Рок Сергей : другие произведения.

Сборник рассказов-3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    первичная версия сборника, ранние версии


   ЯСК
  
Ясновидение среди котов
   Простой способ писать рассказ - перечислять предметы, находящийся вокруг вас. Это хорошо. Язык множеств может быть примитизирован, отобран для моментального архивирования. Я знал одного парня, который так хотел славы, что однажды на левой руке у него вырос шестой палец. Он ходил и недоумевал. У него была жена. Она решила, что это - знак свыше. Он решил - нечто другое. Жажда славы в ту пору могла привести у Коли к чему угодно. Когда он выходил из дверей, то увидел, как по улице пробегало существо под названием Славик. Его надо было словить, тогда бы и всё свершилось.
-Надо стать популярным в ЖЖ, - сказал он.
-Но как? - спросила жена.
-Надо писать провокационные заголовки. Например, ставишь тэги "Интернет, голые". Или - "Проститутки, Москва". Народ тотчас прибежит. Будет большая популярность.
Он так и поступил, создав несколько записей, среди которых были и три икса, и прочие тематические вывески - характерные для порносайтов.
Посещаемость не повышалось. Славик вновь бегал вокруг дома. Он напоминал собаку с очень большим хвостом. Коля разозлился и разговаривал сам с собой. Он вспоминал детство и обвинял родителей.
-Хватит, - сказала ему жена.
-Не хватит, - ответил он.
-Что же делать?
-Не знаю.
-Ты в несебе.
-Наоборот. Не в себе.
-Ну и.
-Не говори ну и!
-Сволочь.
-Сука!
Они подрались. Потом помирились. Потом Коля думал - правда, что я мучаюсь. Что я страдаю? Работаю я журналистиком, город маленький, Москва близка, но как-то ломает в нее ехать, тут, на безрыбье, я практически рак. Все меня знают. Все меня уважают. Книжку я одну выпустил. Но сколько заголовков про секс ни писал, никто не повёлся. А гранды, они именно у меня воруют. Вот всех взять топовых, только и воруют.
Гады.
"Если проанализировать текст любого топового автора, то окажется, что все они читали меня, и всё что-то стащили..."
Так он себя ел, ел, но толку не было. Это ж сначала надо самому себе доказать, что ты - не пустое место. Тут вроде бы проще всего. И канает, и не канает. В самом себе можно такие горизонты понарасставить, что из ушей течет мифическая жидкость. Что это - никто не знает.
Ходишь, ходишь, и никто тебя не видит.
В редакции, например:
-Коля! Коля!
-Коля!
-А?
-Чего?
-Может ты - экстрасенс?
-Почему?
-У тебя такое странное лицо. Ты никого не видишь. Идешь, как зомби. Ничего не случилось?
-Нет.
-Наверное, ты - в Нирване.

Коля, в общем, порой был и не дурак. Потому он вывел формулу фейла: "что ни делай, все равно возвращается к Мошковичу. Пардон, к Мошкову. Куда ни иди, как ни крути, опять - та же земля. Словно ты на этих безликих районах родился, и тянет тебя назад, словно гидру. А какой-нибудь Владимир Сорокин живёт и катается в маслице"
Он еще больше злился.
Проходя по улице по направлению к дому, он увидел, что Славиков теперь два. Они бегали отрадно, размахивая хвостами, будто флагами. Тут он встретил Аркадия Македонского, соседа-алкоголика.
-Дай на водку, - сказал Македонский.
-Не дам, - ответил Коля.
-И не надо. У меня и так есть, - Македонский заржал, - а ты не пьешь.
-Ну и.
-Ну и - говорят только неврастеники и торчи, Колян.
-Ну и.
-Выпей с горла, полегчает.
   Коля выпил, вернулся домой и присосался.... А может - и вернулся. Может быть - оно как мать была. А он, уже привязанный пуповиной, лишь пытался оторваться, а на деле тут всё было практически бесповоротно, практически навсегда - это ведь висит луна - она навсегда. Что еще может быть навсегдее?
Так и сайт Мошкова. Тысячи людей висят в его магнитном поле, словно мусор вокруг земли, угрожая рабочим спутникам. Висят, трещат. Всё - народ пишущий. Строчат, показывая друг друга, беспрестанно воюя, беспрестанно ища какие-то необыкновенные пути, чтобы засветиться. Вот и Коля. Почесав голову, он составил заголовок: "Секс бесплатно. Сибирь".
Он потирал руки, радуясь, что повысил рейтинг.
-Надо кран отремонтировать, - сказала жена.
Коля приподнялся и посмотрел в окно. Славики бегали отрадно.
-Ну.
-Что, ну? - Коля занервничал.
-Кран сделаешь или нет?
-А представь, что я лучше, чем Иличевский.
-Конечно, - ответила жена, - конечно лучше.
-Да. А за что он получил премии?
-Ты тоже получишь?
-И ты получишь.
-А я чего.
-Ничего.
-Чо ты нервничаешь.

Тут они снова подрались, но помирились с трудом. Коля кран так и не сделал. На следующий день пришел тесть и все отремонтировал - и кран, и выключатель, и еще много всяких мелочей. Коля, покуривая на балконе сигареточку, думал, думал, думал.....
Как всё хорошо начиналось. Казалось, что Славик живет рядом с ним, на коврике. Как хорошо..... Прошло уже много лет, и о нем забыли. Конечно, поднятие рейтинга с помощью заголовков в стиле "Внимание! Китай напал на Россию!" приносило свои плоды. Коля волновался всякий раз, наблюдая, как счетчик комментариев неуклонно растёт вверх.
Да, но вот только жена, она сказала следующее:
-Еще бы деньги давали комментарии.
-Это известность, - ответил Коля.
-Какая.
-Такая.
В этот раз они не подрались. Пересчитав комментарии, Коля размечтался. В магазин он вышел, обуреваемый образами-вшами, которые были быстры и необыкновенно плодовиты - но тут был, видимо, метод почкования. Коля относился к людям, которым подфартило лишь раз. Да, тогда, шесть лет назад, весь мир был другим, и он заблистал среди коллекционеров комментариев у Мошкова, словно бы человек иной звездности, и впереди высились горы, которые можно преодолевать разными макарами - например, прыжками, например, словно бы пролетая на воображаемом самолёте - и впереди были особые горизонты.... Да, но после уже ничего не было. Но лишь раз Коля подумал. Хотя и нет, и не он подумал, жена ему сказала, точно:
-Ты ж уже другой по статусу. Может быть, тебе пора перестать у Мошкова сидеть.
-Почему? - не понял Коля, составляя заголовок "Внимание! Срочно! Девочки в сауну".
-Ну как почему?
-Скажи.
-Ну ты же видишь, тут одни лузеры.
-Нет! Нет!
Наверное, где-то в глубине себя Коля и мог согласиться. Люди, как куски неких механизмов. Орбита. Мошков. Ни одного таланта, но много нагреваемых желаниями запчастей, необыкновенные фамилии, с которыми надо сразу же отправляться в музей. Совершенно сказочные гранды, с объемами исполненного в десять раз больше чем у Толстого, но - гранды неизвестные никому, только себе и комментаторам, постоянная война, грызня, переливание из пустого в порожнее, ментальное рукоблудие, доведенное до абсолютизма. Внутри его царства, этих кустов человеческих, и светился царь, куда, к нему на встречки, ездили мэтры сетевой норы.
Да, но где бы Коля был так важен?
В газете, безусловно, его ценили. Но в реал? Да, но кто его там знает? Потому спустя три года после остывания успеха они подрались.
-Что-то забывают про тебя, - сказала жена.
-И? И? - кричал Коля.
-Да я просто.
-И я просто. Никто обо мне не забыл. Смотри, в теме "ХХХ, заказ" - 120 комментариев!
-А деньги?
-Какие деньги?
-Никто ведь не платит за комментарии. Да и название дурацкое. Пишешь про одно, а заголовок - про другое.
-И?
-Да что ты икаешь, как ишак!
-Я - ишак?
-Ой, прости. Ну, правда, ты так распалился. Лучше бы новую книгу написал, а то так и проживешь с одной книгой и тысячей комментариев.
-Кто я, а кто ты?
-Ладно. Ладно.

Но все равно подрались. Жена была большая, могла хорошо двинуть. Не то, чтобы по натуре ей это нравилось - но надо было Колю успокаивать. Тем более, был он как тростиночка и ел мало - а жажда славы его вообще истощила, и, находясь внутри мечт, он мог вообще забывать о нуждах плотских, но и что еще хуже для нее - о забавах плотских.
Потом, когда прошло еще больше лет, произошла вещь великая - политтехнологи стали платить блогерам за борьбу с Путиным.
Жена в те дни, рубая морковку большим ножом на кухне, представляла, как засадит этот самый нож Коле между рёбер.
-Все люди, как люди, - рассуждала она, - ну пусть, платят 200 рублей за "Путин, уходи", и 100 рублей - за "Навальный - шпион". Ну и что. 300 рублей в день. Живём не в Москве. Зарплата в 15 тысяч считается хорошей. А тут - еще 9 тысяч. Ну а если по 5 постов писать по теме "Путин, уходи" - тысяча в день. Все б хорошо. А этот дурак подался развивать тему про Путина у Мошкова. Но там никто не платит. Там собираются человеческий песок. Никакого смысла. Ну, наберись терпения, заработай деньги. Вон, блогеры сейчас поднимают сколько хочешь. Потому что доллары штампуют. Скоро лавочка прикроется. Заработали бы, купили новую мебель на кухню....
На этот раз они не дрались.
Коля шел по улице и встретил Аркадия Македонского.
   -Гаси, - сказал Македонский.
-А? - не понял Коля.
-Гаси, - он протянул ему стакан.
Македонский прятал стакан. В былые годы Аркадий был король улицы. Теперь он сморщился, напоминая поздний гриб.
-Вишь, вон он.
-Кто? - не понял Коля.
-Славик.
-Ты его тоже видишь.
-Да. Я головой стукнулся об троллейбус. Смотрю, после удара что-то изменилось. Вроде бы так, а вроде бы не так. И вот смотрю, бегает. Он то один, то два, то восемь. Вокруг твоего дома все время бегают. Странно всё это. Ты часом не агент?
-Сам ты агент.
-Ты гаси, гаси.

Прошел еще месяц. Блогеры были на военном положении. Конечно, никто в точности не знал тарифов, говорили, что были и такие, что по несколько тысяч рублей за пост получали. Потому, писали они статно. Фотографировали иные города. Мажорское масло так и стекало с них, потому, если кто видел их следы, то сразу определял, кто прошел - следы эти блистали, словно мир иной, мир яркий. Сто и двухсотрублевые ребята калились. Моторы их были готовы перегреться. Всё это было интересно с точки зрения невероятной замкнутости - например, с кем Коля ни общался, никто не мог понять, о чем речь идёт. Большая часть народа жила спокойно. Жила без накала. Повышение цен терпели - но русские вообще привыкли терпеть, даже когда после последней одежды остается кожа, и тянут за кожу, будто бы считая, что и это надо снять. Но и это, конечно же, больше преувеличение. Ведь, если ты работаешь, то никто с тебя ничего не снимает.
Приезжаешь ты на работу.... Вот точно так же приезжал и Коля, проскочив всего три-четыре остановки на троллейбусе. Курил вонючий "Винстон", садился за компьютер и стучал, стучал - все статьи были как по шаблону, но другого и не требовалось.
Мечта шла немного параллельно.
Блогосфера раскисала, потом сжималась, потом разжималась. Она напоминала пружинную пушку. Еще немного, еще....
Находя свободную минуту, Коля вновь отправлялся на мошковские просторы, и вскоре опьянение некой, совершенно сказочной жизнью, охватывало его. Здесь он был всем. У него спрашивали совета, как жить, как писать. Что делать. У него была заветная кнопка: заблокировать. Всякое новое нажатие полнило душу маленькой порцией экстатического воздуха. И не страшно, что эту ёмкость заварили автогеном очень давно. Внутрь все равно можно было попасть. Ведь это - лишь только методы сравнения.
-Это что за сайт? - спросили у него на работе.
-Самиздат.
-А что это?
-Темнота. Мошков.
-А кто это?
-Темнота.
И правда - вступив и прилипнув, человек уже не желал пищи иной - здесь в его распоряжении было всё, чтобы иллюзорное бытие не прекращалось, не ослаблялось внешними, а может, какими еще, факторами.
По пути домой он вдруг встретил Славиков. Те, остановив его, зафырчали:
-Может быть, - проговорил он, - может быть всё уже состоялось, и мне только кажется.... Но нет. Ведь они бегают. Они машут хвостами!
-Пора придумывать новые ходы, - вдруг сказал Славик.
-О, - удивился Коля, - какие?
-Новые ключевые слова! Рейтинг!

Встретив Аркадия Македонского, он, было, не высказал новую идею ему. Да, но разве была идея? Нет, никакой идеи не было, но - лишь намёк.
-Гаси! - сказал Македонский.
-Что это?
-Бражка.
-Где взял?
-Х-хе!

Руководствуясь новыми принципами, Коля сделал надпись в поле тайтла: "ясновидение среди котов". Потом, почесав затылок, составил тэги: путин, выборы, русские, война, навальный.
Можно подумать, что изменения не заставили долго себя ждать. Но, если вникнуть в суть всякого действа, надо сначала найти первую, центральную точку, спросив себя: что есть то, что так хочется и жаждется. Вещь ли это? А если не вещь, то и тайного смысла тут нет. Тогда....
Он выглянул в окно. Количество Славиков сократилось до одного. Зато хвост единственного экземпляра увеличился, напоминая веник.
-Привет, - сказала жена.
- Привет, - ответил он.
-Что это?
-Новые идеи. Я знаю, как повысить рейтинг.
Он устремил свой взор на монохромные просторы сайта Мошкова, вживаясь, вцепляясь, приклеиваясь к единой ауре его обитателей.


3 медведя
  
   Что будет, если современный автор начнет писать сказку (да и напишет, пожалуй) - "3 медведя"?
Давайте порассуждаем.

Вариант А.

Идёт, бредёт, ползет, несет его.... Словом, пыль со словом. Сын нефти. Сын газа. Куплен статус. Куплено звание писателя. Вам говорят: это - писатель. 90% закрывают, потому и не читают теперь в России - оно конечно и ничего. Старается газовый сын. Если цены упадут, мзду возьмут с биомассы. Её подоят.
Газовый сын скажет:
-А я, знаете ли, оппозиционер. Всю жизнь борюсь. Я - писатель народный.
Рассказ, видимо, прокультивирует бытие Дмитрия Медведева, хотя уже и поздно.
У нас, кстати, намедни был разговор.
Я говорю:
-Знаете, я переживаю.
-За что же ты переживаешь?
-Я хочу президентом мировой лиги игроков в "Warcraft" назначили Дмитрия Медведева.
-Почему?
-Он шарит! Он - игрок!
-Но ведь он - премьер.
-А вот это - напрасно, потому что в роли мирового Варкрафта он бы стал метасимволом эпохи.

И додумываем - слезает с мопедика (для стиля) газовый сын, идёт к компьютеру, но, прежде чем писать рассказ "3 медведя", дает интервью:

-Скажите, Писатель, правда, что вы напишете роман "3 медведя"?
-О, в принципе. Типа. В частности. Как бы. В натуре. Натурлих.
-О чем же ваш роман.
-На незнакомую планету высадился Дубровский. И там его заразили особенными спорами. В него поселился, допустим, Элиен. Он возвращается, и он едет по просторам Руси, и элиен всё пытается покинуть тело Дубровского. А медведи? Не знаю. Вставлю куда-нибудь.
  
   Вариант Б

В сети - много энергии и выстрелов молодых экспрессий. Мальчику - 17 лет, и он - прыг-скок, паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур.
   Потом рассказ. Какой-нибудь тупонкурс тюленей с мотором, какой-нибудь БД-1500. Рассказ.
-Вах, - крикнул терминатор.
-Бах, бах, - ответил 3 медведя.
Потом - комментарии.
Потом: прыг-скок, паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур. Прыг-скок-паркур.
   Потом - стихи Кати Волковой:
   Сжав отчаянно кулачки, - 
До предела, до посинения, -
По земле идут хомячки
В неизвестном нам направлении.

Хомячки идут неспеша,
Но уверенно, гордо, твёрдо...
И кого-то порой смешат
Их бесстрашные лица-морды.

Ночью прячутся в камышах,
Днем выходят в широко поле...
Хомячкам удалось сбежать
Из казенной клетки на волю.

Пусть слепит глаза, режет слух
Этот мир невозможно новый - 
В них бушует и крепнет дух,
Боевой такой, хомячковый.

Им диктует: "Смелей держись!"
Сила воли и вера в силы.
Хомячки надкусили жизнь,
И она их ошеломила.

Хомячков нещадно несёт
В круговерть прямого эфира...
Им бы только идти - и всё!
Хоть бы по' миру, но по ми'ру!

Разорвав былое в клочки,
Неизведанной новью бредя,
По земле идут хомячки,

...Веря в то, что они - медведи!..
  
Вариант С

Я подумал - чтобы я мог сказать. Постиндустриальные медведи, особенное клоунство - ведь все это уже было, мир этим полон, и мне ведь нечего сказать.
Я скажу - сидят и курят медведи.
Приходит четвертый медведь:
-Есть чо?
-Да, чо. А рыба есть?
-Есть, чо.
-А где брал?
-Ловил в Байкале.
-А что куришь?
-Чисто хвост.
-А мы чисто глаза.
-А глаза надо курить паровозом.
-Точно, чо.

На этом ведь можно и закруглиться. Потому что уже не сказать ничего нового о медведях. Потому что людям пора, конечно же, запускаться. На земле мало места. Там, в синей вышине, в черных волосах вакуума белеют веселые звезды. Но разве надо это нам?
Мы покупаем новый смартфон - и звезды сыплются оттуда. Сразу - блюдца, на них - блюда, это попадает в мозг и моментально переваривается.
Всё открыто и распределено. Газовый сын пишет очередную сказку и играет в оппозицию, мальчики-планктоны растут, постепенно набирая вес, девушки-планктонши ищут новые горизонты для мелких кайфов. Жж-журналисты играют со шкуркой виртуального языка.
Это - постиндустриализм.
  
   Вариант Д
  
   Возможно придумать какие-нибудь новые направления, хотя все они будут также связаны с клоунством, лубком, пафосом генетических отбросов - а именно это сейчас и нужно.
Пошла девочка в лес....
Впрочем, почти все сетевые генетические мутанты только и делают, что пишут, как отправилась девочка в лес, и что у нее была бабушка.
Что же дальше?
Она нашли медведей и съела медведей. И все это за бесплатно висит в сети, и никто не хочет заработать денег - но это невозможно. Разве разрешали господа?
Тут и завяжем.
  
   KMDF
  
  
  
   В 90-е годы к нам стали завозить KMDF. На самом деле, в Китае стоял резак. Нарезали все, что попало. Никто не знал, что такие группы бывают. Но бывали. Их стали поставлять в Россию. Делать нечего, раз дают, надо слушать. Стали слушать. Саша торговал на рынке носками. Это вообще был длинный ряд с носками, с обратном стороны которых стояли ларьки, и там были горы MP-3, и теперь спроси у кого: есть ли у вас диски тех лет? Нет. Откуда? Они полысели, эти диски. Они забыты.
   -Смотри, - сказал я, - что это?
   -KMDF.
   -Читай правильно, - поправил я, - KMFDM.
   -Какая фиг разница? - ответил он. - KMDF - он и в Африке KMDF.
   -А ты слушал?
   -А зачем?
   В ту пору многие слушали "Купила мама коника, а коник без ногы". Мы ходили в спортзал, у нас там был моновский магнитофон "Весна-302". Не смотря на эпохальность, многие не знают, что данный супергаджет производился все 90-е годы в пластиковом корпусе, с теми же двумя ручками и индикатором, и где-то в 99-м году я видел совершенно нулячую "Весну", что говорило о чем-то. Нет, я не знаю, о чем это говорило. CD мало у кого были. У меня не было. У Тони, что торговала колготками и водкой заодно (под колготками был ящик), был советский проигрыватель CD. Звучал он что надо. Об этом говорили, когда собирались. Время то было, казалось, запененное беспонтом. Но не было ни пробок, не было ни дурных законов, хотя ментов было раз в пять больше, и вообще, 75% моих друзей были мусорами. Спросишь бывало:
   -Как там в мусарне?
   -Нормально.
   -А где Кротов.
   -Он получил должность и перестал здороваться.
   Много пацанов в свободное время работали элитными грузчиками. За одну погрузку там платили, как за полмесяца. Сейчас, должно быть, таких мест нет. Попасть и тогда туда нельзя было. Только свои. Мафия. Тайные склады. Фуры с мылом.
   -Завтра на смену, сегодня погрузим, - сказал Колян, - пойдем.
   У начальника того склада был сотик. До того я еще сотиков не видел. Прямо как в кино.
   -Видел, что у него, - сказал я.
   -Да, телефон.
   -Беспроводной?
   -Нет, сотовый, - ответил Гоша, - это сеть "Сотел". Видел рекламу? Три штуки подключение.
   Потом шли по пиво, которое также содержалось на тайном складе, где оно стоило в 2-3 раза дешевле, чем в магазине. Пиво пили, проходя переулками. Сейчас, конечно, массы воспитали и причесали, чтобы постепенное управляемое сокращение поголовья на просторах мохнатой Руси шло послушаемо, чтобы все это напоминало инкубатор или загон с собачками - одни виды приходят, другие уходят.
   KMDF мне не понравился. Сепа торговал иконами. Никто ничего не покупал.
   -Пацаны, кому продать икону?
   -А хер, Сепа.
   -А Коля знает?
   -Спроси.
   -А Денис?
   -Нет.
   -Почему?
   -Он собирает мотоцикл.
   В спортзале, то есть, во дворе, жил большой пёс ростом с полчеловка. Он был добрый и глупый. Купали его на старом русле по очереди. Я еще давно заметил:
   -У таких собак бывает состояние точки. Это видно по лицу. Однажды он начнет бежать в точку. Он никогда не остановится. Если он умрет по пути, то это его судьба. Но если не помрет, он пробежит вокруг земного шара и в день N. мы его увидим.
   Так и случилось. Однажды пёс вдруг побежал в точку. Несколько человек гнались за ним, но тщетно. Его черный хвост удалялся. Он проскочил Кольцо и был таков. Тогда мы стали вычислять - какого числа он будет пробегать здесь, совершив кругосветный забег.
   -Лет через десять, - сказал Саша.
   Говорили, что в основе названия группы KMDF - выражение "fucking dИpЙche mode", а именно - Kill Mother Fuckers Depeche Mod, но ничего подобного. Всё гораздо сложнее: только теперь я заглянул в Википедию и прочёл:
   KMFDM (акроним от нем. Kein Mitleid FЭr Die Mehrheit, дословно "Никакой жалости к большинству", изначально - грамматически неверное нем. Kein Mehrheit FЭr Die Mitleid) -- немецкая музыкальная группа, играющая в стилях индастриал-метал, электро-индастриал. После того как в 1985 году название было сокращено до KMFDM, при расшифровке акронима две буквы М стали часто менять местами, что даёт грамматически верное Kein Mitleid FЭr Die Mehrheit -- "Никакого сострадания к большинству". Среди прочих расшифровок имелись Kill Mother Fuckers Depeche Mode, Kidnap Madonna For Drug Money, Kylie Minogue Fans Don't Masturbate и Karl Marx Found Dead Masturbating.
   Да, но кто б такое организовал: Karl Marx Found Dead Masturbating.
   Я бы - хоть сейчас. Вот взял пенсионер Джонс и побил Лебедева. И правильно делать. Но теперь всё это словно в записи. Каждая минута - запись. Если человек сам себя фиксирует, это еще ни о чем не говорит.
   Был первый спортбар. Он был один. Он был велик. Ударение на второй слог. Это было офигеть всему. Сепа комментировал, но никто его не ругал. Сидели хоть до утра. Нет, не помню. Сейчас нигде нельзя курить. В США с сигаретами борются, разумеется, не для здоровья, но для того, чтобы присадить всю нацию на колёса. Я и сам там был и колёса жрал - вообще, мир колёс. Нафиг сигареты. Засадил горсточку, тащишься, нет депрессии. В Россию же завозят вещества, которые списали в 58-м году на складе в Мичигане, но выбрасывать их было некуда. Оставили. Потом предложили это скифским царям? О, конечно, скажем массам - жрать! Колёса перемололи, изготовили из этой массы средства для усиления половой активности, и в другой упаковке - линейку "Эвалар". Иван есть. Ему же сказали - есть, Иван! Он ест. Он послушен. Но курить, конечно, бросить сложно, потому что нет колёс. В штатах всё тематично. И в Европке много колёс. У нас нет. А нахрен тогда бороться?
   Саша, что торговал носками, торговал два дня, на третий день работал. Мы получали оружие и нихрена не делали.
   -Почему вы с оружием? - спрашивали с спортбаре.
   -А просто, пацаны?
   -А можно?
   -Не.
   -Вы бандиты или люди?
   -Да не, не парься, брат, это муляж.
   И Сепа комментировал:
   -Удар! Ниже ворот! Ниже ворот!
   Теперь это место перестроили. Воткнули синее здание из китайского стекла и китайского бетона - вообще, непонятно, зафиг оно стоит? Точки с KMDF нет, и дисков тех нет. Так вот, был матч, играл Онопко. Играл Юрий Ковтун. Играл бык Бесчастных. Наши стояли на поле, как и положено, ничего другого они не умели. Но и соперник мучился. В отборочных играх всегда так. Соперник тоже не ахти. Людям, то есть, зрителям, если не бухать, то как жить? Да, в тот момент я и увидел, что черный пёс уже сделал круг вокруг земли. Он бежал по улице с прежней скоростью. Казалось, он никогда не устанет.
   -Смотрите, Лорд! - воскликнул я.
   Все выбежали из спортбара.
   -Точно, он, - сказал Саша.
   -Точно, точно, - подтвердил Сепа.
   -Давай ловить!
   -Не. Быстро бежит.
   Не знаю, почему он побежал на второй круг. Жаль, земля круглая. Все в мире повторимо. Потому и говорят, что всё возвращается на круги своя. После этого я придумал историю о путешествующих собаках. Они всегда идут. Они никогда не стоят. Их обычно можно встретить на трассе, и с одной из таких имел разговор Симон Перцев.
   -Кто ты?
   -Борзень.
   -Что это значит?
   -То и значит. Я не собака. Борзень и собака - это разные вещи. Никогда не путай. Понял?
   -Понял.
   Симон дальше поехал. Он двигался на велосипеде, чтобы удить Луну в месте под названием Ю.
   Не было блогеров. Не было самокомментаторов. Значит, люди больше времени проводили в кроватях. И правильно. Больше любви, длиннее ночь.
   Я устроил фестиваль наскальной живописи "Цой мёртв". В одном месте было много стен. Теперь ничего этого нет. Там теперь хоккейный зал, и всё цивильно и стерильно. Но в те времена юноши собирались, чтобы зарисовать все стены надписями "Цой жив". Собирались ночью. Был ветер. Окна домов покрывались налётом из тумана и вечерних обломов.
   -Нарисуем, потом пойдем слушать KMDF, - сказала Д.
   -А есть? - спросил Сепа.
   -Да. Два.
   -Три, - сказал я.
   -Колян пропал, - произнёс Саша, - нашел бабу. Красноватая такая.
   -Бухает?
   -Не. Просто красноватая. Наверное, была в прошлой жизни рыбной нарезкой. Это такая вот... Или мясная. Нет, скорее всего - рыбная. Если баба - то рыба. Мясо - редко. Не знаю почему. Короче, и всё. И пропал. В горы не ходит. На скалы не лазит. Пиво не пьёт. Опух. Как можно пиво не пить?
   В первой своей фазе жизнь хороша. О ней можно и писать в виде небольших нарубленных кусков. Это тоже еда. Только кормят время. Рот времени. Он всё время жрёт. Что бы ты ему ни давал. Вечный голод. Потому и существует туман страстей - даже пожилые люди подчас не понимают, что всё очень коротко и не конечно, а просто - по пунктам. Это защита от рта. Он ест, а ты делаешь вид что его нет. И правильно. Бывают герои, которые пытаются заклеить ему рот. Саша ж торговал тогда не просто так, но чтобы именно заткнуть рот носками. А сейчас вообще нет темы. Есть блогеры. Больше ни в одной стране мира нет такой фигни. Но это значит, что население, то есть, поголовье, под контролем. Его многовато. Для обслуживания вышек хватит и меньшего числа. Да и можно китайцев запустить. А значит, надо, чтобы головы деревенели. Это не значит, что там люди умнее. Нет. Человеки одинаковы. Это ж одна модель. Нет, у китайцев - модель другая. Потому что были люди Ся. Еще в Африке есть иные. У нас еще считается, что армяне - другие.
   -Ты армян? - спросил Сепа.
   -Да хрен его знает, - ответил я.
   -Нет, ну - по понятиям.
   -Вася - армян, - сказал Саша.
   -Почему?
   -Ну просто.
   -Он же белый.
   -Значит - белый армян.
   После этого был проведен фестиваль "Носки детства". Было так много водки, что могли быть и жертвы. Но если ты пацан нормальный, то чего тебе бояться? Участникам было дано задание сочинить песню или несколько песен про носки и исполнить. Для этого мы выехали в горы, нагрузившись ящиками. Вода бралась из реки. Говорили - пьешь и из речки запиваешь, тогда не пьянеешь. И правда, никто не пьянел. На фестиваль собралось 24 человека, но песни про носки сочинило лишь человек 8. Потом с гор спустились какие-то левые бродяги в кедах и внесли свой вклад. Уезжали на камазе, прикрепив к борту плакат "Носки".
   С тех пор бывали встречи.
   Я встречаю чувака о больших погонах (понятное дело, что в ту пору все были мусорами).
   -Привет, ты меня помнишь?
   -Нет.
   -Носки, чувак!
   -Носки! Носки!
   Но, впрочем, время уходит. Хорошо, когда ты считаешь что-то на месяцы. Такие палочки для счета. А потом - на год. Потом - по десять. Вот тут надо и не забывать про рот времени. Всегда его кормите. Хоть чем. Хоть носками. Если нет носков, надо пойти купить их. Очень срочно. Потом, глядя на носки, надо сочинить песню или стих про носки. Ну и понятное дело, не существует группы Karl Marx Found Dead Masturbating. Косяк. Поезда уехали. Теперь надо ждать новые вагоны, или на худой конец, бежать и брать поезд, как в старину.
  
  
  
   Александр
  
  
   Александру было душно - он тонул в странной смуте, хотя и постоянная была эта смута - непрекращающаяся, вечная - словно бы он уже давно попал в ад, и там его мучили, и наказание было уже назначено - без конца и без края - вечное, тугое, густое и нефтяное. Ему чудились недра земные - Русь большая, упрямая, вся покрытая мхами и болотами. Он злился, и было ощущение, что он - жгут. Его тянут, тянут. Жгут довольно тугой, не так, чтобы натянул - и дело с концом. Но все же немного более гибкий, нежели какой-нибудь прочий материал. И вот, в ходе этого вытягивания имеет место процесс, связанный с тем, что ты - человек русский, и ты - писатель русский, и ты - на дыбе. Все жилы вытянуты, кожа вот-вот лопнет, и ты.... Суровый север. Глубины сибирских руд. Натянутые, порванные, декабристы.....
Каторжное ощущение своей литературности заставляло Александра становиться еще более истощенным, и он сжимался. Хотелось выть.
Перед ним чередой стояли книги состоявшихся авторов. Он не завидовал. Он выл. Он готов был убить всех их голыми руками, и в течение лет ничего не менялось. Он строчил, делая из клавиатуру тряпку, ежесекундно будучи готовым - словно боец, словно самурай. Но тексты не собирались жить своей собственной жизнью, так и не приобретая тайную суть. Только друг его, борода Самкин, постоянно замечал:
-Великий русский писатель!
-Самый великий!
-Величайший!
-Сибирская звезда!
Звездный свет, назначенный Самкиным, струился узко. Очень узко. И желание удавить всю армию ничтожеств, которые жили и жировали, успешно издаваясь и пиарясь, переходило в тотальную желчь. Потому у Александра не было бабы. Она, впрочем, баба как концепт, бывало что и нарисовывалась, но было это раз в несколько лет. Он истощил себя онанизмом, сил уже не было. Организм отказывался, но ощущение своего величия не проходило. Он выл, но неслышно, это был крик в другую область бытия.
-Всё равно я велик, - и мысль эта была, словно рубанок по коже.
Стружка слетала.
Кровавый, вздыбленный путь, русское писательство - тяжелое и свинцовое.... И так, слыша его вой, его жажду величия, которую не понял ровным счетом никто, кроме Самкина, конечно, ползли сквозь вены земли декабристы. Они были как черви. Их закопали века назад, но они обещали вернуться - и вот теперь путь их продолжался бесконечно, из глубины сибирских руд, они прогрызали дыры в базальте. А сам базальт был яблоком недр - и не всякий червь мог взять его.
   -Хорошо, - сказал редактор.
-Что хорошего? - не понял Александр.
-Вы боретесь с чернухой, но вот ваш роман.
-Да.
-Вы - большой борец. Вы даже не выдерживаете и попросту обзываетесь в своих статьях.
-Я прав.
-Допустим. Я не спорю. Много халтуры. Зачем вы пишите про сперму?
-И?
-Вы боретесь с халтурой! Верно? А сами? Зачем вы пишите про смерму? Если вы борец, уж и боритесь. Как так получается, все якобы прибиты вашим критическим пером, а сами вы ровным счетом не отличаетесь от тех, с кем воюете?
-И?
-Не знаю. Поймите, никто вас не возьмет! Находясь в состоянии войны со всем миром, надо быть героем. Но, пардон, говно, обвиняющее других в том, что они - говно, все равно остается говном. Простите за грубость.

Александру казалось, что он ест стену дома, в котором живёт.
-Ничего, - сказал Самкин, - ты их закопаешь.
-Да. Легко.
-Ты велик. Живи и так.
-Всё равно, - ответил он, скрипя зубами, - я изнемог, прости. Я опух. Та женщина, она была сукой. Я думаю, что я всё же найду свой свет.
-Ты велик! - сказал борода Самкин.
-Я велик, да, - Александр был пьян, - я чувствую, как Гоголь и Достоевский падают ниц. Разбирая их тексты, я нашел у них много штампов!

И правда, в своей мучительной писательской жизни Александр, будучи человеком образованным, разбирал стилистику, что называется, вручную. Всякую опечатку он считал грехом, а штамп виднелся ему в любом месте - он торчал ночами над словарями, в надежде быть самым прозрачным в деле осязания языка. Он писал, но это было интересно лишь бороде, да узкому кругу бухариков - никто не замечал в его текстах ни высоты, ни низоты. Да и, если разобраться, Александр даже и сам не замечал, что, едва отдаляясь от написания методом тестирования, он попросту копировал - то кино (подсознательно), то еще кого-то.
Но любой вам скажет - гениев много. Чаще всего, каждый гений - человек, которого по какой-то причине заклинило на некой теме. Он, конечно, будет при этой теме ломиться во все двери, он будет, может быть, и правда пытаться соответствовать идее, захлебываясь от чтения материала. Но ведь что показывает практика? Да ведь и эрудиция, чаще всего - пример человека кропотливого, но бесталанного. Что уж тут поделать?
Декабристы, существа-черви проточили гранит, на их пути были руды. Полезные ископаемые. Наверное, те самые сибирские руды, их которых предстояло выбуриться на свет, воскреснуть - и тогда бы звезда Александра взошла над просторами Руси, и массы плохо пишущих пареньков были бы тотчас втоптаны. А пока - они лишь слышали скрежет жил, жуткие вопли изнывающего в онанизме сибирского гения.

Александр вновь разговаривал с редактором. Теперь - с другим.
   -Очень мрачно, - заметил редактор.
-Напротив, батенька, - ответил Александр высокомерно, - это гениально.
-Я не против - если вы считаете себя гением, считайте и дальше.
-Но вы издали Петрова.
-Да.
-И издали Сидорова.
-Да. Сидоров неплохо продается.
-Значит, вы решили мне отказать? О мне писал сам Пескарёв!
-Да, но мне это ни о чем не говорит. Пескарёв там, а мы здесь. Может, ему это привиделось. Вот вы, уважаемый Александр, ругаете всех и учите, как правильно писать - а между тем, у вас некоторые сцены выдернуты из известного нам сериала. И вот скажите - вы постоянно пытаетесь кого-то задеть, ставя себя на совершенно особенное место в литературе. Но ведь смотрите - разве вы пишете лучше Сидорова? Нет. Лучше Петрова? Нет. Зато вы написали несколько статей про Дунаева, но Дунаева читает молодёжь! Да, я согласен, это - туповато. Но это бизнес. Но куда, скажите, определить ваши труды, к какому жанру? Пожалуй, к такому же, что и Дунаев. Но вы копаетесь в Дунаеве, отыскивая там чуть ли не глистов. Тогда, стало быть, зачем издавать вас? Нет, конечно, конечно, я вижу, что вы гений для самого себя. Но - увы. Вам стоит обратиться в другое издательство.

Недра надутые, магма. Струи, протуберанцами прыгающие вверх, застывают, образуя новые слои и слои.
Александр засмеялся в лицо невидимому автору. Слои и прослойки! Какой штамп. Не лучше какого-нибудь фантаста. Где же ты, стари Костомаров? Где ты, перфорированный друг Шмелёв? Крикни мне, Григорьев! Нору Галь - в цепи! А сколько их, вдохновленно-штампующих парнишек?
Дурь подступала. Ему нужна была душа, чтобы, наскочив на нее, высыпать сверху свои ошмётки - всё то, что срезал рубанок жизни.
Время уходило. Ему было уже 50, и слава, видимо, переносилась на послежизненный этап. Звонил борода Самкин, и потому было легче:
   -Ты самый первый!
-Я самый.
-Мы прорвемся.
-Всех порвем.
-Рви их, Саша. Ты - наша надежда.
   И - вроде бы пробурены трубы, и скоро рассвет. И декабристы, словно черви с алмазными свёрлами, выползут наверх и наконец-то освежатся миром, и наступит новый день, и все вдруг поймут.... И кто-нибудь полюбит.... И закончатся годы бесконечного онанизма, такое совершенно невероятное, трудное, свинцовое плавание на путях литературных.
Бросает воздух ветры Сибири бескрайней. Борьба не прекращается ни на минуту. На страже чистоты от штампов и не там поставленных запятых Александр, отточенный, как самурайский меч.

И снова:
-Здравствуйте.
-Кто это?
-Александр.
-Секунду, батенька. Знаете, болит голова. Читал вас - мрачно не по смыслу. Просто текст, знаете, он какой-то волосатый. Какой-то.... Словно борода черномора, которую зачем-то суют вам в рот, и по мере чтения вы задыхаетесь, задыхаетесь, и вот-вот уже смерть, и только бросив читать, освободишься. Да, но вот в своей статье вы растираете, как насекомое, Борисова. Мол, даже и не писатель он, а вошь, пролезшая не туда. И знаете, я Борисова знаю, он такой и есть. Но вот скажите, Александр - этого примитивного Борисова все же можно прочесть и попытаться продать, а вас - пардон - не прочесть. Удушие!
-И что же?
-Простите. Ищите, милейший. Не сдавайтесь.
-Знаете....
-Знаю-знаю.... Не говорите больше ничего!

В земле царит вечная ночь. Там даже не зажечь свечу, чтобы осветить себе. Никаких инерций стиля - только чистая борьба, и победа - слова, покрытые шерстью лесов, да поднимутся. Слава, да воссияет. Декабристы, конечно же, где-то по пути натыкаются на геомагнитную аномалию, связанную с залеганием континентальной плиты. Что же делать? Эх, не пробуриться. Не обойти. Тяжек путь писателя с вырванными жилами, стянутой кожей, стонущего от своей сибирской участи.
Александр закурил и принялся звонить Самкину, бороде..... Жизнь продолжалась.
  
  
   Анна Райская
  
  
   Сейчас уже нет мужских пивняков, с налётом даже и не рабоче-крестьянства, а вечного пацанства. Народ старается быть пожиже. Соцсеточки, местечки теплые. Но тут важно всё равно, откуда ты вышел - и вот, жил себе Сёма, которого еще звали Ларс, а в молодости - пилот Ларс, не потому, что был смысл, а просто ему нравилось. А был он небольшой писатель. Да и более того, иногда он выступал перед людьми и говорил о себе - осторожно, тягуче.
   Но в тот день был уже полдень. Из-за края выкатили лопоухие облака. В субботу все немного иначе. А потому и обнаружил Сёма, что еще есть-таки в природе один мужской пивняк. Рыба там такая, будто ее сушили еще при Ленине. Но понятное дело, что было тут и много паразитных вещей - всякие там кибер-сухарики и прочая гадость. В телевизоре показывали Криштиану Роналду. А потом еще кого-то. Словом, ребята бегали чего-то с мячиком, что-то звало их. Была тут очень широкая барменша, и вообще - никого. Пустота, телевизор, и - ни мух тебе, ни кота какого-нибудь дежурного. Но вскоре подошел на пиво Лёша Шеверов, парень, который был вообще замечателен тем, что с ним всегда можно было выпить пивка, поговорить. Например... Да без примеров. Вот и тут говорили - но на самом деле, ожидали еще одного своего друга, старого мальчика Коркунова, которого вообще записывали как Коркунофф, отмечая, что он мол имеет отношение к конфетам.
   -Расскажу тебе про Анну Райскую, - сказал Сёма, - давай сначала выпьем.
   -А ничего, что я слушаю? - спросила барменша.
   -Нет, вы хорошая, - сказал Лёша Шеверов.
   -Правда? - спросила она. - Почему?
   -Глаза желтые. И правильно вытянуты вправо.
   -Почему не в лево?
   -В лево - хуже. В право - признак породы.
   -Вы мне льстите, - заметила барменша.
   -Так вот, - сказал Сёма, - ты знаешь, у меня есть новости от Анны Райской. Но я тебе расскажу по порядку, как с ней обстояли дела. А всё дело в том, что Анна теперь в цирке. Как ты думаешь, кто она? Принцесса цирка, разумеется.
   -Как принцесса? - не понял Лёша Шеверов. - Как она могла успеть? Сколько ж ей лет уже сейчас. Да уж не свежая, что и говорить.
   -Тридцать пять.
   -Точно.
   -Ну, а Анне - ей всё ведь ни по чем. Ведь всё только начинается. Потому она и попала в цирк в роли принцессы цирка. Но, правда, отвлекусь. Еще Саша как бы Ловлин, человек правда, предвзятый, мне говорил, что у Анны - очень злая дочь. Но ведь если подумать - почему ребенок с самого начала злой? Любой человек вам скажет - трудное детство, деревянные игрушки, коляска без дна. Да, но ведь может же зло быть первичным. Но я ничего такого же не говорю. Я предположил, но это же говорил как бы Саша как бы Ловлин, а у него были отношения с Анной Райской лет пять - больше ни у кого не было. Это ж представить себе - пять лет. При том, что случилось, и как она стала принцессой цирка - ведь это и подумать страшно. Но может она и моложе была. Хотя нет, я помню, они счастливы были. Поначалу, так неразлей вода. Но он о ней совсем забыл, будто ее и не было. Ну, так вот, он и говорит - я, мол, зла не ношу в себе, но дочь злая - смотрит на всех вокруг с такой ненавистью, словно готова поубивать. Еще когда не умела говорить, уже зубами так скрипела - издали слышали, оборачивались - мол, что за звук? Но никто ж не мог подумать, что это ребенок так зубками в колясочке треснул. А потом, потом я знаю Тоню, а она знает Инну, а Инна работает в сетевом маркетинге, и там же работает Анна. И вот, приходит Анна в офис, а дочь ее смотрит на людей и пальцем показывает:
  
  
   -Тебя ненавижу!
   -Тебе нельзя жить!
   -Ты живешь напрасно!
   -И тебя ненавижу, и тебя.
   Люди, конечно же, начинают офигевать, конечно же, начинают спрашивать - как же это так, такая маленькая девочка, а так сильно всех ненавидит. Почему? Может - ущербная девочка? Обижали? Нет. Что же? Просто родилась с ненавистью и с ножом.
   -Как с ножом? - не поняла барменша.
   -Это правда, - подтвердил Лёша Шеверов, - вот бывает, рождается человек в рубашке. Ну, что тут такого. Или с волосами. Или без волос. Ну, еще бывают рудименты. Хвост, например. А это - прямо с ножом она и родилась. И этот нож она с собой и носит. И видимо, это её миссия. Ну, не ее. Миссия Анны Райской - жить, чтобы появилась она. А может и нет. Я не знаю. Я не специалист.
   -Ну и ну, - сказала барменша.
   -Всё это так, - сказал Сёма, - потому я понял, что Саша как бы Ловлин как бы прав, и ребенок и правда необычайно злой от рождения, и зло перешло откуда-то откуда - из тех мест, о которых мы не знаем. Ну, а прежде чем стать принцессой цирка, Анна Райская повсюду была видна со своим мужчиной-дедушкой. Дело в том, что Анна начинала жизнь свою нормально, но потом был как бы виноват как бы Саша как бы Ловлин - но уже когда они жили, она увлеклась сексом со школьниками. Об этой еще Саша говорил - мол, слушайте, с кем живу? Как быть? Ведь ладно, если баба нашла любовника. Это понятно. То есть, это плохо, я согласен, но это понятно. Нет, но она просто стала искать школьников и предлагать им лишиться девственности, то есть, стать мужчинами. Нет, ну она не ходила по улицам, как педофил. Но увлекалась отчаянно, отчего Саша как бы Ловлин в один день выставил ее - сказав, что мол, может и любит он ее, но иди ты от греха подальше. Да, дело не в этом. Нет, не подумайте, у меня с ней ничего не было. Здесь нечто другое. Но впоследствии Анна перестала увлекаться совсем уж юными мальчиками и вышла замуж за, правда, тоже мальчика - это был юноша восемнадцати лет, вот. Они прожили месяц, оттуда и появился этот злой ребенок, который родился с ножом.
   -Слушай, брешешь же, - сказала барменша.
   -Ну что вы, - ответил Сёма, - ну, посмотрите на меня. Я - Сёма, я может и не самый крупный в мире человек, но всё ж я ни рабочий, ни колхозник, да и люди мне верят. К чему мне сочинять. И всё же, в тот день стоял на площади передвижной зооцирк. И там еще было шапито - ну, я никогда туда не ходил, они там возят всяких животных, от которых идёт дурной запах. Анна Райская, как я уже сказал, жила с мужчиной, очень старым, лет 60. Видимо, юноши ей надоели, она решила поступать наоборот. Аргумент был просто - она же Райская. Нет никого более райского - потому мужчина повёлся, тем более, Анна занимается графикой. Ну, конечно, проще назвать это дело заболеванием, нежели графикой - но она ходит в какой-то клуб, там люди что-то рисуют - и если она предложит кому чего райского, то это райское и происходит. А мужик тот, видимо, был там вроде преподавателя. Но сейчас клубов много, ничего ведь и страшного. Но в тот день она шла мимо этого цирка-шапито, и в одном из вагончиков открылась дверь, и послышался голос: подойди!
   Анну словно прошило током. Она подошла.
   -Войди! - указали ей.
   Внутри ее ждал человек, похожий на обезьяну.
   -Раздевайся, - приказал он.
   Так она и стала принцессой цирка.
   -Наливай, - сказал Лёша Шеверов.
  
   -Ладно, - проговорила барменша, - ладно. Саша как бы Ловил, ладно, мужик-обезьяна - инстинкты, всё такое. Хорошо. Но сама Анна, что она там делает? Крутит обруч? Прыгает из под купола этого самого цирка шапито? Выполняет роль клоуна?
   -Об этом и я подумал, - проговорил Сёма, - но поймите, оно конечно шапито, конечно, цирк практически уличный, но всё равно хоть что-то уметь. Анне конечно нашли место - продавать билетики, наклеивать афиши. Ну и, конечно, быть рядом с человеком-обезьяной.
   -А потом? - спросила барменша.
   -Потом она вернулась к мужчине-дедушке. Но время от времени она уезжает - цирк зовёт. Хотя, говорят, она ушла от волосатого человека к глотателю шпаг. Да, впрочем, я точно не знаю - в одном ли это цирке всё происходит? Может быть, всё это в разных местах. Одно время, не так давно, я был в Челябинске. Мне предложили почитать курс лекций для новичков и праздно шатающихся. Челябинск! Вот где жизнь! Я вам честно скажу - не зря говорят про Челябинск особо - там видимо некий энергетический центр, точка, сосуд, который выходит на поверхность. Потому что всё там иначе. Я даже думал остаться в Челябинске, чтобы прославлять его своим творчеством. Впрочем, все бы ничего - но однажды зазвонил телефон, и это была Анна Райская. Нет, еще раз повторюсь, у меня не было с ней совсем ничего - хотя из моего рассказа может показаться, что может и так. Но весь этот райский рай - это словно удав. Он нападает и душит, и всё. Но, я думаю, Саша как бы Ловлин это знает, а я - нет. И вот она говорит - я - в Челябинске! Я приехала с цирком! Давай встретимся. Знаете, я на что-то сослался, но я решил с ней не встречаться - такое ощущение, что я заражусь, что у меня вдруг начнет идти дождь, прямо в голове, и я уже никогда не вылечусь. Я вдруг начну бежать, бежать - потому что она сама бегает, ее часто видят на стадионе в С., она бежит, и во взгляде - что-то инопланетное, но - плохое инопланетное.
   -Если бы вы встретились, она бы предложила вам райские услуги? - осведомилась барменша.
   -Надеюсь, что нет, - ответил Сёма, - я все-таки раньше ей был как брат, только старший, но все это так далеко, но вы же знаете - человек может приучиться к самой что ни на есть ерунде, и она его держит - так и здесь. Я не могу просто так пройти мимо.
   В этот пришел Коркунофф. Был это паренёк уже сорокалетний, очень высокий, постоянно пьяный и постоянно хихикающий. А хихикал он, когда выпивал. А так как выпивал он постоянно, то постоянно и хихикал. Еще у Коркунова была жена, которая вообще цеплялась ко всем вокруг, потому ее нельзя было брать с собой ни в какую компанию - она тотчас начинала открыто лезть к мужикам. Звали ж ее Люся. Так вот, происходило обычно так - Коркунофф сам выпивал и начинал хихикать, ни на что не обращая внимания, а Люся пыталась какого-нибудь из мужичков утащить в сторонку, чтобы где-нибудь пристроиться и тайком слиться.
   Так вот, если ж это была в процессе, так сказать при коллективном разлитии, то сам Коркунофф делал вид, что ничего не происходит. Но в отдельности, так сказать, Люсе таскаться не давал. По этой теме они и разошлись. Но проблема в том была, что Люся Коркунова воспитала. Взяла она его, когда ему было 17, а ей - 30. Потому, и встретились они вновь, и все так и продолжалось - хотя говорили, что пьянствовать они вроде бы перестали.
   Но тут уж был повод. Коркунофф жил в Самаре и знал много про Жигули - и про марку, и про сам завод, но также и про водохранилище. Была у него с собой водка.
   -Давайте с нами, девушка, - предложил он барменше.
   -Хороший ты парень, - заметила та.
   Наливали пива, а водка шла для усиления. Это как присадка - когда, допустим, штукатурят стены рабочие, то особого ума не надо - только руки. Но вот чтобы смесь была особо удобной - туда надо добавить присадку. Хотя, может быть, и не удачное сравнение - удобный.
   Но ведь и Анна была Райской.
   А все дело в том, что когда разошелся Коркунофф с Люсей, то что он делал? Да ничего. Приехал он в наши края, пил как обычно соки, воды, компот, помогал родителям - а они у него на старость играли в треш-металл группе, и все говорили - вот же жь достойные люди. Надо отметить, что родители у него были люди второго тайма - полжизни они точно так же прожили, с вечными приключениями на стороне, со спиртным, но тогда жизнь ровней была.
   На третий день приезда Коркунофф встретил Анну Райскую. Она по улице с мольбертом шла, а на лице было такое выражение, будто ей двинули по голове летающей тарелкой, и вокруг до сих пор летали искры.
   -Хочешь, я покажу тебе что-то райское? - спросила Анна.
   -Хочу, - ответил Коркунофф.
   И - закружилось. Но всё тут было просто, потому что у Коркунова цели не было. Он просто жил и просто пил, но правда родители время от времени припрягали его настраивать аппаратуру - но ему впрочем лень было. Да, Анна Райская на самом деле была очень мстительная. Мстила она всегда своим телом, а потом оповещала объекту мести:
   -А знаешь, что я сделала?
   -Что? - спрашивала та.
   -Угадай.
   -Не знаю.
   -У меня был райский вечер с таким-то и таким-то.
   -.....
   -Сам виноват! Заслужил!
   Так вот, в пьяном виде Коркунофф сел на самолёт и прилетел в Самару, и тогда Анна Райская, воспользовавшись конечно же, современными технологиями, стала писать ему в одноклассниках:
   -люблю. Целую. Помни наши райские деньки. Помни наши райские ночи. Хочу к тебе. Всё! Переезжаю.
   Люся, имея нормальное надо сказать чутье, нюх, словно бы услышала об этом где-то. Где ж она могла это услышать? Видимо, это был внутренний голос. Тогда она решительно вернулась к Коркунову и пообещала начать новую жизнь - мол, не будет уже никаких общественных съемов, не будет бухла и драк, лишь жизнь, и в прибавку к ней - еще жизнь.
   Впрочем, тут повод был другой. Барменше всё же удалось налить, и к ней понемногу, хотя и в шутку, приставали.
   -Эх, - сказал Коркунофф, - хорошо у вас. А у нас тоже хорошо. У нас - эх - у нас - Жигули! А, кстати, я видел Анну Райскую. Но со стороны. Она шла по улице со своей дочкой. А знаете, братцы, а у дочки - такое злое лицо. И глаза светятся. Я сначала не мог понять, кажется мне это или нет. Но я так и не проверил - ведь надо смотреть в темноте, а где я увижу эти глаза в темноте? У меня нет такой возможности.
   -И ты ее знаешь? - спросила барменша.
   -Конечно. Она же - райская!
   -Где бы такого мужика взять, чтобы о нем так постоянно вспоминать.
  
  
   -У мужиков не так, - сказал Лёша Шеверов, - про мужиков говорят - избранный. Вот я - нормальный. И Коркунофф - нормальный. И Сёма. Все мы - ребята, как ребята. Ни умные, ни глупые - так, средние. Средние ребята. Самый кстати класс - потому что сильно умные или живут мало, или не знаю, чего. Вот Саша как бы Ловлин - ведь он особо умный. Он - не средний. Потому ему и досталась Анна Райская. Это чтобы он не скучал. Ну еще бы - и так умнее нас, жизнь же мёдом покажется. Ну, а дураком быть - ну может оно и неплохо - не так скучаешь. Дураку вроде в жизни веселее. А вот если ты избранный - то это другое. Но среди нас избранных нет, хотя и понимать это никогда не поздно.
   Пивняк же до того был пустой. Но теперь уж стали подходить люди, потому барменша отвлеклась, и больше уж с ней поговорить нельзя было. Но всё же - мужской пивняк - дело редкое. Раньше были стоячие пивняки, с большими стеклянными стаканами для жигулевского. Но, впрочем, времена уж давно, как поменялись. Тут толком уже и не вспомнить ничего.
   Взяли еще рыбы. Говорили о всяком. Тема Анны Райской постепенно отошла в стороны, хотя - нет-нет, да и задевали ее словом. Еще бы - кем Анна только в своей жизни ни была, но чтобы циркачкой, пусть и такой, при билетиках - такого и представит было нельзя.
   Вскоре же подошел и Саша как бы Ловлин. Всё были рады, много говорили о автомобилях - в частности, Коркунофф одно время работал на автовазе и там прикручивал в жигулям бампера.
   -Знаешь, о ком говорили, - сказал Коркунофф.
   -О ком? - спросил Саша.
   -Угадай.
   -Угадал.
   -Вот. Выпьем. Все мы, все мы пацаны, чо, пацанами живём, пацанами умрём. Чо делать. Природа такая. Правильно, Санёк?
   -Наливай, не разговаривай, - отметил Саша как бы Ловлин.
   Но последним появился парень самый молодой, и звали его не иначе, как Андрюша Салазкин. Он-то тему и поднял, вернее, продолжил. Хотя нет, сначала он вынул из за-за пазухи еще водки - все потому, что пивняк-то пивняком, а где водки сейчас выпить? Да, впрочем, это и не тема - так как и других тем много.
   Взяли чипсов и говорили про то, ест ли Аршивин чипсы? Громко ли хрустит?
   -Знаете, что, братцы, - проговорил Андрюша, - вот, что я вам скажу. Ехал я из самого Минска и всю дорогу разговаривал с людьми. А о чем говорили? А о том, кто и как живёт. Но вы же знаете, где я живу? Я живу, вернее бабка моя, живёт бок о бок, практически, с этой замечательной семейкой. И вот, вчера, состоялась драка на дуршлагах. Знаете, это вам не бокс, не М-1. Мне только Васю жалко. Парень он неплохой. Да и Коля, отец ихний - да и ничего, вроде, парень. Так вот, приезжает к Анне Райской дедушка. Но не заходит. Ждёт. Не дожидается, уезжает, тогда приезжает второй дедушка - а я стою и пью пиво, ко мне подходит местный забулдыга, Кашин. Я говорю - Кашин, зырь что будет. Не уходи никуда. Чую я. И правда - слышится хлопок, видимо кто-то кому-то по лицу заехал, и всё семейство выбегает на улицу. Дело в том, что тётя Оля ударила своего брата, который зачем-то к ней зашел, самодельным дуршлагом. А это был дедовский - его сделали из ковша с помощью гвоздя и молотка. А били изнутри. Представляете, какой это удар. Но в тот же момент на своего дядю напала и Анна Райская, но тотчас она чего-тоо не поделила с матерью, это все произошло мгновенно. Хотя не помню, где был дедушка? Нет, он уехал. Но это какой-то новый дедушка. Не знаю, что она в них нашла. В общем, бились они, но тут бац - прекратили и разошлись. А Оля, она ходил и твердит себе - Достоевщина, Достоевщина. Чо ей Достоевский сделал? Или она книжки любит читать? А вот на счет дедушек - я вот думаю. Я парень хоть молодой, но уже опытный, тридцать лет, как никак. Тут что-то не то. Ладно. Выпьем. Но битва, битвой, а вы видели, какая у Анны Райской дочь? Ух. Слышу, кто-то зубами скрипит! Думаю - черт, это невозможно! А это - она. Идёт, в глазах огоньки, красные, и говорит:
   -Ненавижу всех!
   Хотя не знаю, они, конечно, круто на дуршлагах сражаются. Я кстати хотел с Васей забухать - но он то парень самостоятельный, он с ними общается мало. Своя у него жизнь, жена и дети - а заехал он просто. А я думаю - а хороший же парень, Вася. Трудовой, таких мало. Раньше такие люди и родину поднимали - целину возводили. Вася. Ну он простоватый, да так базарить любит, не остановишь. Я подумал - да ну его, сейчас приглашу, так его не остановишь. Начнет рассказывать, как он тормозной тросик менял. Или еще чего. Но я думаю, вот выжил же человек! Тут такая вот Достоевщина, а.... А помните, однажды Вася сломал себе о голову удочки. Да еще не одну, а связку! Такой был жуткий треск в ночи! Бабка у меня с кровати упала, говорит - что ж там такое треснуло? Да чётко так сломал. А знаете, можно ему позвонить, пусть приезжает. Если он не занят. Может, он сторожем работает. Во всяком случае, было такое. Сейчас я позвоню. Но, кстати, ни-ни, братцы. Если вы что-то подумаете, то ничего не было. Хотя, она ко мне как-то подкатила. Она же старше, а ей нравились тогда девственные юноши. Говорит, мол, так и так, я вся такая райская, могу такие райские вещи предложить - я говорю - нет, родная, я сторонник здоровья. Не с точки зрения физкультуры, но вообще - здоровья в целом. Ну, я не против веселой жизни, но мне весело в другом. На том это и закончилось. А вообще, я Васе позвоню сейчас. Все же, такая семейка, и молодец, что оторвался от них.
   Потому он занялся этим. Но начинали мы рассказ с Сёмы, на нём же и закончим. Сёма, к слову или нет, собирался дело это обозреть, ибо люди его интересовали прежде всего. Тем более, как уже говорилось, писатель он хоть был и мелкий, но всё ж со статусом - если кто его и слушал, то слушал возбужденно, ибо Сёма жизнь знал.
   А потому от тотчас представил у себя в голове эту картину. И подумал - да, а что такого можно описать? Может быть, в нынешнем мире человеку важнее всего какие-нибудь ответы - ну пусть ищут гуру, хотя всё это пустоты - потому что зачем учиться вещам противоестесственным. А Анна, конечно, экземпляр. Но ведь и вся семья ее - экземплярна. А уж кто не принимает такую литературу - так они вряд ли что-то принимают.
   Если и есть какой-то полёт, так он сам в себе.
   Потом продолжили в другом кабаке, а потом и вообще в парке. Сейчас, впрочем, в парках не так, как раньше - ибо народ всё пытается самопричесаться, но ведь может, это и иллюзия. Вася же не приехал - он правда обещал. А потом уже перезвонил, предложил на следующий день собраться.
  
  
  
  
  
  
  
   База "Красное"
  
  
  
  
   Не всегда знаешь, куда и когда ты придешь. Не всегда знаешь, когда и кем ты будешь. О пользе человека надо сказать такие вещи. Есть люди полностью бесполезные. Но они тоже полезные - из них потом производится органика. Чем больше органики, тем лучше воспроизводимость сегментов природы. В метафизическом плане также существует вопрос передачи. Теория вкратце проста. В деталях же теории и нет никакой. Никто этим не занимался. Буддисткие трактаты несут в себе сугубо элементы. И что с ними делать? Вот батарейки - они тоже ж элементы.
   Допустим, вам нужно торчать в горах еще сколько-то дней. Вы призвали себя слиться с голосом сосен, но у вас садится фонарик. Есть спички. Что делать? Берем элементы и аккуратно жарим на сковородке. Если таковой нет, то уж котелок точно есть - но главное не перегреть. После жарки элементы еще некоторое время работают.
   Человек, понятное дело, тоже элемент, тоже сегмент. Живёт сегмент этот довольно долго, срок эксплуатации может составлять несколько тысяч лет, физический носитель предназначен для энергоперетяжки. Всё, что с вами происходит, не так уж важно - хорошо вам, плохо, или что-то еще, исключение составляют демоны и Спецчеловек - существо дежурное, структура которого очень часто построена по принципу растения-росянки. Но опять же, что тут человеку б и предъявить такого? А ничего. Не он же строитель. Как есть, так и есть.
   А уж более тонкие вопросы - почему, да отчего, а, например, карма - всё это частности. Они хороши и важны. Но надо повториться - науки этой нет. Есть большое количество учителей, которые учат, чтобы в процессе учёбы употреблять учеников. Понятное дело, что вы знаете - учитель сейчас зовётся гуру. Но правильнее говорить - гура. Так как негоже, например, какому парню-рязанщине одеваться в индийскую одежду и вещать.
   Ладно. А смысл. Конечно, информация же расставлена по полочкам. Многие покупаются. Особенно часто покупаются мадам. Гуры, если у них нормально с ориентацией, ставят это в пункт своих исследований - а именно - потребление еще и мадамов. Лица гур светятся, будто им в через забили с помощью молотка фонарик. Горит лампочка. Свет с обратной стороны проникает через глаза, мадамы, видя его, начинают неудержно тащиться. В том и суть.
   Понятное дело, есть люди воиспримчивые и нервные как-то особо - их-то гуры и пробирают. И прибирают. Но гура может быть и Спецчеловеком. О, это разговор длинный. Я планировал писать учебник, но навряд ли его будут читать, так как отсутствие паразитических мотивов оттолкнёт искателей - а среди таковых нет почти искателей.
   И вот, элементы. Батарейки садились. Солнце писало стихи на бескрайних шерстяных лесах. Без батареек ночью необходимо использовать фонарь проводника. Это сложенные ладошки, внутри которых горит спичка. Фонарь проводника пафосен и серьезен. Настоящий проводник может пройти на одной коробке более пяти километров - надо лишь правильно освещать свой путь.
   Звезды на небесной сфере появляются примерно так: существует покрывало. Мы - ниже покрывала, а наверху, над покрывалом, также что-то есть, но туда еще не заглядывал. Что касается полётов космонавтов, это ерунда. Пусть себе летают. Не будем их трогать. Жалкое, если задуматься, это занятие - болтаться. Невесомость. Даже чаю нормально не попить. Вино недоступно. Словом, всё это накручивалось. А делать там нечего. Потому что выше покрывала, из мирового света, поступает жидкость. И по мере того, как солнце гаснет (убавляется его яркость вместе с движением), начинаются первые проколы. Просто так вещество мирового света на эту сторону не попадёт - нужно обязательно сделать отверстие. Именно тогда и зажигаются они.
   Батарейки садились, их надо было поджарить, чтобы в их удлиненных и сложных телах появился ток. Но, впрочем, в настоящем ночи свет не нужен. Частицы того же вещества есть и в человеке. Я имею в виду, мировой свет. Он, если вдуматься, есть большое висящее озеро. И не даром говорят (те, кто знает), что самое важное - это иметь дополнительные глаза. А иначе и зачем жить?
   Нет, ну конечно есть много занятий, когда глаза такие не нужны, и это отдельный и долгий разговор. Да, может быть, в некоторых случаях они и мешать будут. Может быть, не нужно это тем же космонавтам. Но это как подумать. Если нет времени, если всё свободное время надо смотреть на всякие там экраны. Это в теории - летишь и тащишься. На деле, это бесконечная трудовая череда внутри железной бочки. Таким образом, космонавт представляет из себя селёдку, которая сама себе что-то вообразила.
   База Красное - и стояла, и стоит в середине четырех вялых ущелий - склоны их покаты, деревья - типичные волосы этих мест, и воздух - это субстанция, налитая в прочих целей. Но воздух был бы и без субстанции. Но так уж получилось, тем более, не хватает как правило слов. Есть авторы более наэлектризованные, авторы более экзальтированные, и их склад из слов шире, там больше ящиков. В такой ситуации надо что-то придумывать, чтобы делать вид, что ты тоже плывешь под парусом, а не толкаешь сам себя на вёслах.
   Когда звезды уже совсем раскрылись, их сущность легко сопоставить с самим собой. Для этого и используют медитацию. Её цель - дергать за дополнительные глаза, заставляя их открыться. Разумеется, что еще делать на Базе Красное?
   Ветер уже много лет ходит тут как по ниточке. Сосны им причесаны. Наверное, это такая любовь. Даже не к соснам, а к склонам, как к сегментам каких-то голов, выросших лишь частично. Если бы горам позволено было двигаться дальше, возможно, мы бы увидели шары, которые в дальнейшем отправились бы в полёт.
   Потом пришли люди. Эта попытка сбежать уже позади. Никто не знает. Люди просто осмотрели зеленые бугры и воткнули на их склонах железные столбы, чтобы передавать по проводам жидкий электрон. Наверное, именно тогда и появилась База Красное.
   Здесь нет ничего. И ночью, если не жарить батарейки, то и вина много не нужно - особенно если завтра в путь....
   Утром я вышел.
   Дорога шла в сопровождении горделивых столбом ЛЭП, они свои существованием доказывали силу человеческого духа и даже некое его превосходство над стихией. Хотя бы здесь. Хотя бы и выглядят они как соломинки на теле слона, который больше обычного слона во много раз.
   Я повернул на подъем, и тут уж казалось, что конца и края не будет этому движению. Красное осталось далеко внизу, но впереди было другое Красное, и говорят - то первей. Но, например, люди, которые живут в том Красном, утверждают, что ихнее - важнее. А я бы делал точно так же. Но мне, ясное дело, нет дела до этой очередности важностей, как символов. Главное - добраться, а там, в том Красном, можно и батарейки новые купить, да и ночлег там может быть куда более комфортным.
   Тут больше и не нужны были аналогии. Когда человек идёт, идёт очень долго, рано или поздно он уже не способен ни о чем думать - им движет автомат.
   Потом, когда я добрался, я долго плутал кривыми улицами - второе (или первое) Красное было даже и не базой, а целым посёлком, с правым краем, выходящим на морской обрыв.
   И я всё шел и думал - куда иду? Где в нем ядро, в этом Красном? Или база это, или уже не база, и почему вдруг появилась эта снабженная туманом синева моря.
   И правда, крайние улицы этого Красного выходили к самому обрыву, и не было края море - и словно бы висел мир над каким-то иным океаном, который всеобъемлющ, важен - а всякая земля лишь маленький корабль на нём. И путешественнику не остаётся ничего другого, как мечтать, потому что когда ты идешь по полю бесконечности, ты никуда не придешь.
   Я стоял, чтобы побыть статической статуей или слиться со сферой иных величин. Туман связывал море словно портниха своё изделие. Может быть, там и плыл кто-то. Но что до лесов, что до Базы Красное, я не знаю, куда они делись. Может быть, я просто забрался с другой стороны, и теперь вода говорила мне - всё мелко, а я есть большое и основное.
   Но потом я покинул эту улицу, и вскоре была и какая-та другая улица, и там наметились признаки жизни. Я вздохнул с облегчением, вошел в магазин, и здесь имел место опрос:
   -Я поднялся из Базы Красное, - сказал я, - скажите, куда я иду?
   -Вы идёте прямо, - сказал продавец (это был мужской магазин - если вы видите в продуктовом магазине мужчину за прилавком, значит это - мужской магазин).
   -Это не совсем так, - сказал я, - я просто иду. И я чуть не заблудился.
   -Все дороги куда-то ведут, - сказал он, - в этом ничего странного нет.
   -Вот там дальше - прямая улица.
   -Туда нельзя идти. То большое здание - это бордель. За ним всё заканчивается.
   -Как заканчивается?
   -В прямом смысле?
   -Не может быть.
   Я вышел, чтобы посмотреть. И правда, среди одноэтажный частных домов бордель был крупнее всего прочего, но улица продолжалась и дальше - без всякого намёка на конец мироздания.
   -И что же? - спросил я, вернувшись в магазин.
   -Я серьезно, - ответил продавец, - никто еще не вернулся. Если пойти дальше борделя. Можете попробовать. Может, у вас получится. А так, с виду, улица как улица.
   -Ладно, - сказал я, - где же здесь остановиться?
   -Там и остановитесь, - ответил он.
   Надо сказать, что и правда - улица дальше была как улица. Наверное, нужно было вдуматься, ощутив себя где-то там и проощущаться в своих мыслях - должен же мозг дать какой-то ответ. Но подсознание, как известно, не всегда помощник человека, так как оно может жить своей собственной жизнью. Так, например, устроено у сумасшедших, и механизм до конца не раскрыт - ученые обычно работают со следствием. Ну, скажем, это в стиле эпизода про "злую вещь", когда пилот выбросил в окно самолёта бутылку из под кока-колы, а местные племена решили, что предмет был послан богом. Потом этим предметом играли, пока из-за него не начались мелкие распри, и было решено, что это - "злая вещь". В данном случае мы наблюдаем наличие побочных факторов.
   С оценкой подсознания так же всё непросто. Человек в чем-то уверен, но на деле у него просто не то напряжение питания подключено к центральной клемме. В таких случаях могут помочь только практические опыты. И вот, с наличием их, этих опытом, и можно связывать выводы - очевидные или туманные.
   Но я, конечно, дальше не пошел.
   -Вы к нам? - спросила гёрл за стойкой.
   -К вам, - ответил я.
   -Это место мечты, - сказала она.
   -Да я просто остановиться хочу, - ответил я, - я поднимался в гору, теперь бы я не против пообедать и поспать. Мне просто нужен номер.
   -Все номера снабжены, - мурлыкнула гёрл, - шампанское за счет заведения. Вам понравится всё. Нельзя устоять от того, что находится внутри человека.
   -Странно, - ответил я, - но скажите, правда, что улица эта никуда не ведёт.
   -Она куда-то ведёт. Один человек сумел оттуда вернуться. Он сказал, что потом ты попадаешь на круговую дорогу, и всё идёт по спирали. Я больше ничего не знаю. Вот вам ключ.
   Но больше ничего о Базе Красное я не расскажу. Так как много вещей простых и понятных, которые надо подставлять под другие ситуации. Жизнь же человека чаще всего проще, а сложнота - это намотка ниток на какой-нибудь предмет. Нитка - просто нитка. Символ чего-то продолжающегося. Предмет - ну, может, голова. Почему бы на голову нитки не наматывать?
   Всё в жизни остаётся самим собой. Внутри человеческой головы события дополнительно раскрашивается. В этом и суть.
   Но можно добавить - База Красное и правда оказалась последним пунктом, и дальше, хотя и виднелась улица, ничего не было. Я всё думал - идти, не идти. Если оставаться - то жить весело, жить хорошо. Но, наверное, и идти хорошо - там я куда-нибудь бы провалился, или заблудился, или бы просто решил, что назад возвращаться ни к чему.
  
  
  
   Будуар Танюши Бич
  
  
  
   Я встретил на вокзале Гошу.
Мы так договорились.
-Сволочь, - подумал я.
Гоша играл в тряпку. Это был способ для дивидендов. Я давно раскусил его - не хотелось ни жалеть, ни грустить - а еще был бы я доктор Зло, я бы воткнул ему в спину нож. Просто так. Любовь к злу надо понимать, просто так его не высветишь - это как человек спортивный. Например, велосипедист. Вы у него спрашиваете - какого черта ты едешь 200 км? Куда? А он спрашивает - какого черта вы ходите на рыбалку? Когда придёт время понимать зло, я об этом напишу. Мы взяли билеты. Гоша, играя в убогого, сделал так, чтобы мы пропустили автобус. Вернее, упустили.
Он ушел - вместе с вещами. Я позвонил - на проводе был Толик Меркьюри.
-Здравствуйте, - сказал Толик.
-Здравствуйте, - ответил я.
-Что вы хотите? - спросил Толик.
-В автобусе, который едет из Нигде, находится сумка.
-Куда едет автобус?
-В Никуда?
-Это - самый короткий маршрут. От Нигде до Никуда - всего пятьдесят километров.
-Что же делать?
-Я пошлю Вячеслава Маккартни, чтобы он встретил ваши вещи. Больше ничего.

Автовокзал в Нигде расположен на горе - но вообще-то - на середине горы. И можно смотреть вверх - это большая и ровная ладонь, которая находится под наклоном, и в центре ее расположено широкое многополосное шоссе - мимо Нигде едут огромные большегрузные фуры. Они выходят оттуда, сверху - там большая и ровная земля. Она напоминает карамель - только разложенную по плоскости. Бывает еще земля-пастила. Тоже похоже. Но это в другом уже измерении, я там был, но рассказ не о том.
Вокзал маленький - он словно пункт.
Рядом есть Кафе-Мафе. Там есть кофе-мофе и шаурма. Но и через трассу, которая идет мимо Нигде, есть ряд замечательных мест, но потом там, у тумане - город призрак, там он растет, словно поле. Каждый дом, размазанный в мареве какого-то небытия - травинка, вышедшая из непонятно какой почвы. И я не знаю - можно ли туда сходить. И даже жаль немного - надо ловить автобусы, ведь нет никакого расписания, можно не успеть, можно пропустить. Но - хотя и Никуда совсем недалеко, пешком не дойти. Может быть, останется тогда стоять столбом на перпендикулярной трассе, пытаясь поймать проходящие автомобили, всякие брутальные лесовозы, бетономешалки - но скорее всего, они движутся где-то по месту, до Никуда они попросту не доберутся.
Далеко.
   Расстояние - разве это только километры.
Новый автобус ехал в Вокруг. За рулем был сам Ара Бабаджанян.
-Ара, куда едешь, Ара? - спросил я.
-В Вокруг, Ара, - ответил он.
-А это не через Никуда?
-Мы едем через Однако.
-Но могли бы ехать через Никуда.
-Нэт.
-Что же делать, Ара?
-Купи мне коньак, поедем.
-А сколько стоишь, Ара?
-Час, Ара.

-Пойдем, - сказал я Гоше.
Мы перешли в одно из кафе, которое нависало прямо над городов-призраком, и было в корне не понятно - как же он там? Как он живет? Есть ли люди? Может быть, и не призрак он никакой. Хотя говорили.... Но работники автовокзала, а также всех этих закусочных, приезжали из Ближнего. Оно недалеко, на горе. По пути, кстати, в Никуда. Посёлок этот небольшой. Бензин там до сих пор разбавляют водой, и это никого не пугает. Я одно время спрашивал: мол, что там, внизу? Не знаем - говорят. Может - это стекло. А там.... Но хотя нет, там же ничто не двигается. Потому не понять.
-У вас есть коньяк? - спросил я.
-Есть, - ответили мне.
-А есть Тот-Самый?
-Есть. Он дорогой. Он - разливной.
-А есть Разливной?
-Да. Но это другой сорт
Гоша стал много пить и рассказывать, как он много переносит горя. Это был разговор-язык-змеи. Потому что у змеи - двойной язык. А существует важный лозунг - умей говорить языком змеи.
Его пишут так:

Умей говорить языком змеи

Это лозунг. Например, существуют тайные камни вне времени. На них всегда что-нибудь эдакое - типа мементо мори, хэ-у-и, здесь был вася, дважды дает кто быстро даёт и всё такое.
Гоша знал элементы - но он знал некую тайную науку врать всем, вообще всем. Нельзя так? Нет, он получал с этого зарплату от судьбы. Я был уверен, что однажды это закончится, но там будут три вещи - либо тюрьма, либо дурдом, либо быстрая и скорая смерть.
Обычно такие люди в аду очень сильно мучаются. Но их не оставляют там навечно - Дьявол потом отправляет такие души на завод по производству клонов. Их рихтуют. Оцифровывают. Потом они рождаются уже со спецпредназначением. Это отдельная тема. Тема уклончивая. Просто так мне ее не открыть. Нужны тома. Галерея томов.
А подумайте - сколько один человек в жизни может написать, и имеет ли это глобальное значение? Или нет?
Томов 10 - это гроссмейстерская цифра. Если 20 - значит, у вас что-то не то - то ли из демонов вы, то ли с генетической примесью космических утконосов. Нет, бывают еще люди с шумом. Шухермэны. У них тоже так.
Нет, ладно. Мы пили - Гоша вдруг стал так заливаться, словно пытался покончить жизнь самоубийством с помощью перелива.
Но разве это можно? Разве можно нашего человека так убить?
Это проверка: наш или не наш.
-Вот я тебе завидую, - сказал Гоша.
-Почему?
-Ну как почему.
-А я тебе завидую, - сказал я.
-Зачем мне завидовать?
-У тебя всё есть, - сказал я, - но ты постоянно ноешь. У тебя всего больше, чем у меня, раз в пять.
-Да. Но у тебя есть что-то в голове?
-А у тебя нет?
-Не знаю.
-Ты играешь, - ответил я, - но ты в опасности. Когда человек вдруг понимает, что ложь настолько абсолютна, что нужно лишь постоянно обезьянничать - он все равно найдет ту точку, где он и провалится. Ты хочешь, чтобы я тебя желал. Но ты ведь даже и не наслаждаешься. Ты радуешься. Нет, ты передо мной разыгрываешь убогого, радуясь, что игра получается - и ты скрипишь зубами от зависти, понимая, что я тебя раскусил. Тебе нужна баба, Гоша!
-Да, - воскликнул он, еще наливая и тут же выпивая.
-Да, но ты - злой!
-Да. Я злой.
-Да, а помнишь, девушка на синей Тойоте?
-Она не та!
-Почему!
-Я ищу генетически подходящую.
-Тогда ты никогда никого не найдешь, - сказал я.
-Но я ищу!
-Где же ты ищешь?
-Везде!
-Я не могу тебе ничего сказать, - ответил я, - потому что ты смотришь на девушек, как на вещи. А надо делать наоборот - представь, что ты - вещь, а тебя надо купить. А вокруг - еще больше вещей. Как быть? Как стать конкурентоспособным? Скажи мне?
-Я тебе завидую, - сказал он.
-И ты же не просто завидуешь, - ответил я, - ты завидуешь с целью, чтобы однажды мой путь оборвался.
-Ты читаешь мысли, - заметил он.
-Ты пьешь, инсценируя, будто бы это я пью, - сказал я.
-Да, это так. Ты сволочь.
Но он так и заливался, чтобы ему вдруг это увиделось - что это я сам сошел с ума, а он был лишь полигоном для этого. И мне пришлось его тащить, скоро был автобус.
Был очень хороший день. Август - месяц очень желтый. Янтарный цвет - это лучи королевства Эмбер. Понимать август мало кому дано. Я уже не рассуждаю о тех, кому не понять - я всегда на самом деле стараюсь отдать и себя, и сам этот август другим, потому что - ну хотя бы чтобы не быть космонавтом в вакууме. И ты - один, ты вышел в открытый космос.
Город призрак так там и оставался - непонятное что-то, и я смотрел на него в окно автобуса, Ара Бабаджанян ждал, когда пассажиры усядутся. Я сидел на переднем кресле. Гоша был там, в аппендиците, над мотором. Я знал, что если его не разбудить, он доедет до самого Вокруг. Хотя Вокруг - это почти 200 км, для обычного автобуса - это вполне себе маршрут, это вам не в Никуда ехать.
-Он самый, - сказал Ара Бабаджанян, глядя на коньяк, - на, держи.
И он протянут мне визитку:

Будуар Танюши Бич
  
Я откинулся в кресле, попивая баночное пиво. Автобус - словно существо, которое ведет вас между реальностями. Может быть, и недалеко Нигде. Но туманы, отделяющие его от всего остального мира, столь глобальны, что в пору подумать, представить себе единственный островок в неизвестной вселенной. Ведь Маленький принц тоже бродил по астероидам. И там тоже было мало места.
Вот и нигде - отдельная земля между туманами.
Я потер визитку, и она вдруг ожила, и лицо Танюши Бич вдруг улыбнулось мне.
-Ара, - спросил я водитель, - она что, живая?
-Да, Ара, - ответил он.

Больше мы не разговаривали. Я, конечно, не знал, что делать с визиткой. Потому я вложил ее между листов книги "Разговор с джинсами. Спортивная версия". Эта книга заметно отличается от обычной - но главная ценность вещи в том, если она прописана в Каталоге Основных Предметов.
Но это - выше быта. Об этом как правильно знает от 1 до 12 человек.
Гоша был уложен спать.
Гоша, на самом деле, был в гостях. Он приехал, чтобы жаловаться и пить спиртные напитки на грани падения в бездну.
Вот когда плывёт пароход, плывёт он в темных морях, да хоть бы и в светлых - выходит человек на палубу и вдруг падает вниз. Разве его кто подберет?
Вот и Гоша - но он был уверен, что он умнее других, и эта некая константа его и вынесет его....
Я вынул визитку.
Бумага стала горячей и ожила.
-Привет, - сказала Танюша Бич.
-Привет, - ответил я.
  
   Большан
  
  
   А что сказать? Один писатель написал роман про кошек всей своей жизни. Вот ведь идея. Это, получается, если вы - кошатник, то сколько ж их мимо вас проходит? Ладно там, держишь ты одного кота. Вот я вспомнил кошку ПТЖ "Курц", а расшифровывалось это мягко говоря, не очень. С тех пор кошек я невзлюбил, а Курц ушла в люди. Она, впрочем, пыталась очеловечиться, и, когда я звонил по телефону, она брала трубку, мяукала и убегала.
   Животные!
   Хорошо ж быть таким писателем, когда ни чувств в тебе с виду, ни греха. А пишешь ты о природе, да о братьях наших меньших.
   Я тогда подошел к аквариуму и стал смотреть. Средь рыб мелких, питающихся собственными отбросами, жил и один большой. Я его звал Большан. Не знаю, кто он по породе. Не важно, не важно. Он подходил, там, в своей среде, он показывал мне свой глаз и ел стенку. Да, он ел стенку. Он, конечно, не мог её проесть, но поражал сам факт его попытки. Мне представлялись картины, я был в галерее собственного воображения. Всего лишь одна рыба могла разбудить во мне первооткрывателя новых мест в полостях ума. Да, и идти никуда не нужно. Все сокрытое есть Я.
   Можно было формулировать истины.
   Вот, к примеру, Шопенгауэр:
  
   Любовь - большая помеха в жизни.
  
   Сострадание - основа всей морали.
  
   Тщеславие делает человека болтливым.
  
   Все негодяи, к сожалению, общительны.
  
   Здоровый нищий счастливее больного короля.
  
   Одиночество есть жребий всех выдающихся умов.
  
   Кто не любит одиночества - тот не любит свободы.
  
   У толпы есть глаза и уши и немногое сверх этого.
  
   Сигара может послужить хорошим суррогатом мысли.
  
   А вот Фихте:
  
   - В человеке есть разные стремления и задатки, и назначение каждого из нас -- развить свои задатки по мере возможностей.
  
   - Высший человек с силою подъемлет свой век на более высокую ступень человечества; оно оглядывается назад и удивляется той пропасти, через которую оно перенеслось; десницей великана выхватывает высший человек из летописи рода человеческого все то, что он может схватить.
  
   - Вникни в самого себя, отврати взор от всего, что тебя окружает, и направь его внутрь себя -- таково первое требование, которое ставит философия своему ученику.
  
   - В понятии человека заложено, что его последняя цель должна быть недостижимой, а его путь к ней -- бесконечным.
  
   - Все индивиды заключаются в Едином великом Единстве чистого Духа. пусть это будет то последнее слово, которым я вверяю себя вашей памяти; и пусть это будет именно та память обо мне, которой я себя вверяю.
  
   - Женщина не видит дальше любви, и ее природа не идет дальше любви.
  
   Я подошел и заглянул в его воду. Он увидел меня. Тотчас рванулся, я опустил палец, но он не стал его трогать. Хотя разная мелочь, вся эта низкопробная прохвостень, собралась и пощупала его - вдруг еду дают. Их пора было покормить. Купить мотыля. Но все как обычно ограничивалось сухой дафнией. И лишь компрессор, лишь его бульбы. И он - словно утонувший в глубинах Энцелада аппарат.
   Я себе ясно это видел. Человечество строит мощный корабль, и он идет. Он идет. Я думаю, в будущем это расстояние будут преодолевать прыжками, смеясь. Что там, всего лишь солнечная система. Но сейчас это невозможно. Хотя фантасты считали, что в это время люди уже будут куда-то летать. Но ничего подобного. Зато гаджеты сейчас офигительские. Как зайдешь в магазин, так и хочется. И ты - словно робот Вертер, который пришел за домашними животными.
   Большан подошел к стеклу и стал его есть.
   -Ешь, ешь стекло, - сказал я.
   И вот, большой аппарат вышел на орбиту Сатурна. Второй аппарат вышел на саму орбиту Энцелада, был спущен большой робот, и он начал бурить. Дело в том, что и в нормальных условиях земли мы не сможем сделать такую скважину. Это около 100 километров. Для космоса надо придумывать некоторые штуки. Хоть бы и лазер.
   Как проделать дырку.
   Я думаю, все было бы так - робот вышел на орбиту и стал пускать ракеты с атомными зарядами. В итоге, был проделан кратер (посредством, допустим, 5 зарядов). Наконец, вниз была опущена сверлильная станция, она и завершила дело.
   И вот, вниз, в этот потерянный в холоде окраин Солнечной системы океан, спустился аппарат и стал бурлить. То есть, я не ошибся. Не бурить. Бурлить. Потому что вибронасос - это и есть ушедший ко дну прибор.
   Таинственный Большан подплывает и смотрит. Огромная рыба чужого мира. Кто она? Кто они? Но подводный аппарат есть робот. Он безмолвен. Датчики фиксирует приближение рыбы, что с того? Большан подплывает и начинает есть корпус. Но он не может его проесть. Он просто двигает губами, потому что все рыбы двигают губами. Машина передает сигнал наверх, там стоит ретранслятор, сигнал прыгает наверх, к кораблю, который, словно тень, проходит над просторами ледяного мира. Иногда гравитационная волна, идущая от Сатурна, бьёт по этому дерзкому космическому ореху, кора трещит, и соленая вода устремляется в пространство, на высоту 200, 300 км. Это - невероятная картина.
   -Большан! - говорю я.
   Он ест палец с той стороны. Он есть стекло.
   Пора идти за тетрадкой. Магазин. Супермаркет. Дешевое пиво, чтобы разогнать тучи воображения.
   Вот еще Фихте:
   - Философия учит нас все отыскивать в Я. Впервые через Я входит порядок и гармония в мертвую и бесформенную массу. Единственно через человека распространяется господство правил вокруг него до границ его наблюдения, и насколько он продвигает дальше это последнее, тем самым продвигаются дальше порядок и гармония.
   Пивка. Тетрадка под заголовком "Ништяки". Это будет сборник афоризмов, которые люди откроют через тысячу лет. Сейчас не нужно. Наша цель - века. Вы знаете что-нибудь о том, как не везло Шопенгауэру, как его игнорировала толпа? И правильно, не зачем это знать. Вино начинает настаиваться лет через 100, сейчас, правда, срок короче. Раньше была тыща. Целая тыща. А всяческие пенки бурлят, но и скисают почти моментально.
  
   Умеренность умножает радости жизни и делает удовольствие еще большим.
  
   Демокрит из Абдера,
   древнегреч. философ-материалист
   (ок. 460 - после 360)
  
   Вранье. Пивка! Вот, например, пиво-радиация "Охота". Буковски, наверное, пил что-то еще более нехорошее, если такое вообще может быть в природе.
  
   Чарльз Дарвин Алкоголь -- поставщик людей для тюрем.
  
   Дарвин - это воплощение обезьяны в мире людей. Зачем он это придумал? Потому что он был обезьяной, он просто об этом не знал.
   Поехали.
  
   Ништяки
   Трактат из коротких фраз
  
   - Все люди неравномерны. Ученый - просто штамп с ногой. Одна нога - хождение, вторая - печать. Очень много дураков. Потому что если формулировка красивая, то всей и верят.
  
   - Никто не доказал, что человек произошел от обезьяны. Наоборот, обезьяна произошла от человека. Это процесс называется Обезьянец.
  
   - Обман интереснее правды. Это хорошо. Допустим, ты - урод. Тебе это нравится? А если тебе говорят, что ты - Апполон. Хотя ты - говорящий питекантроп. Но все говорят, что ты - ништяк. Приятно же.
  
   - Бытие совсем теперь другое. Все люди сидят в интернетах. К тебе в блог приходит идиот. Ты думаешь, что он осел, а он просто забухал. В сети - огромное число бухариков. Они ставят перед собой бутылку, пялятся, и у них в голове играют черти, оркестр. Это ужасно. Они замолкают, если бутылка падает, и содержимое выливается на клавиатуру. Но потом они меняют клавиатуру и начинают заново.
  
   - Бывают бабы с бутылкой. Им лучше не отвечать. Ты думаешь, в чем дело? А это - баба с бутылкой.
  
   - Вино - хорошо. Пиво - хорошо. Меру знает только бог. Он может не превращаться в Худеющего, соблюдая середину. Если это так, то ты - Бог.
  
   - Если говорить не о чем, надо говорить о еде. Если ты не ешь, но ты научился питаться лучами, то значит, ты тоже какой-нибудь Бодхисаттва. Но пивка для рывка все равно не помешает.
  
   -У вещей есть имена.
  
   -Мать дает человеку имя. Или отец. Но есть еще скрытое имя, а также - право искать это имя. Это значит, что ты можешь идти по жизни и по жизни искать это имя, а значит, пытаться двигаться методом проб и ошибок. Ты можешь переименовывать самого себя. В этом нет ничего страшного, потому что ты ищешь наименование себя, как модели. Но у души другое имя. Это еще один повод, чтобы отправляться в путь и быть бродягой.
  
