Аннотация: Иногда добротой мы выстилаем дорогу в Ад. Елена всю жизнь посвятила своим детям, любила их всей душой, безмерно, жертвуя своей личной жизнью. Читайте рассказ и вы узнаете, чем осложнился её феномен.
Николай Николаев всегда принадлежал только самому себе. Те, кто его близко знал, даже посмеивались, карикатурно называя его Сам Своев, попадая что зазывается, "не в бровь, а в глаз", ведь это его точная и ультра краткая характеристика, к тому же вмещающая зеркальность имени и фамилии. С роду годов, с ребяческого возраста,он все решения принимал самостоятельно, и не важно, были ли они удачными или провальными. "Я сам с усам" - точно про него. Николай не понимал, почему к нему пришло то или иное решение, но чувствовал, что всплыло оно откуда-то из недр души, где заложены неприкасаемые жизненные программы.
К примеру, если ему захотелось гулять, а погода на дворе стояла не очень, то непременно находился ресурс, чтобы собрать Колюню на прогулку; если ему не нравилась воспитательница в детском саду, то вскоре она могла внезапно оказаться на другой группе и тому подобное. Огромное количество необычных совпадений и исполнений желаний происходили, как по волшебному велению.
Мать Колюни, Елена Ивановна, воспитывавшая сына одна, не понимала природу таких проявлений. Она решила, что малый шаманит каким-то неведомым способом, и что вообще непонятный он человек. Но зачем заморачиваться на этот счёт, если пацан растёт волевым и самостоятельным, как и его биологический отец, которого она знала без году неделю - фактически сразу после родов Колюни тот исчез с её горизонта так же внезапно, как однажды материализовался возле неё. Единственное, о чём просил отец новорожденного, дать ему имя Николай и фамилию Николаев, коей он обладал, тем самым подтвердив отцовство.
Елена, конечно, с радостью согласилась, ведь, думала она, что признание любимым отцовства малыша - что-то вроде указующего перста Судьбы, и сыночек будет расти под её (Судьбы) защитой, и любимый всё время будет рядом надёжной опорой и поддержкой.
Однако, в один не самый прекрасный день, Никита, как звали любимого, исчез без следа, оставив коротенькую записку с явным намёком, что здесь он свою миссию выполнил и искать его не стоит. Елена погоревала немного, потосковала, но на руках остался круглый розовый бутуз, подарок от любимого, и ей не только жить с этим подарком, но и вкладывать в него душу и все имеющиеся скромные средства её и её семьи...
Примерно к пяти Колюнькиным годам стало ясно, как божий день, что ребёнок не воспринимает воспитательных порывов своей матери и прочих близких родственников - совершенно спокойно на голубом глазу(глаза и впрямь были ясно голубыми), он выслушивает их, а поступает с точностью до наоборот.
Елена Ивановна очень любила Колюню, оберегала по возможности от рискованных поступков и уговаривала уже только саму себя, (Колюню бесполезно было уговаривать), что сынок повзрослеет, всё у него в буйной головушке встанет на свои места, и проснётся истинная интуиция и станет настоящей путеводной Звездой. Она всегда жила только позитивными мыслями, такими исцеляющими и вдохновляющими, что женщина легко преодолевала значительные трудности и разные "коленца", которые подкидывала ей жизнь.
Ещё надо сказать, что была у Елены старшая дочь от первого брака Ольга, но родила она её в несовсем осознанном возрасте в
17 лет, тоже исключительно от обожаемого ею парня из дома напротив. Они даже в браке немного пожили, но вскоре поняли, что их союз был ошибкой, ибо кроме взаимной симпатии и случайного ребёнка, их более ничего не объединяет.
Елена любила старшую дочь по-своему, какой-то спокойной материнской любовью, не то что Колю - "муси-пусечной", доведя свои чувства до абсурда. Ольга не обижалась - она всегда, в отличии от Колюни была взрослой от рождения, всё понимала, даже если в детском словарном запасе ещё не хватало слов, могла выразить свою сложную мысль достаточно понятно для взрослых.
Вообще Елена любила всех близких, знакомых и даже незнакомых ей людей; любила животных, пташек. В растениях она видела живых существ, обладающих чувствительностью и необычайной организацией своей жизни. Она словно всех чувствовала, всех принимала, но ни за кого не страдала, а лишь читала молитвы за тех, кто пострадал в поле её видимости.
Пока была жива её мать, она называла Елену Святой, "ты человек с большим сердцем", - говорила она ей. Но Елена так не считала, - она всегда жила с этим, а не приобрела однажды и невзначай. И впрямь, все, кто рождён с неким даром, зачастую не понимают, что это способность от самого Создателя, размышляя, что так и должно быть по жизни.
