Маленький мальчик лет семи, с любопытством разглядывал пучок травы, длинные стрелки которой словно пронзали воздух и пахли при этом совершенно необычно. Осторожно, словно боясь уколоться или обжечься, он коснулся пальцем одной из стрелок. Втянул голову в плечи и пугливо огляделся по сторонам. Никто ничего не видел. Потрогал ещё раз. Затем, осмелев, мальчик ухватил странное растение всей пятерней и потянул. Ничего не произошло. Он потянул сильнее, так что один из побегов треснул в длину, испачкав ему ребро ладошки. Странный запах усилился, защекотал в самом кончике носа. Мальчик охнул, резко отпустил смятые стрелки и принялся усердно вытирать о землю испачканную руку.
- Криштаан! - раздался женский голос неподалеку.
Он пригнулся, не желая, чтобы его заметили в высокой траве, и начал ожесточенно скрести ногтями землю. Земля была влажной, но поддавалась нехотя, лезла под ногти, пружинила, сопротивлялась. Но все же, ему удалось наскрести приличный ком, который он тут же размазал по руке. Потом нарвал другой травы, более безобидной, как ему казалось. Размял её в кулаке и растер по ладони.
- Криштаан! - голос был уже гораздо ближе.
Мальчик поднял голову и отозвался.
- Я здесь!
Голос принадлежал женщине лет пятидесяти, которую он никак не желал признавать своей воспитательницей. Невысокая и полная, раскрасневшаяся от волнения, круглолицая и круглоглазая, она быстрым шагом направилась к нему, всем видом говоря своему воспитаннику, что его ждет строгий выговор. Мальчик поспешно сделал несколько шагов ей навстречу, не испытывая желания показывать, чем он тут занимался.
- Криштаан, что за шутки?! - возмущенно вскликнула женщина. - Разве можно так делать? Я так переволновалась за тебя!
- Ну, куда бы я подевался, гроо Ильхаана? - нахмурился Криштаан - вы меня совсем за маленького держите.
- Ещё бы не за маленького! - визгливо сказала она - тебя ни на минуту нельзя одного оставить. Вот посмотри, когда уже ты успел испачкаться?!
С этими словами воспитательница ухватила мальчика за рукав и дернула вверх.
- Калльёшь... - вырвалось у неё, но она тут же прикрыла рот рукой - негодный мальчишка, ты опять ковырялся в земле! И что это за странный запах...
- Это просто трава, гроо Ильхаана - пояснил Криштаан.
- Отвратительно пахнет! - женщина брезгливо сморщила нос. - Где ты отыскал такую гадкую траву?! Этот запах мне что-то напоминает...
Криштаан почувствовал, как внутри него кто-то заскулил, тоскливо и обреченно. Мальчик ухватил воспитательницу за рукав.
- Пойдемте, гроо Ильхаана! Нам пора домой!
- Погоди, - она выдернула руку, выразительно посмотрев на него, и прошлась по траве. Глаза у неё были зоркие, да. Девять из десяти проделок и шалостей Криштаана, гроо воспитательница обнаруживала и раскрывала с ходу. Вот и теперь, ей понадобилось сделать всего лишь несколько шажков, чтобы обнаружить подозрительно помятый кустик, и вырытую пальцами ямку.
Подобрав подол, женщина присела на корточки и внимательно осмотрела место преступления. Раскрыла свою бархатную сумочку, с которой не расставалась даже ночью (в этом Криштаан был просто уверен!), достала маленький острый ножичек и принялась что-то делать. Мальчик подошел поближе. Гроо Ильхаана осторожно подкапывала со всех сторон ту самую вонючую травку. Затем, ухватилась за неё своими тонкими сильными пальцами и потянула. Лицо её гадливо сморщилось, когда она разглядела корень этой травы. Резким движением воспитательница отбросила от себя выкопанный пучок, потом подняла ногу, намереваясь растоптать его. Затем передумала и, ухватив Криштаана за шиворот, потащила его прочь.
- Вы даже не представяете, гроо Криштаан, что вас ожидает! - сказала она сквозь зубы. Она всегда обращалась к нему на "вы", когда была сильно разгневана.
Криштаан и не представлял.
Малый обеденный зал - ритуальное место для домашних разборок и наказаний подрастающего поколения. Стены отделаны дорогим деревом и не менее дорогущей позолоченной бумагой. Массивный стул с высокой спинкой, поставленный во главе длинного стола, чем-то напоминает трон. Соответственно отец, восседающий на нем - просто великий teear-n, ни больше, ни меньше. По левую руку от отца сидит мама - высокая, стройная, красивая. И смотрит с глубокой укоризной. Справа от отца - дядя Стаахеан, на самом деле - просто приживала, но сейчас блюститель морали и нравов в семействе Лаашла. Вид у него такой, словно он только что проглотил целого угря. Братьев и сестер не позвали, чтобы не травмировать их детские натуры лицезрением насупившегося юного грешника. Сам грешник сидит в самом конце стола и украдкой пытается ковыряться в носу. За спиной у него, подобно noor-sphaat - тени предков, нависает мрачная гроо Ильхаана, которая беспрестанно шипит как змея, и одергивает его за руку. Тишина продлится недолго, Криштаан это знает, но и это недолгое молчание просто невыносимо. А Криштаан не знает что сказать.
Первым молчание нарушает отец.
- Стаахеан, будь добр, прочти соответствующие строки из послания Паалена Карбаана.
Дядя с умным видом извлекает из-под стола (держал наготове с самого начала представления) толстую книгу в потертом переплете и, благодаря тому, что палец служил закладкой, раскрывает его сразу же в нужном месте.