   - В поисках имени можно тренироваться на котах. Меняйте им имена. Смотрите, что будет.
  
   -Избранный - это человек, который приводит тебя к вращению по оси офигевания. Это когда ты хочешь сказать: вот это я фигею! Фигеть - это суть удивляться. Но фигеют более ярко, удивление - словно слишком традиционное. Например, если человек забрался на дерево и поздравляет людей с новым годом, а на дворе дето, значит он избранный.
  
   -Иногда происходит встречи с Избранными. Опасно ли это для ума? Но вы вряд ли заразитесь. Все же, это не так просто.
  
   -Опыт важнее ума. Но опыт редко используют, чтобы его обработать. А напоминает это сбор ягод. По молодости у человека пустая корзинка. Ей надо наполнять. А мимо бегают сурки, подпрыгивают, вцепляются в борта корзинки, кусают, прогрызают дырки, ягоды высыпаются. Надо собрать урожай. Обычно собирают и гордятся. Очень мало, кому приходит в голову переработать этот материал и сделать запасы. Потом их будут потреблять другие. Это - консервированный ум.
  
   -Чужой ум хорошо, свой лучше. Иногда кажется, что люди, которые напились чужими вычитанными фразами, чем-то блистают. Это блеск натертой меди. Он постоянно гаснет. Ее, медь, натирают, но она снова гаснет.
  
   -Слушают других из слабости. Редко учатся. Учиться и слушать и плыть по течению - разные вещи.
  
   -Самый большой ништяк - это поплыть по течению и вызвать на бой Хозяина и сказать - слышь, э, клал я на тебя. Он начнет разбираться, а вы попытаетесь добраться против течения до какого-нибудь пункта. Вас потом прихлопнут, как муху, но надо постараться доплыть до кабака, забухать там, рассказать о себе. Еще лучше, если после вас останутся записки. Там и будет описан этот процесс. Это бесполезно. Если летает назойливая муха, ее все равно ловят и убивают. Но если муха смышленая, её просто так не убить.
  
   Я сделал перекур, понимая, что трактат "Ништяки" может быть большим и бесконечным. И правда. И правда - зачем мне всяческие философы. Они, конечно, молодцы. Они сделали так, что не надо, вроде бы, уже ничего открывать. Философия, она как бы и не наука, а блистание всевозможными экзерсисами. А вот и Большан
   -Большан! - сказал я. - Большан.
   Налить бы? Нет, они там все выдохнут. Он подошел и стал есть стекло. Вечная попытка проесть плешь в том месте, где её никогда не проесть. Рыба показывает мироздание с некоторой своей стороны. Парменид изучал действительность по пролету птиц, по их прорезанию воздуха. Видимо, траектории были следствиями. Причина крылась где-то в другом месте.
   Я вспоминал кошек, собак, я вспомнил муху, которой я дал имя и тотчас убил. Это был большой поступок с точки зрения осязательности пункта. Допустим:
   - Время управляет состоянием и чувством. Если ты живешь быстро, то мы можешь прожить один день, но тебе покажется, что это были годы. Так живет муха. Для кота 10 лет - это вся жизнь, столетие, век. 3 года коту - 30 лет человеку. Возраст умножают на 10.
  
   Можно сравнить мои Ништяки с Ништяками Парменида:
  
   Бытие одно, и не может быть 2 и более бытий.
   Иначе они должны были бы быть отграничены друг от друга -- небытием, его нет.
   Бытие сплошно (едино), то есть не имеет частей.
   Если имеет части, значит части отграничены друг от друга Небытием. Его -- нет.
   Если нет частей и если бытие одно, то нет движения и нет множественности в мире.
   В противном случае, одно Бытие должно двигаться относительно другого.
   Так как не существует движения и множественности и Бытие одно, то нет ни возникновения, ни уничтожения.
   Так при возникновении (уничтожении) должно быть Небытие, но Небытия нет.
   Бытие вечно пребывает на одном и том же месте.
  
   Что лучше? Нет, он тоже был нормальный пацан. Но он, например, жил во времена, когда дух был дальше, в смысле, у него была даль. Зато с техникой и новыми землями было чуток потруднее. Хотя, все это так романтически. Ты сидишь с вином, вокруг тебя - необыкновенная Греция, ты рассказываешь ученикам всякие штуки, например, о разделении истины и субъективного мнения, а девушки отгоняют мух веерами. Ну и комаров разных, ос.
   Но вообще, сейчас все равно жить хорошо. Сейчас лучше, чем раньше. Мне нравится. Надо уважать всякое время и не гневить Бога. Ну, с философской точки зрения - это Совокупность. Это - процессор.
   Но это мы оставим. Это пустое. Можно разбить лоб. При том, нет никого, с кем поговорить.
   Только Большан,
   Он подходит к стеклу, но победить его невозможно. Это - Великое Никогда.
   Вот так и у людей. Ты хочешь пробить дыру в стене, ты хочешь выйти, ты хочешь увидеть там ослепительные волшебные магазины, но Великое Никогда не дает тебе сдвинуться с места.
   Исписав первую тетрадку, я вышел в магазин, где купил еще одну тетрадку, и еще одну большую бутылку пива.
  
  
  
  
   В депо (2010)
  
  
  
   Депо.
Ночью - глаз суета - но суета ровная, словно прямая, словно геометрический космос.
Он и днем не лишен геометрии и важной статики - этот космос.
Депо.
Есть поезда, есть еще одни поезда - они тоже могут томно фырчать, источая жар - низкий, как будто даже звуковой - подойдя поближе, ты можешь послушать, как он звучит. И вот - стоишь, внюхиваясь. Это депо. И есть другое депо - если тебя не пригласили играть, ты можешь и не узнать, что оно существует.
   И всё началось как-то не очень. День был жаркий. Моторы кипели. Любой человек с воображением может долго думать об этой жаре, добавляя к ней различные описательные приспособления.
Одни машины это терпят, другие начинают течь, как пластилин.
Семён стоял в пробке. Люди, что находились поодаль, слушали волосатую музыку.
-Що пялишься, да? - спросил один из них.
Семён был готов выскочить и броситься в бой на нерусских, но машины в пробке были, как килька.
В какой-то момент он был уверен, что машины скоро оживут, соберутся в колонны, и будет исход.
Но потом он вдруг вырвался, на какую-то минуту превратившись в черную птицу. Проскочил кольцо.
Одни машины смеялись, другие охали - видимо, у них было трудное детство.
   Потом, не давая новой пробке захватить себя, заехал во дворы. Проскочил. Потом - по частным улицам. Не сбавляя скорости, едва не наезжая на людей. Потом тормознул, протискиваясь между припаркованными автомобилями жителей переулка.
Тут ему сказали:
-Куда прёшься?
Но он уже не нервничал. Всё нормально было.
В этом маршруте оставалась еще одна загогулина, но, проехав лишь половину пути, он встретил Сашу. Девушку Сашу.
-Поехали, - сказала Саша.
Семён вдруг понял, что где-то пролились дожди. Или прохудился эфир. Или в мозгах обнаружилось гнездо красного дятла. Но не мог он просто так....
Саша...
Разве Саша существует?
Он стал перебирать в голове все мыслимые и немыслимые варианты. Он даже вспомнил что-то из теории вероятности, но вскоре понял, что у него мало аргументов.
-Мы едем ко мне, - сказала Саша.
-Да, - ответил Семён.
-Мы давно не виделись.
-Да. То есть, нет.
-Почему?
-Мне кажется, мы вообще никогда не виделись.
-Да, возможно.
   -Как же это понимать?
-Не важно. Просто едем.
-Ладно. Я вообще-то собирался за краской в хозмаг, - произнес Семен, - я кран ремонтировал. Прокладки на смеситель поставил. Кусок трубы поменял. Надо покрасить.
-Покрасишь, - ответила Саша.
Семён понял, что они едут, и мало того, что едут не туда, они еще где-то "не здесь" едут. Хотя, и улицы были как улицы, и вот, они пересекли врезанные в асфальт железнодорожные пути, проскочили улицу, где с одной стороны высились гигантские алюминиевые бочки, въехали в переулок. Семён понял, что здесь он когда-то был. В памяти проскочили какие-то смутные образы.
С другой стороны - он здесь точно никогда не был. И Сашу он видел в первый раз. Тем не менее, он знал и подъезд, и ступени (почему-то - деревянные), и звук ключа в замке и даже люстру в прихожей.
-Знаешь, что у меня на уме? - спросила Саша.
-Нет.
-Займёмся любовью.
-Ты кому-то платишь, - ответил Семён.
-Нет. Ты мне заплатишь. Но я могу денег и не взять. Просто представь, что это так.
Семёну стало грустно, но отступать было некуда.
За то время, что они не виделись (хотя они вообще никогда не виделись), Саша очень сильно изменилась.
-Ты выше меня, - сказал Семён.
-И раньше была выше, - ответила Саша.
Она раздевалась. Семёну было жаль её, он чувствовал тьму и червоточину, спрятавшуюся в её центре. Да, всё верно. Но вдруг он не знал Сашу? Хотя почему? Знал. Да, а если она не существует - тогда что всё это значит?
-Ладно, - сказал он.
-Нет, не ладно, - ответила Саша.
Он вдруг подумал, что это не Саша, а может быть, Саша-2. Почему бы и нет? Ведь не могла она так быстро докатиться. Хотя, конечно, прошло много времени. Хотя и вообще ничего не прошло, и всё прошло, и времени нет, и ничего нет.
   Саша была. Нельзя же было сказать, что её не было. Обычно так спорят софисты, пытаясь перелить пустое в порожнее, но смысл у них осознан с самого начала - это вроде бы отсутствие, вроде бы и присутствие.
-Ну, иди ко мне, - сказала Саша.
Семён приостановился. Услышал шум.
-Что там? - спросил он.
-Ничего.
Он прошел на кухню и там обнаружил двух женщин, пьющих чай.
-Так, - произнес он.
Дальше, из кухни, была дверь, и, открыв ее, он увидел коридор - длинный, почти бесконечный, с одной стороны которого находились окна. Подойдя к окну, Семён не увидел ничего нового. Двор, как двор, и его машина внизу - радиатор решетчатый - машины будто бы ржала, железная лошадь с баком.
Вернулся.
Саша уже оделась и ждала его. Она словно оперилась.
-Теперь уже поздно, - произнесла она.
-Что - поздно?
-Не важно. Идём играть.
-А я уже.....
-Не распаляй своё воображение. Идём в депо.
Они шли через комнаты. Оказалось, что это - и правда бесконечность, и если ее не остановить, дорога не закончится никогда.
Будет даль - комнаты, комнаты. Точно башня из цифр, уходящая в черное небо. Комната за комнатой. Сначала - хорошо, потом - тревожно, а после ты понимаешь, что никогда не остановишься. Череда, очередь - вечный цикл, размотанный, и не понятно, где его повороты.
   -Мы по дороге свернем, - сказала Саша.
-Да.
Семён, впрочем, сворачивать и не собирался. Ему это понравилось. Он представил себе это огромное кольцо цикла, вращающееся в космосе, а внутри нее - вот эти комнаты. И, вот, сколько ты ни идёшь, все идешь. Нет конца.
Ты идешь по кругу.
Но кольцо большое, и не известно, когда, когда же будут события. А может - их никогда не будет.
-Сюда, - сказала Саша.
   Они повернули, но комнаты не собирались заканчиваться. Всё это было продолжением квартиры Саши, хотя в этом можно было сомневаться. Наконец, они спустились по лестнице и очутились в депо.
Поезда были кругом.
Но - если рядом с ними были обыкновенные локомотивы и вагоны, то немного поодаль поезда были этажей на десять в высоту, белые, устремленные.
- Да, - пробормотал Семён, - где это я?
-Это депо, - ответила Саша, - а вокзал далеко. Пешком до него добраться можно, но это не быстро. Сейчас все соберутся, и сыграем.
-Что же это за поезда? Ведь я был в депо. И я первый сказал тебе про депо. А теперь ты знаешь больше меня.
-Это не важно. Они едут во все места. В любой город. В любую точку во времени. На любую планету.
-На планету? - не понял Семён. - Каким же образом?
-Это не важно. Железная дорога есть везде.
-Н-да.

Семён, может быть, и посомневалася бы, но тут подошли участники игры. Их было человек двадцать, все они были разного цвета и разного возраста. Вперёд вышел мужчина - лет пятидесяти. При бороде, в полосатых штанах. Эти полоски были для темы. Ну, если взять, например, фокусника, то ему так нормально. А если простой человек будет в таком виде идти по улице, то так и подумают - скажут еще - смотрите, клоун идёт.
- Что мы ищем - никто не знает, - сказал он, - и где это - также никто не знает. Но та команда, которая находит это первой, выигрывает.
- Замечательно, - проговорил Семён.
Посмотрев на участников игры, он вдруг понял, что всё так и есть. И он сам - и знает, и не знает. А быть может, когда-то давно - очень давно - знал. Хотя и не было этого никогда. Но нельзя же знать о том, чего никогда не было. Откуда б это взять? Но у людей всегда бывают мысли о том, чего нет, не было и никогда не будет. Если же представить, что каждый отдельный субъект с ногами и руками - это всего лишь клетка для переноса особого мирового вещества, то тотчас всё становится на свои места.
-Ты со мной? - спросил он у Саши.
-Нет, мы будем в разных командах, - ответила она, - так лучше. Вместе мы будем друг другу мешать. Ведь ты постоянно думаешь обо мне.
-Не то, чтобы....
-Ты думаешь о том, что между нами не состоялось. Прекрати. Мы бы и правда могли не успеть в депо.
   -Я ничего не думаю, - сказал Семён, - право, даже не знаю.
   -Но я же сказала.
   -Ты думаешь, я тебя искал?
   -Этого не знаешь ни ты, это не знаешь ни я.
   -Странно ты говоришь.
   -Начнём играть, - сказала Саша, - если вдруг ты решишь, что тебе показалось, что я была - то так тому и быть.

Тогда было выдано задание.
Семён попал в группу, где было десять человек. Пять мужчин, и пять женщин. Первый отрезок пришлось бежать, и - с одной стороны была стена, а с другой - длинные ряды черных, закопченных, паровозов, от которых пахло сажей и дымом. Паровозы молчали, напоминая отдыхающих на лежбище существ.
Семён порядком запыхался, когда, наконец, командир группы перешел на шаг. В стене возникла прореха - не хватало пары секций - и в этом промежутке вдруг показалось море и стоящие на рейде корабли.
Но что это были за корабли?
Таких Семён еще никогда не видел. Бухта была полумесяцем. В ближней к нему части были парусники, немного дальше - какие-то циклопические монстры. Всё это в точности повторяло ощущение депо, где находились поезда как из прошлого, так и из будущего (или, быть может - из небытия).
-Никогда такого не видел, - проговорил Семён.
-Хорошо, - ответил командир.
   Тогда они пролезли в эту дыру, и там никто никуда не спешил. Можно было пообедать в кафе, где выдавали сухие снэки с томатным соком - и всё это подходило. Если человек много ест, он мало двигается.
   -Когда ты бежишь, - заметил командир, - ты можешь бежать в обратную сторону. И вот, ты стараешься, ты прикладываешь массу усилий, но нет никакого прогресса. Почему? Потому что пространство не линейно. Это обычно. Никаких проблем. Но ведь раньше люди думали, что земля плоская. Представьте, приходим в бар в пятом веке нашем веке. И говорим - принесите нам вина из порта Пирей. И нам его несут. Тут же вьются всякие местные гетеры, но всё это фон. Народ заводит спор о количестве китов, на которых поставлена земная плоскость. А мы говорим - эй, что вы, парни, земля круглая. В итоге завязывается драка. Все бросают друг в друга кувшины с вином. Жуткие убытки.
   Семён подошел к пирсу, чтобы посмотреть на корабли. Самый ближайший имел особенное выражение лица, видимо, он шел в какое-то самое странное место. Он подумал - что, если бросить всё, оставить игру и поплыть? Должно быть, он не вернется. А может быть, это только начало - надо один раз не испугаться.
   Он двинулся к следующему кораблю, и там встретил Сашу - но она была совсем другая, но он также её знал, и она знала его.
   -Ты знаешь назначение кораблей? - спросил он.
   -Да. Ты хочешь?
   -Нет, я чувствую, что я не поплыву.
   -Тогда зачем ты тут стоишь?
   -Ты и там и здесь, - ответил он, - так же?
   -А может быть, нет. Ты и я - здесь, а там - они, другие.
   И правда - он оглянулся и увидел самого себя. Вся группа поднялась, покинула кафе и, ведомая командиром, ушла в улицу, чтобы там продолжать свой бег.
   -Значит, это правда, - сказал Семён, - тогда нам ничего не мешает.
   -Но знаешь ли ты меня? - спросила она.
   -Я знаю, - ответил он, - нет ничего лучше, чем начинать с такого корабля. Один раз испугаешься, и уже никогда на него не сядешь.
   -Может быть, тебе интереснее та, которую ты знаешь?
   -Не знаю. А разве ты меня знаешь?
   -Есть что-то. Мы же не зря встретились.
   -Хочешь сказать, что мы поплывём?
   -Точно, - ответил Семён.
   Но на самом деле уже не было никакого порта, а улицы вокруг депо были как улицы. То и дело с правой стороны виднелись строения, выходящие к железной дороге, и каждый дом имел какое-то особое предназначение, определить которое было невозможно. Наверное, и вернуться оттуда нельзя было. Впрочем, если задуматься - обычные склады, например, склад колёс. Склад шпал. Склад угля для паровоза. Хотя, и паровозы все были один странней другого - наверное, они были братьями кораблей. Потому что каждый локомотив напоминал человека. Он был призван ехать носом вперед, внюхиваясь в существующий и несуществующий мир. Наверное, нельзя было проехать по одному и тому же маршруту. Всё это было внутри головы.
   Командир повернул группу внутрь улицы. Они вышли к путям. Здесь всё располагалась в том порядке, который и требовался от таких мест. Те самые поезда, угольные, солярные, атомные стояли на приколе, отдыхая. Отдыхали и колёса, что пребывали в отдельности. Пахло тем самым веществом, которым обрабатывают то ли шпалы, то ли щебень - креозот, может - какой-то мифический инопланетный солидол.
   -Это хорошее место, - сказал командир, - все выходы отсюда имеет свое собственное независимое окончание.
   Так и было. Улица - словно ход змеи. Выходи и иди, и время над тобой не властно. Но времени осматривать каждый такой отрезок не было. Да и задача такая не стояла. Нам нужно было просто выиграть. Что до призов - то, что может быть интереснее времени.
   Группа вырулила. Если можно так сказать о пешем перемещении. Через несколько поворотов был карман, образованный домами из красного кирпича - всё это были либо склады, либо какие-то конторы, может, Кип. Семён, правда, не знал - нужен ли он, Кип. Но скорее всего он угадал - в окне виднелись измерительные приборы. Что до людей, то встречались они тут нечасто. Но на деле этот факт не имел большого значения. Игроки спешили в тех рамках, которые видел перед собой командир.
   Вагоны. Возможно, они стоят и отдыхают. Потом их запрягут. Вообще, запрягут чертей, один из всей группы этих чертей, угольный, с жутким паровым приводом, рассчитанным на то, чтобы ехать по венам времени в любую точку. И там, и в плацкартах, и в купе, будут сидеть, быть может, дамы и господа, им будут нести дышащий свежим паром чай, и они будут видеть смотку клубка - иначе и нельзя сказать, когда само пространство напоминает перфоленту.
   Всё моментально. Была лента, потом дырочки с неё считаны, все цифры в своих нужных комбинациях, код залегает по своим пространствам имён, и больше ничего. Мы здесь, а господа едут себе. Потом и жизни к своему концу придёт, а господа и дамы всё будут двигаться - может быть, они едва успеют добраться до первой станции.
   -Сделаем перекур, - сказал командир.
   Тогда Семён снова отошел, предполагая, что где-то здесь будет скрытая посадочная станция - он сядет и поедет, хотя на самом деле он будет оставаться в тех же пределах.
   Здесь он вышел к небольшому каналу, заполненному зеленой водой, с ограждением из чугунной решетки. Здесь был мост, и там он встретил их.
   -Мы тут встретились, - сказала она, - потому что надо было встретиться после жизни, и вот, всё свершилось именно здесь, в депо.
   -Да, - сказал он.
   -Вы не видели Сашу? - спросил Семён.
   -Может быть, я - Саша, - сказала девушка.
   -А ты - это я, - предположил Семён, - значит, депо предназначено для чего-то еще? Просто я этого не понимаю.
   -Вы просто соревнуетесь, - сказал он, - и всё. А мы тут встречаемся. Больше мне нечего сказать.
   -Почему же после жизни?
   -После жизни же надо где-то встретиться. Потом мы подумаем.
   -Вы поедете? - спросил Семён.
   -Да. И мы поедем.
   На этих словах они и попрощались. Семён вернулся к общей группе, тогда и был продолжен бег. Один из тайных ходов вдруг вывел их на улицу, полную транспорта, и здесь уже не было никаких отличий от обыденного мира. Проскочив с километр, группа сделала передышку.
   Семён вошел в магазин, так как решил, что это именно тот магазин.
   -Что тут продают? - спросил он.
   -Компьютеры. Вы же видите.
   -А это что?
   -Это оперативная память для судьбы. Хотите?
   -Что мне с ней делать?
   -Добавите памяти. Если не хватает. Хотя бы одну планку поставите, будет полезно.
   -Ладно.
   -Будете покупать?
   -А что-нибудь покрупнее.
   -В размерах?
   -Да.
   -Фотоаппараты.
   -Давайте.
   Это была идея. Семён вдруг понял, что ему нужно заключить участок ленты времени в тиски и там держать. Смотреть будет опасно. Оно может растечься. Но что, если б он снова забыл о существовании Саши. Фотография бы стала настоящим фиксатором. Он вышел и сфотографировал группу, но никого это не удивило, лишь один парень отметил:
   -Лучше сыграть, потом фотографировать.
   Но больше никто не сказал ни слова.
   Тут и был найден пакет. Ключевую роль в его нахождении послужил заход Семёна в магазина. Пока он там был, всем участникам команды было нечем заняться, они ходили туда и сюда, и потому заметили место, которое соответствовало описанию. Это был вход во дворы, а там - там всё уже было просто делом техники. Теперь нужно было сделать финишный рывок - помимо того, что искомый предмет найден, необходимо принести его в пункт назначения - назад в депо - перыми.
   И вот - снова улица, ведущая в депо, глухая трамвайная ветка, заканчивающаяся тупиком. И это, может быть, также что-то обозначало. Допустим, депо - само по себе, а здесь - лестница для железа другого сорта. Трамваю тоже хочется. Трамвай разгоняется, заканчиваются рельсы, и он гонит дальше, может быть, летит, может быть, что-то еще.
   Но всё это лирика в прозе, и она не может служить подогревом для употребления идей. Маршрут подходил к концу. Командир попросил ускориться. И вот - снова те же здания, и те же локомотивы всех мастей, от паровых до атомных, или может быть, каких-нибудь мезонных - здесь нет краёв у воображения. Хотя лучше спросить у тех, кто знает.
   Локомотивы необыкновенно вытянуты. Они напоминают змей с собачьими головами....
   -Мы первые, - сказал командир.
   Это и была победа. Семён, конечно же, переключил свои мысли к реалиям - потому что надо было возвращаться домой, и, наверное, была суббота и нужно было делать какие-то дела, нужно было, в конце концов, сделать кран. Депо оставалось само по себе, словно спектакль, существование которого вне времени нельзя отрицать. Потом - ведь он собирался в магазин, а теперь уже оставалось не так уж много времени до его закрытия.
   -Едем, - сказал он.
   -Тебе повезло, - сказала Саша.
   -Не знаю, - ответил Семён, - мне кажется, главное - не победа, а участие.
   -Но ты думал о другом.
   -Я тебя сфотографирую. Вдруг тебя на самом деле нет. Как я потом я узнаю, что ты существуешь? Нельзя предположить о том, о чем нет догадок.
   И он ехал, и субботняя жара к вечеру совсем разыгралась. Народ повсеместно сидел при кондиционерах, но с отечественными автомобилями всё навсегда то же самое - тут ничего не сделаешь. Считай, что это - некоторого вида сковорода с мотором. Хочешь двигаться - двигайся. Хочешь жить - живи. Это такая форма жизни. Чем больше воображения, тем больше дивидендов. То ли это приготовление пищи из человека, то ли что-то еще.
   -Хорошо, - сказала Саша, - тогда я пойду.
   -Иди.
   -А потом?
   -Будет что будет, - ответил Семён, - может быть, ты будешь и завтра. Тогда звони.
   -Я всегда звоню.
   Солнце перевалило за дома. Проезжая мимо депо, он осмотрел его свежим взглядом. Всё это было четко спланировано - и каким бы они ни было, депо, в нем всегда присутствует то важное вещество, которое отвечает за время. То ли креозот, то ли атомный бульон.
   Про депо он и думал. Может быть, с самого утра. Но, может быть, и это были мысли из разряда непонятных перемежающихся бликов - когда ты некоторое время отчетливо размышляешь на тему. Но нет темы. Ты никогда не знал этого. Ты делаешь это легко - словно бы это дыхание, над техникой которого не нужно задумываться. И вдруг - неожиданное просветление. Нет ничего из того, о чем ты думаешь. Всё это было карманом.
   Может быть, их много, таких карманов. Он заехал на заправку, заглянул в память фотоаппарата, посмотрел на Сашу, потом - на поезда, после чего выехал на развязку - совсем рядом был магазин склад с невысокими ценами. Там можно было слиться с прохладой, источаемой сплитами и понемногу начать возращение к делам земным.
  
  
   Велосити
  
  
  
   Я уже писал про Велосити. Но когда я делал это, я не знал - существует ли он. Всё это виделось мне плодом собственной фантазии. Человеческая память - это механизм общий для нескольких сегментов ума, все это связано как физически, так и метафизически, именно поэтому некоторые люди способны предсказывать. Некоторые делают открытия, даже будучи не в курсе, куда ведёт их мысль. Так бывало часто. Любой начитанный человек об этом знает. Возможно, именно такая возможность делать выборки реальности помогла и мне, когда много лет назад я написал:
  
   "Симон сидел в баре.
   За стойкой был бармен.
   За барменом - бутылки. В бутылках - бутылочность.
   Между двумя бутылочностями располагался седой паук тишины, и от него пахло потом звезд. Он вовсе не относился к тем существам, что пытаются рассовать звездные рудименты по карманам. Дело отнюдь не в тех звездах, проходя мимо которых, можно отчетливо различать щелканье, мигание осознания, желание стать ничем. Собирателями звезд могут быть кто угодно.
   Коллекционеры задумчивостей. Сновладельцы, которые посчитали, что сны хотели обособиться и посадили их на замок. Почитатели телевизионной сигареты. Автомобилисты, у которых в проемах для динамиков находятся рты хаоса. Ощутители нечеловеческого.
   Но паук был символом. На нем был комбинезон из чешуи мечтаний.
   Выпив еще водки, Симон подошел к телефону и позвонил в никуда:
   -Эй, - сказал он".
  
   Это было давно. Я и тогда предугадывал появление в мире вещей бытовых, новых, ужасных или прекрасных. Но я делал всё это спонтанно. Прошло лет 15. Может, даже, больше. Я уже свыкся с тем, что годы уходят просто так, и что мне уже нечем хвастать - ни молодостью, ни проблемами среднего возраста. Оставалось лишь оставаться на этом конвейере. Именно тогда я проснулся. Я встретил Натана. Вот, что он мне сказал:
   -Я обнаружил, что Велосити существует.
   -Я читал, - ответил я.
   -Где?
   -У кого-то в блоге.
   -Это не то. Вспомни, что ты писал сам. Вспомни. Это - то самое место.
  
   "...
   - Сейчас я сяду на свой велосипед и поеду дальше, - сказал Симон великой пустоте, - мне все равно, куда я поеду. Те, кто считают, что в мире бывают миссии, ошибаются. Любое дело - это решение человеческих белков. Прибавление или убавление их. Через призму процесса накопления наслаждений многие дела кажутся более простыми. Спорт существует для того, чтобы нанизать первобытные моменты на руки удачных менеджеров. Музыка - это тихий шепот во сне. Потому, я не буду останавливаться здесь, потому что Луна мне дороже. Я попытаюсь наудить как можно больше Луны в лимане, чтобы потом возить ее с собой. Показав колбочки с Луной друзьям, я буду знать, что не напрасно живу. Правда, я живу всегда, а навигация по желатину материи - это тренировка для души. Те, кто считают, что жизнь - тюрьма, пусть постоят отдельно. Лишком много тюрьмы - это уже слишком странно.
   Разве мучились от жизни мастера?
   Он положил трубку и вернулся к столику. Бар этот стоял на шоссе, и контингент в нем был сонный и отрешенный. Многие куда-то ехали. Местных жителей не было, так как село находилось несколько в стороне. Бармен почти, что спал. Бутылки беседовали сами с собой, и им дела не было до посетителей.
   -Пойдешь со мной, - сказал Симон коньяку.
   -Я? - удивился коньяк.
   -Идем.
   -Еще чего.
   -Идем, идем. Тут тебе нельзя оставаться.
   Сев на велосипед, Симон неспеша поехал по шоссе. Коньяк лежал теперь в рюкзаке, вызывая нешуточное удивление вещей. Да и сам велосипед был удивлен подобной наполненной стеклянностью.
   Теперь же можно поговорить о велосипедной ткани.
   Все велосипеды произошли из одной страны. Было это давно, на заре всех эпох, раньше египтян, раньше атлантов. Нет, отрицать ни тех, ни других нельзя. Мы можем обидеть как правду, так и глупую, но светлую, романтику.
   Страну велосипедов можно было бы назвать условно. Например, Велосити. Когда земля еще была вдохновенной, когда борода от первого слова еще не рассеялась, по ее зеленым просторам плелась, вилась, будто особенная трава, велосипедная ткань. Теперь, много столетий спустя, за порогом нескольких форматирований, мысль об этом не имела ни шапки, ни волос. Возможно, что некоторые виды грибов, чьи шапки еще краснеют от гордости за познание в дальних лесах, знают об этом.
   Знал об этом и Симон. Ему было проще, чем банальным обитателям человеческих скоростей. Он удил Луну. Так как у него не было дома, он не хранил полученную Луну в колбах. Впрочем, это бы было полезно. Колбы завсегда сделаны из философского стекла.
   Велосипедная ткань развивалась не скоро. Тот мир был гораздо длиннее настоящего, и у него не было сигнальной системы. Он ничего не ждал, ни на кого не нападал. У него не было маркеров. У него не было кожаной папки. Начавшись от простых молекул, она переживала свою эволюцию очень медленно.
   Велосипедная кожа появилась с первыми ящерами. Уже тогда у него не было ног. На самом деле, трудно опровергнуть незнание. Скажите, никто того не видел? Но как же на счет выуженной Луны? Ведь она отдыхала в бутылке".
  
   -Именно так, - проговорил Натан, - я уже почти готов. Но я сам не дойду. Еще в прошлом году Валерий и Дима Шкуро обнаружили эту пещеру. Она находится на Кавказе. Но на некотором удалении от неё были совсем маленькие места. Пещеры, углубления, где были найдены рисунки. Именно Дима первым решил, что не мог рисовать древний человек. И он сделал необыкновенное открытие. В мире, в нашем же времени, в нашем же пространстве существуют скрытые полости. Они есть везде. Но мы не можем проследить их следы.
   -Да, - сказал я.
   -Вспомни, что ты писал сам:
  
   "...Первые велосипедные существа были велобактерии. Задолго до жизни гигантских велоящеров, задолго за велочелов, чей мозг состоял из спиц и солидола, они бороздили ранний воздух. Первые велобактерии имело по одному колесу. К моменту появлению микроскопов одноколесных микробов уже не остались - эволюция докатила их до трехколесных вариантов.
   Четырехколесный опшн стал опасен для реликтового велосипедозавра.
   Велособака, впрочем, уже имела вид классический. Два колеса, руль, зеленый подрамник, квадратный след от протекторов, стихи об алюминиевом настроении.
   Симон гнал свой велосипед сквозь ночь. Он не ведал усталости. В его небе всегда было несколько светил. Желая усилить ясность, он доставал одну из бутылок.
   Что это за Луна?
   Возможно, что это - самый настоящий стеклянный свет.
   Велосити изобиловал разнообразием разума. Но они посягнули на многое. Они решили, что солнце устало и стали готовить для него санаторий. Со всех концов света были собраны лучшие повара. Для выходных прогулок был построен скоростной турбосипед и крепчайшего велопластика. Кожаный салон, чейнджер на огромное число дисков, душ, ванна, бильярд, личный клоун.
   Тогда, увидев это, Солнце поняло, что его победили.
   Раздвинув ноги, оно вынуло изнутри себя потайную нечестность.
   Случилась катастрофа.
   Что теперь знают о велосипедной ткани?"
  
   -Ты хочешь сказать, что всё это - правда? - спросил я.
   -Да. Все сходится. Существует разумная велосипедная жизнь. Она живёт немного параллельно, но стоит усилить своё восприятие....
   -Только не наркотики, - перебил его я.
   -Нет. Я хожу по горам. Мне нужна физическая форма. Поехали.
   -Куда?
   -Я открыл место, где, возможно, расположен Велосити, - проговорил Натан, - я не справлюсь один. Все остальные сейчас заняты. Спустимся в пещеру. Попробуем отыскать мифический город. Вспомни, что ты писал:
  
   "...Симон знал, что город велосипедов велик, он напоминает порт. И веложизнь там невероятна. Но сам он никогда не был там. Потому, он часто спрашивал своего двухколесного друга об этом. Их разговор был безмолвен.
   -Где это?
   -Далеко.
   -Как далеко?
   -Возможно, в прошлом.
   -Почему?
   -Велосити может не существовать в настоящем.
   -Почему?
   -Я чувствую.
   -Сможем ли мы туда попасть?
   -Нам надо управлять квантами пространства. Смотри, есть квант. В нём - твоя жизнь. Это - общий квант. Твоя жизнь не при чем. Просто квант. То есть, отпущенный участок времени. И еще смотри - есть именно твой квант. Общий. Но есть и набор квантов. И в каждом - некий этап. Но если ты будешь думать, что этап - это буквально этап, то ты будешь всю жизнь ошибаться. Потому что важнее всего жить внутри. Потому что физическое тело - часть. А остальные части также подвержены квантованию.
   -Человек знает меньше, чем велосипед? - спросил Симон.
   -Не все. Некоторые велосипеды молчат. У них нет языка. Новые модные горные велосипеды, все те, которыми заполнены магазины теперь, можно сравнить с плакатами, которые в чем-то представляют искусство и мысль, но на деле - лишь яркий зубчатый лубок.
   -Что было бы, если бы мы туда попали? - спросил Симон.
   -Возможно, ты бы увидел новый свет. Но ты ищешь. Посмотри - много людей ни чем не интересуется. И правильно делают. Это их задача. Они составляют жир мира. Ты скажешь - хорошо или плохо? Конечно хорошо. Жир необходим. Без него тело жизни не будет существовать. Поэтому, никогда никого не осуждай. Это - тоже ноша. Быть жиром мира. А ты живешь и путешествуешь, и это - также задача, это - также путь. Ведь ты ищешь всё. И не важно, что именно ты найдешь. Ты просто ищешь. Это - жизнь_путешествуя. Состояние материи. Следовательно, в Велосити надо прибыть обязательно. Но есть проблема. Нужно, чтобы он существовал сейчас. Где-то на той линии, которую мы способны достичь. Но, как и любая вещь, он должен быть вещью функциональной. Для примера, ты хочешь приехать в Рим 1-го века нашей эры. И этот Рим существует. Надо правильно преодолевать время. Но это задача, решаемая лишь теоретически. На практике, редкий велосипед умеет ехать в обратную сторону. Впрочем, можно двигаться во времени вперёд. И там мы по спирали вновь нагоним это время. Но и это - теория. Конечно, Велосити мне близок. Я его чувствую. Но я также не знаю, как туда добраться...."
  
   Уже спустя несколько дней мы выехали. Нас ждал горячий чай поездов и пролетающие мимо просторы средней России. Я был счастлив, что в поезде жарко, это подчеркивало и сущность чая и многие другие вещи - мне почему-то думалось, что матросам на корабле точно так же жарко, ибо корабль может раскалиться похлеще поставленной на огонь консервной банки. А уж корабль этот может плыть куда угодно, вне зависимости от пространственно-временных рамках.
   Но здесь больше и нечего рассказывать. И я не буду повторяться. А всего, что происходит внутри у человека, не описать.
   Мы приехали. Мы начали спуск. Я ни турист, ни путешественник. Натан, наоборот, находился в хорошей форме, что позволяло ему ни о чем не волноваться. Это - некая форма горного осознания. Люди, которые это знают - они знают. Женщины, в основном, знать не способны. Но это отступление. У них другая задача. На самом деле, никакого полового признака тут нет.
   Мы спускались словно в жерло. Вертикальная пещера. Дыра внутри столба, вбитого в землю с целью достигнуть ядра земного. Представьте себе такого великана. Я думаю, что в древности так и было. Еще до людей. Но могли быть и люди - быть может, наше с вами бытие с ними не пересекается, и предки возникли независимо, и нет никакой генетической связи. И мы никогда не узнаем, кем они были, и кто забил столб.
   Всё это поэтически. В этом плане я всегда говорю одно и то же. Но не надо грустить. Обычно и музыканты играют только на одном инструменте, а, стало быть, и звук похож. От произведения к произведению. Надо слушать, и, порой, терпеть.
   Уже внизу, сделав небольшой крюк по коридорам, мы нашли странную картину на стене. Не знаю, быть может, это был отпечаток реальности, который принял камень. Здесь мы открыли термос. Светодиодные фонари изучали лучами мир пещер, и эта картина - в прошлом цветная, теперь выцветшая, стояла перед глазами.
   Это был Исход. Все велосипеды двигались строем к Земле Обетованной. Возможно - в Велосити. Наверное, это был мир счастья.
   -Видишь, - сказал Натан.
   -Вижу, - ответил я.
   -Можешь ли ты подумать, чтобы это было нарисовано?
   -Веет чем-то странным, - ответил я.
   -Конечно, - сказал Натан, - видишь ли, мы очень мало знаем о структуре нашей реальности. Но про Велосити мы уже говорили.
   -Но как он может быть в пещерах?
   -Но ты же не думаешь, что он может вот так, напрямую, присутствовать в нашем измерении?
   -Хорошо, - проговорил я, - наверное, это что-то вроде молотка, который нашли внутри угольных пластов. Как он мог туда затесаться. Либо вымысел, либо....
   -Либо...
   Пещеры людям неизвестны. Пещеры не поняты. Вам не скажут: хотите познать мир, скорее в пещеры! В горы - иногда. Чаще - к морю. Но и понятно это, так как внутренние моря - это тарелки локальные, а океаны - это чаши глобальные. Человек ничтожен, но и в ничтожестве своём он может узнать себя. Ибо всё это есть зеркала, в которые ты смотришься. И правильно говорил Володя Высоцкий.
   Итак, отпечаток. Не знаю, что это за краска, и краска ли это? Но разве могла природа создать это? Или невидимый горный художник жил во времена, о которых люди могут догадываться? Они шли толпой. Их тела была бледны от времени. Их тонкие фары поблескивали, словно маяки. Они хотели прострелить сквозь неизвестность своим светом. Но вдруг я увидел тень. Да, она была стёрта. Но они бежали. Они не искали свой город. Это был страх велосипедного народа.
   -Видишь, - сказал я Натану.
   -Что именно?
   -Страх.
   -Да. У них такие лица. Да.
   -Ты видишь лица велосипедов?
   -Конечно. Но я не велосипедист. В семнадцать лет я пересел на мопед. Но потом - на автомобиль. С тех пор я изучаю вещи теоретически. Знаешь, многие не поймут. Они скажут - велосипедист. Но надо забыть это слово. Потому что то было время велосипедов свободных, независимых, велосипедов тонких в своей идее, не только телом и колесом.
   -Хорошо, - сказал я, - поэтично. Нет, правда, ты чувствуешь, что они бегут? Они пытаются спастись?
   -Кажется. Черт, ты странный человек. Ты же сам писал. Ты забыл? Вот:
  
   "Было время побега. Потому что Зло может быть разным по своему уровню. Вот человек, он сосуществует в одном мире с домашними животными или с животными двора. Но задумывается ли он? Рядом с нами зачастую разыгрываются настоящие драмы, и мы можем ничего не знать об этом.
   В одном дворе появился кот, который извел целое поколение голубей. Очень просто. Вы скажете - обычное дело. Животные неразумны. Но знаете ли вы природу?
   Так и народ велосипедов....
   Однажды оно пришло. Зло, питающееся велосипедной тканью.
   - Оно опасно человеку? - спросил Симон.
   - Не знаю, - ответил Велосипед, - ведь я приручен тебе. Хотя я тебе друг, и ты мне - друг. Значит, я не могу ничего сказать, потому что не знаю. Нет, я все же думаю, это было зло, которое могло победить свободные народы.
   -Где добро, там и зло, - заметил Симон.
   -Почему нет?
   -Да, -сказал Симон, - кот и голуби. Мне нравится кот. Он хороший. Его приятно гладить. Я люблю его полоски. Но я могу любить и голубей, не подозревая, что рядом со мной миры могут совершенно уходить в небытие. И это и есть гибель миров.
   -Это и есть понимание зла, - сказал Велосипед.
   -Но разве нет чистого Зла?
   -Есть. Но страх! Все диалектически.
   -Да, - вздохнул он.
   В то время они, как обычно, ехали. Когда велосипед не один, он управляем. Он не едет сам по себе, когда не один. Это - общность. И любовь здесь - техническая любовь путешественника. Это всё равно, что лететь к дальним звездам и ощущать чистое созерцание и его продукты в виде стихов и экзистенциальных записок...."
  
   Тогда мы двинулись дальше, чтобы победить пещеры. Я не мог верить сам в себе в полной мере. Неужели я знал всю эту историю заранее. Но как такое могло произойти? Я не любитель велосипедов. Да и вообще, всё это я взял из своей головы, даже не подозревая, что моя реальность может пересекаться с реальностями иными. Да и вообще - чем же они иные? Если они существует несколько шире, чем только мое субъективное воображение, то это - супервзгляд. Это - взгляд-стекло. Нет, в это все равно нельзя поверить. Я очень обычный человек. Я никогда не выделялся чем-либо особенным, уж не говоря про гениальное. А гениев, или хотя бы претендентов на их престол, я видел. Все они были лучше меня. Так в чем же дело.
   Мы проложили новую дорогу из канатов. Натан, конечно же, большой специалист. Но в следующей пещере нас ждало что-то новое, что-то потрясающее и страшное, потому что это еще до этого была картина, но теперь - словно в тело жизни проросла жизнь невозможного. Мы увидели окаменелости. Это были окаменелые велосипеды. Их части выступали из скал то тут, то там, и некоторые странными узорами располагались на срезах горных пород.
   Натан потрогал этот изменивший за века свой свойства материал. И металл может стать камнем. Велосипедная ткань - это чаще всего алюминий, чей дух изменен высокой духовностью пути, а потому, молекулярная сетка этого алюминия совсем другая. Но это может быть и сталь, покрытая лазурными красками, но также и резина колёс, также это и медная проволока в генераторе электричества, подключенного к фаре. И вот теперь, край этого генератора осыпался, и все это было камнем, совершенным, отточенным временем, и здесь нечего было добавить.
   -Фотографируй, - сказал я.
   -Нет, - ответил Натан, - суетное поражает мозг. Я уважаю велосипед. Но скажи - если ты всё знал, почему ты не знаешь теперь? Как мог ты в течение всего лишь одной жизни забыть, что ты - певец откровений.
   -Не знаю, - ответил я, - ничего не знаю.
   -Это еще большая загадка, - ответил он.
   И мы прошли дальше. И тут я уже и сам вспомнил, что писал. Это было очень давно. Я был молод. Мне было едва лишь век поделить на четыре, и я создавал странные вещи иных цветов. И многие люди рождались лишь потому, что я так хотел, лишь потому, что я так говорил.
  
   "....И было последнее их прибежище. И там, найдя каменную стену, они поняли, что бежать уже некуда, и зло их настигает, и что это будет невероятный хруст, может быть - хруст местный, так как не всю же планету ест оно, но лишь данный вид, и будут лопаться колёса, и будут выпадать спицы и взрываться лампочки в фарах, и небытие не будет легким. Хорошо, когда смерть наступает мгновенно. Очень хорошо. Но здесь не было быстрой смерти. Зло настигало их и откладывало в трубках их рам личинки, и велосипеды не могли умереть быстро. Это были мучения, длившиеся вечность. Когда зло родилось, корпуса лопнули, и бренные тела настиг покой. Только тогда. Никто не знает, сколько лет это длилось.
   -Ты чувствуешь боль предков? - спросил Симон.
   -Да, - ответил Велосипед.
   -Страшно себе представить, - сказал Симон, - но разве Велосити существует теперь?
   -В прошлом существует всё, если не родится нечто, способное поглотить материю, - ответил Велосипед...."
  
   Внизу мы и правда нашли последнее прибежище. Прошли века. Много веков. Наверное, много сотен веков. Потому что все давно поменяло даже суть природы своей, и лишь мозг - король созерцания - мог пробраться туда, движимый духом. Картины были отражены на стенах, и я воочию видел отображения последних дней велосипедного народа. Да, действительно, некогда был Исход. Но однажды появилось зло, которое вело их по пещерам, чтобы однажды случился тупик, чтобы однажды были воздвигнуты баррикады, и чтобы смерть разрешила все противоречия.
   Картины были на стенах и на потолке. Но и окаменелых частей хватало. Может быть, миллион лет?
   -Зло, должно быть, тоже окаменело, - сказал я.
   -Видишь, - ответил Натан, - ты полагаешь, что тебя сюда привёл я. Но все как раз наоборот. Ты сам писал о Симоне Перцеве и его Велосипеде, а также о невероятных тайнах земли.
   -Но я не вру, - ответил я, - я просто сочиняю.
   Мы сделали фотографии и зарисовки, и нас ждал долгий путь наверх. Я очень устал. У меня нет особой формы не горы. Я могу лишь говорить, да и то, о чем попало. Когда мы были наверху, я был чуть жив. Натан же чувствовал себя в норме.
   -Не спеши, - сказал я, - не могу идти. Сделаем привал.
   -Как скажешь, - ответил он.
  
  
  
   Вилр
  
  
  
   Вы знаете, где находится Вилр?
Поищите на карте. Возможно, что его там нет, хотя Вилр есть - да нет, все знают, а кто не знает - фиг вообще, ребята, большой, синий такой - как дыня. Может даже - продолговатый. В Вилр надо заезжать направо. А если наоборот - то налево. А со стороны - это набор квадратиков, хотя, в принципе, с самолёта тоже многие вещи кажутся квадратиками.
Осень уж близка. Вилр. Я заехал к Степану, ему тут хорошо. Он рисует. В других местах не рисуется.
-Значит, смари, чо было-то, - говорит он, - я, знаешь, в последнее время стал так материться, как сволочь. Сам не пойму, чего это я так матерюсь. Как будто кто-то меня заставляет. Я же когда работаю например с карандашом, то матерюсь меньше. Может, карандаш своей чернотой берёт. А когда с красками -то больше. Но сейчас время-то какое - хочешь что-то ухватить, ухватывай. Как говорится, всё в твоих руках. А как? Вот молодежь, она конечно без особого таланта, но зато боле мастеровитая - целый рынок например компьютерной графики. Вот. А я, знаешь, еще лет пять решил эту фишку просечь, ну руки-то есть, просёк. Но вот видимо зло тут кроется - потому что как только начал я заниматься компьютерной графикой, словно какие-то жуки стали ползать у меня в голове. А до этого не было. И с того момента стал я материться. И уже с тех пор поменял я трёх жён, так как все это вытерпеть нельзя - иногда как разматерюсь, сам думаю - прямо апофеоз слова русского, и самому нравится. В том дело. Да я не об этом рассказываю, это, пойми, прелюдия. Не более. А было что. А ничего. Вот у меня много горшков. У меня значит одно время была жена, очень молодая, она все время что-то лепила. А, ну и другая тоже чего-то лепила. Так вот, часть горшков от них, но.... То давняя история. Есть горшки из раскопок - они повышают уровень мысли, когда ты сосредотачиваешься. Так вот, стал я искать один горшок, а их тут, как видишь, целая полка. Ищу, и всё. Нужный я найти не могу, но я точно знал, что он был здесь. Я раньше если чего не находил, то не по своей вине. Но сейчас никто не мешает, нет кувшина, я стал материться ни на что - вот ты понимаешь, что это такое? Есть кстати пограничное слово. Когда ты просто уже такой, красный, как нить накаливания, то тебе особенно трудно. Но надо перешагнуть. Вот слышал такое выражение как "железа мать"? Это как раз на краю. Ну а уж если перешагнул, то всё, там уже проще - главное не начать горшки бить. Но и это не всё, потому что всё это наконец могло чем-то разразиться - и наконец, я нашел это кувшин - вот тут все закончилось. В общем, я пока ничего не делаю, и надо идти в подвал за вином, чтобы осознать. Я потер - и оно оттуда вылезает. Нет, ну это не как в лампе у Алладина, но что-то в целом схожее - такое, понимаешь, газообразное, такое подвисло. Оно подвисло и также стало со со мной разговаривать, ожидая, что я сейчас закончу свой спич, стану нормальным человеком, и всё такое - но ты понимаешь, вот всё это как -то неправильно. Но что я мог сказать, ведь нить уже лопнула, это когда "железа мать", потому понятно - я не осознал сути пафоса. Словом, это существо охотно меня поддержало в моих воинственных выкриках, правда упомянув, что оно типа раба лампы, хотя и лампы нет никакой.
Да, но вот теперь всё пропало, и я не могу понять, было это или не было. Но я думаю, что ты меня знаешь - за мной такое не водится, да и причины для этого нет. То есть, я точно с ума не сошел, и я, поразмышляв, решил, что это где-то здесь. Но понимаешь, надо снова искать этот горшок. Ведь это был не тот самый. А видишь - они все одинаковые, а вообще это типа художественной керамики, но с точки зрения уникальности - так себе. Ты видишь, всё одинаково.
-Что ж делать-то? - спросил я.
-Искать, наверное.
-Серьезно, - заключил я, - ты знаешь, бывает же такие случаи. Я серьезно. Но с простыми людьми они не происходят. Видимо есть некая категориальность избранности?
-А? - спросил Степан.
-Чо акаешь?
-Ничо. Я говорю, давай я в подвал за вином схожу. Я сам хотел сначала мысль прояснить, но потом как-то так.... Стал я снова перебирать всё, все перепутал.
-А что надо?
-Видимо, потереть.
-А что говорить?
-Надо вспомнить? Нет, я использую ограниченное количество матерных слов использую, потому не ошибемся. Надо проверить. Но пока - вина.
-Я вообще за рулём, - сказал я.
-А ты оставайся. А чо, смотри, вдруг всё получится.
-Ну да, - ответил я.
Надо сказать, что конечно, стиль давно пора менять. Это всё равно, что ты - в одной и той же одежде ходишь чрезмерно долго, и даже фиг с ней - с изношенностью, вся суть тут в морали - ее нет, но она есть. После этого случая я сочинил песню "Вилр", и было это давно, и все у меня спрашивали - а в чем суть? О чем песня? Что такое Вилр?
Вилр - не просто так, но кто не знает, тот и не узнает.
Степа, конечно, принес вина. Оно ж было крайне сладким, словно специально для мух. Это когда ты к друзьям меньшим проявляешь жалость, то им и наливаешь - но не мёд же мухам давать. Вот как раз - вино Стёпино. От него потом еще голова болит, что - железа мать.
Мы, конечно, стали искать горшки и произносить различные волшебные слова, было из немного, были они из одной упаковки.
-Вот знаешь, бывает, что человек видит по телевизору медведя, - сказал я, - встречал такие случаи? Они очень редки. Но медведь самый настоящий, только в пиджаке. Вообще, говорят и раньше видели медведя. Даже на заре телевидения бывали такие случаи -смотрит человек в ящик, а там - медведь в пиджаке. И думает - а что б такого подумать, может это - инцинировка. Ну это наподобие, как Тайлер Дёрден делал вклейки. Почему бы так не подумать. Однако, если бы это видели все, то кто-нибудь бы сказал. Вернее, много людей бы сообщило - так и мол и так, в такой-то день по телевизору мы видели медведя. Он был в пиджаке, с галстуком, словом - практически человек. Но - медведь. И он выступает, хотя может и молчать - нет зависимости от темы, дня недели и прочего.
-А ты видел медведя по телевизору? - спросил Стёпа.
-Нет. Но я знаю человека, который видел.
-Чёрт его знает, - проговорил он, - да, чудеса случаются. Я, знаешь, я тут хорошо живу. Вроде в городе, вроде нет - как отдельный параллельный мир, да может и надоест скоро. Потому что мало людей. Нет, сначала хорошо, что их мало, потом - плохо. Ладно.
-Будем искать?
-Будем.
   Мы решили не церемониться и осмотрели все горшки, при этом, конечно, произносились волшебные слова. Нет, ничего конечно не получилось, и я решил, что Стёпе конечно повезло, но расстраиваться не надо - если вспомнить Стругацких, там тоже невесть чего сталкеры искали. Хотя, конечно, сталкинга тут никакого, но, видимо, шанс понять этот мир до конца не велик.
Когда говорят, мол, пей вино и не думай ни о чем - это не вино вообще, это символ статики. И верно - чтоб ты ни делал, ты лишь моль.
Даже вот станешь ты самым вообще умным, самым каким-нибудь особенным, а толку - все равно моль.
В мастерской царил бардак. Тут приехали два каких-то малоосязаемых товарища, и одному налили, а второй рулил, ему не налили. Типы эти набрали целую кучу горшков и повезли их продавать в специализированный магазин - деньги оставили наличкой.
-Пацаны, не в лом, сбегайте в магазин, - сказал Стёпа, - вот там он. Лучше съездить.
Вина было много, а вечером тьма вокруг - как в хаосе. Ведь звезд сначала не было. Но это - частичка общего. В таких местах очень хорошо смотреть в телескоп. Вилр же. Смотришь в телескоп и думаешь - нет, вся эти вопросы множественности миров - не так уж далеко, нужно лишь всмотреться куда-то внутрь себя, чтобы найти таинственные ключи, кнопки. Тут ничего такого - обычный принцип самопостроение, распределения энергии и совершенствования.
-А всё же, - сказал я, - что будет, если найдешь.
-Думаешь, я придумал?
-Нет.
-Правильно. Вот если бы это был, например, Иван, или Слава Горохов по прозвищу ВЛ-80, или хотя бы кто-нибудь из моих бывших жен, то еще ладно - а я раньше знаешь, любил так не врать, а сочинять. А потом я переработался. Я имею в виду, в общем объеме. На человека дается единица. Кол. Один. Это сколько ты должен сделать. Если ты лентяй, то за жизнь делаешь, например, ноль один, и хорошо. А если сделаешь например, 1.2, а сделаешь это раньше времени, то будешь ты не знаю кто. Потому чего-то не врётся мне. Нет, я думаю, ничего мы не найдем.
-Почему?
-Не знаю. Нет, может, и найдем. Давай еще утром поищем.
-А ребята часом не забрали его?
-Может. Нет, не забрали. Я смотрел и давал из другого угла.
-Но мы все смотрели.
-Всё надо смотреть.
-Стёп, а ты хочешь денег? - спросил я.
-Да что ты. Не хочу, - ответил он, - я хочу чуда. Знаешь, чего больше всего хочу? А вот была бы у меня такая кнопка, чтобы я менял облик и имя - и жил бы я одновременно несколько жизней. Нет, фиг с ней, много. Нет, фиг с ними, с обликами. Просто знаешь. Всё давно стоит на месте. Поезд заехал в тупик, и я вышел посмотреть - а дорогу какие-то козлы разобрали, и всё. А так если посмотришь - вроде бы и ничего, поезд, фильдеперсовый, со стороны смотрят, не поймут - чего мне не хватает? Но знаешь же, чужая душа - потёмки. Вроде б надо порой и осудить, но так вроде и не осудишь - сначала ж тебя лепят. Словно горшок лепят. Не ты же сам себя лепишь. Сам бы лепил, понятное дело, больше бы спросу было. А так - не знаю даже.
Вина, конечно, было много, но я решил остановиться, чтобы перегар хотя бы к обеду рассеялся. Да, ночь вокруг стояла правда - настоящая и черная. А я знаю людей, которые вообще черноту ночи не видели, и жалко их. Тишина же здесь не полная - слышно, как по трассе кто-то проезжает.
Утром мы снова осмотрели горшки. Нет, результата не было. Да я бы и что-нибудь съел, если бы он был. Ну, не пиджак, не знаю - рубашку, может.
-Знаешь, фиг с ним, - сказал Стёпа.
   -Да конечно, фиг с ним, - ответил я.
Песня про Вилр лично мне понравилась, но было это очень давно. Все вещи надо делать вовремя. Если сразу не сделал аранжировку, то потом дело обрастает мхом. Хотя я даже вёл передачу на радио, посвященную разной совершенной пурге - я так всем и говорил - про пургу, ребята, рассказываю. И вот - я хотел записать песенку, и на роль вокала приглашался мастер бокала, но что-то не заладилось - потому все это отложилось лишь в памяти, и больше нигде. А сейчас только я про всё это помню. Нет, ну Стёпа, он уехал в другую страну и там делает горшки, потому мне тут сказать нечего. А в соцсетях я нем вишу, делать там нечего.
  
  
  
   Зайцы
  
  
  
   Мы выступаем зайцами. Можно сказать, мы зайцами живём. Я во сне вижу, что я - заяц. Все просто. Я хорошо отношусь к своему делу. Я вживаюсь - только и всего. И мне нужно как-то особенно себя настраивать перед тем, как выходить к детям. Я - заяц. Это просто.
   Но тут надо пояснить. Я - Заяц-попрыгаец.
   Никита - Заяц-Знаяц.
   Костя - Добрый Дедушка Заяц.
   Сеня - основной заяц, он играет четыре роли - Заяц-Китаец, Зайчиха-Молодчиха, Зайка-Зазнайка и Заяц-Волк.
   Это и вся наша бригада. Потом к нам навязалась Ася. У меня нет никаких правил. Она - девка театральная, но во всем остальном, она какая-та недоостановленная. Потому что должен всё же возрасти какой-то в голове царь. Хотя бы и небольшой. Хотя бы и был мужик - но теперь у неё мужика не было, потому что зачем ей оне? Она кругом находит приключения. Это страшно. Нет, роль её вполне хороша. Но всегда страшно, если человек за чертой, и нихрена не понимает. Муж у неё был один. В институте она познала счастье плотских совмещений. Казалось бы что тут такого? Нет, что-то в её голове повернулось, и она до сих пор не может остановиться. Ей уже 35 лет, она мне до сих пор кажется юной и глупой, но все иллюзии, конечно, долой. Мы едем в Тамбов. Наша группа называется просто - "Зайцы". Поезд стучит. Погода сухая и жаркая. Но артисты всегда пьют водку. Это закон. Ася, кстати, не пьёт. В этом тоже есть что-то неправильное, что-то нарушенное.
   -Я пойду, - сказала она.
   -Иди, - ответил Никита.
   -И пойду.
   -Искать приключений? - спросил я.
   -Да. Вдруг с кем-нибудь познакомишься.
   -Вдруг, - ответила она, точно нервная школьница.
   Но этого было мало. Она нацепила заячьи уши. Чтобы видели. А поезд тут разогнался, и земля русская поехала мимо окна убыстрённо и четко, и было понятно, что земля русская - она самая красивая и самая прекрасная. Даже если кругом будут кусты, разрушенные сельхоз постройки, брошенные деревни. Почему так? Это некое устройство. Такого не может быть, например, в Китае. Потому что он мелок, Китай. Хоть и широк. Вот тут есть о чем задуматься. Все зайцы - родственники китайцев. Но есть русские зайцы. Они очень большие, они - зайцы широкой души. Вот так вот пойдешь ты в лес, да в березовый, и такое странное чувство. Если ты никогда не шёл по березовому лесу, то и не поймешь, что такое тоска. Потому что именно этот вид, именно ряды берез, они так раздражают душу, что ты не можешь не быть не русским. И вот здесь, в ходе такого вот прохождения, и встретит тебя заяц. Будет он высок. Будет он ростом с человека.
   Сеня открыл сумку и вынул водку. Она была перекрыта химическими термоэлементами. Это такое штуки для охлаждения. Несколько бутылок можно держать вполне холодными некоторое время. Конечно, лучше брать с собой холодильную сумку, но всё это теория. Вещей и так много.
   -Эх, - сказал Никита.
   -Ты о чем? - спросил я.
   -Поёть. Душа.
   -Поёть, - подтвердил Костя, - так вот, зайцы. Давайте. Покушаем. Покурим.
   -В поездах нельзя курить, - заметил я.
   -Да то понятно.
   Водка была такая, очень русская. И с названием, и местом выкатывания (закатывания). На стол мелко, кольцами-треугольниками, порезали два турецких помидора. Купили их в Шахтах. По 85 рублей. Недорого, я думаю. Три помидора на килограмм. Конечно, побольше минералки. Чтобы не покупать в поезде. Хлебушек. Колбаска. Огурцы - длинные, китайские, по 72 рубля. Российских нет. Провинциальные вотчины есть княжества. Костя по этому поводу любит говорить:
   -Поедем выступать в Америку.
   -А язык? - спрашивают у него.
   -А зачем? Там русских много.
   -Там же кризис!
   -А чего ж туда валят, а оттуда - нет?
   -Да хрен его знает, Кость.
   Была еще тушенка конская. Ну, я не знаю, неужели прямо-таки она и конская. Конечно, жирок лишний. Даже бульончик. Но к водке оно-то и хорошо. Потом, на хлеб мазали майонез. Вот и вся была еда. И Русь за окном. И проводник:
   -Бухаете, пацаны?
   -Бухаем.
   -Да я б тоже. Да работа.
   -Пятьдесят - не грех.
   -Ну давайте, пока никто не увидел.
   Пятьдесят - и правда не грех. И запаху никакого. И палева нет. Главное - не больше. Сто - еще ладно, но вскоре придёт усталость. Сто пятьдесят - это уже веселье, это уже начало. Двести - это уже называется - вмазал. А потом - понеслось. Потому, вот, лучший энергетик, лучше всякого там Бёрна или Адреналин-Раша - это именно 50. Главное, не 100. Вот если 100, это другое. Кто меру знает, тот всегда силён, всегда уверен.
   И едем дальше.
   Ася, конечно, нашла в поезде приключения. Видимо, так и нужно. Её душа автоатически прилаживается к каким-то вещам, она их ищет, и мы пытаемся понять всю суть её жизни. И можно еще говорить, под волку, о том - у кого чего с ней было? Но наверное было у всех. Важна - степень, глубина, тяжесть. Но последнее слово немногогранно. В нём - одна всего грань. Таким словом проще убить.
   - Потом в Москву поедем, - сказал я.
   -Поедем, - ответил Сеня.
   -А я не хочу, - сказал Костя.
   -А надо, - ответил я ему.
   Что тут было говорить? Каждый может речь тянуть о чем-то своем. Потом она сваливается, скатывается, вся вместе. Эта речь. И всё. И уже ничего не разобрать. Но вот есть люди, которых никогда и ни за что не нужно слушать. Они питаются чужими ушами. На самом деле, они что-то у вас берут, что-то переваривают, а отдают уже отбросы в форме вроде бы такого продолжительного спича. Никита такой. Только его и слушай. Но ведь он заяц. И ничего не поделаешь. Потом Ася пришла. И ей налили. Хотя она не пьет. У неё очень много тараканов, рыжих, черных, богатая голова. Потому она вместе с нами.
   В Тамбове было все классически.
   -Здравствуйте, дети!
   -Здравствуйте, зайцы.
   Мы выходим, и поём, и танцуем, и читаем стихи, и еще не знаю что - если бы человек мог придумать, как левитировать, мы бы так и делали.
   -Меня зовут Заяц-Знаяц.
   -А я - Заяц-Попрыгаец.
   -А я - Добрый Дедушка Заяц.
   -А я - Заяц-Волк, зубами щелк.
   -А я - Зайка-Зазнайка.
  
   .... Мы выехали на Москву с пивком. Я скажу, есть на Руси большой кусок территории, который что-то особенное рождает в душе. Для этого надо стоять у окна и молчать. Надо стоять и есть земли эти глазами, обедать Русью, только тогда ты поймешь, что всё это значит.
   И я тогда понял - что значит жить по жизни зайцем. Это куда выше, чем жить по жизни пацаном. Оно, хотя, вещь однобокая, но все же нулевая. Это я про жить_пацаном. Потому что бывают люди, которые доходят на своих стадиях пути до вещей высоких, но остаются пацанчиками. И не поймешь, плакать или смеяться. Это, допустим, седина - белая, как антарктика. Или арктика. Как Н-209, пропавший во льдах. Как какой-нибудь Амундсен. А ты - все пацанчик. Но вообще, таких, долгих пацанчиков, лонг, Long Patsantchix - их родил Интернет. Потому что запаришься просто так изгаляться. Никто тебя не поймет. А тут - пожалуйста, изгаляйся, не хочу. Но до конца света еще далеко. Это начало. Дьявол еще не пришел. Просто все люди стали клоунами. Но настоящие - только мы. А фейк, конечно, запарил. Хотя и не в бане.
   Все было по плану. И хорошо ведь, когда земля за окном обширная, она - пища для солнца, но и солнце - её еда, и это - вечный взаимообмен, и мы - ребята отчасти примитивные. Вот бывают большие актеру. А что мы?
   Я курил, а Ася стояла рядом, чтобы просто так стоять - это было в её природе. Бывают такие женщины-липучки. Она, правда, жила все больше сама по себе.
   -О чем думаешь? - спросила она.
   -Вообще не думаю, - ответил я.
   -Как там можно жить и не думать?
   -Стараюсь не думать вообще.
   -Почему? Ты шутишь?
   -Никогда, - ответил я, - так учил Кастанеда. Когда ты много думаешь, то Орёл может услышать тебя и поймать. Когда в голове твоей пусто, то ты недосягаем.
   -Зачем?
   -Потому что ты - баба, - сказал я, - и тебе все ни по чем. Что тебе Орла бояться? Может быть, ты и сама - Орёл. Хотя не похожа. Вот что ты делаешь?
   -Ищу приключения.
   -Секс.
   -А что ж еще?
   -Тогда ищи.
   И дальше ехала Русь. Дорога - лучшая на свете карусель. Она - отображение колеса Сансары. Что тут непонятного? Есть абсолютное я, но оно так себе - слово большое, громоздкое, но на деле человек - мелок. Даже визуально себе это представьте. Земля - 40 тысяч километров, если ехать на пешке. Да хоть и на самолете. А кто ты сам? Ну, хотя, абсолютных вещей много, даже внутри мелких и субъективных штук, идей, может быть - достижений, разработок. А Сансара - это только теория. Я это где-то прочитал.
   Я пошел в вагон-ресторан сам с собой. Все остальные зайцы остались в глубинах железной змеи. Я решил пить легкое вино сам с собой, размышляя также над тем, что хорошо, конечно, когда в голове - ни шариков, ни роликов, один простой загон. Большие, скаковые, тараканы. И седлают их ковбои загонов и едут, поднимается пыль, и зрители аплодируют. Но чтобы делать большие и серьезные вещи, надо, чтобы пришли какие-нибудь злые дяди и совершили kill `em all. Потом, сломали этот загон, вскопали, посеяли траву. Но не травку. Просто - газонную траву. Потом, может быть, там сделали площадку для гольфа. И вот, господа в белых костюмах, с клюшками, выходят и играют. Все мерно, спокойно, очень хорошо.
   Потом, я вернулся, и Никита рассказал историю.
   -Я знаете что, ребят. я вам не говорил. В прошлый раз. То есть, не в прошлый. Ну, в помните, в Минске, мы выступали в самых скучных местах. Я вам не сказал. Потому что испугался. Я в перерыве вышел в коридор, а потом - еще в какой-то коридор, и там я увидел очень большого зайца. Он был ростом до потолка. Он сидел и жрал морковь. Я понял, что сошел с ума. Я не мог сдвинуться с места. Но он такой, он был натуральный, уши были выше потолка, и он их поджимал. А морковь была также огромной, такой на самом деле не бывает. И ни страшно, ни радостно, а как-то иначе все это было. Я сделал шаг назад, он услышал звук моих шагов, повернулся и хрумкнул морковку. И дальше сидит и точит. Смотрит на меня и ничего не говорит. Я понял, что вот сейчас поплывёт все перед моими глазами, но вдруг вдалеке, из зала, послышался детский крик:
   -Зайцы! Зайцы!
   Это нас звали. Я развернулся и побежал. И мы отыграли. А потом я туда не возвращался. Мы приехали еще тогда в гостиницу, взяли красного вина. Помните?
   -То-то ты тихий был, - сказал Сеня, - или не в тот раз. А я не помню. И что ты думаешь?
   -Не знаю.
   -Всякая деятельность порождает демонов, - сказал я, - поэтому ничего удивительного. Наш бог - какой-то смутный великий заяц. Это не значит, что он так и есть, смутный. Просто он должен был к нам явиться. А Никита умолчал. Но и правильно сделал. Все равно, великий заяц всегда с нами. И его великая морковь хрустит, словно особенный музыкальный инструмент. Я считаю, что это правда. Мы несем что-то на себе, через этот мир, и не надо принижать собственную значимость. Вот Ася может сказать, что хотела бы быть полноценной актрисой, хотя бы в провинциальном театре, а вместо этого играет в зайца. Но чу! Вы слышите голос высоких гор! И там, он, большой и могучий заяц, ест свою морковь.
   -Это счастье, - сказала Ася.
   -Почему?
   -Не знаю. Я чувствую.
  
   И вот, все по кругу. Спираль вселенной выпускает нас на сцену. Зайцы выходят и начинают представление.
   -Зайцы! Зайцы! - кричат дети.
   И зайцы объявляют себя:
   Заяц-попрыгаец!
   Заяц-Знаяц!
   Добрый Дедушка Заяц!
   Заяц-Китаец!
   Зайчиха-Молодчиха!
   Зайка-Зазнайка!
   Заяц-Волк!
   Летят разноцветные шары. Играет музыка. Мы поём, читаем стихи и разыгрываем сценки. В какой-то момент становится ясно, что наша мысль создает большое облако счастья.
   Заяц-волк объявляет:
  
   Я - Заяц-Волк.
   Но не я воровал конфеты.
   Хотя знаю я толк,
   Просто были не эти.
  
   Добрый Дедушка-Заяц качает головой:
  
   Все равно воровайки
   У не в цене у нас.
   Уважаем мы заек-знаек,
   Знания - наш аванс.
  
   Наступает черед Зайца-Попрыгайца:
  
   Здравствуйте, здравствуйте, дети.
   Мы зайцы, да только - не эти
   Мы - лучшие зайцы на свете,
   Такие же как вы - дети
  
   А я - Попрыгает лучистый.
   Ищу я, бегу за морковкой.
   Покажу вам истины чистые,
   Пропрыгав на стометровку.
  
   В западном мире в годы, наверное, 60-е, имел место приход такой штуки, как дзен. К нам дзен не приходил, а уже много позже возникали движения-копии, лидеры-копии, а также идеи, сделанные вот так. Помните, были копирки. Черные такие, синие. Их вставляли в печатающие машинки, чтобы по многу раз не набирать. Вот ведь жизнь была. Так вот, дзен сам по себе был второй, третьей бумажкой, а тут еще его привезли к нам. Получилась заварка, которая вообще не заваривала. Был еще концепт про учителя-дзен, и его также копировали. Но все это сказано лишь для того, чтобы показать, каково оно....
  
   Каково....
  
   Знамя Зайцев.
  
   Знамя Зайцев через мир.
  
   Зайчиха-Молодчиха, изучая особые волны, провозглашает:
  
   Дороги дети!
   Зайцы - лучшие дети на свете!
  
   Вечером мы собрались в одном номере и там пробовали самые разнообразные вина. Ибо сейчас таковых полным полно в супермаркетах, и пофиг, конечно, нам какие-то особые бренды. Еще есть легенда про Шато Марго. Это когда приходят ребята туда-то и туда-то и там говорят - а нам - Шато Марго. И им выносят. Нет, не нужно нам этого пойла. Вот, например, Портвейн белый. И погнали.
   -Правда, - сказал Костя, - правда, Лёша прав. После того, как был этот рассказ, про гигантского зайца, и после пояснений, я вдруг понял, как же мы все таки живём!
   -Значит, мы не совсем люди? - спросила Ася.
   -А кто сказал? - осведомился Никита.
   -Тогда я пойду. У меня встреча, - сказала она.
   -Иди.
   -Иди, - сказал я.
   -Гоните меня?
   -Сама идешь....
  
   Если разобраться, она - все таки не совсем заяц. Но нет ничего в мире идеального. Приходится мириться с тем, что мы никогда не получим полной чистоты материала.
   Ночью в окно смотрела луна. И это была луна-заяц. И с небес лилась тихая музыка, и, наверное, на далекой луне таинственный заяц-бард перебирал струны арфы. И легкие волны космической музыки бились о стены домов и резонировали, и это был какой-то другой океан, более великий, чем те, о которых мы знаем. Если кто-то умел дышать им, то он имел возможность задышаться, захлебнуться в нем до бессмертия.
   Бутылка из под вина отражала части лунного света. Прочий свет, отпускаемый фонарями, был искусственный - поддельная одежда поддельной реальности. Но это не страшно, потому что есть мы.
   Зайцы!
   И в слабых звуках вещества луны и вещества океана летела легкая иная песня.
  
   Знания зайцев
   Словно пергамент веков
   Ведут, ведут,
   Приходят и уводят.
  
   Уводят навсегда,
   Уводят в никуда.
  
   Я проснулся, и музыка все еще стояла в ушах.
   Это прекрасно. Я представил себя вечным путешественником, парус которого покрыт солью морей. Я вышел в полумрак коридора, и странное чувство не покадило меня, хотя я не мог его распознать. Но, наконец, мы сошлись - я и это чувство. Потом что на повороте меня ждала очень странная встреча, и тут было отчего остолбенеть - потому что это были зайцы. Люди в костюмах разыгрывали отчасти такие, как и мы, роли, только это были зайцы-бандиты. В руках у них были автоматы. На поясах болтались ножи. На плече у большого и толстого зайца находилась труба гранатомёта.
   -Заяц? - спросила у меня маленькая, но какая-та злобная, зайчиха.
   -Заяц, - ответил я.
   -Главное, что не волк, - сказал тот, что с гранатомётом.
   -Почему? - не понял я.
   -Их надо гасить, - сказал еще один заяц.
   -А у нас есть заяц-волк, - произнес я.
   -Заяц-волк - не чистый волк, - произнесла зайчиха.
   -Ну-ну, - пробормотал я, улыбнувшись.
   -А мы - на дело, заяц, - сказала зайчиха, - желаю творческих успехов, артист! Держа на память!
   И она выдала мне горсть патронов, после чего зайцы-бандиты погрузились в лифт и двинулись куда-то на этой моностатической машине. Вернувшись в номер, я показал патроны Сене.
   -Где взял? - спросил он.
   -У зайцев, - ответил я.
   -Настоящие.
   -Странно.
   -Вот именно. Какие такие зайцы?
   -А что? - не понял я.
   -7.62
  
   Вечером мы вылетали на Дальний Восток. Ух, что такое расстояние? И с высоты вся земля -предел совсем других вещей, и твоя душа - холст для нанесения красок. И вот тогда, впрочем, и сообщили - что днем было нападение, и все бандиты были в костюмах зайцев. И я так и не понял, на что они там напали, кого ограбили. Но факт был фактом. И хорошо, что самолёт уже выходил на рулёжку. Мало ли, ведь могли подумать и на нас.
   Дальше этот рассказ можно продолжить в стихах. Никита, кстати, прицепился к Асе - его-таки волновал моральный вопрос нашего дела. Говорят, что артист - на сцене, дома - человек. Но это нас не касается. Может быть, топовые звезды слишком много впитали влаги от зрительских глаз. Но наша жизнь проста. Хотя, конечно, я переборщил в своих рассуждениях. Какие еще топовые? Обычные подмостки. Но вся наша жизнь - театр, совсем не отдельные её части. И даже теперь, когда самолёт взмывает в небо, это - старт во вселенную зайца.
   По прибытию Костя рассказал о наваждении.
   -Я, пошел значит, по салону. Заканчивается наш фигов эконом класс. И вот - странная дверь. Я открываю, и там - техническое помещение, и там - зайцы. Я знаю, вы скажете, что я слишком вошел в роль. Так и есть. В роль я вошел. Потому что Лёша намедни рассказ всю эту историю про грабителей. А знаете, ничего нового в ней нет. В кино где-то такое было. Только нападали клоуны. Но, по сути, зайцы и есть клоуны. Только вы не спорьте. Скажете, что нет, не клоуны мы. Конечно, не клоуны. Но идея стара, как мир. Поэтому, я подумал - вот черт, может, теперь еще - террористы. Но зайцы были большие, страшные и настоящие. И я спрашиваю:
   -Зайцы?
   -Да. Зайцы.
   -И я заяц, - говорю.
   -Нет, - отвечает один, - ты человек. А вот мы - заяц. Мы - адские зайцы. И летим в ад.
   И правда, были они жутки, чудовищны. А что они там делали? Они воровали продукты. И, видимо, я их спугнул - так как они тотчас стали уходить. У них были клыки. Острые когти. Это были хищные зайцы.
   -Куда же вы? - спросил я.
   -Хочешь с нами?
   -Не знаю.
   -Идём. Мы покажем тебе ад, - сказали они.
   -Что еще за ад?
   -Обычный ад. И мы посвятим тебя в зайцы. Сейчас ты - человек. Ты только прикидываешься. Но ты станешь настоящим зайцем и поймешь, что это такое!
   -И что я буду делать?
   -Ад велик! - воскликнули зайцы.
   Вот. После этого я вернулся, а потом и прошло наваждение. Ужасно. Я все не могу прийти в себя. Интересно, правда это или нет.
   -Мы все немного сошли с ума, - сказала Ася, повернувшись с переднего сидения.
   -Я не сошел, - сказал я, - а вот тебе надо задуматься.
   -И ты о том же.
   -Что ты ищешь в жизни, то и будет твоим итогом, - сказал я, - даже пусть сейчас - итог. В общем не знаю, что я тебе все это говорю, зачем. Не знаю. Надо что-то выпить. Но тебя не переделать, я знаю.
   Она отвернулась. Обиделась, видно. Но как же найти истину, если не через революцию в человеческом сознании? Кто сказал, что жизнь может быть заправлена теми принципами, о которых нам сообщают? Все это просто - идея потребления завязана на империях производства. Поэтому, тебе говорят - вот тебе пара полочек истин. Вещи. Методы получения вещей. Семья послушных потребителей. Например, мы всей семьей едим хлеб насущный и хотим новую машину фирмы С, новую квартиру, где весь рынок недвижимости держит какой-нибудь брат президента, а главный поставщик сотовых телефонов из Китая - жена министра по такой-то хренотени. Это и всё, что есть в мире технологий и соцсетей. А весь огромный мир - он так и остается огромным и неоткрытым, и мы лишь делаем какие-то незначительные шаги, чтобы обозначить собственную свободу.
   По прилету мы пробовали дальневосточный бальзам. Штука еще так. Чистяком лучше не пить. Хотя нам - всё ни по чем. Мы - зайцы. А кто вы? Я не знаю. Вы - люди. Мы - зайцы, вы - люди, вот и вся система. Так вот, надо 50 на 50 разбавлять с водкой. В бальзаме содержатся травы, это очень полезно. Главное, хотя бы какие-то понятия о чувстве меры. Нет, его нет, чувства меры. Не было, и нет. Так, какие-то общие понятия о..... Не знаю, о чем. Не помню. Не было такого никогда.
  
  
  
   Интерпретация
  


Отдельные вещи требуют прозаических выкладок. Стихами тут не обойтись. Но придется начать со стихов. Существа, обозначим их к S., перемещаются в различных измерениях посредством усиленного механизма. Ну представьте - допустим, у вас есть автомобиль, над которым можно поиздеваться. Ему делают тюнинг, различные усиления, и после этого он - словно бы уже другой, иной - прямо сказать. Так же и S.
Будучи S., я решил попасть на чемпионат по стихосложению. На границе меня встретило нечто, которое инспектировало все формы жизни и не жизни.
-Ты кто? - спросил я.
-Биоробот, практически.
-Блуждающий? - спросил я.
-Не надо. Федор Чистяков тут не при чем.
-Био - значит что-то ешь?
-Да. Питаюсь через шлангочку.
-А вино?
-Раз в год.
Так как я двигался на чемпионат, меня пропустили. Но я видел и тех, кому не повезло - в странных коридорах были ниши, и там наблюдались засушенные тела - видимо, здесь, на границе, они были выловлены и поставлены отдыхать - хранилище без жизни, но с наличием форм. Я вспомнил историю Василия Васильева, который был настоящим гонщиком, и все спорили - какого сорта он гонщик? Либо - серебряной мечты, либо - гонщик Спиди. Словом, он отправился что-то искать и не вернулся. Но тело его осталось с людьми, и в него кого-то подселили. Василий Васильев с тех пор изменился - в каждом вздохе своей жизни он словно пытается доказать, что он - это не он, при чем, он всячески над своим прежним "я" издевается.
Надо отметить, что покуда я шел, меня сопровождали парень и девушка, и я думаю, они тоже тут были типа часовых, а значит, человеческая форма была лишь моей иллюзией.
-Тут у вас и зеленые человечки, - сказал я.
-Да. Они не прошли, - пояснили мне.
-Почему же?
-Цели, значение, пароль.
-Но я же не знаю пароль, - ответил я.
Но, впрочем, мне необходимо укоротиться в словах. Ведь речь идёт совсем не об этом. Попав в место, которое мы можем обозначить как Z., я в качестве S. сразу же на чемпионат не попал - оказалось, что все жители этого мира разговаривали стихами вообще - это был их воздух, а прочие формы речи считались у них примитивными. Но, впрочем, они не были настроены агрессивно по отношению к примитивным древним языкам. Нет, тут конечно все не так уж отдаленно, как например - речь человека и собачий лай. Мне лично лай не нравится - мне кажется, я понимаю, о чем все эти биохимические вибрации. Другое дело - заводчики разные, вскормленные педигрипалом 91-го года.
Что тут добавить? Так или иначе, впитав язык пространства Z., я подал заявку на следующий чемпионат, я принял участие и даже занял 10-е место - это великая вершина.
Люди же должны понять, что сейчас все ценности есть подмена, а любая сфера - это вотчина, где кто-то есмь князь, а кто-то - эксплуатант. Потому, когда вам говорят, что сейчас нет стихов, это и так и не так - нет, просто когда сфера эта эксплуатация рядом хитрых деятелей для получения грантков, конечно, поэзия всегда будет лежать голая, разбросав руки и ноги, и всякий забулдыга, проходя мимо, будет заглядываться - тут уж кто кому в голову придёт.
Но это - лишь по сути. У меня не было цели писать критические замечания. В Z. я был очень давно, а форма S. - это бытие трудное, бытие непростое, да и ни к чему так легко бросаться предметами из книг величин иных.
Словом, написав стих, я вдруг понял - пора лететь.

Если ты проснулся, а кровать летит по воздуху,
Значит, наступило 30-е августа.
Внизу видно длинное шоссе, которое также
Может быть написано, как - шосе, с одной буквой.
Шосе заворачивает за землю, так как земля
Зачем-то в том месте закругляется, но нет все равно
Гарантии, что она не плоская. Ведь летит кровать,
И люди высовываются из окон длинных автобусов
И машут руками. Ни в коем случае не прыгайте вниз.
Чтобы выйти из этой странной ситуации, надо
Накрыться одеялом и заснуть. Тогда день
Будет бытовать - как и все прочие дни, наполненные
Людьми. Но если вы сидите в тюрьме желания,
То надо что-то делать - потому что в тюрьме желания
Даже не знаешь, как позвать охранника, чтобы сказать -
Эй, слышишь, принеси чего-нибудь пожрать.
Нет, здесь вечный голодный паёк, только чай и сигареты.
Но, может быть, и не нужно просыпаться. Надо лететь,
Посматривая вниз - дороги, дома, города. Пролетая
Надо океаном, надо постараться догнать какой-нибудь
Корабль, сесть на палубу и попросить у капитана
Рому или водки. Всё это будет означать
Только одно - 30-е августа всё еще продолжается,
Всё еще движется - как те дороги, которые
Заворачивают за изгиб земли - а потом сами напоминают
Хоккейную клюшку.

Тогда я и правда - натянул на себя одеяло, вспоминая времена, когда жидкость пространственного вакуума была в космосе за место табака. И - кровать полетела. Я посмотрел вниз - мы стремительно набирали высоту, приближаясь к птичьему эшелону. На спинку кровати село несколько орлов - хотя они, орлы эти, и не летают стаей, видимо, видение моего полёта их воодушевило.
Бывает, что люди разговаривают с животными. Но тут этого не было. Впрочем, в ходе набора высоты мне встретилась еще одна кровать, и поначалу казалось, что там никого нет. Поравнявшись с ней, я взялся рукой за спинку - кровь же была железная, с витым орнаментом - старинная, знатная. Тогда из под одеяла высунулся чувак - небритый, лет даже где-то средних, даже где-то с запахом перегара, и было видно, что его ничего не удивляет.
-А? - спросил он.
-А? - спросил он.
-Чо надо, сколько время? - осведомился он.
-Не знаю, - ответил я, - я просто увидел кровать.
-Ну и что?
-Куда летишь?
-А? - спросил он взбалмошно. - Не знаю. Я не один.
-А....
Я, конечно, мог подумать что угодно, но тут он показал кота. Да, всё правильно. Сон, кот, кровать.
Чувак зевнул:
-А ты?
-А я так.
-Ладно. Знаешь, что сейчас можно говорить?
-Что?
-Давай-до-свиданья.
-Ну, давай-до-свиданья.
Встреча эта меня никак не озадачила - тем более, субъект, встреченный мной, практически и не выходил на свет из царства Морфея - он приподнял люк, а весь его мир так и оставался - то ли внизу, то ли вверху. Но я не знаю. Я не ученый. Эх, заняться бы.
А внизу так хорошо пролетают квадратики, туда, к краю, виднеется решетка города, но квадратики лучше, и реки сказочней, и - можно двинуться к морю и лететь над его синей гладью.
Так я и сделал, а уж поднявшись за облака, я догнал самолёт. На кровати летать не холодно. И ветра нет. Но я все равно укутался в одеяло, чтобы выглядеть солидней. Догнав авиалайнер, я поравнялся с окнами и заглянул в первое встречное - там я увидел девушку с ноутбуком.
-Привет, - сказал я.
Она улыбнулась, но ответа я не услышал. Тогда мы стали общаться через записки - благо, на спинке кровати висели брюки, а кармане их была ручка и блокнот.
-Куда летишь? - написала она.
-А ты куда?
-Я первая спросила.
-Я - никуда.
-И я - никуда.
-Нет, - ответил я, - это я лечу никуда. Я просто катаюсь. А ты - точно куда-то летишь, у тебя цель.
-Тебе хорошо, - написал я.
-А тебе?
-Хочу к тебе, - написала она.
-Это невозможно, - ответил я, - из самолёта нельзя выйти в полёте. Иначе будет разгерметизация.
-А как же ты?
-В кровати - всегда иначе, - ответил я.

Мы разошлись над Черным морем. Лайнер шёл, должно быть, в Турцию. А море же с высоты - я думаю, это свежезаваренный чай с добавлением каких-нибудь ягод. А, кстати, вы слышали, что если в такой чай добавить спирт, то получится напиток необыкновенный.... Но правда нет, я не знаю. Это на выбор. Ведь разных штук, разных таких концептов много - а вот еще и вырази, попробуй. Оно-то можно и в стихах, но мне-то хорошо, я был там, где люди даже и прозой не выражаются, а потому описательная сила здесь сильнее.
Вскоре лайнер скрылся в субстанции, состоящей из смешанного воздуха, прозрачных облаков и морского отражения в зрачке атмосферы.
Я и правда летел в никуда, но когда вы катаетесь, это так и есть.
А ведь и правда, наверное, хорошо, когда ты вот так не один летишь, а рядом, в этой же кровати, перемещается кто-то еще. Это вам не горы покорять. Ну ладно, хотя бы кот - судья импрессий и также и подогревательный элемент. С котом тоже можно. А девушка та, должно быть, решит, что всё это ей приснилось. Где бы узнать это?
Я решил, что дня через три наберу в поисковике запрос: человек летел на кровати.
Правда.....
Мысли, впрочем, ни замедлялись, ни ухудшались. Совсем уж на середине моря я встретил еще одного чувака, он летел на рояле. Вернее, за роялем. Он сидел на стуле, стул летел рядом с черным, словно космический обелиск, инструментом. Он играл, и музыка колыхалась в парах разогретого воздуха.
Мне кажется, я его знал - во всяком случае, много лет назад я писал рассказ о чуваке, который умел перемещаться на рояле - и всё было именно так. Правда, теперь он забрался очень высоко. Мне кажется, он никого не замечал. Даже если бы на край его рояля вдруг приземлился бы чёрт, он бы продолжил играть.
Я завис рядом.
-Тум-с, тум-с, тум-с, на-на-на, - он напевал.
-Слушай, - сказал я.
-Да, - ответил словно сам себе.
-Ты далеко?
-Да.
-А есть курить?
Он показал мне на пачку сигарет. Я потянулся, вынул одну сигарету. А спички у меня уже были.
-Я знаю, что ты автор, - сказал он, - а ты знаешь, что музыка повсеместна? Но вопрос этот спорный - когда я увидел пролетающий самолёт, я подумал - но какая в нем музыка? Рассуждая последовательно, можно, например, определить место для музыки в отдельно взятых электронных приборах. Люди летят, обитая в полёте в наушниках. Но сам самолёт - лишь звук. Но я играю для моря - оно все впитывает, и нет более крупного тела, которое бы могло так принимать творческий звук. Ну, разве что, океан. Вот сейчас слушаешь ты - но ведь ты бы мог находится и дома, потому что нет, именно для тебя, нет значения - просто потому что ты автор. А подумай - может быть, и у тебя есть автор?
-Не знаю, - ответил я немного ошарашенно.
-В целом, - он прекратил играть, закурил и посмотрел на меня, - ты же знаешь. А я знаю, что ты знаешь. Но ты знаешь всё, что я знаю, а я - не всё. Так же будет всё и с твоим автором. Ты его знаешь? Нет, наверное. Но автор есть, если ты - авторский. Если ты - ручной работы. А есть - серийное производство. Но это не значит, что нужно плевать по сторонам. Я однажды плюнул, и одна птица очень обиделась, и пришлось сыграть ей целый концерт ля-минор, чтобы она успокоилось. Потому я для себя решил - нет, много людей, много зверей, много вещей - и всё это связано нитями музыки. Даже если и ты - человек с конвейера. Ты же знаешь, как хорошо летать в одной кровати с котом. Ну, я понимаю, можно посадить на край пса - и ты идешь в ночи, словно косморазведчик, а пёс лает, глядя на луну. Как ты думаешь? Это концепт.
-Концепт, - ответил я, - нет, с собаками не летают.
-Тогда с кем?
-Это вопрос философский.
-О, да. Так же, как и музыка. Интересно, вот если бы ее взвесить. Но сначала нужно определить вес песни. А уж потом - всех вместе взятых произведений. Будет интересно - что больше. Что массивнее - музыка или земля?

