Сегодня я продолжил препарировать мир зла, стараясь постичь природу Тени. Уподобившись заполонившим Закатные страны анатомам - раньше люди смотрели на небо, теперь же они с азартом кромсают безжизненную плоть, мёртвые хоронят своих мертвецов - я то перелистывал страницы Священного писания, то вспоминал иные прочитанные мною книги, то восстанавливал в памяти множество диалогов и бесед. Я спускался в Инферно, как уходят в свои шахты рудокопы.
Итак, что говорит нам Бытие?
Когда люди начали умножатьсяна земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал. И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками [сими], потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди.
Мне кажется, это был страшный мир. Что может зло в наши дни? Даже углубившись в самые глухие и гиблые места, я рискую в худшем случае встретить разбойников, брави, изголодавшихся, обнищавших и потерявших человеческий образ ландскнехтов - не более того. Чароплёты и подобники, пресмыкающиеся у своих алтарей мелким бесам, могут вызвать разве что брезгливую жалость. Их победа - это победа грабителя, зарезавшего одинокого прохожего и нашедшего в его кошельке пару медяков. Без магии, без алхимии они ничто, пыль, а эти искусства утрачены навсегда. Всё-таки Всевышний хорошо позаботился о своём творении.
В те же времена Вы, выйдя из своей хижины, рисковали наткнуться на изголодавшегося нефилима росточком эдак в три тысячи локтей. Вашу благоверную мог увести какой-нибудь любвеобильный демон. Деревушку, где Вы живёте, могли между делом обратить в прах в ходе очередной магической войны (а той ангелической магии, что принесли на землю сыны неба, не знали даже великие чародеи Египта и Вавилонии, куда уж нынешним варварским "енохианцам"!). Грань между царствами людей и духов, тем и этим светом была тонкой и проницаемой, а люди не знали даже Десяти заповедей. Мир погружался в антроподемонический хаос, как в трясину, и недаром Господь решил его утопить.
Енох описывал, как нефилимы опустошали природу. В итоге, по воле Божией, предводители стихийных духов - мы знаем их как языческих богов, семиты звали их баалами - подняливосстание. Вспыхнула ужасающая война, на фоне которой даже походы великого Велисария кажутся дракой между школьниками - гиганты-нефилимы под предводительством сынов неба против баалов и элементалей. Отголоски её можно встретить в преданиях почти всех языцев - вспомните эллинскую титаномахию. В ходе этой брани мир был полностью опустошён и разрушен, нефилимы истреблены, а сыны неба низвергнуты в бездну. Начался расцвет язычества - эпоха баалов, восхождение натуральной, природной магии, из неё впоследствии вышло и Королевское искусство.
Одновременно с этим очищенный и упорядоченный баалами мир готовился к приходу Спасителя. Самыми прекрасными цветами на древе язычества были образы Аполлона Сотера и Афродиты Урании, эклога Вергилия о Деве и слова Кумской сивиллы... Образ Христа всё отчётливее проступал через прекрасные, но холодные лица старых богов.
Не дремал и враг рода человеческого. В ряды баалов проникали адские духи; эти самозваные боги учили людей чернокнижию и демонолатрии. Пролилась невинная кровь первых человеческих жертвоприношений; край Тени начал накрывать мир. А после Благой вести силам зла удалось завлечь в свои ряды и некоторых баалов, не смирившихся со смертью Великого Пана.
Всю глубину бездны я осознал вскоре после смерти матери, разбирая библиотеку скончавшегося в Савойе одного из учеников отца (меня пригласили вдова и дочь покойного, ничего не знавшие о моём разрыве со Схолой).
Это был незаметный кодекс - "Комментарии на Книгу Еноха". Безымянный автор, если верить пролегоменам, был ромеем, оставившим Город ещё в XIV столетии. Думаю, его унесла Чёрная смерть. Судя по превосходному состоянию книги, её ни разу не читали; впрочем, покойный и не был заядлым книжником, его собрание состояло в основном из трудов по механике. Трактат состоял из двух частей, теологической и исторической, первая была короткой, банальной и небрежной; вчитавшись во вторую, я быстро понял, что она несла чисто заглушечную функцию. Зато стоило мне приняться за второй раздел, как я почувствовал, что мои волосы зашевелились под беретом. В книге описывалась уходившая во глубину веков история секты ермониатов - по названию горы, на которой совещались сыны неба прежде, чем шагнуть в этот мир. Впрочем, так их звал только автор, сами они предпочитали называть себя гемидаймонами, полугениями.
