Глеб Дмитриевич Петровский, богатый холостяк и коллекционер живописи, проснулся тихим летним утром у себя в квартире в Хлебном переулке с мыслью, что пора жениться. В 47 такие мысли посещают мужчин, особенно, если они никогда не были женаты и у них нет детей. Глеб Дмитриевич возглавлял успешный банк, чьи усилия были направлены на то, чтобы каждая страждущая душа могла получить кредит на все, о чем она страждет. Это был тяжелый бизнес, но интересный. Работа съедала все его время, оставляя только немного для картин, которые он скупал здесь и там, странствуя по миру, и водя дружбу с московскими галерейщиками. Его страстью были концептуалисты, старые и новые мастера этого стиля наполняли собой стены его жилища. Коллекция переоценивалась время от времени, что-то продавалось, что-то покупалось взамен. И все комнаты его квартиры кишмя кишели красными шарами, синими ромбами, фигурами без имени и сложными композициями, в которых ничего не возможно было понять.
Итак, Глеб Дмитриевич решил, что пора жениться. Но окружающие его женщины были либо хищницами, готовыми поглотить его состояние, либо никчемными существами, не способными создать семейный уют. И что делать он не знал. Обращаться в брачные конторы и знакомиться по Интернету он считал ниже своего достоинства. А заводить новые знакомства он побаивался, так как не ждал от них ничего путного. Он перевернулся на другой бок и задумался. Что делать; он уже не юноша и совершенно одинок. Есть, конечно, слуга Виктор, который кормит его и ходит за ним как за малым дитятей, зная, что где лежит, что в стирке, что в ремонте, а так же кто, где и когда ждет хозяина. И самое главное - что именно нужно надеть. Одевание стало проблемой для Глеба Дмитриевича с тех пор как появились деньги. Все события требовали соответствовать, а никто и никогда его этому не учил. Туфли, галстуки, пиджаки, брюки и рубашки занимали целую комнату. Все это было куплено Виктором, или под Викторовым присмотром.
Глеб Дмитриевич, погрезив минут пять о том, как хорошо было бы разрешиться от тягот одинокой жизни, наконец, встал, надел халат и вышел из комнаты. Он направился на кухню узнать готов ли завтрак.
- Доброе утро, - отозвался от плиты Виктор. Он был добрый малый, прошедший курсы дворецких и личных слуг. Голова его уже почти поседела. Он всегда улыбался скромной улыбкой человека готового понять и помочь. Улыбнулся он и сейчас.
- Доброе утро, - ответил ему Глеб Дмитриевич.
- Завтрак скоро будет готов. Сегодня кофе, тосты с маслом и омлет с зеленью и беконом.
- Вот и славно, пора бы мне уже пойти и умыться, - Глеб Дмитриевич пошел было уже в ванную, но вдруг остановился в дверях кухни и обернулся к слуге. - Виктор, вы были когда-нибудь женаты?
- Да, два раза.
- И как?
- Что как?
- Что вы об этом думаете?
- Трудно найти хорошую жену, обычно женщины хотят всего и сразу. Они не умеют ждать. От этого все разводы.
- И вы, Виктор, не хотели бы жениться еще раз.
- Нет, что вы. Два раза - это больше, чем достаточно.
- Спасибо за откровенность.
- Всегда рад, Глеб Дмитриевич. Я буду накрывать в кабинете. Туда же отнесу свежую почту.
Глеб Дмитриевич принял холодный душ, побрился и, почистив зубы, отправился в кабинет завтракать. Омлет был хорош, кофе был еще лучше, а тосты хрустели так, что душевный комфорт, потерянный в мыслях о собственном одиночестве, вернулся. Раннее летнее утро заиграло всеми красками. Птицы пели, машины шумели где-то вдалеке, где проходил Новый Арбат. И хотя ночной дождь оставил лужи, в них отражалось солнце. Все это было видно и слышно из окна, выходившего в тихий двор, где стояли дорогие машины соседей, и его собственный BMW.
Настало время почты. Биржевые отчеты полетели в корзину, за ними последовали письма, в которых просили денег на все, что угодно от операций на сердце до ремонта крыши над головой. Оставался только большой пухлый конверт со штампом "Галерея Симягина". Глеб Дмитриевич открыл его и на стол вывалился пухлый том каталога выставки из частного собрания Алексея Васильевича Тернищева. Альбом требовал внимания, и у Глеба Дмитриевича было время его посмотреть. Полистав внимательно минут десять, он вдруг увидел такое, что сначала не поверил своим глазам. "Портрет Девушки" Репина так поразил его, что последний тост стал в горле. Прокашлявшись, он пришел себя. Это был знаменитый портрет его прабабушки, от которого в семье осталась только одна фотография. Как он уцелел в советский период, и как он попал к этому Тернищеву. В этом надо было разобраться.