Мы так и разлетелись, и в том месте чаша моря не показывала своих краёв, и казалось, весь мир состоит из одного океана - как в древности.
Вот если бы кровать представляла из себя, например, машину времени? Да, надо усилить предел мысли, посильнее жать на акселератор воображения. Может быть, и получится.
Я развернулся. Мне стала видна кровать - на очень большом удалении, однако, достаточном, чтобы кое-что рассмотреть. Кровать та была большой, роскошной, а в нижней части был установлен проблесковый маячок. Было видно, что там, в кровати, занимаются любовью. Да, и всё им ни по чем. Край кровати - край земли. И внизу - нагнанные в процессе ускорения мохнатые облака, и, наверное, всё это только усиливает страсть.
Я спустился ниже. Моря уже не было, и мне стали приходить разные идеи - а стоит ли называть рассказ так - "Летающая кровать"? Нет, это глобально. Это вызов - а рассказ - это молекула, электрон, нет, кварк.
Пусть - квант. Единица.
А концепты..... Нет, они на дороге не валяются, а людей, способных генерировать тонкие вселенские вещи - раз, два и обчелся. Может быть, само общее, земное, воображение, и держится на этом двигателе - сколько человекоконцептов, столько и цилиндров в этом моторе. А уж всё остальное, слыша зов в мире ментала, повторяет, довольствуясь надеждой на оригинальность.
Например, роман - Летающая кровать. Впрочем, попробуй еще, напиши его. Это ж не взлет и посадка, это даже и не праздное путешествие.
Пьеса. Еще лучше. Летающая кровать.
Мы сделали круг вокруг дома, и я приземлился.
Да, одного рассказа мало. Меня встретил кот - его глаза горели завистью. Но я был суров - сам виноват. Не надо шляться где попало, когда хозяин спит. Хочешь летать - не думай о мышах.
Наконец, зазвонил телефон:
-Привет.
-Привет.
-Я вас видела.
-Где?
-Я летела на самолёте, и тут увидала странного чувака, который перемещался по воздуху посредством кровати.
-Разве такое может быть?
-Конечно.
-Но, скорее всего, это вам приснилось.
-Очень может быть. Но знаете, ведь вы тогда предлагали.
-Точно. Вы хотите летать в кровати со мной?
-Да. Очень.
-Тогда ждите. Солнцу нужно сделать круг, хотя нет - это земля вертится. И все вместе с ней вертятся. Представляете, какая карусель? Так вот, вам необходимо дождаться, когда текущий оборот будет завершен, и начнется новый.
-И мы полетим?
-Конечно.
-Но как вы определите, где я нахожусь?
-Это не важно. В таких делах всё это - маленький, немного вообразительный, нюанс.

Здесь же наступает край этого рассказа закруглить. Потому что я - не кубист, да и не авангардист, и выражаю свои мысли без специального изыска - мой изыск прост, как атмосфера. Нужно созерцать и насозерцаться. Многое начинается со стихов. Вот только бы с пространством разобраться - где ты. Кто ты. Каков метод движения. Вот дерево - оно растёт на одной ноге, но разве оно стоит? Нет, и в этом случае всё пропитано необыкновенной статикой движения. Потому и каждая вещь есть средство к полёту - нужно лишь снабдить её рифмой и музыкой.
  
  
   Директор звезд
  
  
  
   Как-то странно, что есть ноябрь. Всегда кажется, что время надо экономить. Я даже вспомнил май. Я подумал - да, так и будет, когда-то жизнь оденется в ноябрь, но это будет так нескоро. Но видимо что-то делается не так, потому что время не поддается отлову. Но, как всегда, всё надо искать в себе. Снаружи жизнь тоже есть. Например, если идти по горам, можно увидеть целые ряды йогов, которые сидят там и ждут чуда изнутри себя. Абсолютно правильный подход. Снаружи вода уходит, реки утекают, потом придёт директор звезд и станет йогов этих забирать. Правильно, не течь же им с водой, навстречу озерам, которые блистают, чешуистые, ноябристые. И вот - большой абсолютный итог.
   Мы говорим о людях, об их отношениях, а также выдумываем по цепочке. Один придумал, потом другой, потом начинается повторение. И уже нет ни начала, ни конца, и никаких книг умных - потому что хорошо что-то первое, хорошо также нечто развитое до уровня технологии. Ну вот предположим, технология игры на трубе. Дело известное. Ты берешь свою трубу, находишь место, где темно, и млечный путь виден так хорошо, что можно начинать. Надо постараться, чтобы звук летел как можно выше. Выше проводов. Выше облаков. Облаков нет, половина дела решена. Осталось достучаться до самого себя, чтобы однажды захотелось жить без мании вещей, без постоянной жажды жизни. Стало быть, йоги, они дошли до ручки. Им вообще ничего не надо. А человек цивилизованный со своей стороны также засунут сам себе за пазуху. Вечное хотенье.
   На юге висит какая-та синяя звезда. Я думаю, что это планета. Навряд ли это просто так. Синий свет лежит на мировой крыше и немного растворяет его. Значит, часть этого невидимого эфира может проникать и в человека. А вам, может быть, попытаются подсунуть всяческую пищу из ложных истин. Ну, это если смотреть, что игра на трубе с целью продраться сквозь стратосферу к орбите - это хорошо, то есть простые, но въедливые дешевые обеды. Ну, поиск счастья, например. То есть, надо бегать и искать. Я ж не спорю. Даже напрямую бегать. Берешь и занимаешься бегом. Бежишь вокруг земли. Был и фильм такой, где парень побежал, просто так, и люди бежали следом, полагая, что у парня есть идея. Идеи не было никакой. Он просто бежал. Дешевые обеды также могут предложить вам стать йогом. Надо кому-то платить, надо кого-то удовлетворить, надо, надо. Кто сильней в этой цепочке, кто достучался до мозга, тот и учитель. Учителей много.
   Синяя звезда движется медленно. Может Сатурн какой-нибудь. Может, Юпитер. И первый человек, и последний человек, все могут на неё посмотреть. Выстроить мост. Бросаешь мысль, она отскакивает от синей звезды и летит в прошлое, к первому человеку. И ему чудится, что жизнь бесконечна, и что когда-то он будет жить через тысячи лет. И он выйдет с трубой, чтобы сыграть. Медная, медная труба. Что за имена у звезд? Наверное, всякий может свои имена дать. Я бы, вот, сказал бы - Синяя.
   Древний звездочет запишет на папирусе: в ноябре Синяя идет по югу. Она шагает надо горами и оповещает о том, что счастье людское завсегда в их руках. Надо смотреть на её свет. Надо сделать напиток из Синей. Просто поймайте её в бокал и срочно выпейте. Больше ничего. Все философы тут же будут отдыхать
   Большой выгнуто-математический Орион. Как-то зимой я спутал его со странными огнями в небе. Представить себе - как он тревожен, верхний предел. Сколько глаз. Вроде бы и нет путей для осмысления, вроде бы - мир знаний в буквах важнее, он притягивает, затягивает, топит - мужчина ищет женщину, женщина - мужчину, но и это теория. Кино.
   Я смотрел тогда в небо. Трудный ветер гнал облака. Пояс Ориона вынырнул из густой тьмы, на которую снизу вверх опадали мысли мира. Да, это были странные огни. Хотелось съежиться и спрятаться. Как будто лицо трехглазого чудовища смотрела прямо на меня. Все прошло. Остался лишь холст. Немного красок в памяти.
   Ноябрь. Страшно, он убежит. И уже ничего нельзя будет сделать. Ноябрь, заяц. Но он - неизвестный заяц. Лучше б пожарить его. Тогда и тема будет. Как готовить зайца. И будет много стихов. И будет много новых образов и чудес. Я думаю, что ноябрь - примерно как кролик. Бывает кастрюля с такими толстыми боками, что сразу понимаешь всю серьезность происходящего. Странно, как будто нет таких кастрюль сейчас. Настоящему повару все равно, кого варить или жарить - зайца, кролика или ноябрь. Но готовить надо, иначе он просто так, просто так уйдет. Это напоминает прозрачного человека, которого видели на Алтае. Не то, чтобы он был совсем неопознан. Но так и есть. Никто не узнает. Даже когда людям останется жить всего ничего, и тогда никто не будет знать, что это было.
   Может быть - прогулка романтика.
   Улицы теплые и звездистые. Берешь плеер, берешь пиво. Отмотаешь лет на десять назад - должно быть, и веселей было идти. Ты - словно парень из клипа, который никого не видел и всех отталкивал - но он не специально это делал. Просто - прогулка романтика.
   Идешь, например, мимо ярких огней кабака. Словно бы внутри чьего-то мозга свечение. Представьте себе, человек бы приглашал сам в себя: приходите и пройдитесь. Страшно представить себе. Наверное, пустыни будут чередоваться лесами, города - руинами, и кругом, повсеместно, будут отражены разнообразные нимфоманские идеи. Но ничего плохого. Но - ничего хорошего. Художник был кто-то другой. Человека надо пожалеть. Тогда, мы все покуда - в одной голове. В ней и приходится идти.
   С этой колокольни все ясно. Нет, ни края, ни начала, ни конца, ни истока. Просто ясно, но кто-то один найдется, среди миллиардов, включая и тех, кто приходит и уходит, кто на эту реальность посмотрит со стороны и сделает вывод. Он скажет: так-то. Пока никто не сказал. Люди верующие, конечно, заслуживают уважения, ибо это - своего рода бром. Валериана. Пустырник. Знаете, много таких капель и препаратов, которые приносят успокоение и избавляют от излишеств. Ты почти ничего не делаешь. Ты ограничен. Спрятан от себя и от других. Прекрасный системный монитор.
   А звезды висят. Каждый день я смотрю на них, и созвездия словно здороваются. Привет. Директор Звезд - он живет по совокупности. Все звезды вместе, и их пространственный дух. Кусты немного качаются. Коты ходят по крыши, требуя чуда. Вдруг возникнет что-то. Вдруг - новый век. Новое Мясо. Всегда надо надеяться.
   Луна сейчас истощались. Выкурила сама себя. Ранней ночью она пыталась показать всю свою немощь. Но если посмотреть с другой стороны, месяц - величественный носитель ножа. Как двояк мир и его верхние пределы! А человек так не может. И месяц, и луна. Ну, только - демоны, ангелы, может быть - дежурные директора внутри энергомеханизма земли. Они тоже ребята важные. Только как-то с трудом представляется, каким будет человеческое бытие такого объекта. Не знаю я. Но - ищущий имеет больше шансов перед тем, кто едет по потребительскому конвейеру.
   Во всяком случае, об итоге нет иллюзий. Тогда надо исправить. Надо провести испытания наработанного опыта. Папа Карло вырезал Буратино, а потом проходило тестирование. Страна Дураков, все такое.
   Сейчас есть и такие звезды, которые не гаснут в окне - свет настольной лампы их не губит. Видимо, это - самые любопытные. Директор напоминает пастуха. Он берет хворостину и гонит пастбища - очень вроде бы не быстро, очень методично - правда, метод этот не ограничивается движением вокруг оси. Нет, оно большое, очень серьезное - директорство. Вот только имена звезд я не знаю. Хотя, вот, Орион - оттуда вроде бы кто-то прилетал. То есть, я не знаю. Так кто-то сказал. Придумал наверное. Чтобы жизнь не казалась скупой. Хорошо ведь - понаделаешь всяких мифов и сам себе рад. Потом, и поддержит тебя кто-то. Потом будут повторять, рассказывая весь этот бред.
   Я выйду с сигаретой и посмотрю на Директора. А Директор - на меня. Каждый день - один и тот же ритуал. Я также напоминаю планету, которая крутится по своей орбите, что расположена на плоскости эклиптики. Все очень угадываемо.
  
  
   Женька
  
  
  
   Однажды бог превратил Женьку в обезьянку. Это была мартышка. А все дело в том, что всю жизнь Женька кричал: бога нет! Но и сам он был похож на мартышку. Ибо это, конечно, одна жизненная - все люди кого-то напоминают. Вот сам я напоминаю барсука. Ничего с этим не сделать. Ничем этот факт не победить. Правда, куда ты от неё?
   Но правда эта другая, непознанная. Люди в космос не летят, и в микрокосмос не сильно спешат, а мир вещей - большой и радостный, берет их себе в объятия. Бывают еще такие люди, как псевдоинтеллектуалы-дегенераты. Ну, к примеру, пошла Юлия Орлова в парк читать книжку. Сзади к ней подобрался антенщик из клуба веселого онанизма "Спартак", стоит и дело свое делает.
   Началось все не с этого. Но вначале было слово, и слово было у бога. Хотя, люди более начитанные, знают, что прежде всего были аннуаки, они оцифровали мозг австралопитека, чтобы самим не работать. 430 тысяч лет назад аннуаки прилетели на нашу планету, чтобы добывать золото, и планета их называлась Нибиру. Всё это установил Захария Ситчин в своей книге "12-я планета".
   -Что же теперь делать? - спросила Юлия.
   -Что именно? - спросил я.
   -Ну, я всегда хожу в парк, чтобы читать.
   -Это началось назад с год, с два, - сказал я, - объявился некий Валёк Шагулыев, - он и открыл этот клуб. Сначала все было так себе. Периодически на остановках появлялись пригласительные объявления - клуб веселого онанизма "Спартак", телефон. Правда, когда люди звонили, то попадали на квартиру какого-то чувака, и вскоре после звонка слышалось, как паренёк получает. Видимо, он жил у жены под каблуком. Она нет бы, разобраться. Она, то есть, разбиралась. Она разбиралась исключительно с ним. Но когда дело зашло далеко, когда власти города поняли, что дело пахнет керосином, было уже не до шуток. А, вот еще, в почтовые ящики как-то стали бросать объявления - приходите, мол, во дворец спорта "Спартак", все такое. Пришло много народу, посмотрели друг на друга и поняли, что над ними круто посмеялись. Кроме того, какой-то гад сообщил в рупор: ну что, мудаки, каково? А во теперь последователи этого учения стали появляться повсеместно в парках, на прудах, на речных пляжах, и никто с ними не борется. Поэтому, если ты хочешь чувствовать себя в норме, тебе следует читать свои книжки в общественных местах. Например, на фонтане. Там уж спартаковцы навряд ли появятся.
   Для Женьки я покупал бананы. Он очень любил орехи, а когда я садился перед телевизором пить пиво с фисташками, он эти фисташки воровал. В целом, он был обезьяна как обезьяна, выделяясь лишь тем, что иногда у него происходили всплески, и он рисовал пальцем на стекле нецензурные слова. Например, ежели покроется пылью экран компьютера, или другой какой-нибудь экран, телевизора, например. Этим самым он напоминал, что еще жив, и что еще собирается (вроде бы) вернуться в человеческую жизнь. Гадил он где попало, и мне пришлось наказывать его - ибо не дело всё это.
   И вот, я купил пару банок средне-беспонтового пива, фисташек, включил футбол и разговаривал с ним. Но, так как ответить он не мог, он лишь суетился и тяжко дышал.
   -Ты и не смотрел никогда футбол, - сказал я.
   Он запрыгал.
   -Ну всегда, всегда.... Надо учиться, Женька.
   Он побежал.
   -Пойми, просмотр спорта делает человека безопасным. Это как безопасный секс. Почему ты стал обезьяной?
   Он прибежал с бутылкой водки и пятидесятью граммами. Налил мне. Себе не наливал. И правильно - вдруг помрёт еще. Я выпил и запил пивом - вот ведь, без ерша и футбол не футбол.
   -Потому что бегал ты по бабам как-то меленько, - заметил я, - как-то вот так, вот так. Как бы вот сейчас - это твой образ бегуна по бабам. Такое совершенно скупое, хотя и частое, осеменение.
   Забыли гол.
   -Банка, - сказал я.
   Женька запрыгал.
   -Кто уважает спорт, с ним такого не случиться, - продолжил я, - не обязательно заниматься. Вот, хотя бы, прекрасный тандем в виде литробола и футбола. Это хотя я и не пью. Но когда литробол и постоянное шествие от бабы к бабе, то всё неминуемо закончится именно так.
   Он мне еще налил. Я выпил. Тогда совесть во мне взыграла, и я перестал его поносить, ибо он все же понимал, о чем речь. Забили гол, и было хорошо.
   Вскоре же ко мне пришли Наташа, Света и Лариса. Это были прошлые жёны Женьки. Теперь они собрались все вместе, чтобы найти ключ к решению проблем. Пришла и Юлия Орлова, но у той были свои мотивы - ибо все мы пошли к колдунье, имя которой запрещено произносить, и она вещала:
   -Убейте! Убейте их! И тогда Женька освободиться.
   -Кого убить? - не понял я.
   -Спа. Спа.... Спартак!
   Мы отправились в кафе, где на деревянную подставку ставили сковородки с черными боками, а в чашах их парили ароматные грибы, покрытые сметаной и тонкими колёсами помидор. Пиво было холодное, с надписью, что это - "Бавария", хотя я сомневался.
   -Надо идти, - сказала Лариса.
   -Куда? - спросила Наташа.
   -Ну....
   -Надо подготовиться, - произнесла Юлий Орлова, - иначе ничего не выйдет.
   Принесли тонкие пластины мяса, доступные для потребления при участии ножичкам. Я взял 2x50, ибо просто так пиво - деньги на ветер. В нашей жизни всегда надо хорошо есть. Если ты на себе не экономишь, то, значит, не напрасно дни идут.
   -Всё, - сказал я по окончании трапезы, - ваши идеи.
   -Стрелка послезавтра, - сказала Наташа, - в 22:00.
  
  
  
   * * *
  
   Я пробовал с ним поговорить. Я думаю, мозг мартышки довольно мал, а потому, при всем желании он не мог осознать всего груза происходящего. Но нельзя отрицать душу. Я думаю, что в момент зарождения человечества было множество прототипов. Происходило это в древности, когда правил Мардук. Я, правда, ни черта в этом не разбираюсь. Человек или не человек был Мардук? То есть, он не мог быть человеком. Шумеры относили его к богам, Захария Ситчин установил, что боги эти являлись расой существ с планеты Нибиру, которая якобы до сих имеет хождение в солнечной системе по кривой орбите. При чем тут Женька? Словно был тут некий ключ. Я разговаривал с ним, а он лишь верещал в ответ. Черт, если б он вновь стал самим собой, помнил бы он хоть малую часть из того, что с ним происходило?
   -Ты помнишь, Женька?
   -А помнишь, как мы все вместе собрались на шашлыки. Там была целая толпа. А помнишь, Сережа пережарил первую партию? А ты все говорил о земле. О том, какая она, земля, большая и широкая. А потом была вторая партия, и ты говоришь - нечтяк, нечтяк, братья. А потом ночью в дачном домике было мало места, и все лежали кто где. А ты среди ночи привел бабу, и она кричала, и я помню, среди тьмы был шепот - да когда же ты кончишь? А потом мы ловили тебя огородами, чтобы открутить голову, но ты убежал. А потом, потом вдруг остыли мы, сели пить пиво, и больше ничего. Помнишь ли ты все это?
   Он прыгнул мне на спину и стал искать блох в волосах.
   -Еще ты не дурак выпить, Женька, - сказал я, - особенно ты любил Балтику-девятку. Хотя, конечно, это жуткое пойло, но тебе оно нравилось.
   Он вскочил и пробежал по комнату.
   -Ну скажи, Жень?
   Он загремел на кухне и вернулся с ложкой. Зачем она ему, ложка?
   -Хочешь жрать?
   Но как бы он ответил. И я продолжил реминисценции:
   -А помнишь, мы все вместе поехали в Бирюки. Очень мирно, очень спокойно, а там, в Бирюках, был такой жуткий глушняк, что казалось, тут не люди живут, а где-то неподалеку расположена матрица по производству биороботов, и все они ходят толпами и вопят, как австралопитеки? Помнишь, ты умудрился повздорить с местными. Эх, Женька, я думал тогда, что нам - конец. Но мы справились. Пришлось встать вкруг и занимать круговую оборону. И мы победили. А потом, потом пиво все не заканчивалось, а утром везде ездили менты и проверяли, кто устроил махач. Но нас не нашли. Ибо не сносить нам тогда головы - мы тут были чужие, в этих чертовых Бирюках. А потом все вспоминали, мол, и правда, славный был махач. А теперь, когда прошло столько лет, я вспоминаю -утром там искали чью-то челюсть. За это можно было порядком влипнуть.
   Он вновь влез мне на спину и гладил меня по голове.
   -Память человека коротка. - сказал я, - пройдет год-другой, как будто и не было тебя. Но, конечно, ты никуда не делся. Вот он ты. Женька. И что тут еще скажешь? Надо надеяться на чудо.
   Он пищал, волнуясь, как будто мог что-то понимать. Но я уверен, если ты превратился в обезьяну, то вряд ли сможешь ты понять все слова. Ибо какова сила трансформации! И кто знает, как так могло произойти?
   Он грыз семечки, которые были упакованы в большие полукилограммовые пакеты и назывались "Сёмушка". Он очень любил семечки. Не помню, как тут дело обстояло с предыдущей реальностью.
  
  
   * * *
  
   Вскоре была стрелка. Юлию Орлову мы оставили сторожить Женьку, ибо будучи в одиночестве, он начинал кусать за мебель, и очень не хотелось видеть всю её деформированной и поцарапанной. Пусть бы даже он впоследствии свою причастность. Что с того? У Женьки никогда не было царя в голове. Более того, я думаю, бог превратил его как раз в то, что в голове его и находилось. Как говорится - что взрастишь, в то и перерастешь.
   Наташа, Света и Лариса снаряжали магазины патронами.
   -Никто не жалейте, - посоветовала Юлия Орлова.
   -Никого, - согласилась Наташа.
   -А тебе зачем? - удивилась Света.
   -Ненавижу их!
   -А... Я думала, ты о другом.
   У неё были свои опасения. Я не уверен, что каждой из женщин управлял зов светлой любви. Но я не спрашивал. Я взял гранатомёт, мы сели в старый уазик, и за рулем была Лариса. Была еще первая половина ночи, и машины поливали дороги светом. Народ толпился возле ослепительных брызг китайских лампочек, которые полосами украшали ночные клубы. Слушали Цоя. Группа крови на рукаве, и все такое.
   -Да, - сказала Света.
   Никто ничего не ответил.
   Потом, мы остановились возле забитого людьми супермаркета, чтобы купить водки. Оставалось десять минут до одиннадцати. Я вышел, пролез вне очереди, вышел - мы налили и выпили без закуски. Для храбрости. Тогда Наташа сказала:
   -Не может быть, чтобы я погибла.
   -Да, - ответил я, - Женька ждёт тебя.
   -Он жил с какой-то лохудрой, - заметила Лариса, - такая высокая и худая, как змея. И обувала такие сапоги, выше колен.
   -До жопы, - сказала Наташа.
   -Это его старая любовь, - проговорил я, - ему было восемнадцать лет, а ей - двадцать один, и они тогда познакомились. Они тайком встречались в пивбаре. Тогда кругом были круглые пивбары. Как обсерватории. Сейчас их все посносили. Раньше как придешь, там - один сорт пива, и еще один - в бутылках. Значит, два сорта. Но надо еще знать, когда приходить. В какие часы пиво свежее, в какие - разбавлены, а также - в какие часы разбавляют. Тогда только появился сушеный кальмар, и еще не все попробовали его. А кто не знал, тем показывали - смотри мол, что бывает. Кольца кальмара. Все это было тогда чисто китайское, и качеством выше. Это я хорошо запомнил.
   -Он тогда, сволочь, собирался на мне жениться, - сказала Лариса и закурила, - и потом женился. А с ней, значит, продолжал встречаться. Что он в ней нашел?
   -У них - обычная дружба, - заметила Наташа.
   -Дружба - хорошо, - сказал я, - эх, а я тоже о дружбе мечтаю.
   -А с Юлькой дружишь?
   -Это работа.
   Спорить не стали. Все были вооружены и готовы к бою. Ночь уплотнялась, будто бы к ней постоянно приклеивали новые листы тьмы. Это - обычное дело. Многие древнеегипетские фичи, если можно так выразиться, напрямую связаны с бытием аннуаков. Но мы ничего не знаем. Можно ли доверять Ситчину? Например, судьба, смерть. Ночью из человека вынимают сердце и взвешивают. Это - проверка на грешность. Вообще, эту операцию производят после смерти, но и ночью имеет место репетиционный момент. Сон - лишь временная смерть. Известное дело. Поэтому, если человек не спит, например, часа в три или в четыре, дежурное взвешивание не происходит, а значит, жизнь идёт как-то не так.
   Ну, допустим, мы взяли Женьку и взвесили энную часть души. 2 балла. Потом, надо набрать 250 баллов, чтобы зачислить ему 2 грамма счастья, а он в это время не спит, он постоянно, словно ночной саксаульный воробей, служит в храме собственной похоти. Да ладно бы, супружеский долг. Ничего подобного. Да ладно бы, в кровати. Нет, зачем. Допустим, он находит место встреч на складе. Там - ящики, стульчики. Больше ничего. Итого, набирает Женька баллов 50. Бог смотрит на это дело и говорит - эка фигня. Что ж делать с тобой?
   Теория, может быть, и неверная. Но факт налицо. Женька - обезьяна.
   * * *
  
   Мы пошли на штурм после того, как я выстрелил из гранатомёта. На самом деле, все это больше напоминало резню. Ибо спартаковцы были безоружны. Они собрались в тайном месте, чтобы провести обряд экзальтации, где мы их и накрыли.
   Массовые жертвы, что мы знаем о них?
   Первой же таковой, опять же, согласно Захарии Ситчину, был потом. Всемирный потом. То есть, это, конечно, не резня, но - сознательное уничтожение первых индивидов. А все дело в том, что аннуаки добывали золото, и им помогали роботы. Космодром находился на Синайском полуострове. Золото везли на Нибиру, и число аннуаков равнялось шестистам. Высадка произошла очень давно, 430 тыс. лет до нашей эры. Можно себе представить, как долго эксплуатировалась земля, пока кому-то не пришло в голове произвести генетический эксперимент с человекообразными особями. Таким образом, эволюционный скачок составил всего несколько поколений, и аннуаки получили бесплатную рабочую силу.
   Люди верили в богов, но этого было мало. Впрочем, легенда об Адаме - точная иллюстрация первого оживления. Что касается змея - то тут, видимо, какая-та техническая штука. Но потом на совете было решено уничтожить человеческую расу. Впрочем, после потопа решение было подвергнуто критике. Человеческую расу восстановили, дав ей все знания, включая полную информацию о потопе.
   Иногда, в отдельных людях, всплывает что-то эдакое. Может быть, это еще от них. От предков. Какие они были? Никогда мы не узнаем. Ибо все это напоминает абсурд. Никакой 12-й планеты в Солнечной системе нет. При нынешней аппаратуре её бы давно обнаружили.
   Взрыв произошел в окне, и многих посекло стеклом. Но какая разница? Ведь выжить не суждено было никому. Автоматные очереди раздавались то тут, то там. Я оставался на улице, не давай никому уйти - так как периодически из дверей кто-то выскакивал. В темноте можно было подстрелить своего. На этот случай мы договорились использовать катафоты. Это было что-то типа системы свой-чужой.
   И слышались крики о пощаде. И были крики о помощи. И у всяких социальных групп или народов бывает свой потоп. Всеобщий давно прошел. Теперь - локальные. Например, летите вы на самолёте. И у него отрывается крыло. Это значит, что все умрут. Но не нужно бояться смерти. Ведь я уже сказал, что каждую ночь и так взвешивают ваши деяния на весах. Вы вроде как готовы.
   А вот случай с Женькой - это же невероятная левизна в плане, что все левое - это все фиг победимое.
   Когда из дверей выскочила толпа, я строчил из дискового пулемета. Смерть этой ночью была сытой. Место же встречи клуба "Спартак" всегда тщательно засекречивалось, так как было немало желающих поквитаться с этими очень плохими ребятами. Но думали ли они, что час расплаты будет именно таким?
   Когда все было кончено, мы выдвинулись назад. Оружие спрятали в специально приготовленном месте на городской свалке. Там же был установлен датчик. Если бы кто-то обнаружил тайник, мы были бы тотчас оповещены.
   - Буду пить с горла, - сказала Наташа.
   Света была за рулём. Я также выпил с горла и спросил:
   -Девчата, а вы слышали про Нибиру?
   -Не а, - ответила Лариса.
   -Читать книжки надо, - заметил я.
   -Главное - счастье, - ответила Наташа.
   И ночь была еще гуще, так как к ней приклеили еще листки. Но почему человек ничего не знает о её плотности? Все очень просто - он всегда едет вдоль, а надо - насквозь, через ночь. Словно бы делаешь дыру в пространстве. Но иначе ты остаешься простым человеком. Когда же бог наказывает человека, то как определить мотивы? Увидеть бы его лицо. Но если аннуаки создали человека, то где бог?
   Вот ведь загадка. Но он есть, только дурак может сказать, что его нет.
   Когда мы вернулись, выяснилось, что Женька принял человеческий облик и тотчас соблазнил Юлию Орлову. Все это было более, чем ужасно. Я отошел в сторону, чтобы курить. Было слышно, как Женька отмазывается. И, в принципе, он был прав. Ибо все они, и Наташа, и Лариса, и Света были в прошлом. И никто их и не звал.
   -Так бы и остался бы обезьяной, - заметила Наташа.
   -А я и не просил, - парировал Женька.
   -Мы из-за тебя кровь проливали.
   -Да ваши проблемы, чо.
   -Вот сволочь.
   -Ну и что с того. Хотите любви? Вступайте в гарем.
   Это и есть конец истории. Женька после этого, как нормальный пацан, предложил Юлии Орловой руку и сердце, они поженились, но подробностей никаких нет, так как это было недавно. Я же продолжал размышлять на тему, что есть высь, что есть дух, и вообще - может быть, нашей планетой управляет какой-то робот? Нибиру улетело. Видимо, далеко куда-то, раз найти его не удается. Это и хорошо. Всяческие вторжения нам ни к чему.
   Заключение - Женька и раньше бухал, и раньше прыгал по бабам, как воробей. Тут же продолжилось только пуще.
  
  
  
   Золотая Га
  
  
   Я вспомнил тот далекий момент, когда я шел по Линии, и тела всех зверей светились, пропуская меня, и каждый отдельный поворот был путь к храму, и там, где он рос, все могло быть как-то особенно по-своему. Каждый мир неповторим. Он создан не нами, хотя иной раз кажется, что твои руки наполнены силой созидания, и ты приложил силы- видимые и невидимые, и все это теперь существует не просто так.
   Линия. Ее длина. Её ширина. И её уход под самые корни Хаоса, где растут самые первые храмы, и где я спал.
   Я люблю спать. Когда-то, проснувшись, я увидел Собакообразное Существо. Я бы не сказал, что я люблю спать именно здесь, но что такое - здесь или там. Тогда надо спросить - зачем поэзия? Именно для этого. Сухой язык прозы не всегда может передать места, описать их, подобрать нужные краски. Был бы я художник. Да, это - идеальное состояние. Когда ты можешь показать все, что знаешь, а знаешь ты гораздо больше.
   -Я во сне, - сказал я Собакообразному Существу.
   -Ну и что, - оно перелетело через всю внутреннюю полость храма.
   Мы жили в храме, и это был храм первичный, и никакой человек не зайдет сюда, так как здесь попросту нет людей.
   -Это было давно, - сказал я.
   -А меня уже нет, - ответило Собакообразное Существо.
   -Наверное, и меня нет.
   -Нет, раз ты это видишь, то ты есть.
   -Но я понятия не имею.
   -Нет, ты наверное, думаешь, что раз ты не знаешь сюда дороги, то тебя нет. Это ерунда. Изменение формы - нормальное качество. А я однажды было президентом Турции. Но это другая Турция. Так как в ней растут Красные храмы, а в той, о которой ты знаешь, там ничего такого не растёт.
   -Я где-то такое видел. Но ведь тут кто-то еще жил?
   -Да. У меня был отец. Но Собакообразное Существо всегда одно. Новое, говорят, появится нескоро.
   Вокруг храма стояла вечная золотая осень - потому что весь этот мир такого цвета, будто бы золото затемнили, ближе к меди, смешали со старым янтарём и вылили все это в воздух, и сам воздух - молекулярно - струистый поток осени. А каждый храм, что растет на этой улице - это безразмерный мешок. Я бы сказал, что это - мешок. Снаружи всё более или менее прилично. Но каков состав воздуха? Мог бы человек дышать.
   Я побежал по корням, ибо они, корни, растут везде, есть филиалы Храмов Хаоса. А если нет таковых, то люди живут сухо, будто им на дают воду. Там у них свои странные условия. Храмы строят. Внешне они могут напоминать наши храмы, потому что других и не может быть.
   Я вышел на земле, где вся земля была покрыта камнями, и все это были выходы корней на поверхность, и некоторые уже набирали форму, напоминая храмовых детей - но в целом, это были уже вполне законченные по форме храмы - только маленькие. Я влез в один из них, и лежал. С севера наступали ветра, но сюда они не проникали. Я перетащил через Линию силу, и теперь нам было тепло. Хотя, храм сам по себе не мерзнет. Ведь он вырос из камня.
   Незадачливому путнику вначале и в голове не придет, что все эти россыпи камней - вовсе не камни, а есть начало.
   Есть места, где человек так близко связан со Зверем, что после смерти Зверь из него выходит и укрывается в храме. Потом, он идет по Линии, и связь с ним теряется. Родственники хоронят тело, вспоминая все самое лучшее, что было с ним, с человеком тем, в состоянии гуманоида.
   Зверь похож на человека, но у него есть рога. Также, его ногти излучают холодный свет, и это излучение опасно для жизни - если зверь начнет царапаться, как кошка, то противнику тут хана - этот синий огонёк режем похлеще самого острого лезвия в мире.
   -Сидеть на одном месте, - сказал я Собакообразному Существу, - и занимать одну и ту же форму - это не по мне. Так много форм. Все равно, что много профессий, много таинственных мест. Ты выбираешь форму человека. Но если в основе его - Зверь, то это слишком банально. Мы пойдем дальше - в жуткие отстойники бездуховности, где не выживет ни один камень, из которого впоследствии мог вырасти прекрасный храм. Таких мест чрезвычайно много.
   -Ничего хорошего, - сказало Собакообразное Существо.
   -Я, порой, боюсь забыть себя. Боюсь не вернуться. Как хорошо прийти и лечь в спячку, и уже никогда не выходить.
   -Но и здесь можно состариться и умереть.
   -Но и жить вечно ни к чему, - заключил я.
   И вот, иду я полями. И это поля, на которых целые свалки камней. Убрать их невозможно. Засеять - никогда. Вдалеке виднеется городок, и там нет храмов - странно, видимо, это место молодое, и ни один зародыш еще не оформился во взрослую особь. Зато там, внизу, видна окаемка большой водяной тарелки. Это море. И там - несколько домов, а также - два огромным, метров по пятьдесят в высоту, Храмов Хаоса, и я иду туда, так как полагаю, что это - храмы среднего возраста, то есть живые.
   В возрасте в сотню тысяч лет храм начинает засыхать, и тени существ Хаоса бродят внутри него, но корни все так же доступны, чтобы выпрыгнуть через них в любой другой храм, пусть бы он даже рос на другой планете. Я, правда, об этом ничего не знаю. Это я сказал просто так.
   Я прихожу в посёлок, и там мне предлагают в местном заведении. Путники здесь встречаются редко. Мне дают вино, и я иду в Храм и там смотрю, как струятся потоки. Ведь иногда бывают храмы с хранителями. Я когда-то видел их. Это огромные существа ростом метров в пять, и они выходят из Линии, чтобы править здесь, и это - Высокий Храм.
   Но хранитель просто так не селится где попало. Надо, чтобы в этот храм кто-то приходил, чтобы ему отпустили грехи и подарили счастье.
   -Я что-то не помню ничего, - сказал я местному парню.
   -Говорят, тут когда-то был хранитель.
   -Большой?
   -Тут раньше никто не жил. То есть, храмы давно стояли, еще тут люди не жили. Но в древности, там, в стороне, была столица ханства. Нам по истории рассказывали. И тогда в храме появился хранитель. Вернее, хранительница. Мы ведь не знаем их иерархии. Как живут звери.
   -Ничего такого, - сказал я, - звери идут по Линии.
   -Что такое Линия?
   -Я хотел написать книгу, - ответил я, - но как-то руки не доходили. А что еще говорят про хранительницу?
   -Её имя было Золотая Га. Говорят, это какое-то ключевое существо у них. Видимо, какая-та царица. Но это же не секретная информация. И проверить её никак нельзя.
   -А ты сам видел живого хранителя?
   -Нет. Да кто их видел? Нет, я слышал, что в некоторых местах, в некоторых храмах, они появляются, но доказательств нет.
   -Хотел бы увидеть?
   Я подумал - что, если взять его с собой. И впереди - бесконечность. Сколько плоскостей у мироздания, сколько страниц, сколько томов? Ни один смертный такого не видел. Даже если на пути тебя поджидает абсолютное зло и абсолютная смерть, все это того стоит. Нет, за смертью уже ничего не будет. Но человеку стоило бы увидеть, как это все прекрасно.
   Золотая Га. Я замечтался. Я не отношусь к существам, выдержанным в форме. Я принимаю все, что захочу. Так было задумано. Теперь уже не вернуться в прошлое и не исправить - да я и не хочу. Другое дело, если бы это было возможно.
   В чистом своем состоянии они мне - не чистокровные родственники. Но близость Хаоса нас объединяет. Интересно было бы узнать, откуда взялось Собакообразное Существо? Ведь оно, должно быть, вышло из Хаоса.
   Другое дело - нынешние произведения про Марса Брайнера. Все это и так, и не так. Хотя сие есть единственное место в мире, в котором дух Хаоса передан в том единственном правильном виде.
   -Когда-нибудь, - сказал я.
   -Один художник рисовал её, - сказал парень, - он видел её во сне.
   -Её?
   -Да. Золотую Га. Возможно, она такая и есть.
   И я шел дальше, озадаченный. Мы сильно отличаемся друг от друга. Но я слышал о Царях, о том, что они совсем иные, и что даже физические параметры Царей отличны от человеческих.
  
  
   * * *
  
  
  
  
   В ту пору я просто жил, ни о чем не подозревая. Я писал стихи о мире и её жителях, я создал общество без ответственности "Кунсткамера", прекрасно понимая, что значит "в этой стране.
   Это знают, и не знают.
   Делать скидку? Идти своим путем?
   Когда деньги добрались внутри головы человеческой до самых глубин, уже ничего не исправить. Нужно ломать.
   Но сможет ли ломать художник?
   И каждый деятель уже признал себя индейцем, а значит, тут нет лжи - он ждет, когда Хозяин бросит подачку. Доллар в США печатают как хотят. И вот, выходит дядька, абстрактный или реальный, на птичий двор и бросает зерно - и глупые птицы бегут, бегут. Доллар для блогера. Доллар для киноведа. Доллар для поэта.
   "Кунсткамера", как концепт, была продолжением "GSMB", и спуск к подножию мира, в ад, был описан еще тогда.
   Я шел, и тьма была все гуще. Я думал, быть может, мне встретятся города тьмы, и жители их не будет походить на людей. И вся моя душа была темна. Не было ночи черней, и тогда я даже гордился этим. Хотя этого ничего не давало. Мне никто не платил. Мне никто ничего не обещал. Пропасть во тьме было проще простого.
   Это тьма более глубокая, и даже дьявол остается где-то наверху, в мире земных забот, или - около них. Можно бы было описать в виде волка, сторожащего ягнят, но это слишком примитивно.
   И я шел, и я вдруг увидел её свет, вспоминая - может, и я когда-то видел его, и был к нему близок.
   Я очень хорошо знаю тьму, и я описывал её в различных главах произведения "Вечер на Красной Орбите". Ад был запаянной бутылкой. Само действии закончилось так давно, что и сказать тут нечего - тем более, люди в ту пору не жили. Были какие-то еще люди. До потопа была большая и длинная история, и, чтобы узнать её, надо разматывать мир, словно пулеметную ленту. Человек же вообще ничего не узнает, пока не появится наука о трансляциях. Мозг человека вполне приспособлен для того, чтобы его переделать. Но тут не нужны физические вставки. Достаточно изменить программную среду. вы спросите - об этом кто-то знает? Нет, никто не знает. Даже у меня ничего не получается.
   Ад плавает во тьме, а сама тьма еще выше, она - половодье, вешний и вечный подъем, и храмы черных зверей разрастаются на участках тьмы, и я иду, и меня узнают за какие-то прошлые заслуги и приглашают к себе.
   -Мы не можем тебя нанять, - сказал высокий черный царь.
   -Я не прошусь, - ответил я.
   -Но мы можем дать тебе звезду, наш символ, который даёт тебе наш статус.
   -Хорошо. Давайте.
   Прошло почти двадцать лет. Я получил звезду и шел дальше, и моё физическое, человеческое, мирское - оно не могло удерживать царскую звезду, и я постоянно сваливался в штопор.
   Я описывал клуб "48", из которого начинался ход во все измерения, но многое было придумано - ибо этот мир напоминает гладкую голову лысого человека.
   Но в тот день, когда я вновь вспомнил о ней, мне явился призрак матери. Мне было страшно. Я вспомнил, что в конце было что-то страшное, и что враг убил их, вместе с отцом - но раньше или позже, чем это случилось со мной?
   Конечно, я и тогда не верил сам себе до конца, ибо странное это кино.
   -И меня нет, - сказала мать, - и тебя нет.
   -Я выберусь, - ответил я.
   -Нет. Все прошло.
   -Прошло.
   Она исчезла вместе с лучом, который шел с неба, и я продолжил свой путь во тьме, и уже было пора подниматься наверх, когда я увидел её золотистое свечение.
   Золотая Га.
   Как долго все это тянется. Ты напоминаешь червя, который хочет выбраться из земли и стать человеком, но у самой поверхности расположен асфальт - это хуже, чем пытаться пробуриться из подо льда. Земля скрывает тени правды, а самоё её нет.
   Я вышел на свет, и она, царица Зверей, стояла, возвышаясь в каком-то отдаленном храме. И, видимо, это был улей. Это одно из мест, куда можно пробраться по Линии, но, вследствие удаленности от самой планеты (улей висит где-то в космосе), он не всегда доступен. Тем более, я не совсем их породы. В некоторое время, в некоторой стране, я отправился учиться в странное учебное заведение, где, в конце концов, все закончилось инициацией. Но, я полагаю, гены Зверя были раньше. Они смешались с модуляцией. Это опасная игра. Но люди ничего об этом не знали, и я стал таким, каким....
   Впрочем, когда ты идешь по коридорам вечной тьмы, понимаешь, что ты уже не существуешь. От тебя остались лишь дым и песок. И Золотая Га светится, и это - всего лишь окно. И видно, как Звери со всех углов этого странного мира бегут к ней. Она даёт им свой мёд. Она королева.
   Наверное, Звери имеют что-то общее с пчелами. У них также есть королева. Наверное, они, Звери, потомки 7-ми пчел. Я ничего не знаю про них. Некогда, когда тьма расступилась, они собрались в круг и зажгли огонь.
   Мы жили тогда на берегу океана. Говорили, что отец наш - шулер, и что он подался в другую страну. И я сказал матери, что часто вижу себя среди этих пчел.
   -Тогда мы пойдем, - сказала она, - может быть, начнешь учиться, поймешь что-то о себе.
   Я думаю, незнание себя растёт из далекой древности.
   Я вышел на свет, и канал потемнел, и её уже не было, Золотой Га. Наверное, ни один человек не знает о её существовании. Это логично. Мы не знаем имён пчел. Это - закрытый для нас мир.
   В один из осенних дней я вспомнил про неё. Должно быть, однажды я пришел в храм и увидел её в качестве хранительницы. Она возвышалась - огромное существо, почти до потолка.
   -Ты такой маленький, - сказала она.
   -Я хочу что-то узнать о себе, - ответил я.
   -Зачем? Каждая жизнь - каждая роль. А я служу. А есть такое выражение - студенты прохладной жизни. Это значит, что ты прохлаждаешься. Но более того, ты прохлаждаешься глобально, от одного бытия к другому.
   -Со стороны всегда так.
   -Наверное.
   Линия горела за её спиной - вся она состояла из тел всех когда-либо живших в мире Зверей.
  
  
  
  
   Клара и Зов Севера
  
  
Про Зов Севера, про его зернистость, я уже писал неоднократно.Повторюсь лишь в качестве мета-текста: в глубинах Севера спит Зло. Оно зовёт. Это - длинные черные люди с тремя глазами. Больше никто и ничего не знает.Мнения же о Кларе в ту пору всегда разные, ибо в коллекции ее побывало 5 мужей и штук 10 немужей, и еще много мужчин желающий, с красными - до земли - языками с капающей вниз слюной.
   Лишь только Сева Трубкин, человек, которого временами посещал Бог, дал точное определение:
   -Вот смотрите. Человек - вроде бы один. Вот взять тебя. Или тебя. Но структурно это не так. А вот Клара - это сообщество существ, потому у нее постоянно что-то меняется в голове - кто у руля, того мы и слышим.
   Но еще в те времена, когда Сева мог что-то сказать, потому что уже позже жили они по разные стороны большой русский земли, на Клару словно бы находило - ей казалось, что Сева страшен и силён и владеет её душой. Она ведь достаточно рано осознана свою суть - хотя и не разумом. Потому что слов не было. Там, в глубине, это сообщество клокотало - лица, руки, тела, может быть - усики, когти, жала.
   Когда же время жизни еще молодое, люди много встречаются, много говорят, обмениваясь словами и их формами. Это наподобие разделения пищи. Вот я ем хлеб. Скучно мне одному есть хлеб. Я говорю - давайте вместе пить хлеб, и запивать вином. Но - годы взрослеют. И людям уже не нужно ни с кем делиться.
   У Клары с детства была одна главная подруга, и звали ее Монтенаташа.
   -Ты знаешь, Монтенаташа, что в Сибири живет Анастасия, - говорила Клара.
   -Да, ты говорила.
   -Даже не представляю. Она там одна, и от нее идут лучи!
   Но рассказы о русском, о лесе, о земле - все это было не ново, и Кларе кто-то требовалось. В тот момент, надо сказать, ей попалася Федя, Фёдор Линькин, парень молодой, да и сама Клара была молода, да и всё крутилось в некоем колесе.
  
   -Я думаю, это - эксперимент, - сказал Федя.
   -Точно, - ответил Сева Трубкин, - а почему? Хотя - не важно.
   -Нет, ты же сам постоянно говорил, что это - эксперимент.
   -Да. Жизнь - эксперимент.
   -Нет, ты же сам говорил, Клара - эксперимент.
   -Это вопрос осознания гомеостазиса, - заметил Сева Трубкин очень важно, - посмотри, все люди - одинаковы. Ну, они чем-то, конечно же, отличаются. Все это потому, что все вместе это некий организм, и вот , допустим, и ты, и я - мы ребята обычные. Но в мире существует такая единица, как Спецчеловек. Эту теорию я выдвинул еще раньше, когда ты еще не встретил Клару. Но ты же сам сказал, когда я ее еще не видел - что мне надо на нее посмотреть и оценить.
   -Но тогда я уже знал твою теорию, - проговорил Фёдор Линькин, - и я сразу же сказал тебе, что я встретил Спецчеловека. Потому что Клара - она не может быть простой девушкой. Но ведь к сожалению все это и не по-доброму, а как-то еще.
   Надо сказать, что Федя встретил Клару в электричке.
   -Вот это взгляд! - воскликнул он про себя. - Она ест глазами!
   Клара смотрела в окно, глаза были на выкате и были готовы выпрыгнуть.
   -Давайте познакомимся, девушка, - предложил Фёдор.
   -Давайте, - ответила Клара.
   И она тут же рассказала ему часть правды, но полная правда пришла позже: в мире очень много Русского! Но самое русское - это Сибирь. И ее тянет туда, она туда хочет, и порой, хотение севера достигает невиданных величин, и она чувствует настоящее сексуальное озарение севером.
   Клара много говорили о гиперборейцах, о том, что древний Египет построили русские, пришедшие с Севера.
   Еще одно замечание - Север пишется с большой буквы.
   Есть разница - север и Север.
   Если вы знаете английский язык, то в курсе, что есть шип и ш-и-и-ип. Так вот, точно так же - Север и север.
   Через некоторое время Федя жил с Кларой - для эксперимента. Потому что обычные люди живут вот почему: во-первых, так менее скучно. Во-вторых, секс.
   Больше ничего.
   Иногда бывает любовь, но это в кино. В жизни - процента 2%. (или без %).
   Сева Трубкин, мастер собственного слова, не случайно опросил человек 50.
   -Для чего люди женятся?
   48 человек ответили - чтобы секс был регулярным. 1 человек затруднился. 1 зевнул.
   Но все это касается людей промежуточного возраста. Молодежь вообще скажет, что не зачем. Более старшие вообще ничего не скажут - на их мозгах застыл небутербродный маргарин прошедших дней.
  
   -На севере живет Анастасия, - сказала Клара.
   -Как она там живёт?
   -Одна.
   -А где она берет косметику?
   -Зачем ей косметика.
   -А туалетную бумагу.
   -При чем тут это?
   -Давай я выкину туалетную бумагу и скажу тебе - ах, не будем о низком.
   -На севере все - русское!
   -А у нас?
   -У нас - нет. У нас - не настоящее.
   -Как же жить!
   -Нужно ехать на Север русский.
   -А ты знаешь, что Анастасию сочинил Владимир Мегре, обычный сектант.
   -Он не сочинил! Он с ней встретился.
   -У него же на лице все написано.
   -Хочу мороженого!
   -Зачем тебе мороженое!
   -Ты должен раскрыться!
   -Зачем раскрыться!
   -Ты закрыт! Раскройся.
   -Клара!
   -Хочу любви!
   -Раздевайся.
   -Уже не хочу! Ты не мужик.
   -Сейчас получишь!
   -Не мужик! Импотент.
   -Клара, еще слово, и получишь.
   -Импотент!
  
  
   -Знаешь, - сказал Федя Севе Трубкину, - я уже вычислил, как происходят колебания. Сначала она пытается навести тебя на такие темы, чтобы по ее словам, я раскрылся. Но я понимаю, что говорит она об этом - словно об открытии раковины. И вот, она начинает все делать так, чтобы я раскрылся - но даже если этого и не происходит, начинается приход. И её приходится бить. Говорят - не бейте женщину. Но ее иначе не успокоить. Начинается пике. Она кричит, не переставая - наконец, когда она утолит некую скрытую жажду, все заканчивается.
   -Я думаю, это - метод подпитки, - заметил Сева Трубкин.
   -Да. Если в процессе этих воплей ей станет хорошо, то мне - плохо. Я заметил. Видимо, в обычном состоянии человек защищен - есть определенный механизм, и, чтобы преодолеть ее, она старается вызвать положительные эмоции. Она недаром говорит - "нужно раскрыться". Как только человек раскрывается, она его хватает.
   -Почему же ее тянет на Север?
   -Ты же сам говорил про Север.
   -Да. Но это - поэтическая тема, не более. На самом деле, я в детстве прочитал это в газете, а потом уже прокультивировал в метафоре. На севере есть чертово кладбище. Но и названо оно в честь захоронения черта - именно так. Если разобраться, то люди, которые это открыли, так и посчитали. Черные люди спят в каких-то нишах. Но они именно спят. Если они проснутся, то будет что-то нехорошее.
   -Я думаю, это правда. Оно зовёт Клару.
   -Спецчеловек, я думаю, не осознает самого себя. Он живёт автоматически. Это - некая единица мироздания. Возможно, просто не было еще такой ситуации, чтобы истинное ее предназначение раскрылось.
   -Как ты думаешь, Спецчеловек бывает только женского пола?
   -Нет. Бывают и мужские особи. От пола тут ничего не зависит.
  
   -Ах, - говорила она Монтенаташе, - ты знаешь, наш магазин находится на территории рынка. И там у меня есть друг.
   -Что за друг? - спросила Монтенаташа.
   -Он просто друг. Просто друг. Но он весь такой русский! Он такой весь русский! Такой весь настоящий!
   -А Феде ты говорили про него?
   -Нет. Но я скажу. Ведь он - просто друг. Просто друг! Он такой весь русский!
   -А сколько ему лет? - спросила Монтенаташа.
   -Не знаю. Лет 50. Но это не важно.
   -О чем вы говорили?
   -О русском. Он приглашал меня на русский фестиваль.
   -Почему русский?
   -Там все настоящее.
   -Он предлагал тебе ехать?
   -Да. Но мы просто друзья. Он сказал, что мы поедем туда вдвоем, и что мы - просто друзья!
  
   Люди же, которые знают, например, запах судьбы, могут многое сказать - и тут не нужно обладать сверхествесственным опытом или прочими навыками в этой области. Но уж если взять какого-нибудь опытного экстрасенса, гадалку на кофейной гуще, то в некоторых случаях мы можем увидеть свою судьбу не то, чтобы в виде книги или списке - но как сущность. Тут вот и был один такой случай - Федя и Клара пришли к Жанне С., мастерице армянских узоров. Она читала по руке и говорили жизнь от начала до конца, чуть ли не называя дату смерти (по желанию - хотя и проверить никак нельзя было).
   -Даже не знаю, что тебе сказать, - говорила Жанна С., - это вот как... Лыстик! Нет. Не лыстик. Ткань. Ткань, да. Черная ткань. В душе. Она там у тебя с детства. В церковь нэ иди, нэ знаю. Крепкое. Грех, не могу ничего сказать. Грех сразу же. Не могу ничего тебе нагадать. Дорогая, асфальт, и сверху чем-то намазано, жирное. Густое. Сэвер! Не знаю, почему. Сэвер! Ты, дочь, как бы и не злая и дэлаешь вид, что с богом, но ты не с богом - ты сразу же с чем-то. И не бэс. Нэ знаю. Ты во всех видишь грех, потому что ты - во грехе, грешница, от рождения - грешница.
  
   Весь этот краткий спич зафиксировал Федя Линькин.
   -Она же, Жанна, не понимает, что она видит. Но у нее явно есть способности.
   -Конечно, - ответил Сева Трубкин, - она же не может распознать, что видит Спецчеловека.
   -Наверное, если провести сеанс гипноза, Оно расскажет об иной вселенной.
   -Наверное.
  
   Надо сказать, что в магазине Клара работала временно, и именно там, в магазине, едва не произошел акт взаимосоединения тел с особенно русским другом - очень крикливым и пузатым начальником рынка, который тотчас купился на имидж Клары - а именно - образ крайней наивности и практически Алёнушки из какого-то там старого фильмеца - ясные русские очи и лесная улыбка. Конечно, если смотреть на жизнь с точки зрения вселенной, тот тут было свое - энергия, поиск ее источников, поедание большое, подъедание маленькое, и имиджи тут были как всегда полезно.
   -Мой хороший, - чуть не заплакала от счастья Клара.
   -Иди сюда, Кларочка, - говорил он.
   Клара, конечно же, отдавалась не от зова тела - в душе ей была нужна власть над Федей Линькиным, а тот не давался - нужен был обмен, смена коней на переправе. Все зависило от того, купился бы престарелый дядька.
   Он усадил ее на стол и, уже собирался приняться за дело, но все испортила Монтенаташа. Она ехала с работы и решила забежать в магазин.
   Надо сказать, что продолжения не было. На районе, в кафе мороженное, Сева Трубкин сказал Кларе:
   -Ты собираешься ехать с ним?
   -Да. Он русский, русский!
   -Тогда я тебя побью.
   -Да, - Клара расстроилась.
   -Смотри, и его. Ты же меня знаешь, - сказал Сева, - со мной лучше не связываться. Не дай бог, Клара.
   Впрочем, Сева все же увидал как-то "друга", там, в местах торговых, подошел и стал разыгрывать роль - дело в том, что Сева всегда разыгрывал роли. Например, он мог выдать себя за только что откинувшегося блатягу:
   -Смари, в натуре, отец, под танком - ночь, слы, - сказал он, - не лезь. Раздавят, в натуре, порвут.
   Когда Сева был в ударе, у него все получалось. На самом деле, после этого он пошел в библиотеку, и сидел в читальном зале. Там он встретил Федю и парня по имени Арарат, который платил деньги за уроки русского языка.
   -Принес? - спросил Сева.
   -Принес.
   Арарат открыл коньяк, пили аккуратно, чтобы никто не видел.
  
   -У нас бы ничего и не было, - говорила Клара Монтенаташе, - он - просто друг. Разве нельзя просто обнимать друг друга? Мы же тоже обнимаем друг друга?
   -Но у нас другое, - возразила Монтенаташа, - это просто дружба.
   -О чем же вы говорили?
   -Он говорил, что я очень похожа на Алёнушку.
   -А еще о чем?
   -Что у меня зовущий розовый ротик.
   -Так и сказал?
   -Да. Еще когда я сказала ему про стихи, он сказал, что ему также нравятся стихи.
   -А какие стихи? - спросила Монтенаташа?
   -Разные.
  
   Все это было началом - потому что Север скоро воззвал - никто ведь не знает, почему зовёт Север, и что это явление - не единичное, и человеческие индивиды - вовсе не части социума, но нечто большее. Но никого не надо ругать - сто лет назад люди знали еще меньше, а тысячу - совсем ничего.
   -Я хочу в Уренгой! - заявила Клара Феде Линькину.
   -Куда, куда?
   -Хочу мороженого!
   Федя знал, что это - начало, и некое особенное хотение - это признак, что Клару скоро накроет, и он услышит голос того таинственного существа (хотя мы уже определили, что их много, существ), что находится внутри. Тем не менее, он сел в лифт и поехал к подножию земли, туда, где в ночи светился желтым светом магазин. Там он купил мороженого и водки.
   -Хочу мартини! - сказала Клара.
   -В том магазине нет мартини!
   -Хочу!
   -Скажи, почему ты поедешь в Уренгой?
   -Там всё русское!
   -А здесь?
   -Нет, здесь нет ничего русского.
   -А Анастасия там где-то живёт?
   -Да. Там.
   -Чисто в Уренгое живёт?
   -Не знаю. Её ищут по зову сердца.
   -А Владимир Мегре как нашел?
   -Именно!
   -Значит, ты поедешь на Север?
   -Да. Нет. Да. Ты будешь пить водку?
   -Да. Налью себе.
   -Хочу!
   -Ты же не пьешь водку!
   -Хочу!
   На сей раз подача, как выражался Федя, не прошла - Клару смело после 50 граммов, и она заснула, вяло икая. Утром ей было трудно жить и дышать. Она все же добралась до работы и там, уже на торговой улице рынка, встретила Степана - пристарелого директора, который ходил, выпятив вперед живот - это был жест власти. Клара, впрочем, ощущала, что рыба уплыла - поздоровалась вяло, Степан же стал шептать на ухо:
   -Видел твоего мужа!
   -Какого?
   -Того, блатного.
   -То был Сева.
   -Вот-вот. Клара! Клара, давай убежим! Только ты и я! Прямо сейчас. Все бросим. Давай убежим, родненькая. Сейчас. Я все брошу. Весь бизнес. Куда ты хочешь? Куда скажешь, туда и уедем.
   -Хочу на север!
   -Поедем на Север.
   Клара, как и положено людям, которые порой внешне - особенно люди, начало, было, взвешивать. Да - нет. Туда - сюда. Конечно, голос разума в ней отсутствовал, и она и сама не знала, почему хочет то или иное.
   -Я так тебя хочу, - шептал Степан, - всё за тебя отдам.
   Клара, было, потянулось - но тут словно был запрет. Она и сама не поняла - словно бы голос без голоса, но, может быть, и сам голос Севера тут был. И мало того, что звал он - указывал - что мол ушел уже теперь Степан, не держись, нужны новые белки и углеводы, тело, руки, ноги, голова, душа....
   Чей-то другой мёд.
   Или наоборот - насекомое, привлеченное мёдом этим, уже переварено. Зачем теперь?
   -Иди, - она едва не захныкала, строя из себя Алёнушку, - ну же. Это всё. Всё.
   -Но давай все же о себе знать, - сказал Степан.
   Было видно, что этот совершенно взрослый человек и правда потерял что-то, питаясь неким ядом, который теперь им владел.
   Днём спустя состоялся таки опрос - была тут и Монтенаша, и Арарат, который уже знал некоторые, окроме мата, слова, а также некоторые девочки - практически мифические - они приходили, чтобы засвидетельствовать свое почтение к словам Севы Трубкина.
   Но, как я уже сказал, Сева постоянно исполнял какую-то роль. Время от времени он сочинял песни, и их пели хором. И еще ведь и именно за этим приходили мифические девочки - а собирались, как в старину говорили, на флэту. Наливались напитки, раскуривались порой и вещества. Пели. Читали стихи. Наблюдали. Делились. Всё это был, впрочем, театр одного актера, а именно - Севы Трубкина. Именно он и создал концепцию Спецчеловека.
   -Может быть, я и сам - спецчеловек, - говорил он, - почему нет? Как бы я узнал обо всем этом. Просто я - спецчеловек самостоятельный. Никто никуда меня не зовёт.
   Пришло еще очень много людей, которые хотели пить и петь. Все славили Севу. Он сочинил еще десять песен, играли в несколько гитар. Кто не умел играть, изображали перкуссию. Хлопали в ладоши. Всё это были праздники с энергетикой странной - словно бы встретились первые народы на ранней земле, и делать им было нечего - только развлекаться.
   -Будем курить, - был лозунг.
   Разожгли лермонтовскую смесь.
   -Хочу! Хочу! - кричала Клара.
   -Тебе нельзя, - отвечали ей.
  
   Минутами позже, совершенно сбитая, срезанная как цветок, Клара лежала в дальней комнате - и Север шел рядом. Он кружил - огромный, мохнатый, и в животе его кружились мясорубки. Он не был добр к Кларе - он был готов ее мучить до конца, ибо он ее родил, он сложил ее из кусков переработанных душ.
   Спустя час она очнулась. Приступ хотения требовал расплаты. Жутко болела голова.
   Рядом подсел Сева Трубкин:
   -Я предупреждал, - сказал он поучительно.
   -Да. Ты прав, - ответила она.
   -Почему же ты так хотела?
   -Не знаю. Я просто хотела.
   -А что сейчас хочешь?
   -Хочу тебя.
   -Это невыполнимо, - ответил Сева, - это - нарушение закона сохранения энергии.
   -Я знаю.
   -Почему тебя зовёт на север?
   -Там - русское.
   -Там - Зло, Клара. Оно зовет тебя, чтобы ты перезарядилась. Нужно провести инициацию. Ведь ты никогда не была на севере. Север! Он пишется с большой буквы. Если ты осознаешь себя, то будешь владеть силой. Если не осознаешь, будешь грешницей вавилонской, и тебе будет ждать Топор Святого Олафа.
   -Я знаю.
   -Ты даже не спрашиваешь, что это за топор?
   -Я его чувствую.
   -Он лежит в горах, в тайном месте. На земле много сакральных предметов. Например, Священный Грааль. Топор Святого Олафа относится к ним. И однажды, поверь меня, ты будешь там, и он отсечет твою голову. И это будет в том случае, если ты, прислушавшись к Зову Севера, выберешь стезю Грешницы.
   -Я знаю, - ответила Клара, - это правда. Я - грешница.
   -Обычно грешницы живут для того, чтобы дискредитировать слово Бога, - сказал Сева, - они ведут грешную жизнь и при этом постоянно хвалят Господа - таким образом унижая саму идею. И ты тянешься именно к этому. Но все закончится так, как я сказал. Топор ждёт тебя.
   Он вышел, и вакхическая песня лилась дальше - словно бы пришедшая из недр тысячелетий.
   Спустя некоторое время Арарат был научен словам. Говорил он уверенно, служа Севе Трубкину верой и правдой. С усилением зова Клара потеряла спокойствие. Её постоянно что-то точило, словно подсказывая - все, что нужно было взять от Феди, уже взято. Федя - б/у. Федя...
   Она западала, словно кнопка. Залипала. Выключалась из реальности. И начиналось:
   -Хочу!
   -Хочу на курорт!
   -Хочу в кино!
   -Хочу мартини!
   -Не мужик, не мужик!
   -Импотент!
   От Феди она всякий раз получала, но осознание не усиливалось - у нее попросту не вырабатывался условный рефлекс, а потому, когда хочу-ощущение вдруг накрывало ее волной, Клара была готова бросаться под танки, только бы реализовать свою идею. Но сила Севера была велика.
   -Так, ты едешь со мной, - сказала она Монтенаташе.
   -Как же так?
   -Север! Русское! - отвечала Клара.
   -Да.
   -Русь - там. Самая настоящая земля. А здесь нет Руси. Потому что говорят, что сначала была Киевская Русь, но это неправда - потому что сначала были гиперборейцы, и они жили там, где теперь снега. И хотя это было очень давно, они говорили на таком же языке, как и мы - они говорили на русском. Они сели на корабли и приплыли в Египет, и там они построили пирамиды. Тогда уже были и Атланты, но русские были раньше.
   Конечно, есть такое прекрасное субкультурное слово, как прогон - но и цена всякого прогона где-то скрыта, а потом не просто так рассказывала Клара - дело в том, что зов севера конечно был на начальной, но не на самой первой стадии - еще за год до этого о гиперборейцах рассказал ей Костя Шохин, человек, выдававший себя за великого колдуна.
   -Если я захочу, ты придешь ко мне и исполнишь все мои желания! - сказал тогда Костя.
   В один день так и было.
   -Хочу! - вдруг сказала Клара.
   Но она не знала, почему она хочет? Она не знала, что именно она хочет. Это был импульс. Сигнал. Поток, пришедший из недра генерации таинственных алгоритмов. Она бросила все и побежала к Косте Шохину, который в этот момент рассказывал посетителям, как правильно ходить по воде.
   Это был выстрел страстью - Клара, впрочем, пыталась отдать Косте не всю себя, а что-то другое - в душе, но это был лишь метод переноса - ибо не мог Костя душой владеть. Но - что-то другое, что-то тайное - оно просто создало эмуляцию на почве человеческих реалий.
   Но на этом нам надо закругляться - ибо всякий рассказ есть лишь частичка рассказов больших - и все это актуально до той поры, пока живут люди. Мир велик, и концепции в нем безграничны - их нужно лишь увидеть и сформулировать. Остановка - это не окончание, но повод, чтобы продолжать.
   Поезд же свистнул, разматывая свое вагонное тело в даль. Поезд ехал на Север. В Уренгой.
  
  
  
  
  
   Клара и Монтенаташа
  

Монтенаташа еще давно, еще во времена, когда солнце было зеленым, ощутила, что не может быть без Клары - но именно быть, а не жить. Тем более, время теперь раскручено и придавлено - в плане понятий. В большинстве же люди ищут общения, и ничего более. Разные же кощунственные дела пришли из-за бугра, и это - другой вопрос.
Но вот подумайте - вы - художник слова. Перед вами - земля человеков, мир человеков, где в равной степени представлены и мужчины, и женщины. С чего начать?
Искать слово чужое - верный ли пример? Может быть, попытаться узнать, как устроен взгляд на вещи?
В этом случае, это - практически абсолют.
Так вот, отправившись на Север, или говоря концептуально - В Север, Клара взяла с собой Монтенаташу в роли спутницы. Там, в Севере, практически - в недрах, ее ждали приключения, при чем, сразу же - по спуску с ножки поезда. То есть, ждали они, конечно же, Клару. Монтенаташа послушно выполняла роль донора настроения, но также и прочих вещей, которые проще додумать. Впрочем, они просты, и над ними и не нужно мучиться.
Предположим, вы - такой же человек, как и Клара. В голове у вас идей - истинный парад. Но что делать? Как быть? На эстраду вас не пускают, потому что вы и не умеете. Записывать их и быть писателем - это труд большой.
Кларе же все нужно было сейчас, неожиданно, по зову порыва. Словно бы налетал смерч. Она вдруг взвинчивалась, вскакивала, глаза ее блестели. Ей виделась Анастасия, у которой на лице автоматически (потому что в глубинах руд и не иначе) появлялся невиданный макияж.
Монтенаташа была тут же. Тем более, что девушки, не достигнув тридцати лет, часто так и живут. Одна доминирует, а другая послушно носит на ушах лапшу.
-Нас встретит Денис! - мечтательно говорила Клара.
Все дальнейшее уже происходило в Севере - городов же там немного, но хватает. Мир суровый, но ныне - прибарахленный.
Денис, конечно же, был дядькой взрослым и встречал Клару вроде бы просто так - дело в том, что некогда он также - просто так - встречался с ее матерью. Тут, если задуматься, и с вопросом зарождения Клары могло быть не ясно.
Говорили про Север.
Спустя же несколько дней дело обстояло иначе. Север, тут уж простит меня читатель за повтор, есть катализатор. Тем более, для душ жаждущих. Тем более, для душ особо русских - ведь простор широк и зелен, рыхловат в своей лесной глади, в этом океане, и, надо полагать, уже не первая Клара шла на зов.
Так вот, первой душой, схваченной в сети, был конечно же Денис.
Штука ж тут вот какая была - по августу, а то и по сентябрю, ждал Денис Нину - мать Кларину - тут все вроде официально было. И муж был в курсе, что Нина просто двигается на Север (В Север), а то, что будет на самом деле - то ведь и голоса у него не было обсуждать.
А потому Клара знала с детства практические истины:
-Это же женщина!
-Мужчинка должен уметь обслуживать и кормить!
Впрочем, я говорю немного утрированно - Коля (папа Коля) был вполне Кларой любим, был умный, был инжинеришко. Дома - тихий как воробушек. Да и размерами он отставал от Нина, ибо та годов после тридцати пяти стала ширеть, с тех пор ширела и цвела. Все ж остальное было как надо - и кормил Коля, и обслуживал. Если ж Нина куда ехала - на курортик, в Уренгой - то одна. Ибо какие ж приключения с Колей? Куда деть-то его.
Словом, история современная - ибо таково время. Лет, может, через двадцать все иначе будет. Если ж взять и сделать виток в минус двадцать - тридцать лет - то и там было иначе.
Но раньше ведь и не было бы у Нины возможности быть такой королевной. А уж Клара, быть может, забылась в работе. Но времена теперь другие, а потому всяк имеет желание что-то такое накручивать, навязывать, рисовать в своей превратной памяти.
Так вот, прежде всего у Клары и Дениса, состоялся русский разговор. Всё было так же, как и раньше.
-Ах, тут всё такое русское! - воскликнула Клара.
-Да, - согласился Денис.
-Ах, и воздух русский. Не такой, как везде.
- У нас - русский воздух!
Понятное дело, что Денис в свои года альтруистом не был, а версия о том, что Клара могла и правда быть его дочерью, была маловероятна.
Но тут читатель задаст справедливый вопрос - отчего всё так? Почему?
Наверное, тут стоит лишь вспомнить теорию Севы Трубкина. Всё, что человек делает - но человек простой - это одно. Но человек другой, человек специальный, тем более, автоматический вставший на этот путь - это что-то другое, чем мы просто так не поймем.
-Ах, какой ты русский! - восклицала Клара.
Ахал и Денис. Но я не мастер описания сцен интимных, тем более, что подробности тут и не к чему. Ибо с того момента Клара стала класть мужчин в копилку. Раньше, может, что-то такое и было, но все это было лишь зачином.
На следующий день Клара устроилась на работу неким малоосязаемым менеджером - уже тогда такая профессия была в ходу. Там же нашелся и второй предмет в копилку Клары - директор, человек более молодой, нежели Денис, лет тридцати пяти - что на тот момент для Клары также было многовато.
Но что тут добавить? Выполняла ли Монтенаташа роль мебели? Конечно. Приключений для нее не нашлось. Она поддакивала, она утилизировала чужие эмоции, и всё тут.
Пили вино.
Александр взял с собой друга, но и тут Монтенаташе не повезло - и другу была мила Клара. Пили вино.
   Говорили о русском.

-Что вы знаете такое русское? - спрашивала Клара.
Александр ничего русского не знал, но его словно отравили. Тут надо сразу добавить - многие действия Клары были каким-то образом автоматизированы. Она и сама не знала, как.
За пять минут до этого они ругались:
-Дура! - кричала она на Монтенаташу. - И зачем я взяла тебя с собой?
Но спустя пять минут всё было иначе. Тумблер под названием "Алёнушка" включался автоматически. Александр от такой светлой наивности потерялся и был готов открыть дверцу в своей душе.
Но и тут нужно было помнить....
-Ах, ты закрытый! - воскликнула Клара.
-Нет, я открытый.
-Ты открылся!
-У нас тут леса, и много всякого, - рассказывал Александр, - а девушек таких нет. Хотя наши северные - они сами прекрасные, и им нет равных, но я никогда не встречал таких красавиц как ты, Клара.
   В ближайшие же дни дело просветлено. Денис уехал по делам - еще севернее. Словно бы в ядро Севера.
-Этим все не закончится, - обещал он Кларе.
-Да. Ты такой весь русский! - мямлила она голосом золушки-простушки.
В голове у Дениса плыло. Он был куплен - хотя и не весь. Здесь сработал фактор возраста. С годами человек каменеет, и даже такая особенная ловушка, как сеть Клары, может не сработать.
-Я приеду, - обещал Денис.
-Ах, любимый, - сказала она.
На том участие продолжилось лишь с участием Александра и его друга, которого звали Игорь, и который по наивности (да и кто тут не наивен) раскрылся в первый же день.
-Ах, ты такой открытый! - радовалась Клара.
-Кларочка.
-Не говори так.
-Почему?
-Не очень красиво.
-А как?
-А как хочешь.
-Алёнушка?
-А ты будешь тогда Иванушкой.
-А что будет, если узнает Александр.
-Нет, только ты!

Монтенаташа, будучи покинутой, стала сочинять стихи. Что тут еще добавить. Север вокруг разрастался, темно-зеленые леса хранили великое молчание земли. И хотя там было много звуков, самая сильная вещь - это голос тишины, который напоминает океан. Человек, умеющий созерцать, может понять этот огромный глас, который как чаша, впитал миллионолетний крик звезд. Что человек и его города? Все это временно. Потому что вся история человечества - игольное ушко, песчинка, капелька.
Но Монтенаташа не умела созерцать. Стихи у нее получались невесть какие - все больше о чужой любви, потому что своей любви не было.
Она не понимала - но будучи донором Клары, она отдала всю себя - и Клара получала и ее любовь.
Денис звонил из ядра Севера:
-Как ты любимая?
-Жду тебя!
Север темнел. Лето было прохладное и комариное. Монтенаташа продолжала писать стихи, а Клара внезапно пропала - где-то по соседству, в каком-то лесном посёлке, ее ждал вертолётчик Степан.
Монтенаташа, даже будучи опутанной насквозь, подумала:
-Черт, откуда он взялся? Не из под земли же? Ведь не может так быть?
Но кто из вас знает жизнь?
Наиболее опытные, конечно же, уверят в том, что знают - что-то, где-то. И все зависит от случая.
Например, немного теплоты и лести - и мир другой. Что же еще нужно? И наоборот, отбери у вас какую-нибудь вещь, игрушку, настроение - и всё катится в пропасть.
Но мало кто понимает, что вся жизнь наполнена взаимодействием забирания и отдачи. Это можно определить умно - как энергообмен, но зачем он такой нужен, обмен?
Монтенаташа ждала. Стихи не шли. Игорь, друг Александра, зашел в гости, но так и не приласкал - он даже и не замечал ее. Попили чаю. Немного вина. Никаких прикосновений, никаких намёков.
Только она - Клара.
Игорь вышел в вечер - опутанный еще сильнее, отравленный укусом невидимого паука. Яд уже начинал действовать повсеместно - он мало, что понимал и готов был отдать Кларе чуть ли не душу.
Но Клара, конечно же, ничего этого не понимала.
Они были на сеновале. Вокруг кружили высокие комариные строи. Сверчки лили песни до самого неба. Клара в порыве страсти кричала. Для Степана же все только начиналось - ведь поначалу обладание наивнейшей Алёнушкой казалось ему верхом счастья.
-Ты такой весь русский! - говорила Клара.
-И ты - такая русская.
У мужчин и у женщин разное понимание любви плотской. Но, впрочем, многое зависит от лет индивида, возможности развиваться и физических и биохимических величин. Но основное тут было определено. Ведь еще Сева Трубкин говорил незадолго до северного вояжа Клары:
-Что вы видите, когда вам показывают сказку про снегурочку, лесную фею, золушку, наконец, Аленушку - это где еще был Иванушка? Нет, это же, кроме того - популярный концепт, и на Западе его поняли - самые крутые порнофильмы именно такие. Почему? Потому что подспудное чувство охотника - не просто обладать, но и вкусить невероятно нежную на мясо добычу. Не случайно бывают эксперименты, когда снимают ролики с участием пионерок в красном галстуке. Это невероятно пафосно, но имеет свои глубокие психологические корни.
Но в случае с Кларой все это было приманкой.
-Хочешь, я на тебе женюсь? - спрашивал Степан.
-Хочу.
-Правда хочешь?
-Хочу.
-Я тебя люблю!
-И я тебя люблю!
Комаров поначалу словно бы не существовало. Но после перешли в баньку. Опьянение любовью лишь усиливалось, но не стоит думать, что Клара несла в себе некие мысли. Нет, в тот момент не было ничего.
Дело в том, что лучший показатель - это автоматизм. Человек ведь тоже в чем-то автомат. Светила Луна. Клара кричала, ее переполняло счастье - впрочем, это был клич победы. Жало впущено. Сок взбрызнут в жертву. Наивный самец не осознает, что происходит, но всё последующее время придется расплачиваться.
Что же Монтенаташа?
Она ходила на работу, в фирму, где директором был Александр, и каждый раз ей приходилось давать ответ:
-Я не знаю.
И, в то же время, она спрашивала сама себя:
-Почему не я?
По окончанию же этой недели Клара вернулась, озаренная.
-Срочно уезжаем, - объявила она.
Ночью ей снились ленты - словно бы она - бобина. На нее что-то наматывают. Берут, ставят на некоторый прибор, крутят. Ткань белая, ткань черная, ткань зеленая. Наматывают. Потом разматывают. Потом снова наматывают. Процесс этот не заканчивается - словно бы бесконечный ход таинственной системы.
Допустим, где-то, на неизвестной улице, в неизвестном городе, стоит цех. Если есть там люди, то это - особенные какие-то существа. Но даже если и простые они, ведь будучи бобиной не понять - кто тебя крутит, для чего крутит?
Сон поглощал, и это было не впервые. Клара давно ощущала эту ленту - очень длинную. Возможно, ее потому и сматывали - в длину она была слишком большой.
Утром нужно было сохранять тайну. В любой момент мог зайти Александр, но была опасность и появления Игоря. Но, в конце концов, появился Денис - он вернулся из ядра Севера. Они тотчас уединились. Монтенаташа сидела на кухне и грызла ногти. Ничего не оставалось, как начать рвать листки со стихами - да ведь и правда, что ей с ними было делать?
Лето северное разгоралось, перекатывая за середину.
-Ты такой, ты такой! - стонала Клара.
Денис, впрочем, будучи человеком взрослым, отеческим, золотых гор не обещал. С годами у многих вырабатываются рефлексы, они помогают существовать ровно, без падений.
-Передавай привет матери, - сказал он, наконец.
-Конечно, - ответила Клара сладко.
-Но я все равно люблю только тебя.
-Люблю! Люблю! - прокричала она.
Тем же вечером они погрузились, добрались до вокзала и стартовали - в окно Клара увидела тоскующего Игоря. Их взгляды встретились.
-Я буду писать! - прокричал он.
-Нет! Я дам телефон! - крикнула Клара в ответ.
Она подписала визитку Александра и бросила ее Игорю.
После чего леса побежали. Солнце, снабженное вечерними косами, ныряло за край мира. Колеса стучали, оповещая о чем-то своем - кому-то или чему-то еще.
-Мужчины мелки, - заметила Клара.
-Почему?
-Просто. Самцы.
-Где ты была?
-Я ездила к очень русскому человеку. Он настоящий. А остальные - не такие.
-А Денис?
-Мама хочет съездить на свою родину. Ты же представляешь, что может получиться?
Монтенаташа не комментировала. У нее не было права голоса в этой команде, состоящей из двух человек.
  
   Коля (набросок)
  
  
   У Коли была потрясающая черта: он владел магическим, тихим, играющим воображаемыми цветами шепотком.
Не шепотом - а именно - шепотком.
   Как начнет какой-нибудь даме на ухо шептать - да так витиевато, кружевно, узорно - и все, дает корабль течь, и тянут его на дно, где сидит царь морской, с трезубцем, ждет добычи.
Коле уж под полтинник было.
По утрам он во что делал: брал собак - а их было 12 штук, привязывал на поводки и шел по своей короткой улице навстречу новому многоэтажному району. Собаки пытались разлететься в разные стороны - может быть, они мечтали, чтобы у них крылья выросли.
А о все шел, хихикая. Тихо он так дьявольски хихикал, и голос был - такой же, как и он сам - задорный, пионерский, рыжий.
А улица та была - студенческая. Ибо упиралась она в университет, и в каждом дворе жило не менее одного студента. Да и то, один - исключение. Бывало, что и по десять человек в одном доме селилось. А для целей этих в каждом дворе стояло какое-нибудь специальное сооружение, в которое будущие специалисты набивались, словно семечки в стручок гороха.
И вот - по утру - самый сон. Утро холодное, но не то, чтоб особо седое - оно ближе к семи часам уже разгорелось и коптит выхлопными трубами. И все собаки короткой улицы рвутся, готовы лопнуть от негодования, видя такую картину.
Коля идет спокойно, хотя важности ему, конечно же, не достает. Он слишком сух для этого. В каждом же дворе, в каждом сданном углу, на каждой металлической кровати, подскакивает студент. Свершилось. По улице идёт Коля.
-Сука, Колян, - говорили студент.
А Коля возвращался домой, ложился на диван и смотрел телевизор. Собак кормил отец - высохший, немного крючковатый от лет, старик.
-Папа, папа, корми их нахер! - кричал Коля громко, задорно, точно вожатый. - Корми их нахер, сколько можно говорить, пусть заткнуться, а то нахер выгоню!
Выгнать он их не мог - так как сам и завел.
   Собаки повизгивали, ожидая лучшего. Кормили их. Собаки были частью Коли - они во многом, были на него похожи. Тут нет ничего удивительного - у животных есть замечательное свойство энергетической ассимиляции. Половина из 12 собак были рыжими - такими, как и Коля. И голос у них был Колин. И даже пахли они - как Коля.
А размножались они сами по себе.
   -До мышей дотрахались, - говорил Коля время от времени.
На самом деле, все так и было - самый младший пёсик - едва оперившийся щеночек - рыжий, громкий, с колиным голосом, заметно отставал в развитии от предков.
Коля включал телевизор.
Шел взаимообмен. Из эфира лили мир, коля этот мир хватал, матюкал, пытался заткнуть назад, и вообще - каждое действие сопровождалось выбросами энергетических струй.
-Ой, сука, какие певцы! - верезжал Коля. - О сука дегенератов понаплодили. Какие лица узкие, недоразвитые.
-Что ты там кричишь, Коля, - глухо, будто из башни танка, донесся голос отца.
-Да ты посмотри сука одни дегенераты в стране! - вопил Коля.
Работал Коля не спеша - сутки через трое. Что он делал в остальное время, он и сам не знал. Раньше у него была жена, теперь - появилась какая-та вялая, немного прибитая годами, сожительница - впрочем, вместе они не жили. Сожительницу звали Валя. Ей было лет сорок пять, и там целый букет петрушки был. Во-первых, у нее свой сожитель был. Звали его Петр Валентинович, весь он был опухший, стертый, одной ногой в могиле. Прав на квартиру у Вали не было - сама она жила в хибарах под мостами. Потому, план был простой - ухаживать за Петром Валентиновичем, пока тот концы не отдаст. Квартира была о четырех комнатах. Одну комнату сдавали студентам.
Как-то Валя попыталась выселить студенток. Тогда дверь открылась, и девушка-студентка - круглолицая, еще не отдохнувшая от крестьянского молока, заявила:
-Пошла ты на хуй, косоглазая.
Валя обиделась, но ничего не сказала. Ну а что делать - она и правда на один глаз косила. Была у Вали дочерь - девочка лет пятнадцати, и жила эта дочерь с мужиков сорока пяти лет, о чем Коля, выпив водки, любил кричать вечерами:
- Дегенераты, дегенераты расплодились, во что нация превращается, лучше бы немцу сдались в 41-м, жили бы теперь в нормальном обществе.
Впрочем, кричал он больше рефлекторно. Его особо волновало то, что его волнуют, ибо лучшим вариантом было сидеть хмельным вечером на кухне и читать свои стихи - с шумом, с воплем наступающего на Рим Атиллы.
Стихов у Коли было штук десять.
Больше не сочинялось, но этого хватало. Коля, прежде всего, находил себе какого-нибудь собутыльника - с работы, например, сажал по другой угол Валю, начинал читать, вопить, и каждый перерыв между стихотворением сопровождался извержением.
-Я.... Я уже всех собрал! - кричал он. - Я уже всё собрал.
Никто так и не мог понять, кого же он собрал, или что собрал, но подразумевалось - Коля готов к чему-то такому, о чем прежде никто не знал. Он был готов к прорыву. Коля сжимал кулаки, рыжие вихры поднимались, как у попугая, он вскакивал из-за стола и сообщал о своей готовности.
-Вы.... Даже не представляете, что я умею, на что я способен.... Я.... Я уже всё собрал. Я уже готов ко всему. Я такое могу, я такое умею......
Сто граммов хватало, чтобы задорный пионерский речитатив был слышен в соседних дворах. Собаки лаяли, срываясь с цепей. Студенты, что заселяли все окрестности, точно деревья - скворцы, поднимали головы. Часть студентов спало, часть пило водку, ну и процента 2-3 что-то учило, что уже было прогрессом.
А потом снова было утро. Можно вообще - так если подумать - то и людей поделить на две части. Одни - если б умели - то утро вообще отключали. Вот глаза ты открываешь - а нет ничего. Звёзды так тебе и горят. А потом раз - и день. И вроде бы ты снова живешь, и все соки твоего организма бегут, бегут, создавая в сосудах чудовищное напряжение. Есть же люди - жаворонки, и это другого типа индивиды. Им свойственна дисциплина - только не сложная, выверенная волей и цифрой (например), и некая тонкая, худая, птичья. И вот спросить бы утром у Коли:
-Чего ты, Коля, встал ни свет, ни заря?
Но ведь и спрашивали.
Идёт он с утра самого, с собаками своими, и рвутся они - и вообще - всё это - единый организм. Дракон. А Коля - главная голова Дракона. И хихикает эта голова.
-Коля, - сказала из-за забора старая соседка, - ну на кой черт ты их водишь?
-С утра телевизор включил! - залился Коля. - А там что показывают! Что показывают! Выродилась нация! Во что превратилась! Гены сгнили. Надо было немца в страну пускать, чище бы было. В наше время.....
Коля доходил до многоэтажек. Сверху кто-то пялился. Вниз летел тухнущий в полете бычок.
-Чо смотришь! - крикнул Коля. - Телевизор свой смотри.
И он возвращался. Жал на кнопку. Лежал и комментировал.
-Кризис, сука, вот что делается, скоро Америка накроется, ха-ха-ха-ха.
Он хохотал, напоминая гигантского попугая, которого выпустили полетать из клетки.
-Коля, что ты там? - спрашивал отец.
-Папа, смотри, что творится в стране!
А когда Коля дежурил - то тоже о стране рассказывал, и о причастности своей - и к политике, и к культуре, и к еще каким-то неведомым вещам.
  
   Лужин
  
  
  
   Октябрь был необыкновенный и нестандартный. Покатые облака стояли, словно в очереди - все время на одном месте. Ближе они не подходили, и из некоторых мест улицы они просматривались особенно хорошо. Некоторым людям это удается особенно хорошо, и Соловьев с первых чисел месяца был таковым - он всё больше смотрел, меньше думал, слушал себя - хотя там и не было ничего выдающегося, внутри. Вечерами он налегал на алкоголь, смотрел футбольные каналы, выкуривал по пачке сигарет.
   Алкоголь - это синее море. В нём бывает довольно хорошо, но бывают минуты, когда ты ныряешь слишком глубоко и видишь кораллы. Это может привести к выбросам, это будут пузыри, кислород. Это - алкогольный аквалангизм. Кислород надо хранить. Если ты с ним расстался, то возможна гибель на глубине. Много аквалангистов не вернулось, когда происходили неожиданные свидания с кораллами. Но и не зря люди придумали созвучное слово - алконавт. Только не всякий признается.
   Еще можно рассмотреть такую вещь, как музыку души. Снаружи её нет. Но все равно, она напрямую связана с каждым вздохом осени, и она не может существовать сама по себе. Возможно, время - это некий поводырь, который ведет человека через улицы осени. И пусть ты уже утонул. Ты ведь не на смерть утонул.
   Соловьев пошел в спортивный бар. Осень, октябрь, много футбола. Мяч - арбуз спорта, и цвет у него другой .Радость, пятнистость, пиво. Очень хорошо, когда ты можешь громко покомментировать, никто тебе не мешает. Еще многое зависит от женщины. Потому что в жизнь всё состоит из еды чистой, еды, продуктов, а также - еды мечтаний и еды взора. Женщина любит есть больше - это потому, что есть и четвертый тип пищи - это первобытные полёты в голове твоей. Женщины же способны любить себя больше, а значит, если ты решил, что нужно питаться еще и четвертым видом еды, то ты тут в пролёте.
   Это Соловьев и имел в виду, когда они засели в спортбаре. Да он даже и не знал никого, с кем пил. Пришел сам по себе. Но комментировал громко, выкриками. Народ стал смеяться. Стали наливать. Пошло, поехало. Играли немцы. Это радовало.
   -Порвут, - сказал один.
   -И так рвут.
   -Нет, еще мало.
   -Щас натянут.
   - Немцы если и проигрывают, то сами себе.
   Всё это добавляло огня, кипятку. Пар шел из сердца - там кипело. Когда Соловьев пришел домой, он достал из шкафа ружье и решил застрелиться. Он зарядил один патрон. Записку решил не писать, зачем? Наташа была в командировке. Он полагал, что там не все чисто и гладко, и вообще - что это за командировка? Но это теперь не имело большого значения. Человек может быть и центром толпы, но это не значит, что он - не одинок. Существует линия предела, за которой внешние факторы уже не способны добавить радости. Толпа. Алкоголь. Всё это превращается в шум, который постепенно сливается воедино.
   Потом, сама осень носит в себе специальный прибор, который автоматически, без всяких посредников, отправляет самоубийц через Стикс. Стоит только захотеть - и осень сама тебя заберет. Она всегда к этому готова. На то она и осень.
   Соловьев постарался не кормить себя мыслями. В стволе, если смотреть сверху вниз, клубилась октябрьская темнота. Но ружье он отложил. Не передумал, но решил, пойти взять еще водки или пива. В те годы ночью алкоголь еще продавали повсеместно. Он набросил куртку и вышел.
   На небе была смесь из звезд и облаков. Луны не было совсем. Видимо, она ушла в дом новолуния - рождение, смерть, снова рождение. У небесных жителей с этим все очень правильно. Да и у земных правильно. Это только думает человек, что его жизнь сопровождают беспорядок и хаос. На самом деле, есть журнал, и там все записано - когда, чего, начало, конец, и всё такое. Дёргаться бесполезно.
   Соловьев вошел в магазин, помялся, хотел купить чего подороже, но потом купил обычной водки и пива. На выходе же его посетила мысль:
   -Чего это я?
   Но возвращаться не стал. Решил, что до лампочки лишний шарм, дополнительные проводы от лица самого себя. Вокруг вновь была ночь, и тусклые окна домов казались глазами безразличных лиц. Он сел на скамейку и открыл пиво. Рядом был парк, состоявший всего из пары десятков деревьев, и там, в этой прозрачной тесноте, также кто-то пил пиво. Слышались смешки и плевки.
   Соловьев закурил и тогда, не туша спичку, посмотрел на своё отражение в луже, что располагалась поодаль. Но отражение неожиданно ожило и всколыхнулось, будто свет темно-зеленой свечи. Спичка погасла, но лицо не исчезало. Соловьев глотнул пива, радуясь чему-то. Присел, пытаясь рассмотреть видение. Тогда оно заговорило.
   -Пьешь?
   -Пью, - ответил он с решимостью.
   -Налей, будь другом.
   Голос был тугой, словно бы резиновый. Никакое прочее сравнение тут бы не подошло. Возможно, так говорила бы старая автомобильная шина.
   -А как тебе налить? - осведомился Соловьев.
   -А так. Наливай прямо сюда.
   Он открыл бутылку и так и сделал. Водка попала в лужу и растеклась.
   -Ах, - сказал голос, - дай запить.
   Соловьев молча налил пиво. Лицо позеленело, становясь немного ясней, однако, детали были для взора недоступны - их съедала темнота. Был очевиден лишь большой, просто выдающийся, нос.
   -Давай по второй, - проговорил собеседник, - а?
   -А давай.
   Так они и выпили. Соловьев глотнул с горла и запил пивом. В луже крякнуло. Тогда лицо представилось:
   -Я, я тут живу. Меня зовут Лужин. А ты кто?
   -Соловьев, - ответил Соловьев.
   -А где водку брал?
   -Да вон там вот.
   -А там не бери. Бери на углу. Только я сам это не знаю. Это мне сказал Худых. Только сейчас он уже не здесь. Куришь? А я не могу. Понимаешь, да? Давай по третьей, ладно. А то зябко.
   -Давай, - вздохнул Соловьев и спросил, - а где он, Худых? Того?
   -Как, того? - удивилось лицо. - Нет, зачем. Ты это брось, тоску нагонять. Худых уехал в Канаду. Понял? В Канаде он. На совсем уехал.
  
