Подвальный лямур, или Вопрос без ответа

В студенческие времена я подрабатывал дворником. И вот как-то компания бомжей облюбовала для жилья теплый подвал на моем участке. Конечно, следовало бы их тут же и выгнать, но я нарушил строгие правила. Во-первых, мне было жаль бездомных, а во-вторых, - что греха таить, - они помогали мне в случаях приступа лени, снегопада или какого другого стихийного бедствия. Расплачивался я чем придется, но прежде всего - водкой. Благословенным напитком, которого больше всего на свете жаждет поутру душа алкоголика.

Однажды, в особенно "черное" снегопадное утро, в надежде на обильную благодарность помощники отобрали у меня лопату и оставили в вонючем (но удивительно теплом) подвале наедине с дамой.

- Ну что, мальчик, порезвимся? - томно прохрипела "девочка", усаживаясь ко мне на колени. Ее всклокоченная шевелюра пахла подгнившей рыбой, а левый глаз заплыл и никак не хотел открываться.

- Но... нет... У меня вообще-то жена... - в растерянности соврал я.

- Х... с ней, - резонно заметила жрица любви, дохнула на меня перегаром и дернула головой; глаз приоткрылся; теперь справа (в профиль) она походила на русскую бабу, а слева - на китаянку. - У участкового тоже жена. И ничего...

Подробности опускаю. Кое-как мне удалось смыться. Но до сих пор терзаюсь вопросом: наши участковые неразборчивы в средствах, или нюхательный аппарат у милиции устроен иначе, чем у других людей?

Скверная драматургия

Весна. Первое теплое солнышко. Тихий сквер, куда еле доносится уличный шум. Присаживаюсь отдохнуть и жмурюсь на свет, как ленивый кот на подоконнике. На соседней лавочке двое забулдыг расстелили газетку. Откупоривают чекушку водки. Одному на вид - за пятьдесят. Другому - за тридцать.

П е р в ы й (тот, который постарше). А я вам говорю, Саша: во всем должна быть эстетика! Почему, объясните мне, почему русский может есть селедку с газеты, а грузин - никогда? (Саша пожимает плечами.) А потому, Саша, что грузин - он кто? Он дитя гор. Красавец. Джигит! Вывод?.. (Саша пожимает плечами.) Во всем должна быть эстетика. Где стаканы? (Саша глупо улыбается и в третий раз пожимает плечами.) Эх, Саша! Никогда вы меня не поймете!.. Я щас вернусь. Ждите. (Грозно помахивая указательным пальцем.) И чтоб ни-ни! (Поднимается, подходит ко мне.) Какое, юноша, столетье на дворе?

Я. ...

П е р в ы й. В смысле - который час?

Я. Без пятнадцати два.

П е р в ы й. Слышали, Саша? Без десяти два я вернусь со стаканами. Все. Я ушел.

Появляется третий.

Т р е т и й (обращаясь к первому). Вань, дай закурить?!

В а н я. Сережа, мне некогда! Спросите у Саши. (Философично.) Если даст, то даст... Если нет, то нет...

Медленной степенной походкой Ваня удаляется прочь.

Нищета перевода

В университетском буфете, как всегда, многолюдно. Пристраиваемся в очередь.

Неподалеку за столиком сидят практиканты-американцы. Рядом с ними - филолог Танечка. Бормочет что-то невнятное, бледнеет и краснеет одновременно.

- One minute, please! - выпаливает Танечка и бежит к нам.

- Привет! Ты чего? Америкосы достали?

- О-о-о!.. - воет изнуренная девушка. - Слушайте, помогите! Ребятки, объясните им! Я не могу! Я им говорю: идиома, парадокс. А они мне: "Переведи!". Ну как я им ЭТО переведу?! Не могу я, не могу...

- Что перевести-то?

- Да вон, на стене. Какая свинья написала?! Знала б - убила б, честное слово! Может, вы им, а?.. Как мужики - мужикам... Я вам пива поставлю...

Заинтригованные вступлением, подходим к столику иностранцев. Читаем. На стене - жирными буквами - надпись:

А на х... попу гармошка,

Если есть колокола?!

Слово и дело

- Папа, папа, что такое "обалдеть"? - спросила четырехлетняя девочка Катя.

- Ну... вообще-то... - замялся папа. - Помнишь "Сказку о попе и работнике его Балде"? Так вот, о глупом человеке говорят, что он - балда. А если человек сделал глупость, значит он - обалдел. Или еще, когда происходит что-нибудь странное, неожиданное, человек смотрит и не понимает, в чем дело: рот раскроет, глаза выпучит - обалдеет. Поняла?

- Угу...

Вечером Катя тихо и мирно, без обычных скандалов, надевает пижаму, укладывается в постель и засыпает. Родители счастливы. На цыпочках они выходят из детской, плотно прикрыв за собою дверь.

Минут через двадцать - грохот. Вбежавших в Катину комнату маму и папу поражает столбняк. Картина: новый японский грузовичок валяется на полу; дочка в чем мать родила, скрестивши ножки, стоит, опираясь на спинку кроватки.

Пауза... Наконец вполне удовлетворенная Катя изрекает насмешливо:

- Обалдели!

Чтобтысдох

Универовскую анатомичку наконец-то закрывают на ремонт. Зимой. Трупы любовно кутают в брезент и на тележке возят в анатомичку мединститута (благо, недалеко). Возят по довольно крутому спуску, который после морозов всегда превращается в ледовую горку.

И естественно, Мишане не удается удержать равновесие. Он падает, толкая ногами тележку. Тележка несется вниз - на одну из главных улиц полустоличного города. Эффектно подскакивает на бордюре, сбрасывает мертвого мужика и ударяется в стену.

На заднице сидящий Мишаня орет во всю глотку. То ли к ректору обращаясь, то ли к себе, то ли к трупу: "Ё... твою мать! Чтоб ты сдох!!".

А дальше... Прохожие, конечно, шарахаются по сторонам. Но больше всего их вроде бы поражает не труп, с тележки свалившийся посреди города, а то, как два парня, чертыхаясь и матерясь, этот труп обратно на тележку укладывают и брезентом прикрывают. На виду у всего честного народа!

Кто-то, не стерпев зрелища, все-таки вызывает ментов. Но они приезжают поздно, долго чего-то ищут и только потом догадываются заглянуть в мединститут. Понятное дело, там им все объясняют - в вежливых выражениях, - труп демонстрируют, как вещдок какой-нибудь. В общем, спустя некоторое время все расходятся по неотложным делам.

И только про труп несчастного мужика и про Мишаню тоже теперь говорят одинаково: "Ну тот, который Чтобтысдох...".