А что, если его купить, подумал Глеб Дмитриевич. Репин, конечно, не концептуалист. Но это утраченная семейная реликвия. И вернуть ее в семью было бы хорошо. Он не знал своей прабабушки, она умерла до его рождения. Все, что у него осталось от нее это несколько фотографий. Вот она в молодости в Швейцарии на водах. Вот с детьми в Крыму после революции. Вот она среди книг в библиотеке, где проработала тридцать лет. И, в общем-то, все, если не считать снимка, сделанного с портрета. Фотография эта была старая, желтая и вся измята. Но то, что эта картина из каталога ее портрет сомнений не оставалось. На репродукции в каталоге, прабабушка была в легком платье, почти девочка, с огромными газами и жутким количеством веснушек на всем лице.
Да, картину нужно купить! Но если ее не продадут? Как быть тогда? Глеб Дмитриевич не знал. И решил дождаться девяти часов, чтобы позвонить в галерею и узнать координаты хозяина этого сокровища.
1.2
Алексей Васильевич Тернищев, владелец портрета, тихо спал у себя в кабинете. Вчера поздно кончился футбол, который он смотрел по НТВ+. И ему снилось, что он бразильский футболист, играющий за британский клуб. Он забивал и забивал мячи всю ночь, и так устал, что ноги ныли. На самом деле они ныли от погоды. Ночной дождь влетел сквозняком в открытое окно кабинета, и забрался под легкий плед.
Тернищев владел поселком коттеджей, которые сдавал внаем иностранцам и состоятельным людям из Москвы, желающим жить в экологически чистом районе, в получасе езды от города по Ярославскому шоссе. Поселок выходил на озеро Светлое, где была прекрасная рыбалка, о которой заботился сам Алексей Васильевич, регулярно запуская в озеро новых рыб.
В комнату вошла его жена. Она встала над ним и потрепала его за плечо.
- Ну, что еще там, - пробурчал он.
- Пора вставать, Алевтина вот-вот подаст завтрак.
- Как не вовремя.
- Что ты имеешь в виду.
- Я видел замечательный сон.
- Пророческий?
- Вряд ли. В моем возрасте поздно начинать карьеру профессионального футболиста.
- Ты опять смотрел допоздна футбол?
- Имею полное право, - он сел на диване и протирал глаза.
- Никто не спорит. Короче, мы все тебя ждем.
- Ступай к ним. Я сейчас приду.
Когда он спустился в гостиную, все обитатели его небольшого особняка были уже в сборе. Во главе стола сидела Ника Анатольевна, его жена. По правую руку от нее сидел его сын Николай. Напротив него сидела его дочь Анна и рядом с ней его секретарша Ольга Гордеева. Он сел в огромное кресло напротив жены и положил салфетку за воротник. Алевтина, его служанка начала всем накладывать рыбу с жареными стручками зеленой фасоли.
Первой за столом голос подала его дочь.
- Папа я вот уже два года беру уроки вокала.
- Я прекрасно знаю об этом, - буркнул, отрываясь от рыбы, Алексей Васильевич. Он не любил разговоров за столом.
- Мой педагог, - продолжала Анна, - считает, что я могу попробовать поступить в консерваторию.
- Это дорого?
- Нужно тысяч тридцать.
- Рублей?
- Долларов, конечно.
- Об этом не может быть и речи. Я не настолько богат, чтобы спонсировать детские мечты. Особенно такие, на мой взгляд, безнадежные.
- Но наша девочка сможет петь в опере, - всполошилась Ника Анатольевна, она смотрела на своих детей, скорее как на друзей, и часто вступалась за их интересы.
- Подумать только - в опере. Что это ей даст? Безденежье? Жутких композиторов и дирижеров? Ненормальных режиссеров? И вечные переживания из-за того, что ее партию отдают другой.
- Не стоит сгущать краски, все может обернуться и иначе, - мягко вступилась опять его жена.
- Я ничего не сгущаю. Вот выйдет замуж, там хоть трава не расти. А пока она живет за мой счет, я против таких фортелей.
- Все у тебя фортель папа. Как же мне быть? - Анна готова была пустить слезу.
- Думай о замужестве, и думай быстро.
- Это все, что ты можешь мне предложить.
- По крайней мере, на сегодня это все.
Вдруг зазвонил сотовый у него в кармане. Номер был незнакомый.
- Тернищев слушает, - сказал, взяв трубку Алексей Васильевич.
- Вас беспокоит Глеб Петровский.
- Мы знакомы?
- Пока нет. Мне дали ваш телефон в галерее, где проходила выставка вашей коллекции.
- Выставка уже закончилась.
- Я знаю, каталог попал ко мне слишком поздно. Все-то наша почта любит опаздывать.
- Чем могу быть полезен?
- Я хотел бы купить у вас картину.
- Это навряд ли возможно.