   -Ну и ладно, - сказал Соловьев.
   -А я вижу, что тебе грустно, - проговорил Лужин.
   -Ну, да. Допустим.
   -Я скажу тебе о жизни. Всё просто. Поищи человека или вещь, поищи то, что мешает. Водка не мешает?
   -Нет.
   -Тогда хорошо.
   Следующим днём Соловьев выгнал собачонку. И правда, она мешала. Казалось, что в этой системе координат существует забитый в карту мира клин, и именно эта собачка - и есть этот предмет, который мешает жить. Наташа все еще была в командировке, и, лежа на диване, Соловьев перебирал в голове различные картины. Хотя все это было воображение. Воображение - скатерть. Заботливые руки кладут её на стол. Потом возникают кушанья. Даже когда никаких блюд нет, существует ожидание. Оно зовёт человека в путь. Хочется, ждётся, льется таинственная песня. Стол может быть и без скатерти. Сюда никогда не поставят обед. Это значит, что у человека в голове пусто.
   Философия!
   Соловьеву представился Витальич. Он у них там какой-то начальник, и они часто ездят именно вдвоем. И - побежали, поехали световые кусты и полутени, лица, отсветы, и, в конце концов, неожиданное соитие где придется. В машине, должно быть.
   Он закурил. Была ли любовь? Зачем терзаться? Зачем просто так хвататься друг за друга. Ведь никто ни от кого не зависит. Должно быть, человек все время идет против себя. Ты хочешь красивого и свежего, но получаешь старое, пропавшее, которое продолжает пропадать, продолжает опадать в вечную осень. Но ведь нет обратных примеров. Все, ровным счетом все, живут точно так же. Не за что ухватиться. Впрочем, собачка. Правда, он даже забыл о своих суицидальных мыслях. Собачки нет, и жизнь хороша.
   Наташа позвонила, и Соловьев подумал - она играет в позитивность. Это, черт возьми, обычное дело - это проходят на тренингах. Потом, у тебя все время в глазах позитив. Как маска.
   -Привет, - сказала она, - скоро едем назад.
   -Знаешь, тут такое дело, - сказал он, - Люсинда убежала. Я курил, она выскочила и побежала, и её погнали какие-то собаки. Не знаю, куда она подевалась. Я, конечно, обошел все окрестные дворы, но её и следа нет. Может, её дети какие поймали. Если бы сбило машиной, я бы это видел. Даже не знаю, что думать.
   -Вот же, - сказала Наташа все так же позитивно, - как же она так.
   -Да вот так.
   -Да. Жалко. Ну ладно, не грусти там без меня.
   Как ни странно, отсутствие Люсинды усилило его жизненные силы. Соловьев включил компьютер и принялся сочинять. Он занимался сценариями для второстепенных сериалов на второстепенном канале, но все это, с точки зрения обеспечения жизни пищей и прочими приспособлениями, было вполне неплохим занятием. Времена, когда люди переживали из-за смысла какой-то определенной концепции, давно прошли. Миновали нас и идеалисты. Нет их больше за просто так. Но, впрочем, где-нибудь в спорте, где-нибудь в Северной Корее.... Но всё предсказуемо.
   Он сочинил страниц пять и решил, что с него хватит. Никакие сроки над ним не висели. Вечерело, и он вновь вышел в спортбар, и футбола там никакого не было. Зато шел волейбол. Занятие, в целом, неплохое. И сам волейбол - нормально. Немного статично, зато - руками играют. Интеллекта больше. Ближе к голове. Что касается просмотра, то ведь руки - это ведь и манипулятор, например, для шахмат. Очень, очень серьезная эта игра, волейбол.
   Пиво было все сплошь дорогое. Будто бы доставляли его то ль с луны, то ль еще откуда-то. Но Соловьев покуда на финансы не жаловался. Он никуда не вкладывал, ни какие сверхпокупки не замышлял. Единственно, не выходила у него из головы Наташа. И Витальич этот. И, понятное дело, что он и сам осознавал, что нагоняет. Но он и привык нагонять. Так было и в прошлый раз. Но теперь, как ни странно, не возникало чувство жуткой, сжимающей, тоски.
   Что ж случилось?
   Люсинда.
   Но как это могло быть?
   Была почти ночь. Нет, на углу ночи не было - там постоянно двигались туда-сюда тела, это были люди из караванов страждущих по ночной жизни - и справа, и слева, и еще дальше было несколько заведений, и народ продолжал праздные тусования. Хотя, вроде бы, были не выходные. Соловьев открыл пиво и посмотрел в лужу. Там он увидел свое собственное отражение. В темных разводах - куски фонарей. Пасмурь октрября повсеместная, занявшая всю человеческую вселенную, все сети и паутины улиц, все смотрящие во тьму глаза окон. И в каждом окне.... И в каждом сердце....
   И он подумал - что Наташа его особо не занимает. Ему даже хорошо, когда её нет. Вот он - один, сам по себе, и нет никакой грусти. Вот только странно, голова похожа на вместилище опилок. И всей этой стружки еще хватает, чтобы сочинять банальные сюжеты. Но тут Соловьев гордился - так как попробуй еще, сделай так, чтобы было серо и скучно, чтобы нормальный человек при просмотре такого сериала зевал или матерился - мол, страну развалили, все пропало, нет ничего хорошего, все сериалы - сплошь гадость и отброс. Нет, это надо уметь. И мозги нужны, малость урезанные.
   Нет, конечно, вся эта череда мыслей только и вела, что к водке, да к ружью. Вот, например, найти женщину. Но и мыслей таких нет. Приедет Наташа, будет дежурная кровать, вялая, будут отношения тюленей, которым особенно уже ничего не надо. Просто. Просто по привычке. Просто ничего.
   -Привет, - вдруг сказало оно ему, из лужи.
   -О, - он вздрогнул, - вспомнил про тебя.
   -А забыл, что ли? - осведомился Лужин.
   -Нет. Нет, не забыл.
   -А, знаешь, Худых мне прислал письмо. Вот, совсем недавно пришло. Прямо из Канады. Может, на гусях прилетело. А может, и на утках. Я, если честно, особенной разницы не вижу, но говорят есть. Когда на гусях, ставят другой штамп. Если на утках - то роспись. Авиапочта, конечно, тоже дело, но сейчас это дорого. Ты же понимаешь.
   -Водки нет, - сказал Соловьев.
   -Ага, ты вспомнил. А ладно. Или ты сходишь?
   -Схожу.
   И правда, сходил Соловьев. Можно было предположить, что он домой побежит, но куда там? Это ведь, если разобраться, был очень серьезный стимул, чтобы жить, чтобы говорить. Да, ведь не с самим собой же общаться? Он, впрочем, мог звонить. Например, позвонить режиссеру. Но тот вообще, человек был рыбный. То есть, ежели рыбы не говорят, так и он повторял эту тенденцию. А что касается работы, то он, может и кричал на съемочной площадке, но это лишь предположения - ибо в кинокомпанию всех брали из-за родственных связей, а значит, и кричать друг на друга было как-то не по делу.
   Можно было звонить различным менеджерам. Еще была актриска, Федотова, и она была вроде бы к нему неравнодуша, но Соловьев сам виноват - никто ведь на заставлял его замыкаться внутри себя и сидеть, как будто в кувшине или в лампе джинн сидит.
   Он купил две бутылки и вернулся.
   -Эх, - сказал Лужин, - как выпьем. Как поговорим.
   -А закусывать будешь? - спросил Соловьев.
   -Нет. Ты закусывай. Закусывай. А я и так в воде сижу. Мне не зачем.
   И правда, дело двинулось. Соловьев начислял Лужину стаканчиком. С горла не наливал. Силуэт же головы Лужина был отчетливый, и вообще, если бы не алкоголь, то можно было запросто и съехать с катушкой. Ибо ощутил Соловьев, что все это - на самой, на самой границе. И даже описать все это нельзя. Даже если и захочешь. Ведь никто еще не придумал науку о сумасшествии - потому что автору надо быть того, того этого, надо чокнуться, но чтобы оставались еще слова для описания, нужен холодный талант полного шизика.
   -А чувствую я, что хочешь поговорить о Наташе, - сказал Лужин.
   -Да? - Соловьев встрепенулся. - Ты что-то знаешь?
   -Да. Ты знаешь, ничего не знаю. Могу только предположить. Ты можешь моё мнение послушать, но давай по второй. Знаешь, жизнь начинается после третьей. А до этого как бы еще нет беседы. Ты же знаешь.
   Соловьев вдруг чего-то обрадовался. Правда, как все было в жизни замечательно. Все вокруг были дураки. Можно было встать и крикнуть: дураки! Эй, дураки!
   Он даже так и сделал. Но мысленно. В воображении. Делать это всерьез он не решался. Хотя менты тут особо и не сновали, так как народ и так повсеместно употреблял, чуть ли ни на каждой лавочке, и бороться с этим нельзя. Не было сил. Не было нужды.
   -Так вот знаешь, - сказал Лужин, - это такой тип характера. А тебе б - чтобы был взрыв. А знаешь, в чем твои проблемы? Ты сам в себе, и тебе ничего не надо, кроме бабы-динамита.
   -Как ты прав! - воскликнул.
   Он как-то озарился. Да, как давно ничего в душе его не светилось.
   -Наливай, - констатировал Лужин.
   Он налил. От водки становилось радостно. Облака сгущались, намечая скорый дождь, осенний лист подрагивал на деревьях, словно одежда к небытию. Но все это казалось полной ерундой.
   -Знаешь, вспомнил я, - сказал Соловьев, - вспомнил Лидку, - даже не знаю, какая она сейчас. Потом, лет уже через пять, мне сказали, что она выпрыгнула в окно. Но насмерть не разбилась. Потом ходила на костылях. Если бы я не был таким, как ты говоришь, я бы взял бы, бросил все, поехал бы к ней и спросил - ты помнишь меня, Лидка? Когда мы поженились, все уже было так, как сейчас. Я даже не знаю, зачем мы поженились. Но мы и не ругались никогда. Нет, ну было, но так, вяло, знаешь. Хотя я не вялый. Нет, - он хлебнул пива, - а знаешь, мы поехали на какую-то свадьбу, в какой-то кемпинг, и Наташа уехала на следующий день, так как ей уже тогда надо было в командировки, а я остался. И мы совсем весело гуляли. А у Лидки глаза горели. И она говорит - ну что ты смотришь, пошли. И пошли мы, как говорят, в кусты.
   -И было чего? - спросил Лужин.
   -Было.
   -И ты себя винил?
   -Нет.
   -И правильно. Вот знаешь, что мастера говорили? Вот Ошо, например. Секс - это светлая и духовная вещь.
   -А я и не думал, - сказал Соловьев, - потому что потом все было то же, и так уже очень давно. А правда, как ты думаешь, тот Витальич....
   -А может, кто другой?
   -А кто?
   -А я не знаю, - сказал Лужин, - я ж не лекарь душ человеческих. Давай еще попьем. А наливать часто надо. Очень часто. Чтобы рука уставала наливать. Оно вроде бокал - что там бокал. Но много подходов - так можно и руку накачать. Армреслинг, ё-моё. Но надо ведь равномерно. Надо в две руки тогда наливать. Знаешь, именно поэтому запивают. А человек может сам не знать, почему он запивает. Не все ведь запивают.
   -А я не запиваю, если нет пива, - сказал Соловьев.
   -Но ты же закусываешь?
   -Да.
   -А пивом как запиваешь? С двух рук все происходит или с одной?
   -С одной.
   -Значит, одноручный. Но ты же закусываешь.
   -Закусываю.
   -Тогда это просто, - заключил Лужин, - а ты что подумал? Решил, что я скажу, что это плохо? Нет, это не плохо. Это просто иначе. А иначе, оно так и есть.
   Ветер задул еще сильней, и, видимо, дождь уж был поблизости. Соловьев, впрочем, ничего б об этом и не стал думать, если бы первые капли не бросились с неба, будто мокрые небесные зайцы. С чем-то или кем-то другим сравнить их нельзя. И вот, Соловьев налил, налил другу своему, налил и себе, а когда опомнился - было уже поздно. Как только капли заставили поверхность лужи колебаться, пропал и сам Лужин.
   -Эй, эй, - позвал Соловьев.
   Но тишина.
   Так он и пошел назад. Но горечи не было, ибо теперь, без Люсинды, было совсем хорошо. И еще б было лучше, если б убежала Наташа, хотя б с тем самым бы Витальичем. Не то, чтобы Соловьев куда-то бы подался. Нет. Просто так. Он сел, включил компьютер и сочинил пару страниц. И даже Лидка, в его же голове, приблизилась к нему и словно бы села рядом. И было ему все равно. Нет, если бы Лидка вдруг ожила, вышла из мыслей. Но, говорят, она вышла замуж за бухгалтера. То ли до того, как она прыгнула в окно, то ли после. Нет, он ни грамма не интересовался. Семьянин из него был что ни есть идеальный. Даже если бы сами собой выросли рога, то он бы их не заметил - ибо он вроде бы двигался, а вроде бы - нет, врастал.
   Дождь на следующий день был большой и шумный. Соловьев с бодуна выпил пива и смотрел в окно и чему-то улыбался. Нет, все же жизнь хороша. Прав был Лужин!
   И он ни грамма не сомневался ни в чем. Пусть даже на трезвую и крыша бы съехала непременно. И не нужны объяснения. Ерунда.
   Он обрадовался. Пошел и купил еще пива. И сочинил пару страниц, а дождь все двигался, и его путь был обычный. По правде говоря, дождь - это уголок. Представьте себе, сверху вниз - отрезок. Поверхность. Дорога. Но и потом - распространение. Стекание.
   Соловьев захрустел чипсами. Потом набрал Наташу.
   -Привет, - сказала она.
   -Ты всегда бодрая, - заметил он.
   -Нет, не всегда.
   -А что делали?
   -Выезжали на объект.
   -Как там Витальич?
   -А что спрашиваешь?
   -Да нормально. А ты как? Уже сделал сценарий.
   -Не, еще нет. Дома сижу. Погоды нет. Дожди идут. Один за одним.
   ----
  
  
  
   Шли дожди. Лужи, собственно, уже никакой не было. Хотя Соловьев и выходил пару раз. Вообще, в магазин он бегал частенько. Дома у него никто не готовил. Сам он не умел, Наташа, когда была свободна, смотрела телевизор. Раньше она читала, но с годами интересы ее сузились. В последнее время её начинали устраивать даже такие культовые домохозяйские хиты, как "Давай поженимся" и "Большая стирка". Соловьев.... Да что? Речь, впрочем, о Лужине. Потому что во время дождя нельзя было что либо разобрать. Осень не то, чтобы только началась. Она уже завладела миром, но ей этого мало, ей нужно было победить окончательно. Солнце же еще вовсю партизанило, деревья вдруг начинали как будто по новому зеленеть. Но не все. Бук сдался. Пожелтел, поник, начинал лысеть, начинал двигаться к зиме. Что касается елей в близлежащем парке, то и не стоило о них говорить. Солнце было задушено теперь дождями. Останавливаясь напротив скамейки, он смотрел в воду - вся гладь была покрыта колышущимися листами, кораблями октября. Дождь усилился, и он побежал, так как никогда не брал с собой зонта. Так он словно бы сам себя наказывал, хотя и сам не знал, за что именно.
   В магазине он собирался взять хлеба, колбасы, какой-нибудь пепси-колы - ибо чай готовить было лень, конечно же - пивка. Что касается водки, то она ему надоело. К пиву же, как правило, прилагались всяческие чипсы и сухие роллы. Народу здесь было много. Это как-то даже радовало. Будто бы он, народ этот, был частью его самого.
   Здесь он встретил Сомова. Жил Сомов через улицу.
   -Покупаешь? - спросил Соловьев важнецки.
   -О, - обрадовался будто бы Сомов.
   -А я так.
   -А, а я приехал. А мы снимались в Америке.
   -В Северной или Южной?
   -Ну ты четкий, - сказал Сомов, - или ты слышал. Нет, в Южной. Да мы, по правде говоря, приехали там и прогуляли кучу денег. А надо было пару кадров заснять. Но все равно. Сувениров знаешь сколько привез? А если бы ты напомнил, то я бы и тебе привез.
   -Да я чо, - сказал Соловьев первое, что в голову пришло.
   -Хочешь, часы подарю?
   -А я и не ношу.
   -Нет. Не такие. На стенку. Ширпотреб, но цветные такие, латиноамериканские. Три доллара стоили. А как сам?
   -Покупаю. Буду есть. Жрать охота.
   -Это дело полезное. А я обедаю в одном месте, знаешь. Очень недорого. Всего триста рублей, и тебе и первое, и второе. Правда, я толстеть от этого начал.
   -Ну, годы ж, - сказал Соловьев.
   -Нет. Ну если мне только толстые роли. А, знаешь, я думаю, мы еще пересечемся.
   -Это по любому, - ответил Соловьев.
   -А ты пивка?
   -Пивка.
   -А я привез несколько пузырей. Слушай, заходи. С меня часы и бутылка.
   -Смотри, я зайду, - сказал Соловьев.
   -Да ты когда хочешь заходи. А то у меня все время одни рабочие дела. Даже просто так, ни о чем поговорить не с кем. А жена у меня ездит в командировки.
   -И у меня ездит, - проговорил Соловьев.
   -Вишь, какая штука. А я уже не помню. У тебя такая была, светленькая.
   -Нет, темненькая.
   -А.... А та... Или это не у тебя была. Видишь, дружище, память стала уже дырявая.
   -Да и у меня, - ответил Соловьев.
   -А телефон мой у тебя есть?
   -А черт его знает.
   -Ну так вот. А визитки у меня нет. И не было. Нет, были. Я всю пачку потерял, а больше никто не делал. Да и не нужны мне они. Ладно. Вот, - он записал на листочке, - давай, не теряйся.
   Соловьев, конечно, задумался - на кой черт ему Сомов? Потом, по пути, остановился напротив лужи и смотрел. И в один момент ему вдруг почудилось, что лужа гораздо глубже, и в ней просматривается некая даль, и туда подальше, в толще, как будто что-то проскочило. То ли кит, то ли акула. Но вот никакого лица там не было, ибо был день, ибо дождь, едва остановившись, тотчас побежал. По близлежащей проезжей части шипели колёса. Весь мир был занят невероятной спешкой.
   Он снова посмотрел - нет, не было ничего.
   Вечером он хотел выйти снова. С бутылкой. С какими-то своими тайными надеждами. Может быть, надо было с кем-то поговорить? Он пошарил в памяти в поисках таких лиц. Вечером люди сидят по соцсетям, но только что это за общение? Таким макаром можно и с самим собой запросто поговорить.
   В конце концов, он вышел, но снова был тот же дождь. Соловьев встал возле скамейки - он нарушил привычку и защитил себя зонтом. Вечер, плавно переходящий в ночь. Никаких толп, никаких поисковых запросов от страждущих заведений. Все вымерло в одночасье. Можно было представить себе какую-нибудь апокалиптическую картинку. Вечный дождь, вымершие окна, и - машины, идущие сами по себе, машины подчеркивающие. Прямые, пунктирные, волнистые. Никакой разницы. Безмолвие и дождь.
   Он позвонил Сомову, и тот был рад. Пока он шел, позвонила Наташа. Из трубки шел дребезжащий позитив, и Соловьеву представилась теплая квартира, шум уходящей в ванной воды, бигуди, и - сигаретный дым от курящего на кухне Витальича. И, пока он шел, и пока он говорил, эта картинка стояла у него перед глазами. Как будто вместе с дождем кто-то ему капнул в глаза такой краской. И он прекрасно понимал, что не стоило так думать. Ведь и не было не то, что ревности, не было и любви, наверное. Оставалась привычка, которая медленно рассасывалась.
   -Ну и как ты? - осведомилась она.
   -А хорошо.
   -Ты на улице, что ли?
   -На улице, - ответил Соловьев, - решил зайти в гости.
   -О, это классно.
   -Да нет, обычно.
   -А к кому? Секрет.
   -Нет. Встретил Сомова. Не знаю, помнишь ты его.
   -Худой такой?
   -Нет.
   -Ну ладно.
   И был потом некоторый обмен этими "ну ладно", все очень дежурно, все очень в меру, и когда Соловьев пришел, он решил рассказать Сомову. Надежды, конечно, не было. Но он, Соловьев, был в некотором роде сочинитель, да и никто никогда о нем ничего и не думал такого. То есть, Сомов бы так сразу и не поверил, что Соловьев сошел с ума - даже если бы он очень сильно старался. Что касается розыгрыша? Нет, Соловьев хотя и не был таким уж прямым, как штык, человеком, но юмор у него был скрыт. Особенно теперь. Другое дело, помещать его в сценарии.
   Что касается вообще творчество, но Соловьев поначалу пытался проявить себя во многих жанрах, но быстро понял, что не везде хорошо платят. В кино или на телевидение же, чтобы попасть, всегда надо иметь связи. За просто так тебя в этот мир не пустит - еще бы, работа не бей лежачего. Знай себе, живи и не волнуйся ни о чем. Кто-то другое на его месте, наверное, жил бы да радовался, да еще и говорил бы вокруг - эх, а ведь катаюсь я в масле!
   Словом, выпили они. Что ж еще было делать. Рассказал Соловьев про Лужина.
   -Я, знаешь, один раз слышал в голове голос, - сказал Сомов, - на трезвую. Ну я ж не хроник какой-нибудь. Я так, попил, когда есть время, и все. А времени особо и нет. Да и, потом, сейчас не с кем. Все стали прокаченными. Раньше что, например, на работе собрались. Самого молодого - за бутылкой. И погнали. И до ночи сидим, и в ларек только и бегает кто-то. Ну, сейчас ларьков нет. Но сейчас и зачем вот так сидеть? Надо ехать по-блатному, в ресторан, в ночной клуб, ну, куда попало. Куда хочешь. У нас ребята собрались, значит, забухать. Молодцы. Сели на самолет. Полетели в Прагу. Там забухали. А им бы кто сказал - слышь, пацаны, давайте посидим на кухне. Как ты себе это представляешь? В клубе, значит, надо что-то эдакое изобразить. У меня с этим много всяких затруднений. Жена работает в сфере бизнеса. Ходить она никуда не ходит, не хватает сил. Посуду приходит мыть тетечка. Ну и так далее. А дети вот выросли. Сами живут. А чтобы ехать в клуб, надо найти себе модную лошадку. Ну, я как-то думал, потом представил себе это - модно, да что толку. Не все так могут. Ну, и вот. Голос был громкий. Как радио. И говорит - сейчас Дмитрий Михайлович получит деньги и с чемоданом будет двигаться в аэропорт. Так и говорит. Я фразу эту записал. Сел и думаю - вот черт. Но ты понимаешь, что за этим ничего не последовало. Это аморально. Но это так.
   -Ну и что? - спросил Соловьев.
   -Да ничего. Наливай.
   -Нет, ты мне скажи.
   -Я не знаю. Ты же понимаешь, у творческих людей бывают необъяснимые прозрения или явления. Ни чем не объяснишь. Особенно у актеров. Ну да ладно. Ну ты хотя и не актер, но тоже около. Я, знаешь, я о жизни тоже думаю. То есть, сейчас не думаю. Думаю, но уже не так. Вот думаю, надо успевать порадоваться. Оно, конечно, и работа в радость. А если начать самому себе вопросы задавать -мол, на каких ты ролях? Да? И что же. Вот помнишь, был Залесский.
   -Да, - вздохнул Соловьев.
   -Почему, как ты думаешь, он выпал из окна? Потому что видел себя на другом месте. А я считаю, надо как-то и пригреться на своем месте.
   Наташа приехала через день. Все было ровно и позитивно. Была пара свитеров - хотя их можно было купить и в торговом центре через дорогу, она их все-таки где-то приобрела, сославшись на то, что "такое место, ты себе не представляешь". Ни про какого Витальича Соловьев не спрашивал - было все это как бы ни к месту. Он лишь представил себе такой же момент, лет бы двадцать назад - эх, такая бы жаркая была встреча, и ночь после встречи. Но теперь уж вряд ли намечалось, вообще, в жизни, что такое может случиться.
   -Как там Сомов? - осведомилась она.
   -А, нормально.
   -Нет, правда, не помню, кто он такой.
   -Играет.
   -А-а-а.
   После обеда следующего дня Соловьев перебирал какие-то моменты жизни в голове - словно колоду карт тасовал. Сам по себе тот факт, что колода эта была полностью укомплектована, говорила о том, что новые карты не нужны. Может быть, другая колода? Скорее всего.
   ----
  
   Осень после этого еще больше усилилась. Если бы она была болезнью, то так бы и надо было говорить. Потому что это всё больше напоминало болезнь неизлечимую. Ведь уже не было выхода. Осень пришла навсегда. Дожди обложили жизнь, словно охотники - волка. Обреченные машины продолжали шелестеть. Теперь им уже нечего было ждать. Осень. Пока не придёт белая пора, пока не закончится все неожиданным рассветом в другую сторону. Может быть, и надо было дожидаться зимы - хотя первые морозы были уже где-то рядом.
   Сигаретный дым напоминал высушенные и растолченные таблетки. Таблетки от жизни. Но все зависит от восприятия. Мороз где-то поблизости. Он читает стихи Пушкина:
  
   Октябрь уж наступил -- уж роща отряхает
   Последние листы с нагих своих ветвей;
   Дохнул осенний хлад -- дорога промерзает.
   Журча еще бежит за мельницу ручей,
   Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает
   В отъезжие поля с охотою своей,
   И страждут озими от бешеной забавы,
   И будит лай собак уснувшие дубравы.
  
   Нет, морозов еще не было, а дождь пытался охладить природу, чтобы уже потом работать с ней, когда она будет готова принимать сухие смеси, водяные зеркала и длинные столбы дыма от котельных.
   -Надо бы пивка выпить, - сказал Соловьев.
   -А, давай, - сказала Наташа.
   -Что-то ты постоянно поздно приходишь, - заметил он.
   -Задерживаюсь.
   -Ну ладно.
   Он не хотел выглядеть дураком. Какая разница, что там происходит. Нет никаких подозрений. Быть может, вообще ничего не происходит. Тогда он - вдвойне дурак.
   Он заглянул в холодильник и сказал:
   -Сквозняк.
   -Чо? - издалека спросила Наташа.
   -Сквозняк, говорю.
   -А.
   -Всегда у нас нечего жрать.
   -Мы в кафе поели.
   -Кто это?
   -Ну, на работе.
   -Понятно, - вздохнул он, - я есть не хочу, значит, никто не хочет. А я пойду тогда в кафе.
   -Один?
   -Ну ты же поела. Теперь я поем.
   -А пиво?
   Он не ответил и вышел. Облака подсвечивались огнями фонарей. Они надулись, облака, словно школьница, получившая двойку. Это были слёзы без конца. Соловьев шел уверенно. Но внезапно он остановился и пошел как бы кругом, чтобы его не видели. Ибо возле скамейки, где теперь была большущая лужа, виднелась нагнувшаяся фигура. Человек смотрел в воду, ожидая чего-то.
   Сомов!
   Соловьев сдал назад - если можно так выразиться, учитывая его пешее передвижение. Сомов упорно смотрел в лужу, пытаясь там что-то рассмотреть. Дождь рванулся с неба, и листья затрепетали, и тут же по луже пошла рябь. Сомов подсвечивал фонариком.
   -Дурак, - сказал Соловьев.
   Он вошел в один из баров, ибо тут, на перекрестке их было пруд пруди, и можно было насчитать от четырех до десяти - справа, слева, где-то еще. Он стал вспоминать, где и как с Наташей было не так. Но потом бросил. Поужинав, он вернулся домой. Наташа смотрела телевизор преспокойно. Они не ругались. Даже обменивались короткими репликами.
   Ночью ему приснился совсем уж дурной сон. Он жил вдвоем с братом. Сам он был режиссером. Когда ему было лет что-то около сорока, он снял один хороший фильм. Брат занимался проектированием зданием и звезд с неба не хватал, но жил шире - у него периодически возникали всплески личной жизни. Словом, все протекало в нормальном ключе. Сам же Соловьев по жизни был чем-то вроде приставки. Слава улеглась, новые фильмы не получались - он и не старался особенно, ожидая каких-то жизненных подвижек. Во сне особенно не раскрывалось, чем он долгое время занимался. Ибо второй фильм снять ему не удалось, зато возникло чувство невероятной потерянности.
   Словом, он жил, жил, боясь, что жизнь пройдет, а жизнь проходила. Но она, она была как змея, эта жизнь. Она смотрела ему в глаза, он застывал и продолжал ждать, когда же что-то состоится, а ничего не происходило, ничего не собиралось происходить, и так шли годы. Год за годом.
   Неожиданно он ощутил, что жизнь прошла. На носу была пенсия.
   -Как же так? - спросил он сам у себя. - И все?
   -Я же тебе говорил, что жизнь пройдет, - сказал брат.
   -Ну, она у всех проходит.
   -Да. И у меня.
   -Но ты жил, вон ты сколько чертил, сколько проектов сделал, сколько у тебя было рабочих поездок, свершений и всего прочего - а я столько лет ждал, но ничего не наступило. Жизнь прошла бесповоротно.
   -Но что я могу сделать? - спросил брат.
   -Нет. Ничего.
   Он вышел и пошел гулять, и словно бы все пространство было большой чашей, где собрался воздух ушедшего, и все было бесполезно. Он шел по дороге, вышел к реке, там курил, там он встретил девушку, молодую и очень маленького роста, они посмотрели друг на друга и тотчас полюбили друг друга. Это был сон, конечно. Разве такое может быть в жизни? И вот, они стали ходить всюду пешком и радоваться.
   Соловьев думал:
   -А и ничего, что в жизни ничего не получилось. Зато мне хорошо. Когда любишь, все хорошо. И ерунда, что есть у тебя, нет у тебя, не важно. Есть особенный свет. Всякие достижения, они проходят, и все о них забывают. Оно, собственно, забывается и дуалистическая пара любил - не любил, но не важно. Еще есть еще хорошо - не хорошо. Поэтому, надо просто все забыть и радоваться.
   Оказалось, возле реки расположен пункт проката летающих мопедов. Эти аппараты напоминали какие-то сходные модели из кино, разве что были более легкими и простыми. И вот, взяв два мопеда, они катались туда и сюда, и полёт напоминал некий полёт души.
   Проснувшись, Соловьев много размышлял. Курил, не отвечая на звонки. Потом включил компьютер и сочинил страниц пять, и все это сочинение была как трава, как ботва - никакого корня. Но так и надо было - ибо все современное кино, оно как раз и подчеркивает, что все есть ботва, и что люди должны этим гордиться. Они должны, например, представить себе, что можно есть бумагу. Просто вот так, сворачиваешь и жуешь, жуешь просто, послушно, и никто не мешает тебе жевать. Зато если ты вдруг выделился, если ты вдруг прыгнул, и оказалось, что ты летишь на крыльях в сантиметре над плинтусом, само пространство начинает с тобой бороться.
   Сон же словно бы поднимал его еще выше. Он вышел на улицу, чтобы покурить с сигаретой. Было несколько звонков, было несколько предложений, и Соловьев поразился своему равнодушию к деньгам. Он подумал, что, может быть, интереснее быть нищим и побираться, и тогда осень будет ближе к тебе, и жизнь острей, холодней, и даже страх смерти - словно особенный духовный напиток.
   Вскоре ударил легкий мороз, был вечер, и Наташа смотрела телевизор - лицо её выражало какие-то мировое совершенство - словно бы и не существовало в мире тоски и грусти. Соловьев вышел подышать, и сквозь сетку фонарей звезды едва проглядывали, хотя, встав где-нибудь в темном углу, словно тать, можно было эти звезды поймать отчетливее, сказав себе.... Нет, надо было ощутить сначала свое родство с звездами, и всеобщую отчужденность от них. Кругом свет. Кругом электричество. Никакой надежды.
   Он вышел на тротуар и встал напротив замершей лужи. Так он стоял минут десять, пока в темноте, подо льдом, не метнулась странная тень. И он поначалу подумал, что тень эта пришла со стороны, так как неподалеку проносились машины, и каждый человек в салоне был как мумия - гордый от того, что он едет, что он не стоит, что у него есть какие-то вещи, а у кого-то другого, относительно него, нет таких вещей.
   Легкий ветерок подергивал воздух. Но дождя уже не было - он примерз там, на небе.
   Лицо подо льдом вдруг стало совершенно ясным, и Соловьев сделал шаг назад. Это был Лужин. Он говорил, но не было слышно ни слова. Испугавшись этой ясности, он побежал, и по пути за ним погнались менты - ибо их заинтересовало то, почему человек бежит, и это был повод, чтобы его обыскать. Но Соловьев их не заметил. Он забежал в подворотню, вошел в спортбар и там сел за стол. Менты появились позже - но тут, в тупике, было три кабака. Трудно было определить, куда именно делся бежавший человек.
   -Давай водки, - сказал Соловьев официанту.
   Начался футбол. Наши играли как всегда плохо, народ комментировал, подсвистывал, придумывая разные эпитеты, касаемые кривых ног и всего такого. Страх не покидал Соловьева весь вечер.
   Холода после этого установились ровные. Их как бы распределили вдоль большой линейки с цифрами, и сами они выгляди как кривая, как непонятная синусоида, и не было особенных искривлений, не было ни резких бросков вниз, ни неожиданных подъемов. Такова природа. Ей контакт с человеком - вещь, связанная напрямую с воображением, и никогда - с реальностью, ибо мир выглядит так, каким ты его видишь, ну или как получается - например, обстоятельства заставляют тебя принять их условия, подчиниться, и ты делаешь это с покорностью. Соловьев написал сценарий. Наташа продолжала работать усердно, и пару раз она ездила в командировку, и там был Витальич.
   Потом холода, как и положено, угасли. Потом они развелись.
  
  
  
   Магазин
  
  
  
  
  
   Бывает полудрёма в состоянии бодрствования. Она ведёт тебя по улицам. Точно также хозяин выгуливает собачку, и все зависит от размеров собачки. Если она больше, чем надо, то она тянет хозяина, а не хозяин - её. Но важен и вес человека. Кто кого? Ведущий, ведомый.
   Эктор шёл по улице вместе с мячом. Это был футбольный мяч. И ведь нельзя было сказать, что мяч его вёл. Тут было нечто третье. И здесь на первое место выходят вещи ментального уровня. То есть, образы. Потому что человек может сидеть на месте, но быть сталкером в мире эмпирий. Слово модное, но на практике, здесь мало мастеров или хотя бы подмастерий.
   Эктор вспоминал, что был на свете мальчик, который вышел, как раз, с собачкой. И собачка его повела. Она бежала и тащила его следом. Потом их показали по телевизору. Особенная собачка, особенный мальчик. Транспорт-тандем, перевозящий ничего вместе с объектом.
   Был вечер. К Эктору подошли дети.
   -Здравствуйте, - обрадовались дети.
   -Здравствуй, - ответил тот.
   Он подарил им мяч и расписался на нём. Всё. Бремя спало. Теперь он был свободен. Словно бы началась новая жизни. Над ним ничего не довлело.
   Тогда он вошел в книжный магазин, полагая, что теперь, когда туман сгущается, а солнце совсем пропало, можно предаться и книгам. Кто-нибудь знает настоящую разницу между магазином и библиотекой? Каждый из вас скажет, что тут всё просто. Тут книги продают, а там - выдают. Это просто. Точно так же вы никогда не спутаете луну и солнце, если вы в здравом уме. Но дело в том, что книга - это не просто вещь, одетая внутрь бумаги и получившая сердце из букв. Исходить надо отсюда. Каждая книга, если только она не написана компьютером, есть отпечаток человека. Даже если автор писал халтуру на заказ, он не сможет ничего сделать против создания копии. А значит, если книга сохранится тысячу лет, даже какой-нибудь справочник по кулинарии (опять же, если он не был составлен методом копипаста), этот томик можно загнать в специальную машину (которую надо предварительно придумать) и воссоздать автора. Здесь, впрочем, может быть некий образ.
   Так вот, в магазине все книги требуют, чтобы их взяли. Они напоминают девушек, которые вышли, чтобы продавать свою любовь. После покупки всё иначе. Но а с библиотеками всё вообще сложнее, ибо сама библиотека есть слепок хранилища вселенского, которого никто не видел и не увидел, так как не ищет.
   Здесь Эктор прошел вдоль рядом, и авторы, и книги - это было не единое целое. Это были части. Допустим, есть некая сущность. Допустим, двигатель. И вот, отдельно лежит поршень. Отдельно - крышка с клапанами. Вот змеится коленвал. А вот - бокал масла. И оно темного темнеет, часть света преломляется, и возникает синева, плёнка. А вот - свечи. Вот и шестерни, а вот и маховик. Всё это демонстрирует организацию этого организма, его важность.
   И вот так же и книга. Визуально она собраннее. Но если она еще не продана, это есть набор компонентов. Здесь всё сложно.
   -Странно, - подумал Эктор, - туман. Он и здесь.
   Обходя ряд, он встретился глазами с девушкой, которая шла за ним следом, видимо, чтобы что-то посоветовать. Она была бела, словно белая кошка. Эктор был поражён этим фактом.
   -Вам что-то подсказать? - спросила она.
   -Да, - ответил Эктор, не понимая.
   -Смотрите, - сказала она, вынимая томик, - вот Рабле. Посмотрите сквозь полку. Видите?
   -Вижу, - ответил Эктор.
   По другую строну шкафа в странном одеянии. Эктор не знал, что ему сказать.
   -Вы любите классику?
   -Не знаю, - ответил он.
   -Знаете.... А вот, пожалуйста, Иоахим Камерарий Младший.
   -Почему он младший? - не понял Эктор.
   -А посмотрите на него. Видно же по нему, что он - младший.
   -Точно, - Эктор едва не проглотил язык.
   Человек напротив него рассматривал книги, это была полка компьютерной литературы.
   -А вот, - сказала она, - Монтень. Видите, какой он серьезный. Что вы скажете? Если вас это не вдохновило, видите, балкон. Любой покупатель может выйти на него, если он хочет покурить. В наше время сигареты - предмет споров и борьбы. И вон там, как раз, курит человек. Это - Вольтер.
   -Гм, - проговорил Эктор.
   -Но что вы ищите?
   -Спорт, - ответил Эктор, -я....
   Он повернулся. Девушка улыбалась, и белизна её усиливалась. Тогда она сбросила с себя одежду и предстала перед Эктором совершенно обнаженной.
   -Идите, - сказала она.
   Эктор потерял дар речи. Вместе с этим он отметил, что девушка была хороша, а душа реагировала странно - она отозвалась чувством странной потайной радости.
   -Их тут много, - сказала она, обернувшись.
   -Много?
   -Авторы, - проговорила продавщица, мягко и томно, - вам стоит лишь осмотреться. Если вы ищите, то вы обязательно найдете. Ну, идёмьте.
   Он вышел за ней, из лабиринтов полок, в обширный зал, центр которого был занят круглой оранжереей с некой пальмой посередине. Девушка за кассой улыбнулась ему. Это была мадам в формах. Она была обнажена, и Эктор потерял дар речи. Она улыбнулась ему, отчего в голове поплыли концентрические окружности.
   -Ищите книги по спорту, - сказала она.
   -Ищу,- проговорил он.
   -Ищите.
   -Я...., - проговорил он, - я автора не знаю. Надо смотреть. Я так не скажу. Надо полистать и сказать.
   Она кивнула.
   Он повернул к спортивному стеллажу, спрятался за шкафом и выглянул, словно шпион. Нет, все это ему не чудилось, а если и было так, то нужен был какой-то ключ - потому что реальность была повсеместна, она уже клокотала в его груди, словно особенная вода. Вместе с тем он отметил, что в воздухе присутствует тот же туман - он не то, чтобы очевиден, но особенно ощутим боковым зрением. Тогда он открыл одну из книг, и это был большой альбом, посвященный футбольным чемпионатам мира.
   -Почитаем вместе? - послышался голос.
   Он уже знал, что его ожидает. Но это была другая девушка. Она была свежа и прекрасна, от неё шло испарение молока, а из груди били лучи. Эктор понял, что он себе не принадлежит.
   -Будем читать вместе? - спросила она.
   -Будем, - сказал он.
   Слова выходили автоматически. Если бы она сказала, что они связаны, то так бы оно и было - здесь сработал некий абсолютный магнетизм, которому теперь невозможно было сопротивляться.
   -Тогда идём. И не нужно находиться тут в одежде. Это - Магазин. Запомни это.
   -Запомнил, - сказал он.
   Здесь он подумал, что некий зов был и раньше. Ведь еще недавно его походу, его движению вторил мяч, и он бы помог теперь. Когда желания сильны, но эти желания есть газ, который впрыснут в кровь, чтобы тебя одурманить, должна сыграть сила случая. Но если ты сам хочешь упасть и не выплыть - разве это правда? Ведь и лягушка идёт на зов ужа, и зоологам до сих пор не удалось распознать, в чем же тут соль.
   Может быть, отдав мяч, круглого друга, он потерял защиту?
   Меж тем, новая девушка помогла ему расстаться с одеждой, и они вошли в зал, где полки тянулись вверх, словно бы не было потолка, а место это являлось башней, идущей в бесконечность. Это были миллионы книг, и все они продавались, им не было числа. Они составляли всё это невероятное множество, некую таинственную закономерность чисел, недоступную для понимания Эктора.
   И это тоже был магазин.
   И это тоже был туман.
   В этом кругу башни, в самой его середине, стояла кровать, белая, как пух, и она, эта кровать, готова была забрать Эктора. Он не мог сопротивляться. Сила влечения владела всем воздухом магазина, и книги были здесь зрителями, которые аплодировали этому театру.
   Эктор предался любви. Он был готов забыть себя и быть частью всего этого тумана, и быть единой частью со странной богиней, которая увлекла его сюда. Но богиня была продавщицей. Это надо было осознавать, покуда еще оставался разум. Это было прекрасно, и, наверное, во всей его жизни еще не было момента, который бы сравнился с этим. Говорят, что мечты могут сбываться. Но всё это спрятано. Но теперь всё было иначе. Он готов был поклясться, что достиг наивысшей радости.
   -Нас много, - сказала она.
   -У тебя есть имя?
   -Конечно. Зачем тебе?
   -Как же?
   -Правда, зачем?
   И круглая кровать завертелась. На самом деле, феи-продавщицы исполняли танец, превращая действо в колесо. Быть может, это было колесо Сансары, её филиал. Оно символизировало повторимость и невозможность сопротивления. Сила любви, в действительности, это бесконечное телесное влечение и воплощение в единении и половом акте. Здесь он был словно Одиссей на острове Огигия, в плену, который мог дарить бесконечный экстаз, но что-то мешало.
   Феи неожиданно исчезли, а прекрасная продавщика произнесла:
   -Подожди.
   -Почему? - спросил он.
   -Привезли товар.
   -Приёмка? - спросил он.
   -Да. Надо свериться с накладными.
   -Да, - проговорил он, - но имена?
   -Имен нет, - сказала она, - но они есть у книг. А зачем оно тебе? Посмотри, как всё это прекрасно. Тебе не обязательно покупать их все. Достаточно уже того, что ты слышишь, как они излучают мысль. Разве может быть что-то лучше?
   Она поднялась, и он сопровождал её взглядом, осознавая, что страсть его не покидает, но лишь усиливается. И в открытые двери стало видно, как в соседний торговый зал вкатили тележки с книгами, и обнаженные продавщицы обступили торгового представителя - важного дядьку в очках и с планшетным компьютером. Этот человек был странен. Может быть, он был неким божеством, пришедшим со стороны?
   Там же, при нём, были и накладные. Продавщицы перемещались, словно птицы. Должно быть, Эктор мало читал. Он уважал спорт. Да и сам он был игрок, движитель мяча, друг мяча, а потому он не мог идентифицировать происходящее. Но разум вдруг стал возвращаться. Пока шло оформление товара, его никто не тревожил, и он смог перевести дыхания, понимая, что некоторое время совершенно не владел собой. Только тут пришло осознание:
   Магазин!
   Нет, не может быть такого магазина. Куда ведёт эта башня? Он хорошо помнил это здание снаружи, и там не было никакой надстройки. Да если бы и была, то высоты несопоставимы с нормальным восприятием. Когда она вернется.... Нет, придёт не она, но другая. И все они прекрасны. И их имена, должно быть, записаны в каких-то книгах, которые он не читал. Потому что постоянно нет времени. Но надо ли? Разве не абсолютен он в своих стремлениях быть слугой и господином мяча?
   И почему именно он?
   Некоторое время ничего не менялось. Но туман темнел. Словно бы ночь, которая наверняка уже владела улицами, влилась сюда и была таковой. Книги разносились по полкам. Одни девушки сменялись другими, и на него никто не обращал внимания.
   Тогда он увидел мяч. Это была полка в противоположном соседнем зале, куда была открыта дверь. Там горела лишь пара лампочек, и там отсутствовал туман. Его попросту не было. Эктор приподнялся. Нужно было одеться, но одежда его осталась в той сверкающей комнате, где до сих пор происходила расфасовка новых книг. Он встал и прошел к мячу.
   -Что же ты? - проговорил он, взяв мяч с полки.
   Тут случилось чудо: брюки! Они висели на стуле, словно бы дожидаясь его.
   -Я знаю, - сказал Эктор, - ты ждал меня. Мяч! Теперь мы снова вместе!
   Надев брюки, он повернулся и столкнулся с томной продавщицей, которой видел еще до того, в самом начале этого странного действа. Её тело горело, излучая энергию страсти. Но, вместе с тем, Эктор пришел к выводу, что она смотрит сквозь него. Он словно экранирован. Должно быть - мяч! Как странен мир!
   Некоторое время они стояли рядом, и он пьянел от её дыхания, которое, должно быть, было чистым наркотическим газом. Но вскоре она отошла к полкам, сняла с одной из них кипу накладных и направилась назад, предоставив взору свои зовущие ягодицы.
   -Иди, - проговорил Эктор, посмотрев на мяч.
   Тогда он двинулся, и на его пути было несколько коридоров, почти не освещенных или совсем темных, где ему помогла зажигалка, находившаяся в кармане брюк. Наконец, и дверь. Он вырвался - город накрывало вечерней хмурью и огнями машин. Он шел по проспекту, босиком, в одних брюках, держа перед собой мяч. У дверей ночного клуба его окликнули. Это была группа развлекающихся девиц.
   -Можно автограф? - попросила одна.
   -Можно, - ответил он.
   -А не подарите мне мяч? - спросила другая.
   -Нет, ни за что.
   -Это ваш? Вы идете с игры?
   -Да.
   -Хочешь развлечься?
   -Нет, - ответил он решительно.
   Тогда он тормознул такси и, объяснив водителю, что расплатится дома, отправился в путь. Огни ночных улиц были хороши.
   -Сбежал, что ли? - спросил водитель.
   -Почему? - спросил Эктор.
   -Смотрел один ролик. Муж вернулся раньше обычного и застал любовника. Тому пришлось убегать, спускаясь с третьего этажа на простынях. После чего он шёл через весь город в трусах.
   -Интересно, - заметил Эктор.
  
  
   Малюта
  
  
  
  
   Мало, кто из людей, может очень гордо отметить: я живу! Эпизодическое бытие, это когда ты вдруг схватил, или тебя схватила золотая рука, и ты крикнул -Вот это да! Это я! - оно раз, и нету его. А вот сказать бы так - я жил день ото дня, в жизни, и каждая страница была исписана ровно, или - столбиком гениальных стихов, кто так может?
   Приходишь ты в новый день, он начинается заголовком. Но он - в теле другого большого заголовка. И хочется это подчеркнуть - вот оно, где я живу, под какой звездой.
   Одна из лучших вещей на планете - это посещать все кабаки, по очереди, один за одним, делая заметки на полях. Потом, по окончании этих кабаков, надо переезжать и посещать далее. Париж, Лондон. Лондон всегда пишется с ударением на второй слог. Но вы приехали, например, в Нальчик. Кто мешает вам заняться простановкой галочек в собственной книге. А, тут же будут возражения. Но мы-то всё это знаем. Про образ жизни, про то, сколько на все это надо денег, и прочее. Но не нужно много заказывать. Да и лучше всего, приплыть на новый берег, как Колумб, а там идёт футбол, там горят телевизоры, горят сердца, народ требует гола. Это спортбары. Это - лучшие места на планете Земля. Я бы хотел посетить таковые в Южной Америке, но это далеко. Нальчик ближе. Он окольцован синевой гор, да потом, он облагорожен наличием собственного футбольного клуба - это Спартак (Нальчик). А количество алкоголя - это совсем не обязательный атрибут во всем этом путешествии. Но, впрочем, если вы получаете кайф от бега - это другой вопрос. Например, вы бежите. На вашем пути - горы, потом - после Нальчика, вы, очевидно, направитесь трусцой во Владикавказ. По пути вы можете встретить боевиков, которые крикнут вам из уазика - эй, спорт, быстрей, быстрей. Так всегда. Хоть по Африке, хоть по Азии ты бежишь. Но это лишь рассуждения. Но я просто напомнил - возможность получения опьяняющих веществ вследствие изнурительного спортивного движения - вещь вполне определенная.
   И вот, футбол. Спортбар. Мы взяли пивка, чтобы быть ближе к мячу. Народ плотно комментировал. Нельзя, чтобы молчали. Иначе вдруг покажется, что мозг поразила американская ядовитая амёба, смерть от которой наступает через шесть часов после заражения.
   -Гаси!
   -Быстрый, Быстрый, давай.
   И все начинали кричать хором:
   -Быстрый! Быстрый!
   Я подвинулся к стойке, где можно было подарить пару слов барменше - они, конечно, были ей не нужны, она выбрасывала их в ящики с мусором, все эти слова, и я так себе и представлял - утро, ущелье, и они летят туда, чтобы там их склевали птицы.
   -Пойми, - сказал ей появившейся по соседству парень.
   -Я поняла, Малюта.
   Она была большая, широкая - видимо, для того, чтобы подчеркнуть свою командную деятельность. С этим словами она развернулась и вышла за предела своей барменской ячейки, я спросил:
   -Слышь, извини. Ты Малюта.
   -Да, - он протянул руку, - по жизни.
   Мне нечего было ответить. Но у него была целая бутылка какого-то пойла, и он поделился белой струёй запредельного алкоголя.
   -По жизни, - сказал он, - а ты смотрел прошлый матч?
   - Какой именно?
   - А, - он махнул рукой и снова налил.
   Мы некоторое время смотрели молча. Не то, чтобы все это порядком меня интриговало. Потому что любой спортбар - это более чем бар, а он сам по себе есть точка, где одно путешествие заканчивается, а потом начинается другое. А ведь хорошо, когда в городе есть свой спортклуб, и можно открыв его исторические хроники, прочесть:
  
   В июне 1939 года в Нальчике состоялся матч между местными коллективами "Спартак" и "Молния", в котором определялся представитель от республики в кубке РСФСР. Сильнее в данном противостоянии оказались игроки "Молнии" 4:1. 20 апреля 1941 года спартаковцы в матче открытия футбольного сезона играли с "Динамо" и уступили с разгромным счётом 0:8. Следующая встреча двух коллективов состоялась 22 июля 1945 года и была приурочена ко Дню Военно-Морского Флота. Динамовцы вновь доказали своё превосходство -- 9:0. В июле 1946 года в День физкультурника динамовцы Нальчика в очередной раз разгромили "Спартак" -- 5:0.
  
   Народ был затарен едой, выпивкой и матчем. На самом деле, если в помещении нельзя курить, то это не бар. Но недавно производители американских таблеток победили в борьбе с табачными компаниями, вот только не понятно, зачем это нам, где народ еще не приучился глотать эти колёса горстями.
  
   -Быстрого меняют.
   -Правильно, устал.
   -Кержа надо поменять.
   -Вон он, морда крысиная!
   -Щас выйдет.
   -Андрюша, это уже ваши проблемы.
   -Давай. А хрен!
   -Оба, по воробьям!
  
   Комментарии шли, как сообщения по телетайпу.
   -Слышь, давай, - сказал Малюта.
   Я протянул ему стакан и спросил:
   -Почему тебя так зовут? - спросил я.
   -По жизни, чо, - ответил он.
   -Так и зовут.
   -Да, чувак. По жизни я - Малюта. Ща зырь, будет банка.
   И правда, пас, удар, гол, и команда соперника ощущает себя курицей, на которую вылили чайник свежего кипятка.
   -Оба, нормально! - кричали комментаторы.
   -Широкий, проснулся, слышь.
   -Да он ничо. Но меньше надо в твиттере писал.
   -Перепутал твиттер с воротами.
   -Наоборот.
   -Команда не та.
   -В группе их натянут.
   -Наливай.
   Малюта закурил, показывая всем своим видом свою значимость для этого барного воздуха. Но самый важный человек в этом месте - телевизор. А я, конечно, вспомнил, первый спортбары 90-х, когда всяческую ЛЧ тогда и без того показывали по нормальным каналам полностью, от матча к матчу, когда рабочего человека не то, чтобы уважали. Нет, его и тогда не уважали. Просто никому не приходило в голову, что можно забрать что-то типа последней сигареты или последнего окурка. Это мент, говорят, не забирает. А оно, конечно, общество власти - это мент умножить на скобка мент умножить на мент скобка закрывается, а потом !n. Это знак такой. Но нечего об этом.
   Конечно, и сейчас желающие прийти на стадион с пивком и водочкой как-то справляются. Кажется, выжить можно всегда. Хотя я никогда не был на матче местного "Спартака". Хотя история клуба довольно богата.
  
   Вторая лига (1981--1991)
   Последующие одиннадцать лет с 1981 по 1991 годы нальчикский "Спартак" был неизменным участником первенства СССР среди команд второй лиги.
   В команде произошли многочисленные изменения. Покинули клуб Леонид Дворкин, Виктор Камарзаев, Владимир Шарпан, Шота Сомхишвили, Александр Попович, Камиль Резепов, Александр Борзенко, Александр Маначинский, Геннадий Витковский и Владимир Балов. Завершили выступления Руслан Ашибоков и Александр Морозов. Им на смену пришли молодые воспитанники из различных коллективов республики: Рашид Атабиев, Георгий Лобжанидзе, Юрий Вьюнов, Казбек Нахушев и Алексей Захаров. Перед началом сезона 1981 года в интервью корреспонденту "Кабардино-Балкарской правды" старший тренер "Спартака" Александр Апшев сообщил следующее:
   " Для начала поборемся за победу в зоне. Эта задача сама по себе сложная, а уж если решим её -- все силы положим, чтоб вернуться в компанию первой лиги. Все дело в том, хватит ли у молодежи физических сил на дистанцию зонального турнира, а играет она с явным удовольствием."
   И опасения наставника нальчан оказались оправданы: "Спартак" завершил зональный турнир на восьмом месте, отстав от победителя, волгоградского "Ротора", на 17 очков. 23 сентября 1981 года в домашнем матче против белгородского "Салюта" (3:0) нападающий нальчан Вячеслав Губжев забил тысячный гол коллектива в розыгрышах первенства страны по футболу.
  
   -Я, слышь, так же, как ты, - сказал вдруг Малюта.
   -В смысле, - спросил я.
   -В смысле чо, налил и выпил, чо. И не пьянею. Зырь, щас снова банка будет.
   И правда, соперник промухал выпад наших, и этот гол прикончил португальцев. А ведь на первый взгляд, играли с вполне себе солидной командой.
   -О, ес! - прокричали зрители.
   -Нормально засадил.
   -Вратарь-дырка.
   -Нормально.
   -Всех рвут.
   -Баварию не порвут.
   -По любасу, будет ноль семь.
   -Нет, на ничейку дома бы натянули.
   -Нет, никогда, слышь.
   Малюта вновь налил и повернулся ко мне:
   -Как ты думаешь, а Баварию бы потянули?
   -Нет, - ответил я.
   - А ты все равно думаешь, чувак, - сказал он, - почему я - Малюта. Вот прикинь - в 1932-м году при разборах собора была обнаружена плита, на которой было написано - Малюта Скуратов. Как думаешь, чо за фигня?
   -Могила, по ходу, - сказал я.
   -Да, а может нет. Может, дверь. Дверь открылась, чувак вышел и пошел.
   -Ну.
   -Нет, не ну. Давай еще по одной, и погнали. Ты думаешь, это погоняло, не?
   -Не знаю.
   -И не узнаешь, - ответил он.
   Он налил еще, потом кинул деньги на стойку и крикнул:
   -Милая, вот это тебе!
   С этим словами он и вышел.
   Если бы в тот вечер где-то, из какой-то точки земного шара, шел торжественный луч с изображением украшенного борьбой матча, и если бы этот луч достигал сих прекраснейших горных мест, то следовало бы срочно взять такси и отыскать другой спортбар, где бы сопричастность была бы продолжена. Сейчас, впрочем, достаточно найти место, где скорость вай-фай соединения позволяет смотреть сей матч на своем карманном устройстве. Но вы скажите - в чем тут кайф? Правильно - надо воспитать себя так, чтобы воображение было священной коровой, связанной напрямую с космическими лучами, идущими от солнца, вскользь земли и дальше.
   Я все же полагал, что надо сходить на матч ФНЛ с участием Спартака (Нальчик). Тогда бы все эти скрытые от большого мира исторические хроники стали бы ближе, и, находясь где-нибудь в спортбаре Токио, я мог бы сказать:
  
   Матч второго тура против московских одноклубников сложился для спартаковцев более удачно и завершился ничейным исходом. Команда активно начала игру и на двадцатой минуте матча после подачи углового сербский легионер нальчан Миодраг Джудович открыл счёт голам своей команды в элитном дивизионе российского футбола. В концовке первого тайма гости отыгрались благодаря удару со штрафного Максима Калиниченко. С началом второго тайма инициатива полностью перешла в руки москвичей. Нальчане отвечали на атаки гостей лишь редкими контрвыпадами. В одной из таких атак Сергей Пилипчук точным ударом вывел свою команду вперёд, а чуть позже Эдуард Корчагин выйдя один на один с Войцехом Ковалевски не смог переиграть вратаря. За пять минут до окончания матча Михайло Пьянович воспользовался ошибкой Александра Чихрадзе и отправил мяч в сетку ворот. Так было добыто первое очко нальчан в розыгрышах российской премьер-лиги. В матче третьего тура спартаковцы одолели на выезде московский "Локомотив" 3:2 тем самым добившись первой победы в своей истории на столь высоком уровне. Серия побед над казанским "Рубином", московским "Динамо", "Шинником", "Ростовом", "Томью" и раменским "Сатурном", а также ничьи во встречах с "Москвой" и "Зенитом" позволили нальчанам возглавить турнирную таблицу чемпионата.
  
   Очевидно, многие бы решили, что я ношу с собой ключи от счастья. Ибо оно, счастье, это умение быть внутри некой сферы, где хорошо. А раз находится это посередине самой жизни, значит, так оно и есть. А ночью мне приснился сон.
   Я пришел на развалины храма. И вот, передо мной была могильная плита, на которой высечено:
  
   Здесь похоронен Малюта Скуратов.
  
   И вот, плита эта, словно, дверь, открылась, и он вышел.
   -Давай, - он вынул бутылку.
   Мы выпили.
   -Ты думал, это не правда?
   -Ничего не думал, - ответил я.
   -Приходи. Завтра футбол.
   -А кто играет?
   -С Аланией. На кубок. Придешь, чо?
   -Приду.
   -Давай. Еще по одной, и я пойду.
   -А ты результат знаешь?
   -Не знаю, - ответил он, - это же в будущем. В прошлом что хочешь, скажу тебе. А в будущем - не, не умею. Ты, может, сам знаешь.
  
   Оказалось, что такой матч и правда намечался. Но ничего фантастического нет тут. Возможно, я видел афишы, и это отразилось на пленке подсознания, будто на фотопленке. Неплохое сравнение, верно? Я затарился семечками и пошел на матч.
   Знаете, если отойти от тематики всех баров земли, то мы войдем в воды еще более широкой и динамичной реки. Её нельзя подарить бумаге, или экрану, или клавиатуре за просто так. Это очень большая тема. Тем более, что рассказчик, а особенно - современный, наслаждает прежде всего себя самого. Такова уж его роль. Это раньше рассказчик говорил с людьми. А уж ежели с веками - то это всегда пожалуйста. Главное, ни на что не сетовать.
   И вот, типичный матч ФНЛ. Но народ давно прозвал этот турнир не иначе, как Пердив. Это значит Первый Дивизион. Ничего личного. Любому клубу премьер лиги могут запросто пожелать:
   -В пердив!
   Человек, никогда не проходивший мимо дома этой субкультуры, никогда не поймет, о чем речь.
   Был момент, когда казалось, что Нальчик еще выиграет. Хотя, по правде говоря, надежды мало. При Юрии Красножане команда показывала самый интересный футбол, но теперь Юрий в Тереке, а Спартак с такой игрой запросто может вылететь во вторую лигу, у которой даже нет народного названия, так как это подобие того, как если бы вас отправили играть в лигу каких-нибудь рудников, и вы бы смирились. И жизнь возможно везде. И тогда, ни с того, ни с чего, в воздухе мигнуло стекло стакана.
   -Держи, чувак, - сказал он.
   Счет был 1:1. Это был Малюта. В его руках была бутылка водки.
   -Как ты думаешь, выиграют? - спросил он.
   -Вряд ли, - ответил я.
   -Почему?
   -Я чувствую.
   -Тебе везет, - сказал он, - ты можешь чувствовать. Но - выпьем.
   И мы начали. Потому что нельзя приходить сюда, во вместилище духа и энергии мяча и возможного счастья, насухую. В нашей стране это не понимают. Они думают, что народ можно сломать, но это невозможно. Зато мы не знаем, куда идут дальнейшие поколения. Потому что жизнь - не эксперимент. И нет никакого мирового правительства.
   - Куда потом пойдешь? - спросил Малюта.
   -Поеду. А ты?
   -А ты был в Китае?
   -Нет.
   -Поезжай. Там очень хорошая китайская лига.
   -Советуешь.
   -Конечно. Сейчас в "Шаньдун Лунэн" играет Вагнер Лав.
   -А ты? - спросил я.
   -Я, чувак, я подумаю, - ответил он, - футбол есть везде. Ты знаешь, сколько футбольных клубов, например, в Челябинске?
   -Сколько?
   -Штук сорок.
   -Не может быть.
   -Я считал.
   -И ты поедешь туда?
   -Почему бы и нет.
   И мы вновь выпили. Тогда Спартаку забили второй гол, и зрители свистели, а также кричали и указывали судье на его ориентацию. Такие лозунги популярны повсеместно. Хотя, конечно, боление в Пердиве не такое уж интересное, но что поделаешь? Что тут сделаешь? Спартак выступал в следующем составе:
   Спартак-Нальчик": Степанов (Ханиев, 46), Суслов, Макоев, Джудович, Абазов, Шаваев, Чеботару, Рухаиа (Губжев, 105), Тлупов, Аверьянов (Гурфов, 74), Сирадзе (Руа, 91).
   Только и всего, что можно тут добавить.
   -Я пойду, чувак, - сказал тогда Малюта, - ты не думай, что вот так, по жизни, можно просто представляться, чо, и говорить всем - Малюта. На самом деле я Гриша, Гриша Бельский. Но кому это надо? Так что давай. И в Китай обязательно смотайся.
   -А ты - в Челябинск? - спросил я.
   -Конечно. Именно туда.
   И вот теперь вернемся к самому началу рассказа нашего, вернемся к вопросу, а также к вопросу об эпизодичности. Зачем жить? Кто знает. Живем мы, потому что кто-то сделал нас и все бытие и послал нас жить. А кто сказал, как надо жить? А кто ж его знает? Если покопаться в знаниях, коих ныне много, и можно по одной песчинке собрать, то мы все не поймем, как надо, а как не надо. Но моя концепция не нова. Нет, не про знания. Про циклическом хождении из одного кабака в другой, с целью попробовать все. Хотя многое унифицировано, и действительно - пора в Китай. Очень даже пора. И футбол там совсем другой. И пора заканчивать на этом.
  
  
   Нежданчик
  
  
  
   На дороге нас ждал нежданчик. Внезапно из кустов выскочил медведь. Мы спешили. Мы не успели. Он не успел. Пришлось остановиться, чтобы понять, что же произошло. Медведь ожил только в машине. Он говорил по-русски. Так бывает. Это нежданчик.
   -Я жив, пацаны, - сказал он.
   Остановились, купили сидру. Говорят, алкоголь опасен для животных. Но если медведь говорящий - то сидру!
   Вокруг - зеленые и темные леса. Нас в машине было четверо, вместе с медведем. Это еще что. Это мало. А с ходом жизни наоборот - человек сам, может, больше, а людей все меньше. В конце концов, он превращается в могущественный мох. Нет, во втором случае, он превращается в медведя.
   -А по натуре, нормально, - сказал он.
   И голос глухой, такой, как ветер в гигантской трубе.
   -А еще раз был нежданчик, - сказал я, - едем мы на курорт. И в этот момент на крышу машины приземляется гламурная девушка в купальнике. Оказывается, она выпрыгнула с самолета, с парашютом. Вернее, её высадили. За то, что вела себя вызывающе, за то, что развращала пассажиров.
   -Брехня, - сказал медведь.
   Леса так дальше и тянулись - наверное, они были по все земле. Еще был Юра, парень молодой, но тормоз. Еще был Колян. Вот так и ехали. Сами не пили. Медведь только сидр гасил. Но на жалели. Чудесно ведь.
   Был старый кассетник. Вернее, словно сказать, старый или новый. В комплект на старые иномарки ставили еще недавно кассетники. А они не снашиваются. Была кассета - Сабрина, Бойз, Бойз, Бойз. Ну, это все к тому, что предыдущий нежданчик был примерно такой.
   -А раз еще был нежданчик, - сказал медведь, - ехал я на велосипеде. И стал показывать обгон. А впереди шел Камаз. И тут, справа, на трассу вылетает танк. Бьется о велосипед и переворачивается. Я подхожу проверить. Стучу по корпусу - мол, есть ли так кто живой. Никто не отзывался. Так-то.
   -И что, погибли? - спросил Юра.
   -Не знаю. Может и нет. Но никто так и не отозвался. Я так дальше и поехал.
   -А куда ты ехал? - спросил я.
   -За салом. В город.
   -А что, у вас нету?
   -А откудова.
   -А комариное?
   -Оно щас подорожало.
   Колян также рассказал про нежданчик:
   -Не, я тоже такое видел. Самый опасный нежданчик - это масло. Масло само по себе - это живой организм. И его нельзя держать просто так. Его надо таить. Когда оно разрознено, то есть, по бутылкам, оно не опасно. Оно, конечно, друг к другу тянется. Из бутылки в бутылку. Многие считают, что, в общем, что-то типа инопланетян, только обычное. Ну, наше. Но как бы типа иное. Все масло если собрать, будет мировой импульс. И масло победит человека. Поэтому, если едет большой масловоз, то может появиться зов свободы. Сам по себе открывается вентиль, и масло падает на асфальт. Оно лежит и поджидает. Многие проезжают безболезненно. Но мотоциклисты гибнут пачками. Один за одним. Их поглощает масло. Очень часто даже не находят тел. Это - наверное - самая вершина нежданчика.
   -Страшно, - сказал медведь, - а я, знаете, уважаю такого чувака, только его не бывает, он придуман, он нарисовал карты Амбера, это Дворкин.
   -Точно? - спросил Юра. - Может, как-то по отчеству.
   -А не важно, - сказал медведь, -а поехали ко мне. Отдохнем в лесу. Малину пособираем.
   И поехали мы. А что еще делать? Интереснее всего, это если по лесам, то ездить по Норвегии. Но там нежданчиков нет. Потому что так не бывает. Даже если выйдет олень, то все равно - иначе. Так что так вот. Юра же сказал вот что:
   -А знаете, был нажденчик. Еду я, километров сто. Обгоняют меня Камазы. Идут быстро, хотя груженые. Идут и плюются кирпичами. И постоянно эти кирпичи залетают кому-то в стекло, и всё, это - последний нежданчик. И думаю я - вот и жизнь прошла. И правда, летят два кирпича. Летят и блестят. Увернулся я. Остался жив. А потом взял эти кирпичи, а это - золото.
   -А что сделал с золотом? - спросил медведь.
   -Ничего. Дома лежит.
   -А продай.
   -А ломом дешево берут.
   -А мне отдай.
   -А тебе зачем?
   - Сделаю грузила. Эх, как линя наловлю.
   -А язь есть? - спросил я.
   -Конечно, пацаны.
   И правда, завернули мы в лес. Приехали к избушке. Там медведь и жил. Жил он не один. Жил он с Машей. Скажете, может ли так зародиться новый вид? Человекомедвведь? Наверное. Видимо, в былые века, когда человека еще не было, а были лишь волосатые обезьяны, так оно все и происходило. Например - обезьяна и олень. Или медведь и, скажем, рыба. Хотя нет. Это тогда из разряда фильмов ужасов. Не нужно такого.
   Маша стала накрывать на стол. Принесла местного самогона, который гнал заяц. Принесли ягодок, грибочков. Поели мы грибочков, стало весело. Но о нежданчиках уже не говорили. Так как когда ты на месте находишься, то такого не бывает. Медведь дал несколько рецептов.
   -Вот смотрите, как можно устроить взрыв, - сказал он, - ну, допустим, на вас напала армия США. Чисто Пентагон. Как быть? Оружия - никакого. Но есть мёд. Как думаете, что делать? А очень просто - надо намазать мёдом в одном месте. На сладкое соберутся комары. Комары, как вы знаете, ребята не очень стеснительные. Они выделяют метан. Нескромно, но факт. Тогда, когда их будет много, подносите спичку. Происходит мощный взрыв. Да я проверял. До сих пор пол тайги вывалено. Но вы не пробуйте. Мёд нужен нашенский.
   -А что еще расскажешь, Миша? - спросил я.
   -А я не Миша, - ответил медведь.
   -А кто? - осведомился Юра испуганно.
   -Женя, понял?
   -Тогда хорошо.
   И поведал он, как делать комариное сало. А, стало быть, надо ловить комаров по одиночке. Собирать. И выкладывать рядами. Чтобы были слои. Когда слоев будет более тысячи, сало начнет выделятся само по себе, и вскоре его можно будет собрать.
   Добавить тут нечего. Маша, конечно, была хорошая и лесная. Как раз в пору медведю. Попили мы местных напитков, отведали соленых огурцов в меде, конечно же, насобирали малины, после чего и уехали.
   Вот такой вот нежданчик. Вроде бы собираешься в одно место, а попадаешь в другое. Да еще и надолго. А ты от жизни вроде бы ничего не ждешь ничего. Ты её заставляешь. Она - как животное, как например, конь. Впереди - пропасть, а над пропастью лежит бревно. Ты говоришь, пойдет, конь. Ан-нет, нейдет. Ты говоришь, да давай я ужо тебя на руках по несу. Фиг. А тут вдруг, ни с того, ни с чего, конь поднимается и говорит - да вон зачем нам вообще туда надо? И правда. И не надо нам туда. И едем мы в другую сторону.
   А потом медведь мне позвонил.
   -Привет, - сказал он глухо, и было ясно, что это именно он, - это я, Женя.
   -О, - обрадовался я, - а как там Маша.
   -Ушла с пирожками.
   -Какими еще пирожками? - не понял я.
   -Да она со мной и не была. Она шла с пирожками. Заблудилась. А я взял и съел пирожки. Она стала плакать. Я ей пообещал испечь новые. Но я не умел. Пришлось просить зайца. Но он тоже не умел. И вот, мы учились. А пока мы учились, она у меня жила.
   -А как же любовь? - спросил я.
   -Да ну тебя. Все ты о своем. А я собираюсь теперь по ягоды. На месяц.
   -А у тебя ж и так вокруг ягоды.
   -Не, то другие.
   -А что у тебя за труба?
   -Нокио. Финская. Мы ж, медведи, люди финские. По чем же еще звонить?
   После этого я решил собирать коллекцию нежданчиков. Это когда ни с того, ни с чего, что-то на тебя выпадает. Но и слово "выпадать" - оно многозначное. Например, ты очень сильно радуешься и прыгаешь по кровати, по такой, по сетчатой. Это также. То есть, в словаре так и записано:
   выпадать. глагол. прыгать по сетчатой кровати, кричать ура, радоваться, выгорать
   выгорать....
   Но это другое. Слов на свете много. А люди употребляют мало. Это скучно. Зачем вообще жить? Но это все ерунда. Все люди произошли от разных обезьян, а также от разных контактов с обезьян этих с другими жителями леса. Поэтому они все разные. Это и всё.
  
  
  
   Овцы 2012
  
  

Жили-были на поле овцы. Было их много, и вокруг было много зеленой травы. Овцы, как известно, носят шкуру в барашек. Одни овцы живут ровно, другие иногда ищут игрушки - так и у овцы по имени Бее Ее была игрушка - подружка-овца увела ее в дебри веры в счастье через непоедание травы, но глодание корней.
   -В этом - бог! - кричала овца Тутка.
   -Бог, бог, беееее, - отвечала Овцы Бее Ее.
   -Когда ты не ешь траву, это бог! - бекала Тутка.
   -Бееее, бееее, - отвечала Бее Ее.
  
   Счастье струилась. Ее привели в пункт непоедания травы и стали там стричь, и была она счастива, осязая на себе самцов, которые также были увлечены непоеданием травы.
   Они собирались в круг и глодали корни. Тут если задуматься - была ли разница? Что трава, что корни. Но тут была важна сама игра. Ибо ментально ни одна овец не менялась - если врали они раньше, то продолжали врать и потом, и непоедание травы на это не влияло. Но что тут поделать? Желудок - святость. Даже если ты овца. Даже если всё беканье твое лживо.
  
   И вот, встретила однажы Бее Ее овцу Чьу.
   Чьу была толстая и врала так много, что даже врала сама себе. Она завещала детям:
   -Врите всегда! Дураки не видят! Умные дураки, разумные умные! Дураки не видят! Врите, бее.
  
   Хотела она, чтобы Бее Ее отвезла Волку рисунок из овечей шкуры, подделанный под волчью, да для того, чтобы у волка что-нибудь да отпала.
   Обрадовалась Чьу:
   -Не видят! Не видят! Дураки не видят! Обманем волка! Волка умный, но дурак.
   -Да, да, - ответила Бее Ее, - я не ем траву! Я не ем траву!
   Она повторяла эту фразу повсеместно, будто панацею.
   И правда, казалось, что через глодание корней добавлялось ума и святости, а то, что она кругом врала, овца Бее Ее даже не замечала. Она счастлива прыгала.
   -Волку рисунок передай! - прокричала Чьу. - Тогда волчья мать умрёт и освободится Волчий Дом.
   -О, Волчий Дом, - пробебекала Бее Еее, - я не ем траву, я не траву!
   Призвали они овечьего черта. И послали его волку в надежде, что наконец то правда непоедания травы восторжествует. Тем более, Бее Ее четко усвоила формулу, что если ты врешь, но так умело, что этого никто не может разгадать, то ты - практически святая овца.
   Но волк, поймав овечьего черта, вынул из картинки и спрашивает:
   -Чьих ты?
   -Овечий, - отвечает черт.
   -А что хотят овцы?
   -Хотят конуры вольчей. Она бы им пригодилась.
   -Но скажи сам, черт, что бывает с теми, кто говорит, что верит с бога, на самом деле же бога эксплуатирует, чтобы вовремя подмыться?
   -Я их забираю.
   -Когда же заберешь.
   -А не волнуйся. Будет нужный час, заберу.
   С тем волк черта отпустил.
   Овцы же мечтательно не поедали траву, думая, что от этого им где-то зачтется. Тутка и Бее Ее сидели и глодали корни, корни были не вкусными, но они счастливо блеяли. Бее Ее была счастлива, гордясь, какая она разумная, а умный волк - дурак, и что разумные овцы умнее волка, и что она так профессионально обвела волка вокруг пальца. Но овечий черт уже вернулся назад и искал жертву среди блеющих овец.
  
   Отдел Культуры
  
  
   Когда подходишь к дому Дениса Витальевича Арканова, слышно, как он разговаривает с кошками. Я - мастер словообразования. Слово "офигевать", глагол то есть, не очень красив. Лаконичность в нем - 12%. В этом плане мат лучше и чище, словно бы это нечто арийское. Но я пытаюсь быть человеком не новым, перманенство мне ни к лицу.
Я говорю:
-Денис Витальевич очень громко говорит с кошками. Все соседи офигевают.
Так и есть.
Мы слышим возгласы-подачи:
-Не суй! Не суй!
-Куда суёшь!
-А ты куда? Дежуришь? За дежурство - штраф! Никогда не дежурь!

Я иду. И идёт Пётр Грибович. Это - улица, оставшаяся в живых от втыкания многоэтажных бетонных зубов. Мир вокруг уже вымер.
Птицы бетона.
Только они.
-Опять суёшь! - слышится возглас.
Из своего окна смотрит на мир Марковна, женщина еще немного витаминная, потому Пётр Грибович ей и говорит:
-Марковна, привет.
-Здравствуй, Петя, - отвечает она, - слышь, как кричит.
-Слышу. А ты посвежела чего-то. Мужика, что ли, нашла.
-Нет, Петя, что ты, - отвечает она.
-Тогда пошли с нами водку пить.
-Не хочу я и не люблю.
-А как же жить, Марковна? Колбаски, сырку, палочка чая? А?
-Да ну тебя.

Улицы немного звездообразны. Существует звездообразный двигатель. Это на поршневых самолетах. А вообще, это хаос. В недалеком будущем мир превратится в матрицу. Нужно будет жить в Гималаях, в Шамбале. Онли Шамбала. Больше ничего. Выше по району жил старый парень, седой, вроде бы офицер-педрило в отставке, он держал собак. Штук 20. Он выводил их прогуляться между новостройками. Собаки шли и лаяли. Люди, видевшие это, думали, что попали в ад, или уж по крайней мере, эти существа - вестники апокалипсиса.

-Я назначаю штраф за дежурство, - говорит Денис Аркадьевич.
-Почему? - спрашивает Пётр.
-Если я варю мясо, то потом кладу его в шкаф. Кто-нибудь из котов начинает дежурить. Но дежурить запрещено. За дежурство накладывается штраф.
Это когда парами исходит вареное мясо - утка, гусь. Курица - не мясо. Но и мясо может быть иным властителем дум, если вы купили его в типовом магазине. Когда-то был фильм, французский, где показывали фабрику синтетической еды. Теперь всё проще - реальность прошлого, связанная из анекдотических мыслей, ныне - вещь обязательная.
Ведь покупают же люди резиновые пакетики из макдональдса. То есть, пакетики с резиновыми белковыми штучками - не важно какими. Едят и радуются - а более вкусное им не вкусно.
И мы ждём футбола и говорим о том, да и не о том, а обо всем. Денис Витальевич Арканов был женат 7 раз. О том и речь.
   -А сейчас? - спрашиваю я.
-Да есть тут у меня одна.
-А чо Марковну, не?
-Да почему не.
-А в первый раз небось в 17 лет замуж вышел? - спрашивает Пётр Грибович.
-Сам ты замуж вышел.
-Да у шутю!
-И я шутю. Нет, в 20 лет женился. Хорошая была деваха. Год прожили, но я тяжелый для нее. А я ее видел, не узнать. Раньше была оса, оська. Ротик бархатный, все за ним бегали. Да уж и я не свежий. Зато вот смотри, водка - Очкой Мартан. По 40 рублей. В магазине - по 160.
-А ты чеченец, что ли?
-Да хрен его знает. Вроде да, а вроде нет.
Во дворе у Дениса Витальевича дворов много - это двор-курятник, где соседствуют двери и окна, и нет толком одного единичного дома. А потому тотчас обнаруживается Сергей Занегин - он стоит под окнами и говорит по телефону в стиле "Стиморол-козёл".
-Не, братан, немец порвёт, - говорит он.
А потом, по ходу движения стрелки, становится ясно, что стрелка эта движется относительно другой стрелки. Только более большой.
-А со второй мало жил, - говорил Денис Витальевич Арканов, - а третья и четвертая - к ним я ходил, когда был во второй раз женат. У третьей отец выходил встречать гостей с топором. А двор этот - возле главпочтамта. И ты заходишь - там дома два, но все поделены, и - хибары, сортиры уличные заваливаются на бок, собаки на привязах. И только делаешь ты шагов пять, как выходит отец. Стоит он с топором. Глаза - стеклянные. И ты не можешь понять, что он будет сейчас делать. Говоришь ему - здрасти. И он тебе - здрасти. Ну, да ничего там не было. Жили мы отдельно. Но расписались официально. Но зато с пятой я прожил 15 лет. Вот это была жена, как жена. Но то, вишь, и невезуха. Новое время пошло, бабцы стали думать о принцах. Вроде бы ты уже куда лезешь - труба ржавая! Ну, покрасишь ее снаружи немного. Но если ты ржавый, то и что ж. Ну, ржавый. А бабам - то другие величины. Ну, словом, то уже прошло. Потом, в шестой раз, я сошелся с Марковной. То-то. Учитесь жить.
-А какая она, Марковна? - спросил Пётр Грибович.
-В смысле, какая.
-Ну, тут, тут.
-А... Да баба есть баба. Она по юности гудела, оёёй. Кругом её таскали, а потом уже стала когда главбухом, только тогда остепенилась. Да - то же самое. Только ржавчины много. Зато гены!
-Гена? - спрашиваю я.
-Не гена, а гены. Я про ее дочь. Сейчас ее таскают.
-А в седьмой раз?
-А седьмой - мы расписались, и в тот же день она исчезла. Через полгода только письмо написала - извини, не жди. Люблю, но больше люблю Вахтанга. Мол, у них любовь и была, но она ему назло вышла замуж почти за первого встречного. Ну, не совсем за первого, но за второго. Уехали в Уренгой. Там холодно, зато - газ, бабки. Да вы не бойтесь, пацаны. У меня дед был - тот 12 раз женился. Я против него так.
-Еще ж не поздно, - говорю я.

Приходит тут Сергей Занегин. Он небольшой и щекастый. Видимо - хомяк. Но это ничего, что хомяк. Разве заподло быть хомяком?
-По пивку?
-А водочки?
-Наливай.
-Кто выиграет?
-Немцы!
Но культурная программа бывает всякая. Тут лишь бы в дурной голове были идеи. Перейдем теперь к повествованию в более динамическом стиле, забросив настоящее время на полку языковых величин.
   Надо сказать, что для дурных идей достаточно одной дурной головы. А представьте, что их две.
И, конечно же, продолжался великолепный спич - от Дениса Витальевича Арканова - к кошкам.
-Э, подойди.
-Не слышишь! Не коси. Смотри, видишь, слышит, но косит, что не слышит!
-Чего хвостом мотыляешь? Чего возмущаешься? Не хвастай!
-Не ладно. Пойдемьте, выдам вам по мясу.
-Не суй! Куда суешь!
Кошки прыгали на спину, на голову, сновали как зайцы. Я думаю, он и детей так не нянчил.
-Знаете, думаю я, - Занегин почесал голову.
На него особо внимания и не обращали, так как уже все было - и газ, и квас. Но Сергей продолжил:
-Знаете, надо баб взять.
-Надо, - ответил Денис Витальевич Арканов.
-А какие ваши предложения?
-А я вот был в одном месте, - сказал Пётр Грибович, - я оттуда пригнал машину. Это худший город на земле. Гулькевичи. А местные жители говорят Г-ггулькевичи, но вы так гекнуть не сможете - нужна сноровка.
-Г-гулькевичи, - сказал Денис Витальевич.
-Г-гулькевичи, - сказал я.
-Там девки стоят возле леска, - продолжил Пётр Грибович, - вот надо тебе чего, надо ехать туда. Мне местный парень сказал - мол, чем вечером себя занять? В баню. И мы поехали за девками. А там - полгорода снимаются. Даже страшно подумать, какой там спрос! И стар, и млад. Тут смотрим, приехал пионэр на мопедике. Подъезжает к леску и сигналит. Выходит к пионэру толпа. Он чего-то руками машет, деньги показывает.
-А по чем там? - спросил я.
-По сто пятьдесят.
-Не может быть. У нас полторашник час.
-То Гульекивичи. Конкуренция большая. Ну представь, половина женского населения снимается. Конечно, цены падают до исторического минимума.
-Царство любви, - заметил Денис Витальевич Арканов.
-Нет. Ну, по тебе может и да. Если абы кого.
-Абы кого - можно и резиновую.
-А у тебя есть?
-А зачем мне? Ты про пионэра дорасскажи, а я потом тоже тебе расскажу.
-Ладно. Давайте выпьем. Серый, наливай. И вот. Посадил он одну на бак. А вторую - сзади, там у него багажник. На мопедиках таких нет багажника, а у него приварен. Гулькевичи же. И повез. А потом дедушка пришел с велосипедом. Посадил даму на рамку, и пошли они. А мы подъехали, значит. Спрашивают у нас - оптом или в розницу. Да я ж хрен его знает, как. Ну, говорю, без разницы. По чем? От ста. Ну, говорю, за сто не надо, давай хотя бы за двести. Вышли две красавицы по двести, и поехали мы в баню. И всё.
-Все это, конечно, хорошо, - заметил Денис Витальевич, - но у меня есть прямо сейчас - бесплатно и культурно.
-Да ты что? Марковну, что ли, пригласишь?
-Зачем? Вот смотри, только ты сам позвонишь.
-О, давайте, - обрадовался Сергей Занегин.
-Это - Отдел Культуры, - сказал Денис Витальевич.

Так вот, Пётр Грибович набрал номер, и ему тут и ответили:
-Отдел Культуры.
-Куда это я попал? - он вдруг приостановился в мыслях.
-Отдел Культуры, - ответили ему сахарно.
   Бывают такие голоса. Это, впрочем, и не зависит от типа человека, от модификации женщины - потому что бывают ведь и умирающие голоса, хотя это и не означает смерть в ближайшее время. А если кричат вам - то что ж, кричат. И такое бывает. Голос - штука обманчивая.
-Давай, говори, - сказал Денис Витальевич.
-Что говорить?
-Заказывай.
-Девушка, мне бы это, - проговорил Пётр Грибович.
-Слушаю, - ответила она совсем уж медово.
-Давай, давай, - настаивал Сергей Занегин.
-А это куда я попал? - вновь спросил он.
-Отдел Культуры.
Пётр тут уж, наконец, не сплоховал - это если б один был, то может и трубку бы опустил. Но уж куда отступать.
-А мне это, - сказал он, - мне девочек.
-А каких вам? - спросили у него.
-Ну.... Хороших.
-Говорите адрес. Сейчас приедем.

После чего мы, конечно же, стали это дело обсуждать и употреблять. Хотя и до этого употребляли. Тут были две вещи - водка+ пиво (одна вещь), и близость футбола - другая. А вот нечто третье, что теперь вроде бы собиралось вторгнуться в нашу компанию, вызвало самую разную реакцию, и Пётр Грибович, конечно же, решил, что это либо розыгрыш, либо что-то еще. Но решили подождать.
Тем более - сколько ждать? Сколько им ехать? Вспомнили тут, что Отдел Культуры находится в центре, рядом. Но это если бы так и было.
Впрочем, это был фактор, подогревающий обсуждение.
-Через десять минут привезут, - сказал Денис Витальевич Арканов.
-А по баблу? - осведомился Сергей Занегин.
-Это для своих.
-То есть.
-Первый бонус - скидка 100%. Развитие культуры, понял.
Тут он снова принялся за кошек. Вообще, о котах пишут много, потому тема эта невелика - ее слишком уж размусолили, размесили, как тесто. Другое дело - мотивы держания, способы общения и энергообмена.
Пётр Витальевич собрал шелуху от рыбы и вынес на порог. И тогда послышалось:
-А ты куда, мудачок?
И тут же - шлепок и собачье взвизгивание.
-Тобик, - пояснил Денис Витальевич, - отожрался, а все мало.
-Он и ко мне ходит, - заметил Сергей Занегин, - пошел в сортир, а он заглядывает и просит чего-то.
Тут остается добавить, что дома-курятники, вернее даже, дворы-курятники выстроены были еще до революции, и все там и по сей день остается в том же виде - центральный двор шириной в несколько метров, может даже - центральная лужа, какой-нибудь куст, но ближе к краям - участочки. То клумбочка ухоженная. То наоборот - заброшенная. Двери, двери. Проход вдаль, с сараями по обе стороны, куда впускают. (Впустить означает поселить, заселить сарай студентом, работягой, узбеком каким-нибудь, желательно содрав какую-нибудь особенно высокую плату), а потом - может даже какой-нибудь микроогород, висящее белье, конура с чьей-нибудь собакой, уличные сортиры, предназначенные как раз для обитателя сараев-халобуд.
Все это, впрочем - о встрече миров. То есть, о заглядывании Тобика.
Но тут уж мелькнули за окном фары.
-О, подъехали, - заметил Сергей Занегин.
И вот, свершилось. Девочки, если их много, если кто в курсе, часто предлагаются с неким выбором. Но здесь в пору было вспомнить клип древней группы "Карс". Хотя Карс, он разный. Есть еще город Карс, но и это - опера иная.
-Обана! - заметил Сергей Занегин.
В клипе же космонавты, перемещаясь в космической черноте, встретили космический корабль с девочками, и все они были цветные, блестящие, трехгрудые и прочее. В нашем случае было все в порядке, но девочки действительно блестели, более того - блистали.
-Разбирайте нас! - воскликнула одна из них. - Кому кого?
А вообще, немало вопросов ведь и философских. В этом дворе, если идти этим длинным рядом, живёт оперный певец. Ну ведь и ничего, что места такие - курятники сплошь 19-го века. Вечерами он заливается пением своим. Я раньше думал, что телевизор поёт, но потом переосознал. И мы как-то говорили:
-Знаешь, - сказал он, тряся бородой, - а я всю жизнь с одной бабой живу, и ничего. Один раз мы заспорили. Она говорит - вот ты, Толя, такой вроде весь, а слово "баба" употребляешь, и живешь вообще как-то просто. Ты ж певец.
Я задумался:
-Да. Но разве ты мужик?
-Нет, - ответила она.
-Значит - баба!
-Нет. Есть такое гордое слово, как женщина.
-Нет, - ответил я, - читай библию. Жена да убоится мужа своего. Но не муж да убоится жену свою. Надо понимать, что в разные времена были и нравы и обычаи свои, и все еще зависит от страны - насколько люди в ней строги и дисциплинированны. Но соотношение как бы запроса, как бы приоритета, оно главное. Вот если сидишь ты допустим и такой заскучал. Ну и что? А вот Чехов в юные годы жил напротив публичного дома. И кому какое дело, чего это он туда ходил? А вот какой-нибудь физкультурник никуда не ходил. Он физкультурил. Но это я так. В общем. Заслуги - бог с ним. Нет, все это понятное дело. Есть истины какие-то, ну да бог и с ними.
-Все правильно, - ответил я тогда.
-Нет, ну приоритет сложился с древности. Но то Канта не берем. Он жил как сухарь вселенский. Это уже другое. Но обычаи!