Это слово укололо меня, словно иглой, заставив вспомнить один разговор. Это было года два тому назад, я тогда подвизался при дворе одного из италийских варварских князей. Вера в правильность заветов отца окончательно покинула меня - кстати, это был последний государь той земли, которому я служил. На пиру, ставшем, естественно, очередным торжеством подобничества и так называемого "гуманизма" (я бы назвал его терионизмом), я угрюмо сидел, попивая вино и мысленно обряжая всех присутствовавших в кастильские сан-бенито. Вдруг ко мне подсел Пьетро, матёрый подобник (так мне казалось тогда), бывший в ту пору в фаворе у князя. Ну да, ну да, очередной охотник за ребисом и адепт, плавали, знаем. Изогнув тонкие губы в полуулыбке и пощипывая эспаньолку, он вкрадчиво заговорил со мной; я отвечал вежливо, но односложно. Поняв, что со Скрибой каши не сваришь, он быстро удалился, на прощание шутливо назвав меня гемидаймоном. Тогда это слово показалось мне образчиком аттицизма; я подумал, что оно великолепно характеризует и меня, и мой путь, и мои дела и их плоды. "Да, да, полугений", - думал я, осиливая очередной кубок, в то время как сердце царапала мысль: что-то не то с этим Пьетро, уж очень удущливый, чуждый аэр окружал этого человека. "Наверно, якшается с чароплётами", - решил я и прочитал про себя "Да воскреснет Бог".
Через год я увидел его обнажённое тело, разделанное на колесе заплечными мастерами, подивился диковинным, никогда ранее не виданным сигиллам, испещрившим кожу Пьетро - и окончательно утвердился в этой мысли. Обнаружив рисунки тех самых знаков на страницах "Комментария", я вскрикнул и выронил книгу. Так значит, он принял меня за своего и прощупывал, произнеся их шибболет! Никогда ещё подлинные служители мрака, а не их марионетки не подходили ко мне так близко. "Значит, их можно убить, это хорошо, да, это хорошо...", - снова и снова повторял я. В ушах мои зазвучали жуткие литании, исторгнутые казнимым ермониатом, и истеричный вопль профоса: "Да вырвите уже проклятому малефику язык!". Если бы отцы инквизиторы (кстати, покарали Пьетро не за ересь, а за обычные интриги) знали, какая это была крупная рыба.
Прости меня, читатель, я увлёкся. Теперь по порядку. Ермониатство началось как секта, практиковавшая плотское сожительство с демонами. Глухие слухи о подобных практиках присутствуют в истории многих знатных родов, выводивших себя от богов и духов. Да и регулярно разбираемые инквизицией дела об инкубах и суккубах свидетельствую о возможности подобных связей.
Большинство этих союзов были бесплодными, однако, в конце концов, магические ухищрения принесли свои плоды, и некоторое количество детей всё же появилось на свет. Они ничем не походили на нефилимов допотопного времени, закваска была куда пожиже, но всё же все эти полукровки отличались особой тягой к тайным наукам и мастерством в чёрной магии. Ещё же одной, как мне кажется, главнейшей отличительной чертой этого беззаконного потомства была осознанная тяга к злу. Все они с каким-то восторгом и упоением шагали в Тень.
Отвлечёмся же на секунду опять. Подумай, читатель, так ли много на нашей грешной земле подлинной служителей мрака? "Конечно! - ответишь ты. - Достаточно посмотреть, что творится за окном". Ой ли? Большинство злодеев служат не бесу, но своим людским страстям. Разбойник - алчности, развратник - похоти, тиран - властолюбию, убийца - гневу, страху возмездия или ещё каким-либо своекорыстным устремлениям. Иные их них искренне могут считать себя добрыми христианами, я не раз сталкивался с подобным. Чароплёты и подобники, с которыми мне доводилось общаться, всем сердцем верили, что им суждено привести людей в новый Золотой век. Конечно, весь этот сброд вносит свою лепту в дело врага рода человеческого, но делает это неосознанно, так сказать, опосредованно. Такие люди скорее напоминают разнузданных зверей, чем демонов.