Маленькая сжатая фигурка бабушки, одетая по-старушечьи в длинную синюю складчатую юбку, в небрежно повязанном вылинявшем платке с выбивающимися прядями седых волос, сидела на покосившихся ступеньках крыльца бревенчатого дома. Остренькое морщинистое лицо подпирали два кулачка, настолько крепко стиснутых, что ногти до боли врезались в ладони.
Елена Ивановна была совершенно отрешённой и ничего не воспринимала вокруг: ни ясного глубокого неба с царственно плывущими громоздкими облаками, ни ярко-зелёного кустарника с белыми соцветьями, благоухающими прямо напротив. Мир казался лишь декорацией, неестественным и неживым. Щебетали мелкие пташки, суетливо перелетая с ветки на ветку, но она их не воспринимала, полностью лишённая чувств.
Одна единственная мысль укоренилась в её сознании и сковала всё существо:"Коля больше не придёт... никогда не озарит ярким голубым взглядом и не согреет кроткой улыбкой. Никогда мой малыш не вступит на эти ступени своей ногой..." От слова "НИКОГДА" её то бросало в жар, то знобило и заставляло сжиматься до маленького незаметного комочка. Ей просто хотелось исчезнуть, провалиться, как говорили раньше, в тар-тарары. Но сейчас, сегодня или завтра это невозможно: она должна прожить ещё один,всего хотя бы один долбаный день.
Слёзы застилали лицо. Она всхлипнула раз, другой, но не разрыдалась, потому что из-за поворота у соседнего дома показалась знакомая фигура Ольги, её старшей дочери. Это событие мгновенно вернуло её в реальность. Старушка быстро поднялась, выпрямилась,хотя ломило всю спину, утёрла слёзы концом платка.
- Мама, здравствуй, - Ольга обняла мать, не заметив мгновенную трансформацию. - Николай ещё не пришёл? Странно, ведь он знает, что завтра у тебя юбилей.
- Оля, а чего странного, что его нет. Ты же знаешь, что он может зависать у приятелей неделями. Не думаю, что он завтра появится, его не особенно колышит чей бы то ни было юбилей. Он всё время на своей волне, весь в батю пошёл - такой же таинственный и неуловимый.
- Да, но, может, доехать до Володи или Галинки с Петькой хотя бы.
- Он появится, когда насытится уже своим горючим. Не волнуйся, отметим без него. Он, наверное, за время своего отсутствия все настоящие и все будущие юбилеи отметил. Так что не надо. Придёт - хорошо, не придёт, - ещё лучше.
Ольга замолчала, рефлексируя сказанное. Она думала о том, что ситуация не тривиальная, всё-таки не каждый день такую крупную дату отмечать приходится, а юбилярша не особо встревожена, что любимый сын так и не объявился. Неприятное чувство вдруг появилось в области подложечки, ощущение, что что-то распутывает клубок энергии, дёргая за невидимую ниточку. Она едва справилась с дурнотой, отгоняя неприятные мысли.
- Хорошо, мам, у нас всё готово, все, кто надо приглашены. Утром я тебя к парикмахеру отвезу, чтобы ты снова стала красавицей, такой, какой все тебя знали. Это будет твой новый рассвет.
Елена Ивановна обняла дочь, ей стало немного легче, ведь завтра она словно в прошлое вернётся, когда по-доброму собирались всем честным семейством и с соседями, пели песни, даже приплясывали. Где она молодая ещё, энергичная, уверенная, и не страшны ей никакие житейские бури-ураганы и потерянные в этих вихрях мужчины. Елена выдохнула с облегчением:"Ещё один, последний день жизни. Но об этом родные узнают только после завтра, когда найдут меня на заднем дворе без признаков жизни".
Она посмотрела на дочь широко открытыми честными глазами. Ей не хотелось омрачать этот последний день, и пусть он будет праздничным для всех...кроме Николая.
Ольга отступила к стене, её пугал шум и неразбериха. Вокруг толпился народ: люди собирались небольшими группками, о чём-то договвриваясь. Она вытянула шею и приподнялась на цыпочки, чтобы обозревать всё происходящее и, возможно, заметить знакомых людей. Сердце билось неровно и тревожно, словно что-то вот-вот произойдёт неожиданное. Тревога её неожиданно реализовалась - к ней устремилось несколько человек, обступив её полукругом.
- А, мы тебя искали, - произнесла статная белокурая женщина с высоко забранными волосами. Ольге показалось, что её взгляд выражал негодование вместе с презрением. В состоянии волнения ей удавалось легко считывать эмоции собеседника.
