День был теплый и душный, как это обычно бывает под плотным куполом загрязненной атмосферы мегаполиса. Я выходил из дома в лазурной плотной рубашке, мокрой от пота и дождя, источающий ароматы синтетических красителей и морского бриза, всерьез опасаясь, что крупные капли дождя прожгут ее насквозь: каждая их них несла в себе половину периодической таблицы. Они чуть слышно шипели, испаряясь с поверхности одежды. Не помню, что я сказал утром в своей конторе, но так или иначе я свалил. Владимир позвонил мне в самом начале рабочего дня, и я разговаривал с ним в звуконепроницаемом белом коридоре, ведущем на выход мимо кухни и санузла. В последний прошмыгнула сотрудница с двумя телефонами в руках, и я задумался, как она будет сидеть в этой душной кабинке и разговаривать там под аккомпанемент...
- Давай решай, - прервал размышления трещащий от помех голос Владимира. - Почему бы нет, - подумал я. - Я согласен. В тот день я был слишком оторван от реальности, а в голове царил какой-то наводняющий тихую злость хаос. Затея казалась классной просто самой возможностью нарушить привычный порядок будней постъядерного офисного планктона.
Мы неслись на "рэт-луке" - отреставрированной классике, корпус которой выглядел как бурое ржавое ведро, а колесные диски сверкали свежим хромом - куда-то в дебри провинциальности. Я лениво слушал поп-нойз, заполняющий шумом из динамиков пространство машины. Она была специально подвергнута ржавлению - это и называлось "рэт-лук", "крысиный вид". Владимир курил, улыбался, приглаживал свое подобие ирокеза и тряс головой в такт пульсам звуковой реверберации, а красный дым от его сигареты послушно вытягивался в приоткрытое окно. Мы встретились с девушками у супермаркета - двухэтажного здания с облупленной облицовкой, довольно хорошо сохранившегося. Светодиодами подсвечивалась новая пластиковая надпись с названием магазина. Девушек было двое - одна, высокая, полагалась как моя подруга, а другая была с Владимиром. Мы спустились в подвал и купили шампанское с фруктами и какой-то ерундой. Высокая на выходе закурила короткую, около пяти сантиметров длиной, сигарету, и я почувствовал запах горящего табака и степных трав. "- Там была и наша школа. Старшеклассники в основном и некоторые малыши. Пятый или шестой класс. Шестой. Тимур... Забыла фамилию..." Я перестал слушать и посмотрел на небо. Дождь уже прекратился, и в тучах мигали разряды ионизированных каналов. Они с Владимиром докурили, швырнув бычки на асфальт, сквозь который пробивались извивающиеся, круглые, и медленно шевелящиеся толстые сорняки, и "рэт-лук" понесся еще дальше, мимо домов, которые по дороге становились все менее обжиты и более развалены от старости и бесконечных химических реакций, подпрыгивая на ямах и неровностях.
Мы остановились у водоема, который был прямо рядом с шоссе. Вечерело, и, несмотря на будний день, вокруг собрались отдыхающие - всего около десятка - у радиоактивной, темной, поигрывающей радужными маслянистыми пятнами жидкости. Экологи ловили рыбу, большинство же отдыхающих просто растянулось на выцветших простынях, подставив тела жалкому проценту солнечных лучей, которые сейчас, к вечеру, уже не были опасны. Я смотрел на воду, силясь ощутить что-то давно забытое и ушедшее, что-то из далекой юности, но не мог уже выудить из себя эти воспоминания, так сильно они были завалены новой информацией и, видимо, стерты навсегда, как байты и биты в переполненной памяти. От них остались никуда не ведущие ссылки и битые указатели, за которые я цеплялся, и это доставляло дискомфорт, словно что-то вертится на языке, но никак не формируется в словосочетание.
Час сидения у водоема и игры в карты на раздевание пронесся слишком бесцельно и быстро. Я проигрался полностью и уже под конец отказался выполнять условия. "- Я надеялась на продолжение", - сказала моя спутница. Кажется, она была недовольна. Назад мы ехали через ночной город. Я сидел на заднем сидении, и она положила свои голые ноги мне на колени. Я придерживал их и смотрел в окна автомобиля, в уголках которых скопилась и утрамбовалась пыль, выдуваемая из заброшенных карьеров и смешанная с оксидами металлов. Сквозь мутные стекла показалось высокое здание с тускло горящими единичными прямоугольниками окон. "- Гостиница "Утес", - сказала она. - Там такие скрипучие кровати!" Я провел рукой вниз и начал перебирать ее пальцы, насчитав на ноге шесть штук.
Кто-то захотел есть и мы остановились в "Лаборатории". Она был примерно такой же, как и у меня возле дома, отличалась лишь немного дизайном. Мы заказали пиццу и картошку фри, слепленную из кукурузного порошка, а я взял себе кофе и задышал чаще, глядя на ярко освещенное помещение, наполненное яркими, крикливыми цветами, людьми и гулом. Губы "моей" девушки постоянно меняли цвет - эффект был глупый, но забавный, такого я никогда раньше не встречал.
- Не видел, говоришь? - она крутила в руках пробочку от помады, - хочешь так же? - Я попробую, - сказал я и поднес свои губы к ее. Но рот девушки был плотно сжат и полноценного поцелуя не получилось. К тому моменту мне было уже все равно, отчего-то заныл живот, и хотелось поскорее уснуть изможденным кофеиновым сном. Я вытер частички переливающейся краски со рта и вышел на крыльцо. Прохлада и металлический запах ночи тут же наполнили грудь, приятно освежили после душной яркой "Лаборатории". Я посмотрел наверх, вспоминая яркие точки звезд, которые доводилось видеть в детстве, и почувствовал какую-то брезгливую горечь.
Сначала Владимир отвез мою спутницу, которая оставила мне поцелуй из приличия, но было видно, что этот вечер только ухудшил ее плохое настроение. Я не чаял минуты, когда рухну в постель, живот разболелся вконец, и снова навалилась духота. Воздух был прохладный, но влажный и вязкий. По дороге мы подпрыгнули на десятке остатков от "лежачих полицейских", а света от фонарей уже давно практически не было. - Все нормально? - спросил Владимир, не отпуская мою руку, когда я уже вышел из машины и снова сунулся в нее, чтобы попрощаться. - Да. Слишком формально, но на эмоции сил уже не оставалось. Пальцы ощущали ровную шершавость ржавого металла крыши авто. Поднимаясь по лестнице, я вдруг понял: было и что-то приятное, чувство обладания какой-то возможностью, вероятностью начала чего-то хорошего. Это успокаивало и уравновешивало. Накинув на себя заштопанное легкое покрывало и щелкнув выключателем ртутной лампы, я провалился в сон без сновидений, а за окном, затянутым крупной сеткой от вымахавших в результате радиации и загрязнения москитов, слышались редкие звуки измотанного, но все равно не спящего ночного города.