"И сказал я им: не ешьте чеснок, ибо сие трава нечистая, гадкая, едкая, вздорная, оскверняющая дыхание, отвращающая, отравляющая тело ваше, помрачающая разум ваш. Не вкушайте вы ни ростки, ни цветы, ни коренья, ибо произросли они из семени нечистого...."
- Криштаан, рассказывали ли вам в школе о семи высших запретах?
Тычок согнутыми пальцами в спину.
- Да, отец.
- Показывали ли вам эти запреты?
Снова тычок в спину.
- Только на картинках...
- Стаахеан?
"Многие не послушались и вкусили от семени нечистого и нечестивого. И погибли в страшных мучениях. Мучились животами, ибо зараза проникла в желудок. Мучились обонянием, ибо дыхание их стало смрадом. Мучились духовно, ибо нарушили мой запрет...
... Те же, кто был послушен, воздали мне хвалу и славу, а ослушников собрали в одно место, и предали их огню..."
- Сегодня я получил письмо, Криштаан. От гроо Никеаласа Веедана, вашего учителя. Он пишет, что на уроках рисования, ты вместо того, чтобы изобразить вечную рощу, рисовал некие нечестивые кресты. Украшал их завитушками, раскрашивал..., а на строгое замечание ответил, что они тоже деревянные, только без листочков. Что ты на это скажешь, сын? Я пытаюсь быть беспристрастным и даю тебе возможность объяснить все самому.
В ответ только шмыганье носом и попытка утереть вышеупомянутый нос рукавом. Шипение воспитательницы и очередной тычок в спину.
- Опасное вольнодумство в столь юном возрасте..., да что я говорю! Попрать святые слова послания, испачкать доброе имя семьи Лаашла, поддаться нечистому духу! Грех великий! И за меньшее гибли noor-miraas, и за меньшие поступки! Но то, что совершил ты - неслыханно.
- Простите меня, гроо Наартих, это я не углядела - смиренно потупилась гроо Ильхаана, - как я могла не уследить за ним?! Как я могла не учуять опасность, не разглядеть её с первого же взгляда?!
- С первого же понюха! - не удержался дядя Стаахеан, но тут же сник под осуждающим взглядом брата.
- Боюсь, ваши рекомендательные письма не совсем соответствуют действительности, - сухо сказал отец - но об этом мы поговорим отдельно.
- Что же касается меня, - обрадовано заговорила мама, - я немедленно отказываю вам от нашего порога.
- О, нет! - взмолилась Ильхаана, - не будьте так жестоки! Я больше не допущу никаких промахов, поверьте! Все предоставленные мной рекомендации - не вымысел. Я больше двадцати лет занимаюсь воспитанием детей...
Отец покачал головой.
- Вам всего пятьдесят два года, гроо Ильхаана. Вы так молоды..., я думаю, вам ещё рано заниматься детьми старше трех лет. Можете быть свободны.
Гроо Ильхаана подняла на него заплаканные глаза, и, не увидев в строгом лице ничего обнадеживающего, молча направилась к дверям.
Криштаану было жаль и свою воспитательницу, которой только что отказали от дома; и себя, уличенного в неслыханном деянии; и отца, вынужденного быть строгим и безжалостным со всеми; и свою мать, переживавшую за него, и попытавшуюся свалить всю вину на гроо Ильхаану. Не жалко было только дядю Стаахеана, поскольку тот сидел и подхихикивал над всеми, и вообще постоянно читал мальчику нотации, заставлял его учить наизусть поэму "Greeas-minore", и несколько раз, когда думал, что Криштаан его не видит, вытряхивал его копилку.
- Итак, что вы мне ответите, гроо Криштаан? - голос отца спокойный и терпеливый. В глазах - легкая насмешка над юным грешником и святотатцем, но при всем при том - стальной блеск, не дающий шанса на поблажку.
Мальчик вздохнул, привычно распахнул пошире глаза, и виновато произнес:
- Я совершил дурные поступки. Это было необдуманно и глупо. Из-за меня пострадали гроо Ильхаана и доброе имя Лаашла. Я больше никогда не буду такого делать. Простите меня, отец!
Наартих облегченно откинулся на спинку стула. Ни один из детей не приносил столько хлопот, и ни выматывал столько сил, как Криштаан.
- Ты лишаешься прогулок на тридцать дней, лишаешься права рисовать, на этот же срок. Ты выучишь первые пять глав послания Паалена, и расскажешь мне их ровно через месяц. Это все.
Он поднялся из-за стола и, кивнув брату, вышел из обеденной. Стаахеан вышел следом. Мать немедленно подбежала к Криштаану, обняла его крепко-крепко, поцеловала в теплую макушку и принялась нашептывать ему разные ласковые слова, которые обычно матери говорят своим наказанным отцами детям.
Тем временем, Наартих стоял на крыльце и возмущенно говорил Стаахеану:
- Мало того, что эти mean-di-peon считают наше воспитание неким мистическим оберегом от нас же, так теперь эти их идеи проникли даже сюда, и даже в голову моего собственного сына. Лет десять назад я был в Синедоле. Тамошние невежды обвешивают дома венками из чеснока, оконные рамы укрепляют крестами, и время от времени норовят ткнуть в тебя заостренными колышками. Никто не приглашает тебя в дом, стараются разговаривать с тобой стоя за порогом, выставляют напоказ разные изделия из серебра.... И не понимают, что воспитанный noor-miraas никогда не войдет в дом без приглашения, а серебра у нас и своего хватает...