Перечитав написанное вчера, я сходу осознал, что из этих сумбурных, апеллирующих не к разуму, а к чувствам строк вы вряд ли сможете почерпнуть сколь-либо полезные сведения о замысле отца и о Схоле. Слишком уж захлестнули меня воспоминания о тех днях. Поэтому мы сделаем шаг назад, и я постараюсь быть хладнокровнее и выражать мысли яснее.
Отец был мудр и отлично понимал, что не сможет соперничать с университетами стран Заката. В лучшем случае его бы подняли на смех, в худшем - убили. Среди варваров царили весьма простые нравы, и мужчина обнажали клинки чаще, чем тела возлюбленных женщин (впрочем, и дамы зачастую не уступали им). Не одобрила бы этого шага, тем более со стороны схизматика, и латинская церковь.
- Кто я такой, чтобы бросать вызов мудрости докторов Сорбонны или Болоньи! - в деланном смирении снова и снова повторял отец, склоняясь перед очередным сильным мира сего.
Скользкой же тропой подобничества он брезговал. Нужно было предложить нечто принципиальное новое, и в этом отец и окружавшие его ромеи, казалось, преуспели. Положение их стало сходным с положением мореплавателя, который в одиночку осваивает открытый им неизведанный остров. Свобода, купленная ценой риска и небывалой ответственности.
Идея отца была проста, как десять заповедей. И столь же сложна. Дромон Схолы надлежало провести мимо рифов и отмелей, коими в нашем случае стали теология и свободные искусства, медицина и юриспруденция - всему этому варвары уже бойко учили сами - и вывести в открытый океан философии, любомудрия. Предложенное отцом понимание этого слова, старого, как мир, и было ключом к его замыслу.
- В университетах философия стала служанкой теологии, а подобники научили её бесстыдству и продали в рабство магии. Мы же освободим сию прекрасную деву от чёрной работы, омоем от грязи, облачим в нарядные одежды и посадим на высокий престол, - сказал он однажды, как всегда непроизвольно щеголяя цветами риторики.
Философию отец понимал как познание окружающего нас мира - Божьего творения. Именно в Схоле родилась (а точнее воскресла) идея универсального человека, позднее бесстыдно украденная у нас подобниками. Студентам предлагался обширный курс наук: механика, физика, математика, астрономия, химия и ятрохимия, минералогия, греческий язык, очищенная от подобнических измышлений эллинская и римская философия, риторика, история мира, а также история алхимии. Последнюю дисциплину отец до конца своих дней читал лично. На этих лекциях, семинарах и коллоквиумах он превращался в садовника, кропотливо выпалывавшего из умов своих подопечных заблуждения колдовства и подобничества. За филиппики в адрес чароплётов и подобников студенты меж собой прозвали батюшку "Великим инквизитором".
- Познание мудрости и красоты воплотившегося в мире Божественного замысла свято. Как самый прекрасный цветок без созерцающих его восхищённых глаз не отличается от безобразного сорняка, так и этот мир без глаз философа подобен небытию. Но одного познания мало. Нужно умение: умение мягко преобразовывать этот мир, не разрушая его, но изгоняя страх, голод, нищету и боль. Этому всему мы и постараемся вас научить, - неизменно заканчивал отец каждую вводную лекцию.
Именно практической стороной своего замысла отец и заинтересовал грубых варварских князей и градоправителей. Выходящие из Схолы "универсальные люди" с невиданным доселе званием доктора философии должны будут рассыпаться по странам Заката, неся с собой свет прикладной, нужной в повседневной жизни, затрагивающей каждого человека мудрости. Их руки построят и запустят диковинные и могучие полезные махины, способные вывести варваров из руин разрушенного Чёрной смертью Христианского мира. Эти люди смогут смотреть вокруг собственными ясными глазами, а не глазами мудрецов прошлого, к чему так склонны выпускники университетов. Речь их станет ёмкой и понятной. Они научатся иметь дело с миром, а не с его словесными одеждами, "отличать даму от платья", как любил говаривать Фома-механик.
- Вы сможете богатеть, Ваши подданные не будут голодать, у Вас будет оружие, чтобы защитить своих людей и своё золото, - втолковывал отец варварам на доступном им языке. - И Вас уже не обманут мошенники и шарлатаны.
В то же время обучение в Схоле, те капли мудрости Христианской державы, которую ромеи собирались понемногу влить в студентов, должны были предохранить тех как от безбожия и пустых мечтаний подобничества, ведущих прямиком к Тени, так и от душевной сухости, порождаемой узостью мышления. Полезное не затмит в их глазах прекрасное, а выгода - добродетель; твёрдо стоя на земле, они не пренебрегут небом. Львиную долю этой стороны своего замысла отец брал на себя, курс истории алхимии должен был переносить будущих любомудров в навеки утраченный нами Город.
И снова мы спускаемся на грешную землю, в мир суровой нужды.
- Мои доктора философии будут недорого Вам обходиться. Каждый из них сможет заменить целый выводок книжников. И они не будут белоручками, уж поверьте мне, - объясняет отец очередному высокопоставленному варвару.
Сейчас я часто думаю - не была ли идея отца гордыней? Не переоценил ли он варваров? Не преувеличил ли он свои силы, собираясь с горстью соратников переустроить окружавший его мир? Не было ли падение Схолы предопределено в её начале? Как нужно судить человека, по замыслам или результатам дел? Виновен ли архитектор величавого храма в том, что детище его рук превратили в вертеп разбойников? Виновна ли красавица в том, что её черты зажгли не только пламя любви в сердце благородного рыцаря, но и гнусную похоть в мелкой душонке развратника? Вправе ли вообще я судить своего отца?
В этой ночи я провожу день за днём в бесплотном ожидании то сов Минервы, то света Откровения.