ножке арочной крепи. Раздался прямо таки оглушительный хруст, как будто переломали штахетину.... Боли сразу не было, нога онемела, но потом начались такие судороги, казалось, расколотые кости острыми краями жуют мышцы бедра.
   Пересказывать детали долго и бессмысленно, в окончательном результате, получил я штифт в правую бедренную кость и шуруп в голеностоп, оказывается, чуток треснул и голеностопный сустав. Вот кто-то за всю жизнь ни одной кости не ломает, а у меня если не травма то перелом. Но врач порадовал, что жировая эмболия меня помиловала -- костный мозг из раздробленного бедра в кровь не попал, а так бы полные кранты...
  Но самое интересное, это методика преодоления страха. Я придумал интересную методику преодоления страха высоты. Во время отработки нормативов на пожарке.
  Иногда начальство радовало нас такими мероприятиями, тогда надо было бегать, прокладывать рукавные линии, тягать стремянки и огнетушители и т.д. и т.п. укладываясь в нормативы. Доказывая, что караул способен уложиться с развёртыванием в заданное начальством время.
   Согласно одному из подобных мероприятий, надо было подняться по мехлестнице, почти на всю её длину, а это почти тридцать метров - больше десяти этажей. Ставили мехлестницу на площадку, и выдвигали лестницу на всю длину под углом градусов восемьдесят к горизонту, без всякой опоры. Надо было подняться по ней до самого верху и спуститься. Всего лишь! К счастью упражнение это было добровольным.
   Козак и Карандаш сразу же довольно быстро смотались наверх, покачались там из стороны в сторону и лихо спустились. Все остальные даже разговаривать не захотели. Я, конечно, восторга от такого испытания нервов не испытывал. Но Козак начал подначивать, и я полез...
  Карандаш предупредил: - Смотри только на перекладины, ни в коем случае не смотри вниз и вдаль, сквозь лестницу.
  Я и принялся точно исполнять полученные ЦУ (ценные указания). Но когда преодолел середину лестницы, взгляд проник сквозь ступени и затерялся за горизонтом. И меня переклинило... Я вцепился в перекладину, и ужас начал своими ледяными пальцами зажимать все мои внутренности... И я перевёл взгляд вниз... Где-то там далеко, далеко внизу, куда уходит качающаяся лестница, стоит мизерный красный прямоугольничек, машинка... И как может быть надёжной опорой для лестницы эта красная точка? Но я вдруг обратил внимание на летающих неподалеку голубей, и возникла в голове мысль, что порадовало, есть ещё что-то, кроме ужаса в голове:
  - А эти и высоты не боятся. - и тут же подумал: - Надо стать голубем. А лучше орлом, на качающейся вершине секвойи!
  Представил эту картину:
  - Я птица! Я птица! Я сейчас полечу! Я ни чего не боюсь!
  Этого хватило, что бы благополучно спуститься. И на меня, после такого подвига, народ начал смотреть с уважением. Козак высказал общее мнение, похлопывая по спине:
  - Но ты даёшь, Тоха. Мы не верили, что ты вообще полезешь. Больше середины преодолел! Следующий раз запросто на самый верх вышкрябаешься. Ещё и раскачиваться там будешь.
  Но для меня и это раза было достаточно, все-таки, почти на высоту седьмого этажа забрался. И если бы я не представил себя бесстрашной птицей, то пришлось бы вызывать вертолёт, что бы меня спустить, и клещами отрывать мои пальцы от перекладины. Хотя наглеть с такими представлениями не стоит, а то, представив себя птицей, так и захочется полететь, помахивая ладошками. А уж куда такой полёт приведёт...
   Но вывод сделал, попав в ужасную ситуацию, надо представить себя кем-то для кого эта ситуация норма. Например, окружил тебя пяток недоброжелателей, представь себя тяжёлым танком... Смех, смехом, но тут главное, что бы кроме ужаса в голове, ещё хоть что-то появилось. А вот это требует систематического аутотренинга, чему обычно внимания не уделяется.
  
  
  
  Вот так и прошло почти полгода. Началась весна, первым признаком которой, для меня является появление на дорогах мотоциклистов. Выкатил и я, конце марта, из гаража свою тачку, как называл я её с любовью, периодически обтирая ветошью: - "Явочка?-Чиявочка?- Мояяявочка"!
   Попытка прокатить с ветерком на мотоцикле Катю, натолкнулась на её решительный отказ. Видишь ли, мама запретила. А моя красавица очень послушная, мамины указания выполняет неукоснительно. Но посидеть на стоящем мотоцикле, крепко прижавшись к моей спине, не отказывалась.
  
   Пора подводить итоги общения с Облачком-Тучкой, проанализировать сильные и слабые стороны. Самое главное достоинство, что мне, без неё уже чертовски скучно. Один её вид уже поднимал моё настроение, и вызывал, почему-то, желание поприкалываться над ней, от чего насилу сдерживался. Уж больно она всегда правильная, серьёзная и совершенная. Но как-то не сдержался, глядя, как она с умненьким видом философствует, и что-то сказал по поводу девичьего мышления. И сразу возмущённое:
  - Ты меня не уважаешь!
  Вот тут уж я сдерживаться не стал:
  - Конечно, не уважаю! - заявил нагло. Повернулась, глаза удивлённо округлились и стали наливаться слезами. Но я продолжил с ехидством:
  - У меня к тебе совершенно другое чувство. Я тебя люблю! - притянул поближе и зарылся в её кудряшки на макушке. И заметил поучительно:
  - А уважаю я уголовный кодекс. Чувствуешь разницу?
  Такое отделение уважения от любви, озадачило её и повергло в глубокую задумчивость. А я, в тихаря, надрывался от смеха.
  
   Сейчас она проводила у нас почти всё время. Наша, общая с Витьком, мама-умелица, каждый выходной, что-то шила или перешивала, превращая какой-то из своих старых нарядов во что-нибудь сверхсногсшибательное модное. Шила она с азартом фаната, только швейная машинка тарахтела, пулемётом. Любое платье, костюмчик ей были по рукам. Но заявляла, неоднократно, что брюк шить не умеет. И это при двух сыновьях...
  Благодаря этому шитью Катя и затусовалась с ней, часами сидели вдвоём придумывали фасоны и там ещё чего. Я, другой раз, подойду к ним, посмотрю, с каким азартом они обсуждают фасоны, и прихожу к выводу:
  - Так вот, мама, тебе чего не хватает. Дочечку бы тебе, а не двух шалопаев сыновей.
  - И от шалопаев не отказываюсь, но уже очень надеюсь на внучечку-крошечку.
  Я покачиваю головой, соглашаясь, перевожу взгляд, смотрю в упор на Катю:
  - Стараемся, мама, со всех сил стараемся.
  Катя смущается и краснее.
  Как-то, ехидничая, я спроси её:
  - Дорогая, не угостила бы ты меня борщиком собственного приготовления?
  На следующий день записалась на кулинарные курсы по три раза в неделю.
  И теперь приходится мне, а если я на дежурстве, то Витьку, с ней бродить по рынкам и магазинам, пока она выбирает и покупает заданные на курсах ингредиенты. Потом тащить пакеты на эти курсы, где она с азартом готовит. А потом, встречать её, и осторожно нести, чтобы не расплескать, её готовку. Завела даже толстую тетрадь для рецептов. А на нас, с Витьком, она испытывала свои кулинарные шедевры, и надо сказать очень недурственные. Девочка-совершенство?
  