Не то ермониаты. Они выбрали Тень разумом и сердцем и стали теми воротами, через которые зло снова и снова приходило в мир, подобно тому, как сны приходят через врата Морфея. Магометане называют подобных людей "святыми сатаны". Замыслы их простирались очень далеко. Подобники мечтают о механомагии языческого Рима, чароплёты - о колдовском мире халдеев и египтян, ермониаты же простирают взгляд куда дальше и глубже. Безымянный автор "Комментария" писал о том, что целью гемидаймонов было возрождение допотопного мира и разрушение грани между землёй и обиталищем духов - дабы открыть дверь породившим их сущностям. "Ordo ad chaos", - звучал их девиз, от порядка к хаосу.
Подобники называют наше время "возрождением", "ренессансом", вот только возрождает каждый своё.
Не стоит, конечно, преувеличивать мощь этих служителей Тени. Магия неуклонно покидает мир, а демоническое семя всё сильнее разбавляется человеческой кровью. Судя по протоколам инквизиции, в наше время демоны сплошь страдают бесплодием. Инспирированные гемидаймонами эксперименты с выведением гомункулусов провалились. Даже самые могучие и учёные из ермониатов не в силах уже произвести даже паршивой трансмутации. Заклятия Пьетро не принесли вреда никому из присутствовавших при его казни - так, подул лёгкий ветерок да тучка закрыла на полчаса солнце. О, если бы в мире вновь появился Удерживающий зло...
Осознавая свою уязвимость, гемидаймоны осваивали искусство таиться. Сотни тайных обществ кротовыми норами пронизали страны Заката, опустошённые Чёрной смертью, разобщённые, враждующие, лишённые опеки Христианской державы. Они вербовали в свои ряды чароплётов и подобников, льстили им, заманивали глубинами тайного знания. Богохульные комплоты, самозваные ордена, еретические секты плодились, как грибы после дождя, интриговали, грызлись друг с другом, заключали временные альянсы. Адепты Тени, лишённые магической мощи, пытались манипулировать варварскими государями, а те, алкая алхимического злата и монастырских земель, в свою очередь старались извлечь свою выгоду из заговорщиков. Малатеста был первым, кто вскарабкался наверх по этой скользкой, заляпанной кровью лестнице. Всё это напоминало мне червей, кишащих в мёртвом теле. В какой-то момент тысячи эгоизмов сошлись воедино, толкая варваров прямиком в Тень, и Европа поползла в хаос.
Ни государи варваров, ни церковь вначале не видели опасности. Казалось, были вещи поважнее, чем невинное увлечение древностью - страны Заката оправлялись от чумы и войн, одновременно трясясь от страха перед победоносным османским воинством. Те из церковников, что сохранили знание о мире до Чёрной смерти, гордились победой над альбигойцами (за спинами этих еретиков, кстати, тоже стояли ермониаты) и считали, что, одолев такую гидру, уж с подобничеством-то добрые католики как-нибудь справятся. Среди ромеев тоже не было единого мнения - многие, как мой отец, считали подобничество просто возрастной болезнью. Опять-таки нужно понимать, что варвары, гордые своим католицизмом, смотрели на нас, как на схизматиков, которые, в общем, не намного лучше подобников, и не слишком-то к нам прислушивались, если речь не шла о механике, риторике, химии и прочих искусствах.
Зараза распространялась вширь и вглубь, и змеёныш в итоге вырос в многоголового дракона.
Варвары стран Заката создали сложную иерархию адского воинства и богатейшую демонологию. Откройте "Гоетию" - князья, маркизы, графы, капитаны, лейтенанты... Православие не знает этого, бес для нас един во всех своих личинах. Я уверен, что этому, через подобников, научили варваров ермониаты - людей пытались заранее приучить к очередной ведьмачей сатрапии, рабы должны знать своих новых хозяев. Люцифер, первый бунтовщик, был ведь заодно и первым тираном. Это нормально - вспомните, как беспрекословно подчиняются своим атаманам разбойники и мятежники. Из хаоса, в который погружалась Европа, по замыслу гемидаймонов должен был вылупиться железный порядок - чтобы, в конце концов, превратить мир в развалины с рыскающими по нему адскими тварями.