Конечно, Толя бы к нам и не пришел. Хотя, наверное, он сейчас либо спал, а может он - и пел. А может и репетировал. Театр у нас недалеко, минут пятнадцать через все курятники. Но я, впрочем, о философии.
Словом, разобрали мы девушек из Отдела Культуры, и все на том. Я подробности я описывать не научился.
Вскоре же был футбол.
И все мы смотрели футбол, и водку пили, и пиво, а потом уже, с утра, я встал с пола - так как на полу заночевал. Впрочем, на матрасике. В этих районах, да в закаулках, так и принято залегать. Потому что кругом тут места мало, а выйдешь с утра на этот двор - отовсюду на тебя кто-то смотрит. Но это не цыгане. В одном таком двор, я знаю, там стоит табор. Приезжают они время от времени из Ростова. Вечером приедут, поутру разбредаются. Кто воровать, кто гадать, кто с детьми побираются. Потом к вечеру кучкуются, делятся добытым. Спят ровными рядами на полу. Если комната позволяет, то - в два ряда. Так вот, любимое занятие цыган - смотреть. Они все время сопровождают тебя взглядом.
Утром многие говорили о футболе. Марковну я встретил на остановке трамвая, там рядом магазин, она в нем учет ведет. Вообще, она жадная, Марковна. Ей всё мало. Где только не ведет учет.
   - Как там? - осведомилась она.
-Где там?
-А ты домой?
-Нет. Пойду в театр.
-А чего там?
-Не знаю.
-А...
-Да я так. Праздник какой-то. Посидеть.
-А я думала, ты играешь там.
-Да не.

Надо сказать, что я - человек двойной. Первая часть живет быстро, вторая, может быть, вообще спит. Ну, да и что тут такого. Но всё это лишь к тому сказано, что я не сразу осознал всю космичность Отдела Культуры. Потому что уже потом, через матч, я разговаривал с Петром Грибовичем и Денисом Витальевичем Аркановым. Выяснялись же они, словно мерялись. Ну, это практически контркультура, только оффлайн-он-офф, в стиле книг издательства Дерипаски, которое навернулось, так как сколько ни отмывай, а он-офф никто читать не будет.
Так вот, они пытались разобраться, кто первый сказал об Отделе.
Но все дело еще и потому, что набрав еще раз тот же номер, Борис Грибович попал - куда же еще - на Отдел Культуры, и при запросе о девочках был послан высоко, культурно.
После этого реальность открылась. Пётр сходил туда как бы между прочим, побродил по коридору. Отдел, как отдел.
Тогда мы пошли к соседям. Там же - в загогулистых дворах - живёт Аслан, он еще и футболист, некий клуб "Заводчанин", и там же он - играющий тренер. Он, помню, и меня приглашал - у нас все люди взрослые, на поле выходят, хряпнув пивка - вратарь на рамке с сигаретой - не переживай - у нас не пропадешь - встанешь в защиту - постоишь там. Так вот, у Услана был завоз. Водка шла по 48 рублей, несколько сортов. В магазине она вся по разной стоимости - там уже люди сортируют сами, клеят акцизы, слово, дела движутся плотно. Впрочем, Аслан же и не оптовик. Он тренер, а футболисты, как известно, народ пьющий. А потому - прямо там он, на перилах возле дверей, и налил. Стояла жара. Но входить не стали - у Аслана ребенок мелкий, Юра.
Говорили о футболе и не могли оторваться. Словно гипноз какой. Если пытаться передать весь разговор, то можно за один раз писать целый роман.
А ведь представьте, что вы - писатель. И что вы ищете новые концепты. И вот вам - 12 А.Л. Вечером, допустим, в 19:00, начинается диалог. Утром заканчивается. Только диалоги. Редкие тематические остова в водах разговора. Практически Ночь В Лиссабоне, только инсайд аут.
Ну вот например:

Аслан:
-Раньше просто были выстрелы. Швайнштайгер как хернёт издалека. Что-то я не припомню, чтобы он так сейчас забывал.

Я:
-А помните, в честь Швайнштайгера назвали колбасу?
  
Петр Грибович:
-Когда?

Я:
-Да был случай. Швайни потом судился. Колбаса так и называлась - "Швайни".

Денис Витальевич Арканов:
-Я б не судился. Назвали бы колбасу - Денис Витальевич. Ну и что тут такого? Хорошее название. Представляете. Прихожу я в супермаркет, а ко мне выходит тут девица красная, в русской одежде!
   Аслан:
-Да, да. В русской одежде!

Пётр Грибович:
-Почему?

Денис Витальевич Арканов:
-Ну, а как еще хлеб-соль подносить? Тут - и стопочка. И несут мне палочку колбасу "Денис Витальевич".

Я:
-По-твоему, кто будет чемпион?

Денис Витальевич:
-Нет, я не знаю. Нет, наши, так играли плохо. А остальное... Почему берут Аршавина? Он ожирел! А Павел Погребняк? Он что, внебрачный сын Путина? Что он делает в команде? От него же мяч отлетает, как от бревна.

Тоня (жена Аслана):
-У него глаза грустные.

Я:
-У кого?

Тоня:
-У Павла Погребняка. Мне его жалко. Хороший парень. Лицо доброе.

Аслан:
-За доброту взяли.

Тоня:
-Ну а что. Можно ж и за доброту в команду взять.

Аслан:
-У меня в центре нападения играет Алексан.

Пётр Грибович:
-Без др? Наливай.

Аслан:
-Так вот, слышишь. Начал играть в футбол в тридцать лет. А сейчас - такие дальние удары! Роберто Карлос! Я спрашиваю - ты раньше играл? Нет. Если бы раньше начал! Сколько талантов на Руси-матушке! А он сам из Армении. Взяли бы в сборную. Немного бы раньше!

Пётр Грибович:
-Пойти к вам, что ли, покатать?

Аслан:
-У нас запасных не хватает. Можешь пойти. Есть - кто вообще на поле не выходит. Но числится.

Петр Грибович:
-А бабки?

Аслан:
-Бабок мало. Не спорю.

После этого, впрочем, ничего не изменилось. А Тоня рассказала историю:
-Я посещаю наш КФЛ, - сказала она, - знаете, что это такое? Пишут рассказы и обсуждают. Мы специально принтер купили. Да и нам потом подарили лазерку, потому что я всему КФЛ водку подогреваю.
-Подогретой пьете? - спросил Пётр Грибович.
-Да ну тебя. Женя, по фамилии, да не важно какой, рассказал, что был у него друг. Сергей. И он исчез. Но исчез он так, что все словно сошли с ума - стали делать вид, будто его и не было вообще в природе. Ну, вот, допустим, исчезнет Петя. А я спрошу у Дениса - Денис, а где Петя? А он отвечает - а какой еще Петя? И все так же. А он, Женя, он запомнил. А потом записал на листочке. А на следующий день читает, думает - разве это я писал? А вот что было - Сергей тот исчез после того, как его друг, Алексей Кошкин, предложил вызвать девочек. И он и говорит - а позвоним мы в Отдел Культуры. Ну, все встрепенулись. Мол, как так. Отдел Культуры. Может еще в прачечную, чтобы в ответ услышать "хуячечная"? Но ничего. Позвонили, им отвечают так ласково мол - сейчас, сейчас. Ну, приехали девочки. Все такие из себя. Ну, а Сергею так понравилось, что он с ними поехал - совсем голову потерял. Ну и всё. И нет его. И нет его вообще в природе! Женя ходил значит к экстрасенсу, на сеанс, и тот ввел его в гипноз и все подтвердил - мол, был вызов девочек из Отдела Культуры, и Сергей существовал.
-Брехня какая-та, - сказал Аслан, - фантастов много. Ума мало.
-Да ты такой умный, - заметила Тоня.
Тут заплакал Юра, и она ушла.
Мы, конечно, открыли еще бутылку. Но мысль была еще свежа. Оно-то, конечно, Тоня могла и узнать от кого-то, что у нас было действо, именуемое в народе гуй-гай, то есть и не у нас, а у Дениса Витальевича Арканова - это его заслуга. Да, но узнать, что именно это был Отдел Культуры - как бы она узнала? Трепачей у нас нет. Проболтаться некому.
Словом, пошли мы. У Дениса Витальевича был разговор с кошками:
-Жракать хотите? А.... Жракать!
-Это кто не знает, где туалет!
-Так! Кто кусал цветы?
-Мяса хотите? А хрен вам, а не мяса!
-Ладно. Идите спать на шкафы! Так и быть!
Подогрели борща - Денис Витальевич не сам варил, заметив пасмурно, что "приходила женщина варить". Что за женщина, никто не стал спрашивать. Кошки и правда разлеглись по шкафам, Денис Витальевич был угрюм, мы же с Петром занялись обсуждением вопроса непростого: а вдруг есть кто-то, кто был, а кого теперь нет, и он исчез в Отделе Культуры.
Его забрали.
Но, впрочем, дня через три дело это стало забываться. Чемпионат Европы закончился. Повода, чтобы собираться далее, не было. Впереди, впрочем, маячила Олимпиада, ну да кому она нужна?
Но завершу рассказ я не здесь. Продвинемся немного вперед и поговорим о концепции концовки. Что нужно рассказу, чтобы он не был словно кошачий хвостик, внезапно отрубленный дверью?
А так бывает:
-У меня была кошка - Серпик, - говорит Денис Витальевич Арканов.
-Почему серпик?
-Полхвоста. Как серп. Есть кошки, у которых зов двери. Видимо, в прошлой жизни эта кошка жила в Норвегии.
-Почему?
-Там обрубают хвосты, чтобы кошка не мешала закрываться дверям. Это - древнее поверие.

Потому, если обрубить рассказ ни с того, ни с чего, это тоже - экономия тепла. Тем более, если холода идут и морщит лоб небо - белые седые облака, то есть, волосы бога небес развеваются.
-Я вывел теорию, - говорю я, - вот, допустим, сообщают нам из ящика. Говорят нам - Бозон Хиггса. Любой нормальный человек понимает, что это бабло, и всё. И ничего, кроме бабла. Это - открытие вроде бы бесполезное, так как ничего не открыли, но создали компанию по подкачке. Тем не менее, идея этого Бозона подразумевают какие-то вариации с реальностью. Вот отсюда - и варианты. Вот вдруг тебя до того дня не было, а сейчас ты есть?
-Не знаю, - отвечает Пётр Грибович, - я пробовал повторять.
-Кого повторять?
-Звонил раз пять.
-А-а-а-а....
-Нет, брат, правда проще. Да хотя и не до неё. Вон оно, сколько дел. Ну, мало ли, что было. Ну, допустим, был в нашей компании некий, ну, предположим, Вася. А теперь - нету Васи. Где Вася? Нет Васи.
-Вот ты сказал, а у меня отозвалось что-то внутри. Словно бы есть некая скрытая информация. Ты говоришь - был Вася. Вдруг всё же был. И именно - Вася.
-Ну я же просто.
-Ну да. Вселенная, тайны бытия. А вот возьми и на основе этого составь трактат. Впрочем, сейчас время такое, что пройдет - надо только правильно позиционировать.
-Нет, надо чтобы с бабками было связано.
-А без бабок? Вот блогеры.
-Нет. Там платят. Это таким как мы не платят.
-Обидно.

Надо сказать, что в этот момент дверь, закрывшись, отбивает нашему рассказу хвост. И дальше - лишь смысловые величины в опытах. Но это уже - в другой раз.

  
   Песня Мира
  
  
  
   Про песню мира я не узнал - она была сразу. Но, чтобы она играла, надо идти и петь, и нужно петь именно эту песню. У меня был приятель по фамилии Широков, и мы поехали с ним через поля к излучине реки, чтобы отрепетировать там.
   Солнце уже нашло свой путь к земле. Про зиму говорили, что её повязали, и идёт следствие. Мы ничего такого не знали. Большинство людей работало, полагая, что это к чему-нибудь приведет. Но род занятий у всех разный. Например, тот, кто ворует, вряд ли попадает в категорию работающих. Но и те, кто рисует - это не совсем работяги. Но схема одна. Но если бы была возможность не работать.... Нет, я это говорю не для того, чтобы отлынивать, мечтая получить всё за просто так. Всё дело в природе. Дело еще в песне мира, которую, согласно теории, можно петь, приводя в движение всё окружающее. Но нужно было проверить. Широков говорил, что ему так сказал Волкохлебов, Евгений. А откуда он, Волкохлебов, знал? Да еще и фамилия такая. Нарочно и не придумаешь. Хотя, правда. Бывают и похлеще ж имена. Так вот. Но рассказ не про них, не про фамилии, стало быть.
   -Посмотри, какая погода, - сказал Широков.
   -Светло, - ответил я.
   -И в природе светло.
   -Точно. Скажи же.
   -Что сказать?
   -Про Волкохлебова.
   -Я скажу, да, - согласился Широков, - некоторые фамилии имеют точку входа. Например, ты по фамилии Волков, но ничего в тебе волчьего нет. Значит, точки входа нет. Или, к примеру, я знал очень красивую женщину, у которой фамилия была Лысая. Но ничего лысого в ней не было. И это также говорит о том, что никакой точки входа тут нет. Зато был один министр, фамилия - Воровайко, и воровал он за здрасте. Что тут скажешь? Это - настоящая точка входа. Сам понимаешь, разница в степени и в сопричастности. Допустим, твоя фамилия - Грач, и сам ты вроде бы - самый настоящий грач. По жизни грач. Живёшь грачом, и никто с этим даже не спорит. Даже и винить тебя не в чем, так как ты можешь сказать любому в лицо - мол, что ты, товарищ - я, я по жизни живу грачом, не чураюсь. И Волкохлебов - еще более серьезный случай.
   -Ладно, - сказал я.
   -Нет, не ладно. Надо пробовать.
   -Хорошо, - ответил я.
   Солнце пыталось просветить реку, потому что оно, солнце, завсегда такое, и ничего ты с ним не сделаешь. Оно хочет и человека просветить. Это весенний солнцедоктор. Но ни к чему продолжать эту игру слов. Мы просто собирались проверить, какова она, Песня Мира.
   -Готов? - спросил Широков.
   -Давай.
   -Давай ты первый.
   -Ладно.
   Я собрался с духом и пропел:
   -Ла-ла-ла.
   И тотчас из реки высунулись сотни рыбьих ртов и ответили мне:
   -Ла-ла-ла.
   -Видел? - воскликнул Широков.
  
   Я хотел удивиться, но эта музыка действовала опьяняюще. Не знаю, откуда узнал об этом Волкохлебов.
   -Давай еще, - сказал Широков.
   -Давай ты.
   -Ладно.
   И он пропел:
   -Ла-ла-ла.
   Но этот раз рыбы не ответили. Зато из машины выпрыгнул CD-плеер и, напевая, куда-то побежал. У него словно приросли ноги.
   -Лови! - крикнул я.
   Но куда там. Мы бросились вдогонку, но прибор скоро свернул с дороги. На машине там было не проехать.
   -Ну вот, - сделал вывод я.
   -А ты как хотел, - ответил Широков, - поехали, посмотрим, что будет в городе.
  
   Я думаю, все это может происходить только в такие весенние дни. Немного странные, хотя я не знаю, что тут странного. Что-то есть. Потому что в голову, во внутреннюю сферу воображения, проникают колебания внешнего эфира, в котором вещи могут располагаться в самом странном порядке. Потому что природа заполнена ярким желтым светом, и он пробуждает живое и неживое, и в этом нет ничего удивительного. Солнце напоминает жидкость. Во всех странах, кроме севера, весна такова. Но я имею в виду лишь тот север, где лежит снег. Что касается тех краев, то мнение о таком заполнении солнечной энергией надо спрашивать у медведей. Они знатоки. Но тут больше нечего добавить. Я не путешественник. Я там не бываю.
   Мы ехали, чтобы всерьез проверить действие Песни Мира среди людей, там, где их концентрация привычно сжата. Вот сейчас, в самой середине весны, в самой середине дня они, словно механизмы работы и её результатов, делают небольшую передышку. Обед. Потом - продолжение. Словно нужно найти руду жизни и потом её переработать. Наверное, так оно и есть. Я же не могу сказать - люди, не надо работать. Давайте, все будем отдыхать. Давайте наслаждаться. Всё это ерунда. Вы забыли, что надо просто радоваться всему, что есть, а руда подождём.
   Мы остановились в пробке, и я понял, что сейчас - самое время.
   -Давай ты, - сказал я Широкову.
   -А что я? Теперь ты.
   - Почему?
   - Теперь твоя очередь.
   -Ладно.
   Я подумал - пусть будет, что будет, лишь бы не убежал из под капота двигатель. Впрочем, ведь направление мысли было задано верно, и Песня Мира способна усиливать действие весны. Я собрался с духом и запел:
   -Ла-ла-ла.
   И тотчас отовсюду донесся ответ. Должно быть, это был хор динамиков. Только представьте себе такое - сейчас все люди снабдили себя сотовыми телефонами. И вот, они люди, идут, едут, сидят, стоят - они кругом. Они и не задумывались о том, что каждый динамик - это маленькое существо. Быть может, паразитическое. И вот, в один момент всё это ожило и ответило:
   -Ла-ла-ла.
   -Однако, - заметил Широков.
   -Позвони Волкохлебову и спроси, - сказал я.
   -Что спросить?
   -Пел ли у него телефон Песню Мира?
   -Наверное. Да ну его. Не хочу звонить. Видишь, что получается - когда ты поешь, тебе просто отвечают. А когда я - что-то бежит.
   -Не факт, - ответил я, - ты только один раз пробовал.
  
   -Ладно, - сказал Широков, - но как ты думаешь, как реагируют люди? Ты считаешь, они все это видят, или же в ту секунду, когда песня мира звучит, их посещает иное чувство, суета исчезает, и некий туман иного смысла руководит сознанием?
   -Наверное, об этом и знает Волкохлебов, Евгений, - сказал я, - если он - знаток. Понял?
   -Ничего не понял.
   -Пой.
   Пробка двинулась. На деле же надо знать, как ехать, где объезжать, и тогда откроется истина, что весь мир - это объезд, пыль, и - никакой красоты. Что делать человеку, чтобы сохранить себя? Знатоки в курсе. И Волкохлебов, видимо, тоже. Надо ни на что не обращать внимание и не принимать ритм. Надо найти что-то своё. А пробки, конечно, будут собираться, будут рассасываться. Пробка - это, если хотите, муравьи, набежавшие на упавший сахар. Но, впрочем, вы можете об этом и не знать, так как некогда замечать. Да и если вы живёте на этаже выше первого, то вы и муравьёв, быть может, видели лишь на картинках. Еще я знал Дениса Супова - такая фамилия. Краткая, четкая фамилия. Простая, как самолёт. То есть, как пропеллерный самолёт. Реактивные - они не такие молекулярные и дружественные. Пропеллер должен быть один. Тогда ты - царь синего воздуха. Супов же работает на автобусе "Вольво". Он славен тем, что умеет объезжать пробки по таким улицам, на которых и велосипеду тесно. Он мастер. Таким образом он воспитывает реальность. Пассажиры, которые сидят в салоне автобуса, которым управляет Денис Супов, наверное, особенно одухотворены. Но и сам автобус - это наследник лодки, которая упоминается еще в Египетской книге мёртвых. Но мертвые - это другое дело. Можно на лодке перемещаться и не умирая - вопрос эфира, космоса, созерцания.
   Вот и всё.
   Я представил, что он, Денис, сейчас, наверное, выезжает с автовокзала. Весь мир упакован. Надо пробиваться к заветным трассам, которые ведут в сторону параллельных миров.
   -Поедем через город, - говорит он, - всем - спокойно.
   И вот, в этот момент, Широков начинает петь:
   -Ла-ла-ла.
   Это - Песня Мира. Почему-то вся аппаратура вдруг оживает, решив, что она - представитель расы иных существ, и ей надо двигаться самостоятельно. В принципе, автомобильную технику можно оправдать. Она привыкла к путешествиям, а потому ей хочется большего, ей хочется больших побед. Как говорится, аппетит приходит во время еды. Но представьте себе колонки где-нибудь в клубе, где-нибудь в ДК работников мусороуборочного транспорта. Они ведь и дня не видели-то, колонки. Когда-то в юности был завод. Завод динамиков. Нельзя сказать, что если ты - динамик, то ты - живёшь. Потому что впереди тебя ждёт сборка, упаковка. В коробке ты не видишь дня. Тебя привозят в зал этого самого ДК, и там тоже нет окон, в актовом зале. Никогда в жизни.
   Но Песня Мира звучит....
   И я представил, как магнитофоны выбросились из окна автобуса Дениса Супова и побежали. Справа на панели стояли два кассетника, которые сами кассеты уже не крутили и служили в роли радиоприёмников, а также CD-проигрыватель, также старый., некогда модный, но теперь - свободный. Видя толпу бегущих магнитофонов, он присоединяется к ним, и они движутся куда-то.
   -Это ужасно, - сказал Широков.
   -Почему? - удивился я.
   -Коллапс.
   -Коллапс, - согласился я.
  
   Когда мы говорили о Волкохлебове, но несправедливо забывали мои, собственные, знания. Будто бы только он, Евгений, знал о таком эффекте Песни Мира. Да я и скрывал, что знал об этом. Ты поешь, и весь мир тебе подпевает. Но люди молчат. Возможно, в год постройки Пирамид они бы ответили нам, но теперь что-то не так, и никто не знает. Ни я, ни Волкохлебов. И Широков не знает. И Денис Супов не знает.
   Мобильная связь, конечно же, была блокирована. Потому что Широкову было мало. Он продолжал петь, не в силах совладать с космическим резонансом, который входил в единый контур с чем-то неведомым, близким и далеким. Как будто еще в самом детстве ты знал это, но потом суета поглотила тебя, чтобы ты стал человеком пробки, частью, молекулой.
   Молекула пробки.
   Конечно, молекула пробки гордится. Всегда найдутся какие-нибудь стимулы, которые помогут бороться за новые поручни внутри одной глобальной пробки. И ты словно бы и Сизиф, но тому было хуже - у него не было магнитофона. Вообще, бедный, конечно, чувак. Кати, кати, бесконечная гора, и никакой надежды. Но если есть, например, наушники - то уже и камень не такой страшный.
   На вершине горы, например, корпоративный успех. Ты начал с мелкого менеджера. Потом обуглился в войне за план продаж. Ты становишься обугленным менеджером. Но нет романтики в разговорах - потому что многие так и делают - будто бы и поговорить не о чем. Но с другой стороны - большая гора. И целый строй Сизифов катит камни.
   -Хорошо жить! - кричит крайний.
   -Хорошо, - отвечают все остальные.
   Но вот, Песня Мира пробуждается. Гора переворачивается вверх ногами, и оказывается, что нет никакой сути. Просто можно взять и бросить это занятие и пойти по дороге.
  
   -Теперь еще хуже, - сказал Широков, - надо было тебе петь.
   -Ну и что, - сказал я, - ты бы все равно решился. Потому что нельзя молчать, когда другие поют.
   -Что делать?
   -Я знаю, как объехать.
   Все улицы были заполнены идущей куда-то аппаратурой. Магнитофоны, телевизоры, музыкальные центры, мобильные телефоны, даже - стиральные машины, кухонные комбайны, микроволновые печи, кофемолки, компьютеры, айфоны, mp-3 плееры. У всей этой толпы неожиданно появились ноги. Это был не просто исход. Песня Мира играла всё громче, солнце становилось всё ярче и яснее, и ей лучи прожигали преграды, которые люди выстроили сами себе внутри мышления.
   -Что же будет? - спросил Широков.
   Нам удалось свернуть в дома, и там, конечно же, было много таких же хитрецов, которые хотели проскочить пробку и выбраться на свободное пространство. Теперь, когда музыка владела воздухом, каждая минута была на счету. Я думаю, надо было поскорее выбраться на свободное пространство, отдышаться и подумать.
   Что будет теперь?
   Катастрофа?
   Нет, предположим, Широков даст слово больше не петь. Всё постепенно вернётся на круги своя. Но аппаратура ушла. Как будут жить люди?
   Всё сначала. Всё - с чистого листа. Это повод, чтобы подумать - куда ты катишь камень, Сизиф, к какой высоте, если ты всё равно туда не доберешься.
   Мы доехали до какого-то перекрёстка и там купили бутерброды в окне передвижного ларька.
   -Что же происходит? - спросила продавщица.
   -Как ваша фамилия? - спросил я.
   -Птицына.
   -Как хорошо, - ответил я, - ваша фамилия уже сама по себе вмещает в себе высоту. Вы знаете, можно жить просто так, отбросив все сомнения. Просто существовать.
   -Я скоро выйду замуж, - сказала она, - мой будущий муж - Жуков.
   -Ну что ж, - заметил Широков, - все существа важны. Внизу тоже есть высота, потому что земля круглая. Если прогрызться на её обратную сторону, то вы увидите небо, а ночью - звезды. Мы летим. Вы слышали Песню Мира?
   -Нет.
   -Странно. Она играла повсюду.
   Мы сели в машину. Широков предположил, что люди, торгующие сосисками, невосприимчивы к музыке. Им что высокое, что низкое. Торговля.
   Торговля - тоже часть молекулы пробки.
   Когда мы вернулись назад, к улице, которая вела ко всем прочим улицам, заполняющим тело жизни машинами, последствия исходы аппаратуры уже начали исчезать. По большому счету, здесь вообще ничего не изменилось. Одна часть пробки сменялась другой. На убежавшие магнитофоны люди просто не успевали обратить внимание. Надо было спешить, чтобы... Впрочем, можно было и не спешить - поток нёс тебя сам собой, и не было ничего, кроме его самого. Океан крови пробки....
   Рано или поздно мы выбрались. У меня оказался старый телефон, который в момент Песни был выключен. Я сумел дозвониться до Волкохлебова. Странно, конечно. Почему он был на связи?
   -Здравствуй, - сказал я.
   -Здравствуй, - ответил он.
   -Разве? - удивился я.
   -Да.
   -Почему?
   -Я на Луне.
   -Как? - не понял я.
   -Ты знаешь, как вышло, - стал оправдываться он, - я просто хотел прикрутить лампочку. Я поставил лестницу и стал забираться. В этот момент я услышал Песню. Я стал подпевать. Было так хорошо, будто я нахожусь в самом далёком и светлом детстве. Я замечтался. Когда я очнулся, я понял, что я уже добрался до Луны.
   -По лестнице?
   -Да.
   -А как же лампочка?
   -А вот она. Прямо здесь. Сейчас вкручу и полезу назад. Главное, не забыться. А то неизвестно, куда я еще могу попасть.
   -Ты там аккуратнее, - сказал я.
   Ближе к вечеру последствия были смыты временными и пылевыми потоками. Но я знал, что Песня Мира бесконечна, и нет такого состояния, когда бы она отсутствовала. Ты можешь петь её в любом месте - в воздухе, под землей, в море, на глубине, в полёте над землей. Все её состояние мне неизвестны. Мне достаточно определенных знаний. Я думаю, когда Волкохлебов спустится с Луны, можно будет расспросить его подробнее за бутылочкой коньяку.
   Мы вошли в магазин.
   -Поеду, - сказал Широков.
   -Давай, - сказал я.
   -Давай, - ответил он.
   Я взял коньяк и посмотрел в окно. Луна, ополовиненная, вышла над домами, чтобы подсвечивать среднюю весну. Это был весьма средний свет. Он едва касался поверхности лестницы, по которой спускался Волкохлебов. Я помахал ему рукой, он пока еще не мог меня видеть. Тем более, я был внутри супермаркета.
  
  
  
   Поэтесса Т80-У
  
   Жила-была поэтесса, давшая себе имя Листик.
Была она местами славна в роли Листика. Местами - ноль, песок, пыль, известка.
Ей было 47 лет, но она выдавала себя за девочку-подростка - никто ведь фото ее не видел, и всем говорила, что живёт она в Лондоне - вся такая подростковая, неказистая, с уголками-плеч, да и много еще с чем.
И стоял у нее в голове танк.
Не простой, да боевой. Назывался он Т-80У.
Почему У? А кто его знает. Никто не знает.
Но, если вы сами идёте путем творческим, но в то же время вы и скалолаз - то горы с каждым всё выше.
Здесь мне придется перейти в ряду. Это будет практически список, long lust of truth.
Но делать нечего. Июль. Это время, когда над головой летят тейкунавты, но сюжетов нет, потому что во вселенной - перерыв, потому что и там - июль.
Июль - предвестник августа, месяца, который снабжён дверьми в вечность.
Если перестать выбирать более высокие горы, то рано или поздно у тебя в голове будет сад - деревца, малинка, грибочки. Даже если ты и влез выше всех, то ведь и ничего - всё равно грибы будут раскрывать свои веселые шапочки.
Если нет высоких скал - их надо искать.
Если скалы будут смертельными - значит, пора. Полёт короткий, потом - ущелье, снег, замерзший труп.
-Алло, алло, - говорит спасатель.
-Что там у вас.
-По -моему, человек.
Из этого факта и выбирают свой путь. Потому что можно пойти и назад, осесть в низинах, попенсионерить.
Поэтесса Листик однажды влюбилась в мужичка, но, так как в глазах ее это был не мужичок, а мужчинка, она его и назывался его - мужчинка Борисов.
О нём она упоминала.
О нём стихи писала.
Порой, ей начинало казаться, что мужчинка Борисов где-то уже рядом, что вот-вот он придёт, и они сольются.
-Ма, почему ты разговариваешь сама с собой? - спросила у нее дочь.
-А еще, однажды мужчинка Борисов поехал на Таити....
-О ком ты рассказываешь?
-Да я так, о своем.
Т-80У щелкнул стартером. Хотя у дизелей вроде бы и нет стартера. Форсунка там. Но какая разница. Труба выдала шикарную дымовую струю, и танк поехал.
И так....
Стихи побежали, понеслись....
Листик разговаривала с собой.
Теперь, так как суть рассказа мной уже изложена, мне остается лишь написать оду Интернету, как помощника сурового - хотя поначалу он предстает человеку в виде измазанного сахарной пудрой пряника.
Все потому, что разговаривая сам с собой, человек может достичь невиданных высот.
Интернет - круг. Интернет - практически бублик, а человек - внутри этого бублика. Если вы склонны к тому, чтобы у вас в голове был автопарк, то надо начинать именно здесь.
Но прежде всего - медь. Пуля. Это - начальный предмет для стояния.
Потом - снаряд.
Когда говорят, что у человека снаряд в голове, то ведь подмечают, что это вроде бы и не пуля уже, но стадия укрупняющая.
Ну и дальше - поехали. Начинается автопарк, бронетехника, танки. Так как моделей много, то до установки "Тополь-М" вам еще жить и жить.
И вот, встретились поэтессы Сациви (Т-34-85) и Листик (Т-80У). А встретились они сугубо в сети. Потому что и нет других мест. Сациви была вся такая кружевная, мартокетрововна на дому. Ей было 55 лет, но все думали, что она - девочка-лапочка. А Листик же по легенде проживала в Лондоне.
Разговор же был таким:

-Я читала себя.
-И я читала себя.
-Мне кажется, я стала писать просто великолепно.
-А мне кажется, что я уже превзошла всех.
-А я....
-А я....
-Нет, а я...
-Нет, а я...
-А я....
-А я....
-Я!
-Я!
-Я!
-Я!

Так он, разговор ихний, и тянулся - словно бы это был не разговор, а много бегунов, которые чего-то бегут, чего-то гонит их в путь спортивное мнение.
После чего, конечно же, двигатель Т-80У работал на полную катушку. Плодилась масса стиха. Вот ведь есть, например, масса сырная. Бери ложку, да и ешь. Вот тебе и обед. В области удовлетворения жара души все примерно так же - почти и отличий нет. Ты вроде бы пишешь, но ты вроде бы и ешь.
Так и танк - рычит он, едет, жрёт расстояние.
"...мужчина Борисов...", - написала Листик.
   Потом было потом. Как всегда. Потому что в жизни вообще мало чего. Потом - сейчас. Существует ментальное пространство, и в нём громко работают двигатели. Это - бронетехника. Это - всё сплошь поэтессы, оснащенные завитушками, иными именами, ужимочками, аватарочками, тайными желаньями. Мир не просто.
-Здравствуйте, - сказала Листик редактору Соколович.
-Здравствуйте, - ответил редактор Соколович.
-Вы читали мои стихи?
-Да, конечно, - ответил он торжественно.
-Вам понравилось?
-Да, но...
-Но?
-Раздевайтесь!
-Что?
-Раздевайтесь.

Соколович был уже человек в годах, а потому соблюдал правила русской жизни.
После того, как Листик появилась в сурьезном журнальчики, многие стали завидовать и втайне скрипеть зубками. Некоторые ругали, но многие теперь и подлизывались. Ощутив некоторую власть над миром, Листик писала быстрее, но буквы липли друг к другу, и не все могли понять, о чем она пишет.
Мужчинка Борисов постоянно посещал ее в мечтах. В реальности, впрочем, он также был представлен -руки, ноги, голова, Борисов. Она даже писала ему письма, но тут была проблема - ведь она была в Лондоне.
Что делать?
Роль. Двигатель дергается, заводится, машина трогается с места. Т-80У, V-образный турбодизель, орудие 120 мм гладкоствольное со стабилизацией в двух плоскостях, подача снарядов - автомат.
   Тумблер.
Снаряд, еще снаряд.
Прицел....
Бабах! Цель поражена.
Скания Ульрих, поэтесса, танкетка Т-26, двигатель карбюраторный, экипаж два человека, была как-то на связи.

-Ах, я, - сказала Листик.
-Ах, я, - ответила Скания Ульрих.
-А я!
-А я!
-Нет, я!
-Нет, я!
-А я!
-А я!
Сканию Ульрих избрали лучшей на одном сайте. Листик - на другом. Но Т-80У мощнее, Т-80 сильней.
Скания Ульрих тоже хотела опубликоваться в журнальчике, то там ее никто не оценил и не предложил раздеться. Она пошла в другой, но и там была та же картина. Впрочем, долго она не грустила. Прошел год, и ее снова избрали лучшей на том же сайте.
-Слава! - сказала она через год.
-А я, - ответила ей Листик.
-Нет, а я...
-А я....

Мужчинка Борисов как-то раз даже ответил на письмо Листика:
-Здравствуйте. Большое спасибо, что вы обо мне заботитесь. Я вас уважаю, и ваши стихи уважаю. Если буду когда-нибудь в Лондоне, обязательно к вам заеду.
Поэтесса Листик постепенно старела, и все это потому, что и время стареет. Наверное, несколько тысяч лет назад это время было очень молодым и напоминало девочку в ситцевом платьице. А какое оно теперь, время наше?
Разве молодо оно.
Человек на фоне общего времени - отдельно взятый пучок. Линеечка. По себе, как по линеечке, пробегает он быстро - вот было начало, а вот и кончилась линеечка.
Но ни утро, ни вечер были невдомёк Листику.
Потому что в боевой отсек шла отгрузка.
Снаряд, еще снаряд.
-Подайте осколочный!
-Вот вам.
-Давайте следующий.
-А вот вам кумулятивный.
-А это что?
-Это - с сердечником из кадмия.
-Спасибо. Теперь патроны!
Двигатель Т-80У заводился, и это был полигон, огромное поле вроде бы русской поэзии, жизни в блогах, и там, как блошка, прыгал где-то заросший усами мужчинка Борисов, и так хотелось нагнать ей его на танке своем, и вроде бы зажать, и вроде бы уже вот-вот - смерть, но... Он приходит в себя на борту таинственного объекта.
-Здравствуйте, мужчинка!
-Кто вы?
-Я - Листик.
-Нет, что вы. Не врите. Листик - молодая, ужимистая, с острыми, как циркуль, плечиками, вся такая кружевная и практически намотанная на что-нибудь, не знаю на что, Марта Кетро. Изиди!
Сеть не замолкает.
-Ма, ты говоришь сама с собой, - замечает дочь.
-А я о своем.
-Нет, ты разговариваешь сама с собой!
-А я....
-Ма, очнись! Я выхожу замуж!
Она поворачивается, но тут оказывается, что и дочери нет рядом с ней - жизнь закончилась, и идёт листопад, и в это саду, полном бесконечной желтизной, стоит танк Т-80У, и горючего в нем - еще на один, последний бросок.
Двигатель заводится. Танк едет, разнося листья - точно так же их в клипе про осень разбрасывал Юра. Юра Шевчук.
  
  
   Птица Цах
  


Экзистенциальный метод осмотра человека таков, что он должен смотреть сам на себя - здесь выступает в роли Я-доктора. Впрочем, в Италии - там можно просто так быть доктором. Идёшь ты по улице, а тебе говорят:
-Здравствуйте, доктор.
И вы отвечаете:
-Здравствуйте, доктор.
Всё это потому, что хорошо. Называя друг друга докторами, мы выказываем знаки уважения. Русский человек, к сожалению, от этого далёк. Но так как всякий русский является моно-человеком, то есть, Человеком-Я, очень часто происходит так.
Идёт человек. Тут смотрит - в его поле зрения появляется некий предмет. Он хватает его и бежит. Глаза его похожи на мыльную пену. Он прибегает, садится за компьютер, и пишет: воруют!
Глаза его похожи на стрелки таинственного прибора. Вправо-влево. Вправо-влево. И вот, пока эти стрелки шатаются, кто-то подкрадывается сзади, хватает этот предмет и бежит.
Потом - будет следующий этап этой вселенской эстафеты. В итоге, этот предмет где-то осядет. Но и там ему недолго лежать. Потому что это, наш мир. Русский.
Так вот, Я-доктор подходит к зеркалу и говорит:
-Здравствуйте, Доктор Я.
А Доктор Я отвечает:
-Здравствуйте, Доктор Я.
Это спираль, закручивание, галактический разговор.
Писателям же вообще полезно вести беседы подобного плана, так как нынешний концепт-кар, на который посадили все прочие концепты - он никуда не едет. Он давно стоит, заваленный. Пусть бы даже это какое-нибудь купе - все, что было, уже пришло. В машине нет места. Боливар заполнен до отказа.
   Но, конечно, какой-нибудь экзоскелет объяснит вам, что книг уже нет, что уже все электронно. Тогда нужно спросить Доктора Я:
-Скажите, Доктор, есть ли электронные книги?
-Есть.
-А бумажные?
-Есть.
-А что важнее?
-Самая главная книга тоже существует в двух представлениях. Есть бумажный вариант, он - для существ. Ну, если взять человека, он же существо. Не вещество. Ну, вещество в нем тоже есть. Но все равно он - существо. Существо из вещества. Электронная версия существует для машин, но люди с ними незнакомы, они пока еще не прилетали, может и не прилетят. Правда, есть ментальный вариант. Допустим, вы знаете какой-нибудь стих наизусть. Это - ментальный вариант. Только и всего.
-Значит, электронная книга не заменит бумажную?
-Учитесь есть, доктор.
-Спасибо, доктор.
Остается поговорить о Птице Цах. Но Доктор Я знает практически все, потому эту вещь нужно оставить, закрытой на замок.
Кто знаком с Птицей Цах?
Наверняка. Но этот рассказ - знак в своем собственном алфавите, рассчитанный на чтение собственного тела через лет 100. Не меньше.
  
   Сентябрь
  
  
  
   Я люблю разговаривать сам с собой. Я спрашиваю у себя, что лучше - август, сентябрь или ноябрь? Я рассуждаю так, ибо среди прочих месяцев жизни уже не выделяют ничего более замечательного.
   Природа уже показывает силу холодов - это тонкая кисть небесного импрессионизма, которая спустила вниз, к подножию бренности, свою кисть. И лучше всегда выйти к зеленым просторам и идти молча, или же взять с собой какую-нибудь собачку, чтобы она громко нюхала листья, тем самым озвучивая время и его силу над живым веществом.
   В ярах острыми стрелами стоит бузина. Это - высокие города растительного мира. Лес же не может быть городом, так как на него нельзя смотреть со стороны так, как будто ты больше. Поэтому, именно бузиновые заросли есть поселения жуков. Летом она цвела, раскрывая ладони цветков. Представьте себе певца, который жестикулирует. Он делает примерно так же, в зависимости от музыкального стиля. Вот и эти цветы, древние и такие же новые, такие же временные, как и постоянные. Ибо бузина будет тут расти, даже если человек покинет эти пределы.
   В сентябре - интересные дожди. Но для любителей дождей, а таковых среди людей достаточно много, всякий дождь интересен. Но человеку в этом случае надо уметь находить правильную цветность. Сейчас, в дни, когда вся аппаратура проста для пользователя, не изобразишь этот процесс. Еще недавно управление телевизоров было ручным. Имелась ручка цветности. Но на задней панели вообще могли находиться различные дополнительные приборы, с помощью которых можно было сдвинуть определенный цвет - и это было показательно, и теперь только глубокие ретролюбы могут насладиться такой штукой.
   Это все сказано про дождь и про его проникновение в душу. И если ты идешь, и идет дождь, то значит, что ты движешься вместе с ним, и он - твой проводник. В мире все меньше медитативных прогулок и всё больше субъективности - и я ощущаю это сам на примере себя. Хотя, ночи хороши. Да что там ночи. В любой вечер можно влиться, словно дополнительное вещество - в кровь. Тогда ты просто идешь. Но для этого нужна некая энергия, которая не будоражит, а просто помогает жить. Иначе ты не увидишь красоту, иначе не сможешь выпить немного сентября. Я представляю себе этот дежурный человеческий миллион (или миллиард), засунувший сам себя в 4 стены.
   Нет ничего лучше, чем просто идти.
   У каждого дня в сентября - особая значимость. Погода может не соглашаться. Но не стоит обращать внимание на её предпочтения. Она может желать своего, желать ограничений.
   Акации стоят, пытаясь достать небо, которое заволокло облачной шелухой. Самые их вершины тревожно покачиваются, только подчеркивая, что нынешний осенний мир - корабль, спешащий на север. Это только пока мы огибаем теплые пределы, и идти нам еще довольно долго, и можно еще успеть и размечтаться, и также поймать пучки лучей и употребить их по своему назначению.
   Мы выходим на трассу и считаем столбики, пёс внимательно изучает свободные - так как есть и те, о которых можно сказать - на них сидело по вороне. Возможно, это грач. Я не очень разбираюсь в птицах. В их назначении есть некоторая разница. Грач - птица, любящая голую землю. Но и сходство тут велико - так как и вороны любят голую землю, и они также толпятся, они также чернеют на пахоте - видимо, им нравится сам факт того, что и земля черна, и сами они черны.
   Но вот, в отличие от ворон, грачи не разносят орехи. К сожалению, я ничего не знаю про воронов. Ворон, черный, большой, страшный. Издалека, впрочем, он такой же, как грач или ворона. Это вот сороку вы ни с кем не спутаете. Птица эта громкая и хитрая, но теперь и гуляя по округе, среди боковых дорог и речных посёлков, сороку ты не встретишь - видимо, что-то сместилось в её ареале обитания. У сороки имеют место белые оконечности на больших перьях, и, кажется, она любит воровать яйца других птиц.
   Вся эта жизнь проходит совсем рядом. Иной раз кажется, что нет её, потому что миром владеет информация - нужная или ненужная. Чаще всего - второй случай. Если бы дело точно так же обстояло с питанием, то, наверное, нам бы приходилось есть какую-нибудь однородную массу, разделяя её одну на множество компонентов.
   Сентябрь будет длиться еще долго. Если экономить время, то он и вовсе станет бесконечным и неотрицаемым. Я иду мимо озёр. Рыба порой блещет чешуёй - любой рыбак знает, что это - вызов. Таким образом она сообщает человеку, что она сильней и умней, что она смеется над его гордыней. Но этот её лозунг не для меня. Мне всё равно, чем занят сейчас сытый и обленившийся от легкой жизни карп. И пусть себе блестит. Я иду дальше. Собака видит кота и бежит за ним. Но кот не из робких. Видимо, он - хозяин прибрежных кустов, а потому, только человек, царь зверей, способен его прогнать.
   Они снюхиваются, после чего мы идём дальше.
   Если будет много дождей, это будет очень полезно - вообще, жара вредна для воображения, а мне больше ничего не нужно. Само вещество воображения очень интересно. Из него можно лепить разнообразные детали, например, мосты, которые соединяют времена. Возможно, я когда-нибудь ими воспользуюсь - по мостам приходят из района в район, но также и из жизни в жизни, и странно все это, очень странно. Только представьте себе это как-нибудь, в любом спектре.
   Для этого сентябрь и нужен. Все дороги сливаются в одну большую, главную. Не будем преуменьшать её значений.
   В подлесках сейчас много зайцев. Хотя вокруг - люди, их дома и машины, их телевизоры, но реальность такова, что, попадая в такие межцивилизационные промежутки, мы тотчас обнаруживаем зайца. Он преспокойно движется по дачам, питаясь деревьями. По зиме зайцы способны обгладывать небольшие сады до смерти - весной дачникам приходится все начинать с нуля. Стреляют зайцев мало. Вроде бы, для охотников - не самые худшие времена. Стреляй - не хочу. Но не тут-то было. Глобальная пепси-кола наступает. Двери торговых центров - словно светящийся рот. Зато природа возрождается, потому что покуда её некому уничтожать. Но это - очень урезанный вариант. Вариант новый - когда существа, некогда правившие диком миром, занимают небольшие доступные уголки.
   Должно быть, в рассказе, написанном лет 20, 30 назад, как-то не к месту был бы mp3-плеер. Хотя в масс-культуре уже правил волкман, радостный и тяжелый кассетный гаджет. Но теперь и ни к чему пытаться возродить статичность картинки в рассказе. Чем дальше, тем лучше или хуже. Одно из двух. Но, впрочем, скорее всего - ни то, ни другое. Просто человек всё оценивает как-то не так, как-то очень неправильно.
   На самом деле, никто не знает, чем закончится сегодняшний день. Так как дней много, большая и никем не разгаданная обойма, то лучше и помолчать.
   Вечером будут очень большие звезды. И, конечно же, это - сентябрьские звезды. О них можно говорить бесконечно, как о фонарях скрытого счастья - хотя бы потому, что их постоянство помогает понять суть времени.
   Человек, наверное, должен пытаться выработать лекарство от времени. Пусть даже жизнь коротка, зато - вечное опьянение от мысли. Надо продолжать существование внутри сентября, словно это - специальный океан, и вроде бы - все люди могут протянуть друг другу руки, или хотя бы - кому-то избранному, кому-то в сентябре. Листьев еще нет. То есть, они еще висят, а потому, нельзя просто так отличить начало сентября от, например, августа, с включенными дождями и приглушенным солнцем. Но все это - только на первый взгляд.
  
   На барже
  
  
   Осенью пишут про осень. И вот, я пишу. Я пишу, потому что летом пишут про лето, весной - про весну. Кажется, что становишь умней. Потом оказывается, что все становятся умней. Я ни от кого ни чем не отличаюсь. Ушло почти всё, что было в душе. Я писал про игроков, а теперь я про них не пишу. Между тем, 99 процентов писателей, носят в себе одну тему. У поэта - одно стихотворение. У прозаика - один тип сюжета. Потом он множится, только и всего. Очень сложно избежать самоповторения, и на определенном этапе творчества я и сам застрял. Стихи были ровным счетом одинаковыми, и стоило завязывать. С другой стороны, можно писать о природе и просто описывать то, что видишь, и тогда почти нечего бояться. Но попробуй, отыщи эту тему. И не зря говорят, что фантастика - не литература. Это так. Отвечаю. Написать то, что принесли в своем зобу таракану, это пуще простого. Ни труда, никакой дисциплины, один лишь полёт глупости.
   Так вот, на реке стояла баржа. Она торчала на мели уже который год, и было очевидно, что она там и останется, пока не заржавеет, пока от неё не останется один лишь остов.
   На барже жил пёс, и он гордился тем, что баржа на мели, так как он считал, что скоро все затонут, будет каюк, а хорошо будет лишь тому, кто на мели.
   Он выходил на палубу и лаял на пароходы. С пароходов на него лаяли собаки.
   -Вознёсшиеся упадут! - лаял пёс.
   И эхо шло, как радиоволна:
   Вознёсшиеся упадут, вознесшиеся упадут!
   Пароходы трубили, как слоны
   -Пу-у-у-у-у-у-у
   Так важно, трубно, в нос. Вот если бы был артист-пароход, он бы был какой-нибудь бас, ну или трубач. Например, такой дуэт. Один артист играет на низкой такой трубе, пум-пум-пум, а второй поёт, и тоже - как бы в нос. Ну, не Шаляпин. Как-то иначе.
   Собаки с пароходов отвечали лаем.
   -Айда с нами!
   -Вы все любите свободу! - лаял пёс. - Свободненькие! Ничего. Скоро, скоро расплата.
   -Придурок! - лаяли собаки.
   Цирковой попугай, сбежав, собственно, из цирка, летал берегами. Он прилетал на баржу и слушал, как пёс вещает.
   -Свободненькие! - лаял пёс. - Скоро, скоро.
   И правда, судя по далекому лаю, доносившегося из прибрежных посёлков, новости в мире были так себе. Собаки сообщали, что пароходы утонут, а мир погибнет.
   -А нам ничего не будет, - сказал пёс.
   -А может, и не будет ничего, - проговорил попугай.
   -Будет, будет! - принялся лаять пёс.
   Потом шёл другой пароход, и он дудел еще пуще, и вспоминалось, что говорили - были слоны, но ушли. Что это были за слоны? Вроде бы и сохранились легенды. Но все это касалось пароходов, ведь не было таковых уже в чистом виде, ибо все это были кораблики на солярке, и тащили они баржи с песком. Песок этот потом разгружали и везли на упорных самосвалах, чтобы строить дороги, и много там чего говорилось - что воруют, например. Да ведь и кругом воровали. И собаки, что плыли на баржах, сидя на кучах песка, лаяли. Они облаивали берега, размахивая хвостами. Им все это нравилось.
   -Они вознеслись, - сказал пёс.
   -Давай поговорим о другом, - предложил попугай.
   -Скоро, скоро, все утонут, - лаял пёс.
   Время, она штука простая. Ни с того, ни с чего, его вдруг все больше. Это - один из видов тарелок. Вот - тарелка глубокая, вот - тарелка мелкая, а вот - тарелка со временем. Время это твое собственное. И тарелка твоя собственная. И вроде бы ты ешь, а еды все больше, но вкус ухудшается. Потом уже и переливается пища, и вот, ты сам по уши в этой еде, это время. Можно было бы представить все это наоборот - еды все меньше. Пока тарелка не станет пустой. Нет, видимо, все же справедлив первый вариант. Массы все больше, а минералов все меньше. Наступает потом время без минералов. Совсем никакой соли. Совсем ничего.
   Ну и, разумеется, срок жизни у существа ограничен. И пёс старел, и попугай. Были, впрочем, и другие птицы, но со временем им все это надоело. Конец света не наступал. Пароходы не тонули. По реке проплывали уже новые собаки на баржах, а старых сводили на берег и там держали кого где. Один пес, шедший вместе с грузом картошки по течению, один раз пролаял:
   -Привет, друг!
   -Привет! - пролаял пёс в ответ.
   -Как там тонущие пароходы?
   -Скоро! Скоро!
   Все это было странно, ибо спрашивал это пёс, который плыл, спрашивал того, что навсегда сидел на мели и не собирался оттуда уходить.
   -А как скоро? - спросил он.
   -Во всем мире кри-и-и-и-изис! - лаял пёс. - Уже почти швах.
   -Ну ладно, я поплыл дальше.
   -А как ты?
   -Еду жить на склады. Там хорошо, и ничего не надо делать. Я дослужил до тех лет, когда могу просто лежать целый день, лишь иногда помахивая хвостом, чтобы разогнать котов. Меня посещает странная нега. Большая часть жизни прошла, а мне даже и хорошо от этого, и я вообще рад. Сейчас лучше, чем в молодости. А я был таким жутко крикливым щенком, страшно себе представить. А сейчас я поумнел. Сейчас я не такой, как раньше. И я думаю, все в жизни правильно. Сначала ты работаешь, а потом зарабатываешь себе пенсию. Хотя я еще и не на пенсии, но я уже мало работаю. А скоро будет еще лучше.
   -Как так? - возмутился пёс на мели. - Скоро швах!
   -Какой такой швах?
   -Мир падёт! Будут ре-е-е-е-езать! Будут ре-е-е-е-езать!
   -Кто будет резать?
   -Я тебе говорю.
   -Ты что. Отличная жизнь!
   -А-а-а. Ты - свободненький! Все свободненькие так говорят! Скоро. Скоро. Скоро утонут все пароходы.
   Меж тем была в разгаре очередная осень, и попугай перестал прилетать - то ли сдох он, так как птицы живут не очень долго, то ли нашел место, где было веселее. Ибо никакого шваха так и не произошло, никакие пароходы не утонули, все оставалось на своих местах, все куда-то двигалось, лишь баржа продолжала торчать на мели, и пёс на ней так и разрывался, так и сходил с ума, вещая:
   -Грядут потрясения!
   -Скоро, скоро!
   -Ситуация в мире хуже с каждым днём!
   -Сейчас лучше никуда не соваться. Скоро будут резать!
   Лаял он пароходам и баржам, и никто его уже не слушал. А то-то было в молодости. И ведь вставали перед его глазами собачьими все эти невероятные картины былого. Как соберутся окрестные тузики, со всех закоулков и свалок, как засядут его слушать, а он лает, лает, заливается. забываясь в экстазе. А ведь сколько прошло времени, а и того он вещал: скоро, скоро. Скоро швах.
   Но уж не осталось никого, кто б слушал про швах.
   Где это время?
   -Ничего, ничего, - говорил пёс, злясь на тех, кто навсегда забыл к нему дорогу, - кто вознесся, тот упадёт!
   Что было потом, представить несложно. Пёс совсем стал старым и скулил еле-еле. Конец света был уже не за горами, и однажды ночью он услышал жуткий грохот. Обрадованный, он выскочил на палубу баржи, надеясь, что звук этот означает затопление парохода, однако, это был вертолёт. Начальник дорожной службы решил ловить рыбу, бросая взрывчатку в воду. Было несколько взрывов. После этого какие-то люди приплыли на лодке и светили фонариками. Но, видимо, результаты их не удовлетворили - ибо слышалось много ругани и матов.
   Это был последний шанс. Ибо после этого жизнь как-то особенно ускорилась, и тарелка с пищей времени была еще полнее, и все это невозможно было съесть, и можно было отравиться. Но тут дело такое - даже если и отравишься, никто не поймет, почему это произошло. Потому что одни вещи перетекают в другие, и как ты ни дергайся, не в силах твоих что-то изменить.
   И вот, снова осень. И идут вдоль берега пароходы, то есть, конечно же, катера. Нельзя же их назвать чистыми пароходами. Но пыхтят они дай боже. Дымец черный, кучерявый. Работают они на густом слоистом мазуте, на солярке, пыхтят и упираются. Против течения идти - это тебе не колбасу спиртом обдувать. А особенно, если сзади тащится баржа, и там - песок или гравий. И вот, идет один такой кораблик, а название его - "Упорный-201". И все тут верно. Не будешь упорным, никуда не приплывешь. А что 201 - да кто его знает. Может быть, было до этого еще 200 Упорных, целая династия. Семья. Деды Упорные. Прадеды Упорные.
   И вот, ехали на куче гравия два пса и кот. Один пёс и говорит:
   -Вот сейчас будем идти мимо старой баржи. И там живет один пёс. Давайте лаять, чтобы он вышел.
   И стали они лаять. А кот мяукал. Но никто не вышел. Опечалились пассажиры, но ничего не поделаешь. Так и поплыли дальше. После этого ж никто того пса не видел, но это и так понятно, что просто исдох он от старости. Время ж немилосердно. Вот ты есть, а вот ты и шкура сушеная. Баржу же потом убрали. Хотя и торчала она там лет двадцать, но, видимо, нашелся какой-то умелец, в полноводье подогнал тугой буксир, и тот сумел сдернуть её с мели. Так и потащил он её за собой. А где тот пёс был? А кто его знает. Должно быть, скелет так там и лежал.
   И вот, снова осень. Рассказы, они как стограммы. Только бери да и наливай. Один, другой. Пока не опьянеешь. А потом можно отсыпаться, в зиму, например. Перейти на другие круги. Другие жанры. Тут все завсегда сложно и множественно.
  
  
  
  
   Ножик
  
  
  
   Семён Серебров один раз пришел домой. Чихнул у порога. Второй раз чихнул в проходе ближе к кухне. Он когда чихал, то это был явный признак присутствия мысли посторонней - попросту говоря, это были происки чужого мышления. Кто-то его вспоминал. И он, было, тоже принялся вспоминать. Потому что страсть как мечталось. Особенно вдруг встала иглой в голове, колом, если можно так сказать, Светочка Сельянова, которая просто так, вроде бы, сидит и набивает на компьютере числа. Сухая работа, которой можно обучить, например, и дрессированную собаку - если бы только КЗОТ позволял. А ведь одно доброе слово - и ты уже и сам как собака, ты и сам готов потянуться, подставить спинку и ластиться.
   - Да конечно, ничего, я сам себе напридумывал, - сказал Семён.
   Он вспоминал и другие случаи, когда самообман преобладал над разумом, и всякий раз кто-то или что-то сбрасывал его с небес на землю, и было стыдно. Но он умел таить все в себе - и никто об этом вообще не знал, никогда, ничего, никто и представить себе не мог, как он, лежа в кровати под китайским ночником, мечтает о женщинах.
   Серебров был директором. Он много перебирал сам себя, словно строитель перебирает гвоздики перед тем, как начинать работать с ними, перед забитием в стенку или в доску. Вот, скажем, одно время нравилось ему, что он - гад и деспот, и что человеческая душа может быть им съедена за просто так. Вот кто хозяин в жизни? Да, вот, например, директор - когда вокруг тебя люди все сплошь зависимые, и можешь ты с ними делать все, что хочешь. Потом, когда наступил период большей лояльности, он потерял требовательность и к себе. Должно быть, требовалась личная жизнь. Он сел на самолёт и полетел в Амстердам. Там шел по улице, рассматривая выставляющих самих себя девиц - за стеклом они напоминали кукол. В тот момент казалось, что сейчас он их начнет поглощать, словно смерч, словно водоворот, одну за другой - но реальность была обыденна, она лишь говорила о физике живых существ и напоминала о возрасте.
   Тем не менее, Амстердам теперь вспоминался постоянно. Он присматривался к менеджерше отдела кадров, и к менеджерше, которая ездила к клиентам и там их обувала своей ненормальной фантазией, и даже к менеджершам зала, но все это было как у всех - он еще и раньше читал, что до определенного возраста главный мотиватор человека - секс. Хотя самого секса может и не быть. Значит, от других мужчин он ничем хорошим не отличался. Когда же Светочка Сельянова говорила так сладко, будто бы стреляя из глаз сахарной пудрой, когда же она невзначай потерлась ладонью о ладонь, его вдруг словно прострелило.
   Вечерело. Вспоминалось, что днем раньше приезжал сын:
   -Дай денег, старик.
   Он не то, что едва не подпрыгнул, а подпрыгнул.
   -Ну чо, дашь?
   Семёна вдруг внутренне парализовало. Он не хотел реагировать и заставлять свой мозг проявляться - словно бы надо было быть статуей, больше никем.
   -Сколько тебе надо? - спросил он.
   -Немного. Пятеру, не больше.
   -Работаешь?
   -Выгнали.
   -Почему выгнали?
   -Спать люблю.
   Надо было не дать денег, прочесть лекцию о пользе хлеба и воды, но он молча подчинился. А теперь, когда он открыл ящик стола, вдруг что-то улыбнулось ему - при чем, это не могло происходить в видимом диапазоне, а стало быть, происходило исключительно в его голове. Надо было пойти и выпить какие-нибудь капли, лечь в кровать и мечтать о том, что Амстердам вновь повторяется, но это не проходило. Это был ножик. Он улыбался ему.
   -Привет, - сказал он бодро.
   -Привет.
   Надо было испугаться. Но сразу не приходило. Это было позднее зажигание.
   -Как ты, Семён? - спросил ножик.
   -Хорошо. А ты?
   -И я хорошо. Возьми меня.
   Семён сделал шаг назад, задвинул ящик стола и, пятясь, вышел из кухни. В тот вечер он и вовсе не заходил туда. Вышел на проспект, вошел в кафе и поужинал. Вернувшись, проверил - закрыта ли дверь. Утром отправился к врачу.
   Нет, еще когда только он подходил, он вдруг увидел - что-то не ладно. А ведь хорошо знал врача того, звали его Григорием Анастасовичем, был он такой человек, то есть из тех, кто шепелявят, говоря себе в бороду. Но словно бы заранее видел Семён, что теперь все иначе, и не зря суетится толпа, да уж и сотрудники органов появились. Потому что лежал Григорий Анастасович посреди своего кабинета, лицом вниз, и из спины его торчал нож.
   Он вышел. Туман еще не спадал, и он боялся ехать, так как концентрация начисто отсутствовала. Приехав в офис, он собирался произвести дежурный крик-тренаж, но потом вспомнил, что уже почти год, как не кричит, а если и выгоняет, то совсем избирательно - видимо, приближалась старость, а он был один. Хотя и было за жизнь у него три жены, но счастье как-то не складывалось. Видимо, когда так уж упиваешься собственной резкостью, умением делать бизнес и подавлять, когда снабжен ты всяческими борзотами, то и не замечаешь ничего и никого. Не нравится что-то - пошел вон. Но надо отдать должное времени, не ему самому. Ибо нельзя сказать, чтобы Семён сам собой занимался. Впрочем, если ты - директор, более того, если ты сам и хозяин, то ты развиваешься как бы по умолчанию, как бы автоматом ты - самый развитый.
   Он прошел к себе в кабинет, и Данилов, его зам, принес отчеты.
   -Ага, - сказал Семён.
   -Я все проверил.
   -Ага.
   -Там надо вопрос с отгрузкой решить.
   -Ты реши, - сказал он, - ладно. Реши, реши, дорогой. Реши. А Сельянова что делает?
   -Работает, кажется. Позвать её?
   -Нет. Или да, - он почесал голосу, - ладно. Позови.
   Кабинет казался чужим - такой показательно стеклянный, полный внешних теней, которые прорывались из зала, где клиенты, большие и мелкие, занимались поиском подходящего материала.
   Он вдруг подумал, что сам он есть материал, и кто-то его подбирает, кто-то неведомый, и просто так не узнать. И тут же напали на него мысли о смерти, и мозг вдруг чем-то сковало - никогда еще с ним такого не было.
   -Здрасти, - сказала Светочка Сельянова, пугаясь.
   -Садись, - сказал он, пугаясь.
   Да, что тут было говорить? Не было ни сил, ни смелости. Потерялся Семён Серебров. Был он хуже, чем школьник, который помышляет в чем-то признаться. Да и как тут признаться? В голове ведь уже немало мха, немало лишайников, кто их снимет? Нет такой силы. Нет и врача такого. Был один, а теперь у него в спине торчит нож.
   Наконец, ему стало совсем нехорошо, и, указав Данилову действовать ровно и четко, он отправился домой.
   Эх, если бы было так все просто. Но едва он вошел на кухню, нож уж ждал его.
   -Привет! - воскликнул он четко так, бодро.
   Семён отшатнулся.
   -Выпей. Я тебе водочки принес. И вот - колбаски я нарезал. И сырку. И хлебец черный. Полезный.
   Нож-то был хозяйственный, но большой, и не понятно - тот или не то, что торчал в спине у врача. Были у него маленькие такие ножки, в кедах. Были ручки, ладошки розовые, даже не детские, а даже и не сказать, какие. А глаза мигали на лезвии - они словно отражались откуда-то. Там же блистал маленький ротик, очень веселый, очень задорный.
   -Выпей, выпей, - повторил нож.
   И ничего ведь не оставалось. Выпил он, но тотчас налил еще. И еще. И еще раз пять, и нож лишь усмехнулся:
   -Силён, бродяга.
   Семен бы бежал. Но тогда, видно, было уж поздно. Нож поначалу рассуждал. Потом он показал свое древо предков, и там было, где разгуляться:
   -Родственность человека и ножа велика, - говорил он, - но никогда не спрашивай, кто сильней.
   -Нож сильней, - сказал Семён.
   -Конечно. Конечно - нет. Сильнее человек. Хотя он слабее слона. Но слоны побеждены. Их очень мало. Человек слабее льва, но львов почти не осталось. А вот у моего прадедушки была фамилия Львов. Нож Львов. У тебя тоже фамилия неплохая. Серебров. Очень хорошая, связанная с металлом, а значит, через металл мы - родственники. Люди родственники через обезьяну с кем хочешь. Хочешь, с котом, хочешь - с китом. Совсем очевидные связи. Ты пей, пей. Я специально для тебя приготовил. А сам вот представь, металл! В некоторых местах металл может лежать чистый - железные шарики. А еще, в Соединенных штатах один мужик нашел древний артефакт, это была труба, которая находилась прямо в камне, что говорит в пользу факта существования протоцивилизации. И главное - металл!
   -Металл, - задумчиво проговорил Семён.
   -Мы можем поговорить о делах, - сказал нож, - но нам надо определиться с именами.
   -Надо, - сказал Семён.
   - Я говорю о себе. Я люблю представляться по-разному. Но мое настоящее имя столь продолжительно, что тебе будет сложно с ним сладить. Давай ограничимся чем-то более простым. Например, Сигизмунд. Нож Сигизмунд.
   Семён налил и выпил. Он уже сдался. Не было никаких сил, чтобы сопротивляться. Пусть будет, что будет. Нож, как нож. В таких случаях, пьют до беспамятства, и лучше всего - взять и успокоиться, отпустить коней - пусть они бегут, пусть они будут смелыми и быстрыми, а луга - необъятными и широкими. Остается радоваться - ничего не надо, ты улыбаешься и совсем не воспринимаешь реальность, и можно говорить хоть с ножом, хоть с вилкой.
   -Тогда, может, займемся делом, - сказал он.
   -Займемся, - отозвался Семён.
   - Если хочешь, поговорим о Светочке.
   Что тут было отвечать. Хотя нет, можно было, еще как - ведь Семён был мужчиной видным, сильным, и страшным. Это потому, что многие директора весьма страшны. Вроде бы ты человек серьезный и твердый, фиг же шь тебя поломаешь, а попадаешь ты в зависимость от одного такого директора, и тут как повезет. Хотя ты , возможно, работник хоть куда. И ведь бежали теперь перед глазами Семёна Сереброва отдельные картинки жизни, отдельные картинки его нападений на работников, и выходило, что он - какой-то зубастый хищник.
   Легко ли человека сломать?
   Нет, не легко. Не война же. Не боевые действия. А директор? Да что там директор? Хлопнул дверью и пошел в другое место. А вот если ты в голове уже закостенел, это похлеще подростковых комплексов. А уж если ты сошел с ума, то ведь всё, и финальный свисток.
   Нож блеснул, и на его поверхности проявились изображения:
   -Вот она, Светочка, Семён, - сказал нож, - но давай сразу же переключимся и будем смотреть, как она моется в душе. Правильно ж? А то чего нам подглядывать просто так? Надо сразу же, по полной программе.
   Сказано - сделано. Лезвие, конечно, не экран. Но картинка словно расползалась, будто бы воздух был сырой, и все было видно донельзя здорово, и как хороша была Светочка - еще лучше, чем в одежде, и Семён отчаянно задышал. А вот она берет какую-то красную губку, наносит на неё шампунь и вся покрывается пеной, словно пеной морской, и нет в ней ни одного изъяна. Словно бы изваял её бог только что. То есть, сначала был замысел, а потом - конвейер, а потом - душ, это чтобы вещь попала в мир новой, свежей, с запахом шампуни. А тут бы её и оприходовал Семён. В мечтах. Ведь ничего у людей подчас и нет, кроме этих мечт. Конечно, была она не так уж и идеально, но главное - как ты все это сам воспринимаешь.
   -А вот и другая картинка, - сказал нож.
   Тут появился какой-то джентльмен. Нет, не в ванной. Дело было на улице, не важно, на какой. Улиц в наше время много, имена всех знать не надо. Подошел он - да вообще, какой такой джентльмен? Нет, работяга, чуть ли не в спортивном костюме и туфлях - хотя это раньше было модно блатовать вот так, а теперь уж и никто не вспомнит такого, и спортивные костюмы все по большей части играют свою перманентную роль - то бишь, спортом в них занимаются. Так вот, джентльмен был неприятно худ. И эта худость его словно бы что-то отнимала.
   -Это Славик, - сказал нож, - у него ничего не получается. Он любит произведения Стивена Кинга и фильм "Худеющий". Сам он постоянно худеет. Он даже пробовал заниматься спортивных голоданием, чтобы стать таким худым, что можно было бы прятаться за шваброй в любом помещении. В этом случае он бы пришел к вам в офис и ты бы его на нашел. Коварный Славик. Он ездит на велосипеде, и летом, и зимой. Но ты его не увидишь, сейчас очень развелось много дурной молодёжи, которая ездит и летом, и зимой на велосипедах, и фиг разберешь, кто есть кто. Но давай отвлечемся.
   При этих словах на экране ножа появились ровным ряды ножей.
   -Это все моя семья, - сказал нож Сигизмунд, - а в начале был великий нож семи ножей, но имени у него не было, и древний рыцарь, имя которого упоминать также нельзя, дал ему жизнь. Но нож этот не был изготовлен. Он был найден. Что говорит в пользу того факта, что самый предок мог иметь и вовсе внеземное происхождение. Мы чтим всё это. Ты видишь ряды ножей, и все они теперь распространились по всему миру, и все они живут медитацией и смыслом. Вот, например, нож Микаил. Буква "к" более благородна, чем буква "х", тем более, в русском языке, где на последнюю начинается множество ругательных слов. Нож Микаил предназначен для сыра. Поверхность его лезвия покрыта специальными насечками - таким образом, срезы сыра получают благородную ровность. Но главное его занятие - ощущения. Ты должен знать, что и человек, если он знает тайну ощущений, он никогда не грустит, он всегда трогает эти ощущения - а ими наполнен воздух, наполнены промежутки между молекулами, наполнена ночь, наполнен день. А теперь представь себе, как много ты теряешь, когда просто смотришь телевизор или мечтаешь о достижениях в области греха.
   -Какого греха? - спросил Семён.
   -Любого.
   -Секс?
   -Нет, это не так страшно. Когда ты планируешь усилить свою жадность и получить от этого выводу, но не думаешь о смерти, это грех. Ну да бросим это. Продолжим.
   И Светочка Сельянова вновь появилась на экране. Она шла по осенней улице, и лицо её изображало грусть - самую обычную, земную.
   -Помнишь, Семён, как ты её отругал? - спросил нож.
   -Ну и что, - ответил тот, чувствуя уже совсем неслабое опьянение, - я всегда кого-то ругаю. Чтобы лучше работали.
   -Это поэтому она такая грустная.
   -А что делать? - он развел руки. - Как к ней подойти?
   -Есть способы честные, а есть обычные. Все пользуются обычными. Честными бывают только белые коты - когда нет ни единого пятнышка, когда они свежие, как снег. А значит, вот что надо сделать. Завтра совершишь обряд. Закопаешь меня в парке. Но не волнуйся. Нож в земле - он как земная ось, никакого вреда. Только вращение крепче. А я потом вернусь. Долго ты грустить не будешь.
   Допил Семён водку и пошел спать. А утром думал, думал он - что же все-таки произошло. Прошел он на кухню, посмотрел на все, что там было, на бутылку пустую, ну а что тут было говорить? Но к психологу он не пошел. Поехал на работу и там был тихим, как птенец совы. Но потом опомнился. Подозвал сначала Данилова, стал указания раздавать, командирски, четко. Но без всяких излишеств. Хотелось по привычке разозлиться на что-нибудь, но как-то само собой не получалось, и он бросил это занятия. Он даже не сходил, чтобы проверить, что там Светочка Сельянова делает. Подумал только:
   -Да бросить все это. Бросить. А как бросить? В голове бросить. Но ведь не в алкоголе спасаться? Поехать ночевать в гостиницу. Нет, пусть работает Данилов. Поехать в Амстердам. Вот где хорошо.
   Но, конечно, никуда он не поехал, так надо было решать уйму вопросов рабочих, вопросов привычных, автоматических. И, может быть, и впору было заняться проверками рабочего процесса всего коллектива, но он к ним так и не вышел. А потому сотрудники шептались - мол, что-то странное. А вечером, прощаясь, он посмотрел на Светочку.
   Вот какая ты Светочка, - думалось, - видел я тебя всю. И Славика этого худеющего, маньяка кожи и костей. Но ничего.
   -До свидания! - улыбнулась она.
   -До свидания, - сказал он.
   И подумал:
   -Ну ничего, держись, Светочка. Ты еще будешь моей.
   Он поехал в парк. Нож Сигизмунд по пути был весел:
   - И знаешь, Семён, что такое земля?
   -У земли много ассоциаций, - отвечал Семён.
   - И правильно. Планета Земля. А вот что еще. Бывает Планета Ножей. Ну, как? Нравится?
   -Конечно.
   -Планета Людей, допустим. Сент-Экзюпери. Читал?
   Семён фыркнул. Ничего он не читал, кроме накладных.
   - Бывает Планета Обезьян. Логично, да? Кино такое есть. Бывает Планета Грёз. Это поэтика. А Планета Ножей существует в действительности, это - Царство Небесное. Но для нас. Для ножиков. И я, когда вспоминаю своих предков, читаю высокую оду, так как многие уже там - металл, он как бы крепок, но нож - это изделие, и не может он работать вечно - потому что он служит всем вещам, но служит и человеку.
   Тогда они приехали в парк. Там Семён и произвел сей нехитрый обряд.
   -Пока! - Сигизмунд улыбнулся на прощанье.
   С этого момента уже ничему Семён не удивлялся - он не то, чтобы смирился. Просто сама душа его так реагировала, что он будто бы был чем-то доволен, хотя ничего такого очевидного не было. И ночью, во сне, он даже затосковал - казалось ему, что одиночество - это такое синее и бесконечное море, темное и длинное вниз, ко дну, а может - и нет никакого дна. Утром же просыпаться совсем не хотелось.
   Прежде, чем приехать в офис, он проскочил по магазинам. Смотрел на ножи, думал, и мысли его не были облечены в какую бы то ни было конкретику - скорее, он чувствовал, он дышал, как какой-нибудь волк в лесу.
   Офис же был как всегда. В одной части ходят люди и смотрят образцы. Потом они разговаривают с менеджерами - такими отработанными, вышкуренными, заточенными. Кажется, что и не человек с тобой разговаривает, а блуждающий биоробот - правда, полный дисциплины, пустой на мечты.
   Работники, которые отчитывались непосредственно перед Даниловым, к нему не заходили. И не требовалась. А вот - и Светочка. И Семён сразу же увидел странный блеск в её глазах.
   -Ой, - сказал она, - Семён Иванович, - а можно аванс взять?
   Он чуть было не выдал ей прямо из кармана, но остановился, взял себя в руки и напустил на себя важности. Мол, какое число сегодня. Мол....
   -Ну я пойду,- сказала она.
   -Нет, зачем, - ответил он, - пойди, в кассе возьми. Скажи, что я разрешил.
   -Странный вы, - сказала Светочка.
   -Почему? - удивился он.
   -А представьте себе, что мне снилось. Хотите, расскажу.
   -Хочу.
   -А снится, я открываю дверь, и стоите вы. И приглашаете меня на свидание. Сегодня. В 19:00.
   -Точно. В 19:00?
   -А что?
   -А куда я приглашал?
   -А парк С.
   -Туда, значит. А что ты мне ответила?
   -Я пообещала прийти.
   -Прямо пообещала.
   -Да.
   -Значит, слово надо держать, - сказал он, - раз так.
  
   Теперь все было еще более странно, и казалось, что все люди - фигуры для поля шахмат. Но сравнение и не самое лучшее. Но если, например, сравнивать все это с шашками, то тут слишком уж примитивно. Допустим, шашка белые, шашки черные. И дамки. Выходит, только директор, и - не директор. И больше ничего. В шахматах есть пешки и фигуры, но не хватает, например, такой штуки, как директор пешек. Вроде бы и не фигура, но и не пешка. Но есть вообще что-то общее, и там, и там - это рука, которая всем этим управляет.
   Допустим, вы - как все. Мысли сжаты в пучок. А пучок этот - кусок пучков других, но таких же, людских. Это значит, что думать некогда, это значит, что пока не засвистит на горах рак, и не задумаешься даже, что есть кто-то или что-то, некая внешняя движущая сила. Если захочет она, например, чтобы жизнь твоя прекратилась, то - тому и быть.
   Вечером Семён подкатил на своей дорогой машине. Нельзя сказать, чтобы в душе у него все было ровно, все было хорошо и без лишних полосок. Впрочем, не знаю я, к чему я так сказал. Он как-то метался в душе - как же ему выглядеть? Из разряда модных пареньков он уже выжил, до полных седин еще не дожил, значит, надо было как-то приободрить себя, попытаться сыграть роль. Нельзя же просто вожделеть без ничего?
   Вот в Амстердаме, там можно так. Улица длинная, одна полоса - сплошной красный фонарь, и ты - словно попавший в сказку пёсик, который мечтал о случке. Но разве тут был именно тот случай? Нет, конечно, всё это - сопутствующие элементы. Главное - другое. Да, и по пути звонил сын.
   -Па, привет.
   -Привет, привет, Гришь.
   -Знаешь, что.
   -Знаю.
   -Нет, я не за этим.
   -О, да ты что. А как Дима?
   -Он поехал в Канаду.
   -Ну-ну. А денег хватает?
   -Не знаю. Не спрашивал. Так вот, ты знаешь, я хочу жениться.
   -Ну-ну.
   -Ну, как бы....
   -Я тебя понял.
   Надо сказать, что детей у Семёна было штук несколько. Гриша - это был только один из сыновей в этом ряду. Вот был, скажем, Дима. Хотя речь и не о нём. Был еще Саша, но тот с ним вообще не общался. Да и вообще, к чему тут о личной жизни говорить?
   -Я, знаешь, тоже хочу, - сказал Семён.
   -В смысле?
   -Ну, в том.
   -На свадьбу?
   -Правда? Ты?
   -А чо? Не веришь?
   -Верю. А когда?
   -Не знаю. Я еще не предлагал. Я только еду на свидание.
   -Ну ты даешь, старик.
   Так и поговорили. Ночь опустила занавес. Семён, конечно, надел лучший костюм, и встретились они в лучах большого, стеклянного, торгового центра. Он, Семён, хотел выглядеть как-то торжественно, но не по-барски, а так - моложаво, весело, без всяких там игр разума. Нет, наоборот. Именно с ними.
   -Знаете, - сказал Светочка Сельянова ему на ухо, - я ужасно боюсь. Я видела.... Я видела нож. Но он был сам. Без человека. Но я...
   -Едем, - сказал он.
   Да, но он и не понимал, о чем речь, пока неожиданно мимо машины не пролетело несколько огромных тесаков для разделки туши птицы. Но лишь когда один из них начисто отрезал одно из зеркал заднего вида, Семён понял, что дело неладно.
   Он дал газу и проскочил на красный. В одно из оставшихся зеркал было видно, что ножи следовали следом. Они напоминали ракеты с невзрывающейся боеголовкой. Но какая разница? Если нож был способен срезать зеркало, он наверняка мог пробить и стекло.
   -Что же делать? - спросила Светочка.
   -Не знаю. Ножи.
   -Вы тоже это видите?
   -Давай говорит на ты, - сказал он, - потому что, если мы не придумаем, что нам делать, условности будут ни к чему.
   -Вы... Ты... Ты их тоже видишь?
   -Конечно. Это не бред. За нами гонятся ножи.
   И дальше они ехали, пока не упёрлись в пробку. Семён не имел ни малейшего представления о дальнейшем, однако, к его удивлению, ножи задержались на предыдущем светофоре - они остановились на красный свет. Они соблюдали правила дорожного движения! Это обнадеживало. Семён включил радио. Хотя у него были и компакт-диски, но все это были ансамбли старые, ансамбли, которые ныне слушали только пенсионеры или люди, туда собирающиеся, а потому, он сразу же отбросил эту мысль. Нашел волну, где играла кислота. Динамики создавали в задней части автомобиля глухие волны. Все это разбавляло реальность, в которой уже не было ни грамма нормального. Но ведь ножи блистали!
   -Что же делать? - спросила Светочка.
   -Едем в кино, - сказал Семён, - остановимся и быстро выйдем. В толпе они нас не найдут.
   Ранней осенью вечера темные и теплые, и люди - словно семечки на подсолнухе ночи. Их много, они везде - и днем их как будто меньше, а ночью рассветает особая жизнь. И лица другие, и мысли, и все причитающееся. Многие развлекаются. Многие ищут дешевой любви. Хотя, конечно, лучше думать об этом, находясь в Амстердаме или где-нибудь еще.
   Но, так или иначе, они приехали в кинотеатр, и там шел фильм "Мастер Ножей".
   -Вот черт, - сказал Семён.
   -Поехали в другое место?
   -Нет. Идём.
   -А вдруг они нас сюда заманили?
   -Все может быть. Но разве ты в это веришь?
   -Да, - сказала Светочка.
   -А раньше ты видела ножи?
   -Такие? Нет, никогда.
   Тогда они решительно вошли в стеклянные двери, и вскоре было сеанс. И они сидели на самом верхнем ряду и смотрели друг другу в лицо.
   -Почему мы здесь? - прошептала Светочка на ухо Семёна.
   -Мы встречаемся, - ответил он.
   -Да. А почему?
   -Может....
   -Может, - сказала она.
   Но все бы было ничего. Да и вообще, кинотеатр - место вообще-то хорошее, место очень удобное для, например, поцелуев. Возможно, именно для этого их изобрели, а уж потом снабдили разными вроде бы ненужными вещами - такими, как попкорн и пепси-кола. Хотя это только подчеркивает суть посещения этого места.
   Но вообще, многие молодые люди идут сюда именно для этого. Семён же к таким не относился, а Светочка недавно из совсем уж юношеского возраста вышла, но судя по тому, что она спокойно пошла в кино, личная жизнь у неё либо отсутствовала, либо она привыкла так делать. Но ведь нож ничего не сказал. Он лишь показал этого захудевшего, превращающегося в тетрадный лист, домогающегося Славика. Дети? Нет, сейчас модно гулять и догуливать до непонятно каких лет. Европейская мода. Вообще, мода нехорошая.
   Но если люди хотят тепла и любви, что тут такого?
   -Вон, - сказала Светочка.
   Семён присмотрелся, и правда - внизу, у стены, блеснуло лезвие. Ножи добрались до кинотеатра, и один из них уже был здесь.
   -Надо бежать, - сказал Семён.
   -Да. Но куда?
   -Куда-нибудь. Пошли.
   Они выбрались из ряда, пробежали по ступенькам к выходу и вышли в фойе. Народ неспеша тусовался. Продавали попкорн - было несколько стоек, где жареная кукуруза находилась в стеклянных тубах. Её насыпали в стаканы, и тут же - очень холодная и очень разбавленная пепси-кола. Даже и пива никакого не было. Многие, конечно, потянули бы по пивку, но как-то было тут не к месту.
   -Вон! - воскликнула Светочка.
   Семён попытался взглянуться в во тьму, окольцованную фонарями, что заливала весь мир за окном, но ничего не увидел.
   -Их там много.
   И правда, присматриваясь, можно было обнаружить немало ножей, которые помигивали то тут, то там, и прохожие их не замечали - ибо общая обстановка, общая для любых мест подобного рода, она всегда располагает к чему-то еще. Глаза тут же концентрируются на самой сути. Тебе говорят: сейчас ты будешь торговоразвлекаться! Человек превращается в живого зомби, преисполненного желанием вещей, и вещи сами идут к нему, от них невозможно отделаться. Они побеждают разум. Мы забывает о том, что способны в этой жизни на многое благодаря разуму. Но ведь и это создано руками человека. Блеск, огни, красивые вещи, кино. Торгово-развлекательные центры. Ни одного производящего объекта. Только торговля!
   Ножи вдруг сдвинулись с мечта, словно акулы в прозрачной океанской воде. Они готовилась к атаке. Было очевидно, что теперь их не удержит ничего - они запросто пройдут сквозь стекло, чтобы настигнуть своих жертв.
   -Бежим, - сказал Семён.
   Решив укрыться в малом зале, они спускались в подвальный ярус, но вместо зала этого попали в странное место. Прежде всего, это был коридор, и свет здесь был синеватым, немного бирюзовым, и лился он из очень тонких полосок, должно быть, наподобие дюралайта. Но самое главное, здесь кругом были ножи. Они находились на специальных кронштейнах, и размеры их варьировались, от миниатюрных до огромных, в рост человека и больше, и было непонятно, для чего таковые могут применяться - разве что, какой-нибудь великан мог резать ими капусту или морковь.
   Светочка потрогала лезвие гигантского ножа, и оно заблистало синеватыми искрами.
   -Тепленький, - проговорила она.
   -Что? - не понял Семён.
   -Тепленький ножичек. Приятный. Хочется его трогать.
   -Хочется?
   -Ну я не знаю. Очень, он тянет к себе.
   -Надо же, - проговорил Семён Серебров.
   Они прошли дальше. Коридор разветвлялся, и ножи были повсюду. И нельзя было даже и примерно сказать, что всё это значит. Семён, впрочем, хотя бы примерно догадывался. То есть, конечно, что тут было говорить? Ведь он знал о предках ножа Сигизмунда, который лежал в тот час, будучи закопанным. Но, правда, кто мог дать гарантию, что он, Сигизмунд, продолжал лежать в том самом месте? Он, скорее всего, мог преспокойно выбраться наружу. Но все это было ерундой перед лицом другого вопроса, а именно - где именно они находились? Были ли эти ножи родственными или же это была территория врага? И вообще, кем он был, враг.
   Они вновь повернули, и там, во всю стену, был нож метров о десяти, не меньше. Его сталь подсвечивала невероятным лиловым светом.
   - Страшно? - спросил Семён.
   -Нет. Только странно.
   -А вы... То есть ты.
   -Надо узнать.
   Он дотронулся до огромной ручки, и тогда состоялся контакт:
   -Здравствуй, Семён Серебров, - услышал он внутри головы, - я рад тебя приветствовать в обители Синего Ножика. Сейчас ты должен справиться с очень простой задачей. Тебе надо отпустить крепления. Видишь, сверху находятся болты. Крути их смело.
   Семен протянул руки и стал крутить болты.
   -Теперь дело за малым, - проговорил Нож, - теперь - мой выход.
   С этими словами гигантское орудие снялось со стены и полетело по коридору. На повороте вдруг открылась дверь в стене, и там все сияло - и это была смесь всех оттенков синего и немного зеленого, не то океанического, не то - речного. Тогда зазвонил телефон, и это был телефон Светочки Сельяновой. Но так одновременно с этим позвонил Гриша, Семён не мог толком скоординироваться. А Светочке наверняка звонил Слава, худеющий:
   -Да, - отвечала она.
   -Нет, Славик.
   -Нет.
   -Нет, занята.
   -Нет.
   -Нет, потом. И завтра занята. Нет, Славик. Нет.
   Гриша меж тем сказал:
   -Мы решили пригласить звезд эстрады Карибского бассейна. Сейчас такое модно. Раньше приглашали Камеди клаб, но потом они задрали цены, стали брать вторую лигу КВН. Как возьмут их на свадьбу, там и ведущий, и певцы, и даже девчата ничего. Вот, Серкину на свадьбу брали вторую лигу, команду СПТУ-22. Отыграли, что надо. Но надо, чтобы был старринг. Знаешь, что это такое?
   -Знаю, - ответил Семён.
   -Врешь ты, па. Не знаешь.
   -Знаю. Это заглавная роль.
   -Точно.
   -Видишь. А с каких денег ты решил жениться?
   -Ну, кое-что у меня есть. И я думал, что ты дашь.
   -Лучше сделать вечер, - отрезал Семён, - небольшой вечер в кафе. А потом, гуляй где хочешь. Поезжайте на курорты Азии и Европы. Главное, это финансы, Гриша. На халяву и уксус сладкий.
   -Да я знал, что ты так ответишь.
   -Ну, а что ты хотел? Ладно, давай. Я потом перезвоню.
   И вот, они взялись за руки и пошли вперед. Достигнув открывшейся в стене выемки, они встали на краю - а дальше был выход, и огромная синеватая равнина принадлежала какой-то неизвестной земле. В небе висело две луны, а огромный нож, маневрируя в воздухе, вел сражение с сотнями других, очень маленьких, агрессивных, низкопробных.
   В этот момент послушалось гудение. Заработал мотор и дверь закрылась, и таким образом нельзя было узнать подробности развернувшейся в неизвестном пространстве драмы. Семён и Светочка прошли дальше, и следующая дверь вела наружу, в фойе, где люди ждали, употребляли различные пищевые предметы, а также праздно шатались. Половина из этих праздно шатающихся было занято сотовыми телефонами - они сосредоточенно тыкали пальцами в экраны. Это потому, что у всех сейчас - телефоны с сенсорными экранами. Это потому, что тыченье в телефон - это что-то типа древнего обряда, что-то вроде доставания с дерева банана. Ибо предок человека жил в Африке и питался он бананами. Ну и иногда, кокосами.
   Семён посмотрел за окно. Нет, ножей не было. Их, казалось, не было никогда. Их попросту и не могло существовать. Но не могло же все это померещиться. Тем более, он был не один.
   -О чем ты думаешь? - спросила Светочка.
   -О ножах.
   -И я о ножах. А еще?
   -Не знаю. Хочу сказать, но как-то не уверенности. Извини. Просто так проще.
   -Что проще?
   -Ну, командовать. Я это имею в виду. Поехали куда-нибудь.
   -Поехали.
   Что касается дальнейшего участия ножей, как странного и неповторимого металла, вернее, изделия их металла, который то ли ожил, то ли и был живым и раньше, то тут мало что известно. Дело в том, что нож Сигизмунд просто так, в реальности, больше Семёну не являлся. Зато приходил во сне. Месяц спустя он услышал голос (так же, во сне):
   -Это я! Это я, Семён!
   Семён осмотрелся. Но никого не увидел.
   Потом, с промежутков в две недели, такое повторялось раз десять. Один раз он попал на поля той самой долины, где шло сражение. Прошло с того момента, наверное, месяцев пять. Средь синего света и двух лун разных мастей стояла зима, но и это не помешало отыскать сотни обломков - и ни одного целого ножа. Посему, было очевидно, что все эти мелкие и агрессивные ножики были биты, и на этом их история завершилась. Во всяком случае, так казалось. Встретились Семёну и раненые ножи. Некоторые из них торчали из земли, обреченно вздыхая - у каждой такой вещи были выбоины в металле или трещины в костяной ручке.
   -Помоги, помоги, человек! - стонали некоторые.
   Он проходил, не обращая внимания. Наконец, уже ближе к весне, Сигизмунд прочел ему краткую речь (также во сне):
   -Сейчас надо покупать нож из черной стали. Но здесь надо знать намерения. Если ты хочешь подрезать кого-то, то черный - самый лучший, ибо он не привлекает внимания. Если ты собираешься просто попугать, бери обычный, блестящий. Но если надо возить какое-то оружие с собой в машине, то лучше всего снять с пожарного щитка большой красный топор. В случае чего его можно достать и показать каким-нибудь козлам, которые подрезали тебя на дороге и остановились, чтобы разобраться.
   После этого Семён купил пару охотничьих ножей. Да, но надо сказать самое главное. После того случае Светочка и Семён поженились. И было это в тот же день, когда женился и Гриша, сын Семёна. Семён, впрочем, не имел никакого желания что-то совмещать, поэтому, они отправились на празднование в Амстердам. Тут, конечно, цели и задачи у Семена были иные. Хотя Грише пришлось выделить солидную сумму, чтобы он пригласил игроков КВН какого-то заборостроительного института. На этом как будто и всё.
   Но потом.... Нет, про это будет в следующий раз.
  