  Идёт время, летит, вот уже закончился семестр, началась летняя сессия. Я уже сдал два экзамена. Сегодня был экзамен по ТАУ, но я на него не пошёл. Сергей Анатольевич поставил мне автоматом. И я лениво развалился на коечке, посматриваю в окно, а она сидит, за нашим с Витьком учебным столом, делящим нашу комнатушку пополам. Обхватив свои кудряшки, уперлась локтями в стол, и что-то зубрит из толстого учебника, изредка переворачивая страницы.
  Лениво перекатываются мысли, после сессии, месяц практики на золотых приисках, до которых, большим самолётом часов десять лёту, потом самолётом поменьше, часок лёту, потом вездеходом... Скорее всего, останемся там и после практики, до октября, от хорошего, хорошего не ищут. А заработки там обещают со всеми наворотами, не малые, плюс экзотика.
  Именно в этом мы видим настоящую романтику, когда пашешь по двенадцать, четырнадцать часов в сутки без выходных, месяца два, три. И когда чувствуешь, а не слабо, после такой смены, ещё и встать среди ночи и разгрузить прибывшую, чуток не вовремя, машину с цементом... Зато привозим оттуда хорошие деньги.
  С пожарки, к восторгу Облачка, уже уволился, завтра последнее дежурство, отходную выставиться, поляну накрыть. Вот и пригодятся три бутылки коньяка от Боба.
  Вспомнил, как фланируем мы, как-то с Тучкой-облачком под ручку по Массиву. Когда смотрю, у ликеро-водочного, стоят Боб с компанией, морды самые уголовные.
  Подходим, Тучка-облачко сознание от страха теряет, в руку мою намертво вцепилась. Я кивнул им головой: - Пошли.
  Заходим в магазин, продавец Тоська, по кличке Ятедам, это фраза, с помощью которой она усмиряет любых наглецов, стоит за прилавком в позе царственной особы. Я особенно не заморачиваюсь, тычу пальцем:
  - Это, это и это.
  Ятедам выставляет отобранные бутылки коньяка на прилавок. Боб оплачивает, я складываю бутылки в сумку Катерины, она в трансе от ужаса и непонимания. Выходим, инцендент исчерпан. Боб горячо благодарит и клянётся в вечной преданности. Пошёл он... Чего стоило мне удержать Витька от расправы, не дай бог, из-за дерьма, попасть под следствие за нанесение особо тяжких...
   Этот коньяк и пойдёт в качестве отходной. Пожарные народ не привередливый, и от конины не откажутся, лишь бы неупились. Облачко так ни чего и не поняло, а ему и не надо.
  
  И вот я валяюсь, подложив руки под голову, на койке. Уже она у меня не самая любимая, перевёл взгляд на свою самую любимую. Сидит, кудряшки свои ладошками обхватила, локтями в стол уперлась, мой взгляд почувствовала. Сразу от книжки своей оторвалась, смотрит вопросительно, мол, чего тебе? Я лениво ухмыляюсь - всё мне надо, вся ты без остаточка... Отвожу взгляд в окно, пускай учит, старается. Опять уткнулась в книгу, шепчет что-то по латыни. И сколько она языков знает и латынь эта, и английский, и французский, и ещё там какие-то, и всё тебе в совершенстве. Девочка-совершенство.
  Я, вот специалист по системам управления, сидим уже больше года с Володей в секретной лаборатории, собираем их, налаживаем...
  А ведь человек, тоже система управления, вот сидит за столом система, голову обхватила, зубрит. Для достижения, каких целей, она создана, какие её возможности? Быстро отвожу взгляд, не буду на неё смотреть, нечего отвлекать, совершенство.
  Может, мы поступаем с собой, как тот чудик, что, увидав на экране телевизора картошку, тащит телевизор на огород и закапывает. В надежде получить урожай картошки?
  Кто мы: телевизор, или картошка, или тот чудак, что тащит на огород телевизор..? Правильно ли используем самих себя?
  На всякий пустяк норовят написать инструкцию по использованию. А на человека, есть инструкция?
  Вот, Катерина, уверена, что она личность высокодуховная, книжек гору перечитала, в театре и опере разбирается... А, на мои слова, что в своё время и театр, и оперу воспринимали, как бесовской разврат, сердится, начинает рассказывать о предназначении высоко искусства в совершенстве личности. Я с ней никогда не спорю. Утверждение, что "в спорах рождается истина", на мой взгляд, абсолютно не верное. На вопрос, а что такое совершенство личности, Катя начинает пересказывать штампы, из прочитанных ею умненьких книжек. Попробуй, поспорь с совершенством?
  А мне кажется, что-то тут не так с этой духовностью. Я инженер, для меня важны чётные параметры системы, количество и чувствительность датчиков, алгоритм, с уравнением, в которое подставляются данные датчиков, и получается решение, которое направляется на исполнительные приводы, обратные связи... И система отрабатывает, стремится к цели, а обратные связи корректируют действие системы.
  А если цель не понятна. Пускай с датчиками, более-менее, ясно, это зрение, что там ещё: слух, осязание, вкусовые рецепторы, и ощущение температуры... Температура, её ощущение это, безусловно, независимое пятое чувство, а шестое чувство это вестибулярный аппарат, с помощью его ощущается ускорение, уклоны и наклоны. И седьмое чувство, но о нём уже говорилось... А ведь ещё есть внутренние чувства, когда ты чувствуешь, что пора посетить туалет... Эти чувства тоже, в немалой степени, определяют твоё поведение.
   А дальше, попадают данные с датчиков... Куда? По какому алгоритму обрабатываются? На основании чего этот алгоритм создаётся?
  Смотрю, как Катя обхватила голову и всё шевелит губами, повторяя что-то. Вон зубрит чего-то. Опять оторвалась, смотрит вопросительно, поднялась, прилегла около меня:
  - Ты о чём думаешь? - прижалась.
  - Да так.
  - Что-то, чисто по-женски? - с насмешкой глянула.
  Я хмыкнул, это наша с Витьком кодовая фраза, которую используем в случае, когда не хотим, кого-то посвящать в свои дела:
  - Да нет, о системах управления размышляю.
  - Умненький мой. - замурлыкала, прижимаясь.
  - А ты совершеннинькая моя. Иди, зубри, а то получишь неуд.
  - Не хочу. Устала. Пошли, пройдёмся.
  Это мысль. Начало июня. Красота ненаглядная, сидеть дома, грех. Пошли гулять с Облачком-тучкой.
  
   От полигона для полевых испытаний системы я отбрехался. Убедил Сергея Анатольевича и Володю, что я там и не нужен, Володя всё лучше меня знает. Золотые прииски манили меня больше, чем полигон. Почти четыре месяца на добыче золота, где-то так далеко, далеко от дома, в малоосвоенной цивилизацией стране обещали очень нехилые деньги.
  Правда возникал вопрос с Катей-облачком, у неё тоже какая-то практика в больнице, зато потом, папа пообещал ей крутой круиз чуть ли не кругосветный. Мне тут же, благожелатели, начали рассказывать о том, чем занимается молодёжь в таких круизах. Но я на провокации не поддаюсь. Во-первых, если ты любишь, то почему тебе должно быть плохо, если твоей любимой хорошо? И какое имеешь право ограничивать любимого человека: запрещать с кем-то говорить, встречаться...
   А потом, ревность самая бессмысленная эмоция: если уже измена произошла, то чего уж ревновать. Томить себя тоской и упиваться своим горем? А если ни чего не было, то делать это ещё глупее. Есть ещё, правда, ревность профилактическая, когда ревнуют на всякий случай. Есть у меня знакомый, так ему жена ладонями закрывала глаза, когда по телеку показывали дивиц в бикини. И что? Кончилось разводом, хоть парень и на дух не переносил посторонних барышень, и мысли об измене в голове ни когда не вынашивал. А вообще, ревность признак комплекса неполноценности, страх перед сравнением, не уверенность в самом себе. Но что толку в попытке найти причину, ревность эмоция, которая давит пострашнее петли удавки.
   И, как Витёк, а ему частенько приходилось изменять своим пассиям, или они изменяли ему, так он принял на этот случай, безоговорочно, старую истину: "Если твоя девушка ушла к другому, то неизвестно, кому повезло больше!". И кто попробует это оспорить? Всяко бывает, ведь барышня может и от кого-то уйти к тебе. И, опять-таки, и в этом случае, проблемы с везением остаются.
  Самое неприятное в ревности, в том, что она не зависит от личности. Как боль, как сердцебиение, гормональная, иммунная и прочие системы организма, ревность, это воздействие из глубин подсознания на личность. Но, когда осознаёшь, что это внешнее чужое враждебное воздействие на тебя любимого, то управлять ревностью становится на много легче.
  
