Город новой эпохи
                 
Город. Где все символы предков 
ещё не разрушили ограниченной похотью и пошлою нуждой. 
Здесь терзаются в муках и празднуют краткие радости  
меж могильных рвов и пышных пиршеств - герои, варвары,
бляди, богини, а так же и мы стобой.

Кто же мы - побеждённые лакеи иль непобедимые терпилы?  
Вольные духом или ярмо для других стережем?
Боже, как любим мы 'наши' уютные и безвредные квартиры!
И проницательно-любопытных жильцов 
в своей памяти новым островом приживём.

Город. И теперь господские роли играют слуги.
В неподвижность и мы незаметно отчасти влюбились,
но ещё не ослабли мысли, руки, язык.
Пусть завидуют, мол, это и есть 'наши враги', и дюже сгустились,
Но наш мозг ко всем ужасным несчастьям и радостям уж привык.   
 
Тут давнёхонько нас манят кредитами и пугают долгами,
а воры осуждают воров прямо на открытом суде.
Их телодвиженье и мысли раздвоены, но они заодно с Волхвами,
Даже Вера их награждает спасеньем за греховную хваткость,
Она-то знает китч и толк в хуле и хвале. 
                 
Город. Давай приглядимся какие ты мысли варишь из соков.
Может это лишь нервы и лицевые мускулы? А как прёт изнутри!
Опорожняйся, любимый, только без недоношенных склоков,
и наладишь в науке, культуре, политике правильные брозды. 
  
Но надо ещё неуклюже высокоумствовать
с желчными дармоедами, праздными или скорбными спецами.
Толерантничать их ритуалы и вечномалолетнюю стать,
чтобы бремя ничтожное принемалось за счастье мешками,
но идею общего блага захоронили и теперь её не достать.  
    
Город. Это державный магнит 
праповедников, мудрецов, кудесников, их персонала.
Держат славу и срам, и баланс внешних признаков тем видом.
И пока беда и ленивая злоба оголяет глумления жало,
Иногда, так эпоха скорбит по себе навеянным пряным сном.   
                    
Несомненно, твой ум завладеет бездонным небом,
и выпустит страстный дух из-под панциря снега и льда.
Только не затопи по-тирански людей увенчанных неединым хлебом, 
чтоб обольщались земною любовью, крестясь на небеса. 

Город. Из азбучных истин легкомысленные возрожденья. 
Героини-разврата и пустословы-герои дилетанство чудотворят,
для навару в бездонном котле добавят заморские тленья,
даже мне отведут глаза, обморочат, и хамелеонство утвердят.    

Но не всё ещё в нём остервенело от хмеля
бесприличия, неуважения, догм, утопий, и челобития.
Прикрываясь общественной нужной, кликуши свои нужды мелят.
Не беда, и без них современники на арене развития.   

Город. Иногда ты блистаешь свободою слова,
а ненавистники пусть лебезят или сгинут в скучающих краях.
Есть в тебе противорядие и оно в мироустройстве лишь ново,  
ты ведь тратишь на благо много времени и труда?

Как не знать, что для разношерстных трутней, 
ты словно корова доильная или волшебный пирог.
Эти грубые или солидные сироты вечно в зависти мутной,
взращенны и воспитанны под твоим материнством, кто как мог.    

Город. Это скопище разных борцов
за предания, хлам, бессознательность, разум, и деньги.
И по-разному все они гибнут, судьбоносно или  через отцов. 
Знаменитости самохвальства жюрируют нимфоманию, приапизм, 
леньки-еньки.  Разжиженья спиного мозга легковесных основ. 
 
Обещалкины обещают, что скоро излечат 
сию генетическую мерзость. Но в пенатах уже, как в лавке мясной.
Тут чтоб вылечить сначала тебя поколечат,
Так же как сначала война, а потом уж и мир горой.

Город. Я знаю, что даже в смерти мы оба вольные души,
и всё существует пока мы друг для друга живём,
и покуда я не стал прахом, а ты навостряй свои очи и уши,
ведь ты должен вечно жить, а мы придём и уйдём.

Оставь, не надо подарков циничных или пастушьей свирели.
Ты нас приютил, знать тихо гордись и заслугами в глубине,
но не о страстишках, беспомощности или придирках мы пели.
Да, благотворный и безопасный исход всегда на твоей стороне. 


***

Семья большая, рождение и смерть, 
а жизнь, как есть - радости, напасти
и оживлённая весна, и жатва летняя, 
эллегии осенний круговерть
и благодать зимы запорошит ненастия

мороз пугаючи трещит, метели вьюжат
и заметают старые следы,
мы забываем потихоньку горечь и утраты, 
пусть забвеньем вас досужит,
в который раз светило солнце и ломались льды.


***

и пусть куражится прихоть откровения,
но без удач сереньких и облинявших, 
я снова занавес приподниму и эти утверждения 
в людской культуре обличу стеснявших

и лишь блаженства сколь-нибудь не прочно, 
но силы роковые не медлят в нападении,
покуда ты счастливец сверхурочный
не доконай себя, как низкое видение

что ж, пусть разные стихии 
отнимут маленькую радость наслаждений 
ты возрождаться научись чрез хаосы лихие 
и духа не теряй народных благодеяний.