- Хорошо, что будем делать, девочки? - она узнала в этой женщине свою одноркурсницу Светлану, считавшуюся в студенческие годы одной из самых ярких девушек курса. Ольга заметила, что Светлана практически не изменилась: тот же симметричный овал светлокожего лица, крупные голубые глаза и гладко зачёсанные русые волосы с развевающимимся на ветру выбившимися кудряшками.
- Ничего мы больше делать не будем. Ты сейчас просто подпишешь заявление о выходите из нашей группы, - протянув Ольге готовый текст заявления. Внизу она заметила лишь слово "подпись", "дата" и чёрточку под ними.
- Но в чём дело? - Ольга оторопела, такой поворот событий оказался совсем непредсказуемым и негативным. Её обдало жаром от нарастающего волнения.
- Мы просто не хотим с тобой сотрудничать, - настаивала Светлана.
- Что я сделала не так? Может, объясните в конце концов?
- Ты всё делала не так. Ты была резка, груба и упорствовала в своих доводах.
- Я просто приводила аргументы, что в этом плохого?
- Подпиши, и дело с концом!
- Ничего я подписывать не собираюсь.
Светлана резко отдёрнула листок, которым размахивала возле Ольгиного лица и развернувшись, пошла прочь. За ней последовали остальные участники какого-то непонятного судилища.
Женщине стало невероятно одиноко, до неё стало доходить, что её отвергли. Она склонила голову и несколько раз прокрутила в голове одну и ту же мысль:"Да, я была несносна и груба, и это сущая правда", - Она припоминала, как дерзко вела себя накануне.
Между тем, она чувствовала, что ей надо примкнуть хоть к какой-нибудь группе и она понуро побрела за толпой, оставаясь в самом её хвосте.
- Оля, Оль, - она услышала знакомый голос позади себя. И этот голос такой чистый, с характерным тембром, каким она давно его не слышала. Она резко развернулась и застыла от ужаса: прямо напротив стоял Колька. С него комьями осыпалась земля, он протирал остекленелые глаза от грязи, которая их забила.
- Коль, что с тобой?? - она резко поднялась и открыла глаза. - Коль, ты где? - оцепенение сошло, наконец, и она поняла, что все сцены, в которых она только что участвовала, случились во сне.
Женщина немедленно соскочила с кровати и подбежала к иконе, которую ей подарила бабушка, давно упокоившаяся, и долго перед ней бормотала молитвы, вырывавшиеся откуда-то из самого сердца, хотя она никогда не была набожной.
"Всё, надо брата искать, что-то недоброе случилось. Но у мамы юбилей сегодня. Если он не объявится прямо сегодня, завтра пойду в полицию, обзвоню все больницы и морги. Колька в беде, как пить дать," - она почти уже не сомневалась, что его нет среди живых. Она решила ничего не говорить матери, чтобы не испортить её праздник, ведь она уверена, что Николай бездумно зависает и колдырит у своих дружков-алконавтов.
Елене не хотелось слушать поздравления, лишь одна мысль крутилась по кругу в её голове:"когда всё это закончится, просто невыносимо". Конечно, вокруг неё собрались самые дорогие, по-настоящему близкие люди: дочь Ольга, внук Виктор, лучшая подруга, с которой они неразлучны практически со школы и не давали друг дружке пропасть в самые ненастные дни жизни, соседка Валя по дому и двоюродный брат Евгений по материнской линии. Нет только Николая, её любимого и такого несчастного Николая. Но он не придёт, она знала это. Поэтому ей тяжело было играть роль счастливой юбилярши и так тягостно носить непривычную маску наигранной любезности. На третьем тосте в честь её драгоценного здоровья, она перебила соседку, чей экспромт был, конечно, сердечным и простым, предложила выпить за каждого здесь присутствующего.
- Мама, вмешалась Ольга, - сегодня всё только для тебя, мы тебя воспеваем, славим. Это очень важно!
- Оля, мне не нужна слава, ты же знаешь, как я обычно шарахаюсь от мало-мальской популярности, у нас в семье не принято выкаблучиваться и рисоваться на людях.
Она склонила голову, чтобы никому не смотреть в глаза близких в этот момент. Она вдруг подумала с иронией, что как ни скрывайся от славы, рано или поздно она тебя настигнет:"правда ведь говорят, что хорошими делами прославиться нельзя".
- Мам, словечко "славить" - не то, что ты подумала. Я тоже раньше не задумывалась над семантикой этого слова.
Еленины гости переглянулись, почувствовав себя неуютно от Ольгиной замудрёной речи. Они знали её как спокойного толкового человека, правда, иногда с излишне витиеватыми высказываниями.