  
  С утра иду на последнее дежурство. Страшное слово - последнее, надо бы использовать слово, которое предполагает какое-то будущее. Крайнее дежурство? Да плевать. Какое бы оно не было, на пожарку я, на жаль, больше не приду.
  После практики, дипломная работа, лагерные сборы, диплом и самостоятельная жизнь специалиста... Эта страничка жизни переворачивается, открывается новая глава.
  Но так получилось, что это дежурство и впрямь чуть не стало последним.
  Начало первого ночи, ревёт сирена - тревога! Прыгая через бордюр, Неживенко, водитель нашей машины, гонит её на полной скорости. Хрипит сирена.
  - Чего там? - Козак наклоняется к Карандашу.
  - Хреново! - повернулся к нам Карандаш: - На станции оборвался контактный провод, прожёг цистерну с жидким пропаном! А она в середине целого эшелона.
  Ни хрена себе! Боже спаси нас! И помилуй! Хуже только пожар на нефтебазе, там без жертв очень редко обходится.
   Уже на подъезде слышен рёв реактивного двигателя, стоит зарево на полнеба, и бухи слышны, и бахи. Неживенко с разгона пробивает жиденький бетонный забор, гонит через пути, прыгаем по рельсам до потолка,
   Мы подъезжаем первыми, ещё никого. Вылетаем, разматываем рукава, каждый без команды знает, что делать. Кто-то уже ворочает лафетным стволом, закреплённом на кабине.
  Сейчас главное, непрерывно поливать ещё целые цистерны, чтобы хоть чуток охладить. Может, удастся избежать принципа домино, когда одна за другой, начнут взорваться все цистерны эшелона.
  Стоит страшный рёв, но работаем, каждый чётко знает свои обязанности. Карандаш хлопает меня по плечу, что-то орёт, показывает на железнодорожника стороне, у стоящего вагона. Я бегу к нему, а Карандаш уже что-то орёт Козаку, вмести бегут туда же.
  Из криков и жестов понимаю, надо срочно расцепить состав, отогнать живые цистерны, а то, такое будет...
  - Но как их расцепить?
  Железнодорожник показывает на рычаг на сцепке вагона, хватает её: повернуть на четверть оборота в любую сторону и вынуть. Демонстрирует несколько раз. Понятно, Карандаш показывает мне на один конец горящей цистерны, Козаку на другой...
  Вынимаю топор и бегу, что мочи. Мужики прикрывают из лафетного ствола, создают водяную завесу, сдуру бьют струёй в спину, сбивают с ног... Ну, я им припомню... Но сделали они это не случайно, боёвку надо намочить, какая ни какая а защита от жара.
  Вскакиваю... Жар... Рёв... Надо всё делать предельно быстро, а то лафетник высушивает цистерну за пару минут... Бежать на прямую к горящей цистерне - самоубийство! Уже за сто метров от цистерны сгоришь, как свечка. Надо проскочить на пару, тройку цистерн вперёд, а потом пролезть под цистернами к горящей и расцепить сцепку.
   Господи, только б не взорвалась! Только б не взорвалась...! Пока буду я расцеплять. А то от Тохи и горсти пепла не останется. Как-будто и не было Тохи... Но, надеюсь на везуху, ведь в случае чего, всё произойдёт так быстро, что ни чего не почувствую... Чего бояться? В голове только одно - Быстрее... Вперёд...
   Смотреть на цистерну невозможно, жар и ослепительное пламя реактивной струёй бьёт из бока на огромную высоту. Летят брызги жидкого газа и тут же взрываются, разлетаясь клубами пламени.
   Лезу под цистернами, бьюсь головой, цепляюсь спиной за какие-то детали под цистернами к сцепке, трещит толи каска, толи моя голова, костяшки на пальцах сбиты о щебень до крови... Дополз... Где этот рычаг...? Бью по ней топором, раз, другой, есть четверть оборота... Со всей силы бью, вылетает... Поджигаю фаэр и выбрасываю его из-под цистерны, это сигнал, что расцепил. Кому надо увидит и поймёт.
  Лезу назад к тепловозу, подальше от горящей цистерны. В голове колотит, одна мысль:
  - Успели? Или нет? И сейчас, как грохнет! И от меня даже пепла не останется. Мгновенно испарюсь...
   Никого не вижу, но колотит мысль: - Готово, расцепил!
  Тлеет боёвка, чувствую, горит всё тело, слезятся глаза, теперь, скорее от цистерны.
  Но уже чувствую, лязгнула сцепка, и цистерны медленно движутся, обгоняя меня. Переворачиваюсь на спину, цепляюсь за какие-то детали под цистерной. Меня волочит по щебню и цепляюсь ногами о шпалы, лишь бы сапоги не потерять, перебираю ногами. Но пока скорость не большая, я не отцеплюсь.
  Скорость возрастает, я отцепляюсь, прижимаясь к шпалам. И вот цистерны прошли надо мною и уходят, всё ускоряясь.
  Вскакиваю, бегу за цистерной, цепляюсь за сцепку, меня тянет, и я прыгаю, уходя подальше от горящей, спотыкаюсь, падаю, встаю и опять спотыкаюсь... Теперь можно и помедленнее... Жар уже можно терпеть, боёвка на спине высохла, но пар от неё обжигает спину.
  Бегу к нашим, натыкаюсь на Козака, лупит меня по спине, морда счастливая, что-то орёт, хлопаю и я его по спине, без слов понятно, что орёт:
  - Живём!
  Уже полно машин. Прыгает через рельсы красный микроавтобус дежурного по городу. Работает с десяток лафетников, но струи, по-моему, до пламени и не долетают, испаряясь на подходе. Тянут рукавную линию от пожарного водоёма.
   Но тут уже, ничего не сделаешь, явно сгорит, а не сгниёт. По соседнему пути подходит пожарный поезд.
  А мы уже всё, наши цистерны пустые, лафетный ствол высасосал все наши запасы воды.
  Карандаш успел зацепить тросом две задние цистерны с газом к нашей второй автоцистерне, и оттянул их подальше. Теперь нашу вторую автоцистерну придется перекрашивать, вся краска обгорела, пока Карандаш цеплял к ней задние цистерны и отгонял их, буксируя, от горящей.
   Всё вокруг залито пеной. На хрена?
   Уцелевшие цистерны, отогнали и проливают из десятков стволов, и наши, и ребята из пожарного поезда. Цистерны парят, и пар, в свете пожара, клубами поднимается вверх.. Феерия света, рёва и всех прочих мероприятий. Мы собрались около своего хода, сматываем рукава, собираем шмотки. Вокруг бегает масса народа, что-то там делают. Я так чертовски устал, что осел вдоль машины, опёрся спиной о колесо, ощущение такое, что, если шевельнусь, умру. Сижу и слизываю кровь с разбитых костяшек по очереди с обеих рук.
  Но подскакивает Карандаш, куда-то тянет. Подполковник, дежурный по городу что-то орёт, а мы, с Козаком, стоим перед ним и недоумеваем. Чего он от нас хочет? Машет с досадой рукой - пошли на... или в...! Карандаш тянет нас к машинам, наши уже собрались, начинаем выезжать.
  Мы свою работу сделали, приехали первыми, расценили состав. А вот если бы не расцепили? О плохом, лучше не думать.
   Машина с трудом перекатывается через рельсы, Неживенко решил, что уже можно и рессоры поберечь. Выезжает через пролом в бетонном заборе. Наша работа. С разгона, Неживенко влепил, и мы даже носов не поразбивали.
  Подъезжаем к ближайшему гидранту. Кто-то, стаскивает крышку люка, а я вытаскиваю колонку гидранта из стеллажа на боку машины, пытаюсь насадить его на патрубок. Руки дрожат, не могу попасть. Козак отталкивает и лихо сажает гидрант на место, закручивает и что-то орёт. Уши, напрочь заложены, ничего не слышу. Что-то ору ему в ответ, скалит зубы и показывает на уши. Думает у меня лучше?
  Ребята подсоединяют рукава, Козак крутит штурвал гидранта. Рукава набухают, бежит по ним вода, наполняя цистерну. Цистерны должны быть всегда полными. А вдруг, вызов?
   Заезжаем в часть. Всё, полный расслабон. Уши забиты ватой, глухо как в танке, но уже что-то начинает пробиваться.
   Раскатываем использованные мокрые рукава, вешаем в башне на просушку, в машину укладываем сухие. Машины должны передать третьему караулу в полной боеготовности.
  Вот такое оказалось дежурство, только, только, не стало действительно последним.
  Всё, эта страница жизни закрыта навсегда. Попрощался с караулом, со своей, обжаренной и продымленной, боёвочкой, сдал и выгоревшую, просоленную потом, хэбэшку...
  Выпили коньяк, закусили, пообнимались. Говорить ничего не могли, потому, что ни чего не слыхали, у всех уши заложены, и сорваны ором глотки. Пообнимались ещё, похлопали друг друга по спинам... Прощай пожарка, СВПЧ ?НН.
   Не знаю, что там с Козаком стало, а вот про Карандаша, через год, слышал, сломал он будто бы на каком-то пожаре позвоночник... Жаль, если правда...
   Дай им Бог удачи, этим парням, в боёвках!
  