- И все же. Давайте обсудим эту возможность, - Петровский напрягся, так как не хотел упускать шанса.
- Что вас интересует?
- "Портрет девушки" Репина.
- Это жемчужина моей коллекции.
- На нем изображена моя прабабушка.
- Она была в свое время, если верить Репину, очень хороша.
- Да вы совершенно правы. Какова ваша цена.
- Картина не продается.
- В таком случае не мог бы я снять коттедж в вашем поселке, о котором мне рассказали в галерее. Я хотел бы какое-то время пожить рядом с портретом.
- Это как раз возможно.
- В таком случае я скоро буду у вас.
- Милости просим. У меня есть два свободных дома. Будет из чего выбирать.
- Всего доброго, - стал заканчивать разговор Глеб Дмитриевич.
- Всего доброго, - сказал Тернищев и положил трубку.
- Кто это был? - спросила жена.
- Чудак какой-то, - ответил Тернищев и вернулся к завтраку.
2.1
Князь Филипп Навродский проснулся тем же утром со страшным прострелом в голове. Вчера праздновали отбытие в свадебное путешествие его приятеля Алексея Фон Виттена. И вечеринка, которая и так обещала многое, затянулась и вылилась в попойку, в которой оба юных героя не ударили в грязь лицом. Марта, новоиспеченная жена Фон Виттена, напрасно волновалась за своего супруга, тот не знал, что такое похмелье. Филипп же, наклюкавшись вчера под завязку, переживал состояние подобное тому, какое бывает после контузии. Его тошнило, болело все тело и жутко хотелось пить. Он протянул руку под кровать, там лежала бутылка белого сухого вина. Сделав глоток, и потом еще один, он почувствовал, что начинает приходить в себя. Это не сулит ничего хорошего в будущем, если уже в двадцать с небольшим вам приходится опохмеляться.
На завтрак его ждали остатки вчерашнего яблочного пирога, заказанного из ближайшего ресторана. Оставалось поесть, принять душ и найти чистую рубашку. Приходящая прислуга поменялась, и после стирки вещи теперь приходилось искать, находя их в самых неожиданных местах.
Как и Петровский, Филипп был абсолютно одинок. Единственная его родня, перед которой он должен был отчитываться, тетя Галя улетела к себе на Кипр, где у нее был домик. И поделиться наболевшим было не с кем. Сегодня ему предстояло свидание с Анной Тернищевой, и он надеялся сделать ей предложение руки и сердца. Конечно, он не очень богат. Компания по трудоустройству "Moscow Personnel", которую ему оставил дядя перед переездом на Тибет, приносила ему всего несколько десятков тысяч, пусть и долларов, но все равно, по мнению Филиппа, не слишком большие деньги. Аня, будучи девушкой строгой и из богатой семьи, могла ему отказать. Вот если бы он мог что-нибудь для нее сделать. Жениться на благодарной душе - это меняло бы дело. Но что он может сделать для девушки, у которой все есть. Деньги для нее просто бумага. И все золото мира и так лежит у ее ног.
Он понежился в теплом душе, и, заглянув в зеркало, состроил себе несколько физиономий, которые совершенно привели его в доброе расположение духа. Вот он молодожен, следующая рожа - тетя Галя рассматривает первенца. Следующая - он глубокий старик, окруженный благодарными внуками, ждущими совета о том, как следует вступать в жизнь.
Пирог вчера он спьяну сунул в морозильную камеру холодильника, поэтому он поставил его в микроволновку разогреваться и стал делать себе чай. Сахар он не нашел, и сел завтракать так.
Когда с пирогом и чаем было покончено, он взглянул на часы. Было половина двенадцатого. Пора было ехать в клуб, где они с Аней договорились встретиться. Он спустился к машине, завел мотор, и через мгновение покатился в направлении центра.
Когда он вошел в клуб, то увидел, что Аня его ждет за столиком в конце зала.
- Привет, - сказал он, подсаживаясь к ней.
- Привет, Филипп, - улыбнулась она в ответ. Но улыбка ее была грустна, и князь решил узнать причину этой грусти.
- Что-то случилось, - спросил он напрямик.
- С чего ты взял.
- Ты улыбаешься так, будто у тебя во рту лимон.
- Ах, это.
- Да это.
- Папа не дает денег на учебу в консерватории.
- Только и всего.
- Ты не знаешь, что это для меня значит.
- Я знал, что ты берешь уроки вокала. Но я не знал, что твое увлечение музыкой так далеко зашло.
- Я хочу петь в опере.
- Хорошая мысль.
- Еще бы. Ведь это слава, жизнь на сцене одним словом.
- Ты не боишься, что после учебы останешься без работы, как это случается с большинством?
- Об этом не беспокойся.
- Значит, будешь на виду?
- Разумеется.
- Я все утро думал, и хочу попросить тебя об одном одолжении.