  
   Москвик Даев
  
   Смерть - вещь очень хорошая. Кто её вообще не знает, только по внешним факторам, тот и не живёт вообще. А вы мне скажете:
   -Это что ж, почти никто не живёт?
   И я отвечу:
   -А так и есть. А нефиг делать. С каких это пор вы очеловечили массы? Да и не нужно повышать своё значение.
   Есть наборы вещей, которые вроде бы и не наборы, а так и есть. Вот взять эгоцентризм - как же без него? Это механизм.
  
   Но, впрочем, дидактическую часть на этом и закончим.
   Я встретил Москвика на улице. Он еще предполагал, что живёт, но я отчетливо не видел никого - лишь тень и мысль, хотя очень крепкую - в первые часы после смерти человек достаточно ясен, отчетлив - хотя всё это актуально для тех, кто в курсе дела.
   Он меня, конечно, не знал - но видимо, странная суета заставила обратиться к первому встречному.
   Судьба?
   Не знаю.
   Ведь попробуй найди человека, который бы был как змей - с лишними кожами и глазами.
   -Слушай, друг, - проговорил он, - можно тебя спросить.
   -Можно, - ответил я.
   -Только не смейся. Я тебя очень прошу. Я обращаюсь к людям, и они меня игнорируют. Но ты же говоришь мне что-то в ответ - значит это не в пустую.
   -Нет, - ответил я.
  
   Ничего страшного, что ты знаешь про смерть. Но и ничего страшного, что не знаешь. Просто люди давно толкнуться на одном месте. Не так уж сложно сделать шаг вперед - но существует Масло.
   Это - мысленное облако, которое руководит помыслами. Очень многое из того, что людям так ценно, на самом деле, просто игра вороны с украденной на балконе авторучкой.
   Но горизонт так далёк - зачем же стоять?
   Мы поговорили:
   -Ты прав, - сказал я.
   -Я так и думал, - сказал Москвик Даев, - я как-то вот подумал, что я не живу. Но мне кажется, что ничего не изменилось. Я даже одет точно так же. Это иллюзия? Нет, как-то прохладно, немного тоскливо, но ведь я себя осознаю!
   -Да, - ответил я.
   -Я живу на Пятилетке. Черт, что же делать.
   -А что делать?
   -Я живу один. В прошлом году я жил с девочкой. Но потом мы разбежались, так и не поженились. Но то было на другой квартире. А родители живут на Севере, и они даже не знают, где я живу.
   -Как так случилось?
   -Я недавно поменял квартиру. Они не в курсе. Как же они меня найдут?
   -Всё зависит от того, что с тобой случилось.
   -Чёрт, - проговорил он, - я не помню. Знаешь что - я скажу тебе, где лежат запасные ключи. У меня дома собака - она же помрет с голоду прежде, чем с этим разберутся. Ключи лежат в трубе - я их туда ложил не помню, для чего. Поможешь? Давай проверим, на месте ли машина? Если да, значит, я не разбился. Произошло что-то еще.
  
   Я покормил собаку и купил пива. Москвик на время куда-то удалился. Нет, конечно, для кого-то его уже не было. Мне тут нечего сказать. Я был в его квартире, и жизнь продолжалось. Затем я немного поспал - мозг нормального человека не может долго функционировать на повышенных оборотах, генерируя сверхвосприятие.
   Потом мы снова говорили.
   -Ты думаешь, я не курю? - спросил он.
   -Куришь. Но как.
   -Не знаю. Нет, я не могу тебе поверить. Но меня знаешь, что порадовало. Я всю жизнь считал, что я в чем-то особенный. Еще когда мы жили в Грозном, я считал себя каким-то особенным человеком. Это ощущение не объяснишь, но я всегда ставил себе плюсы и минусы. И когда я вдруг понял, что это произошло, я сказал себе - ты большой молодец, ты понимаешь очень серьезные вещи. И никто этого не понимает. Но в детстве, помню, я однажды посмотрел на себя в зеркало и подумал - что-то не то в моём лице. Я смотрел внимательно - словно было еще какое-то дополнительное знание, оно было совершенно рядом, но я не мог ничего сказать. Это было как туман - он рядом с тобой, он вьется, ты пытаешься его распознать, разнюхать, и что-то тебе понятно, но ты не можешь сказать - что же именно. Какого рода этот туман? Понимаешь ли ты что-то. Но словно бы был кто-то, еще до меня, и я не мог сказать. Я просто понял, что я был когда-то еще. Я думал об этом. И это словно бы ходило за мной. Видимо, я умею это понимать.
   -Я сам тут мало понимаю, - сказал я.
   -У меня еще куча дел.
   -Каких дел? - не понял я.
   -Мне надо перегнать машину из Волгограда.
   -Да? - удивился я.
   -Да.
   -Когда же?
   -Уже завтра надо ехать.
   -Как же ты поедешь?
   -Не знаю, надо что-то придумать.
   -Что же придумать? - спросил я. - Думаешь, мне так просто? Вот только алкоголь порой спасает. Мне кажется, собака тебя видит.
   - Конечно. И я ее вижу.
   -Значит завтра. Волгоград, - сказал я.
   -Что придумать?
   -Не знаю, - ответил я, - я пойду спать.
   -Ты же тут будешь спать?
   -Да. Тебе страшно, что я уйду.
   -Да, - признался он.
  
   Я пытаюсь привыкнуть жить. Вот если вы рыба. Вы плаваете. Вода скользкая и ласковая, и хорошо вам двигаться в этом беспримерной толще - всё так здорово кто-то придумал. Нет, ну я не думаю, чтобы бог так и сидел и чертил чертеж - как-то это мелко, тем более, что вселенная очень большая, звезд много. Да и что там звезды - а потом - галактики. А потом - еще что-то. Ты понимаешь свою ничтожность, но в целом тебе нет до этого дела - все устроено, ты рыба, скользишь.
   Но потом всё заканчивается.
   -Живи на берегу, - говорят тебе, - нет, ты можешь и там, и там жить. Представь, как ты особо умный. Не то, что всякие там акулы или киты.
   Но китам дела нет. Они ничего не знают о жизни на берегу, и когда ты с ними говоришь, они тебя не понимают.
   Всё это лишь в тебе. Словно кто-то взялся воспитать тебя.
   И так хочется сказать - ну выйти, покажи лицо, кто ты, что ты, чего тебе от меня надо?
   Я проснулся. День был жаркий и душный. Внизу, под домом, начиналась суета, которая затем разрасталась - словно бы вообще вся суета земли начиналась именно в этом месте - она тянулась дальше, оплодотворяя собой просторы.
   Суета.
   Это так здорово, так хорошо. Я сходил в магазин, так как надо было покормить собаку - она привыкла есть какие-то свои смеси. Но это, конечно, с его слов.
   Работал кондиционер. Мы общались, и больше ничего. Нормальный человек решил бы, что я разговариваю сам с собой.
   - Валера сегодня меня ждёт, - сказал Москвик Даев.
   -Наверное, звони, - ответил я.
   -Да. У меня знаешь, было чувство - звонишь, человек не отвечает. Вот как сейчас.
   -А я постоянно так, - сказал я.
   -Водку купил?
   -Я не много пью, - ответил я, - и вообще стараюсь не пить. Просто я порой вообще не справляюсь со своим восприятием.
   -Это что, я виноват?
   -Да нет. Разве? Просто почему-то, когда нечто почует, что с тобой можно поговорить, с тобой обязательно надо говорить. И есть ведь тени ранние, практически живые. Как ты. А поздние тени - трудные, но правда с ними проще покончить, выпив вина.
   -Они тоже?
   -Чего тоже?
   -Вино.
   -Нет. Нет, они не разговаривают вообще. Чтобы получить от них информацию, нужен высокий класс - но постоянно прогонять всё это через свою голову смертеподобно.
   -И?
   -Да нет. Не и.
   Москвику показалось, что он налил себе вина. Мертвые часто думают, что предметы им подчиняются. Начальный этап полон чудес и иллюзий. Хотелось думать, не думать, что-нибудь третье. Может быть, выйти на проспект и снять стодолларовую мадам, чтобы немного разогнать нависший туман.
   Телевизор.
   Туман.
   Спорт.
   Хорошо, когда дерутся. Кровь, мочилово, вылет за канаты. Нет, за канаты редко выбрасывают - а жаль, пафосный, мощный момент, показывающий момент обладания, победы, а также - унижения соперника.
   Но все это лишь частики сознания. И там, в его сосуде.... В бокале....
   Бокал сознания. Это не очень удачное сравнение, так как бокал может быть выпит очень быстро, а за ним уже ничего - пустота, солнце безумия.
   Представляется совершенно пустая, выжженная планета, и это солнце - ужасный, злой, кислотный глаз.
   Я звонил по телефону, звонил много раз, чтобы напитаться чьей-нибудь жизненной силы.
   -Зря, - сказал Москвик.
   -Почему? - спросил я.
   -Валера поехал без меня. Нет, не верю. Я думаю, что всё поправимо.
   -Но ведь ты до сих пор не выяснил, что случилось. С кем говорить.
   -Я пойду, поговорю, - сообщил он.
  
   Следующие сутки его не было. Я не думал, так как я привык не думать. Да, впрочем, за некоторые годы жизни я научился автоматизму. Тут больше ничего не надо.
   Думаете, жизнь сложна, и для ее постижения необходим богатый набор приспособлений. Тут, конечно, не важно, что именно - привычки, рефлексы, умение соображать. Нет, человек изначально снабжён автоматизмом.
   Надо найти себя.
   Не надо учиться - просто найдите себя и проснитесь.
   Впрочем, всё это касается людей ищущих. Но это и максимум - так как жить и жрать ума не надо, кошки и собаки тоже живут и жрут.
   Вино - конечно.
   Жидкий материальный концепт.
   Он вернулся - теперь менее веселый. Хотя эмоции - следствие. Слова, пожалуй, вещь лучшая. Даже если язык и не должен переходить из одного мира в другой, всё это - коммуникация, сигналы, передача.
   -Чего ты? - спросил я.
   -Ничего. Видишь, ничего не происходит.
   -Точно.
   -Да. Я думаю, я останусь тут жить.
   -Где?
   -В своей квартире.
   -Хорошо бы. Но если никто ничего не знает. Что делать?
   -Откуда я знаю. Я думал, что ты знаешь.
  
   Но разве я что-то знаю? Я лишь думал о том, чтобы быть в норме и понимать мир одновременно с двух сторон. Широко, и узко. Оба эти слова отлично характеризуют действительность, растянутую, большую. Со сравнениями всегда сложно. С одной стороны, это метафоризм. Но мастера, конечно же, способны воздействовать на человека очень просто. Их мало, конечно. Их во всем разрезе времени, веков - много не насчитаешь. Но действительность такова, что нужно бороться. За себя - перед информацией о мире людей. За себя - перед агрессивной средой паразитных ценностей. И опять же за себя - перед тем, что не прописано в документации.
   Когда ты рождаешься, там уже всё есть.
   Например, вам ставят - дальность горизонта, допустим, 2. Это значит, что вы живёте сами в себе, но и способны видеть кого-то еще. Если будет тройка, то это повод, чтобы рано или поздно сойти с ума, потому что это, что говорится - ни туда, ни сюда - пока в сосуде головы охлаждающая жидкость не начнет выкипать, и вы не погибнете.
   Если четверка - то ты вы уже малость не здесь, но это лаконично, и сумасшествие не грозит. Так вот тут только можно спорить (и то - по предварительной шкале) - что лучше?
   Если вы - художник, и перед вами стоят вопросы визуализации, то степень, ступенью выше от золотой середины, вам была бы полезна. Нет, на деле конечно всё это не работает. Всё это лишь принцип.
   Почти у всех в паспорте стоит 1.
   Не знаю, для чего я вспомнил художников. Не знаю. Я люблю есть глазами, только и всего. Сам я ничего не умею. Я думаю - один нарисует, а тыща копирует, хотя всяк дурак привык себя хвалить....
   Я напился вина, и мы смотрели телевизор.
   -А ты смотришь, что показывают? - спросил я.
   -Да.
   -Почему у тебя такое странное имя.
   -Не знаю. Не смейся.
   -Не смеюсь.
   -Мне больше никто не поможет. Понимаешь, я - дома. У себя дома. Но если бы не ты, я бы даже не включил телевизор. Я уже пробовал бегать за другими людьми, но это без толку. Они меня не видят.
   -А животные?
   -Не все. Но они чувствуют.
   -Пёс?
   -Да. А ты не боишься?
   -Тебя?
   -Нет, смерти.
   -Ну ты же не боишься.
   -Я просто озадачился тем, что я не сумел поехать в Волгоград. У меня такое чувство, что нужно только захотеть. Может быть - можно проснуться? Мне всё это кажется? Нет, я целое утро думал о делах. Знаешь, я и до этого думал - ну и ладно, что всё так складывается. Я - парень самостоятельный, я привык все делать сам и никого не спрашивать. Ну, это жизнь такая. Думаю, сейчас еще бабок подниму, а потом можно вопрос семьи решать там. Пора уже вроде. Скоро 30 лет. Да я и сейчас думаю. Всё утро думал. Знаешь, очень хочется строить планы. В голове как-то всё ясно так. Как никогда. Даже себе не представляешь. Я думаю, что я еще съезжу в Волгоград, на одной тачке правда не очень много поднимаешь, нужно немного постараться, немного поднапрячься. Но это смотря какие модели брать. Если автовоз.
   -Автовоз - это очень круто, - заключил я, - я как это организовать.
   -Ну, люди организуют.
  
   Следующим днём что-то изменилось. Я понял, что он забыл своё имя. Сам я не очень отчетливо знаю все эти процессы - потому что кто их знает? Может быть, я - лучше всех, но и в моих знаниях и умениях много белых пятен.
   Мы много говорили, он помнил кого-то еще, имена, даже какие-то дела - но общий фон покрылся некой вторичной мутью - словно бы это был ил, и даже не свежий, а такой - прошлогодний, более сырой, просеянный.
   -Что мне делать с твой квартирой? - спросил я.
   -С какой квартирой?
   -Ну, с этой.
   -Соседи там, - сказал он, - всё видно через этажи. Интересно.
   -Интересно, - ответил я.
   -А ты видишь?
   -Нет.
   -Я тебе покажу.
   -Нет, я всё равно не увижу.
  
   Я думаю, что меня, быть может, также посетит первичная радость. Потом - вода. Вот перед тобой лист, и там всё записано. Очень интересный язык. По-простому не запишешь. Нужна целая книга. Хотя ведь...
   Мысли скачут. Кони. Вы же знаете, что если отформатировать жесткий диск, то файлы целиком не удаляются - убираются лишь заголовки. Если информации очень много, то ее не восстановить просто так.
   И вот - вода. Туман. Не надо садиться ни к какому паромщику в лодку. Просто - стакан воды на белый лист вашей жизни, чернила стёрлись, и всё.
   Вот вам новый лист.
   Я не знаю, кому это надо. Видимо, человек очень мелок, практически - молекула. Он что-то переносит. Например, другую молекулу. Это процесс внутри системы. Нет, в голове-то как раз замкнутая реальность, которая есть общность - но это просто тип молекул одинаковый, форма, механизм. Только и всего.
   Как же представить себе огромную, бесконечную, вселенную. Вы часто смотрите на звезды? Наверное, уже забыли.
   В детстве.
   Потом - никогда.
   Наверное, человек-молекула, хорошо заточенная под рационализм, считает, что всё правильно. Опыт и сила, мудрость - всё в меру. Ум, честность, лукавство. Да, но потом - стакан воды. Все, что ты хотел - просто поток, и чернила уносятся, очищая журнал.
   Белый, чистый лист. Я не знаю, откроются ли потом новые глаза, и есть ли возможность найти среди стертых заголовков что-то такое, ушедшее безнадежно....
  
   На следующий день он еще был - но уже в виде пятна. Собака почему-то лаяла, видимо не узнавала. Странное было имя. Я не стал пить вина - но чувство пустоты не возникало. Наверное, если рядом с вами сидит большая черная птица - это нечто такое же.
   Вы же не знаете, что она делает? Почему она сидит рядом с вами?
   Кто ее позвал?
   Что это за птица?
   Всё, конечно, лишь холод - чем больше в твоём рейтинге единиц, тем больше льда. Чем больше хочешь, тем ближе север. Ты замерзаешь, но еще стараешься жить. Потом ты и сам - ледышка. Но ничего - и так живут. Потому что в холодных телах энергии вроде бы и мало, зато она не умирает. Это способ.
   Собака лаяла, но я ее успокоил. Я не знал, что делать дальше - впрочем, можно было покопаться в вещах, найти документы и разобраться с этим вопросом. Конечно, всё проще. Но можно было подождать еще день, два.
   Он еще порывался ходить, и мы даже сумели поговорить - это был словно проблеск, неожиданная весна среди вакуума.
   -Ты не помнишь, где ключи? - спросил он.
   -Какие ключи?
   -От машины.
   - Там где-то, - ответил я, - вон они.
   -Надо съездить к Денису, - сказал он.
   -Да.
   Мне кажется, он поехал в Денису - что там был за транспорт? Нет, конечно, нет никакого транспорта, и я уже всё сказал. Тут уже нечего добавить. Но я всё же услышал щелчок. Стартер толкнул двигатель - и он завёлся. Вот только где это было?
   Я снова налил вина и покормил собаку. Нужно было развеяться - хотя лучшее, это сон. Я оставался в этой квартире, но теперь уже нельзя было сказать, чья эта квартира.
   Я думаю, что был вечер - такой повсеместный, словно бы во всей вселенной. Он включил фары и поехал. Слушал любимую музыку на CD. Звонил по мобильному своему приятелю Денису - хотя, что там был за Денис?
  
   Чемпионшип
  
  
   Сеня был парень простой, хотя и режиссер. Но оно ж дела и не меняет - любой человек, который вдруг осознает себя человеком, должен начать со схемы человека - мы же изучаем характеристики автомобиля, компьютера. Во всяком случае, управление. Но с правилами жизни всё иначе - ибо тут все вроде само по себе.
И вот, Сеня сначала шел.
Потом он вдруг оказался в загородном кафе, без названия. Там он встретил парня по имени Азат. Парень был старый, лет под 60. Парень тоже что-то снимал, вернее, он снял всего один фильм на 30 минут, и еще к одному фильму на 40 минут написал сценарий. В честь этого он открыл курсы мастерства сценаристов - то есть, сценаристов от сохи, от руля, от клавиатуры, да и очень часто - от кастрюли. Потому что очень много приходило дам невнятных, но особо хотящих. Азат когда крепился, а когда и здоровье не позволяло - но всё это вещь закадровая, а потому и фиг с ним, с нюансами. Кто хочет усугубиться - почитайте лучше про фильтры Петрика. Там все покруче.
И вот, и говорит Азат:
-А, пишет мне сюка.
-Что за сюка? - спросил Сеня.
Был парень ироничный, потому так и спрашивал.
-Пишет, а как же вы учите, если ничего не сняли? Я ему говорю - как я не снял? Мне люди платят, я их учу. А по работам лучших снимают сериал. А он спрашивает.
-Сюка? - спросил Сеня.
-Да, сюка. Спрашивает, сюка, и чо? Чо сняли.
-Сюка, да? - спросил Сеня.
-Да ти заладил! Сюка, да сюка. Спрашивают - что сняли? Я отвечаю - сериал "Менты-гуманисты на даче..."
-Накатим?
-Накатим!
-Гарсон! Водочки.
Так и пили. А потом пришло время расходиться. Азат сел на такси, и такси Азата увезло. Сеня же жил на дачах, а потому просто решил пройти через лесок, хапануть по воздуху, поторчать от зелени лета, просветиться солнышком лучистым - был он парень светлый, хотя порой и накатывали шторма - он всё думал - что я такого сделал? И тотчас отвечал - а не пофиг ли?
И правда, ответ был верный - потому что мерило всему - это если ты успел ухватиться в жизни за что-то, до определенного возраста, успел, и все тут.
Хвать - первая часть.
Хвать - вторая.
Потом нужен крепеж - а то если строить, а не крепить, то ничего и не получится. И потом, всё думал Сеня - вот одни снимают тарковщину. Но ведь и на тарковщину надо бабки брать. Это хорошо, если у тебя отец - банкир. Но проблема в том, что банкиров - строго ограниченное число, хотя их больше было, но часть села, часть ушла на дно земли, а есть и те, кто в банкротстве, многие свалили, но и тех, что осталось - их хватает. Всякий сын банкира идёт в режиссёры, а дочь - в режиссерши, в земфиринг, в статусные модные тёлки. А я - я простой, потому мне приходится потеть там, где какой-нибудь парень не делает ничего. Он просто зевает, отряхивает с носа кокаиновую пыль, приходит на съемочную площадку и вспоминает детство - вот в те светлейшие, яснейший годы он играл, и теперь - возвращение в непринужденность. Ну, хоть поссыт он при всех - это жест, творчество!
Так он шел через лес, и были слышны выстрелы - но это и было нормально, тут, поодаль, всегда стреляли в сторону поля, и там лучше было не ходить, а по тропе народ уже 200 лет ходит, как говорят.
И таки, он подумал, таки Азат все-таки чурок волосатый, если разобраться. Но он такой же, как я, из простых. Ну, где-то начинал. Где-то пришлось пол мыть, а где-то - полжизни подлизываться. Двадцать лет назад как раз ему сороковник, время делать большие вещи, а тут тебе на - и нет таланта. И не берут. А тогда.... Эх, мне бы тогда, в ту пору. Еще не всё сынята растаскали. Еще жить можно было. Любой проект. Без денег. Вина набрал, ребята пришли, наснимали. Оно и сейчас... Эх, сейчас вон сколько аппаратуры - что хочешь делай. Но Азат, конечно, поняв, что ума мало, пронял силу свою и тотчас подался учить тому, чего он не умеет, и делает он это уже лет пятнадцать. Старый уже сука стал. Сюка. А больше ему ничего и не надо. А я вроде еще могу успеть на какой-нибудь пароход, а что делать? У меня постоянно спрашивают - кто я? Кого знаю. Кого знаю. Всех знаю. Взять вот Славика, псевдоним Эктор Макаренко. До 17 лет дорос, купили ему студию. Снимай - нет, на него стали нападать приступы зоофилии, да какие - тяга к КРС - это ведь не шутка. Несколько раз сбегал в горы, на склоны, полные овец. И доктора призывали. Доктор посоветовал - пусть лучше нюхает кокаин. Оно, конечно, вредно, но если с коксом поймают - да что тут такого? В ваших кругах вся молодежь сплошь химическая. А если КРС - это ж другое. Но первый фильм он снял, отец сразу сказал - не ссы, покажем на НТВ. В день показа на всю Россию трубили - новая звезда, Славик, мы всего добились сами, а он уже летел на самолёте в Армению, на благословенные склоны, звериный бог гнал его. Это ж какая страсть? Мне конечно в пример ставят евреев - вот как надо жидь! Правильно они живут - на моем месте же был когда-то Лёва Корбкин, такой же простой, без всего.
И шел себе Сеня. И не сам он говорил, но кто-то за него, и понимал он, что это у него что-то с головой уже - по-русски говоря, это загон. Выстрелы были ближе, но мысль о том, что Лёва Коробкин сумел так особенно прохитрить, что его на все каналы берут, Сеню не покидала.
-Надо быть проще, - сказал он.
Тогда он вышел на поляну, и там было много ребят в комуфляже - и ребята молодые, и ребята средние, были и старые мальчики при бороде - повсюду виднелись ружья, а также бутылки - повсеместно пили с горла.
-Здрасти, соседи, - сказал Сеня.
-Братух, привет, - ответили ему очень уверенно, будто это слово-лозунг было.
-А что у вас тут? - спросил Сеня.
-Братух, чемпионшип, - сказал парень.
Был он словно бы клон камыша. Допустим, была бы у ученых задача - получить человека из реки. А как? Может, человек-рыба. Но нет, решили сделать они такой вот экземпляр - и вот он с Сеней и поговорил. Хотя и коротко. Впрочем, ребята тут и другие были, и они явно были к чему-то готовы, к чему-то нехорошему.
-А чо за чемпионшип? - осведомился Сеня.
-Друг друга мочим, братух, - ответил человек-камыш, - трупы уже убрали. На, держи.
Сене дали ружье. Он, впрочем, ни на грамм не протрезвел - хотя был он пьян лишь средне - так как Азат с ним много не пил - он всегда выбирал. С одними - изливаться. Словно бы ты нашел себе товарища в роли сливной ямы. С другими - соратничать. С третьими - брататься. С четвертыми - четвертое.
Словом, он, Сеня понимал, что в природе нынешней, в мире, где есть теплые места, завсегда не заподло побыть и глистой, если надо.
А что тут такого?
Вот миллионы людей работают, например, на заводах. Хотя нет, заводов нет, но все это - лишь к слову.
Для чего идут в режиссёришки? Вообще-то, по зову. А вот приходишь ты по зову, а там, например, вернулся с гор Эктор Макаренко. И он говорит - президент лично установил финансирование его нового, Эктора, фильма, а сам он будет заместителем министра культуры.
Вот что делать после этого?
Верно, снять с себя кожу, сделать из кожи флаг и им махать.
Или Лёва Коробкин. Убить бы его, Лёву. Потому что нельзя так.
-Братух, гаси, - сказал Сене парень - невысокий, очень волосатый. Это было видно, потому что он был в майке комуфляжной, а руки так колосились, будто бы он - продукт лаборатории профессора Преображенского.
Лёве дали вискарь. Тут же, не отходя от кассы - ружьё.
-Зырь, друг мой, - тут рядом подошел некий дедушка, весь такой седой, а на бороде были большие капли крови, - вон там, в кустиках, стоит парниша. Видишь?
-Не, - ответил Сеня.
-А ты не спеши. Вот берешь ружьецо и целишься. И смотри, смотри, зелено же. Но ты его увидишь, он - не зеленый, не кузнечик же он. Это, дружочек, целое тело. Человечек. Видишь.
-Не-а.
-Дайте ему еще хлебнуть, видать, двоится, - посоветовал кто-то.
Тотчас принесли стопочку, хлебца. Сеня выпил, не соображая. Хотя мысль, та, что недавно к нему прицепилась, так и не хотела отлипать.
Муха.
Но, впрочем, не важно, как ее характеризовать. Но вот только прицелился он и увидел - точно, стоит в кустах человек. Нет, не видно, что это за человек. Да, впрочем, важно то, что стоит он и целится в него, и все это как будто и не шутка.
-Странно, - сказал Сеня.
-Что тут странного, дружочек? - осведомился дедушка.
-Не знаю. Просто - странно.
-Ты эт смотри, он готов. Сейчас кто первый выстрелил, тот и победил.
-Братух, не спи, - выкрикнул человек-камыш.
Тут был выстрел, и Сеня потерялся, словно стрелка компаса, которая попала в магнитную аномалию. Тут бы еще можно было применить эпитет более замечательный - стрелка осциллографа, потому что мир наш полон шедевров спонтанных - ведь много таких дел, временных. Сеня это и понимал. О том он думал. Мол, даже если ты и кривой какой человек, или может ты и вовсе - человек-бревно.
Но средь племен враждебных, где борьба за теплые места обострена, где очень важно, насколько крепок твой краб, крешня, все это крайне, крайне актуально.
-Братух, у него еще патрон, - сказал волосатый.
-Стреляй, стреляй, миленький, - проговорил дедушка.
Сеня икнул, но выстрелить не сумел. Соперник же выстрелил еще раз, и на этот раз сшиб дедушку - тот упал и стал биться в конвульсиях, а крови было - жуть сколько.
Сеня выстрелил и попал. Человек исчез, а в ушах гудело, будто в голове поселился шмель.
-Братух, душевно! - поздравил его человек-камыш.
Его тотчас обступили. Выписали стакан потемнелого вискаря, дали закусить неким плодом - но не лимон, хотя и кислый.
-Медаль, брат, - было сообщение.
А уж после выдачи медали и отпустили Сеню.
До дач же было еще километра два, и что тут сказать - его вдруг пробило поскорее выпить еще, еще, наконец - залиться и в счастье икать, будто нет ничего в мире более сильного. Спустя какое-то время выстрелы снова продолжились - видимо, одной дуэлью чемпионшип не ограничивался.
Сеня добрался до первой улицы, и там был магазин. Демоны его словно покинули, хотя Азат позвонил, сообщив:
-Всё, Сень. Всё.
-Что всё, Азат? - спросил он.
-А всё, всё.
Ему показалось, что хрипел Азат и извивался там, в лесу, а это были его последние слова, выплынутые, выхарканные через кровь - но, конечно, этого быть не могло - ведь уезжал на такси Азат совсем в другую сторону, а потому всё это было эффектом, смазкой - двигатель вот маслом смазывают. Иначе клина словит. А реальность - алкоголем, можног - наркотиком, кому чо.
-Слышали про чемпионшип? - спросил Сеня.
-Чо? - спросила продавщица.
-Чемпионшип, слышь, - проговорил Сеня надменно.
-Пойди проспись лучше, - посоветовали ему.
Тут уж истории и был конец, потому что Сеня прошел по улице дальше - не понравилось ему в этом магазине, а возле следующего прицепилась к нему соседка по дачам - дама замужняя, но хотящая странного.
  
Ча
  
  
  
  
   Я знал одного мужика, его звали Ча. Он был, понятное дело, что кореец. И собаку его звали Ча. Поехали мы, значит, на рыбалку. И начнем тут с описания.
   Прежде всего, мы сели на автомобиль "Ваз-2103", и это - практически роман. Практически сериал. Вот садятся, предположим, рыбаки на облизанную прогрессом иномарку. Кому это нужно? То есть, я, конечно, могу сделать много технического в своем голосе, но всё это тема мертвая и не интересная. Это все равно, что рассказывать о жизни в США. Она вроде бы есть, и вроде бы не оспоришь какую-нибудь концептуальную штуку о духовности в виде там помощи старикам, в виде там повсеместных наклонных путей для колясок для инвалидов, но все равно - мир таблеток и ровной выверенной сои - он завсегда таким и останется. А вот вам - 2103, Ваз. По пунктам если, мы насобираем здесь целый список глав, из которых можно написать длинный человеческий роман. Человеческий - это потому что все писатели сейчас живут, чтобы ухватиться за место и там питаться. Ибо платить сейчас нигде никто не платит. А если уж ты попал туда, то пиши что попало, пиши не лучше всех, никогда. Пиши не про людей. Пиши про хрен несуществования жизни в области духа. Примерно так.
  
   Глава 1. Ваз-2103 навсегда остался в сердцах людей
   Глава 2. Все понимают, что "шоха" никогда не была лучше тройки
   Глава 3. Тройка - это еще чистый фиат
   Глава 4. Лучше бы и сейчас выпускали тройку.
   Глава 5. Да тройка лучше чем иномарка.
  
   Мы ехали в пасмурь, и горизонт содержал в себе слоистый туман, и где-то местами в нем были облакам, а часть его была просто промазана мокрым воздухом. О сентябре можно говорить много. Мне лично нравится, когда он внезапен, и тогда ты способен понять всю широту и беспримерность природы, и тогда она выходит в ряд первичных тем. Я начинаю завидовать писателям, которые умели выразить эту яснь прозрачного воздуха. Хотя, что там сентябрь. Вот уже позже, к октябрю, когда большие осенние яблоки все еще будут записать по садам, словно ребята. Именно так. Ребята осени. Все это потому, что это словно подчеркивает множественность. И оно хорошо. Конечно, если вы - сугубый индивидуалист, моно созерцатель, если вы умеете жить так, что вам никто не нужен, это не про вас.
   Так вот, различные боковые трассы завсегда интересны. Мы обгоняем трактор. Он колышется, немного вправо, немного влево. Синий и белорусский. Возможно, с пьяным трактористом. Это - его вдохновенный поход к полю или от поля, и он сам не представляет, этот тракторист, как он важен для художественного взгляда. Хотя нельзя сказать, чтобы ты моментально проникаешься красотой осенью, когда вокруг - бесконечные просторы, часть которых занята молодой пахотой.
   Речки встречаются с переменной частотой, и можно придумать закономерность или формулу их наличествования. Граната водонапорной башни, серебристая, стоит вертикально, готовая к броску. Бог полей - ветер. Он её хватает за ручку, но, конечно, бросить не получается. Но морозной зимой, может быть, алюминиевый корпус пробьет, возникнет ледяное дерево - это когда застывают летящие капли, и это очень красиво.
   Мы минуем тихий и сонный посёлок, в центре которого стоит урезанное колесо-обозрение. Сидений нет. Это - ржавая копия солнца. Наверное, никто не знает, что сюда можно приехать ночью и поклониться. И недалеко - монументальный, четкий, Ильич. Никто и не собирался убирать его отсюда. Наоборот, за ним ведется тщательный уход. Призрак коммунизма.
   Мы едем вчетвером. Я, Ча, Иван и Ча (пёс). Проезжаем посёлок, спрашивает на пути, мол, что на дамбе. Ибо с трассы видно, что там, где реку поделила насыпь с трассой наверху, и рыбаки выстроились с двух сторон, и, видимо, есть какая-та разница, где ловить. Но мы туда и не собирались, поэтому, вопрос справедлив.
   Иван разговаривает по телефону:
   -А?
   -А.
   Чо?
   -Не.
   -А?
   -Чо?
   -Не.
   -Та не.
   -Та не, ты чо
   -Не, не.
   -Не. А, ща? Ща не. Не.
   -Куды? Не?
   Мы проезжаем монастырь. В век до Ильича, когда красный дьявол еще спал в темных подвалах преисподней, здесь также был монастырь. Потом, словно саранча, по земле шли комсомольцы. Они съели все церкви. Это был их комсомольский огонь. Но, может быть, вы - атеист. Тогда мы говорим не о том.
   Недавно монастырь был возражден. Поставили довольно высокую церковь о нескольких куполах, а также открыли источник, к которому регулярно ездят желающие проощущаться обыватели.
   Ча смотрел в окно и вилял в окно. Ча сказал:
   -Вон там, наверх, через мост, хороший рынок. Мужик там в прошлом году продавал дешевый виноград. Это такой мелкий, армянский. Знаешь такой? У него нет названия. Так его есть нельзя, он мелкий, как бузина, а как раздавишь - натуральная бузина. Как будто кровь. Его пробуешь - если лето было жаркое, то мнешь и ставишь бродить без сахара, а если кисловатый, то надо подсыпать сахарку и потом пить, когда выбродит.
   Он повернул
   -Заяц, - сказал я.
   Ча залаял
   -Чего ты лаешь, Ча? - спросил Ча.
   Пёс успокоился. Мы продолжили путь и скоро были на реке. Здесь мы забросили удочки и курили одну сигарету за другой, чтобы местная природа осознала наше присутствие, чтобы дух человеческий вошел в пределы природы - хотя нельзя её сравнить с теми краями, где человек встречается однажды километров на 100. Так как выглядело это так - речка, камыш, большой, густой, но с другой стороны, за кустами - словно бы дикая трансформаторная будка, хотя и рабочая. И еще дальше - собрание столбом. Они как бы стоят на перекуре, все вместе. Дорога идет туда, мимо убранного поля, а дальше виднеются крыши. Трасса вьется там между домами, пропуская машины и местный автобус, соединяющий населенные пункты, связывающий их в одну транспортную веревку.
   Сразу же стала ловиться мелкая, но очень частая, мелочь. Ча сказал:
   - А её не надо кошкам отдавать. Чистишь маленьким ножичком, главное, оставлять глаза, чтобы она сама видела, когда её жарят.
   -Как это? - спросил Иван.
   -Ну так. Почистил, распотрошил, и жаришь в томате. Но сначала надо очень сильно раскалить масло, а потом положить, чтобы сразу же образовалась корочка. А как корочка есть, отдельно дожариваешь в томатной пасте со свёклой и луком. И укладываешь в банку. И ставишь в холодильник на день, чтобы настоялась. И потом кушаешь.
   -Как килька?
   -Что ты. Килька, это суррогат. А это - плотва. Одной ей можно питаться.
   -А я соседнему коту отдаю, - сказал Иван, - своего нет, а тот сидит у дверей соседа и ждёт, когда я выйду и дам ему рыбы.
   -А сосед чего?
   -Не знаю. Не даёть, наверное.
   -А чего он к тебе жить не идёт? - спросил Ча.
   -Не знаю даже.
   Ча, он не то, чтобы добрый или злой, он просто понимает природу и её силу. Это что-то природное, что-то корейское, и простой человек не может сказать, как настоящий кореец. Но, может быть, если переедет он в Корею, а он об этом заикался, то там он будет один из многих, и это не так интересно для мироздания. Может быть, это очень хорошо для него. У него уже не будет автомобиля Ваз-2103 "тройка", самого эпохального и мужицкого ретро, да и вообще, там нет мужиком, там - корейские широты и правила. У Ча есть семья - средняя по размерам, но по нашим временам - довольно большая. Трое сыновей, жена. В жизни, то есть, в миру, не здесь, не на рыбалке, они торгуют на рынке овощами, и их точка единственная, на которой продают репу. А закупили они её оптом и трогашей-армян, которые также эту репу где-то закупили за даром. Вы не готовили репу? Это сложный продукт. За просто так он горьковат, и нужно использовать смекалку, чтобы получить вкусное блюдо. В былые времена репу повсеместно культивировали на Руси. Теперь это - продукт редкий, раритетный.
   День разгорается. Только в это время в воздухе присутствует какое-то специальное сентябрьское вещество. В сущности, на рыбалку можно ехать исключительно для этого. Вдоль дороги валяются несъедобные орехи, они мешают при ходьбе - если нужно пойти к машине, взять термос или еще сигарет - так как курим мы беспрерывно. Все, за исключением Ча. Собаки не курят. Немного дальше - группа орешников простых. Деревья эти культивируют вороны. Они носят сами орехи, плоды, в лапах, бросают их на дорогу, чтобы те раскололись. Таким образом, орехи, будучи семенами дерева, разносятся по округе, и так разрастается кругом он, грецкий орех. Сейчас он еще почти полностью покрыт кожурой, хотя его если расколоть его - он свежий и сочный, нужно только снять пленку. Потом, в октябре, все орехи будут валятся чистыми, пленка огрубеет, слившись с мякотью. Потребитель средних широт России ничего не знает об этом периоде жизни орехов.
   Когда ты разбиваешь его, мякоть слазит, и брызжет сок, где йод содержится в огромных количествах, отчего руки вскоре темнеют. Но это - естественный йод, и он не скоро сойдет, и потому, ладони желательно тут же вымыть или хотя бы протереть.
   Орехи пока не падают. Массовые орехопады повсеместны в октябре. Именно тогда начинается разнос популяции - вороны летают над дорогами, нося орехи в своих сильных лапах.
   Несмотря на то, что настоящих лесов в округе нет, природа находит способы защититься от человека. Дикие кабаны осторожны. Мы можем увидеть лишь следы их, это кабаны нового времени. Они живут в маленьких зарослях средь полей. Особенная, малая природа.
   Иногда идёт подлещик. Щуки тут нет. Её ловят на сети для еды. Потом, щуку ждёт кипящая сметана и радостный стол. В мире всегда были поэты, которые умели описывать стол высоким слогом, и на ум приходит поэма Давида Самойлова "Цыгановы", а также стихи Державина. Прекрасное завсегда рядом с нами.
   Не секрет, что корейцы едят собак. Но Ча бы никогда не съел Ча. Он - большой хвостатый друг. Хотя по натуре это - вдорняка.
   И Иван снова разговаривает по телефону.
   -Та не.
   -Не, не.
   -Та не, патома.
   -Та тожь надо смотреть.
   -Та идеть мелочь.
   -Карась. Чи пескарь. Но есть.
   -Коту отдам. Не. Коту. А, уху. Да можно.
   -Куды? Не, не.
   Телефонная сеть повсеместна. Мир маленький и заселенный, и никуда не скрыться от цивилизации. На поле появляется трактор. Но он всё больше тарахтит, нежели в его действиях видна какая бы то ни было деятельность. Складывается ощущение, что он живёт своей собственной жизнью, сам по себе, без водителя. Но вот, он даёт газу, выпускает в воздух темно-синюю струю и уходит.
   Чай свежий, с травами. Ча бегает по подлеску, пронюхивая листья. В этом нюхачестве скрыта особая энергия. Видимо, животным свойственно извлекать музыкальные звуки, и они - именно такие.
   -Ча, иди сюда, - зовёт Ча.
   -Ча.
   Ча! - кричу я.
   Он упирается, бежит куда-то в сторону и роется в мусоре, оставленном какие-то давешними рыбаками. Снова клюет. На крючке сидит краснопёрка. Сушат её очень просто. Чистят рыбу эту и присыпают солью, и так она лежит, пока не пустит сок. Потом вывешивают, например, на балкончике, получая в итоге замечательный продукт к пиву. В наши дни на стихийных рынках и барахолках все еще можно встретить торговцев, считай, тех же рыбаков, которые продают сушеную мелочь за дешево, и это тоже хорошо - хотя времена такой торговли все же прошли, и это - символы времени ушедшего. Я, наверное, скоро этого уже совсем не будет, и не будет никого, кто бы об этом пожалел.
   Рыбалка повсеместно стала платной. Не то, чтобы мне было жалко заплатить. Но требуется хотя бы пара вздохов первозданности. Мы находимся в мире полевых трасс, в мире долгой колхозной земли, и здесь, с одной стороны, ничего не менялось годами. Но это только кажется. В советское время это были настоящие аборигенские кущи, теперь это - придаток к более крупным конгломерациям. Все это развивается само по себе. Так живёт общество. Не мы регулируем этот процесс.
   Днём сентябрь еще лучше. Как будто солнце совсем другое. Ведь еще недалеко во времени, в прошлом, жаркий, как сковородка, август. И вот, светило словно бы подменили, и оно уже никогда не будет прежним. Покуда не придёт новое лето, конечно.
   -Ча, иди сюда, быстро! - кричит Ча.
   Пёс подчиняется. Иван гладит его:
   -Ча! Ча!
   Рыба, впрочем, к середине дня начинает уходить вглубь, а также в камыши. Там она подъедает стебли, колышется в лучах, словно подводная мошкара, а также щупает лапки лягушек. Лягушки, как и миллион лет назад, лупатые и выразительные. Вечерами они поют, и их музицирование достигает края небесной сферы, отчего звезды становятся яснее.
   Мы собираемся. Рыбы хватит на то, чтобы покормить котов, а также кое-что насушить, устроив ретро-пивняк. Туда в сторону много прудов, где можно натаскать большие экземпляры. Но они бывают и здесь. Просто, сентябрьское солнце повело стаи в другую сторону, к камышовым островам, за которыми то и дело виднеется фигура какого-то местного рыбка на лодке. Порою он - как статуя. Жив ли? Может быть, это - призрак былых советских времен?
   Ча заводит "тройку". По правде говоря, все уже обзавелись иномарками, и лишь настоящие ценители прекрасного оставляют у себя столь вдохновенные экземпляры. Я хорошо знаю человека, который долго искал "копейку" первых лет выпуска, пока не нашел её. Она стояла в гараже годами, оставаясь нетронутой. Теперь он выезжает на ней по праздникам, и все это - вкупе с нынешней осенью - есть совершенство мысли.
   -Приедешь домой, рыбы поешь, Ча, - сказал Иван.
   -Он не ест, - ответил Ча.
   -А что он ест?
   -У него своя еда. Он овощи любит. Но не всегда. Как найдет на него, начинает есть картофельные очистки, репу ест. Даром, что ли, столько репы. Но её варить надо. А мясо, он тоже ест, но он парень интеллектуальный, а такие мясо не сильно едят.
   -А сухой корм?
   -Это вредно. Да, Ча?
   И он машет хвостом и громко дышит, подтверждая эти слова.
  
   Дорога медленно ведёт к основной трассе, и здесь мы можем видеть постиндустриальные колхозы - и, конечно, неизвестно, как эта земля живёт в наши дни, когда хозяйств почти нет, и вся ширь эксплуатируется парой-тройкой властных кланов, которые успели её хватануть - это как и везде в России. Живёт не тот, у кого есть руки, а тот, кто успел найти себе средство для доения. Но это вопросы общества, и ни к чему они.
   Минуем пустую ферму. Потом - конь. Он стоит, и его хвост - словно кисточка одинокого художника, который вышел, чтобы совершить акт созерцания, акт медитации. Встречаем телегу, управляемую местными. Наконец, достигаем асфальта.
   -Можно возле магазина остановиться, - говорить Иван.
   -Водички? - спрашивает Ча.
   -Да не. Пивка. Будете?
   -Давай, и мне, - говорю я.
   Вскоре и магазин. Большой, прохладный, вальяжный, полный товаров - должно быть, раньше тут такого не было. Это - один из знаков нашего времени. И мы движемся дальше, домой, по дорогам сентября.
  
   Утро на Солнце
  
   Творчество вроде бы перманентно. В идеале. Точно так же в идеале плод на дереве символизирует, но в деталях его нет, так как любая вещь - это штука, прибор, набор веществ на конвейере потребления.
И человек - в цепочке. Только он не видит, кто его ест. Хотя, поедание на плоскости, то есть, например - ты ешь сам себя - вещь простая. Но это не то. Так же, как если вы и едите ближнего своего - это тоже не то.
Я спросил у Василия, мол, Василий, посмотри - человеки - как шайбы. По льду их - бац. Скользота жизни. И - траектория до борта! И туда. И сюда. Потом еще подача. Словом, нет ничего и никого, если ты, например, Кант, пусть и Василий Кант. А он говорит:
-Помни! В свое время я познакомился с человеком, и это был настоящий Метод Мэн. (Method Man). Он мне и пояснил - то, что 99.9999 процентов, составляя большинство..... Нет, это не должно вводить в заблуждение. Ни грамма заблуждений. Только методы. Даже если мы через сито всех просеем, все равно ты останешься не один. Просто это ясно. Спорт. Жизнь. Если ты обладаешь сверхзнаниями, то ты один. Представь, что тебя высадили в мире жуков-короедов, и они шубуршат, и у них есть лексика. Что с того? Скучно тебе средь жуков? Поговорить не с кем. Прикидываешься тоже жуком, говоришь о вине.
Так вот, проблема моно существа - это так. Да, а как же монокосмический субъект, ведь он висит сам по себе, и мечтой своей строит созидание?
-Нет, Василий, - ответил я, - это отмастки. А что делать?
-Ничего не делать. Но не надо говорить например, про дураков, потому что особенно чем дурней человек, тем чаще говорит о том, что кругом дураки. Это закон. О чем ты кричишь, тот ты и сам. Ну, нет судей, ну что с того. Немного о методах - они помогают жить и дышать. Поговорим о методе чтения с эгрегора.
Допустим.... Нет, вот пример. Я решил узнать, что делаешь Люся Ц., дышит ли она кислородом просто, а то может и кто-то дышит кислородом рядом с Люсей Ц., и хотя мне по идее не должно быть дела до этого, но для чего ж еще методы. А, скажешь - бабки. Ну да. Еще - для кормления лжи. Без нее тоже нельзя.
Значит, отбрасываем мораль и создаём проекцию. Физически ты находишься вот здесь. Активная часть мозга производит наводки. Её надо отключить, чтобы она не мешала. Еще, быть может, воображение - враг твой. Иначе ж оно допридумывает то, чего нет, а мне нужна правдивая информация. Я включаю проекцию. Но я не могу заглянуть человеку в лицо и прямо спросить: каково?
Значит....
Нет, бывает, что перед вами не человек, но экзоскелет. Он прямо скажет. Экзоскелеты кричат. Ты только толкни - и в бунтующем ритме слов ты всё узнаешь. Но черт с ним - очень мало экзоскелетов, так как это подвид, вид в виде, специально назначения личность, а мы производим простой опрос.
Эгрегор - это точка. Это нечто, символизирующее вещь в одном символе. К нему и обращаемся. И я говорю - здравствуй, эгрегор Люси Ц!
А она тут же отвечает:
-О, это ты, Василий. Чего забыл?
-Ничего. Я пришёл тебя опросить. Колись.
Сама Люся Ц. в тот момент может быть и в ночи, и во дне, и еще где-нибудь, не важно. Это если бы ее не было вообще, то эгрегор бы носил другой характер - внешне - облако, а точка - там, скрытая, в мире архивов существ бывших. Но так - всё просто.
-Много ты, узнал Василий? - спросил я.
-Много.
-И что это тебе дало?
-Ничего, конечно. А в чем ты видишь смысл? Я же говорю, важнее всего в этом мире - метод. А если ты просто - протребитель жидкости эмоций, а также пенок, которые выделаются при взбитии этих жидкостей, то ты так и будь, ладно. Нет, мне то что до этого - ни судья я, ни прокурор, я просто особенно созерцаю, и это - защита от глобального одиночества, так как если ты знаешь больше других, то тебе даже не с кем поговорить - ты - единственный представитель своего вида.
Утро разгорелось - на солнце ночью говорят прохладно, не даром же туда посылали космонавтов именно ночью, чтобы не сгорели. Надо успеть - туда и обратно, но утром еще не сильно жарко, потому немного солнца полезно, чтобы подпитаться. Но тема эта так безгранична, что стоит остановить коней. Пусть постоят, траву поедят в полях.
  
   Урий и Витас
  
  
  
  
   Что касается Урия, то он как-то крепко получил по морде от шефа. Не то, чтобы он вообще никогда не был трезвым. В этом деле всегда свои ягоды, свои грибы. Получать - это также что-то типа получки, часть жизни. Другое дело - Витас. Время идёт, время уходит, жизнь складывает людей в папки. Не обязательно, чтобы при этом жизнь заканчивалась. Просто - полки и папки. Потому и темы теряются. Потому, и десять лет назад всё было иначе. А уж пятнадцать - и подавну. Где сейчас трубный возглас "Мо-ло-ко!" ранним утром? Где сейчас мужские пивняки? Да уж обыкновенные пивные окна на рынках отдали концы, признав победное шествие эффективной медведевщины. А уж то, что всё дорого - это песня, песня отдельная. И всякий человек, кто жив, он был и там, и здесь. И теперь мы другие. А там словно бы жили люди другие. Не сказать, что они лучше или хуже. Не знаю. Это - иной спидометр.
   Я тут сразу отступлю - жить надо широко и наблюдать объемно. Иначе негде будет брать образы. Сейчас в литературе все плохо. Если в общем, то её вообще нет, а достижение - это умение подлизаться к тому, кто отвечает за издания. Как обычно, тут недалеко и до проституции. Да и вообще, это полная проституция. И я чего-то вспоминаю, как герой "Над пропастью во ржи" говорит: "He is prostitute now". Примерно так. Это значило, что его брат скурвился (прямой перевод). Но это мягко, словно сырок. Знаете, плавленый. Нормальный сыр, он как положено, иной. Да и всю жизнь можно сравнить с продуктами.
   Так вот, ныне много малоумных ребят не работают по назначению. Они идут в писатели и копируют западные фильмы. При этом, глазки их горят огнём нездешним. Спросите: кто их накажет? Ведь надо? Ведь это почти то же самое, что предлагать людям вместо обеда __на__тарелочке__говно. Да, так и есть. Накажет время. Только оно - властелин мира.
   Но всё я написал лишь для того, чтобы подчеркнуть - всё описанное - правда простая и жизненная. У Урия был брат - Витас. Но запомните - Витасов по Руси было завсегда много, и ударение надо ставить на второй слог. Певец Витас - это, конечно, уничижение понятий, уничтожение жизненного и прекрасного, кастрация метафизическая.
   ВитАс. Уже тогда было ясно, что это - звание. Настоящий ВитАс - парень строго рабочий. Таким он и был. При инструментах в чемоданчике. По утру Витас выходил из дому, чтобы сесть на трамвай, который пробегал через дом от него. Улица там была узкая, кривая, с лужами и мелкими камнями, и там, на этих камнях, то и дело падали велосипедисты. И говорили: оба, навернулся. Там же время от времени кто-то падал на трехколёсном мотороллере. Таких щас нет. В те годы говорили: вон, смотри, купил мужик пердомоноколь. Купил, и нормально. И дешево, и сердито. Так вот, Витас садился и уезжал, чтобы чинить краны. А Урий шел принимать стеклотару. И именно этот пункт приёмки я включил уж в несколько произведений. На деле же было примерно так же, как и описывалось.
   а) Шеф - человек, который постоянно находился в состоянии крика, словно сирена. Бывший прапорщик. (Ныне шеф деклассировался и работает таксистом. Но то были золотые 90-е)
   б) Король стеклотары - Володя, черный человек (возможно, именно он приходил к Есенину)
   с) Работники. Тут был и Дохтор, в прошлом - доктор, но в то время (непонятно почему - специалист в области бутылки), была тёща - тетка наливавшая. Самое главное, что некоторое время на таре работал поэт Долгих. Я его знал. Когда я узнал, сколько они там получают, я едва не бросил работу. Тем более, что в те годы вообще не платили. Тем не менее, я узнал, что по блату можно работать по дням, когда хочешь. Сидишь, куришь на точке, народ везет бутылки. Иногда менты составляют протокол. И ничего. В те годы все протоколы были просто так.
   -Давайте друг другу давать клички, - сказал я.
   -Ха, - согласился Урий, - а я читаю "Хроники Амбера".
   Со двора раздался истошный вопль шефа, который тотчас затерялся.
   -Шеф будет Зверь Хаоса, - сказал Урий, - шеф, будешь Зверем Хаоса?
   Нет, конечно, всё было проще. Впрочем, имена долго не продержались. Урий остался Урием. В принципе, если разобраться, зачем оно ему было? Его ж так и звали. Но неизвестно, что было раньше - фильм про Электроника или акт зачатия. Но в тот день на стеклотаре появились такие имена, как Маков, Укропов, Картошкин. Имена давали строго по овощам. Стояла железная бочка. В ней жглась бумага.
   Огонь!
   В холодное время к огню приходила Женщина-Смотрящая-на-Огонь. Мне еще Долгих сказал - постой, подожди. Мы тебе принесем водочки. Мы будем работать, а ты будешь смотреть. Или спой нам, сыграй на гитаре. Дождись - придёт Женщина-Смотрящая-на-Огонь. Да, я видел её. Лицо, озаренное временем. Да, ведь в те времена тут было немало клиентов, которые потеряли квартиры и жили в теплотрассах. Теперь таковых как будто и нет. Вымерли. Мамонты 90-х.
   -Знаете, что я открыл, - сказал я, - еще я видел Женщину_с_отпечатком_Кровати.
   Впрочем, я не буду распространяться. Многие куски той реальности включены в различные части произведений, где они и по сей день живут, отправленные в полёт своего собственного космоса.
   В тот день, после раздачи имён, мы пили пиво. Тогда пиво пили больше, чем дышали. Володя, черный человек, король стеклотары, дружил через пиво. Если друг - всем пива. Если нет, отдаюсь через пиво новым товарищам. Это была пивная проституция. Имён в тот день Володе надавали штук пять. Он ловил отходняк.
   -Идём, - сказал Урий.
   Начался поход по точкам. Сейчас, например, нет мелких, как семечки, креветок. Нельзя просто встать между торговых рядом с пивом и прямо там его употреблять, поедая купленные тут же морские сущности. Те креветки считались пацанами моря. Не зря была песня "Креветки - моря - пацаны - салат - из - пацанов". Тут же были и рублёвые плоские крабы с выразительными лицами. Рыба разной степени понтовости. Но все это могло быть лишь прелюдией к центрам, где, в целом, всё мало отличалось от точек периферийных. Но девочки сейчас просто так не стоят на каждом бордюре.
   -По чем? - стал прицениваться Урий.
   -Двести.
   -Давай по сто пятьдесят.
   -Нет, - отвечали оно гордо.
   Мы шли. Это был мир вечерних семечек, пивных студентов, богатых армян и вообще - всего, чего теперь нет. Так теперь все дороже, хотя и доступней, а потому жизнь скучнее. Да и потом, что за кабак, в котором нельзя курить? Нет, такие кабаки вообще не нужны.
   -Девочки, сколько вы стоите? - кряхтел Урий.
   Он был уж с молодости старый. Потому и непонятно, жив ли он теперь. Вот Витас, он точно жив. Куда б он делся.
   -А где Витас? - спросил Долгих.
   -Работает.
   -И щас работает?
   -А хрен его знает.
   -А он не бухает?
   -Нет. Читает.
   -А что читает?
   -А хрен его знает. Пушкина.
   -В натуре?
   -Дурак, что ли? Не, ну не Пушкина. "Собор без крестов" читал. "Бешеный", пятая часть. "Американский ниндзя". Читал?
   -Не.
   -Так себе. "Год черного петуха". "Хищник-3".
   -Я читал, - сказал Володя, Черный человек.
   -Вы чо, - сказал я.
   -Класно, - сказал он тонко, словно Буратино.
   Мы зашли в очередное кафе. Приемщики посуды в те годы за день получали половину зарплаты работника прочих профилей. Тратились, как хотели. Пиво, водка, фисташки. С девочками что-то не срасталось. Продолжали обсуждать книги.
   Арч Стентон, "Кошмар на улице Вязов", книга по фильму. "Универсальный солдат-3". "Универсальный солдат-1". "Москва Бандитская". Кристофер Лоуренс Махнамара, "Горец-1". Биография Бориса Ельцина. Артур Кварри, "Коммандо". "Красная жара". "Крыша". "Меченый". Голливуда Издательство: Лиесма Системс ISBN: 9984-502-01-5 Год: 1993 - Паул Гослинг, Кобра.
   Теперь, в наши дни, понятно, как началась эксплуатация рынка книг, которая ныне вымыла читателя, оставив лишь междусобойчки ребят, приболевших умом, которые пишут и друг другу свои творения предлагают на конвентиках. Но в то время, наверное, было хорошо. Хотя, надо полагать, что спирт "Ройаль" уже не продавали. Кабаки были цивильнее и уже не ограничивались какими-нибудь пельменями. Хотя уж и не вспомнить, что было помимо пельменей.
   ... Суперполицейскому по прозвищу "Кобра" поручают сложнейшие операции по борьбе с преступностью, принявшей в США гипертрофированные формы. Мужество, ловкость, высокий профессионализм помогают герою в одиночку расправиться с целой бандой головорезов-убийц и спасти красавицу...
   Многие современные авторы поднимались в то время. Именно поэтому у них навсегда сбит прицел, как бы они ни карячились, труды эти бесполезны. Этот мир навсегда ущербен. Чтобы возросла новая творческая трава, старую надо убить гербицидами. Я все это говорю лишь для того, чтобы подчеркнуть, что сегодняшняя книга на Руси - это массовый зоопарк. Больше ничего. Я лично не знаю ни одного хорошего автора.
   Но в то время мне, конечно же, постоянно что-то давали на прочтение. Мол, смотри, новый автор. Очень хорошо. Даже страшно представить, куда это всё провалилось. Так далеко, что расстояние этой бездны ни за что не измерить.
   -Поедем ко мне бухать, - сказал Урий, - если только баб возьмём. А если не возьмём, все равно поедем.
   -А где спать? - спросил Черный Человек.
   -Да везде.
   -На полу, - пробубнил пьяный Укроп.
   -Девочки, поедете?
   -Если с собой, то по тарифу.
   -А здесь?
   -За углом - триста.
   -Давайте за двести.
   -Нет.
   -Давайте за двести пятьдесят.
   -Нет.
   -А с собой?
   -Зачет по часо-палкам.
   -А если оптом?
   -Это дороже?
   -Да хрен тогда с вами.
   Если разобраться, то тогда было и проще, и сложней. Я имею в виду, в деле девочек и их тарифов, а также, например, в области тачки. Это когда ты стоишь и голосуешь. Потому что не во всех городах такое есть.
   -Не держи так руку под пальто, - сказал Урий мне, - а то подумают, что у тебя там автомат. Вообще, понял, если ты в пальто, то ты тачку не поймаешь ночью. Сразу видят, что чувэлло стоит, чтобы водилу привалить. Сколько таких случаев. Давайте все отойдут, а один будет тачку ловить. А то нас всех не возьмут.
   -А пиво? - чирикнул словно воробей Черный Человек.
   -Там ночью в окне продают.
   Так вот, мы влезли в машину ввосьмером, и водила рассказал анекдот:
   -Знаете, почему в России железная дорога шире? Да, на двадцать сантиметров шире, при чем, таковой она была всегда. Так вот, первую железную дорогу, экспериментальную, строили при Петре. Построили первый километр путей. Приглашают царя. Спрашивают: царь батюшка, как вам? Пойдет или шире? Нахуй шире! - воскликнул Пётр.
   Так и сделали.
   Приехав, мы обнаружили пиво в окне, которое было сделано в железном гараже, приставленном к дому. Стоило туда постучать, и окно открывалось. Выдавали пиво. Водки не было.
   -Идём к Грачику, - сказал Урий.
   Надо сказать, что в те годы водку разливали в каждом дворе. Торговали тут же. Пиво, конечно, вещь более интеллектуальная. Но ныне человек гранулирован. И к этому нечего добавить. Поэтому, современность можно оставить, навсегда вернувшись в то время. Водка у Грачика была в ваннах. Две ванны водки, одна ванна майонеза. Майонез мешали электродрелью с помощью самодельной насадки. Тут же расфасовывали в баночки и поставляли в магазин. Это днём. Но и ночью, особенно ночью ранней, у нас было много шансов не погибнуть.
   -Давайте возьмём майонез, - сказал я.
   -Зачем?
   -Жрать.
   -Я так дам. Бутылок нет, - сказал Грачик, - есть банка.
   -Давай банку.
   Взяли три литра. Водка, конечно, была техническая, из перегнанного на лесоповале дерева. Но ничего. Нет сейчас такого, но сейчас вообще и жизни нет, и весь мир - одна сплошная пробка.
   Мы пришли. Витас смотрел на кухне маленький телевизор.
   -Витас, здорово!
   -Привет, Витас!
   -Витас, держи хрен бодрей!
   -Витас, выпей с пацанами.
   -Он не пьёт, - ответил за него Урий, - он - пацан серьезный. Не приставайте.
   Тогда привели собаку. Это был пёс белый, добрый, молодой, звали его Таинственный Бладь. Стали наливать. Бладь водки не чурался, хотя еще не спился, и у него был шанс вернуться. По ящику шёл какой-то сериал. Но подчеркну - это были времена, когда о "Санта-Барбаре" уже забыли.
   А потому, мы пошли в каморку, состоявшую из двух этажей и кухни, в которой жил Урий, ибо там было комфортнее курить прямо в кровати и остаграммиваться по два-три раза в течении ночи. По идее, девочек предлагалось вести именно сюда. Наверное, и хорошо, что не сошлось.
   -Завтра работать не пойду, - сказал Урий, - буду читать "Хроники Амбера", пятую часть.
   -Я читал, - сказал Долгих.
   -Ты полностью прочел?
   -Да.
   -Тогда не говори, чем закончиться. А то интересно.
   Витаса, кстати сказать, в ту ночь сблатовали на стограммы, и он рассказал нам о сантехнике, плоскогубцах, изолентах и всяческой фигне, и все были солидарны и также говорили об изоленте, о том, что "хорошо, когда дома есть болгарка", о сварке, о сухой сварке, а также о том, где делают водку. Последние трамваи отчиркали за домами. Но, впрочем, ходили дежурный. Так вот, с рассказом о таких делах и родилась история про Кондукторшу-Сша, которая впоследствии я отправил в рассказ про Вассилия.
   - Короче, смотрите чо, - проговорил Долгих, - Кондукторша-Сша - она одна. Но она может быть в разных трамваях. Ну, допустим, бывает вирус. Один вирус тут, другой - там. Но в целом, это один и тот же вирус. Но тут еще хуже. Трамвай-то реальный. Не эфемерный. Но Кондукторша-Сша - это нечто такое, что может быть и там, и там. Она всегда одета в куртку с прикрепленным к нему флагом США. Но читать надо именно на Са-шэ-а, а - США. Поняли? Чисто США.
   -Надо с ней забухать, - сказал Урий.
   -Я её видел, - проговорил Витас, - вчера. Билет беру. Она такая, как Сара Коннор.
   -Во-во, - проговорил Долгих, - как раз она и похожа на Сару Коннор. Если бы она существовала в реальности, то тут бы была связь.
  
   После этого мы несколько раз возвращались к теме Кондукторши-Сша. Я её видел. Нет, может быть, это я и придумал. Кто ж теперь вспомнит? Она и правда ходила по вагону трамвая в куртке с капюшоном, обшитым американским флагом (если так можно сказать, конечно). Но тема была развита. Это была одна из легенд того времени наряду с Женщиной_смотрящей_на_огонь и Женщиной_с_отпечатком_кровати. Только теперь я вспомнил про песню - именно на счет концепта последнего и на счет кровати. На самом деле, у некой дамы, которая постоянно сдавала бутылки большим синим баулом, на руке была отпечатана сетка кровати - как будто некогда ей был сделан прижог. Да, это было так давно, что ныне говорить об этом в стиле реалистическом не совсем удобно. Время съедает и людей, и зверей, и их одежды и шкуры, но вещи остаются. Поэтому, и рассказ может иметь особый смысл - он, возможно, и есть та самая вещь.
   Так вот, ночью стеклотара представляла из себя поставленные кучей грузовики, и между ними - пара столов. Вследствие чего там проводились концерты - водка + матерные песенки. Вечером там можно было скрыться с пивом, двигаясь с футбольного стадиона, где мы играли то в футбол, то в навесного. Была мечта - победит негров. Там уже был Зе. Там уже был и Саша Сэй.
   - Дети, будете играть в футбол? - спрашиваем.
   -Чо, легко.
   -А в навесного?
   -Да, давай.
   -А на жопу?
   -Да мы на жопу и играем в школе.
   И вот, на рамке стоит вратарь и курить сигарету. Рядом стоит бутылка пива. Идёт игра. Наверное, поколения наших дней и люди будущего уже не знают, что такое навесной - стерилизация общества, программа по отсеву и отбору населения с целью оставить Москву с окрестностями (не сейчас, позже, лет через 20-30), а всё остальное предать новому форматированию, работает. Что будет, никто не знает. Может быть, ничего не будет. Но цивилизации уходят. Когда же начинается проедание энергозапаса нации, то есть - субпассионарный период, возврата назад может не быть. Хотя можно еще кричать про Русь, про силу славян. Всё это отлично застрявшая на одном месте пластинка.
   Демьян - тоже оттуда. Это если вспомнить "Панкомат". Они возили бутылки на "шестерке" с прицепом. Его товарищ был Борода - интеллигент, не желающий сидеть без дела.
   -Шеф, сто грамм! - кричал Демьян.
   -Выгружай, налью, - отвечал шеф.
   -Урий, как сам?
   -Нормально, Демьян.
   -За муж еще не вышел?
   -А сам?
   -Я еще девочка. А не родил.
   -Ты чо!
   -А как там Витас?
   -Нормально.
   -Передай ему, будет сухим, рано умрёт.
   -Передам!
   На этом рассказ можно и приостановить. Останавливать его вообще ни к чему. Ибо жизнь всё равно найдет момент, когда тебя остановить. Надо только подготовить себе правильную информационную капсулу. Рассказ - хороший вариант для этого.
   Но, надо сказать, что после того вечера, после похода по всем заведениям подряд, мы поехали в Майкоп, и там не было ничего красного. За рулём был Юра Красный. Лицо у него было красным, зубы - железными, выглядел он лет на 45, хотя ему не было и 30. О Майкопе же сказать особо нечего. Майкоп - он и есть Майкоп.
  
   Тугрик
  

Некоторые люди ошибочно причисляли Тугрика к спортивным - тут был совсем другой смысл. Тугрик не был спортивный. Но был спор. Поехали они деньги пропивать в Новороссийск, Тугрик, Кочан и Саша Левов.
-Не пейте, - сказал Тугрик.
Но сам он хотел выпить. Он завидовал Саше Левову, что тот делал все, что в голову придёт. Например, зашел он в супермаркет и украл там водку. Зашел в другой, и там украл. А в третьем он еще объявил - оба, смотрите, лоховской магазин. Сейчас украду водку!
Люди, что были вокруг, стали пялиться. Украдёт или нет? Украл. На кассе все продавцы на него смотрят - ну, парень в брюках и рубашке, нет ничего ж за пазухой. Точно - нет ничего.
Но вынес.
Пили сидя в машине. Нет, вообще ночевали у Миши Пушкина. Он, кстати, и по теме был Пушкин - порой стихи писал, правда такие - черезчур уж пушкинские.
И вот, собрался Тугрик влезть на гору и смотреть, и рукой даль обнимать. Правда, у него всегда свои причины были - но никто не знал. Однажды один человек, у которого было больше денег, сказал ему - эх, влезть бы на гору и смотреть. Тугрик, он в самом деле поклонялся всякому, у кого больше денег. А если б было намного больше денег, то скажи ему этот человек - а вот у богатых принято прыгать с моста вниз головой без уверенности в последующем выживании - прыгнул бы.
Остается же добавить, что Тугрик в гору пошел. Миша Пушкин пошел, в руках была водка. Саша Левов перед этим ёрзал, не зная, чем заняться. Потом вошел в один из магазинов и говорит продавщице:
-Девушка, хотите, я покажу вам челен!
-Фу ты, - ответила девушка.
На середине же пути в гору ничего особенного не было. Местность же такая, что горы - не как-то отдельно. Могут и дома на склонах стоять, могут и почти наверху. Но тут дома вскоре закончились, тропа же имела место не совсем освоенная. Тогда Кочан и Тугрик вдруг заспорили:
-Тургик, скажи, зачем наверх идти? - осведомился Кочан.
-Надо, - ответил Тугрик.
-А что там делать?
-Виды смотреть.
-Ты что, спортивный?
-Сам ты спортивный.
-Нет, я не спортивный. А ты - спортивный?
-Ты сам спортивный.
Стали спорить. Тугрик был жутко зол. Миша Пушкин молчал, Кочан спорил просто так - он ходил кругом с большой бутылкой пива, пил достойно, поднимая бутылку кверху. Кочан был парень двойной - но в целом, русский - так как у него жизнь чередовалась работой и питием. Часто конечно все сочеталось вместе, но все же были и отдельные периоды.
-Я не спортивный, я не пойду, - сказал Кочан, - сяду и тут буду пиво пить.
-Да, брат, наверное, ты всё же спортивный, - заключил Кочан.
-Я, я могу порвать, - заявил Тугрик.
-Потому ты и спортивный, - ответил Саша Левов.
Тугрик бесился, но в голове, точно ферромагнитный стержень, крутился еще и голос отца, который и передал это правило "ы-ы-ы-ы-ы-ы, надо рвать"
Но отец, конечно, ничего не рвал, так как был еще в советское время чуть ли не стахановцем, там он рвал.

По дороге назад все пили пиво, а пили так, будто кто-то заставлял. Нельзя было просто так, по доброй воле, столько пива пить. За руль посадили Кочана, и он не пил, но так как пил до этого, по пути у нечего начались галюники. Пришлось остановиться в Крымск. Правда, трасса там по краю проходит - но самое главное, был там забор, в свое время. То ли завод, то ли еще чего, и на большой высокой стене была нарисована русская красавица, обнажившая одну (почему-то грудь).
-Слышь, Тугрик, художник наверное спортивный был, - сказал Кочан.
-Наверное, - согласился Тугрик.
Всё бы ничего, но ехать было еще далеко - так как жили друзья в городке, который в народе часто звали не иначе, как Собачий. И чем ближе был Собачий, тем все больше Тугрик волновался, то и дело выглядывая в окно.
Прежде всего, у них на пути была "Олежкина земля".
-Олежкина земля, - сказал Тугрик, - останови.
Выйдя из машины, он присел и потрогал придорожные листики.
-Эх, - проговорил он, - эх. Олежка. Не простой человек. Не бывает ничего просто так.
-Почему? - спросил у него Кочан.
-Эх.
-Завидуешь?
-Я? Знаешь - да.
-Мне?
-Да, Кочан. И тебе. Олежке завидую. Простой пацан. А удалось столько денег заработать.
-Повесь портрет, - посоветовал Саша Левов.
-У меня висит.
-Серьезно?
-А что? Это полезнее, чем читать книги. Знаешь, что я тебе скажу - есть умные, а есть разумные. Умные книжки читают, но умные люди могут быть и дураками. А разумный - это другое. А я сам про себя думаю - умный я или разумный. Или ни то, что другое? Я всегда тут останавливаюсь, когда еду через Олежкину землю. Останавливаюсь, и всё думаю, думаю.
Двинулись дальше. Под Олежкиной землей подразумевалась территория, где размещался - вроде бы - агрокомплекс Дерипаски. Там и трасса бежала - поперек земли, да вдоль реки, в этом и суть была, что поперек. Но на счет портретов и прав был Тугрик - смотрел он в лица. А лиц было много. Но мы тут знаем, как много разных книг, посвященных успеху. И тут у каждого - свой путь. Вот, допустим, женщины часто собирают волшебные советы - например - деньги надо любить. Наглядно это выглядит так - работает какой-нибудь столяр, понятное дело, что не миллионер, и говорит ему жена - эх, смотри, вот у нас денег - рубль, а у соседей - два рубля? Почему? Потому что они знают некий секрет. Потому что деньги надо особенно любить. Берешь дережку, поцелуй ее за уголок, а когда кладешь в бумажник, скажи волшебное слово. Никогда не позволяй, чтобы деньги валялись бесхозно. Если смял банкноту, значит, ты не уважаешь деньги. А если ты их не уважаешь, то они тебя перестанут уважать, и не будет денег.
Тут, конечно, еще много очень мифического - бывают также и гуру, которые умеют вешать на уши совершеннейшую лапшу. Тут мы, конечно, узнаем вещь простую.
Успех.
Либо успех, либо лох.
Разумеется, нельзя, чтобы человек просто себе и жил, и всё тут. Но реальность очень часто расставляет всё по полкам - вот живёт человек себе просто, а другой мучается, мучается, и к определенным летам уже практически на пороге дурдома - так его ломает жажда успеха.
Вот и Тугрик начинал отмечать, что у него начисто пропал сон. И у него часто спрашивали:
-Но что же ты конкретно хочешь, Тугрик.
Но он и сам толком не понимал, чего же он хочет. В голове лишь крутилось порой: "ы-ы-ы-ы-ы, рвать!"
Казалось, надо стиснуть зубы и рвануться в бой, расбрасывая всё на своем пути - но методы?
Да, методы. Он ждал мазы и спрашивал у умных людей, чем же заняться.
Всё дело в том, что в Собачьем имела места такая великая вещь, как "заняться". Это значило, что есть люди простые, чаще всего, глупые, а есть и те, что "занялись".
Здесь и была величина диапазона понимания: чем заняться?
Заняться нужно было неприменно так, чтобы поработать месяц, а всю оставшуюся жизнь отдыхать. Лозунг этот был древним - их 92-го года. В ту пору многие в него верили. Теперь уж забылось - но Тугрик каким-то замечательным образом закольцевался, и это никак не выходило у него из головы.
Он мучился.
Впрочем, ехали дальше, и впереди появились новые пункты для волнения:
-Заправки Виталика-Очколаза! - воскликнул Тугрик.
-Да, сильное имя у чувака, - заметил Кочан.
-Не-е, - Тугрик показал всем указательный палец, - Виталик - это не-е-е!
   Он на самом деле немного знал Виталика-Очколаза - тот любил приехать на джипке на стадион и погонять футбол с чуваками. Туда и Тугрик порой ходил.
На одной из таких заправок и остановились. Пива не было, был джин-тоник. Решили им заливаться.
Но тут надо пояснить таки: наш герой, Тугрик, был в ту пору парнем о 30-ти годах. Не женатый, но он хотел, только его никто не хотел. Тугрик полагал, что тут - либо тайна, либо заговор. На деле же ничего тут таинственного и не было - это еще надо поискать такую девушку, которую бы удовлетворили постоянные мытарства, портреты Олежек на стенах, бессонные ночи ы мыслях об успехе и о том, "чем же все таки заняться?". Нет, были вообще претендентки - но Тугрик их не увидел. Всё это были дамы самостоятельные, и вспоминая одну из них, он говорил:
-Там такое......
Будто в подземелье ведьм спустился - хотя на деле, конечно, ничего такого и не было.
Саша Левов попивал джин-тоник. Ехали не спеша, слушали ансамбль "Кабриолет", потом перешли на "Владимирский Централ" - потому что музыка вообще народная. Иного и быть не может.
-А бензин херовый-то у Виталика, - заметил Кочан.
-Да, может, - ответил Тугрик.
-Виталик по ходу соответствует, - проговорил Саша Левов.
-Чему?
-В футбол, да, спортивный?
-Нет, ты спортивный, - ответил Тугрик.
-Почему я спортивный?
-Ты спортивный, - сказал Кочан, - лицо спортивное. И пьешь спортивно.

Ночью, уже дома, Тугрик как и прежде - не спал. Его мучили мысли. Это был рулон, конвейер - очень длинный, практически бесконечный, и по нему всегда ехала одна и та же мысль. С годами она становилась твердой, практически деревянной. Можно было предположить, что в будущем ей предстояло превратиться в уголь. Это была б тогда совсем уж жесткая идея, да это бы даже и не идея бы уже была, а концепт: жесткая идея.
Практически жесткач в чистом своем виде.
Мысль, как игла, точила сердце: чем бы заняться? В чем секрет богатых?
Тугрик, не подумайте, сложа руки не сидел и, бывало, занимался, стараясь копировать всех тех, у кого-то что-то получалось. Но на длинную дистанцию бежать - это вам ребята не мечтать. А мечтать да - можно до посинения, до превращения в баклажан. Пока в мозгу точно уж не поселятся невероятные маразматические тараканы.
Глаза Тугрика горели - в комнате была тьма сплошная, только с комарами. Они кружили как легкие истребители, но Тугрик их не чувствовал, следуя общей лини - как буду богатым, тогда и разберусь с комарами. А пока - пусть летают.
Но сон всё же наступал, хотя и не закрывались глаза - и в этом тумане он видел череду заправок Виталика-Очколаза, и самого Виталика - и так хотелось подбежать, спросить - колись, колись, Виталик, скажу, почему ты так можешь? Что такого перенять от тебя? Как стать богатым? Я ведь знаю, что есть умные, а есть - разумные, и вот ты - разумный, Виталик, а умные просто тупо читают книги. Зачем их читать? Разве что биографии....
Следующим днём он встретил Йуру. Поговорили.
-Чо, чем занят? - спросил Йура?
-Да так.
-Да ладно, колись.
-Да что ты.
-Слышал, - сказал Йура, - Сергей Корень занялся.
-Чем занялся?
-Не знаю. Не говорит.
-Он жук.
-Да. Жучаро. Лопатой деньги гребёт. Купил тачку.
-Что за тачка?
-Пригнал из Владивостока. Но русская.
-А почему русскую - из Владивостока?
-Там за так отдают. Главное, доехать.
-Да, чтобы по дороге не убили, - подтвердил Тугрик.
-Там толпой едут, а если видят, что один едешь, то где-нибудь по пути загасят. Обязательно загасят. Потом просто забудут, что ты был. Вот, у знакомых один чертило занялся. Но он гонял строго иномарки. Там была партия со свалки - там типы занялись. В Японию приезжаю на металлолом, выбирают тачки и гонят к нам. Продают недорого. Там по сотке всего тачка выходила. Ну ему говорили, чтобы один не ездил. Ну, он - я здоровый тип. Потом пропал. Долго ждали, думали, может на гастроли поехал. Нет, не поехал. Запросы посылали, никто на них не ответил. В ментовке пацаны сказали - мы там никого не знаем, всё бесполезно. Ну, и всё. Привалили где-то, прикапали. Корень же хитрый, на русские тачки сейчас уже никто не зарится. Нет, ну могут остановить, на бабки развести. Дорога ж длинная. Кругом - дай. Видят транзиты, значит - надо доиться. Но на русские могут и не посмотреть, мало ли, едет черт какой-то. Ну, взял там за полтос, полтос отдал по пути, тут накинул двадцатку.
-Он этим и занялся?
-Нет, он с этого начал. Сейчас раскрутился, занялся кожей.
-Какой кожей?
-Свиной.
-Да ты что.
-Едет и скупает кожу. Но говорит, надо успеть - сейчас рынок делят, будут скоро отбирать. Объявят о чуме, отберут всё. Но он говорит, у пацанов спрашивал, старшаки кричат - еще можно заниматься по-тихому.
-Значит - маза?
-Не знаю.

После чего, конечно, Тугрик на какое-то время вдруг вспыхнул. Хотелось "ы-ы-ы-ы-ы, рвать". Рвать.
Да, но нужен был материал, который рвут. Но импульс, снабженный все той же идеей, на первых порах напоминал атомный взрыв. Он вскочил, взял в руки газету бесплатных объявлений, бегал глазами ошалело, бегал глазами отчаянно, ошпаренно.
Казалось, еще "ы-ы-ы-ы-ы", еще немного сжать кулаки, вырвать из себя клок, и маза попрёт, куда ж она денется, родная. Надо всё сразу. Сейчас и здесь. Невозможно заниматься чем-то долго - только тут. Только - в один момент!
Газета горела вместе с ним. Наконец, он не выдержал и позвонил Васильеву.
Все дело в том, что с того момента, как мысль о том, чтобы "заняться" пробила Тугрика насквозь, он постоянно звонил Васильеву и спрашивал, как жить. А теперь уж и вовсе Васильев был депутат. Хотя поднялся он тематически, еще до того объявив: ищите. Ищите и найдете.
Потому, Васильев прежде всего нашел себе жену из партийной семьи. Намного старше себя. И тогда еще, в юности, Тугрик слышал от него: начни с того, что себя продай. Вытерпи.
Вытерпев, использовав все связи жены, Васильев жену эту прогнал, сменил коней не переправе по моде - взял юную, алчущую денег, и теперь процветал. Впрочем, стал бы Васильев теперь с Тугриком разговаривать?
Ведь всё было одно и то же - год, два, пять, десять:
-Посоветуй, как жить? Чем заняться?
Тугрик алкоголем не увлекался, но тут налил, выпил, и ошпаренность только усилилась.
-Да, - сказал Васильев.
-Привет, брат, - произнес Тугрик.
-Кто это?
-Брат.
-Какой еще брат.
-Я.
-Не знаю. Не узнаю.
-Это Тугрик.
-А. Что хотел?
-Хотел спросить.
-Да. Некогда сейчас. Ладно, спрашивай.
-Да я так.
-Спрашивай.
-Скажи, я просто хотел спросить совета. Как жить? Чем заняться?
-Не знаю.
-Нет, а всё же.
-Попытайся найти престижную работу.
-Нет, сейчас нигде много не платят. Я хочу - чтобы сразу всё.
-Найди себе женщину со связями.
-Я пробовал.
-Езжай на Север.
Васильев был конечно намного старше Тугрика - но про "езжай на Север" советовал еще давно - когда Тугрик еще в школе учился, он слушал пояснения:

1. Езжай, заработай на Севере
2. Купи Ксиву
3. Продай себя
4. Крутанись

Ни одно из этих правил соблюдено не было. Васильев же наоборот, этот алгоритм реализовал, потому и советовал.
-У меня знакомые занялись, - сказал Васильев, - они возят лес из Челябинска в Волоград. Очень выгодно. Советовал бы тебе заняться лесом.
-А еще?
-Присмотрись. Поищи дев в отставке, с квартирами. Поезжай в Москву. Найди себе бабёнку. Крутанись. Еще не поздно. Ты еще молодой.
-А всё же?
-Да, надо заняться.
-А всё же? Чем люди занялись в Москве?
-Кто - чем. Важнее всего - ксива и кресло. Стань депутатом. Начни с малого.

Это и был весь разговор. Нельзя сказать, чтобы Тугрику стало легче, но и тяжелее не стало - в голове же роились мысли-точки, всё смешивалось, хотелось выйти, и - "ы-ы-ы-ы-ы, рвать". Рвать, конечно, надо было что-то или куда-то.


  
  
   Только Металл
  
  
  
  
   Октябрь. Я все думал и думал, что же лучше - сентябрь или октябрь. Потому что всегда верны вещи, в которых скрыт дуализм, и не случайно человек склоняется к бинарным постановкам. Говорят, при СССР была система, построенная на троичной системе. Как бы то ни было, 1, 2, 3. Нормально - это ноль и единица. Я думаю, троичность была сделана на основе таких серьезных понятий, как мир-труд-май и июнь-июль-август. Я бы хотел, чтобы были сентябрь, октябрь и ноябрь.
   Кто бы спросил у меня.
   Солнце. А я смотрел различные коллажи, где представляется, что художник находится на другой планете. Рассвет на Марсе. Рассвет на Тритоне. Вот дела.
   На самом деле, большие и высокие грабы сбросили листву. Когда я был юн, я придумал, что граб - это индикатор осени. Потому что это дерево - лакмусовая бумажка дней. Оно зеленое, зеленое, потом - мгновенный взрыв, и оно желтое, и листопад его - это дождь иного, это нечто, что напрямую связано с метафизикой времени.
   Когда ты идешь по дорожке, на которую высыпался граб, ты понимаешь, что это маленькая репетиция перед тем, когда ты вдруг будешь вне времени и пространства, и какой-то листопад будет рядом, и сам ты будешь листом.
   Таких улиц много. Там в каждом дворе висит виноград, и хорошо идти в дожде. Ты - живая машина. Виноград помыт. Остается срывать и есть. В мире не так уж много мест, где улицы полны винограда, и эти гроздья повсеместно свисают на улицы, и никто их не срывает, так как пешеходов теперь мало. Люди стараются избавиться от прямохождения. А, есть еще велосипедисты. Когда они сбиваются в стайки, так и хочется выйти и подставить ногу, чтобы вся эта толпа перевернулась Говорят - навернулась. Запомните. Если человек разогнался и на большой скорости упал, и еще его волокло по пыли, и велосипед гремел, как железный скелет, говорят - человек навернулся.
   Я запомнил случай из детства. Мы играли на улице в выбивного. Это когда по товарищу надо так попасть мячом, чтобы дух из него выбить. Но приходилось терпеть. Из нескольких мальчиков регулярно выбивало дух, но они пытались выжить. Никто никого не щадил. Мяч был специальный, очень тяжелый. Даже слабое попадание гарантировало мучения. Эту игру придумал не я, но я культивировал. Слабых не жалели. Если кто-то плакал, я говорил:
   -Не вой. Или уходи. Если уйдешь, не вернешься.
   И вот, мы услышали таинственный шум. Это неслись, грохоча, велосипедисты. Они летели, словно демоны ада.
   -Подставь, - сказал я одному мальчику.
   В его руках была палка. Он сунул ее в колесо. Результат был предопределен. Был шум, была пыль, был шлепок упавшего тела.
   -Что там? - осведомились товарищи.
   -Братан, я навернулся! - со стоном отвечал упавший.
   Жизнь идет, и кажется, будет идти еще долго. Лишь сон, порой, показывает текущее положение вещей. Например, снится, что ты живешь в комнате метр на метр в стране, где ты никого не знаешь, и тебя никто не знает, и не то, чтобы все напрасно. Но утренняя сигарета говорит именно об этом.
   Тогда надо выскочить. Никакого зонта. И пробежать по улицам, где орехопад так силен, что можно попасть под настоящую бомбардировку. На одном квадратном метре может валяться до нескольких килограммов орехов.
   Мне рассказывали про жителя Севера, который решил съесть зеленый орех. Он ведь не знал, что орехи, они поначалу - зеленые шары в кожуре, а внутри - несформированное ядро.
   -Гы гы гы, - сказал он, прежде, чем укусить.
   Тогда раздался треск.
   -Не понял! - воскликнул он.
   Многие деревья пока еще как есть. Больше половины жизни спрятана в природе. И я знаю, как жалуются люди, которые каждое утро видят в окно ровные ряды окон соседской коробки. И больше ничего. И рассвет - он жиденький, как на Марсе. Как будто почти нет атмосферы. Даже как-то страшно, что может быть такой рассвет.
   Надо идти улицами с сигаретой и банкой пива, подметая ногой листву. Октябрь. Конечно, чтобы ощутить время, надо ничего не делать. Надо вспоминать ряд песен. Вообще, такой рецепт. Надо включить телефон в режиме диктофона и напевать песни, глазами фотографировать осень, а по приходу на промежуточный пункт, например, на скамейку, сочинить и пометить - где и как он был сочинен.
   Простота. Только она. Цой спел однажды так:
  
   Гроза за окном, гроза с той стороны окна, горят фонари и причудливы тени,
   Я смотрю в ночь, я вижу, что ночь темна, но это не станет помехой прогулке романтика.
  
   Припев:
   Романтика, романтика, романтика.
  
   Подворотни страшны, я слышу, как хлопают двери. Черные кошки перебегают дорогу.
   Пусть бегут, я в эти сказки не верю. И это не станет помехой прогулке романтика.
  
   Припев:
   Романтика, романтика, романтика.
  
   Трудно идти, я вышел уже давно, и вечер в гостях был так приятен и весел,
   Я пил вино, я так люблю вино, но это не станет помехой прогулке романтика.
  
   Припев:
   Романтика, романтика, романтика.
  
   Я проснулся в метро, когда там тушили свет, меня разбудил человек в красной шапке,
   Это кольцо, и обратного поезда нет, но это не станет помехой прогулке романтика.
  
   Припев:
   Романтика, нео-романтика, романтика.
   Романтика, нео-романтика, романтика.
   Романтика, нео-романтика, романтика.
  