  По дороге домой захожу на рынок. Стою у стеллажей с цветами, какие розы брать? Красные, ли розовые, или белые? Беру огромный веник белых.
  Сегодня предстоит ещё одно жуткое мероприятие под названием - заручины. Уже договорено время, заготовлена бутылка дорогого коньяка. И в пять всем семейством пойдём, выпрашивать одну дивицу, у её родителей.
  Просыпаюсь около двенадцати, люблю вот так, после дежурства, почти не раздеваясь, завалиться на коечку, накрыться пледом и часика три, четыре отходить во сне от дежурства. Уши забиты ватой, заложенность их ещё не прошла, но слышал уже сносно.
  Витёк сидит за столом, учит, услыхал, что я проснулся. Он уволился с пожарки, ещё в начале недели. Сейчас сдаёт сессию. Оторвался от учебника и с ехидством смотрит на меня:
  - Ну что? Идёшь сдаваться?
  - Как порядочный человек, обязан.
  -А вдруг, откажут? - скалит зубы в насмешке.
  - Есть и такой шанс. - я покачал в притворном сожалении головой: - Застрелюсь, из клизмы. Одолжишь?
  - А что с руками? - кивнул он на мои разбитые кисти: - Это с кем?
  Я поморщился:
  - Лазить по гравию пришлось полночи. Но так, обошлось...
  Батя перемотал ссадины на костяшках, перед походом за дивицей.
  
   С огромным букетом, коньяком, всем семейством, кроме Витька, ему, видишь ли, позорно участвовать в этом шествии. Пообещал, подойти индивидуально, позднее.
  И вот чинно ведут меня на.... Отец несёт пакет, с приготовленными мамой салатами. Хоть и просила её, противоположная команда, ни в коем случае ничего не брать, мол, там уже и так столько наготовлено... Но, разве маму переубедишь.
   Нас уже ждут, смотрю, в окне уже маячит Катерина. Я, шутя, разворачиваюсь и имитирую побег. Корчит зверски физиономию, показывает - разорву!! Я покорно топаю. Мама, увидав мои импровизации, машет Кате и даёт мне подзатыльника, мол, не волнуйся, доведём.
   Поднимаемся, нас уже встречают на пороге, приглашают, здороваемся проходим. Отец, что-то там припоминает, и начинает, откашлявшись:
  - Вот, слыхали мы, у вас добрый товар есть, а у нас, покупатель объявился...
  Тут он замешкался, и я решил без церемоний:
  - Валентина Антоновна, - вручил букет: - Афанасий Анисимович, прошу у вас руки вашей единственной дочери, обещаю любить её и в счастье, и в радости, и в невзгодах, и бедности, пока смерть не разлучит нас.
  Результат, потрясающий, обе мамы пускают обильные слёзы, отцы, смахивают, скупые мужские... Катерина, платье на ней - море розовой пены, скромно прячется за дверью гостиной, за спинами свои родителей. Там, в гостиной, очень плотно заставленный яствами банкетный стол. Всё готово.
   Тут выходит из кухни бабушка Кати с хлебом солью на рушнике. Приоткрывается входная дверь, оттуда высовывается Витькина хитрая рожа. Катина маман усиленно машет ему: - заходите, заходите.
   Переходим к неофициальной части, к банкету. Описывать который не интересно. Витёк в своём амплуа, после исполнения всех обязательных тостов, выдаёт:
  - Афанасий Анисимович, - крутит усилено головой по сторонам, как бы что-то выискивая:
   - А у вас, случайно ещё одной дочки нет? - от избытка старания даже приподнимает скатерть, заглядывая под стол: - А то, и мне хочется...
  АА , оценивает шутку, разводит руками: - Эта единственная.
  - А жаль, уж очень она у вас красивой получилась. Жаль, что только одна. - вот змей. Все посмеялись.
  
  
  Часа два, три мы посидели все вмести. А потом молодёжь - Катюха, уже в официальном статусе невесты, и мы с Витьком, пошли просвежиться по посёлку. В конечном итоге, забрались в самое шикарное поселковое кафе "Сказку". Хотели, по привычке, заказать пивко, но, в связи, с особым мероприятием, решились на шампанское.
  Мы с Катей сидели напротив Витька, а за нашими спинами, что-то там рассказывал телевизор. Потом прозвучали позывные вечерних новостей. И вдруг Витёк насторожился:
  - Толик, - обратился к бармену: - А ну громче...
  Мы тоже обернулись к ТВ, а там уже диктор расписывал взрыв цистерны с сжиженным газом, на центральной жд станции.
  Металось по экрану яростное пламя, народ в боёвках тягал привычно всякое, разное... А диктор рассказывал о мужестве героев, которые спасли станцию и полгорода, отцепив, с риском для жизни, горящую цистерну с газом от состава. И тут на экране появились замурзанные ошарашенные рожи Карандаша, Козака и моя.
  Именно эти герои, вещал диктор с пафосом, расцепили состав от цистерны, с риском для жизни, за мгновенье до взрыва всех остальных цистерн.
  Когда это нас снимали.? Всё вывалилось из памяти.
  Называл и фамилии героев. Диктор, рассказывал об ужасах невыносимого жара от цистерны, доказывал, что уже на сто метров от цистерны не может выжить ни что живое. В общем, сажал по нервам, на фоне столба рвущегося в небо пламени.
  Катерина сидела белая, как молоко, вцепившись в мою руку, не отрывала взгляда от экрана.
  - Катя, чепуха всё это. Я уже уволился. Больше никогда не буду в карауле!
  Витёк бросил на меня злой взгляд:
  - Идиот! - процедил сквозь зубы: - Устроил бы всем, счастливый денёк.
  - А ты больно умный. - окрысился я: - Сам бы, первым полез.
   Народ в зале, а тут сидели почти сплошь все знакомые, захлопал, заорали:
  Тоха, ну ты даёшь!!
   На Катерину было страшно смотреть, пребывала в полубессознательном состоянии.
  - Да живой же я, живой. - тормошил я её. Толик бармен принёс аптечку, дали ей слегка нюхнуть нашатыря. Она дёрнулась, взглянула на меня глазами, в которых ничего, кроме зрачков не было, обхватила, прижалась, со всей силы.
  
  
   А теперь, чуток, совсем не лирическое, отступление.
   (при желании можно и пропустить. Но если не боишься заглянуть в пропасть... В самого себя, то читай.)
  