Тогда-то мне и довелось увидеть предел власти добра в порабощённом диаволом мире - не дать всему окончательно рухнуть в пропасть.
Зло, как всегда, само себя посрамило; обезьяну Бога погубила её болтливость.
Ермониаты, уверовав в свою победу, решили провести первый после Чёрной смерти антисобор. Провести, так сказать смотр сил (в конце концов, чума изрядно покосила и воинство зла), выработать план окончательного удара и довести свою волю до избранных, особо отмеченных чароплётов и подобников.
Местом проведения антисобора стала Босния - старое гнездо богомилов. По легендам, именно в этих горах скрывался папа альбигойцев. Гиблое, глухое место, взбаламученное турецким завоеванием и нашествием горных пастухов в опустевшие после Чёрной смерти города, эта земля была словно создана для попахивавшего серой торжища гемидаймонов и их подручных. Во время одной из поездок в Венецианские земли мне доводилось видеть выходцев из тех краёв; казалось, на дне их глаз хранилась память об эпохе нефилимов.
Протоколы инквизиции, с которыми мне довелось знакомиться, свидетельствовали: симпосиум происходил в весьма оживлённой обстановке. Это был пир триумфаторов, быстро перешедший в разнузданную оргию, напоминавшую времена Тиверия и Калигулы. Вино, общество братьев по крови и пьянящее чувство близкой победы развязывали языки. Богомерзкие тосты во славу князя тьмы сменялись разнузданными песнопениями и смрадными потехами.
Ермониаты с упоением расписывали тот кошмар, в который должно было превратиться после их победы мироздание; застывший в ужасной статуарности мир, не знающий ни прошлого, ни будущего; оставленный Богом мир вечного "сейчас", преисполненного боли и распада; мир - игралище смерти и демонов.
Не разделяли это ликование только подобники с чароплётами, впервые допущенные в чертоги их хозяев. Блудные овцы, наконец, осознали, куда ведут их чёрные пастухи. Одно дело славить баалов и демонов, баловаться дешёвым фокусничеством под видом сакрального знания, блудить, размахивая итифаллами, богохульствовать, ломаться под эллинов и римлян времён языческих кесарей - и совсем другое самим шагнуть в бездну. "Гуманисты" поняли, что были лишь пешками в руках гемидаймонов; замысел хозяев ужаснул их. С Балкан эти званые и избранные возвращались, откровенно поджав хвосты. Ни утончённые эстеты, ни циничные гедонисты, ни эпигонствующие чародеи вовсе не собирались пробивать прямой ход в преисподнюю и обрушивать в тартарары этот полный наслаждений и удовольствий мир, готовый пасть в их руки, подобно спелому плоду.
Они были не против для усиления своих магических операций зарезать на алтаре какого-нибудь пастушонка или обесчестить случайно попавшуюся на улице девчонку - но к принесению в жертву на прокорм демонам целых городов эти люди были не готовы.
Услышанное в Боснии ни для кого из них не прошло даром. Несколько особо впечатлительных подобников наложили на себя руки, другие каялись, предавали себя в руки инквизиции, уходили в монастыри. Впрочем, таких было меньшинство; язва подобничества слишком глубоко въелась в сердца этих людей. Некоторые меняли одно зло на другое, превратившись в безумных проповедников и ересиархов, предсказывавших конец света и основывавших собственные секты. Один из приглашённых на боснийский симпосиум лишился в конце концов рассудка, ещё один присоединился к экспедиции, искавшей морской путь в Индию, и навсегда сгинул в тех неведомых краях.
Должен признаться, я недооценивал подобников. Они долго казались мне лишь жалкими изнеженными кривляками, одержимыми гордыней и самодовольством. Оказалось, они могли постоять за себя.
...И опять унесла меня далеко вперёд река мыслей. Экая досада! Впредь буду строго придерживаться хронологии. Итак, закончив работу, я легко выкупил "Комментарий" у безутешной вдовы и, оседлав коня, стремглав ринулся домой. Я чувствовал себя Архимедом, получившим, наконец, свою точку опоры.