   Я понимаю это по-своему. Пиво в банке еще сохраняется. И я иду по кладбищу, и здесь осень особенно подчеркнута. Особенно осенними ощущаются могилы начала 20-го века. Например, написано - человек умер в 1899 году. Это ж какая даль! Но склеп стоит, и прошло уже сто с чем-то октябрей, и сто с чем-то раз был особенный листопад.
   Я звоню.
   -Придешь? - спрашивают у меня.
   -Зайду.
   -Будешь идти, возьми водки. А то выходить в лом.
   -А чего так?
   -Магазин далеко.
   -Ладно.
   Я так понимаю, много песен не сочинено, и не будет сочинено. Например, "мы сидим на кухне и курим пегас, эй пегас, что ты хочешь от нас", или "возьми меня в пьяную песню". Но "Ва-Банк" был нормальным первые 2-3 альбома. Потом стиль омосквел, и слушать стало нельзя. На кладбище есть скамейки. Вообще, народ здесь сокращает путь - это те немногое оставшиеся на ногах пешеходы. Черные собаки крутятся, как волчки и просят хлеба. Хлеба нет, но можно крикнуть им - на, на! Можно дать семечек.
   На кладбище открыты все каналы в параллельный мир. Это лучшее место для медитации. Идти же надо долго и верно, и ты тогда - как игла с ниткой, чтобы прошить октябрь. Но вот ноябрь я уже не особенно понимаю. Это время, когда орехопады уже прошли, а виноград почти не висит нигде, лишь редкий заспанный по жизни хозяин оставляет его.
   Человек, вышедший ради поэзии, ради наполнения блокнота, ради рождения в океане белого листа чего-то нового, достоин вот такой песни Цоя:
  
   Гуляю. Я один гуляю.
   Что дальше делать, я не знаю.
   Нет дома. Никого нет дома.
   Я лишний, словно куча лома, у-у.
  
   Припев:
   Я бездельник, о-о, мама, мама, я бездельник, у-у...
   Я бездельник, о-о, мама, мама.
  
   В толпе я как иголка в сене.
   Я снова человек без цели.
   Болтаюсь, целый день гуляю.
   Не знаю, я ничего не знаю, у-у.
  
   Припев:
   Я бездельник, о-о, мама, мама, я бездельник, у-у...
   Я бездельник, о-о, мама, мама.
  
   у-у... я бездельник, о-о, мама, мама.
   Я бездельник, у-у...
   Я бездельник, о-о, мама, мама, я бездельник, у-у...
   Я бездельник, у-у...
  
  
  
  
  
   Мы пили водку и говорили о жизни, о машинах, о бабах, о кошках, о ножах. Говорили о том, чего не может быть и никогда не будет, но также и о нынешнем положении ввещей в области залегания книг на полках в магазинах.
   -Был один поэт, фамилия - Жукович. Почти Жуковский, - сказал Рыбин, - но фамилия с виду еврейская, но он просто не прошарил до молодости лет, хотя псевдонимы тогда почти не брали, был СССР, а красное знамя действовало как презерватив для ума. Чувств нет, но есть краснота, глобальная и всевмещающая. Потом, когда мозги уже не могут понимать, они вдруг освобождаются, мир их пьянит, начинается дикая пляска. Словом, он был Жуковейко. Нет бы, сократил до Жукова. Но слов из песни жизни не выбросить.
   Рыбин не дорассказал. Пришёл Денис Гуров, чемпион Ростовской области по ловле леща. Тема переметнулась. Вернуться к Жуковичу не удалось. Да и Рыбин забыл. Говорили про рыбу. Водку они заранее не закупали. Только пиво. Нет, там в запасе был спиртоган. Они его вылокали. Разбавляли как попало. Пытались вспомнить, на чем остановились, да фиг там.
   -Жуковейко.
   -Кто?
   -Жуков.
   -Жуковский?
   -Жук.
   -Сам ты Жук.
  
   После того, как власти попытались подоить народ на предмет водки, развести чисто как лоха, все перешли на катанку. И мы тоже. Но пиво всё равно надо брать заранее. Ёрш - друг серьезных мужиков, которые уже перешагнули рубеж, когда еще что-то ищут и мучаются. Катанку, правда, до сих пор делают во дворах. Раньше ж - песня. Если ты идешь по улице ночью и тебе нужна водка, то стучи наугад в любую калитку. Не факт, конечно. Можно попасть и не туда. Но я мимо не попадал. Кругом что-то гнали, кругом катали. Сосиски делали братья Грачики. Брали электродрель. Ставили на неё насадку. И мешали массу из крахмала, просроченного паштета и всяких добавок в ванной. Потом формовали. Этикетки присылали из Еревана. На рынке эти сосиски очень ценились дешивизной и непредвзятостью. У нас говорят - "сосиськи". Это диалектизм.
   Вино до сих пор делают в аулах, хотя винзаводы официальные. Я там был и сам все видел. Давно это было, но, говорят, вообще ничего не изменилось, лишь стало больше этикеток. Берут сахар и пускают его по конвейеру. На пути - огонь. Сахар начинает гореть и плавится. Он едет и горит, и тут попадает под струю спирта. Происходит реакция. Масса эта сливается в воду. Все. Вино готово. Добавляют араматизаторы. Ласковые сети, Улыбка, Шепот монаха. Дело сделано. Красивая бутылка, привлекающая непритязательных бухальщиц. Бабки в кармане.
   Подпольные сосиски, левую колбасу, майонез из муки и уксуса, уже не делают. Но заводские продукты - порою, то же самое.
   И вот, водка.
   -Водка, - сказал я.
   Денис Гуров, чемпион Ростовской области по ловле леща, налил.
   -Это верно, - заметил он, - а ничего другого нет.
   -Когда колотят понты, покупают вискарь, - сказал я.
   -Почему? - спросил Вассилий Дудкин.
   -Ну просто, - ответил я.
   -Да нет, может, просто вискаря охота.
   -Может. Но все равно - понты.
   -Ну вот ты когда хочешь чего-то эдакого, ты покупаешь вискарь. Верно?
   -Да.
   -И ром.
   -И ром покупаю. И пью.
   -И в чем разница?
   -Во многом. Я ищу вкус.
   -Надо попроще, - проговорил Денис Гуров, - один раз, а было мне еще лет двадцать, я спрашиваю - а вы не знаете, как поживает парень один. А звали его Яша, а фамилия - Водкин. Вы подумаете, что я это сочинил. Нет, фамилия у него и правда была Водкин. И в их семье употребляли не на шутку. Но они и сейчас употребляют, и все сходит с рук. Правда, Сеня Водкин присаживался в тюрьму, но опять же, практически без дела. Он по водке кого-то толкнул, потом, когда стали рассматривать заявления, оказалось, что он, Сеня, еще что-то и украл. Все были уверены, что это подстава, но уже позже, после выхода, Сеня признала - мол, пацаны, я ж пацан обычной, вижу, что-то где-то не так лежит, надо брать. Мол, всегда беру. Шел дворами мимо магазина, увидел - лежат возле служебного входа ящики. Ну, стопку прихватил, сдал. Ну то есть, его не за это посадили. Но тоже, за воровство. Но суть не в этом.
   Потом, все было хорошо. Работал телевизор. Было еще сравнительно рано. Показывали чемпионат России по футболу. Комментатор разрывался. На поле стояли футболисты. Пара-тройка бегала и водилась, остальные ждали - авось и им перепадёт. Рыбин чего-то заговорил, что фамилия Плющенко образовалась от слова "плющит".
   -А Колбасьев? - спросил я.
   -А разве такое есть?
   -Ха, - проговорил Вассилий Дудкин, - смотрите.
   Он пощелкал внутри смартфона своего и стал читать полученный результат:
   Серге?йАда?мовичКолба?сьев, Одесса, Херсонская губерния, Российская империя]--30 октября 1942) -- русский и советский моряк, прозаик-маринист, поэт, радиолюбитель, энтузиаст джаза.
   Колбасьев был одним из пропагандистов джазовой музыки в СССР. Он коллекционировал грампластинки, записывал музыку с радио, вёл радио-передачи о джазе и выступал с лекциями в ленинградских и московских домах культуры. Был консультантом-методистом молодёжного джаз-оркестра, опубликовал статью "Jazz". Эта сторона его деятельности показана в кинофильме 1983 года "Мы из джаза".
   В декабре 1933 года и в 1934 году С. А. Колбасьев дважды был арестован как "сотрудник иностранных разведорганов" Великобритании и Финляндии (дело "Двойник"), но оба раза был освобождён.
   В ночь на 9 апреля 1937 года был арестован в последний раз. Совместно с писателем М. Е. Зуевым-Ордынцем обвинён по статьям 58-1а (измена Родине) и 58-10 (контрреволюционная агитация) УК РСФСР.
   -Это чо? - спросил пришедший к третьей бутылки Алексей Барков.
   -Википедия.
   -Он существует!
   -Кто существует?
   -Кошки короче заколебали, - сказал я, - бегают туда и сюда, бегают по всем окрестным крышам.
   -Надо им наливать, - посоветовал Барков.
   -Ну, это раньше, - проговорил я, - да они просто забираются в окно.
   -Надо сетку, - посоветовал Вассилий.
   -Да, я куплю. Пластиковая есть. Зеленая. Неплохая.
   -Нет, что ты! Только металл!
   -Почему?
   -Пластика хватит на неделю. Запомни, только металл!
   Футбол в этот момент закончился. Комментатор разгорячился. Хоть лёд на душу клади. Шипело бы, пар бы шёл. Будто бы и правда что-то было на поле.
   -Когда к нам в клубы идут футболисты той или иной сборной, - сказал я, - после этого их перестают брать в сборные. Они деклассируются.
   -Конечно. Столько пешком бегать, - проговорил Вассилий.
   -Я ходил недавно на Ростов - Алания, - сказал Денис Гуров, - да нефиг там делать. Раньше придёшь, пиво, раки, водка, а сейчас там делать нечего. Ни выпить, ничего. Ничего нельзя. В Петербурге народ нашел что делать - он поёт. Когда поёшь, вроде бы тоже пьян.
  
   Но я вам чо скажу, поцики. Люди везде торчат. Оно как жить? Но да, петь можно. Кстати, знаете, что Поветкин поёт.
   -Да ладно, - сказал Вассилий Дудкин.
   -Я тебе говорю, поёт.
   -И чо он поёт?
   -Да ничо. По ящику сказали. Что поет. Петь любит.
   -Потому и получил.
   -Да по любому.
   -Нет, петь нормально.
   -Ну пусть в театр идет.
   -На эстрадку.
   Барков стал показывать, как правильно закусывать лимоном. Но это мы знаем. Лимон и соль. Нашел, кого удивлять. Но я открою тут один секрет - человеку принято меняться в разные этапы своей жизни, и он может забыть как, например, правильно пить. Это имеет зависимость от факторов, которые не выглядят явными - а потому, и сложно держать себя на пути наверх. Да и никто не знает, наверх этот путь или нет, нет никакой шкалы такой. Вот было множество свидетельств, когда человек жил крайне спортивного, крайне правильно. Вот Поль Брегг. По мне, это типа того, что ты питаешься, например, березкой. Березкой под окном. Ты ведь не ешь. Ты - спортивный. Вышел, встал на колени, погрыз кору, как заяц, и сыт. А помер Брегг от того, с чем боролся.
   -Значит, вот чо. Вот так вот, - сказал Барков.
   Он поступил как дирижер. И все последовали за ним - скрипачи, тромбонисты, всевозможные дудочники. Выпили, в такт взяли кусочки лимона и так вот.
   Оркестр.
   Раньше ж, начинается дележ. Кто что слушает. Стоит магнитофон. У каждого в кармане по кассете, по две, по три. Сейчас нет никакой разницы, лишь бы не Золотое Кольцо, лишь бы не Басков, лишь бы не Киркоров, ну, и разумеется, не надо слушать шансон. У меня, правда, был сосед. В горах. У него была гора кассет МК-60, магнитофон "Весна" и записи тюремных групп.
   -Этот мажок, братан, заехал на хату в 81-м году, - сказал он.
   -И ты с тех пор сидел? - спросил я.
   -Нет, - отвечал он резко, - мне он перепал.
   -А кто поёт?
   -Это там поют.
   Знавал я и чувачка, который сутками смотрел порно-видео. Потом он женился на девушке, которая была худая телом и духом, и они смотрели порно вдвоем.
   -Приходи, - сказал он.
   -Чо будем делать?
   -Посмотрим чо-нибудь.
   -А чо?
   -А, такая парнушка есть. Ваще! Ваще!
   Все это вспоминается спонтанно, видимо, позади довольно большой отрезок жизни. А показатель литража, то есть, бензина в бензобаке, у человека есть. Надо лишь исхитриться и посмотреть. Вот чуму же победили. А в средние века она уменьшила населения Европы на две трети. Представьте себе такое. И вот, продолжая тему - смотришь ты на спидометр, а там - стрелка на нуле. Что делать? Ничего. Тогда пишется стих наподобие такого:
  
   Цветы мне говорят -- прощай,
   Головками склоняясь ниже,
   Что я навеки не увижу
   Ее лицо и отчий край.
  
   Любимая, ну что ж! Ну что ж!
   Я видел их и видел землю,
   И эту гробовую дрожь
   Как ласку новую приемлю.
  
   И потому, что я постиг
   Всю жизнь, пройдя с улыбкой мимо,--
   Я говорю на каждый миг,
   Что все на свете повторимо.
  
   Не все ль равно -- придет другой,
   Печаль ушедшего не сгложет,
   Оставленной и дорогой
   Пришедший лучше песню сложит.
  
   И, песне внемля в тишине,
   Любимая с другим любимым,
   Быть может, вспомнит обо мне
   Как о цветке неповторимом.
  
   Ну, нет бензина. Ауфидерзейн. А если появится человек, который придумает, как бензина доливать, то на земле будет перенаселение. А треснет по швам земной шар. Ведь и так перенаселение. Но пока мы выживаем, ибо виноват Китай. А так, нормально живем, чо. Когда население России уменьшится миллионов до 90, территорию поделят, и все на том.
   -Значит, приезжаем мы раз в Славянск, - говорил Барков, - ну, вечером не работали. Вечером забухали. А утром встаешь, а водки нигде не купить. А как работать? Закон новый, ети его мать.
   -Ну и чо? - спросил я.
   -Украли.
   -Водку?
   -Да. Пошли в супермаркет. А там водка так и стоит, просто её на кассе не пробивают. Ну, мы давай глазами камеры искать. Смотрим, нету камер. Ну, непорядок. Надо водку брать, надо бухать. Взяли, нормально. Кто виноват? Правительство. Что народ делает? Крутится. Правильно.
   -Водку изобрел Менделеев, - проговорил Вассилий Дудкин.
   Это очень серьезная тема - изготовление водки Менделеевым. Это вещь великая. Если мы об этом говорим, значит, в голове еще не зима. А ведь представляется - наступит осень. Великая осень. И все люди облетят. Нет, останутся на зиму, останутся сосны и ели и кто-то еще. А потом, весна. А тебе все равно. В Африке нашли древнего чувака, его возраст был 160 лет. Когда его опросили, то поняли, что все это правда. Представьте себе такое. Революция была больше ста лет назад. Это значит, что к приходу Ильича, к воцарению красного дьявола, вы уже вышли на пенсию, и все уже было позади. Но фиг, фиг там. Впрочем, это дет-сто-лет, он почти все пропустил. Он жил на природе. Там что сто лет назад, что сто лет вперед, все одно и то же.
   -Вот, - сказал Денис Дудкин и прочитал с телефона:
  
   Ингредиенты: водка -- б л, калган -- 50 г, трава полыни, ромашки, ягоды можжевельника, корень полевой зори, александрийский лист (сенна), корень пиона -- по 15 г.
   Приготовление: мелко раскрошите растительные компоненты, добавьте водку. Поместите в тепло для настаивания. Спустя неделю процедите. Принимайте водку 3 раза в день до начала еды по 50 г.
  
   -Что такое калган? - спросил Гуров.
   -Это когда стиральные машины рекламируют, говорят про калгон, - сказал я, - а калгон - это калган. А калган - это обзываловка такая. Говорили, в 90-х, слышь, ты чо, калган.
   -Трава, по ходу, - проговорил Денис.
   -Курнем? - спросил Вассилий.
   -По любому, заметил Барков.
   -А вот еще, - сказал Денис Дудкин.
  
   Водка с желудями
   Ингредиенты: водка -- 1 л, желуди -- 200 г.
   Приготовление: очистите и измельчите желуди. Добавьте водку и поместите в тепло на 2 недели. По прошествии этого времени процедите.
   Этот напиток полезен при воспалении легких, а также при болях в спине и суставах.
   Водка -- это раствор спирта с водой в процентном отношении 40% к 60%. Такое соотношение воды и спирта было выведено Д. И. Менделеевым как идеальное для достижения наибольшей однородности полученного продукта, вязкости раствора. В то же время это отношение является оптимальным для наилучшей усвояемости водки организмом. Кроме того, было доказано, что именно такая смесь при употреблении выделяет наибольшее количество теплоты.
   Позвольте представить Вам несколько рецептов приготовления лечебных водок, которые издавна готовили на Руси для исцеления от всевозможных недугов.
   А, вот
   Калганная водка
   Ингредиенты: водка -- 1 л, калган -- 8 г, корни полыни цитварной, ревеня, имбиря, горечавки и сабура -- по 4 г.
   Приготовление: калган мелко раскрошите и добавьте смесь из корней. Влейте в смесь водку и поместите посуду для настаивания в тепло. Спустя 15-20 дней настойку можно считать готовой. Процедите ее. Хранить настойку необходимо в темном месте.
   Пейте настойку 2-3 раза в день по 50 г перед едой для повышения аппетита. Также ее используют в качестве противоглистного и слабительного средства.
   -Калган, - сказал я.
   -Денис, ты - калган, - сказал Рыбин.
   -Сам ты калган.
   -Короче, давайте, накатим, калганы, - проговорил Вассилий.
   После чего я рассказал, как гнать самогон.
   -Я, пацаны, я знаю, - сказал я, - я - потомственный самогонщик. Но учился я сам у себя. Это основа алхимии. Когда ты ничего не знаешь, но идешь своим путем. Значит, надо подобрать аппарат. Сейчас в Интернете продаются портативные ректификационные колонны. Там ничего сложного, и деньги берут ни за что. Надо, значит, найти выварку. Сейчас их уже не производят. Но я недавно на рынке купил новую. Спросил у мужика, а он мне говорит, что у него дома - целый склад выварок. Совсем новые. Говорит, берут их мало, а дело хорошее. Ну, купил я выварку. Купил я краник. А краник в народе, кстати, называется крантик. Щас тоже уже не помнят. Народ стал другим. Крантик, он и есть крантик. Прикрутил крантик, и внутри закрутил змеевик из алюминия. И все. И нужна советская флага. Вот туда идет шланг. Теперь, надо сделать брагу. Классика - это дрожжи и сахар. Сейчас все дорого, так-то. Я делал с пшеницы. Берут колготки. Кладут туда три кило пшеницы. Смачивают, вешают, ждут, когда начнет прорастать. Потом, эти колготки опускают во флягу. Добавляют сахар. И добавляют дрожжей для разгона. Вполовину меньше, чем надо. Надо, чтобы пшеница начала бродить. Так получают брагу. И все. Гоним. Тут же пробуем первач. Вторяк нормальный, третьяк раньше давали забулдыгам за работу - например, просят забулдыгу - слышь, спили мне дерево за бутылку. На дачах всегда ценился такой самогон. А теперь уже такое не прокатит.
   Это и всё. Эх, раньше-то были пьянки. Нет, ребята, они, может быть, будут сидеть еще. Я размышлял о металлической сетке, которую надо было купить, чтобы поставит теперь на окнах. Это дело хорошее. Есть сетка широкая, и её можно хоть на что, хотя применяют где-то в строительстве, а также обвязывают кустики розы, чтобы они не росли в ширь, не махали палками-руками, и чтобы никто за них не цеплялся. Квадрат такой сетки - он примерно сантиметр на сантиметр. Самое что ни есть для сада. Я вспомнил, как ездил в Голландию Хачикян. Все таки, это политика, когда что-то извне ругают. Правильно, вроде бы это идея и мысль - как так, хорошо в Европке? Нет, это врут. Врут, и все тут. Поехал Хачикян за розами. А там - ух, ряды теплиц, целый город из теплиц. И вот, сфотографировался он и показывает. И говорит:
   -Мы построим бау-центр.
   А дочке егоной было 24 года, а выглядела она на 54. Не знаю, как так. К ним пришла налоговая, пришли судебные приставы и говорят - пора арестовывать. Дочка начала драться. А была она девушкой не маленькой, девушкой-сумо. Словом, был жуткий грохот в их офисе, крики "убивают", треск, шум, но ничего арестовать не удалось. Потом была целая сотня звонков под заголовком "слищищь", в итоге ничего они там не арестовали. Потому что потому. Так вот, Хачикян на фотках был злой - будто он на война. А все голландцы улыбались, радовались. И ничего не сделаешь. Можно утверждать, что земля наша - широка и благодатна, но все это попытка вырастить у себя на лбу рог единорога.
   В 17-м году был Ильич. Ильич распял простор. Это напоминает сброс атомной бомбы. Взрыв, и простора нет. И на месте - лишь радиация и руины. Появились, конечно же, сейчас всяческие любители Иосифа Джугашвили, хитроумного преступника на вершине красного олимпа, но, когда радиация сошла, выяснилось, что люди мутировали. У них нет корней. Нет веры. Они могут лишь вырывать друг у друга куски изо рта.
   Конечно, можно придумывать хоть какие кризисы.
   -Ну я пойду, - сказал я.
   -Сетку купишь? - спросил Рыбин.
   -Конечно.
   -Да. Именно завтра и купи.
   -Куплю.
   -Металл?
   -Да. Только металл.
   -Давай на посошок.
   -Давай.
   Я вышел и показал месяцу деньги. Он был очень тонкий, очень стройный, и, видимо, очень гордился этим. Месяц надо правильно смотреть. Когда он находится низко у горизонта, нужно, чтобы под углом к твоему глазу не было никакого фонаря. Он все испортит. Желтая краснота. Именно такие месяцы оснащены ножами, про них и говорят - вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана.
   Надо не упустить этот момент. Покажите месяцу деньги. Он вас отблагодарит. Впрочем, еще бывают такие же обряды, вернее, сходные. Например, если вы увидите собаку породы боксер на большом расстоянии, громко крикните. Собака подпрыгнет на месте. Это - один из тайных методов знания о вещах. Человек сам себя уже достаточно изучил, хотя это и не так. Но количество подходов достаточно большое. Один парень так замучил своего боксера, когда я сказал ему: отойди подальше и кричи "эй".
   И вот, он кричал "эй", боксер прыгал на месте. Потом у него закончились силы, и его пришлось нести домой на руках.
   Ключи. Ключ к русскому человеку был в водке. Теперь, когда на западе поняли, что заставив русского тащиться от резиновых изделий в Макдональдсе, они убьют русский дух, так и будет. Но ничего. Древний Рим много веков стоял. Больше нет его. Нет и Византии. Будут строи пепсикольных мастурбаторов, радость, корпоративная чешуя. Это все, что можно сказать о перспективах. Но один человек на всю длину государства лечь не может. Он только встал, только и лег. Его укладывают в земляную кровать, там он превращается в скелет. Скелет этот лежит очень долго, но потом превращается в мел. Вот в школе, мел, да? Мел, это спрессованные древние люди. Нет, мы все эти вещи уже проехали. Сейчас в школах интерактивные доски. Надо ехать в Африку. Там еще пишут мелом на досках. Африка - святая земля. Да, жить там не просто. Но этот мир ближе всего по времени к моменту, когда некие непонятные братья прилетели с неба и сказали:
   -Слушайте сюда. Сейчас мы объясним вам, как выращивать свинью и доить корову.
   На Руси уже почти нет коров и свиней. Все это потому, что метод - "пробежал, обернулся, выхватил кусок и открывшего рот и побежал дальше" - теперь достиг самых больших высот. Из других стран завозят биоматериал, биомассу, в том числе, списанное со складов мясо 50-х, 60-х годов. Дураки любят говорить: во всем виноваты дураки и дороги. Это, кстати, индикатор. Это я вам говорю. Хотите узнать, умный человек или дурень из дурней. Спросите, кто виноват. Если он ответит, что не знает - стало быть, нормальный в целом человек. Если скажет что дураки и дороги - то дурак, увалень, валенок, остолоп. Ну, и, небось, блогер. Больше ведь негде себя проявить.
   Я шел и все смотрел и все ждал - когда же месяц скроется. Человек может быть королем внутри себя самого. Не страшны ни буря, ни ветер. Октябрь медленно поворачивается к другой стороне Солнечной системы. Завтра, говорят, +18. У осени еще есть потенциал, она еще не безнадежно умерла. Это - ветеранские попытки сделать рекорды в области ощущения лета, в позывах видеть лес и трогать руками тонкую гладь реки.
   Можно пойти на рыбалку.
   Нет, знаете, можно пойти на рыбалку без удочку. Взять с собой тетрадку и ручку и сочинить там стихи, штук десять за раз. Или сразу двадцать. Как бы показывая, что время и так получило фору, хватит его кормить. Пусть немного посидит на хлебе и воде.
   Говорят, надо еще так сделать. Приходишь на рынок, ходишь и думаешь. Кто умеет ходить и думать? Никто. Суета сразу же тебя глотает. Блогеры часто размещают фотографии, как белая акула охотится на тюленя. Так вот, в некоторых случаях тюленю удается уйти. Поэтому, если не поддаваться, можно найти место, где прямо на лотке делают самодельные ножи. Покупаем нож. Говорим себе: эта вещь разрезает реальность.
   И больше ничего.
   Я воткну нож рядом с собой и задумаюсь. Как писать? Что писать? Разве я поэт? Или это, все же, комплекс, и все это чудится. Нож для земли, нож для яблока. Ножом, кстати, можно резать сетку и забивать гвозди, чтобы не прыгали кошки. Металл! Но лучше молоток и технические ножницы. Дома должно быть много инструмента. Чтобы было, куда силу рук приложить. Не беговую же дорожку покупать. Или вот для собаки - да, в самый раз. Ставишь её, она бежит.
  
  
  
   Рубинштейн
  
  
  
   Я так и думал, что все пойдет налево. Но он парнишечко был резкий, как дрожжи. Но не все дрожжи резкие. Воронежские плохие. Пацанчики на Земле Русской завсегда мутят так, что любая идея превращается в воровство-only, то есть, вот корова. Дело-то хорошее. Корова. Подоил, попил молока. Пацанчики доят насмерть. Подходят, доят. Потом молока нет, а они доят, высасывают кровь, потом корова падает, и все, и труп. Так и вся индустрия погибла, и сельское хозяйство, или, вот, лапша. Лапша китайская. Лапша вьетнамская.
   Когда ты часто смотришь ящик, ты видишь там фиги особенно маковые. Политика, смысл в кубе. Дважды пять - погнали - шесть, семь, восемь, девять, десять. Нет, только не четыре. Никогда. Никогда на свете - так людей приучили, чтобы они не понимали. Плохая лапша - тут нет никаких факторов исторических. Тут только - свойство пацанчиков первобытное. Ты идешь по лесу в шкурах. Смотришь, сидят две девушки в шкурах. Одна - беззубая, её слон ударил хоботом по лицу, другая - одноглазая - она боролась с носорогом (отсюда и пошла классическая борьба). У них на двоих - одна груша. Они собрались её есть. Ты подкрадываешься, хвать - побежал. Груша уже надкусанная, но это ничего. Древний мир же. И бежишь ты с этой грушей. Садишься на камень, и оба - жрать собрался. Укусил пару раз, тут кто-то хвать - побежал. Ты оглянулся - уже никого нет. Но волноваться не надо - эту грушу потом еще много раз выхватят, а у кого-то предпоследнего кусок выберут прямо из глотки. Последний в этой цепочке прибежит, сядет на камень и дожрёт.
   Это - суть русской жизни. Теперешней. Мы не берем тот исторический период, когда члены ВЛКСМ еще не взорвали храмы. Все, что ныне - это большое и долгое после. Лапша вьетнамская - эх, тот незабываемый вкус начала 90-х. С тех пор лапшевая вотчинка держится в руках пацанчиков, переходит из рук в руки, качество все падает, а нам рубают по мозгам информационным топором. Мол, мол.... Хотите сказать, еще есть такие страны? Нет. Нет, не будет. Если хотите что-то изменить, изобретите машину времени, возьмите АК-74 и истребите ВЛКСМ. Ладно. Давайте напишем об этом роман. Но их и так много, романов таких. Это - еще одни пацанчики. Они держат книгопечатание. В случае с лапшой не все так смертельно. С книгой - хуже. Тут тоже выдаивается все до основания. В данном случае, выдаивается что-то, что осталось от русской культуры. Кажется, ничего уже нет. Нечего доить. Но, впрочем, еще оперу с балетом не доили. Да, а как подоить? Даже не знаю.
   Парнишечка же разработал такую операцию. Деньги - его собственные. Но их надо скрыть от компаньонов. Значит, я выхожу с сумкой денег, он подъезжает на левой машине, выходит в маске, наставляет пистолет, забирает деньги и уезжает. Все это снимает камера наружного наблюдения. Только и всего. Камера снимает, парнишечко уезжает. Потом, конечно, вызовы во всякие там участки. Следаки. И что касается денег, мы делали это по дружбе. Такая она. Дружба, то есть. Её я имею в виду. Даже не знаю, какой хрен нас связывает.
   Все вышло очень плохо. Я вам скажу сразу - это был его последний день, парнишечки этого. Его прямо там и загасили, на операции на этой, с виду - совершенно невинной и простой. Он сам к этому и тянулся. Бывают крайние случаи дурной борзоты - я знал человечка с душой в три грамма, он ходил с пистолетом просто так, для понта. Нет, тут все было продумано, но я все равно не дал бы его жизни много баллов. Так вот, я нес этот деньги, а он подъехал на красной тачке - распрекрасная вся такая, хотя видно, что весь этот внешний лак не стоит и выеденного яйца. Открыл дверь, очки черные, улыбается. Достал свой пистолет, машет им, тут-то мусора и взялись откуда ни возьмись. Это, я скажу, чистый несчастный случай - там они, менты эти, проходят раз в десять лет, ибо таких мест много. Они пасутся там где надо. Но и падение астеороида в теории происходит один раз в миллион лет.
   Словом, встал парнишечка как вкопанный. И начинается обычная процедура - стоять, руки за голову. Он стал делать вид, что собирается стрелять. А они не собирались, а начали. И все дела. Он прятался за машиной, потом бросился бежать, там его и завалили.
   Это и всё, что я могу про него сказать.
   Теперь я расскажу такое дело. Я веду дневник. Недавно я нашел зеленый дневник, очень маленький, карманный. Ему лет 15. Я обрадовался встрече с собой. Это был другой я. Старый я. Я нашел список продуктов. Видимо, намечался фуршет.
  
   Пластиковые стаканы -10
   Паштет - 3
   Колбаса - 1п
   Помидоры - 10 шт
   Огурцы - 10 шт
   Лещ большой - 2 шт
   Баночка фасоли
   Горошек - 1(2)?
   Кукурузка - 1
  
  
   Телефон.....
   Света (Наташа)
  
   Я задумался -как ведь оно одновременно? Света (Наташа). Один ли человек. Телефон один. А Света, она же и Наташа. Вот дела. Но в памяти я Свету (Наташу) так и не восстановил. Я не помню. Я не бабник. Хотя тогда был не женат, я бы не сказал, чтобы блокнот был полон Свет(Наташ). Но странно, память словно с дыркой от пули. Видимо, то был я один, а это - я другой. Поэтому и встреча.
   345-678
   Ашот
   Ашота я помню. Имя у меня ассоциируется с шортами. Шорты - Ашот. Я помню, мы поехали его и побили. Прямо толпой приехали. Он почти ничего плохого мне не сделал, но - была пара слов. Вечерами после работы он ходил в компьютерный клуб, смотрел порно и хохотал. Еще он брал сына своего, в клуб. Сидели они рядом. Отец порно смотрел, сын в игру играл. А вот в детстве, да, когда показывают в кино голых, дети смеются. Так и Ашот смеялся.
   А жалко его не было, нет. Но мы же его не убили. Это даже и не наказание было. Просто надо было, хотелось просто. Взять и начистить ему рыло. Тем более, Ашот. Как не начистить?
   Но все равно, резонанса в душе нет. Я, не я. Вот жизнь - набор переходов людей внутри человека. Это верно, нельзя в одной поре жить. Иначе ты просто сук, просто сукой торч от дереве в сторону. Художественно сказано.
   Я нашел еще один блокнот, и это был еще один я. Я даже более ранний, нежели тот, что заглянул кулаком в нос Ашота (шорты). Да, хотя встречаю любого Ашота, сразу представляется какая-та рыба, типа рыбы-меч, какие-то шипы, какие-то каковости.....
   Блокнот этот наполнен мыслью, которая началась опосля работы в журналистике. Но ту тему я даже не трогаю. Я вообще всегда сочинял то, чего не было, и ни разу не взяли за руку. Например, вот, тайны кладбища. Сенсация. Члены тайной секты приходят ночью и ворошат темные углы. Но я сам ночевал на кладбище. Это было еще одно я, также промежуточное. Я взял одеяло, пришел на кладбище, влез подальше, отыскал скамейку, завернулся и спал. Было отлично. Сон на кладбище что надо. Ты словно в центре темного круга, который вызвал Корвин, но все это типа в фильме, и никто не может причинить тебе вреда. Собаки бегают там, по дорожкам. Сторожа, они имеются где-то в начале, у ворот. Да и то, они и не сторожа, а какие-то пьяные субъекты. Там у них домик, они занимаются тем, не знаю чем - ибо кажется там уже не хоронят. Только приходят с цветками, с букетиками. Могилы все очень старые. Например, вот, какая-нибудь дама года 1890. То есть, это она пошла туда, в нефтяную темную даль. Ты стоишь и мечтаешь - вот ты - колдун. Мерлин какой-нибудь. Впрочем, это будет стянуто немного из Урсулы Ле Гуин, но все равно - нормально.
   Словом, блокнот времен пост-журналистики. Он не открывался 14 лет. Покрылся мхом. Покрылся пылью. Там был набросок о коте.
  
   "Его нет. Он даже не знает, что его убили и сделали чучелом. Он постоянно отчитывался перед собой. Он не победил и не проиграл".
  
   Крутая запись. Вот, в те годы, был кот по имени У, он был строгий, всегда выходил в форточку, чтобы разобраться с нуждой своей. И я его звал: У-у-у-у-у.
   И он прибегал. На У.
   Но все же, вернемся к идее о множественности Я. Одновременно все эти Я жить не могут. Не то, что нужно шизонуться. Шизонуться - это другое совсем. Здесь ты живешь полней, чем какой-нибудь Билл Гейтс. А знаете почему? Он один. У него одна всего жизнь. Да, бабок только много. Но жизнь одна.
   Про деньги я любил думать в одной из ипостасей. Только и делал, что о деньгах думал. И ночью думал, и днем думал. Когда ты о них думаешь, они все дальше. Это как воробьи. Это даже на 102% воробьи. Попробуй, поймай воробья. Побегай за ним. Ты бежишь, а он все дальше. Но, впрочем, можно так гоняться и за орлами, но орёл - это вот Ашот, он орёл. Говорят еще - Орол. И показывают ладонь. Приставленную к носу. Ну это вы знаете. Деньги, деньги. Голова вся такая серая. Мозг похож на съедобные каштаны. Он может быть похожим и на несъедобные каштаны, но тогда вообще швах. Значит, снаружи каштан коричневый. Внутри - ядро. Его едят. Каштаны же еще можно жарить. Еще можно варить. Растут они в горах сугубо. Больше нигде.
   Нынешнее бытие - это такая форма Я.
   Теперь остается угадать, вру я или нет. Мой друг - Дроу. Не путать с героем армянского сопротивления Дро, потому что он был изначально Дрон, но дрон - это бот такой. Dron. Есть еще дро дру дрон, типа бегин, бигэн, беган, но не стоит мучиться.
   На самолёт мы сели в Африке. Там мы искали одного парня и все думали - что ж с ним делать, если поймаем. Вот так же ловят муху, которая залетела в комнату и жужжит. Большая и зеленая. Маленькие мухи также не безобидны - они норовят сесть на голову и прожужжать в волосах, это очень мерзко, за это надо убивать сразу же, не раздумывая. Но такие мухи могут быть беспосадочными. Ты ждешь с мухобойкой, когда она приземлиться, но фиг на воротник, летатет она все время, вообще не садится. А ты думаешь - ну сядет же она однажды. Да нет же, и не собирается. Все летает и летает. Значит, ловить надо на лету. И еще помню, мне тетя родная рассказывала, как бабушка умела на лету мух ловить. А сказала она это, когда увидела, что я также умею мух на лету ловить - она говорит - все ж это родовое у нас. Ты так же умеешь, как и она.
   Она, может быть, подразумевался, что я потом передам это умение детям. Но к примеру, ладно бы, жили бы мы в период 10-19 век. 900 лет. Вот. Передаем себе от отца к сыну (ну или от бабушки к внучеку) умение ловить беспосадочных мух. Но вот, еще 20-й век. Еще ладно. Но теперь даже в самой зачуханной африканской деревне может быть спираль по типу фумитокса. И приехали. Цивилизация совсем теперь иная. Молодым хорошо - они с юности владеют сотиками и прочими вещами.
   В общем, мы ничего особенного не задумывали. Мы по пути выбросили его из самолета. У нас был договор со вторым пилотом и второй стюардессой. Больше никто ничего не знал. Дело было произведено очень коротко, очень багажно.
   -Там неплохо, - сказал я.
   -Надо пить, - ответил Дроу.
   -Да, в самолётах всегда пьют.
   -Кто не пьет в самолете, тот не летит.
   -Знаешь, что, - проговорил я, - всегда надо делать крайние вещи. Что бы ты сделал, если бы тебя выбросили из самолёта?
   -Сконцентрировался. Помолился бы.
   -Почему?
   -Бог существует. Он услышит.
   -Заберет к себе?
   -Можно выжить. Поверь мне. Я читал случаи, когда люди выживали, падая с самолёта, с очень больших высот.
   -Ты считаешь, он выживет?
   -Нет. Навряд ли он знает имя бога.
   -Да ну тебя.
   Облака. Белизна. Одна белизна - это есть такой препарат. Белизна. Если его залить человеку в рот, то человек умрёт. Ну и вторая - пыль и пух. Все летят, чего-то планируют, а я, а люблю мечтать о том, что мы разобьемся. Это не значит, что мне надоело жить. Просто в таком виде смерти есть что-то романтическое. Поставят памятник. Самолёт, крыло, светлый образ. А тот парень, его и не найдут. Может, у него вырастут крылья, и он улетит.
   Но не время думать об этом. Песня жизни играет. За бортом - минуса.
   -Трахнешь стюардессу? - спрашиваю я.
   -Конечно, - отвечает Дроу.
   -Ты уверен?
   -Конечно. Надо заказывать бухло. Себе, другим.
   -Нет, я имею в виду стюардессу.
   -Не бывает невозможного.
   В самолётах спиртное дорогое, что не жить. Но не пить в самолёте грешно. А вот по жизни - можно и не пить, это уже личное дело каждого, даже если ты спортсмен. Футболисты - народ пьющий. Вот Кержаков - пивка хряпнет, и на поле. Попасть нельзя, играть можно. Но как-то и не нужно иначе. Ты находишься над землей, над облаками. Прыгуны с пивком не пойдут играть. В хоккее, может быть, вратарь. Стоит, выпил. Никак не определить. Надо только вспомнить роль Башарова в Ассе: я был нетрезв! Я был нетрезв!
   Ну и его монолог о Гагарине - это учебник для духа. Дроу пошел искать пути сношений со стюардессой. Я вам скажу, что все возможно, ровным счетом все. Если ты совсем, если ты до конца, если ты сам себе объяснил, и все.
   Но хотя чего тут пересказывать. Алкоголь дорогой, и весь салон напоить не удалось. Мы прилетели в Рим, и я был уверен, что сейчас мы наконец-то разобьемся. Так хотелось сгореть, да еще и не умереть моментально, а гореть. Тебя зажало между сиденьями, кругом - то трупы, то - живые еще, но потенциальные скелеты, а ты держал в руках фотоаппарат, и он был на веревочке, и его там, где-то впереди, прищемило, и это тебя держит, и ты дергаешься, но уже все предрешено. Пламя объяло куски салона. Самолет выкатился за пределы взлетно-посадочной полосы и ударился о бетонную стену. Топливо загорелось, поедая жизни. Взрослые, дети. Так все равны. Так все просты. А у тебя вытянута рука, из-за твоего хренова фотика, а так бы....
   И вот, ты начинаешь гореть. И ты смотришь сам на себя, горишь ты медленно, как фитиль. Раньше, в какие-то годы, на земле существовали керогазы. Это такая штука, на которой можно сготовить поесть. Что-то типа плиты, но баллона никакого есть, есть только маленькие ёмкость с капельницами, которые смачивают круговые фитили, сделанные из какого-то не совсем горючего материала. Фитили горят, вот вам и горение. Как бы - медленный синий цветок. Газ - более быстрый синий цветок. Горящий самолёт - это непомерный синий цветок. Снаружи он весь объят пламенем, а изнутри еще кто-то жив, еще минуты. Представьте, он за эти две минуты, пока горит, напишет стихотворение, а потом успеет сообщить его через мобильный телефон.
   Мы прилетели в Рим, мы вошли в кафе, чтобы выпить воды с водой в прикуску с каким-нибудь представителем злакового на земле хлеба на территории древней земли. Я спрашиваю тогда:
   -Ну что?
   -Что, что?
   -Ну, на счет этой, бортпроводницы.
   -Какой именно?
   -Ты косишь, Дроу!
   -Нет. Все получилось.
   -Врешь ты все.
   -Давай на спор.
   -А как я проверю?
   -А взял у неё телефон.
   -Вдруг вы сговорились.
   -Как ты себе это представляешь.
   -Очень просто.
   -Нет, поверь мне, друг, - Дроу все время корчит какие-то непонятно какие-то сложняки, - сговориться сложнее. Тогда это - любовь. А как это? Нет.
   -Значит, она - нимфоманка.
   -А все стюардессы - нимфоманки.
   -Почему?
   -Ну, все боксеры - люди с большими руками. А если у тебя фамилия Хлеборезов, значит, твои предки резали хлеб. А если ты - рекордсмен мира по ныркам без акваланга, значит, ты от природы очень грудаст, парень. А если у тебя фамилия Рубентшейн, то сам знаешь что.
   -Не чтокай.
   -Да, а если ты стюардесса, значит - нимфоманка. И ты идешь по салону. Ты все время хочешь. Ты - героиня фильма Тинта Брасса про огурцы, где девушку закрыли на ключ, чтобы она успокила свои дурные и буйные желания, но они ошиблись - они забыли в коморке той корзину огурцов.
  
   Про Дроу уже больше нечего говорить. Возвращаемся к красоте. К нетленному. Один толстый блокнот с записями, где перемешивались мои репортажи и мысли, я забыл в парке. Я вообще весь тот день сидел на мраморной крышке какой-то клумбы - это когда край такой штуки, такая загородка миниатюрного поля, где внутри - земля, и расти себе не хочу, если ты растешь. Ну то бишь, корневой ты. И я мечтал. А думал я о всяком. Замечтался, например, о бессмысленности бытия. Думаю, а чо. Чо жить-то? Но потом ушел. И как полный лопух, оставил этот блокнот. И потом, его нашел один человек. Читал, читал, потом мне его вернули. Внутри, среди страниц, была визитная карточка. Не великое это дело, надо сказать. Мужичку все это понравилось. Но я уже тогда научился к людям подходить тыльной стороной, темной стороной луны, сознания. Это так давно, что и помнить незачем.
   В самых разных порах, в самых дальних краях жизни, тоже были дневники. Пока ты совсем зелен, как, например, головка белены, то оно все классно до бесконечности. Класнейшие дали. Сумрак возможно. Безответный вообразительный четкач. Но конечно есть товарищи, приземленные с детства. У меня есть два таких брата. Сейчас они выросли, а раньше проходили пешком под ногами. Им лет по 30. Они еще говорить не умели, а уже рассуждали о ценах. Купил я книжку. Думаю, расчитаюсь с этой. Именно с одной "с" пишется. Как разминка. Потом, подогрею мозг на второй. На третей уже буду умный-умный, и тогда лишь останется заявить, что в жизни я достиг всего. А один из них, молекула, спрашивает:
   -Слышь, а сколько стоит?
   Я говорю:
   -В смысле? Кто стоит?
   -Книжка.
   -А зачем тебе?
   -Как зачем? А про что?
   -Да так.
   Они уже с тех пор все считали. Все думали, они будут финансовыми гениями. Мой еще один брат, который захлебнулся чтением (хотя он и не умер), но с тех пор у него выросла книгорешетка, от чего он перестал развиваться, еще тогда сказал: мол, ничего, не будет из них ничего. Нет толку.
   Так и вышло. Один сразу в грузчики пошел, другой сначала барыганил. Сотики продавал. Но так, по-пацански. Даже объявления не давал в газете. Ему мнилась принадлежность к субкультуре босячества. Но и он теперь грузчик. Хотя, конечно, ходили, посещали. Получили корочки. Финансовый, кстати, университет.
   Красноватый (с грязной обложкой) дневник не заполнен до конца. Спустя годы его можно дописать. Грустно как-то. Ведь то писал не я. Другой кто-то.
  
   Экстраполяция.
   Выведение прошлого из настоящего.
  
   Остальное зачеркнуто. Что я там имел в виду?
  
   Там очень много страниц, которые вообще полностью зачеркнуты. Для истории это фиг на масле постном. Для меня - это память о доисторическом.
   В конце концов, я приехал к дяде Лёше. Он мне сказал, что надо собираться и ехать на разборки. Он так сказал и ушел. А я пил чай. И пришел какой-то маленький мальчик. Оказалось, его зовут Эдиг. Сейчас не говорят Эдик. Только Эдиг. А во Франции говорят Эдуар. Последняя буква съедается. Ну и в армянских традициях есть такое. Например, вместо Геворг говорят Гевор. Как будто какой-то там варан. Еще, одни хитрые армяне делали тушенку. Но, конечно, есть правило правой руки. То есть, правило нашей земли. Она звучит: обмани ближнего своего. Воруй. У них был родственник в депутатстве. Они везли из Венгрии обрезки от индюков. Вмешивали массу с крахмалом и соей. Выпускалась говяжья тушонка. Называлась "Гепар". Что в переводе с армянского - гепард. И в доказательство на бумажку печатали гепарда, который бежал по снежному склону Арарата вверх. Хотя, это должен был быть барс. Но какая разница? Жрать захочешь, будешь жрать и гепарда.
   -Привет, - сказал Эдиг.
   -Привет, - сказал я.
   -А это - кот Лёша, - сказал он.
   Я стал смотреть, но фиг было кота. Тогда он пошел, мальчик, и принес кота. Был он большой и спящий. Дядя Лёша говорит, что Лёша - еврейской имя. То есть, не Алексей, а Лёша. Вроде бы разные вещи. Но все это было на почве одной истории про Лёшу Ярового, который хотел перекраситься - а парень он был с молодости хитрый, но какой-то не такой. Хитрость - это как бы для жизни. А если ты любишь зажимать - то это значит, не важно, кто ты. Так вот, одолело Лёшу это дело. Лёшу Ярового. А начинал он с ментовки. С 96-го года все шли туда. Шли с понятно какой целью: ментеть. То есть, живешь ты, ментеешь, и больше ничего. Из чего я уже в те годы сделал вывод, что бывают души, которые в ментовстве с юношества. Лёша уже давно там не работает. Но некий лукавый огонек сволочоного следака так и остался в глазах. Так вот, Лёша хитрит так - он, когда ест, ни с кем не делится. И однажды ему пришло в голову, что он - еврей. Но это про меж пацанчиков и раньше ходили такие дела. Ну и потом, русский человек, мы знаем его отрезанные корни. Их попросту нет. Только какие-то лианы, которые он сзади себя тащит. Да ведь можно и страшнее сказать - это выпушенные кишки. И кровяной след. Это потому, что ты ни к чему не привязан, нет корня, нет родины. Она есть. И нет её. Потому что - что это за родина, из которой желательно поскорее убежать. Это лагерь.
   И все понимают, что лагерь. И хочется прирасти корнями своими, обрубками, к чему-то еще, а кому ты нужен? Никто тебя не примет. Ничего не сделаешь. Не надо каяться за Ильича, за Кобу там. Надо просто пойти, выискать место, может быть, это будет обычный песок. Надо привезту удобрения. Надо посадить туда обрубки. Нет, ясное дело. Тут же кто-то прибежит, начнет у тебя забирать этот кусок песка. Начнут тебя доить за песок за этот. И ты, волоча свои капиллярные трубки, убежишь, например, в Канаду. Там ты и прирастешь. Земля там иной плодородности. Ты вскоре переродишься и будешь навечно другим. Все это я сказал из-за него, из-за Лёши. Сейчас он работает бригадиром в бригаде по установке лестниц. На голову стал подгонять парень. Лет ему 35, 36. Сам с собой разговаривает, читает книжки из цикла "Про успех". Но с ума он не сойдет до конца, это я гарантирую. Но и еще один был Лёша. Сейчас уже вспомнил. Он тоже искал иные острова, искал бабёнок с глупыми глазами, надо было где-то обрубки в землю воткнуть, но все это слишком примитивно. Он тоже зачем-то прикидывался евреем, хотел показать, что - не кусок леса безродного, кусок, осколок без определения, раб. Я могу так рассуждать вечно. Они вот и дневники тому свидетельство. Жаль только, что я там почти все зачеркнул.
   Ты как бы ищешь своё основное Я.
   Если ты ищешь так уж кропотливо, то и в один единственный отрезок времени этих Я - что семечек в пачке под названием "Сёмушка", которую покупают перед футбольным матчем, идут на стадион, чтобы поорать, чтобы вообще выгнать из горла собравшиеся там всяческие мезоны и нейтрино. Последние летят насквозь, через землю. Их пускает из глаз гигантский дед. Он сидит дальше, чем наша галактика. Большинство пролетает просто так, но некоторые связывают людям слова, и им надо выгонять.
   -А вот еще кошка, - сказал Эдиг.
   Ту он попытался принести, но она убежала. А кот Лёша разлегся на подоконнике, перевернулся. Хорошо ему.
   Тогда мы собрались. Я взял автомат АКМ. Это штука нормальная. Раньше все по армиям служили, поэтому, нет никаких проблем с обращением. Сейчас максимум - это трамватика. Но и ладно. Был еще Евгений, который прикидывался, что его зовут Юджен. Но потом он обломался. Был Еуджен Дога, он был как бы румын, как бы молдаванин.
   -Румын. - сказал я ему.
   Нет, он подписывался так в соцсетях. Дядя Лёша сел за руль. Еще, спереди, мы посадили Мишу. У него был скромный пистолетик, и это вообще не канало. Поэтому, ему дали два пистолета. Пятым был молодой Сатша Корпский.
   -Ну что, Сатша, как ты по жизни? - спросил я.
   -Бу, - ответил он.
   У него свой язык. Он стыдится матерного искусства, а потому слова сокращает. Хотя, например, и дядя Лёша любит произносить слово "Б(л)". Часть "Л" съедается так, что это почти что просто "б", но не совсем, но и не "бл", хотя если слушать лучше, может послушаться и крайне далекая, как отзвук взорванной 30 октября 1961-го "кузькиной матери", гласная.
   -Я знаю, Сатша нормальный стрелок, - проговорил я.
   -Значит, что я вам скажу, - произнес дядя Лёша, - сосед заказывает товары из Китая. Он заказал значит себе одеяло за три рубля. Ну, посмеялись. Он потом намекает - мол, хочешь посмотреть. Пошли, посмотрели. Ну, дешевка, что я могу вам сказать. Но за три рубля. Он мне потом показал, в магазине, три рубля. Значит, без наценки оно уже идет рубль. А за четыре - с подогревом. Включаешь в сеть и греешься.
   -Прямо таки и классная? - спросил я.
   -Ну как тебе сказать. За тыщу ты тут лучше купишь. Но купи за три рубля. Хоть что-нибудь купишь?
   -Хрен.
   -Тридцать два рубля, - произнес Евгений.
   -Ты мерил, что ли?
   -Я говорю, в супермаркете.
   Мы, конечно, посмеялись над ним. Но потом, потом мы говорили о культуре чтения книг, до тех пор, пока не нас не остановил случайный мент. Он был один. Странный мент. Пришлось сунуть его в багажник, предварительно отобрав пистолетик. И вы тоже знайте. Бывает там автомат, пистолет, а оружие гаишника - палочка. Пистолет - это пистолетик. Сама система все выстроила. Мы же не борцы. Нам должны бабки. И их не вернут никогда. Сегодня их привезут туда, на автобазу, и мы их перехватим.
   Это с другой стороны горки. Дорога поднимается, опускается, а там - еще четыре-пять дорог, еще пара других заведений, заправки, где некому заправляться, склад металлолома, одинокий Чмэз.
   Чмэз - это такой локомотив. Маневровый. Он так зовется, он так и обзывается. Стоишь в пробке, а впереди - закрыт шлагбаум. И едет Чмэз. Вообще, он вернее зовется ЧМЭ 3, почти что чмо, да ведь вот будем мы ехать назад, будет погоня, а выйдет этот железный черт и перегородит дорогу. И все тут. Ментика первым завалят....
   По приезду мы предложили ему дело:
   -Давай так, - сказал я, - либо тебя щас валим. При чем, ножом. Чтобы шума не было. Либо идешь с нами, помогаешь, мы даем тебе откат, ты с ним возвращаешься на пост. Скажешь, что у тебя был понос.
   - Как понос?
   -Диарея. Скажешь, плохо стало, прямо на посту. Да и кто тебя будет проверять? Сдашь вечером куш начальнику. Какой у вас план по взяткам на день.
   -Палтос.
   -Офигеть, да? - проговорил Юджин.
   -Не, не, валить его, - сказал дядя Лёша, - это палтос он только в кассу сдает. Смотри, пиявка, за счет людей прижился.
   -Нет, не надо крови, - сказал я.
   И правда, отмазал я его, мента. А на душе все ж оставался какой-то осадок. Нет, он парень неплохой был. После получения своего куска он из ментовки ушел и открыл автомойку. Я иногда машу ему рукой. Это недалеко.
   -Привет, Сепа! - кричу.
   -О, здоров, здоров.
   Правда, дружбы у нас нет. Да мы люди взрослые. В таком возрасте уже не дружат. Только дела. Это вот прикиньте облом - нет у тебя друзей на старость лет, ну, или ближе к старости. И не будет больше. И тогда надо сразу же что-то придумывать. Ну вот, я знаю, есть один пример - человек научился разговаривать сам с собой. Радикальная вещь. Это со стороны - это не то. Это иногда по мелочи разговаривают. А то, знаете, конкретные разговорища такие. И остановиться нельзя. На счет того, чтобы вызвать самому себе скорую помощь, то, может, и не надо. Что там делать? Оно и так можно.
   Так вот, надо закончить предыдущий сюжетец. Мы приехали. Сепу держали перед собой, чтобы он никуда не смотался. На пути попался охранник - такой расцапанистый. Это когда такие штаны-трико, с широкой резинкой, шея толстая, с маслом. Лысенький, ясен фиг. И видно, что в душе у него - большой бокал с чужой кровью, и он, может, уже все - на своей пенсии, а бокал этот стоит за просто так. Мы его завалили как ножиком. Которым дядя Лёша хотел Сепу порешить. Дальше путь был свободен. Мы вошли, и там была малина, и мы всех завалили, забрали чемодан и по тихому уехали. Никто нас там не видел. Никто нас с тех пор не искал, так как все осведомленные лица были как раз тут. А никого снаружи от этого круга и не было. Так что и концы в воду. Как говориться.
   А начинал я рассказ свой с информации о пацанчиковости. И надо тут все же закрепить разработанный материал, а именно - все началось с СПТУ. Кадры растились там, растились и множились. Это были веселые и не знающие печали, но - с такой же связкой проводов сзади себя, а именно - обрубками, рудиментарными корнями. Самих корней уж не было давно. И теперь нет. Да может и не появятся. Но это было на определенном историческом этапе, и уже ничего не сделаешь. И вот, крупняк поделили про меж друг друга перекрасившиеся коммунисты, средняк - комсомольцы, а все остальное делили пацанчики. Сейчас нет даже и следов субкультуры. Только в сети остаются ботаники, косящие под пацанчиков. Всяческие блогеры, всяческие сочинители. Среди них много латентных пидорасов. Они потому и стараются быть сильными, сильнее, чем надо, стараются играть во всяких там подклавиатурных казанов и прочих. Это земля такая. Допустим, кричат у нас про лгбт, но у самих гораздо хуже. У нас вся эта сила хранится в скрытом виде, и не дай бог ей выплеснуться.
   Еще я говорил, что надо угадывать что-то в истории про Дроу. Но нечего так говорить. Все так и было. Только никого мы с самолёта не сбрасывали. Это мне потом в номере приснилось. Мы пошли позырить всякие там останки, то есть, объекты, объедки веков, и я снова пристал к Дроу:
   -Так что, слышишь, ты скажи, что там со стюардессой?
   -Отлично.
   -А как звали?
   -В таких случаях имена не спрашивают.
   В общем, я ему не верю. Но вранье - это тоже нормальное дело. Типа красок. Кружок такой был. Акварельные краски, советские, и там - цветов шесть, и они такие по кругу, а седьмой цвет - это дырочка. И можно вешать на палец и болтать, по кругу пускать. И учитель по рисованию, помню, сказал, что это хорошие краски. Медовые. И так и представлялся этот мёд. А многие пробовали на вкус. Вдруг мёд? Я отвечаю, пробовали. Без всякого. Еще были краски сухие, как кожа мумии тутанхомона. Школьно-оформительские. Ничего хуже даже представить себе нельзя. И их тоже на вкус пробовали.
   А, все. Думаю, почему я вспоминаю про краски. В школе мы охотились, понятное дело, на экземплярных децолов. То есть, попроще, так это ученики младших взглядов - либо со странными взглядами (то бишь из области физиогномики), либо местные авторитеты, которые, например, всех лошили, но перед нами были как люди перед пришельцами в начале фильма "День независимости". Нет, не то, чтобы их заставляли есть краски. Давали пробовать. Результаты потом оглашались. Хотя это - лишь часть разнообразных экзекуций тех лет. Всё это сказано, чтобы подчеркнуть силу красок и суть поедания красок - хотя, конечно, повторять этот опыт не нужно.
   Если человек много говорит, ему надо говорить кому-то. Только и всего. Желательно, чтобы это было не дерево, не камыш на реке. Он, как известно, способен выдавать тайны - даже похлеще, чем люди.
  
  
  
   Октябрь
  
  
   Осень, кажется, должна пройти, будто жизнь. Но про жизнь думаешь, что она есть цикл. Одна жизнь - одна пара перчаток. Хорошо, если из кожи.
   Я иду лесом, не видно ни зги. Овалы грибов покрыты каплями, и каждая единственная - скрывающий мир шар, а также жар, придавленный тягой земной. Пелена такова, что река не существует - но есть матовый тоннель, и его траектория есть полёт субстанции через землю. Но у самого берега есть узенькая полоска, где присутствует ил, обозначающий начало.
   Начало реки есть начало пути. Путь поперек - это преодоления основ бытия. Путь в длину мне недоступен, поэтому, я о нем даже не думаю. Река слишком длинна, чтобы принимать всё её тело. Бывают и более великие змеи. Если бы был ученым, если бы в моем кабинете висели фотографии различных змей, то ей бы отводилось всего лишь одно из мест. И их, всех прочих мест, еще очень много. Мы бы начали со змеи космической, со змеи большой. Я и сам не знаю, что это такое. Я лишь воображаю себе это. Ну и потом, когда мы переходим к змеями земли, то стоит отметить самую большую реку. Кажется, прошло уже так много времени, когда была написана и поэма про змею - но этот бег времени измеряется парой месяцев. Время ускорено, и надо бороться с ритмом, который ты сам себе придумал.
   К ветке привязана снасть. Это - в более, чем метре от берега, ибо ветка нависает, и совсем непонятно, как её туда привязали, и зачем. Мы начинаем гадать.
   - Как её туда привязали? - спрашиваю я.
   -Нереально, - отвечает Димон.
   Туман и не думает расходиться. Внутри леса волосы этого осеннего субъекта не так очевидны. Но костер не развести. И хворост, и палки покрыты тонким слоем влаги, и нет никакого шанса соорудить тонкий дымовой столб, который бы оповещал о покорении леса.
   Все дороги заросли. Остались лишь тусклые следы - будто бы какие-то намеки на времени. И если продолжать тему циклов, то это - вещь из той же череды. Листья - сами по себе - ежи. Можно, конечно, представить, что придут и сами ежи и будут их носить. Целая армия. Черные глаза блестят, носы пшикают, сопят. Они пришли собирать листья. И листва их просит, вся, большая, огромное братство листа:
   -Пожалейте нас, ежи!
   А ежи такие горды. И они говорят:
   -Вы пали! Вы падшие. Вы у ног! Вам уже не подняться! Вы будете лежать, и мы будем уносить вас в золотую даль безвременья!
   На реке намечается чувачишко на резиновой лодке. Он хватается за ветку со снастью, снасть эту снимает и смотрит на нас, будто мы ему что-то должны. Это разгадка. Нет, он так и не произносит ни слова. Оттолкнувшись от ветки, он исчезает в тумане.
   -Вот оно что, - говорю я.
   -Как же он добрался против течения?
   -Так и плыл.
   -Нет, как бы он доплыл.
   -Доехал.
   -Странно.
   Но на реке - завсегда своя жизнь, и речные люди выглядят завсегда странно. Они - словно люди из прошлого. Некогда здесь плавали на моторных лодках и собирали на реке коряги. А они, эти коряги, шли массово, словно крокодилы, и какому-нибудь дилетанту и впрямь можно было рассказать про плывущих чудовищ. Но время дерзких моторных лодок ушло, и сейчас вообще никто не плавает.
   Но все меняется. Мы констатируем лишь вещи, которые отпечатались на времени, на общем времени, как штамп. Что такое штамп? Это квадрат. Больше ничего.
   Солнце, должно быть, уже палит туман сверху, но сила его велика. Если же научиться управлять временем, словно лошадью, то мы можем просто удержать их, туманы, на одном месте, и солнца не будет никогда. Это будет мир вечной медитации.
   Мне приходят в голову всякие романы, где герои что-то ищут. Странно, что здесь, в этой земле, не ищут ничего. Лишь вещи. Но эту мысль надо быстро выбрасывать, иначе она овладеет душой, и тогда уже не будет леса - лишь мир большой и человеческий. А он и так вокруг. Он словно соты, от края, до края. Пчелы, непонятные, неясные - чего им надо, зачем они родили людей? Чтобы те всё съели?
   Потом мы снова спорим. Со мной - айфон. Я смотрю название фильма в сети и нахожу имя - Андраник.
   - Не чистый Андроник, - говорю я, - Андраник.
   -Что он делает? - спрашивает Димон.
   -Не знаю.
   -Еще есть Андроник С.
   -А кто это?
   -Это Магнит.
   -Почему?
   -Не знаю. На кетчупе его фотка торчит уже лет десять.
   -Что за кетчуп?
   -Не знаю. Кетчуп какой-то.
   -А Андроник при чем?
   -Потому что есть Андроник, а есть - Андраник.
   -Вот черт.
   Висят красные ягоды. На кусты они - словно последние туристы. Конечно, ягоды - родные дети данного вида кустов. Но теперь все это надо забыть. Сначала идет цветок, сухой, но вполне очерченный, потом внутри - ягода.
   -Умру ли, если съем? - спрашиваю я.
   Но умереть не дано. Внутри плодов сидят червяки. Белые, маслянистые, живые - видим, и их посетила надежда на будущую жизнь. Но я не знаток всяческих биологий и ботаник, поэтому, можно предположить, что жизнь червя уже устроена, и он проживет до следующего года внутри ягодки, а потом выйдет с весной и окрылится. Тогда будет новая прекрасная весна, тогда вновь все оживет, и этот куст будет готовиться к тому, чтобы первые его дети были цветами. Уж потом, уж потом, зазеленеют ягоды, которым суждено будет докраснеться до конца октября, и никто их не съест. Это цикл. Может быть, и таен в мире меньше - надо лишь научиться видеть. Но тысячи лет проходят, мастера наращивают свой потенциал, но не доходят до конца - так как осень есть и здесь. Это не ново. Это банально и для поэзии. Осень. Первая, последняя. Какая разница.
   Пора пить чай. Утро уже давно перешло в средний свой этап. Наверное, вскоре полыхнет солнечным заревом полдень. А здесь - все так же. Настоящая медитационная прогулка такова. Нет никаких красивых мест, ужасных мест - есть лаконичность интерьера и важность деталей, осмысленность каждой формы. Ученикам бы, существуй бы они, поставили б задачу выискать тонкости, выискать силу в завесе тумана, чтобы создать красоту красок. Это были бы ученики тумана. Или ученики в тумане.
   -Давай, пойдем, - говорю я.
   И мы идем. Лесная дорога петляет, мы встречаем длинный забор, сделанный из бревен - ряди по три штуки.
   -Коров, что ли, держали?
   -Может, баранов.
   -Может.
   -У меня есть нож.
   И Димон показывает нож. Это обозначает, что мы сделали шашлык. В теории.
   Мы идем через какое-то поле про меж леса, и поле - то же море. Это потом, минутами спустя, когда туман вдруг впитается сам в себя, окажется, что мир не так уж красив, и жухлая полевая трава - это вам не волосы поля когда-нибудь по весне. А пока, проплывая в этих волокнах, ты понимаешь, что в древности мореплаватели шли в неизвестность, и на пути их вставали из пучин таинственные существа. Туман же может быть и музыкой Харона. Это - тема несколько другого порядка, но она соседствует со всем, что касается спирали и цикла. Лес не обязателен. Но никуда не деться. Если ты пришел сюда, чтобы сказать свои слова об осени, он очень нужен.
   Считать птиц сюда ходят весной и ранним летом. Стреляют объективами. Ищут клювы, ищут крылья. Сверяют породы по каталогу. Я и сам как-то ходил, чтобы сравнивать - тогда это были книжки большие и редкие, эсэсэровские, а теперь можно смотреть всё в электронном спутнике своём.
   Октябрь словно бы застыл. Даже не верится, что он скоро закончится. Мне кажется, нынче время более тонкое, более прозрачное, и я напрасно не старался раньше, чтобы понять, чтобы пропитать самого себя октябрьской краской. Подлинный художник ищет именно это. Его обязанность - найти самый лучший растворитель для воображения, открыть пробку и упиться, и умереть. Хотя страшно. Что ж умирать-то? Нет, не сразу. Не с одного захода. Потом, когда уже не будет вещей незанятых, не прописанных. Верно, если бы была ракета, то в идеале - лететь, смотреть, искать растворитель там. Тогда со смертью надо будет повременить.
   Октябрь будет еще и завтра. Такие пироги. То есть, вот вам и пироги октябрьские. Все это больше касается стихов, потому что нет вещей более полезных для философских экспериментов. Если задуматься, то, конечно, тома Канта впечатляют. Но это слишком уж. Нет, это хорошо. Это лучше всех. Это идеально. Но кто будет читать? Один короткий стих меняет расположение светил в вашей душе, но также способен и породить всяческие камни краеугольные. Этим и должен быть занят художник слова. Камни эти потом подпирают здание мироздания человеческого. И год от года оно всё выше.
   Мы выбираемся из леса. Тумана уж и след простыл. Тишина леса все сильнее, потому что белое волокно её отбирало у нас, а теперь никто не мешает слушать тишину. Каждый лист, который еще не упал, который почему-то задержался в своем висении в этой жизни, теперь имеет возможность прошуршать, упав. Кратко это движение. Но если замедлить время, мы можем увидеть всю величественность траектории. Если теперь оставить часть этого полета на листе, то мы получим бесконечное путешествие - ведь никто не сдвинет этот корабль осени с холста.
   Росы высыхают. Птицы взбираются на верхушки и там кричат. В полдень тут полным полно ворон. Клювы их - ножи. Они пытаются победить найденные орехи, но, как правило, задача эта им не по силам. Тогда происходит зарядка боекомплекта. Ворона превращается в бомбардировщик. Она поднимается и бросает орех на крышу какой-то сторожки. Бах! Нет, не все орехи так просты. Именно поэтому и рождаются орехопады, порожденные воронами. Еще немного, не будет и их. Октябрь перейдет дальше. Палочку свою эстафетную он отдаст ноябрю, и я еще что-нибудь скажу про это.
   Остается позвонить.
   -Девушка, нам машину пожалуйста.
   -Куда?
   -В лес.
   Это и весь октябрь. А в последних его числах солнце хорошенько зажелтеет. Оно даст нам почувствовать всю былую свою силу.
  
   Теннисистка
  
  

В понедельник Сергей встретился с Дьяволом. Дьявол был обычный, но немного чернее обычного - он напоминал медведя с концептуально-народной картины "Превед Медвед", хотя мало кто помнит, что в основе "Превед Медвед" нужно видеть "Невероятное нашествие Медведей на Сицилию". Но память человеческая коротка - во всяком случае, обыкновенная невоспитанная эссенция из людей вся такова - при чем, всякий отдельный пузырек гордится тем, что он не хочет, что ему лень - знания кажутся ему тесным левым лесом, нужным лишь экзальтированным самозванцам.
Сергей хотел закурить, но тут оказалось, что жизни нет, а потому - курить нельзя. Хотя это и временно - ведь Дьявол не может просто так материализовываться. Но и принцип тут не так уж сложен - все события, что имеют место сейчас и будут, например, завтра - все это уже произошло и являются некими карточками. Больше никто ничего не знает - Дьявол выбирает себе жертву, сам в нее вселяется и сам мучается вопросами мироздания, делая вид, что он - человек глупый и бесталанный.
- Я хочу научить тебя сажать деревья, - сказал Дьявол.
-Для чего? - не понял Сергей.
-Мне надо тебе что-то сказать. Но я не знаю, как это сделать - смысл - это улитка, которая способна быстро ползать. Обыкновенные же улитки быстро не ползают.
-Быстрая улитка? - спросил Сергей.
-Да. Быстрая.
Потом они не говорили. Потом Сергей все-таки упросил Дьявола сходить в магазин - так как сам он не мог никуда сходить, да и вокруг была тьма - кто его знает, где тут магазин. Хотя, если задуматься, что такое мир без магазинов? Пустыня. Больше ничего.
Они курили, и, словом, все было понятно, хотя Сергей понимал, что он, может быть, знает гораздо больше о посадке деревьев, чем Он.
-Не надо сажать лопатой, - сказал Дьявол.
-Чем же сажать?
-Сажай глазами.
-Как же так?
-Смотри на мир сверху вниз и сажай деревья взглядом.
Было понятно, что смысл - не здесь, и он порядком трансформирован - но именно и потому многие эзотерические величины кажутся набором символов, где каждый цепляется за другой, начинается плетение, и так, в итоге, ничего не получается - человек бродит в бесконечности некоего насильно воспитанного хаоса.
Потом тьма ушла, и всё ушло. Визуальный мир был простой, словно рубль. Нужно было пойти в галерею, чтобы посмотреть, как выглядит Свинья-Дикообраз, но здесь был новый вопрос - где смотреть, если ты не знаешь, где смотреть.
Если человек не знает, как знать, то нужно спросить. Если же и здесь нет точек, кнопок, рубильников, клемм, то необходимо прийти в ночь.
Ночь тогда темна, но эта тьма - черное молоко.
Нужно войти, словно родиться внутри жизни в другую жизнь.
  
   Потом пришло Оно, и Оно говорило о звездах, и непонятность его была сродни мышления материалов, направленных на познание сути непознания.
Снаружи - фонарь. Чем желтее фонарь, тем лучше.
-Почему ты? - спросил Сергей.
-Я уже и само не знаю, - ответило Оно.
-Но я думал, ты не знаешь русского языка.
-Я изучило его вместе с тобой.
-Ты пес?
-Не знаю. Я живу и сторожу.
-Что же теперь делать тебе?
-Мне - не знаю. Ничего не знаю, - ответило Оно.
-А мне?
-Убей теннисистку.

Если разобраться, жизнь может состоять как из одного диалога, так и из монолога. И, если вы слышите один из таких монологов, одну сжатую и размежёванную в корне своих противоречий вещь, но надо суметь подняться, надо суметь найти суть там, где уже ничего не хочется искать.
Вы видите, что слишком много бесполезного. Придите в аптеку. Попросите чего-нибудь.

-У вас есть что-нибудь? - спросил Сергей, придя в аптеку.
-Есть, - ответила ему девушка.
Он понял, что это - Дьявол в её роли.
-Тогда - что-нибудь.
-Оно приходило? - спросила девушка.
-Да. Оно всегда есть. Оно никуда не уходило.
-Правильно. Ему же дали задание. Вот оно и не уходит.
-Кто и когда дал ему задание?
-Откуда я знаю, - ответила девушка-дьявол, - могла бы, помогла. Я и так помогаю. Это максимум, на что я способна.
-Хорошо выглядишь, - заметил Сергей.
-Я - да. Я - квинтэссенция бытия. Если я женщина - то лучшая женщина. Если мужчина - то герой номер один. Но ладно. Все это - пустой трёп. Давай я все же что-нибудь тебе продам.
-А где же я возьму теннисистку? - спросил Сергей.
-Покопайся в своей прошлой жизни, - посоветовала девушка.
-Как же я это сделаю?
-Не знаю. Тебя же сторожит Оно. И ты же знаешь, нет никого, кто бы был сильнее меня.
-Оно просто не местное.
-То-то и оно. Раз оно не местное, значит, ты должен что-то уметь. Просто ты об этом сам не догадываешься.

А вообще - аптек много, и можно представить себе, что весь мир - это одна большая аптека, место, где вещи имеют привкус. Вот даже если взять и продавать в аптеки кирпичи.
Вы спросите:
-Чем отличается этот кирпич от этого?
-Этот - в пластике. А этот - чай.
Всё это - очень примерно. И сама жизнь примерна, и, наверное, самое большое дело - это успех в крайних величинах.
Успех же, конечно, может быть связан с самим успехом. Ну вроде как масло масленое. Тоже ведь хорошо. Так и успех - хотя если смотреть четко, ясно, то вся цепочка проста. Еда - сон - процесс - ощущения. Чем больше ощущаешь, тем вроде и жизнь ощутимей.
Но вы ведь, очевидно, никогда не разговаривали с девушкой-дьяволом в аптеке. И вам не предлагали кирпич-чай (хотя, конечно, существует чай плиточный).

Сергей пришел домой и решил позвать Оно.
Но Оно не разговаривало.
-Я знаю, - сказал он, - тебя надо отпустить. Ты давно не было дома. Когда не будет проблемы, то не будет ничего.
-Толку, - ответило Оно, - пока я тут дежурило, все закончилось. Я продежурило жизнь и много жизней. Представь, что я - стегоцефал. Куда мне идти? Стегоцефалы уже вымерли.
-Это жестоко, - ответил Сергей, - но разве кто-то виноват?
-Я уже ничего не помню, - сказало Оно, - и ничего не знаю.

Потом, в ночь, дорога жизни была словно смола. Хорошо там, где нет фонарей, и там, где улицы не имеют имен. Ты слово в первый раз появился - и ты, в этом логове биологических цифр, понимаешь - надо заставить себя быть всегда.
И еще есть улица жизнь, она одна, она есть везде. В одну сторону идут люди. А в другую - воспоминания о людях. Так оно всё и движется. Но нельзя сказать, что на этом и всё, и что песня одна - хотя и длинная.
Сергей разложил карты смерти, и они смеялись, они были очень веселыми танцовщицами. Они крутились и просили леденцов, и тут им и нужно было дать эту пищу. Женщины на картах смерти оживают, и их обед - это не сам человек, и совсем не обязательно забирать чью-то жизнь, потому что смерть - не процесс, это танец, движение, некий воздух, создаваемый движением фигурок.
Тогда был голос, и он подумал, что знает теннисистку. Хотя, конечно же, он не мог ее знать, потому что понятия не имел о теннисе.
-Кто ты? - спросила она.
-Я знаю, что ты виновата, - ответил он.
-Кто ты?
-Пришел час расплаты.
Сергей, конечно же, не знал, что это за расплата, и за что теперь умрёт теннисистка, да и вообще - кто она, где живет, сколько ей лет, старая она или молодая. Но ночной воздух уже оживал, и музыка лилась на территории смерти - там уже танцевали дамы с карт, и Сергей видел, как они ему улыбаются и дарят поклоны.
-Приходи, - сказала одна из них.
-Я с вами, - ответил он.
Сложно было представить себе это кабаре.
Теннисистка тяжело задышала и принялась кричать. Ей было страшно.
-Больше не будет матчей, - сказал он.
-Пощади меня. Не убивай! - кричала она.
Но вскоре всё было кончено. Сергей пришел к сигаретам. Карты смерти замерли, теряя энергию и засыпая. Дамы вновь превратились в картинки со знаками.
Каждая смерть названа именем из четырех букв. Это - имена, но произношение их в обыденной жизни ничего не даёт. Немного людей знает, что слова - это не только знаковые наборы для обозначения того или иного.

В середине ночи он решил выйти в аптеку. Фонари лили черный свет, и он видел Оно - Оно вышло на улицу жизни, и в нем не было ничего человеческого. Стегоцефал. Бронтозавр. Нечто, о чем люди не могут догадываться. Оно перелилось за край улицы жизни - туда, в иное, чтобы искать для себя новый мир, и быть может - отыскать счастье.
-Мне немного жаль, - сказал Сергей.
-Меня? Или тебя? - спросила девушка-дьявол.
-Не важно. В данном случае, мнение не имеет значения.
-Жалко, мы не знаем, что это было за Оно, - сказала она, - нельзя даже определить силу поступка. Да и про теннисистку я ничего не знаю, хотя обязана. Все живое и мертвое в этом мире находится в моей власти.
-Тебя кто-нибудь вообще контролирует?
-Да. Есть вроде полицмейстера. Но это там, далеко, - она показала рукой вверх.
-Оно, может быть, тоже - вроде того.
-Вроде того, - ответила она, - космос большой, никогда не узнаешь, за что кто-то сторожит кого-то еще. Это загадка. У меня есть жидкость для протирания кожи. Её можно пить. Давай, да я пойду. Хочу поиграть. Хочу страсти. Иначе не интересно.

Сергей вышел из аптеки, и было уже утро, и ничего не изменилось. Улица жизни всегда одинакова. Это - не просто улица. А уж она, улица простая - это тоже масло масленое. Да вообще, это хорошо. Каким еще быть масло? А еще есть масло жизни, им протирают шарниры. Но это - тоже метафизика.
  
  
Спорт
  
  
  
  
   Расскажу, что случилось с Васей. Да и потом, всё это было именно там. В Челябинске. Очень немногие люди в курсе, почему произошло челябинское инсталлирование, почему бывают суровые челябинские пацаны, что это вообще?
   А Вася....
   Прошел год.
   Водка была мужская, мохнатая. То есть, конечно, без шерсти. Так можно выразиться. Вы скажете, что я пишу рассказы преимущественно про водку. Так и есть. Про неё и пишу. Про что еще писать? Про людей надо писать. А все вещи из контекста - это потому, что природа снабдила человеческое существо воображением и прочими вещами. А иначе это была бы говорящая обезьяна. Оно тоже ничего. Но тогда должен быть главный. Вы-то скажете, что - тотем. Но это ерунда.
   Тотем!
   Да жизнь отличается от того, что теперь. Совсем отличается. Сейчас, например, может быть тотем - ролики. Но, конечно, после 35 лет ничего этого уже нет. Остаются, впрочем, еще индивиды, которые либо ни разу не женились, либо остались на своей волне. О разноцветных я не пишу, это в стороне. Другие планеты. Так вот. У женщин бывают такие тотемы - ибо я даже встречал демонесс. Просто пример. Вроде бы баба. Вроде бы лет 40. Вроде бы - 20 аккаунтов в сети. Все они ведутся, везде - игры разума, крыша еще пока шатается, но не улетает. Что это? Как называется держащее мозг или разум существо? Не знаю.
   По ящику часто показывают передачки, где рассказывают о биологиском пути существ. А верно ли это? Зачем показывать. Но с другой стороны, бывает и американский вариант. Когда до знаний вообще параллельно, или может, синусоидно, как-нибудь тригонометрически, а чувак на экране бегает, забирается сам себе в ухо и кричит оттуда - и постоянно идёт резюмирование - мол, зритель так туп, что нужно постоянно ему напоминать, что по чем. Понятно дело, что если судить по таким визуальным тазикам с образами, можно прийти к выводу, что пендос туп, а мы все умные. Но не об этом речь.
   Васи уже год как нет.
   Его никто не нашел.
   Год назад, когда мы прибыли в Челябинск, метеорит только что упал. Но как бы было показано, что он не упал и вовсе и не собирался касаться грешной тверди - его там ломануло, в высотах. Но это брехня. Нас представили Сергею Корню. Да, так его и звали. Сергей Корень. Такой нормальный, сухой, бодрый мужик, уже за сорок. И он говорит:
   -Ну и идём, мужики.
   Тогда мы пошли вниз. Подвалы, подвалы, потом - пещеры. Жуть -откуда бы им взяться? Не знаю. Но мы пришли в цеха, и там было все цивильно, там стояли аппараты, стояли гигантские тазы, фильтры выдували все испарение, и потому, воздух был чист и свеж. Конвейер гнал бутылки на восток - то есть, в сторону, и там пара рабочих все это сортировали. Но в целом, были еще люди, и Сергей Корень их стал представлять.
   -Денис. Костя. Иван Леонович. Родион. Боря. А это - Азат.
   Ну, их еще больше стало. Вася всем жал руку.
   -Вася.
   -Вася.
   -Очень приятно. Вася.
   -Вася.
   Я, в принципе, как-то сразу и не осознал всю торжественность ситуации. Ведь все это были сплошь суровые челябинские пацаны. Настоящие. Челябистые. Но оно всегда так. Когда что-то происходит, ты не успеваешь потрогать сам себя за руку, ущипнуть за нос, заставить проснуться. Хорошая мысль приходит опосля.
   Стены были неровные. Очевидно, их вырубили в скальных породах. Но с одной стороны почти до потолка выложили кирпичом, и часть пород виднелось у стенки этой за спинок, а ряд фонарей с конической такой железкой, типа плафона, делали все это заметным. Провода висели змеей - но нормально, не в беспорядке, кое-где схваченные в пучок. Имелись шкафы с продукцией, которая располагалась на разных стадиях эволюции. Сначала....
   Сначала - проект.
   Нет, сначала - идея. Но таковой бумаги нет, это - свет души, это фонарь среди мировой ночи, ведущей человека из проломов в небе наверх - только там что-то начинается, а внизу мы -как в аду. И только странный путь наверх, в виде ветра, в котором - крупицы, волокна разума.
   И вот, конвейер, и блеск вытянутых сосудов, и потом - перегрузка, и путь их наверх. Это самогон. Больше не будут таить. Именно сюда упал метеорит. Пацаны гнали самогон из метеорита. Суровые пацаны, челябинские. Суровый челябинский самогон. Челябистая грозная смесь.
   Сергей Корень.
   -Откуда там спирт? - спросил Вася.
   -Есть, по ходу, - ответил Сергей Корень.
   -Ну, это же органика.
   -Ну. И чо
   -Да я ничо, но это же - порода.
   -Да я не знаю, - Сергей Корень махнул рукой, - ты такие тонкости упоминаешь.
   -Ну есть же здравый смысл, - возразил Вася.
   -Ну... Есть.
   -Ну?
   -Гну! Вот он.
   Сергей Корень поставил на стол пузырь, и мы погнали. Но ведь вы знаете, если ты делашь, то не пользуешь. Значит, Корень чем-то рисковал, ибо настоящий мастер дарит радость другим, а сам восполняет потери в других местах - это значило, что Сергей Корень должен был, конечно же, покупать в магазине казёнку, или катанку на дому, и только в качестве дегустации пробовать свой напиток. Но это, это же теория. Как бубль-гум. Возглас такой в ночи: это же бубль-гум. И потом, зачем слова.
   -Космос! - выдохнул Сергей Корень.
   Я только тут сообразил, что мы и правда пьем космос.
   -А вдруг - эпидемия? - спросил я.
   -Кого?
   -Ну, если он прилетел.
   -А ты думаешь, возьмёть?
   -Не знаю.
   -Пойми, брат, кто пьет, тот здоров. У тебя будет от чего помереть. От старости, скажем. А то болячки - никогда.
   Словно бы в подтверждении его слов в глубине цеха что-то затарахтело, и действие продолжалось минуты три - все это время грохот перекрывал все мыслимые и немыслимые звуки. Когда затихло, Сергей Корень вновь налил. Мы пили сугубо по 200. Это уже неплохая доза, так как выше её - только 250. Это наподобие взятия высоты. Допустим, прыжки с шестом. Устанавливают 5.60. Это ерунда. Это по 50. Потом - 5.70 - Это типа сто грамм. 5.80 - это как раз двести. А 5.85 - это все 250. Все остальное - это уже рекордные попытки. Да это и не очень комфортно, хотя, конечно, ты сам себе доказываешь, что ты - силён.
   -Правда, - сказал я, - как так - самогон из метеорита?
   -Не просто так, - Сергей Корень поднял указательный палец.
   -Не просто, - сказала подошедшая тетечка.
   -Это тёща, - сказал Сергей.
   -Очень приятно, - я кивнул.
   И - погнали. А закусили килькой в томатном соусе.
   Вдалеке играл магнитофон. Хорошая песня, между прочим.
  
  
Я в четверг получу аванс
Рассую его по кармашкам
Не поеду гадать в пасьянс
А поеду к Глашкам и Машкам

  
   Пошли потом покурить. Тёща дала нам "Примы". Без фильтра сейчас уже и не курит никто, так как нет никакой разницы в цене. А иначе и чо мучиться? Это вот раньше.... Да много, что было раньше.
   В коридоре светила лампочка быстрого потребления. То есть, спиралька, белая такая, неприятная, мертвенная, но мне почему-то было необыкновенно, хорошо, и всякая тень, всякий контур, и уж точно - всякий человек вызывал в душе всплески радости. Наверное, так могло быть и наверху, но я не был уверен.
   Но что рождал этот самогон в душах потребителей?
   -И всё же? - спросил я.
   -Чего ты? - удивилась тёща.
   -Нет, я так. Про технологии.
   -Да все в порядке. С ними - всегда. А я раньше гнала из всего. Ты думаешь, и из метеорита не сгоним. Да ну ты удивляешь. Я со всего сгоню. А я начинала обычно, сахар и дрожжи. А потом дефицит был с дрожжами. И мы начали гнать из сапог. А я работала на фабрике обувной, потому сапоги всегда были. А тогда делали из натуральной кожи и натурального дерматина, даже если совсем резина какая была, то тоже натуральная. Надо нагреть, залить воды и сахарку, а дрожжей в половину меньше. А если кожа хорошая, то она сама бродит, а если много краски, то это даже лучше. Водка получается вонючая, но ничего.
   -Сейчас все это особенно актуально, - сказал Сергей Корень, - так как уже существует программа перевода русских на американские таблетки. До этого была программа укорачивания населения, чтобы осталось миллионов пятьдесят для того, чтобы кто-то работал на вышках и в полях - а остальную территорию отдали бы для демократического использования, но теперь решили население не сокращать насильно - решили, что оно и так само себя подрежет. Но это брехня. Русские - самые сильные. Водка и сигареты будут дорожать, а потом их урежут. Останутся таблетки. Потом, будут переводить русских на английский язык. Эта программа рассчитана на 50 лет.
   -Откуда ты знаешь? - спросил я.
   -Из надежных источников.
   -Так что, робята, так что, - заключила тёща.
   -Но мы делаем святое дело, - сказал Сергей Корень, - а ресурсов метеорита, по моим сведениям, хватит на 70 лет. Так что Челябинску ничего не грозит. Мы будем жить и царствовать в умах.
   Это был первый день.
   Потом был второй.
   Но что случилось потом? Мир состоит из открытого и закрытого. Масс-медия эксплуатируют массу вещей - вроде бы и ладно, что это - намазанный на хлеб фуфломецин, но постепенно человек привыкает, и ему кажется, что там, в сферах фиг знает каких - правды и тайны. А там ничего нет, но уже и нет крайнего. Вася же на следующий день спорил о совсем нужных делах. Спорил он с дизайнером этикеток, которого звали Гена Шрокопуд. А спорили они о том, что означает фамилия Евланов. Гена утверждал, что поменяй одну букву, и значение раскроет себя в искренней своей природе, а Вася зачем-то утверждал, что Евланов происходит от слова Евлан, а Евлан - это значит умный человек. Но даже я вставил:
   -У меня помню в школе одноклассник был, фамилия- Дураков. Но умный был. Учился хорошо, очень сильно гордился. И он, в общем, пошел в библиотеку, чтобы посмотреть этимологию, в общем, типа происхождения. Откудова есть пошли Дураковы. И, говорит, фамилия эта образовалась в 16 веке от слова "дурак", то есть, умный человек. Так говорили на Руси.
   -Значит, я прав, - сказал Вася.
   -Нет, надо смотреть значение, - сказал я.
   -Евлампий - хорошо светящийся, - сказала теща.
   -Ну, - проговорил я, - если хорошо светишься, значит, умеешь засвечиваться, знаешь, умеешь воровать. Это, значит, что ты хитрый, а не - хороший.
   -Евлан - это не Евлампий, - возразил Вася.
   После этого мы пошли на дегустацию. В прошлый день мы не были в самом, чистом зале для этого занятия, так как все происходило скомкано, теперь же мы могли воочию увидеть это место для раздумий, походов внутри души и понимания отшельничества духа. И что-то заставляло Васю спорить.
   -В Кемерово существует компания "Евлан", кстати, - заметил Боря, дежурный смены.
   Было много краников. Все зависело от степеней очистки. Но это касается чистяка и первака. Доперегон - это огонь-напиток. А потом - очистка марганцем. Хотя Сергей Корень заметил:
   -Марганец там уже содержится. И не нужно очищать.
   Но всё равно для чего-то очищали. Значит, марганец, да не тот.
   Ну, и часть напитков посвящалась смешению со сторонними веществами и ароматизаторами, такими, как, например, ваниль. Ванильная, то бишь, крепкая, ядреная, ядровая водка, 72 градуса, ослабленная. Оригинал - 86%.
   -А это что? - спросил я.
   -Калина.
   -А-а-а-а. А малина?
   -Из малины не делают, - сказал Сергей Корень.
   -А это - дуб? - спросил Вася.
   -Да. Кора дуба.
   -Если пацан хочет стать более суровым, ему нужно выпить водки с дубом, - сказала тёща.
   Вася уставился на неё.
   -Еще есть много способов.
   -А спорт?
   -Нет, спорт исключен. В некоторых случаях.
   Тут они спорили, и как-то всё было некстати. Да я вообще не люблю спорщиков, ибо в мире сейчас все так расставлено по полочкам, все и так совершенно без таен, что если где и спорят по делу, то только в суде. А больше таких мест и быть не может. Я даже подумал - вот на какую тему я бы поспорил? Да вряд ли. И правда.
   Была ровная комната. Потом - поворот, потом - небольшой отвлеченный аппендицит. И там, в самом торце, были, пожалуй, самые интересные краны. Я подумал уж, что они вообще какие-то золоченые, какие-то небесные - может быть, труба шла наверх, в пределы мысли иного рода. Но это все методы художественного рисования в слове. Все это, иначе говоря, поэтика. Так как, насколько я понял, сначала шла одна большая грубая перегонка метеорита, а потом применялись различные станки, различные линии. И всё это при том, что завод не был огромен. Видимо, все это было очень технологично. Очень здорово. Подземный Челябинск радовал не на шутку. Хотелось жить. Хотелось бежать и поскорее делаться счастьем с людьми вовне.
  