  В литературе существует весьма ограниченное число сюжетов, одни из самых используемых - "Золушка", это счастливый вариант, "Ромео и Джульетта" менее счастливый. "Гадкий утёнок" тоже популярен, это тот же вариант, что и с Избранными. Мне всегда было интересно, с какую цель, ставит автор, используя один из сюжетов? В случае "Золушки", сначала разжалобить до слёз, а потом осчастливить, тоже до слёз. Интереснее с "Гадким утёнком" и Избранным. Тут уже воздействуют на психику читателя. Читатель, невольно начинает себя ассоциировать с "гадким утёнком", вот, мол, я да как проявлю себя...
   С несчастной любовью цель та же. На мой взгляд, несчастная неразделённая любовь даёт человеку гораздо больше, чем счастливая взаимная любовь. Неразделённая любовь заставляет человека задуматься, взглянуть на себя чужими беспристрастными глазами. И может стать лучше?
  Всякий раз читая, я представляю автора, который придумывает своему герою всякие испытания.
  А вот и сам сел писать, с какой целью? Вспоминая давно минувшие события, казалось бы, раз и навсегда забытые, ат нет... Подробность, за подробностью всплывают в памяти лица, имена. Многих уже и нет. Как в какой-то песне, "память, словно поле, снегом замело...".
  Вспоминая, не веришь, неужели и в правду, всё это было? И вот так безвозвратно исчезло, как исчезла память миллионов наших предков, и всех остальных людей, которые жили, любили, воспитывали детей, радовались, страдали...
  Детство, молодость, зрелость... Старость... Замирает сердце от воспоминаний о каждом периоде. Каждый период нашей жизни насыщен событиями переживаниями, радостями и тревогами... И то, что когда-то казалось жизненно важным, через время, уже кажется таким пустяком.
  Что всегда остаётся с нами? Память? Нет, её "заносит снегом". Что мы такое? Кто, или что, управляет нами, заставляет любить, ревновать, ненавидеть, бояться... Оно прячется, и нам кажется, что это мы любим, ревнуем... Но ведь не мы залечиваем собственные раны, внезапно заболеваем и с трудом излечиваемся... Этот кто-то определяет работу нашей иммунной системы, все наши желания и эмоции. Устраивает нам психические комплексы и психические расстройства. Он не осознаётся нами, он там, в глубинах под сознанием.
   Он дарит нам радость и любовь, но доводит кого-то и до самоубийства... Он управляет нашими желаниями и страстями, определяет каждое движение, награждает удовольствием и радостью и наказывает страхом, болью, отчаянием, завистью и ревностью... Он выдаёт нам строго ограниченную информацию о внешнем мире, в его власти наше зрение, слух... Захочет, и лишит нас любого из этих чувств или всех сразу, как в таком случае говорят: - Упал без чувств! Потерял сознание! Получается это подсознание наш персональный Бог, который творит и дарит нам наш мир! И его надо холить и любить, каждый день убеждать в том, что всё хорошо! И мы любим его и сотворённый им мир! А в противном случае, если мы будем бояться, поддаваться страхам и подозрительности, он доведёт нас и до шизофрении, и запросто до различных психозов...
   Мы говорим, это инстинкты управляют нами. Но как именно они это делают: инстинкт самосохранения страхом заставляет нас избегать опасности, жадностью и завистью принуждает к выживанию. Инстинкт размножения стимулирует нас похотью.
  Вот ещё есть такое понятие - сознание. Это то, что осознаём, но не никак не можем изменить. Если мы рассматриваем пейзаж, то изменить какой-то его элемент мы не в состоянии.
  И сразу вопрос, кем осознаётся? Личностью? Ещё одна проблема. Что такое личность, наше "Я"? Сразу же она появляется у нас? Но, вот выявились три составляющие: таинственный хозяин, который всем заправляет. Сознание, через которое, личность получает от хозяина всё, что он захочет передать личности. И личность, которая получает информацию. Для того что бы принять решение?
  
  Вспомнилось впечатление от разглядывания обстановки в тёмной комнате. Когда, заглянув, замечаешь у кресла огромную хищную жабу, а в углу прячется чей-то зловещий силуэт... Но... Включаешь свет, и... У кресла оказывается лежит подушка, а в углу всего лишь оборванная штора...
  Так, и разглядывая окружающий мир, у меня иногда возникает ощущение схожее с тёмной комнатой... Когда за привычными образами, окружающими меня, маскируется нечто не узнанное... Но мне не хватает света, чтобы рассмотреть, так что же прячется за тем, что подсовывает нам подсознание посредством зрения и всех остальных чувств?
  И что это должен быть за свет? Свет понимания? Но где найти включатель, чтобы включить этот свет понимания, и увидеть, какая же она, - реальность вокруг нас? Может главная задача личности, это как раз понимание, именно оно должно осветить светом понимания мрак наших предрассудков? Иногда я начинаю злиться на собственное воображение, обременённое страстями и стереотипами, оно сковывает меня. Я имею дело с чем-то, что можно исследовать только им, моё мышление и воображение необходимо мне, как точный инструмент мастеру, но то ли инструмент слишком груб и несовершенен, то ли мастер ещё очень неопытен... А может мои мысли - это всего лишь попытка усовершенствовать инструмент и мастерство?
  
   ЖЕНСКАЯ ЧАСТЬ.
   Тоже, но уже от Кати-облачка.
  
  Я впервые его увидала в начале весны, здоровенная нахальная дылда, это было первое впечатление. В центре Посёлка открыли летнюю площадку и там собирались мужчины и парни, гоготали и пили пиво. Я, как раз, проходила мимо, когда стоящий у стола парень, шагнул назад, поворачиваясь, и натолкнулся на меня, чуть не сбил с ног.
  Я уже представила, как лечу, задрав ноги, на асфальт, и как, все эти пьяницы, потешаются надо мною, лежащей на асфальте с задранной юбкой. Невероятное позорище...
  Но он, мгновенно подхватил меня под локти, даже чуток приподнял. Сила, с которой он подхватил меня, приподнял, оторвав от земли, потрясла меня, как будто меня окатили холодным душем, я судорожно втянула воздух.
   - Виноват, до слёз! - уставился на меня нахальными весёлыми глазами:
  - Готов понести любое наказание. Даже поцелуй в засос.
   Мене перехватило дыхание, когда я почувствовала себя в его руках. Мне показалось, что сердце остановилась. Видно, он тоже почувствовал, как я обмякла, осторожно поставил, продолжая придерживать, спросил уже серьёзно, озабочено вглядываясь мне в глаза:
  - Всё в порядке?
  Но мне перехватило горло, отвернулась, пытаясь, взять себя в руки.
  Я внимательно слежу за своим личным пространством, но в этом инциденте было больше, чем его нарушение. Я вырвала свои локти, хотела презрительно и высокомерно взглянуть ему в глаза, чтобы знал своё место.
   Подняла взгляд, и ноги подкосились. Ему пришлось опять придержать меня. В жёлтых его глазах уже светилась весёлая насмешка, он даже оскалился в смешливой ухмылке и ожидал, мол, давай, выдай нам что-нибудь, а уж мы посмеёмся от души с тебя, малявочка. А я онемела, он, такой большой нахальный сильный, и я, такая маленькая слабая и совершенно перед ним беззащитная...
  А от стола уже доносились советы и комментарии, кое-кто даже советовал мне врезать хаму покрепче. А кто-то советовал не соглашаться на поцелуй с засосом, а то все сразу кинутся меня толкать, надеясь на поцелуи и засосы.
  У меня хватило сил вырваться и поскорее уйти. Я шла и пыталась успокоиться, а что, собственно, произошло? Ни чего серьёзного, бывает... Но сердце почему-то колотилось, и я не как не могла понять своей внезапной, охватившей всю меня слабости. Тот тихий его вопрос: "всё в порядке?", был произнесён таким тоном, что забыть его я уже не смогла.
  Вот тогда и украл, этот нахальный дылда, мой покой.
  Массив, район посёлка, совсем не велик, пара кварталов, поэтому достаточно, в выходной, пройтись несколько раз по центру, чтобы встретить почти всех жителей. Поэтому, я частенько его видела или на площадке с пивом и друзьями, или на улице на ярко красном мотоцикле.
  Если он был на улице, то я мгновенно это чувствовала, всё сразу утрачивало чёткость, прячась в сером тумане... И мой взгляд фокусировался только на нём... Сердце замирало и ноги тяжелели.
  Как-то шли мы с мамой мимо площадки, где, почему-то, стоял он в одиночестве, прикладываясь к бутылке с пивом, поглядывая на прохожих. Как всегда, в его присутствии, начало со мной твориться, что-то непостижимое. Невольно я сделала попытку прикрыться, от его взгляда, прячась за маму. Когда мы отошли подальше, мама посмотрела мне в глаза:
  - Это он? - покачала головой, глянув мне в глаза, продолжила: - Даже и сомневаться не приходится.
  Обернулась и внимательней посмотрела на него:
  - Да, тебя можно понять.
  А я не могла ни чего сказать в ответ.
  В таких девичьих страданиях прошло лето, осень, началась зима... Мама неодобрительно посматривала, когда за обедом я нехотя ковыряла вилкой, аппетит я потеряла уже давно.
  - Смотри, девушка, это ненормально. Ты должна есть, чтобы выглядеть, как яблочко наливное.
  Я резко встала и ушла к себе. Всё казалось бессмысленным и ненужным, лежала на кровати бессмысленно рассматривала потолок. Приоткрылась дверь, заглянула мама, спросила с тревогой:
  - Катя, как ты себя чувствуешь?
  Я отвернулась и сжалась в комочек.
  