***

каждый город большой и известный,
там кто платит - дальше живет,
здесь приезжих больше чем местных,
и река кровяная течёт

каждый город большой и известный,
красота со звеством обручены,
здесь не надо любви небесной,
тут к червям все обречены

тут два берега необходимые
и в нутри есть река чудес,
а пути здесь неисповедимые -
музыкальная сказка и жизни перст.


***

Что мы такое
по буквам читаем
о созданьях мечтая новых
многие формы жизни знаем
из понятий уже готовых

что есть начало и конец
где нога человека вступила
манит нас жизни венец 
источника неисчерпаемая сила


* * *

стресс - адреналин - движение
виток за витком - дни, месяца, года
везде свободное мановение	
приход, середина, уход, навсегда---


* * *

эти улицы, разные лица, 
усмирил и природу бетон, 
тихим светом в телах породнится
непутёвой жизни препон,

отгорит и тоска в разгуле,
а усталость учит отречениям, 
не в первой эти тёмные бури, 
подчиняющего продолжения

и на ландшафтах отдышимся, 
от мертвячьей дрожи магнитов,
но жаль что белиберда слышится,
через дыры душевных санскритов.


Белые киты
(баллада)

китобойная флотилия готовит снаряжения, 
кончилась идилия в бухте до забвения, 
был приказ команде в океан вошли, 
там на чёрном ранде белые киты

и прибавив скорость, наводя гарпун,
охотникам не новость белый кит шалун, 
выбрали побольше несчастие на шею
и петляли дольше в страхе Одиссею

гарпуны растратили выбились из сил, 
но а кит старательно вокруг носа их водил, 
и челнок захлёстывал океанский шторм
и луной поблёскивал в небе тучь густом,

но приказ дойти был и кита словить, 
он на середине выл хотел их заманить
и команда крепкая бросилась вперёд,
а гарпун последний капитан берёт

подошли по ближе кит и сам устал,
жертвою пристижа гарпунёр вонзал, 
из последней силы кит тащил челнок,
на десятой мили сел на островок

и палили с ружий в голову киту
и командой дюжей рубили по хребту,
только жир и мясо паковали в трюм
в бухте стало ясно и торговый бум!


* * *

после каждого падения,
начинается снова игра
и как ни в чём не бывало
в заколдованном круге борьба

удач и провалов вымышленных,
отпущения мира и вражды, 
комбинаций маниакальных
из неприглядной нужды

называешься ты явлением,
приходя от боли в сознание, 
беспощадно-отчаянном рвении
и пугает тебя незнания

по лестнице карабкаешься, 
тянешь судорожно свой рот
и снова и снова катишься
с этих мнимых высот


Папа в бурке
(басня)

сидели, долго думали
ведь Рим всему глава,
куда поедет Папа, 
где ждёт его молва

он небыл на Кавказе 
и радостная весть 
всех облетела сразу,
насторожилась месть

вот мягко преземлился 
сей райский самолёт 
и в белом появился 
и как святой плывёт

Кавказ народом гордый 
гостипреимных слез, 
джигит с поклоном бодрый,
Папе дары поднёс

старшины бородатые 
смотрели ему в глаза, 
он наслаждался лизгинкой 
и еле шептал - незя

похолодало к вечеру 
и Папа бурку накинул,
откушав, делать нечего, 
на утро Кавказ покинул

на трапе, последним жестом
отпустил грехи он всем
и улетел с зюйд-вестом 
визит остался нем

по Ватикану мирно
он бурке той гулял, 
хвалил Кавказ козырный, 
на мессе в ней щеголял

но вот случился приступ, 
вдруг Папа занемог 
и на восходе мглистом
его забрал к себе Бог

а бурку нищим отдали,
новому Папе не поплечу, 
нищие бурку продали
хандлеру поляку

а тот на блошином рынке,
поменял её на портфель, 
обрадовался новинке 
кассир киоска пан Вель

но пан сторговал за понюшку
оседлому русаку, 
взяв икону и хокейную клюшку
и открытку с видом Баку

вот русак однажды узрел
картинку ей-ей на рекламе,
как Папа в сей бурке сидел
в Кавказской той панораме

и выдумал он историю, 
что будто он родственик Папы, 
накрыла его тут же глория 
и в верх залез он нахрапом

а там шубы песцовые 
зачем ему бурка овчиная,
у него уже дом образцовый
и кохана Мася-девчина

сдал в утиль бурку наш Руслан
её купил бродяга джигит, 
он теперь уже где-то Па-батыхан
и когда-нибудь Рим и ему простит


* * *

так везде
если ты приближаешься 
в другой регламент затей, 
на излишки натыкаешься 
и виляешь в течении дней

если ты понял и принял,
познав точно - что твоё,
тогда не жалей что остынет
когда нибудь и оно

так везде
по путям выживания,
человек защищал жизнь одну
и всегда сочинял от страдания,
что прожил чуть счастливей в роду


* * *

пусть из всех возможных миров
мир человеческий худший, 
что действительно может существовать
не в вообразимости лучший

чтобы кое-как сохраняться, 
утверждать пока утверждается, 
пусть рождает, живет, умирает, рождает
на себе  эту  жизнь  узнает