Руки всё глубже и глубже уходят в мягкую оболочку и медленно вязнут в её теле. Она мнёт её своими пальцами и формирует свою идею. Она скульптор. Кончики пальцев постоянно натыкаются на что-то твёрдое, необъяснимое, неосознанное, неизвестное. Она чувствует это, но это - ей не подвластно. И она сглаживает углы с внешней стороны, делая кирпич абсолютно круглым. Никто не в силах понять сколь глубоко её влияние, и как далеко всё это может зайти. Пластилиновый шар недвижим. Внутренняя асимметрия упирается углами в сферу и стремится к равновесию. Кажется, что шар идеален.
Такое впечатление, что все руки в малине. Тёплые, мягкие, влажные, красноватого оттенка и с кисло-сладким привкусом крови.
А он сидит и молчит. И смотрит только на дорогу. Мы стоим в пробке на Смоленке, и впереди ещё пробка на Садовом, а потом ещё на Ленинградском, и на МКАД в сторону области. А я читаю ему свои стихи, как прозу и плачу, потому что никогда раньше этого не делал и мне страшно. Я понимаю, что это совсем не стихи, а нечто личное, что-то, что мне хотелось бы сказать именно ему или ей. Но я боюсь, что не сделаю этого. Поэтому я читаю ему свою прозу в рифму. И он слушает, потому что я заплатил двойной тариф за молчание. Он думает о деньгах, а я о душе, и никакой разницы - мы оба стоим в пробке на Смоленке, и впереди ещё пробка на Садовом, а потом ещё на Ленинградском, и на МКАД в сторону области.
Я смотрю на свои руки и у них привкус малины. Тёплые, мягкие, влажные, красноватого оттенка... все в крови.
А он без умолку всё время что-то мне рассказывает, говорит, читает... мою прозу. Мы мчимся на скорости сто пятьдесят километров в час по Минскому шоссе, по направлению в Москву. А я молчу всю дорогу и смотрю в окно. Я понимаю, что это не проза - это мои стихи, и он их читает уже не в первый раз и ни мне одному. Поэтому я стараюсь его не слушать. У меня нет лишних денег. Он читает стихи и размышляет о душе, а я думаю, во сколько мне всё это обойдётся, и никакой разницы - мы оба мчимся на скорости сто пятьдесят километров в час по Минскому шоссе, по направлению в Москву.
- Какой же это слоёный пирог? Вовсе нет! Жизнь - это запеканка. Знаешь, когда творог начинает закисать то, чтобы его не выбрасывать в него добавляют всякую ерунду, вроде сахара - и творог обретает новый смысл. Дольче вита.