  А как-то мне поручили завести бабушке какие-то мелочи, и выехала я электричкой на полчаса раньше, чтобы зайти к ней до занятий.
  Выхожу на платформу, и вижу, стоит он в группе друзей. Так вот какой электричкой он ездит в город. Это был день открытий, я узнала, что зовут его Тоха. Звучание этого имени парализует меня. Но, что это за имя - Тоха, так и не поняла, или уменьшительное от имени сокращение, или кличка...? Узнала, что учится в политехе.
  В вагоне я села невдалеке, и, исподтишка начала сбор дальнейшей информации, чувствуя себя шпионом на ответственном задании. Он играл с ребятами в карты и о чем-то переговаривались и подшучивали друг над другом.
  Вдруг он повернулся в мою сторону и, наткнулся, на мой взгляд, взглянув своими насмешливыми глазами с жёлтыми радужками. Я обмерла, не в силах отвести глаз, как кролик перед удавом. Насмешка мгновенно исчезла из его глаз, чуть прищурился насторожено, но, тут же, улыбнулся и послал губами поцелуйчик. Я, обмирая, нашла в себе силы отвернуться, силы оставили совсем, сердце колотилось, как после марафона... Чувствовала, горю...
  Больше я такой ошибки не совершала и, пропустив их компанию вперёд, садилась так, чтобы его видеть, но что бы он не видел меня.
  И так тянулось до декабря. Но, как-то перед новым годом, я вечером возвращалась домой в почти пустом вагоне электрички. И, вдруг, за остановку до моей, в вагон шумно ввалились компания пьяных парней. Увидав меня, тут же направились ко мне. Меня парализовало ужасом, бежать, но куда, в тёмный тамбур? А там они устроят такое... У меня от страха всё похолодело.
  Они уселись, окружив меня со всех сторон и начали говорить что-то мерзкое, ужасное... Ни чего я не слышала и не понимала, поднялась, в беспамятстве, кинулась к выходу. Они пытались задержать меня, хватая за полы шубы, но страх придал мне столько сил, что я вырвалась и выбежала в тамбур. Электричка, как раз подошла к перрону, спотыкаясь, выскочила из вагона и припустилась, скользя по утоптанному снегу. Но они не отставали, продолжая хамить и оскорблять. Я с ужасом думала о самом тёмном переулке, по которому придётся сейчас пройти. Думала, ну и дура же я, но почему не отсиделась на вокзале.
  Но вдруг, из-за спины, ленивое:
  - А ну, кыш!
  Сразу стало тихо, и прекратился топот их ног, я обернула. И чуть не упала, передо мной стоял он! А хулиганы уже отстали и собрались группкой сзади. Я вцепилась в его руку и залепетала что-то от страха, ничего не соображая...
  Он согласился меня провести! Я ухватила его под руку, и мы идём вмести! Я ничего не чувствую и не соображаю. Разве такое возможно?
  У поворота мы сталкивается с парнем, но я уже, ни чего, и, никого не боюсь ...
  Парень оглядывает нас, в прищурених его глазах хищная ухмылка. Они обмениваются, непонятными фразами. А потом парень переводит взгляд на меня:
  - А кто, это дивное создание?
  - Катя. - он знает моё имя? Откуда? Потом он рассказал мне, что, оказывается я успела представиться.
  - Это мой братец, шалопай Виктор. - представил он брата.
  Потом Витёк жаловался, что ему тогда не повезло. Вот вышел бы он из дому, на пару минут раньше... В этом случае, той мелюзге, очень крупно бы не повезло... Но это было уже потом, когда...
  Так что моё спасение было с двойной гарантией. Если бы не Антон, вот оказывается, что значить Тоха. То, уж Витёк навсегда бы отучил этих малолеток, доводить беззащитных девушек до слёз.
   Если Антон больше рассуждает, анализирует, то одного взгляда на Виктора достаточно, чтобы понять, это хищник: решительный, быстрый и ловкий.
  Виктор пошёл на платформу, но заявил, что очень надеется на продолжение знакомства со мной. А я пребывала в шоке, ухватившись за руку Антона и блаженствуя. Переход от ужаса к блаженству произошёл настолько быстро, что я не могла ещё освоиться со своим положением.
   Мы подошли к моему дому, и Антон хотел меня оставить, но я уговорила его зайти. Зашли, я рассказала родителям о случившемся. И мама немедленно начала приглашать его на чай, после вялого сопротивления, он согласился. Радости моей не было границ. Я помчалась к себе, сейчас надо навести все возможную красоту. А что одеть? Боже, надо очень быстро, сейчас уйдёт...
  Ночь я провела в каких-то сказочных и не понятных снах. А утром уже мчалась на платформу.
   Вот тут и начались странности, подошла к их группе и стояла, невдалеке от Антона, нерешительность и страх охватила меня.
  И тут я поняла, что я уже не одна, тихая скромная трусиха, а во мне только что родилась какая-то нахалка, и она зразу же захватила надо мною непреодолимую власть. И сейчас она призирала меня и требовала решительных действий. Подойди дура, требовала она. Это не было диалогом. Так, достаточно бывает чьего взгляда, чтобы почувствовать себя дурой. Эта Нахалка, не только ментально оскорбляла, унижала и принуждала меня, она ещё умела меня толкать на необдуманные поступки.
  И вот я уже около Антона, пискнула, здороваясь, и теряя сознание от страха. Он повернулся, всё ещё продолжая смеяться какой-то шутке, глянул весело на меня, но взгляд его преобразился, он чуть нахмурился и прищурился:
  - Здравствуйте, Катя. - с едва заметной паузой.
  Подошла электричка, я села около его. Нахалка подначивала меня, - не будь дурой: хватай и держи! Ещё и оскорбляла...
  Антон играл в карты с ребятами, они периодически обменивались однозначными терминами. Напарник Антона, крупный парень в очках, был недоволен игрой Антона, и обвинял его в каких-то неточностях. А я сидела, пыталась вникнуть в правила незнакомой игры. Но это было невозможно, рядом с Антоном я сидела в состоянии паники.
   И вот приехали. Тут же Нахалка перехватила власть надо мной толкала и била меня: - держись за него, дура!
  Она, воспользовалась моими руками, схватила его за руку. Он с удивление взглянул и наддал ходу, маневруя, в густой толпе, я не поспевала за ним. Он оглянулся на меня, поморщился, прикусил губу, но скорость сбросил.
  Ненавижу многолюдство, толпа вызывает у меня панику, личное пространство для меня очень важно. Если людей много, я пропускаю два, три поезда, предпочитая опоздать, чем толкаться.
  Но сейчас Антон буквально внёс меня в вагон и прислонил в угол около дверей, и тут я поняла преимущества толчеи. Нас, с Антоном, втиснули друг в друга. Эта близость была волшебной... Антон сдерживал напор толпы, подняв обе руки, держался за поручень. Нахалка аж пищала от восторга, я с ужасом смотрела, как моя рука расстегнула кнопки-застёжки на его куртке. На следующей станции поднажали ещё, и я уже прижата крепко, крепко к его груди... Обхватила его. Такого твёрдого и очень гибкого. Его запах опьянял меня.
  И с ужасом думаю о том, что он мне за это сделает. Повернулась и взглянула вверх, ему в лицо. Он взглянул на меня, но взгляд его светился насмешкой.
  Нахалка от этого завопила, во мне от восторга - ты видишь, а ты боялась! И тут я почувствовала, его возбуждение. Нахалка злорадно хихикала. Я подняла взгляд на него, слышу злое шипение:
  - Катерина...
  В глазах его скакали искры бешенства, но я уже осмелела и обнаглела в конец, и начала животом и грудью плавно, но активней воздействовать на его возбуждение. Непонятным чувством поняла, что ему неприятно и поняла почему, осторожно повернула его возбуждение вверх. И почувствовала, насколько своевременна, оказалась для него моя помощь.
  В первые, в жизни я такое почувствовала, сдержаться уже было выше моих сил, а хитруха Нахалка мурлыкала. Я подняла лицо к нему, ощущая вину и чувствуя раскаяние и страх:
  - Прости! Прости! - умоляла его взглядом. А он, насилу сдерживая смех, наклонился и коснулся легенько, легенько, своими губами моих... Сухие, шершавые, горячие... Но нахалке этого было мало, она тянулась на цыпочках, - Хочу! Хочу!
  Тут уж он приложился основательно... И я уплыла... Огромное сверкающее пространство, я чувствую это, но не зрением, невозможно понять как, но я невероятным чувством, ощущаю какой-то портал в другую вселенную... И я стою перед этим порталом, и все мои стремления туда, в эту вселенную, но вокруг меня, всё пространство вязкое, как смола... Не могу вырваться из этой вязкости. Откуда-то, из бесконечности, доносится:
  - Катерина... проснись...
  Как кружится голова. В полной прострации, я следую за ним, если он отпустит мою руку, я просто упаду... Но он держит меня, ставит на ступень эскалатора. Он начинает вырывать меня из вязкости.
  Переполненная совершенно беспричинной радостью, стою я на эскалаторе, перед Антоном и не спускаю с него победного взгляда. Он рассматривает окружающее, изредка останавливал на мне свой насмешливо-озабоченный взгляд и угрожающе скалил зубы, шутливо пугая. Но мне совсем не страшно, Нахалка снисходительно, как бы даже похваливала - а ты, ни чего, своё прихватила... Но этого мало, ты должна попасть к порталу...
  За эти двадцать минут в метро я о парнях узнала больше, чем до этого за всю жизнь. Мне был смешён мой страх, час тому на платформе, когда боялась подойти поздороваться. Сёйчас, мне казалось, я смогу сделать, что угодно, если уж с таким, когда-то страшным Антоном, - "нахальной дылдой", как мне казалось когда-то, только что такое устроила...
   Я перевела взгляд за спину Антона, оттуда, на меня, с непонятным восторгом, смотрел недавний партнёр Антона по игре в карты. Но я уже вошла в раж, послала ему поцелуйчик и показала кончик языка. Он смешался, отвернулся и густо покраснел. Я победительница, я роковая женщина!
  Вот так, пугливая скромница, вот тебе и серенькая мышка...
  