- Так,вот, славить - это значит привлекать лаву энергии, жизненной силы. Тебе, мам, остаётся лишь принять наши поздравления с открытым сердцем.
И немного помолчав, не к месту добавила:
- И позволь себе сегодня не переживать..., - она не договорила, чтобы не обострять возможные горестные чувства матери.
Елена кивнула, головой, что всё предложенное дочкой принимается. Сегодня она выглядела невероятно помолодевшей: знакомая парикмахерша аккуратно постригла и уложила ей волосы, подкрасила брови и ресницы. Елена надела по случаю полушерстяной костюм малинового цвета, заметно её стройнивший - её фигура была словно неподвластной возрасту, несгибаемой в прямом и переносном смысле слова: издалека женщину можно было принять за стройную ухоженную мадам среднего возраста. В ушах сверкали золотые серёжки с крупным жемчугом, которые она давным-давно, по молодости купила в Москве на выставке ювелирного искусства.
- Отлично, - Елена улыбнулась и даже сверкнула глазами,- так, кто там следующий хочет обрушить на меня поток?!- ей стало немного легче, она даже перестала бояться, как вечером ей удастся осуществить задуманное. Она ждала вечера, как облегчения: жить неделю с разрывающимся от горя сердцем было выше её сил. Она подготовила письмо, в котором подробно объяснила, почему так нужно было поступить, положила нотариальные документы, по ним всё наследство она поделила между Ольгой и её сыном Виктором. Единственное о чём она глубоко сожалела - о том, что испытает дочь и внук. Для них это будет настоящей травмой и, наверное, мучением, какое далеко не скоро проходит, порой терзает годами. Но, если намекнуть заранее, то её планы не исполнятся.
Тщательно продуманному плану не суждено было сработать...
Мысли в голове Ольги хаотично скакали, когда она принялась за уборку и мытьё посуды. Она перебирала в голове разные словесные конструкции, чтобы не ошарашить мать своими ужасными предчувствиями и как можно мягче озвучить наименее травматичную.
Какой-то нехарактерный звук, словно что-то порвалось, доносящийся из коридора, заставил её резко обернуться: мать старалась тихо, чтобы не скрипеть деревянными половицами, пройти к двери, по пути всё же зацепила гвоздь, торчащий в стене и служивший некогда для прикручивания пояска для шторы. Елена суетливо отделяла рукав зацепившегося платья.
Женщины встретились взглядами. На их лицах читался страх вперемежку с досадой.
- Мам, стой, что это у тебя в руках?
Елена спрятала какой-то кулёк за спину и странно переминалась с ноги на ногу.
- Я...это просто на двор, - неуверенно произнесла она, как преступник, только что пойманный с поличным.
Ольга выхватила кулёк, опасливо пошарила в нём рукой и вытащила конец толстой верёвки, скрученной петлёй.
- Мама, ты что задумала? - я тебя не отпущу, не смей. Мы будем искать Николая. Я прямо сейчас уже готовилась писать заявление в полицию и всё прочее. Мы его найдём, ты только успокойся, не нужно жертвовать собой. Ты не виновата, что он таким стал.
- Не нужно Оля, его искать...я его убила...он тут неподалёку, - Елена присела на скамейку, не проронив ни одной слезинки. Её мучительная тоска сковала всё внутри, только её она ощущала, и боль разливалась, ширилась и захватывала всё её существо.
- Мамочка, как же так? Ты у нас святой человек, ты добрейшая, мухи не обидела. Ты очень любила Кольку, я не верю, - Ольга заливалась слезами. - Не верю я!!
- Перестань, дочка. Мухи не обидела, а сына убила. Не лгу я, на огороде его закопала ближе к забору, где хрен разросся, ну, ты знаешь, где это,- она невольно махнула рукой в сторону заднего двора. - Не нарочно я... он напал на меня с ножом, денег требовал на выпивку, даже слегка по горлу полоснул. Что со мной в этот миг произошло, я не знаю и не помню. Очнулась только тогда, когда бездыханного Колю под покровом ночи волокла в огород, словно маньяк какой жертву свою волокёт. Потом прикопала немного. Вот, до чего мы дожились, Господи. Мне очень жаль его, нет предела моей вины. Жить не могу и не хочу поэтому.
Ольга не пошла в огород, чтобы убедиться в ужасном событии. Она собрала остатки душевных сил, чтобы помочь матери.
- Мама, послушай, ты самый мой родной человек, и я тебя в обиду не дам. Мы пройдём все суды: и людской суд, и государственный, чтобы снять с тебя вину. Она вызвала полицию и, крепко обняв мать, дождалась приезда целой бригады сотрудников...