  Сидела на занятиях буквально в трансе, внутри всё пело: вечером у меня с Антоном свидание. Лизе, лучшей подруге, я не удержалась и поделилась с ней всеми своими утренними достижениями. Мне обязательно надо было кому-то всё рассказать, чтобы ещё раз насладиться и пережить то сказочное приключение.
  У Лизы глаза стали квадратными:
  - Прямо в вагоне? Потрясающе, настоящее кино...
  Похвастала, что сегодня свидание.
  После занятий, пошла на тренировку по гимнастике. После тренировки в душе, покрутилась перед зеркалом. И пришла к выводу, что особыми достоинствами не обладаю. Вспомнила, тех грудастых, да задастых девиц, которые крутились около Антона и парней на площадке... Настроение испортилось.
  Время тянулось и тянулось. После тренировки пошла к бабушке. Она живёт рядом со станцией метро. С бабушкой у меня самые доверительные отношения, она в курсе моих страданий, и теперь мы обсудили с ней все мои надежды на будущее.
  И вот уже половина седьмого, и я уже нарезаю круги, по пощади у метро. Обхожу соседние магазины. Вот уже вижу его.
   Уговорила зайти в кафе, сидим, наслаждается кофе. И вдруг подходит Лиза:
  - Приветик, Катя.- уставилась на Антона: - А я подруга Кати.
  Антон привстал и представился. Вот это нагляна. Уселась, потягивает коктейль и флиртует с моим парнем. А Антон уставился в её и полным ходом расписывает её достоинства. Я вспомнила все истории о лучших подругах, которые отбивают парней у своих подруг.
   Всё! У меня нет лучшей подруги! Нет, и просто подруги... Антон перевёл взгляд на меня, и насмешка в его глазах пропала. Взглянул на часы:
  - Извините, девушки, но пора на электричку.
  Я вскочила и себе на часики:
  - Опаздываем. - и потащила его в метро. Выскочили на улицу.
  - Катя, я выскочил. - смеётся Антон- Чтобы предотвратить убийство. Не мог себе представить, что у тебя такой убийственно-снайперский взгляд.
  - А я такая. - расхрабрилась, прихватив его за руку.
  Чем ближе мы приближались к дому, тем больше портилось моё настроение. Сама мысль о том, что доведёт он меня домой, и на этом конец. Он уйдёт...
  Не хочу! Не хочу! От мысли, что сейчас останусь одна, останавливается сердце. Решение пришло в один миг, я иду к нему в гости. Нагло и бессовестно навязываюсь.
  Когда зашли к нему в квартиру, я вдруг сообразила, что тут же и его родители. Но оказались очень приятными и доброжелательными, особенно мама. Пока он ужинал, я умирала от страха и не знала, хватит ли сил воплотить свой план. И Нахалка, такая бойкая утром, куда-то пропала...
   Вышли в коридор:
  - А где твоя комната? - зашли к нему, я трясущими руками выключила свет, приникла к нему и начала стягивать с него свитер. На удивление, он не сопротивлялся, не вышвырнул меня за дверь, а даже помог. Я обнаглела, и принялась за футболку, а потом начала расстёгивать ему брючной пояс, но, пальцы дрожали, это уже было мне не по силам. Быстро разделась сама и нырнула под одеяло, с ужасом ожидая его реакцию на такое домогательство.
  Но получилось всё хорошо. Я прошла сквозь портал. И поплыла в сверкающем пространстве светлым облачком... Я хотела бы описать своё состояние, хотя бы для самой себя, чтобы понять, что же со мной происходило... Но, как описать ощущение, как описать красный цвет, или его отличие от любого другого цвета? Для того нет слов.
  Антон во всём что-то выискивает, ищет объяснение... Зачем? Что это изменит? Просто, в такие моменты, я ощущаю себя светлым облачком, которое растворяется в сверкающей бесконечности. Пытаться объяснить это, если попробовать, использовать слова для описания необъяснимого ощущения.
  Но Антон считает, что у каждого человека, одинаковым ощущениям соответствуют, разные образы, а образам разные слова... Поэтому у меня это одни образы, а у кого-то совершенно другие... Поэтому бесполезно даже пытаться передать словами свои ощущения. А ещё Антон начал мне доказывать, что между нами происходит обмен ощущениями, как между компьютерами, в системе, происходит обмен информацией. Чим бы дитя не тешилось...
  
  Когда он меня поднял и предложил провести. А у меня, сама мысль остаться самой, вызывала дикий ужас, поэтому я потащила его к себе. И только глубокой ночью, совершенно уставшая и удовлетворённая, я выпустила его. После долгих его уговоров. Закрывая за ним дверь, слышу:
  - Катерина, ты что творишь?
  Мама смотрит на меня, как на преступницу, с таким осуждением и укоризной:
  - Мама, ты всю жизнь говорила мне, что мечтаешь, что бы я была счастливой. - я твёрдо смотрела ей в глаза: - Так вот, твоя мечта исполнилась. Я очень, очень счастлива!
  Её глаза наливаются слезами. Мы сидим на кухне, обнявшись, и почему-то плачем.
   И началась у меня совершенно новая жизнь, потому что я уже не одна, нас двое, но мы, как одно целое.
  Иногда мы втроём собирались у них в комнате, пили вино или пиво, и тогда они частенько удивляли меня своими рассуждениями. Так, как-то расположившись с бутылкой вина у ребят в комнате, мы трепались на разные темы, и зашёл разговор о различном отношении к любви у парней и девушек. Моё заявление, что любви все возрасты покорны, вызвало улыбки. И Антон, покачивая стакан с вином, прищурился:
  - Вот человек существо млекопитающие, а у них в этом отношении нравы почти одинаковы. Вот олени, на зов самца собираются не только самки, но и конкуренты. И если проблем у самок нет, то вот самцу приходится не сладко...
  Витёк рассмеялся:
  - Не то слово, не сладко... Драться приходится непрерывно. Но мне нравится петух. Найдёт пару зёрнышек, то вместо того что бы быстренько, втихаря, склевать, этот дурик, сзывает своих дур-кур, которые быстро склёвывают всё! И следит, что бы чужие не проперлись, территорию защищает.
  Я возмущённо удивилась:
  - Так значить, девушки - куры-дуры?
  Братья ухмыляясь, переглянулись. Мы с Антоном сидели у него на коечке, опираясь спинами на стенку. И он прижал меня, целуя в макушку.
  - Просто в отношении к любви у мужчин и женщин совершенно иные отношения. Для парней гораздо важнее самоутверждённость. Это своего рода победа оленя над всеми конкурентами...
  Витёк, сидя на своей койке, прикрыл рот, пряча зевок, добавил:
  - Согласись, в такой ситуации, мысли у самки оленя и у самца совершенно разные. И главным для него становятся, не покорные дуры, собравшиеся около его в стадо, с которыми у него нет ни каких проблем. А вот бой с конкурентами, это ещё та проблема! Стать альфой, вот его проблема.
  Слова Витька о покорных дурах, заставили меня показать ему язык, что бы не задавался. А он скорчил рожу, оскалившись.
  - Вот, исходя из различия проблем, стоящих перед самцами и самками, попробуй оценить и отношение парней и девушек к любви. - прихлёбывая из стакана, сказал Антон. Витёк потянулся, намекая, что пора заканчивать и подвёл итог:
  - И если для девушки важно внимание альфы, ради которого она выбирает наряды, крутит причёски и красится со всей силы... А вот у парней задача другая. Как же добиться статуса альфа самца!
  И хоть не часто получались у нас такие вечеринки, но были они очень интересными. Эти парни могли говорить обо всём: о времени и пространстве, о вечной жизни и сущностях из которых состоит человек... И всегда это было настолько неожиданно...
  
  
  Антон просто потряс меня, когда я узнала, что оказывается и он и Виктор, кроме того, что учатся, Антон в политехе, а Виктор в универе на юриста, ещё и служат на пожарке... Как пошутил Антон - рядовыми топорниками! И дежурят там, через два дня на третий.
  Я не удержалась, и как-то в конце апреля, возвращаясь от бабушки, часов в семь вечера, решила заехать, посмотреть, как там Антон служит.
  Его пожарная часть оказалась рядом с входом в метро. Я подошла ближе, на фасаде здания четыре бокса за застеклёнными воротами. В крайнем стояла огромная красная машина-лестница, а три бокса были пустыми.
  И вдруг, на площадку перед боксами, распугивая сигналами прохожих, въехали две красные пожарные машины. Из них вышли пожарные в мешковатых светло рыжих брезентовых робах, в белых, в пятнах копоти, касках, перепоясанные широкими поясами, увешанными какими-то железяками. Антон сказал, что эти робы называются боёвками. Один из пожарных махнул мне рукой и пошёл, вмести с другими, открывать ворота. Загнали в боксы машины, и он направился ко мне, снимая на ходу каску.
  В этой боёвке Антона было не узнать, а когда наклонился и поцеловал, то я почувствовала запах... Это было ещё что-то... Антон прочёл по выражению моего лица мой восторг, от этого смрада из дыма, копоти и ещё чего-то, но отвратительного. Ухмыльнулся:
  - Это, конечно, не шанель. Но для нас привычнее. Катя, подождёшь? Я сниму боёвку.
  Я кивнула, соглашаясь. И вскоре он вышел уже в простой солдатской форме. И если боёвка у меня ни с чем не ассоциировала, то солдатская форма заставила взглянуть на Антона совсем другими глазами, пробудив в памяти кадры из военных фильмов. Одежда совершенно преобразует образ человека, и я уже как-то, даже прикоснуться к нему боялась. Но он прижал покрепче, дымом и копотью от него уже почти не тянуло, запах был необычный, ни на что не похожий, странный загадочный.
  - Я уже на посту. Это называется пост на фасаде. - улыбнулся он, заметив мой взгляд: - Что, в простой солдатской хебешке, признавать не хочешь? - спросил, почувствовав мою нерешительность.
  Я только крепче прижалась:
  - Это вы на пожар ездили?
  - Не, на ознакомление. На швейную фабрику. Регулярно посещаем разные объекты, на случай пожара, чтобы знать, где, да что...- вдруг рассмеялся:
  - А тут нас выгнали. Мы с Козаком по четвёртому этажу шарились, где гидранты, где краны, запасные выходы... А там, за швейными машинками, море дивиц, женщин. А мы лазим, оцениваем ситуацию. Когда дама почтенная, лет под сорок, бежит прямо к нам. Молит: - Мальчики, вы мне смену срываете! Я вас прошу, уходите, мои девушки теперь до конца смены в себя не придут! Сплошной брак гнать будут!
  Мы с Козаком, осматриваемся, да, у дивиц тихая паника, на нас, как на инопланетян смотрят. Козак чуток с этой начальницей поспорил, он ещё тот сердцеед. Чего-то, да и выпросит, хоть поцелуй, хоть свиданку. - закончил рассказ Антон.
  Я представила, как бы это у нас на лекции смотрелось, если бы, вот так, зашли бы такие инопланетяне... Да, пожалуй, паника была бы ещё та.
   Мы отошли к входу в метро, ограждённому мраморным парапетом. Я достала из сумки, прихваченные у бабушки, пирожки:
  - Будешь?
  - Ну так, пожарный ещё от пирожков никогда не отказывался. - засмеялся он.
  Мы, опираясь на парапет, стояли и ели пирожки, а прохожие поглядывали на эту идиллию.
  - Тоха, - решилась и я назвать его так, в солдатской форме, ему, как ни какое иное, подходило такое обращение: Тоха...
   - Чего? - недоумённо глянул. Но мне понравилось так его называть:
  - Тоха-Антоха... - продолжила, насмешливо глядя.
  - Так ты дразниться... - он прижал меня и резко прикусил мочку. Меня как будто электрическим током до самых пят пробило.
  - А вот тебе. Ещё будешь?
  Я извернулась и вцепилась в его мочку. Он тихонько взвыл:
  - Караул в ружьё! Нападение на пост! - посмеиваясь, начал он мять меня, пытаясь опять дотянуться до моего уха. Но я лихо сопротивлялась. Так что достались ему только мои губы.
  Мочка - это моё самое уязвимое место, и он об этом хорошо осведомлен, отлично изучил все мои уязвимые точки.
  Согласно китайской медицине в мочке находится множество акупунктурных точек. И сочувствую я людям, у которых нет мочки.
  Чуток успокоившись от борьбы за моё ухо, я спросила:
  А что остальные делают?
  Он пожал плечами:
  - Кто ужин готовит, а кое-кто занялся главным - козла забивают.
  - Какого козла? - я была поражена.
  Он засмеялся:
  - Ну, ты даёшь. Не пугайся -в домино играют.
  - Тоха, а вот меня давно интересует психологическая загадка.
  - Валяй, если не разгадаю, то набрешу с три короба.
  - Нет, серьёзно. - начала я: - Помнишь, спрашивают: -Тонут физик и лирик. Кого надо спасать первым? А вот пожар, а спасти можно только одного. Кого надо спасать?
  Он нахмурился:
  - Выбора никогда нет. Всегда стараешься спасти всех. Потому и гибнут и травмы получают пожарные. Даже в голову не приходит мысль о, том, что надо кого-то выбирать.
  Он помолчал, что-то вспоминая, и хмуро продолжил:
  - Вон, когда Витёк летел с третьего этажа через перекрытия до первого. Реально, шансов его спасти, среди горящих балок, не было. Там, даже близко подойти, к пожару было невозможно. Но, никто даже не пытался шансы рассчитывать. Ребята кинулись в огонь и вытащили его, хоть и сами обгорели.
  Он отвернулся, замолчал, а потом хмуро через силу добавил:
  - Тяжело даже вспоминать... А ведь они были из другой части, и знать его не знали...
  Я прижалась к нему:
  - И ты бы кинулся?
  Он удивлённо глянул:
  - И не раз кидался. - добавил, равнодушно: - Служба такая.- и, оскалившись, добавил: - Попробовал бы не кинуться...
  - И тебя вытаскивали? - до меня начало доходить, что пожар, это очень опасно.
  - Да, хватит о печальном. - подхватил он меня и начал целовать, оторвался на секунду:
  - Время терять не чего. Стоять около такой крали, и языком молоть. Это дураком надо быть. - и опять приложился, крепко прижав.
   Теперь каждое его дежурство я ожидала с ужасом. А потом было последнее дежурство и горящие цистерны с газом.
  
  19.07.2018 г КОНЕЦ.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"