   Я думаю, все началось с того, что они стали спорить за спорт. Это здесь, в месте, где космический гость делился радостью своей. Наверное, вся эта мысль, наполненная святотатством, и породила дальнейший исход.
   - Да что ж хорошего в спорта, - сказала теща.
   -А что?
   -Спирт, конечно.
   -Разрушение клеток мозга, - сказал Вася.
   -А ты зачем тогда пьешь?
   -А я всегда пью.
   -Так о чего ты спорт защищаешь?
   Я думаю, на него нашло. Это бывает. Вообще, даже где-то в литературе встречал я такие же предсмертные споры - будто появилась невидимая судорожная рука и дергает тебя за язык. А ты и дурак. И спорт, и спор, и спирт. И некий заведующий судьбой тут как тут, он того и ждал. Будто слова твои - это приговор тебе.
   Но все же, надо сказать, Челябинск. Не сказать ничего. В мировой культуре играют другими фишками. Скажут - Париж. Но там нет суровых пацанов. Ну, может, Дартаньян есть. Или тень его. Ну или хотя бы - Боярский. Хотя нет, он в Спб. Спб - все ж фишка более отдаленная от мировых ценностей, да у нас все так, да еще так надуто по цене, что мировые столица лучше. Но Челябинск - вместилище странного. А уж теперь, когда метеорит лежит, скрытый от посторонних глаз, теперь, когда он словно дойная корова, даёт людям чистый кристальный самогон, так теперь и подавно.
   Но теперь осталось сказать о том, что ж случилось. Вася исчез на следующий день. На самом деле, некоторые местные, так сказать, пацанчики, видели, что случилось. В небе вдруг что-то зазолотилось. Сначала это была как ракета, потом - стрелочка, объект. Потом вдруг выросло. Это были летящие в синеве буквы "СПОРТ". Они снизились, стали гигантскими и подло упали на Васю. Потом, вернувшись наверх, к облакам, они растворились, и Васи уже не было.
   И теперь я не знаю, что же это?
   Жив ли он или нет?
   Но в этом мире его больше нет. СПОРТ забрал его.
   Мы собрали, наливали, и вспоминали. Но ведь и факта смерти нет. Конечно, душа звала меня в Челябинск. Эх, странные, духовные места. Особая сущность места, скрытый местами, но открытый для чувств, пафос местного человека. И, наконец, метеорит, и - водка. Я думаю, что помимо самогона как сорта напитка, в магазинах Челябинска повсеместно продают и водку. Этикетка там может быть самой разной, но состав! Именно поэтому меня не тянет в какой-нибудь нудный своими волокнистыми туманами Лондон, да и потом, я всем говорю - слово это пишется с ударением на второй слог.
  
  
   Суркосталь
  
  
   Мы шли по горам, и всем мы были в шапочках. Общность шапочек, общность лыж, что может быть лучше? Ведь что-то объединяющее всегда должно быть в людях. Я думаю, что есть тело, что есть дух. Нельзя определять все первым - хотя тело выставлено во многих автоматических плоскостях, и вот если посмотреть на волков - общность очевидно, но кто-то скажет, что в наличии нет духа, нет некоего странного волчьего идеала? Нет, не думаю, что все просто. Материализм, впрочем, имеет право на существование - он как бы постригает ненужное, и если вы сочетаете и белое, и черное, то все в порядке. Но - от правды не уйти. Энергетическая субстанция важнее тела. Это доказано экспериментаторами. Воздействуя на неё, оцифровывая, если можно так выразиться, отдельные её участки, можно добиться многого, и гораздо большего. А материалист скажет вам - что тут такого?
   Это потому, что каждому - свое поле, свое пастбище. И этот ареал сделан так, что материал его не позволяет питаться вам травой чужого поля. Материалисту дают такую еду, что он и вкуса-то нематериального не чувствовал. Это - очень большое открытие. Это просто, знаете ли, штука более важная, чем число пи. Но опять же, для меня. А математику - то важное. И ничего тут не сделаешь.
   Получается, что мы упустили столь серьезную проблему лишь потому, что она кажется мелкой. Мы даже не думали о том, что это - нечто основополагающее. Зачем доказывать, что дважды два - четыре? Правильно. Это и так ясно. И потому мы не обращаем внимания на то, что помимо того, что могут быть, например, китаец и японец, могут быть мясоед и любитель груш, может быть толстый и тонкий, и - может быть два разных окна. Я смотрю только в свое. В моем окне никогда не будет светиться число Пи.
   Но, зная это, можно прорубить дыру в стене и вставить другое окно. Только и всего. Даже не нужно придумывать какие-то способы изменения физики тела или воздействия на ум излучения.
   Мы все были четкие, мальчики и девочки, и снега тянулись дальше, чем никуда. Но горы отграничивали это никуда, и леса, которые были натыканы вокруг них, словно свечи - в пирог именинника, говорили нам о том, что мы идем правильно. Лыжи, правильная смазка. Особенно, если ты идешь в темпе. Да, хотя бы, и ползешь. Потом - привалы. Котелки, разогретые консервы, прочие предметы универсального питания. Холодный чужой мир. Но нас много, и нечего бояться. И общность шапочек духовна.
   Горит костер, я смотрю на дисплей. Курю мало. Хотя и привык идти и курить. Переход же не простой. Но никто не торопится. Среди нас нет энтузиастов, хотя и особых приступов лености здесь не проявить. Все необходимо делать в меру.
   Мир снега и странных гор.
   Только и всего.
   -На обед - рыба, - сказал мне Женя.
   У него была шапочка с надписью "Спорт", и он был поваром. Но повар на переходе - это особенная стадия осмысления. А в отряде - шесть Жень. Четверо парней, двое девушек. Это потому, что я не сказал - нас сорок человек. Мы идем в снегах такой толпой, потому что никто не запрещает, чтобы толпа была столь обширна и многочеловечна. Наверху, там, где орбиты - словно полоски (хотя это только мнится), нас никто не ждёт. Можно только предполагать, что так надо. Но все это мелочи. Пусть никто бы и не ждал. Мы не летаем. Мы ходим. Быть может, мы начинали свой путь в холодном Магадане, а теперь нас окружает ледяной мир, и никому нет дела, что это слишком уж просто. Но мир и правда чужой. Чем больше в нем родного, человеческого, тем лучше.
   Правильно, что толпа. Я понимаю, что бывают люди совершенно избранные. Но, если бы могли использовать какую-нибудь технику, мы бы все равно пошли пешком, так как лыжи - это наша общая душа. Мы объединены по этому признаку. Если бы нам предложили самолет или вертолет, никто бы не согласился.
   -Пустота, - сказал я.
   -Пустота - тоже ответ, - сказал Женя.
   И мы сели есть суп, концентрированный, немного химический - но здесь, в этом мире снегов и острых гор, навряд ли можно было отыскать еду. Но я, конечно, преувеличиваю. Там, через два хребта, намечается необычайно большой спуск. Это как бы ощутительно. Ты словно чувствуешь тело этого предмета мебели, мебели мира. Стол, табуретка - это все наше нынешнее. Шкафы гор. Никакой жизни. Но ведь и где-нибудь в Магадане.... Но хотя бы в Воркуте. Вы будете идти и никого не встретите, и решите, что этот ледяной мир лишен смысла, но это не так. Если вам дать вертолет или самолёт, вы прилетите, например.... Например, в Сочи, к морю и гальке, к миру, который сожран Олимпиадой, который сгорел, но все это лишь в душе.
   Я осматривал лишь те сегменты, которые были доступны через наш упавший за горами спутник. Больше ничего. Он, конечно, бросал нам колебания через тропосферу, но всего этого было мало.
   -Мы ищем чудо, - сказала мне Аня.
   -И оно будет, - ответил я.
   -Ты думаешь.
   -А ты?
   -Чудо - это мы.
   -Значит, нам надо основать город под названием Чудо и нарожать детей.
   -Именно нам?
   -Ну, нет. Всем вместе. Можно попробовать сделать так, чтобы люди плодились быстро. Пара заходов, используя ускоренные методы.
   -Но у нас нет с собой никаких приборов.
   -Верно. Но мы и не будем строить город.
   В братстве лыжных шапочек не может быть настоящего чистого командира. Но формально мы кого-то выбираем, и его шапочка - это настоящий триумф лаконичности, и его лыжи - самые спортивные, видимо, он нашел волшебные слова, чтобы вступить в духовную связь, и они лыжи, шепчут ему строки, послания, и он от этого силен. Его зовут Саша Карпов. Он высокий и худой, он очень практичный. Но, так как командир - формален, его обязанность - постоянное отслеживание нашей общности и нужные указание. Можно подумать, я не знаю, что мне делать без всяких этих указаний. Но как бы не так. Это - закладки жизни.
   Обед близится к концу, и я смотрю на желтую точку, которая изображает упавший спутник. Сигнал заглушен естественными помехами. В голову приходит все, что угодно. Но думать рано. Да, командир должен соблюдать рационализм нашего коллективного мышления. Правильная романтика. Нужно, чтобы наша акция совмещала в себе черты полноразмерной экспедиции и обычного похода. Не хватает гитары. Но можно петь просто так. Можно включить динамики сканера, вызвать интерактивные струны и играть. Но, кажется, еще рано. И чувство опасности, которое растворено в этом холодном воздухе, так и держится, так и не собирается уходить, и ничего не сделать с ним - надо лишь дождаться - вдруг что-то наконец произойдет.
   День уходит. Приходит вечер. Подобравшись к самым горам, мы пилим пару деревьев и делаем большой костер. Пусть нас будет видно. Хотя никто не знаем, кто может нас увидеть. Но это поход. И теперь - привал, спальные мешки, которые подогреваются от минимального тепла - достаточно подышать внутрь, и тотчас становится тепло.
   Лыжи все же ближе. Мы даем им отдохнуть, словно коням. Можно побыть без шапочки, подышать синеватым дымом, который образуется, когда огонь ужинаем. Это не наши деревья. И кто его знает, можно ли их запросто поджигать. Но нет выбора.
  
   Потом - ночь. Отсутствие света. Можно допустить выход местных существ, но никого нет. Это обычные северные будни, и не важно - насколько все это северно, или южно, ибо соль севера - снег. Никому ничего не надо доказывать. Если бы мы видели в темноте, но и не было бы никакой ночи в мире, и нечего бы было бояться. Но и прочие организмы боятся темноты. Дневные птицы прячутся, ночные выходят.
   И вот, весь мир сокрыт в этой материи, в одеялах и простынях этой вещи, большой и всемирной, и лишь на другой стороне планеты что-то светит. Никто не выходит на связь, потому что это невозможно. Спутник работает на одну десятую от своей мощности. Это не значит, что мы тут застрянем. Нет, никогда. Если ты уверен в себе, словно камень - в своей твердости, никогда ничего с тобой не случится, и музыка победы будет играть в наушниках. Это мир называется Суркосталью. Потому что тут был встречен стальной сурок. Так было в некоторый прошлый раз - в один из других разов, словно в одну из прошлых жизней. Но для человека это слишком жирно - брать и бросаться жизнями. А вот для лыжной совокупности - сколько угодно. Один поход - это всецелое бытие. Стальной сурок был встречен лишь один раз, и больше его не видели, больше вообще никого не видели в заснеженном мире. Но другое дело там, за горами. В моем планшете имелся целый каталог местных существ. И я вам скажу, это не земля. Это не знаю где. Мы приехали сюда, собравшись в поход, посчитавшись на первый второй, там, прямо на окраине Магадана, и вот мы здесь, а способ перемещения - это дело скупое. Мне не нравится это состояние. То есть, сам переход.
   Мороз немного сползает наверх. Начинает падать снег. Я молчу и смотрю, как подсвечиваются у края мира туман облаков, как иногда поблескивают в отблесках планшета снежинки, я смотрю, как молчит тишина, и в наушниках играет тяжелый рок. И лишь какие-то эфемерные приборы следят за тем, чем живет пустой воздух. И если кто-нибудь к нам приблизится, приборы выключат мой рок и скажут: вставай, пора. Вставай.
   Саша Карпов не спит и режет ножом фигурку из ветки. Ему нечем заняться. Он вырежет её, даст имя и оставит здесь. Это - далекий-далекий метафорический прообраз творения.
   Ничто не мешает мне слушать рок. Но кто-то толкает в плечо.
   -Будешь курить? - спрашивает Художник.
   -Буду.
   -Водка со снегом.
   -Только немного, - отвечаю я.
   -А много и нет. Только для согреву.
   Это водочный порошок. Снег, стакан, ночь, сигарета. И нет ничего лучше. Нет никого умнее. Художник, он, собственно, дизайнер по жизни и - довольно мелкий. А здесь он - часть походного существа, и правильно, и даже лучше умереть, чем вернуться. Жизнь - вселенский облом. Но только, если она от тебя скрыта. Если ты в тюрьме быта.
   Многим быт нравится. Чем больше вещей, новых приборов, новых вкусных вывесок, тем лучше в тюрьме. И я скажу, не все бы шли с нами на лыжах.
   -Ни огня, - сказал Художник.
   -Если бы висел спутник, мы бы могли попросить его мигнуть с неба, - ответил я.
   -Шутишь?
   -Я просто так.
   -Но ты видел стального сурка?
   -Я не видел, - ответил я, - это врут. Я уже много раз говорил - это было без меня. Его даже никто не зарисовал. Но приборы бы показали наличие жизни. Даже если бы сурок был неживой, они также показали бы присутствие дополнительной массы и скрытого тепла.
   -Но он может быть холодным.
   -Холодный сурок, - проговорил я, - ни для кого. Ни для чего. Какой смысл? Я полагаю, может быть что-то такое, что есть и чего нет. Но я не могу этого объяснить. Никак не могу. Но это и не часть нас. Это как квантовая физика. Сегодня ты видишь дерево. Но завтра это то же самое, но это - водопад, и это одно и то же.
   -Ерунда.
   -Ерунда.
  
   Утром чувства все сильнее. Мы никуда не идём, так как идти некуда. На белом снегу появляется красный мяч, потом - второй. Один мяч на всех - это слишком много. Словно бы произвели оживление ежей, и они - сопутствующие товарищи-вещи, они играют вместе с нами. Осталось пригласить сюда Питера Брейгеля. Ну или хотя бы Иеронима Босха. Он бы рассказал про поход, не знаю, кто из них, первый или второй. Но рассказал бы. Нет большей торжественности, чем движение в статике.
   Один из нас замечает, что по небу летит какая-та штука. Крылья его размашисты. Это какой-то аэроплан, хотя, конечно же, ничего такого быть не может. Но ведь однажды был железный сурок, а значит, всегда нужно ждать чего-то нового. Вот, например, с головой. С головой, один раз, также может что-то быть - никогда нельзя быть уверенным в собственной здравости. Я бы не сказал - что именно здесь, но вообще. Есть общий критерий. Он напоминает закрытую кастрюлю. Как говорил Володя - в наш тесный круг не всякий попадал. Да, это блюдо. Это восприятие. Но и хватит об этом.
   Странный шатающийся самолёт снизился, и мы увидели, что это - огромное человекообразное существо с крыльями, темно-зеленое, как будто - женского пола, с золотистой короной на голове. Планшет давал полное изображения, и правда, передо мной была настоящая королева ледяного мира, таинственная птица, ангел или демон.
   -Метров десять, - сказал Саша Карпов.
   -Почему? - не понял я.
   -А замерь?
   Правда, Саша как-то был далек от приборов. Видимо, таким и должен быть настоящий командир.
   -Двенадцать, - проговорил я.
   Приборы не врут. Она сделала круг и села на выступ у дальней скалы, и там, вдалеке, была большая и деловитая - всем прочим птицам подобна. Перьев, впрочем, никаких у неё не было, и теперь, с дистанции, она распознавалась, как обычный гигантский человек в своей странной одежде, со своей величественной короной, расцвечивающей общую монотонность.
   -Она приглашает, - сказала Анна.
   -Почему? - не понял я.
   -Не знаю. Хочет, чтобы кто-то пришел.
   -Ты думаешь?
   -У неё - обычный ритм. Сканер ее легко ловит.
   -Не боишься?
   -Она мне нравится.
   Так вот, мы остались, отправив Анну, и скоро она была там, на выступе, и королева ей нравилась, и она нравилась королеве, и общались они через сканер, так как аппарат легко распознавал протоязык.
   Я стоял и курил, глядя на экран планшета. Все же это не честно. Все же это - путь в обход. Настоящий лыжный человек должен быть естественен. Только нож, чтобы делать заостренные палочки для постановки котелка, только топор для рубки дров, и главное - очень качественные спички.
   Стихи записываются в блокнот. Но, впрочем, шут с ним, с блокнотом. Диктофон. Абстрактно. Никто не скажет, что это - против природы, диктофон. Но всяческие подтяжки в виде сканеров лишают наш поход первозданной силы. Вот музыка. Существует музыка ранняя - это когда ты забрался в горы, взял большую палку, стал бить в ритуальный камень и кричать. Этот тип звучание предназначен для того, чтобы достучаться до небес. Он потом поднимается в атмосферу, звук этот. Он резонирует с шарообразной планетой, его бросает дальше, и где-нибудь в далеких мирах он оседает вместе со звездной пылью, и мечтатели могут поймать её и написать стих или трактат.
   Другой полюс музыки - это электронщина. Разумеется, и в неё бывает свои высоты и низоты, что уж говорить. Но нет ничего более пластмассового, и, наверное, громкий звук подобных мотивов осквернил бы холодный мир.
   Среди нас был Борис. Он натянул на вырезанную палку струну и пел, сочиняя ходу. Это была лучшая музыка, которая только может существовать.
   Саша Карпов снизошел до приборов, чтобы спросить о самочувствии Анны.
   -Она просто хочет мне многое рассказать, - проговорила та, - ей очень хотелось, чтобы однажды у неё был друг. А об остальном не спрашивайте. Не нужно её тревожить. Если нам надо что-то узнать, например, о спутнике, то мы можем сделать это и без её участия.
   Все правильно. Пятеро из нас снарядились, чтобы идти через перевал, и было решено, что все остальные останутся, чтобы наблюдать за Анной и Королевой. Нет, никто не знал, королева она или нет. Просто на ней была корона. Только и всего. И она не была птицей. Кто-то вручил ей корону. Но глупый человек всегда носит с собой линейку своих помыслов, чтобы измерить все по образу и подобию своему, и ему даже кажется, что и боги - какие-то немного сходные ребята. Но вот ведь вам и сходство. Всякий бог может обитать сам по себе и носить корону. Почему бы и нет? Мы ассоциируем сверхсуществ с тенями в своей голове, со странными снами и буквами в книгах. Нам сказали, только и всего. Никто ничего не проверял.
   -Пока, - сказал я.
   И мы вышли.
   И не было ничего, кроме гор и снега, кроме белесого слежавшегося пуха неба - словно бы нам показывали внутренности очень старой подушки. Нас было пятеро, и спустя два часа хода мы решили остановится и выпить горячего чаю. Навигатор вел нас по кратчайшему маршруту. Спутник напоминал тюленя, который не собирается просыпаться.
   -Я бы тут порисовал, - сказал Костя.
   -Порисуй, - ответил я.
   -Да, мы подождем, - согласился Дима.
   -Да, давай, - сказал Рома.
   Был еще парень, который на полном серьезе был Джон. Он был родом из Армении. Джон Давтян. Говорил он мало, потому что в свободное время он учил формулы высшей математики. И он ничего не сказал, так как достал какое-то читающее устройство и углубился в поглощение истин, протянутых в строках. У Кости был альбом и карандаши, и он начал. Он рисовал средне. Но это - лыжные картины, это - словно бы рисовал не ты, но дух твоей шапочки, который входит в контакт со всеми остальными шапочками.
   Впереди был проход между горами, и мы были лишены необходимости куда-то карабкаться. Там кончались туманы и снега, но нужно было настраивать себя на длинный бросок без остановки, километров в двадцать, и - еще один такой. Но, боюсь, и этого бы оказалось мало. Но ведь мы не то, чтобы исследователи. Это поход. Это туризм. Вот, я наконец-то сумел сформулировать эссенцию нашей деятельности.
   Я связался с лагерем, и там было все нормально. Королева принесла Анне ягоды и рассказывала о древних предках. Я думаю, ей был мильон лет по возрасту, если не больше. Большая, вечная человекоптица.
   И мы двинулись дальше. И еще много раз мы останавливались, чтобы Костя нарисовал очередную картинку, и к темноте мы были далеки от нашей цели.
   -Когда я умру, - сказал Джон, -то потом. в следующей жизни, буду умней. И я снова буду работать. А потом я снова появлюсь, и я буду еще умней. И, наконец, я дорасту до того, чтобы быть кем-то большим. Мы знаем очень мало. Древние народы рассказывали о великанах. Это они и были. Но телесная сущность может быть простой, может быть сложной. У великанов она - сложная. Но душа должна прожить очень долго, чтобы, наконец, сразу же быть большой. А может быть, можно сразу же родиться таким. Но если ты не такой, то надо сделать один марш бросок - в пару-тройку жизней, и стать выше.
   -Ты веришь в это? - осведомился Рома.
   -Да.
   И мы его не оспаривали. Ибо, может быть, только здесь, среди снегов, возможно зарождение. Когда твой ум вдруг обнаружил внутри себя факел неизвестного огня и весь воспылал.
   И утром, после завтрака, мы взяли десять километров сходу, и был затяжной спуск, без конца и без края, и связи с нашим отрядом не было, так как горы закрывали прямой поток. Но, я думаю, с Анной было все в порядке. А уже совсем внизу, где снега начинали таять, чтобы образовывать мелкие ручейки, на проталинах появились первые цветы, и все это было более, чем прекрасно.
   Костя все это зарисовал. Хотелось петь. Жалко, что с нами не пошел тот парень, что играл на одной струне. Борис. Наверное, в этих местах можно было вволю покричать, ощущая себя самым ранним, самым непереработанным таинственной силой творца австралопитеком. Сигнал от спутника усилился, и я попытался опросить его.
   -Будьте осторожны, - сообщил спутник, - они смотрят за мной.
   -Кто - они?
   -Ты их знаешь.
   Почему спутник говорил загадками? Сошел с ума? Мы сняли лыжи, и вскоре был еще один приют на ночлег. Верхняя света прояснилась, и, наконец-то, явилось небо - большое и лучшее. Я курил, и, закрыв один глаз, прочерчивал огоньком сигареты траекторию движения - будто бы что-то летело. Но там, в этой виноградной россыпи космоса, все располагалось в неподвижности. Когда ты видишь это, когда ты понимаешь, что наконец-то имеешь возможность пообедать взором, съесть звезды невиданные дотоле, созвездия новые, то и не нужно мечтать. Нужно только вдыхать. Хотя, вдыхание это доступно человеку везде. Даже если слеп он - у него есть связь с огромным и необъятным миром.
   Несколько раз планшет показывал наличие побочных сигналов. Это шло из отфильтрованного канала - спутник постоянно что-то передавал в бинарном коде. Фиг знает, чем это было. Должно быть, звуком сердца.
   - Может быть, миллион парсек без людей, - сказал Костя.
   -Здесь есть Королева, - сказал Джон.
   Во второй половине мы узнали, что здесь есть свои, иные, короли. На этот раз, это было наименованием. Названием, то есть. Обозначением вида. Начались болота, и окутанная паром грязь несла на себе чьи-то следы.
   -Я знаю, кто это, - проговорил я.
   -Мышиный король, - сказал Рома.
   -Нехорошо, - согласился Костя, разворачивая большой электронож.
   Эта штука могла пришибить слона на дистанции метров в десять, а при прямом прикосновении разрубить надвое автомобиль.
  
   Туманы уплотнились. Они закутывались, раскутывались, словно парильщик в бане. Идти не хотелось, хотелось лежать, чувствуя себя поддавшимся, побежденным, может даже - пьяным. Еще недавно снега были директорами этого мира. Но теперь, в уплотняемом пространстве, в белесой мгле, царил какой-то не очень хороший покой. Волокна газообразной воды плелись, словно лианы, которые цеплялись за стены воздуха и шли все выше, все выше. Лыжи постукивали, лыжи сложенные, упраздненные, но живые. Шапочка здесь не требовалась, но снять прочую лишнюю одежду не представлялось возможным.
   Джон говорил громко. Я знал, что его услышал мышиные короли, но усталость мешала мне радоваться или грустить. За себя я не могу сказать, боюсь я или нет - то есть, существует страх глобально внутренний, словно большая игла. У одних людей он притуплен - если они, например, непуганые. Другие бесстрашны. Им плохо, когда нет страха. Они им питаются, они - герои. Обычное состояние - это равномерное распределения этой ментальной организации внутри души, когда ты не боишься понапрасну, но и излишне не бахвалишься, не прыгаешь на танки с шашкой наголо. Страх, впрочем, чаще всего имеет направленность социальную. Ибо в жизни обычной страшнее, может быть, какой-нибудь банк, какой-нибудь полицмейстер или просто - какой-нибудь пункт прошлого или будущего.
   Я надел наушники, чтобы не бояться. У меня был малый электронож. Он слабее большого, но мощность его достойна уважение - при прямом контакте он пробивает танковую броню. Впрочем, зачем я это сказал? Если все же задуматься - пробьет он электрозарядом, но там может ни в кого не попасть. Это ведь не кумулятивная струя. В целом, это сравнение. Вот, например, лошадиные силы. В мопеде, в современном, лошадок двадцать. Но что толку? Он что, сильнее двадцати лошадей. Нет, что вы. Конь - это навсегда.
   Эта мысль была верная. Кони бы нам не помешали. Но, не надо забывать, что первей чсего были лыжи, а теперь эти белые ужасные болота отобрали у нас возможность жить счастливо.
   -Жарко, - сказал Костя.
   Я не слышал. Лишь индикатор на ручке ножа указал мне о том, что звук произведен человеком.
   Я начал с Яна Кёртиса. Он пел нервно, пел как-то так правильно, что было понятно, что умер он рано именно для того, чтобы вся эта струна передалась далее. Хотя, дело его не то, чтобы ушло. Бывшие участники коллектива организовали ансамбль "New Order", и он - вполне себе штука самодостаточная.
   На песне "Disorder" вылез первый мышиный король. Рома шел впереди меня, и потому, он едва не попался. Не снимая наушников, я щелкнул ручкой, и разряд ему, этому толстому и большому гаду, ростом метра в два, шириной - в целую уйму пивных бочек, опалил усы. Он отступил назад, но не спрятался, и глаза блеснули злой чернотой. И, о черт, на голове у него была маленькая корона.
   Нет, так не могло быть, чтобы он жил с короной, чтобы он с ней рождался. Все это нарушало принципы равновесия в голове. Хочешь быть нормальным, никогда не проноси по дорогам ума своего такие вещи, такие наблюдения.
   "Disorder" еще не закончился, я встал на краю болотной кочки, и мы смотрели друг на друга, и я не смел шелохнуться - а потому музыка продолжала играть, и я был готов прикончить его.
   Но вы спросите - почему? Да не почему. Я - обычный парень. Я никого не убивал. То есть, я убивал мух, но даже и не сам, а с помощью клейкой ленты, стало быть, и не убивал я никого. Ну, может быть, вирусы, попавшие в организм, и, опять же - химия, всяческие образцы прочих микрогрибков и элементов.
   Кошек я не убивал.
   Представьте себе, я когда-то хотел исполнять рэп. Было это даже и не в учебном заведении, как обычно бывает, а так - я ходил по улице из гаражей, которая, если разобраться, улицей и не являлась. Пацанчики собирались там какие-то взрослые, но все равно, нельзя было сказать так - седые строгие мужчины. Но все это мысли. Так вот, о жизни можно было спеть такие строки:
  
   Кошек я не убивал.
   И собак не убивал.
   Не убивал я воробьев.
   И ворон не убивал.
  
   Я установил нож в короткий режим и показал его светящееся жало. Король отступил в туманную мглу, где и потерялся. Только тогда я снял наушники.
   -Может, стоило его убить? - спросил Дима.
   -Может, - ответил я, - но как бы принято не убивать животных понапрасну. Ты же не будешь приезжая в Африку, пытаться любыми путями убить тигра. А здесь мы чужие. Нет, хватит пока этого. Если будет нападать, то, наверное, придется пойти на крайние меры. Но, я думаю, они тоже нас бояться.
   Но разум - тарелка с каёмкой. Главные знания расположены именно на каёмке. И если ты видишь, что есть вопрос, но ответ - и тут, и там, то надо обратить внимания наверх. Почему же я знал это? Да ведь кто-то говорил. Но как будто касалось это и не этих болот. Если зверь - несть животное, если оно носит корону, то, может быть, тебя ждет встреча с дьяволом. На земле - он один, залетный, слабый - никто не видел его в глаза, но - лишь через призму души, через стакан, через сигарету, через сон. А тут их - сколько угодно, и все они - того же самого рода.
   Мы сели перекусить. Котелок грелся на портативном нагревателе, а вода была взята из болота и пропущена через фильтр. Все это мы тащили на себе. Но наши спины - как тетива скифского лука. Она всегда туга и сильна, тетива эта, она способна накапливать энергию, чтобы однажды выбросить её в одном едином порыве.
   Я молча помешивал кашу в котелке. В наушниках пел "Edgewater", но когда мы приступили к непосредственной трапезе, я их снял.
   -Еще двадцать пять километров, - сказал Костя, - сейчас пообедаем, и я буду рисовать.
   -Тридцать пять, - проговорил я.
   -Тогда мы не успеем за день, - сказал Рома, - тут и за два дня не пройти. Вы же видите, с какой скоростью мы идем.
   -Один километр в час, - сказал я, - и.... Ладно. Все в порядке. Опасности никакой нет. Двое суток. К приходу на место у нас закончится основная пища.
   -Нет, еды останется на сутки, - проговорил Дима.
   - Можем не есть, - проговорил я, - нет, того, что у нас есть, достаточно для того, чтобы растянуть даже на две недели. Алгоритм достаточно прост.
   -Все верно.
   -Ты не правильно считаешь, - сказал я.
   -Речь идет о еде, - сказал Джоник, - а концентраты еще будут, и никто не помешает нам сделать пять бросков подряд, точно таких же. Порошок питательней, чем еда.
   -Тебе он нравится? - спросил я.
   -Все равно, что есть вату или хуже того - стекловату.
   -Напоминает поролон, - проговорил Рома.
   -Но это - жизнь, - заметил я и закурил.
   И, конечно, все они согласились. Кто ж спорит. Конечно - жизнь. Не смерть же. Да и жизнь прекрасная, сильная, с ощущением пластмассы - но главное, как ты сам себя настроишь.
   Костя вновь взялся за карандаш. И тогда он вынырнул из тумана, прямо за его спиной. Не знаю, как он проскочил - может быть, мы слишком уж понадеялись на индикаторы наших ножей. Это был совсем другой экземпляр - даже больше, чем прежний, а коронка на его голове отливала некоторой краснотой. Он возвысился над спиной Кости, словно гора, и остановился, потому что поймал сосредоточенный взгляд Ромы - нож того постоянно болтался, прицепленный к запястью, и ему не составило никакого труда щелкнуть разрядником.
   И тут он заговорил. А Костя.... Тот застыл, с карандашом, словно статуя.
   -Хороший ножик, - сказал король.
   И голос был холодный и жуткий, голос ожившего камня.
   -Это более, чем нож, - ответил я, - это - практически меч воина.
   -У воина таких не было, - сказал он
   Он, оно, она. Наверное, есть еще местоимения. Что-то упущено, что-то не открыто. Я пошел вперед, ощущая внезапную слабость. Видимо, этот чертов король использовал какие-то мысленные волны, чтобы обеспечить удачную охоту. Я выпустил электрическое жало и махнул рукой, и тут бы песня из цикла "Кошек я не убивал" была бы навсегда забыта - но его и след простыл. Большая, злая, махина.
   -Надо его найти, - разозлился Рома.
   -Нет, ни к чему, - ответил я.
   Но он не успокаивался. Он прокричал в туман:
   -Слышишь, я тебя найду! Я тебя порежу!
   -Я слышал про то, что они гипнотизируют жертв, - произнес Джоник, - то есть, я не читал про конкретно этих, я даже не знал, что они тут водятся. Но, мне кажется, это тот же самый подвид. Большие мыши, все - с коронами. Не понятно, почему так. Не могу сказать, чтобы мы встряли. Но лучший способ - это нападение. Я думаю, если мы поймаем одного из них и прикончим, это будет нам на руку. Они поймут, с кем имеют дело. И, говорят, мясо мышиных королей очень питательно.
   -Что же они едят обычно? - спросил я.
   -Туристов.
   -Откуда тут туристы?
   -Не знаю. То есть, понимаешь, есть тени смысла, тени страха, тени квантовых страхов, когда человек исчезает где-то на улице. И никому не приходит в голове, что это - какое-то особенное исчезновение, что это - тот самый переход из состояние в состояние. Ум понять это не способен. Не обязательно выглядеть мышью, чтобы украсть человека и использовать его в качестве пищи. Не обязательно воровать и человека непосредственно. Но съесть разум - это тебе не курицу слопать. Это доставляет настоящее эстетическое наслаждение.
   -Ты ел? - спросил Костя.
   -Я выражаюсь фигурально. Нет, захочешь жрать, будешь есть и порошок, и пластмассовую пасту. Представь себе, если король украдет пару ящичков синтетики. Можно утолить голод на ближайшие сто лет. Но тут важен насладительный фактор. Они наверняка ловят людей и едят их так, чтобы они знали, что их едят.
   -Тогда точно поймаем, - проговорил я.
   -Они правда вкусные.
   -Короли?
   -Ясен пень!
   С этой мыслью мы сложились и пошли дальше, и туман не отпускал болота, ибо было частью их волосяного покрова.
  
   Когда идти далеко, надо как-то собрать самого себя. Надо как-то подтянуть мысли. Подкрутить. Как гайку. Чтобы не болталось. Какой-то смутный ветерок делал туман жиже, слабее, но потом все возвращалось на круги своя, будто бы имелась где-то печь с кастрюлей, ну пусть - сковородой, и готовился обед, и выходил пар, и мышиные короли были частью этого всеобщего плана. Я то и дело доставал нож, чтобы щелкнуть им, ибо я был уверен, что просто так от нас не отстанут. Нужно было показывать свою силу. Мысль же об охоте, хотя и была верной, откладывалась на потом - хотелось уничтожить как можно большие километров во всей этой истории. Хотелось идти. Нет, конечно же, хотелось прийти. Это, именно это. Сигнал со спутника был теперь стабилен, и можно было разговаривать с лагерем хоть до бесконечности. Я также попытался получить информацию по мышиным королям, но ничего такого не обнаружилось - ни в базе данных, ни вообще, где бы то ни было. Может быть, это был плод воображения?
   Ничему бы не удивился.
   -Там нормально, - рассказывал Саша Карпов, - королева боится мужчин, поэтому, она пригласила Анну.
   -Холодно, - ответил я.
   -Нет, там все в порядке. Она её отпустила.
   -Ну...
   -Нет, я тебе говорю, она идет назад.
   -Кто?
   -Анна.
   -А существо?
   -Оно сидит там, на скале. Анна получила всякую информацию. Но не знаю, понадобится ли нам она. Пока.
   -Пока.
   На выходе из туман, я бы сказал, на одном из выходе из тумана, мы видели пару гигантских мышей - они сидели парой поодаль, метрах в пятидесяти от нас, терли усы свои - то бишь, умывались, как обычно делают это животные. На них, должно быть, стоило напасть именно здесь - но сказать и сделать - это разные вещи. Я ни охотник, ни боевик. Конечно, если ты идешь где-то в северах обычных, то желательно иметь с собой ружьё - ибо если места это крайние, то может выйти Миша, и надо бы стрельнуть в воздух. Но, впрочем, хорошее дело - петарды, погромче, посолидней. От таких Миша тоже убегает, просто петарда - это лишние движения. Достать, поджечь. Но и меньше хлопот - ничего не надо оформлять, никаких тебе документов, никакого тебе билета, стало быть, охотничьего.
   Но тут, видимо, все обстояло иначе. И они сидели немного и правда царственно, а волокна белой тишины придавала этой картине эфемерность. Костя остановился и стал их рисовать. Остальные стояли без движения, пока один из мышиных королей не обернулся и оскалился - передние зубы длинные, как два особенных ножа. В глазах мелькнуло красноватое пламя. Видимо, он чем-то подумал - потому как мы тотчас ощутили эту мысль. И Костя, отложив рисование, щелкнул своим длинным ножом, молния срезало небольшое деревце подле этих адский созданий, и они бросились прочь, и уже спустя секунду - ничего и никого.
   - Я знаю, как сделать засаду, - проговорил Рома, - надо поискать вкусовые добавки, выбрать самые интересные.
   -Откуда ты знаешь, что им подойдет? - спросил Дима.
   -Я знаю.
   -Но они слушают нас.
   -В этом и фишка. Они слушают. Они должны знать, что они не смогут устоять. Это будет жуткая страсть. И один из них попадётся нам.
   -Человек - царь, - сказал я, - потому что есть вроде бы боги, а его создания - это штука более проработанная, чем сам бог. То есть, может быть, часть функций урезано. Но это ничего, это верно. Зато мы можем себя развивать, чтобы все эти функции раскрылись во всей красе.
   В конце концов, наступил момент бессилия - энергия, туман и ночь. Мы все курили, даже Дима - он боялся сигаретного дыма и был уверен, что табак убивает лошадей. А значит, он должен был убить мышиных королей - для этого, впрочем, надо было, чтобы один из болотных субъектов затянулся, а это - принуждение, это - нечто сверх сил, сверх возможностей человека. Но не надо забывать - человечество пробило себе дорогу, уничтожив всех хищников, и делалось это при помощи палок и камней. Когда появилось первое ружье, в большей части, с ними было покончено. Африку в расчет не берем, и это хорошо. Пусть живут крокодилы и носороги.
   Я настроил нож на автомат. Устройства сегодняшнего дня - это все в одном флаконе. Хочешь радио, купи нож. Хочешь, например, калькулятор - к твоим услугам - дисплей ножа. Мир техники таков, и нечего тут отрицать. Вот Костин нож - он большой и страшный, и заряжается он сам от себя. Получается, что он сам себе - и друг, и учитель. Приходит он сам к себе и говорит - я пришел к тебе, Отче.
   Как-то примерно так же живет бог. Говорят, что надо писать с большой буквы, но никто не обязывал - ведь мы уже видели королеву севера, и можно было сказать - Королева, но - сугубо для выделения. Человек - вошь вроде бы, потому что его жизнь короче ста лет, а королева летает над Севером, могучим и белым - но ей хочется пожить кратко, побыть в роли глупого существа, ибо глупость - она имеет особенный мёд. Так вот, такой нож, попади он к человеку древнему, привел бы к перестройке всего мироустройства, и он был бы воспринят как меч мифический, меч-кладенец. Вдумайтесь сами - ладно там, различные львы и, может быть, саблезубые тигры. А тут - зверь в том, в настоящем, духовном понимании смысла. Он ворует разнообразных девушек, берет дань и живет вечно - пока Иван не находит на болоте нож. Он берет его в руки, нож активируется, и становится ясно, что это - жуткая электрическая струя, которая питается энергией земли, и ей не нужна дополнительная подзарядка. В более поздние эпохи нож этот сходит с арены мировой истории - его попросту теряет. Допустим, царь Горох попадает в бурю, будучи движимым парусом. Корабли тонут, нож тонет, и нам остается лишь догадываться, что это был за сказочный такой меч.
   Но принято считать, что предки любили воображать, и что уже тогда имела хождения всякая НФ.
   Потом, была ночь, и никакая автоматика не сработала. Но я проснулся сам, ибо душа моя запустила какие-то дополнительные механизмы спасения. Может быть, долгое пребывание в сфере шерстяных шапочек создало дополнительный контур, и я был умней и сильней, чем раньше.
   Они подошли с двух сторон - алчущие мишеобразные титаны, и я щелкнул фонарем, а потом поставил свет на максимум - такой мощности не выдержит и демон в аду. Это - Китай. Китайский свет - самый сильный, такой фонарь добивает до пролетающих в небе самолётов, если что.
   Техника!
   Да, всегда есть, что сказать существам, которые в своем развитии пошли по пути ментальному, отвергнув категории вещей. Я включил и другой фонарь, и короли застыли, ибо нельзя было справиться с этой страшной белой струёй. Если честно, я не знаю - будут ли глаза в порядке после такого удара, тем более - туман разошелся вокруг нас, что позволяло этим обыкновенным китайским гаджетам достать до самых глубин врага.
   Мой нож-сигнализация тотчас сработал, но - куда-то во тьму, и там, в отблесках, в стороне, не было никого, и ничего.
   Самый ближний ко мне мышиный король, стоял, принимая мощь воспитания. Пасть его была раскрыта, и страшные зубы блистали всего в паре метров от меня. Хотелось что-то сказать, но не хватало мужества.
   -Отдайся, - прошипел он.
   Нет, свет не давал ему производить свои ментальные штучки. Второй, что был рядом с ним, сместился в сторону, и там его обдал китайским светом Костя. Мы словно сговорились. Ведь можно было убить их, прямо здесь, порвать на части и оставить в назидание остальным. Но почему-то мы выжидали - как будто некто тайный, некий советник в голове, говорил - не время. Насладись будущей победой, убей не сразу, замани, заставь мучиться.
   И я прав, когда рассуждаю о каменном веки и побежденных зверях и демонах. Их никто не осталось. Человек сильнее, чем боги. Просто - это долгий процесс. Вода капает на камень и пробивает отверстие, и спустя миллион лет уже нет никакого камня.
   -Мы съедим одного из вас, - сказал я.
   Тогда они стали удаляться, и все - в одном толстом луче света. Целая колонна, фигур пять-шесть, и их колоны поблескивали, словно сделанные из того же металла, что и ключи от ада. С обратной стороны теперь их не было, но мы, боясь нападения, все остальное время пробыли настороже.
   Утром туман вновь нахлынул, будто бы открыли сосуд, вмещавший его дотоле. Дима включил динамик на планшете, и какая-та мелодия, какая-та несовместимая с жизнью техническая вещь, поскакала воздушной волной над землей и водой.
   -Пусть знают, - сказал он.
   -В принципе, это верно, - проговорил Джон, - техника убивает авторитаризим и тоталитаризм, и всякое первичное падает и погибает - рано или поздно здесь не останется ни одного мышиного короля, и еще хорошо, если удастся сделать чучело. Но что-то подсказывает мне, что нам придется открыть сезон, нам придется показать свою сущность исследователя и миссионера - а на этом пути всегда были жертвы, и древние цивилизации погибали, погибали начисто, не оставалось порой и потомков их - вспомнить хотя бы североамериканских индейцев.
   -Так всегда, - сказал я.
   Мы разогрели завтрак и двинулись - надо было идти целый день, чтобы вечером выйти из этого сырого облачного мира, чтобы, наконец, оказаться в двух шагах от нашей цели.
   Я нисколько не думал о нашем пути назад, так как было очевидным, что через болота мы не пойдем. Но есть ли другой маршрут?
   Я надел наушники. В прошлый раз подобный расклад принес мне много баллов в таблицу жизни. Я слышал ансамбль "Atomship", песенки, посвященные падению 47-го года в Розуэлле. Вы скажете, что ничего этого не было? Какая разница. Ведь вы скажете, что и таких походов не существует.
   Среди дня мы остановились, чтобы Костя мог порисовать.
  
   Сигареты имеют свойство заканчиваться. Это даже хуже, чем пища. Тем более, что у нас были синтетические концентраты, на которых можно было сидеть до бесконечности. Но сигареты не могут быть заменены чем-то легким и невесомым. Если только отказаться курить - но чем смазать колебания души в свободное время?
   Всегда есть замена. Это как спорт. Один уходит, чтобы отдохнуть, ему набрасывают на плечи пончо, выходит другой выходит и играет. Так и одна жизнь вмещает переходы и замены. Но вот есть вещи со стороны - мы все чаще воспринимаем их как нечто главное, важное, хотя это не так. Это - ложь обычного типа.
   Когда не будет сигарет....
   -Когда не будет сигарет, - проговорил я.
   Я не закончил эту фразу, потому что далее шла мысль, произнесенная про себя, и правильно - каждый опутан паутиной мыслей своих собственных, и чужие нужны лишь тогда, когда они - словно кнопка или таблетка.
   Я связался с базой, и мы говорили довольно радостно.
   -Костя нарисовал много картин, - сказал я.
   -Не картин, а картинок, - поправил он, Костя.
   -Как ваши друзья?
   -Короли?
   -Да. Вроде бы они.
   -Пока мы еще никого не убили, - проговорил я, - но скоро так и будет. Видимо, пора открыть счет.
   -Говоришь, как киллер.
   -Конечно. Я смотрел фильмы про киллеров.
   -Отлично. А мы совершили восхождение на одну из гор.
   -И что же там?
   -Там? Холод. Холод, мороз, и - даль.
   Когда много думаешь, они, мысли эти, могут однажды осесть в печенках и осточертеть. Или, вот, будет новый глагол - засточертеть. Действительно, нужны новые слова, чтобы подчеркивать различнейшие состояния, ибо большой поход - это Поход.
   Суркосталь, видимо, место ранее, в том плане, что земля - место позднее. Эволюция прошлась по ней, как волна землетрясения, смешанная с каким-нибудь вихрем пламени. Мы можем только гадать, какими могли быть первые формы. Ученые скажут вам, что это были бактерии. Но их, ученых, легко поставить на место одним лишь вопросом: ты там был?
   Нет, не был. Обломайся. Не надо вещать. Не надо притягивать факты, не надо тянуть кота за хвост. Наш Поход - прямое видение ранних форм, когда нет мелких концепций. Одни лишь моносущества, многие - в одном единственном числе.
   Получается, что чем дальше мы живем, тем больше мельчаем. А здесь все остается в своей начальной ипостаси.
   По истечению трех часов ходу один из мышиных королей подкараулил меня, и я стоял, подняв электрическое лезвие ножа на полметра, всего в полуметре от его зубов. И он застыл, пытаясь совладать с собой. Он бы мог броситься на меня и получить ранения, но, при этом, получить свою жертву. Мне надо было переключить режим, чтобы огненная струя пробила его вдоль, по ходу жизни его позвоночника, но он не знал того, что мне нужно поднять вторую руку, повернуть к себе дисплей и сделать переключение. Но и этой искры хватало, чтобы пробить его морду - до глаз бы я не достал. Но вот зубы бы срезал. Что бы он делал потом.
   -Мы съедим именно тебя, - сказал я.
   Он зашипел, запыжился, но я не смотрел ему в глаза, а поднять голову было как-то и не с руки. Ему было это нужно.
   -Ты, - проговорил он.
   -Лучше иди, лучше поживи, - проговорил я.
   Он дернулся, я отпрыгнул назад, махнул ножом и ожог его нос - видимо, это и была метка, клеймо. Иначе как бы мы определили, кого ловить. Признаться, здесь, в тумане болот, и опытный охотник никого бы не поймал.
   В жизни самое важное - метод.
   То есть, самое важное - это настроение.
   Когда мы вышли из туманов, оказалось, что начинался пригорок, а болота соединялись с небольшим озером, и хвост спутника торчал именно оттуда. И короли снова там, как в корыте родной жизни.
   Вопросов не оставалось. Засада.
   Мы совещались. Джон был философичен:
   -Я уверен, что мы в какой-то мере делаем грех. Мы можем вспомнить Кортеса. Он пришел, чтобы вывести целую цивилизацию на новый путь - по сути, уничтожить её, обрезать на корню. А нам иногда кажется, что развитие мира идёт по траектории - то есть, существует закон. Я бы не хотел, чтобы мы сделали первый шаг к тому, чтобы началось разрушение.
   -Нам нужен спутник, - сказал Рома, - надо прицепить к нему веревку и попытаться сорвать с места. Он весит пару тонн. Можно применить рычаг. Где его взять?
   - Если накренить его, можно сделать короткий пуск двигателей, - проговорил Дима.
   Впрочем, не весь спутник был в воде. Аварийный блок стоял на берегу, на ножках, и, видимо, короли подходили к нему, чтобы обнюхать, но не могли ничего выяснить - ибо это был прибор из мира их далекого будущего, из мира за пределами их смерти, мир в иной тьме. В аварийной блоке имелась аптечка для поисковой бригады - ибо он, это блок, и был сделан для того, чтобы стоять на ножках где-то, где-то везде....
   Там было какое-то своё, какое-то неизвестное нам, ружье, с наведением по зрачку. Все это было излишне. Конквистадор изначально сильнее, даже если на стороне индейцы - древние божества в чистом виде.
   Костя стоял на краю обрыва и рисовал озерцо. Наши горы, снежные и острые, большой природный забор, скрывший от нас зиму и братство шапочек и лыж, стояли, как большие люди. И, казалось, в древности были именно большие каменные люди, а уже потом - безмолвные скалистые зубы. Так было везде. А теперь, большая ранняя Суркосталь. Наверное, если основать здесь город, то это будет как-то неверно. Но местным жителям придется привыкнуть к нам. Мы поставим здесь каток и будем играть в хоккей. Только и всего. Больше никаких занятий, никаких заводов и добыч.
   Он рисовал красноватую траву, шерсть берегов озера, опадающий лист солнца и торчащий хвост спутника. Сигнал шёл из-под воды. Этим и объяснялись множественные проблемы. Он был странным чужим кустом, и он привлекал местных птиц - они просто сидели, пытаясь сдружиться с металлом.
   Я приготовил приманку. Это были немногочисленные мясные консервы - туристы не носят с собой много мяса. Они могут питаться чем угодно, они могут варить свои кеды, чтобы приготовить вкуснейший таинственный суп. Но здесь над думать. Из лыж обед не делают. Да, и ведь мы совсем забыли - вещей у нас было видимо-невидимо. Погода-то здесь была что-то надо - некая средняя весна. А лыжи - они были сложены в одном месте, и там же - рюкзаки, и там же - посадочный кусок спутника, на ножках на своих, и там же - дрова для костра. Но мы не разводили его. Мы лишь готовились - это должны были быть угли ритуального света, праздника нового культа, смерти и жизни, рождения мира нового.
   Это была страшная ночь. Потому, что ночью вдруг взорвались фонари, вдруг дернулась веревка, и камень, используемый в качестве противовеса, полетел в яму, отчего пойманный в захват мышиный король дернулся и Костя всадил в него легкий заряд. Он не потерял сознании и смотрел на нас ошарашено и обреченно, он напоминал Гулливера, попавшего к лилипутам, только - к лилипутам большим и более вооруженным, и это, по всей видимости, был его конец. Он еще ничего не понимал, и искры первичного разума носились в его глазах хаотически.
   -Тот самый, - сказал я, потрогав опаленный нос.
   -Мясо, - заметил Дима, - много мяса. Но всё не съесть.
   -Можно засолить, - произнес Рома.
   -Я так и думал, - сказал Джон и потянул сигарету, - я и полагал, что первичное уходит, на смену ему приходит новое и совершенное, и неизвестно - хорошо это или плохо. Но это факт.
   -Надо разжигать костёр, - сказал Костя.
   -Вы меня убьете? - спросил вдруг он, мышиный король.
   -Да, - сказал я.
   -Может быть?
   -Что может быть? - не понял Джон.
   -Может быть, пожалеете?
   -Нельзя жалеть, - сказал Костя, - я знаю про них. Они умеют убеждать. Если поведешься, он отплатит тебе как раз обратным. Мышиные короли не уважают это. Если мы его не убьем, он убьет нас.
   -Вас просто так не убьешь, - простонал он.
   -Но ты хотел.
   В черных глазах появились слезы. Это было искушение. Вернее, это было что-то новое, что-то жуткое - нет ничего хуже, чем когда ты - агрессор. Тебе надо спрашивать у себя - имеешь ли ты право делать это?
   -К ним уже попадали туристы, - сказал Костя, - мы все же нашли информацию. То есть, я и Саша Карпов. Нет никаких аргументов в его защиту. Еще никто не отомщен. Ладно бы, это бы был крокодил. Но вы убили крокодила? Да. Если он опасен, если он таков. А то, что он умеет говорить - это просто его звериная сущность.
   -Все уходит и все приходит вновь, - сказал Джон.
   -Пожалуйста, - взмолился мышиный король.
   Все это было нестерпимо, и мы поскорей его убили. Взгляд его сопровождает меня с тех пор, и я вижу его во сне. Это - некая застывшая мысль, некий чужеродный предмет в моей голове, от которого надо поскорее избавиться.
   Костёр пылал.
   Впереди нас ждала процедура приготовления ритуального обеда. Это означало, что мир этот потерял девственность, и что он уже никогда не будет как прежде.
   Ночь вмещала в себя кусок луны, который высунулся из-за края земли, но так и не решился подняться выше - он скакал по горизонту, пока не был пойман горами. Но и там ему удавалось в, куску этому. Луна желтая и странная, луна редкая. Если вы - коллекционер лун, вам обязательно надо сюда попасть. Вот Костя, он прикрыл убавил яркость фонаря до минимума - чтобы подсвечивался лишь холст, и он рисовал.
   Первичный художник. С него начинается время человека, на нем заканчиваются древние боги. Может быть, на этой планете и нет людей. Но они появятся - отсюда, из первичного замысла, из примеси, которую мы добавили в атмосферу.
   Это была первая жертва. Теперь небо познает кровь богов, кровь королей.
   Я отошел в сторону и курил. Костя и Джон крутили вертел. Мышиный король жарился, в назидание всем остальным.
   Сигарета.
   Можно говорить много. Можно чертить ей небо. И когда я собрался, когда я уже был готов нарисовать новую звезду в своем воображении, из-за горизонта поднялась зеленая звезда и пошла через небо, и, приближаясь к нам, она становилась все больше. По мере движения зелеными оставались лишь края, и она обретала форму. Все это происходило слишком быстро, чтобы опомниться. Прибор связи на подставке вдруг замигал, повинуясь какой-то собственной воле, я положил на него руку, и, услышав странный шум в голове, проговорил:
   -Привет. Прием. Кто вы?
   В ответ он мигнул. Он осветил себя - продолговатый, самоуверенный, предмет для изображения звезды в небе, на его корпусе высветилась пара букв - таким образом он отвечал нам на моё приветствие.
   -Сурденский корабль! - воскликнул Костя.
   И он ушел в даль, ушел вверх, поднимаясь над горизонтом, и сливаясь со звездами.
   Ночь шла дальше, ночь большая и лучшая, ночь преодоления себя. Кажется, ты только жил для созерцания, и мирная постиндустриальная жизни учила тебя лишь искать тайные знаки в самом себе. Но вот, пришло время, когда ты должен делать, действовать, когда ты должен достать философскую книгу о неделании, когда ты должен найти какие-нибудь постулаты и все выбросить на угли, чтобы они изжарились вместе с мышиным королем. И ты понимаешь, что еще не жил, что еще не видел ничего, а тот ритм, который был приложен к бытию в прежних рамках - ничто по сравнению с Походом.
  
  
   Симонова дача
  
   Мы едем на Симонову дачу. Гроза еще далеко - видимо, ее разворачивают. Я думаю, что заготовки грозы упакованы в фольгу и хранятся в прохладном месте. Их пересыпают сухим льдом для пущей прохлады. И мне представляются совсем старые полки - но грозы всё свежие, потому что не пропадают.
Дежурный неба приходит в холодильник-склад одетым. Очень холодно. Иней. Вот тут - полка с зимами. Ниже - очень большие отделы, тут хранится Север. Он один, большой, он многоразовый - его то достают, то назад кладут. Это все первые блюда.
Он берет одну из гроз, выносит в свое дежурное помещение. Тут у него телевизор, тут у него радио, пульт сигнализации, продукты. Приходят друзья с пивом. Кто они - мне не узнать. Он раскрывает фольгу, и на небе слышен гром.
Это только начало.
Дорога крута, и край - практически деление мира на хаос и порядок, и сорваться вниз, в море, проще, чем остаться в живых.
   -Опасно, - говорит один из детей.
-Боишься смерти? - спрашивает водитель.
-Нет, командир, - отвечает мальчик отважно, - я никогда не боялся смерти.
-Кто-нибудь боится смерти?
-Не парь ботву, водила, - отвечают ему, - не кроши батон. Смерть - всего лишь освобождение.

Мотор упрямо урчит. Камни осыпаются, местами край подрублен - водителю приходится сдавать влево, наезжая на кочки с сухими горными травами. Микроавтобус в эти минуты - ядро, пущенное в неизвестность. А море внизу просвечивается, показывая ровные плиты, которые уложил там доисторический огонь. Когда-нибудь во времени, в любом месте на отмотке этой метафизической катушки, там не было воды, там шли динозавры, они остановились и окаменели их спины.
Впереди - пропасть. Объехать нельзя. Остановится нельзя. Нас заберёт этот мир. Я звоню топ-менеджеру:
-Здравствуй, Хаджи-Мурат.
-Здравствуй, Мамед, - отвечает он.-Вы еще живы? Ты звонишь с этого света?
-Да, - отвечаю я, - скажи, как нам проехать?
-Немного притормозите. Будет небольшой заезд влево. Нужно подниматься практически по покатому склону, затем правее - будет небольшой каменный мост. Прямо за ним начинается Симонова дача.
-Спасибо, Хаджи-Мурат.
-Пожалуйста, Мамед.

Хаджи-Мурат заведует отделом продаж в фирме, где носки продают по системе сетевого маркетинга. Выглядит это так - сначала ты платишь тысячу долларов для вступления в бизнес. После этого покупаешь партию носков. Носки нужно продавать, утверждая, что это - волшебные носки. Но главным источником дохода является подписывание - ты должен подписать одного человека по правую руку и одного - по левую. После чего ты получаешь деньги за просто так.
Я читал книгу по носкам, предварительно написав книгу "Мир волшебства и мир носков". Меня теперь всегда приглашают. Берут интервью. Пускают шарики, меня завидев.

И вот он - почти что мост. Бездна не так велика. Но высота - не мать. Наш автобус - не птица. И слышится, как невдалеке скребется тьма, она шепчет:
-Я..... Идите ко мне.... Все придут ко мне, лишь начиная прозревать....
Водитель едет спокойно. Внизу мы видим множество уже проржавевших останков. Где-то среди них должны быть и кости недоехавших.
Симонова дача.
Разве зовет она? Не знаю.
-Вы готовы к смерти? - еще раз спрашивает водитель.
-Очень жду смерти, - отвечает один из мальчиков.
-Жду с нетерпением, - добавляет другой.
И так, мы проезжаем. На въезде находится стенд:

Симонова дача
Отдыхайте смело. Наслаждайтесь. Любите дерево, и оно полюбит вас.
Правила нахождения на даче:

- делайте все, что хотите
-о желании прыгнуть в море и разбиться сообщайте заранее
- бойтесь селей
-не приводите с собой демонов
   В обыденной мысли мы не знаем кто - демон. Чаще всего демоны невзрачны, а рога растут у них от неверности жен. На Симоновой даче демоны ведут себе нервно, мешая жить.

-У нас все в порядке, - говорю я сторожу.
-Неделю назад у нас смыло магазин, - сообщает тот, - ушел вниз вместе с продуктами и продавцом.
-Продавца не нашли?
-Нет. Я предлагал пойти поискать труп, но всем лень. Все заняты изучением дерева.
-А ты?
-Я сторожу.
-А водка?
-Возле водопада - ручей. Два источника. Из одного пьешь, другим запиваешь.

Симонова дача. Берег здесь другой - он наполнен непонятной лазурью, лазурью призрачной, цепляющих сосны за их тела и кору, заставляющих кровоточить жемчужными струями. Здесь изучают дерево.
Есть Дерево, и есть - дерево.
Дерева тут нет. Только дерево.
Я достаю свою бензопилу и начинаю. Все дети - пионеры жизни в оазисе страстей, но они готовы быть студентами прохладной жизни - а это - вообще не студенты, это - ордена, медали, звания высот простых, не иных, притянутых за уши.
Я завожу пилу.
На Симоновой даче много людей. У многих в руках - бензопилы. Мы начинаем.
  
  
  
  
   Сергей Смерть
  
  
  
   Сергей Смерть - любитель транспортов разных, потому что и Земля - транспорт. Даже если взять в основу всю метафизику, и смотреть на шар, как на носитель ядра, а и само ядро - как сосуд для варки мысли и идеи вековой, то нет разницы. Потому что всё летит.
Чем существо примитивнее, тем интереснее ему мифы.
-Чувак, я купил Айфон 3, - сказал парень по имени Денис Соколов.
-Когда? - осведомился Сергей Смерть.
-Вчера, чувак.
-Нет, не вчера, - ответил Сергей, - ты что-то путаешь.
-Айфон, чувак, полезная вещь, - проговорил Денис.
-А где он, покажи, - сказал Сергей Смерть.
-Вот он!
-Это гало. Фон. Ты умер.
-Да что ты, - возмутился Денис.
-Да ничего, - ответил Сергей.
Он сел на коня и поехал - кругом на болотах стоял туман, и он был словно бы кипяток из чайника - и тут тоже была правда - потому что болота заваривают, во всяком случае, на том свете. Что касается чувака - то какая разница. Тонкие вещи не разжевывают. Они есть тут, и всё тут.
Так он и ехал. По пути он заехал в ресторан "Лазурное".
Кругом сидели господа и играли в русскую рулетку. Пахло кровью и свежими мозгами. Сергей заказал бутылку водки и колбасы с хлебом. Ел он аскетически. Коню принесли первое блюдо. Борщ, суп, типа того.
-Свежий? - осведомился конь, щелкая зубами-лезвиями?
-Да, - ответил официант.
-Смотри. Не дай бог не свежий, съем, - сказал конь.

Борщ же был как борщ. Люди любят очень часто две вещи - пафос и отсутствие пафоса. Вот, например, нет пафоса. И ты говоришь - о, пафоса нет. Я - ни мясо, ни овощ. Живу пацаном. Или например я - интеллигент хренов. Но хотя не важно. Во все времена есть способы бытовать - это потому что вокруг нависает ночь, а в центре висит ядро. И вот, от биомассы оторвали кусочек. Можно представить еще вот так - тьма - это хлеб. Он теплый, пахучий, а уже дальше - пекарня, прочая кухня. Директор там. Водитель хлебовозки. Но всё это за пределами видимой части мира. Человек так живет - кусочек отрывают и бросают вперед, и там, типа ядра. Типа печки. Идёт жарка. Жарили, жарили, дожарили, enough.
Кругом то стреляли, то пили. Сергей смотрел футбол. Шел матч демона и человека.
-Людям сложнее, - сказал конь.
-Я за людей, - ответил Сергей Смерть.
-А я - конь, - ответил конь, - мне до лампочки.
-Хочешь сена? - спросил Сергей.
-Гонишь? Ешь сам, - ответил конь.
Тут началась снова стрельба, но не все падали. В рулетку играют не сразу, потому что иначе бы не было жизни. Есть медленный размен. Среди умных дураков всегда больше.
-А я, братцы, живу на гранток! - сказал один игрок.
-А откуда гранток? - спросили у него.
-А не важно. Вам такой не найти.
-Вы все живёте не гранты, - сказал Сергей, - зачем вы играете? Разве вам не интересен футбол?
-Вы - дурак, - сказали ему.

Потом они ехали дальше и молчали. Болота сменились трассой, но по ней никто не ехал, так как было не понятно, существует ли эта трасса или она - лишь плод воображения. Но вскоре трасса вновь сменилась болотом, и там, время от времени, попадались люди, которые пытались заговорить то сами с собой, а то и с Сергеем. Они даже, порой, давали какие-то советы, и Сергей даже и не отмахивались.
-Я знаю, - ответил он девушке, которую задавил грузовик, но она об этом не знала, - в этот особенный час я вам вот что скажу. Дело в том, что всякая вещь на земле есть Сергей. А если вещь - не Сергей, значит она - не вещь, значит, она и не существует.
-Но я не Сергей, - сказала девушка.
-Поэтому вы и не существуете. Допустим, я сижу на коне. Как это назвать? Это - Сергей Конь. А вокруг вас располагается Сергей Болото. А это - большой и всепоглощающий Сергей Туман. И в кармане у меня - Сергей Пачка Сигарет. Когда я приеду - то передо мной будет Сергей Город, меня встретит Сергей Улица, а потом - Сергей Квартира, Сергей Кран, Сергей Окно, и, наконец, Сергей Ужин. Но вы - не Сергей. Значит, вас нет.
-Я хочу любить, - сказала девушка.
-Вы хотите себя. Это кольцеобразный механизм психики. Любви нет. Есть эгоцентрический ништяк. Он правит миром. До свидания.
-Я хочу любить, - повторила девушка.
-У вас даже нет имени, - ответил Сергей Смерть, - попробуйте вспомнить. Разве вы его знаете? Нет, если бы вы были вещью, если бы вы были Сергеем, то конечно же, вы бы знали, как вас зовут. Но разве вы знаете? Для начала, вы даже не верите - хотя и теперь, будучи лишь пылью, вы бы могли попытаться. Ведь нужно когда-нибудь начинать? Сейчас подует ветер, и песок разлетиться. Но прощайте! Все равно, ведь пыль - все равно Сергей.

И они ехали. А кто не едет, тот не живет. По пути конь заболел. Пришлось заехать к Доктору.
-Здесь болит? - спросил Доктор.
-Нет, - ответил конь.
-А здесь?
-Нет. Но я стал кашлять.
-Наверное, это от сигарет, - заключил Доктор.
-Брешешь, - ответил конь.
-Я выпишу вам касторки, - сказал Доктор.

Три дня было потрачено на отдых. Это был курорт. Конь ходил на воды и употреблял. Сергей Смерть купил удочку и ловил рыбу. Время словно бы стояло - но это было иллюзией, так как круговая система продолжала двигаться с упорством стрелок - и солнце шло, и облака летели, а ночью звезды напоминали вызревший плазменный виноград - Сергей Смерть смотрел на них и мечтах, но никто не знал, о чем он мечтает. Устав от тишины, он вынул из дорожной сумки плеер и слушал треш-металл, одновременно натачивая зубы на оселке. Впрочем, сказывалась усталость, лень напоминала ожившие говорящие огурцы.
Тогда, с началом дня, Сергей пришел в пункт заточки зубов, там работали большие моторы, на которые были поставлены круги.
-Вы любите кусаться, - спросил дежурный мастер.
-Люблю, - ответил Сергей Смерть.
-А вы женаты?
-Нет.
-Слушайте, не хотите познакомиться с моей дочерью? Она очень хочет замуж, но у нас вокруг - одни жлобы.
-Как её зовут?
-Не знаю. У нее сто имен, но она пока не определилась.
-Не знаю.
-Стесняетесь.
-Да.

Вечером Сергей Смерть пригласил девушку в кино. Показывали фильм про передовиков.
-Вам нравится? - спросила девушка.
-Да.
-Вы передовик?
-Конечно.
-А где ваш конь?
-Играет в бильярд.
-Правда, вы женитесь на мне?
-Я думал об этом, - сказал Сергей Смерть, - любой настоящий мужчина должен однажды спросить у себя - хочу ли я жениться. Но вы должны знаете, что я постоянно еду. Я никогда не стою на месте. Хотя, конечно же, и все едут. И вы едете. Ваш отец - мастер заточки зубов на станке, тоже едет. И круги в его мастерской едут - хотя и по кругу. И этот город едет. Потому что едет и земля, н едет и солнце - а вы представьте, какие мы все ничтожные. Едет себе солнце и тащит за собой всю эту пыль, бесполезную - но правда, зачем всё это?
-А вы не думайте.
-Кто не думайте, тот - не Сергей.
-Да. А вдруг я - не Сергей? - спросила девушка.
-Этот вопрос полон философии. Давайте смотреть кино. Знаете, лучший способ жить - это отдаваться обстоятельствам. Что будет - то и будет. Хотя, на самом деле, обстоятельствами заведует Сергей Судьба. В прошлую пятницу я заезжал к нему. Он живет на маяке посреди моря. Вокруг - чрезвычайно хмурые места, штормы, непомерные глубины.
-Вы плыли на корабле?
-Нет. Мой конь хорошо плавает. Мы добрались сами. Сергей Судьба принял меня весьма радушно. Мы пили золотистый сидр и играли в карты на троих, но вскоре налетели какие-то местные, островные птицы - и пришлось играть колодой в 54 карты. Мы говорили о возможном и невозможном. Знаете, главное, не говорить о вещах, которые приклеены. Потому что все приклеенные вещи всегда опадают. Но если она опадает, значит, она - лист. Весной лист растет, осенью шуршит, потом его уносят в ад. Сергей же никогда не опадает.
И снова был сидр, и Сергей Судьба рассказывал, как он его делает:
-Раньше я покупал Сидр у китов, которые поднимали бочки со дна - там, где лежат утонувшие корабли, можно найти очень много. Там есть и золото, но что мне с ним делать? Я - Сергей Судьба. Наконец, мне удалось купить семена яблони у птиц, а почву - не помню у кого, и с тех пор яблони растут в горшках, ловя редкие лучи солнца.
Зрелые яблоки - это вещь, которая копирует вселенское колесо. Потому, любое яблоко - Сергей. А потому и сидр - Сергей, равно как и этот маяк.
Кино закончилась. Ночь была светлая - будто бы луну настояли на спирту и повсюду распылили - от этого пространство немного подсвечивалось, все были пьяны и счастливы, и воздух нес запах вечной жизни и вселенских берегов.
-Я вас тогда буду ждать, - сказала девушка, - а потом вы скажете - хотите ли вы на мне жениться или нет.

Утром конь разогнался до околозвуковой скорости, и дальнейшее перемещение шло по инерции. Облака были такие, словно кто-то курил.
-Смотри, лайнер, - сказал конь.
-Догони и стукни его копытом, - ответил Сергей.
Лайнер шел спокойно - хотя некоторые уже заметили, что его корпус покрылся некой зеленоватой пыльцой, которая создавала второе изображение - это означало, что предмет уже отбросил тень, и скоро эта тень пойдет по своей дороге - это будет особенный путь, более длинный - словно бы партия в нарды под названием "в длинного". Люди в лайнере летели и ели мечты, ели громки - был слышен хруст.
-Жрать хочу, - сказал конь.
-Я знаю одно кафе, - ответил Сергей Смерть, - скоро поедим.
Конь догнал самолет и ударил его копытом в бок.
-Что-то с приборами, - сказал тогда пилот.
-Тебе кажется, - ответил ему другой.
-Мне снился сон, - проговорил капитан, - что я проснулся среди ночи, внутрь сна. Я вышел на странную дорогу, и мне стало ясно, что меня - два. Но один я почему-то остановился. Тогда я понял, что мне нужно быть самим собой, и чем дальше я шел, тем становилось все лучше.
-Пожар в правом двигателе, - сказал первый пилот.

Наконец, было найдено кафе. Место это было странное - мир уменьшился, превратившись в астероид. Кафе шло в круговую, рядом с ним был тротура, и, идя по нему, конь поймал сам себя за хвост, так как и сам стал круговым вследствие размера пространства. Но всё это его не удивило. В кафе подали жареные гвозди и комариное сало.
-Наконец-то, - обрадовался конь, - это - моя любимая пища. Душа раскрывается. Хочется хрустеть, хочется говорить, и так - до бесконечности. Настоящий конь - это властитель собственных дум, и всё ему ни по чем - так же и мне. Потому что в жизни любого коня наступает тот момент, когда он может сказать себе - я чувствую. Да и не важно, что я чувствую. Хорошая еда - почти вся жизнь, и если ты хорошо ешь, то значит - ты живешь, и в твоем желудке тепло и светло, и вся твоя дорога - это кровать. Что живешь ты, что лежишь! И тогда ты понимаешь, как важно так уметь любить себя, чтобы ты, будучи наедине с собой, ощущал невероятное чувство вселенной - иначе как бы я понял солнце, которое наполнено гордыней, которое горит и краснеет в своем самонаслаждении. И мне, настоящему коню, хочется порой сказать - чего же ты там горишь, чем же ты так гордишься, ты - всего лишь шар, а сколько пафоса?
И он хрустел дальше, и зубы его высекали искры, и больше тут нечего было добавить, потому что вскоре нужно было двигаться дальше - нужно было искать место для ночлега, пока стояла ночь. Днём спать как-то несподручно, хотя это и дело привычки. Например, сторожа - если они настоящие, профессиональные, спят днём.
-Ты наедайся, - посоветовал ему Сергей Смерть, - потому что в следующий раз придется нескоро есть, а там уж мы доберемся до дома дедушки Пургатория, а там уж оттянемся.
-Конь дедушки Пургатория - мой большой друг, - ответил конь, - настоящие друзья - это практически дети. И я помню, совсем давно была заря. И мы сидели и, наслаждаясь лучиками, играли. Если честно - мечтаю.
- И я мечтаю, - ответил Сергей Смерть.
-О чем?
-Не знаю. Обо всём.
Они двинулись в дорогу, и туман держал ночь открытой, как книгу - листы шуршали, и всё остальное было и важно, и не важно - так всегда. Даже если вы знаете суть вещей - все равно дорога раскладывает свои карты по две стороны - потому и руки две. На этом основаны дуализм и бинарная система. На жутких озерах клокотали адские лягушки, черные птицы щелкали клювами, высекая искры черного света. До поселка, где жил дедушка Пургаторий, было еще довольно далеко, но Сергей Смерть не грустил.
  


   Секс-такси
  
  
  
   Открыл агентство "Луч" Степан Александрович. Я уже позже пришёл. Суть же проста, как кванты нашей жизни - это секс-такси. Важные условия такие - тонировка, осведомленность. Ибо, конечно, простой пассажир, человек, желающий - он также может стать клиентом, но это ни к чему.
   Секс-такси, и больше ничего. Автомобили самые разные. Водители получают по более высокому тарифу. Вот и вся работа. До этого, насколько я знаю, была идея мототакси, но это еще ладно. Так как практиковалось и велотакси, но не у нас, в Таиланде. У нас дело не пошло, у нас все люди - господа.
   Так как рассказ можно на этом и закончить, я расскажу об идеях, но также и об тараканах - ибо штука хотя и очевидная, но далеко не всем человекам, товарищам, товаркам в нашем мире понятная. Я пытаюсь рассказать о многих вещах если не научно, то псевдонаучно, то есть, структурно, пополочно. Это значит, что идея сама по себе ничего не значит. И если у вас в голове постоянно что-то роится, постоянно что-то шелестит, вы не можете отделаться от армии идей, значит вы - дурак. Может, остолоп. Придурок. Осёл. Надо, значит, идти работать, идти на какие-нибудь грубые и малоквалифицированные работы. Это человека лечит. Если вам кажется, что у вас - особенный ум, и ночами вы не спите, так как вас дергает от собственной значимости, если вам кажется, что вокруг все виноваты в том, что вас не понимают, идите в дворники. Это будет нечто вроде санатория. Хотя там и надо работать, зато труд сей окажет полезное воздействие на организм, но и прежде всего - на ум. Он сможет понизить самооценку. Это очень даже важно.
   Идеи может вообще не быть на корню. Потом, попадается что-то одно, редкое, но - такое твое, такое родное, часть души твоей, и ты полностью ей отдаешься. И внутри этого отдельного мира все хорошо тогда, и люди рады.
   Я стоял, курил, подняв руку. Надо правильно расставлять пальцы. Если просто поднял, то это ты тачку тормозишь. Если специальным образом - то ищешь секс-такси. Но тормозят оное не в одиночестве. Обычно в ожидании находятся парочки. Им нужно: а) непосредственно сношения. б) драйв. с).... д).... Нет, только два пункта.
   Я расставил пальцы автоматически, и тогда ко мне подбежал из толпы автомобилей какой-то дутый француз. Я забрался в салон и только тогда понял, что совершил ошибку - это был наш аппарат. Таким образом, я только отвлекал таксиста от работы, а потому, следовало выйти и искать новый мотор. Нет, впрочем, он же сам остановился
   -Далеко? - спросил водитель.
   -Не в лом, поедем в офис, - сказал я.
   -В какой?
   -В наш, - сказал я, - я у вас работаю.
   -А, точно, лицо знакомое, - сказал водила.
   -Я дизайнер, - сказал я.
   -А, картинки, журналы....
   -Да, - произнес я, - чтобы веселее было. Я первый предложил. Нет, извини, давай я другое такси поймаю. А то ты клиентов потеряешь.
   -Да не, поехали, - сказал он, - я - Азиз. Не помнишь?
   -Не.
   -Поехали. Заодно будет повод в офис зайти.
   Но что тут еще сказать? Работа изнутри, работа снаружи - вещи навсегда разные. Допустим, вы сочиняете рассказ. Как видитесь вы людям внешним, люди, которые находятся снаружи от вашего восприятия? Да вы даже не знаете. И правильно и делаете. Не нужно фильтровать мир через себя. Но даже если вы так и делаете, то это все равно - трудный и ложный субъективизм, так как замкнутость - очень полезная и готическая вещь. Если постоянно выставлять себя на показ, то ничего хорошего не будет. Но, впрочем, так завсегда - у плохих актеров или вообще к недоактёров, а также у тех людей, которые как бы артисты по жизни. То есть, это вовсе не значит, что ты таковым работаешь. Но живёшь ты, малость кривляясь. В этом числе - и множественные пласты актрисок жизни. Но вот что касается такси, то люди, которые находятся в постоянном поиске желания и счастья повседневного - они гораздо проще.
   -А ты не разбираешься в котах? - спросил Азиз.
   -В каком смысле?
   -В обычном.
   -А, ну у меня дома - десять котов.
   -Как справляешься?
   -Воспитываю.
   -А у нас проблема со стулом. Вот хотел посоветоваться, а не знаю, в чем дело.
   -В питании. И, может быть, давал много лекарств, - сказал я, - обычно от этого.
   -А. Не знаю. Может давали. Может не давали.
   -Ты точно смотри.
   Степан Александрович завсегда много экспериментировал. А вообще, сама суть эксперимента, не важно где, хоть в науке, хоть в литературе или в художествах - она такая же и в бизнесе. Даже если у вас бандитский бизнес. Надо знать душу, и вот она, эта душа - это та самая русская душа. Вот в 90-е годы мы занимались девочками, которые ехали получать бабки за границами. Это ж только пишут, что все они попали в сексуальное рабство. И, мол, где они? Сколько лет прошло? Неужели все эти девочки, а ныне - совсем уже отработанные лошадки, сидели в цепях на дачах у шейхов?
   Нет, это так. Наша жизнь последних лет почти не освещена. Тонны романов, мегатонны статей, но все это - ложь.
   Эксперимент - это то, что у тебя внутри.
   -Вчера много было желающих, - сказал Азиз, - я даже рад схалявить, знаешь. Знаешь, смотрел передачу, там говорили, что клетки стареют из-за того, что человек мало спит. И я как-то стал думать, а что лучше - доживу, допустим, до ста лет. Как-то это всё не айс. Ну, живешь ты, все померли, кого ты знаешь. Да ладно бы, быть в уме.
   -Грустно, - сказал я.
   -Но лучше грустно. Хотя бы понимаешь, что ты не шкура, не зверь какой. Есть у тебя мозг, как бы. А, а когда по старости уже не будет стоять, чо хорошего, как ты думаешь? Я все думаю - как старики живут? Вот я бы придумал такое. Знаешь. Как бы службу помощи.
   -Помощь?
   -Секс-помощь.
   -И что будет? - спросил я.
   -Ну, человек же живой. Хочется еще. Зачем хиреть за просто так? Мы же помогаем людям, и не публичный дом, и деньги зарабатываем. Но вообще ничего такого нет. Я не против, как в Европе, когда все по делу - пришел ты, вроде бы любовь за деньги, а что тут такого, я считаю. Ничего страшного. А, а ты знаешь, что Антон Павлович Чехов жил напротив публичного дома?
   -Нет, - сказал я.
   -Так вот, родители его уехали, и он остался один, и тогда подался это заведение навещать регулярно.
   Нас попытались тормознуть несколько раз. Но ничего страшного. Я знал, что отмажу Азиза - раз уж так вышло. Но все же, говоря по существу, лучшие люди - это постоянные клиенты. Но какова степень романтики!
   Азиз продолжал свои мысли:
   -Я о чем. Я о том, что все хорошо, когда организовано. Всякие там конторы братков, подпольные хаты - нафиг оно всё это надо. В Германии, например, в публичных домах подрабатывают студентки. А что? Неплохая прибавка к стипендии. И никто не узнает.
   Я закурил. Надвигался дождь с грозой.
   - Значит, предположим, если ты пенсионер, то тебе выдают купон, допустим, на десять скидок. А что? Да хоть бы на одну. Ты сам представь себе. Это все равно что ты Юрий Гагарин. Когда годами у тебя нет никого, так можно превратиться.... в волка.... нет, в медведя, в зайца...
   - Степану Александровичу скажи.
   -А что?
   -Нет, он же любит идеи. Правда, я не шучу. Но в нашей стране совершить сие действие будет сложно и, скорее всего, невозможно. А вот подпольно - сколько угодно. У нас созданы все условия для теневой экономики и никаких условий - для реального бизнеса. Поэтому, не важно что ты собрался делать - добро пожаловать в мафию.
   -Можно - в режиссёры? - сказал Азиз.
   -Почему?
   -Один режиссёр часто вызывает такси.
   -Не один?
   -Не. Развлекается, черт. Видно, глаза пошлые, водянистые.
   -А - одна фигня, - сказал я, - распил.
   -А ты за Лёшу? - спросил Азиз.
   - Граждане собяне одинаковы в своем выборе, но пройдет лет даже двадцать, никто не будет понимать, о чем речь, если так выразиться, - сказал я, - но двадцать лет - это самый дальний край. Все бывает. Наверное, и покороче. Но суть одна - надо уметь воровать.
   Потом мы приехали.
   Еще был мужик по имени Каллистрат. Не знаю, кому пришло в голову его так назвать. Ибо, я помню, по школе, Каллистрат - это такая обзываловка была. Даже дрались из-за этого. Мол, слышь, ты чо, Каллистрат? А в ответ - да ты прифигел, сам ты Каллистрат! Я, правда, не знаю, в разных школах по-своему было. Но в то время культура была, в целом, общая на все школы.
   Каллистрат был бухгалтером. И мы считали бабки. А дело это хорошее. Тем более, что работали мы довольно сухо, то есть, в плане этики. А уж эстетика - по полной программе.
   Основная ли, или не основная, но есть тема, кто что сделал. Но в открытую не говорят. Зачем путать рамс? А каждый в себе чего-то такое таит, и, наконец, находит. Это пункт жизнедеятельности, это даже не мотивация, а твой собственный тайный знак. Даже если дурачок какой. О, это со стороны только так кажется. А сам ты, внутри себя, может быть - монстр мысль. Ну еще - мастера секса бывают. Мастера клеить баб. Тайные знахари. А как узнать?
   Отвлекусь на Азиза - он пошел к окошку и там ему дали конвертик с деньгами. Типа аванса. Возвращался он вполне довольный. Степан Александрович обычно не обманывает. А на кассе сидит Фёдорова. Она раньше была пышная, носила декольте, все через стойку кассы заглядывали, и, видимо, надоело ей, и что она сделала? Она вдруг похудела, и уже не на что было смотреть.
   Значит, сейчас есть Интернет. Если в твоей голове бегут стада, то ты их можешь отрядить в блог, что однажды я и нашел у Каллистрата - при чем, там были всяческие фотографии. Он ездил на фестивали, где люди играли с мечами и прочими деревянными ножиками. О, лучше бы этого не видеть.
   Во второй половине дня мы стали обсуждать стратегию. Я сделал выступление. Правда, сначала слово дали менеджеру по связям. Зовут его Семджит. Имя такое. Не знаю, что за национальность. Но русские от не русских очень сильно отличаются. Что касается нахождения общего языка, то вы сразу же смотрите, с кем искать, и какие цепочки связей. Например, начальник полиции района А, начальник полиции района Б, например... А, например, депутат, который помогает нам жить, брат Семджита. Зовут его Асланбек. Нет, по паспорту его зовут Саша, но он все равно - Асланбек, а раз депутат - значит, квартира на Майами, значит, подпольный бизнес, значит, в конце концов, надо что-то крышевать.
   Какой, как вы думаете, лучший менеджер по связям?
   Может быть, его образ - это такой конструктивно-развитый тренер по общению, быстрый, резкий, продвинутый.
   Нет, давайте другой пример. Вы живете в дикой природе. Вокруг вас окружают тигры, леопарды, удав Каа, всяческие гигантские осы, волосатые пауки, пантера, дикие племена. Кому тут лучше - Семджиту или креативному чувачку?
   Это размышления. Не более того.
   - Вот тут у меня несколько схем, -сказал я, - простите, что я говорю не по поводу дизайна. Но я переживаю по каждому вопросу, я волнуюсь относительно будущего. Помните, план переезда в Хорватию? А план переезда в Японию?
   -Да.
   Она сказала это точно и резко. Она словно сорвала яблоко и громко укусила его этой фразой. Это была Лещова. Я никогда точно не знал, чем она занималась, но уж точно, в её компетенцию входило что-то важное. Почему мы никогда не пересекались? Я не знаю. Нет, мы пересекались и смотрели друг на друга, и в те минуты я ощущал себя полосатым сукиным котом, который бегает дворами, гоняясь за кошачьими особями женского пола. У человека и у кота по-разному. По большому счету, у человека на самом деле самое важное - умение обмениваться. Весь процесс - это уже дело техники. Но нет обмена, и толку нет. Вот, положим, племена обменивались предметами - это был их товар. В детстве мы играли, используя в качестве денег листья акации. Это тоже обмен. Я помню девочку, с которой мы часто обменивались листиками. Впоследствии листья дерева были заменены на этикетки их под мыла - один соседский мальчик, обнаружив, что какая-та его родственника работает на фабрике по производству мыла, выпросил целую коробку новых упаковок для мыла "Земляничное". Каждая бумага была миллион. Мелкие монеты делали из пробок от минеральной воды. Это был рубль. Пробка от понтовой газированной воды "Байкал" котировалась как пятерка. Пепсикольная пробка - десятка. Купюры от десяти до тысячи делались из тетрадных листов - на них наносились всяческие лейблы и некие заменители водяных знаков.
   Это был обмен.
   В детстве всегда хорошо. Так вот, это есть обмен. Если в сексе обмена нет, то что-то не верно.
   Теперь, позиция кота. Если мужик идет в публичный дом, то все равно, это не позиция кота. Это как бы легкоатлетический забег для любителей, в конце которого - немного дежурных ласк и эротический массаж. А вот кот....
   Не знаю, с чем сравнить, но глядя на Лёщову, я осознавал себя котом. Потом, впрочем, я все это забывал, была работа, и жизнь продолжалась. Любить работу надо также уметь.
   -Есть еще несколько предложений, - сказал я, - пока наш человек ходит в депутатах, нам вроде бы нечего бояться. Но в жизни все меняется. Вот, скажем, Лёша. Все понимают, что его наняли, но он все равно может накопать. Тогда наши дела раскроются.
   -Тогда будем башлять, - сказал Степан Александрович.
   -Или сидеть, - сказал Щукин, начальник охраны.
   -Сидеть не будем, не боись, - ответил первый, - это у тебя рефлекторное.
   -Ну я....
   -Поймать и устранить, - сказала Лещова.
   Наши взгляды сошлись, и было понятно, что ничего не понятно. Нет, конечно, кот тоже имеет в жизни хождение. Побежал, догнал, схватил за холку, и погнали. Это так, общий принцип. Потому что тут было наоборот - Лещова была кошкой, и всем своим видом она изображала трение об углы, о дорожные столбы, податливое мурчание, и все это, конечно, могло быть иллюзией, субъективизмом.
   Мы сошлись на том, что надо мониторить этот вопрос, и Лёшу в случае чего устранить.
   -Тем не менее, почему бы нам всем вместе не собрать манатки и не переехать, например, в Амстердам, - сказал я, - там, правда, всего и без нас полно. Но, впрочем, есть минус - Амстердам - город не очень большой. Нью-Йорк? Париж мне не нравится. То есть, там и неплохо, но я там не был, и я не знаю французского. Да как-то внутренне это не то. Я предлагаю решать. Давайте думать. Давайте вообще мечтать. Помечтаем - посмотрим. Что-то будет. А?
   -А, - ответил Степан Александрович.
   Я пожал плечами.
   -Кто не получил лавэ, пройдите к кассе, - сказал он.
   Я вышел, и дело было к дождю. Стояла начальная фаза осени. Есть такая рыба как сайра. Её режут мелкими кусками и плотно укладывают в банки. Если завод-изготовитель не халявит, то наливают мало соуса, зато много кладут рыбы. Еще этот соус в народе зовут юшкой. Так вот, улицы - это банка. И кругом - нарезка из машин. И им никакого дела нет до времен года. Только если будет сильный ливень, некоторые низкие улицы превратятся в озера. Если будет снег, то будут снежки, и будет вялая сайра из машин. Это когда ты банку открыл, но есть не стал, и она еще не пропала, но уже какая-та не такая.
   -Поехали, - сказал Азиз.
   -Поехали, - сказал я.
   Я влез на заднее сидение и закурил. Мы едва не тронулись, когда кто-то постучал в окно с другой стороны. Это была Лёщова. Я открыл дверь, и влились в потом машин, и тогда началось:
   -Ты так смотрел на меня, - сказал она.
   -Да, - ответил я, - ты нормальная, Лёщова. Я так и думал.
   -Что ты думал?
   -Отдашься ты или нет.
   -Наглый.
   -Нет, я не наглый.
   -Ты же знаешь, где мы?
   -Не знаю.
   -Это секс-такси. Здесь все можно. Давай, кто кого возьмет.
   -Давай, - сказал я без облома.
   Остается добавить, что у таксиста имеется занавеска. Хотя все происходящее приходится контролировать посредством камеры, иначе, мало ли, что там может происходить. Что касается основного, то стекла салона тонированы. И еще - качается или нет машина? Конечно, она качается. Она прыгает. Амортизаторы производят танец в такт любовникам, и, стоя в пробке, можно привлечь к себе внимание окружающих. Но кому какое дело? Многие знают, что это - секс-такси. Это - тайная радость. А вещи явные, они напоминают квас - вещь порой и нужную, но такую ровную и плоскую, что сидя на квасе, рано или поздно превратишься в значок для коллекционирования. Я, впрочем, не знаю, как их зовут, людей, которые собирают значки. По типы, что марки собирают филателисты, и все такое.
   Но всё было прозаичные. Об этом я узнал на следующий день. Лёщова стащила много денег и кинулась в бега.
   - Отправлю Карпатого, - сказал Степан Александрович, - он любого найдет.
   -А если она просто засест на явочной квартире?
   -Это не в её стиле, - ответил он.
   -Почему?
   -Она дурная. Нет, она из продуманных. Но есть бабы, у которых открутилось пара гаек. В прошлом году я попросил Дениса Шумского подвести меня. Я был навеселе. Я за руль правда сажусь в любом состоянии, я ментов не боюсь. Если они меня остановят, я их съем. Когда мы отъезжали, в салон запрыгнула Лещова и села на меня верхом. Я ничего не мог сделать. Она как наркомания. Даже если у тебя плохое настроение, оно тотчас поднимается, если Лещова хотя бы намекает на это. Словом, она убежала с бабками. Нашли ее через два дня в казино. Она упала на колени и пообещала больше так не делать.
   -И вы просили? - спросил я.
   -Да. Оно вышло как-то само собой.
   -Что же делать теперь.
   -Поймать и загасить, - сказал Каллистрат.
   -Ну что вы, - проговорил я, - вы - такой интеллегент.
   -Может быть, он её знает лучше, - проговорил Степан Александрович.
   -Ничего такого не говорил, - ответил Каллистрат смущенно.
   -Правда,- проговорил я, - слушайте, а вот, у вас довольно странное имя.
   -Это греческое имя, - сказал он, - kallos - красота, stratus - войско.
   -Ага, - сказал я.
   -А вы что подумали?
   -Нет, ничего не подумал.
   Но в целом, он был самый настоящий Каллистрат, так как носил большие и довольно толстые очки. Хотя сейчас совсем уж толстые не носят, да и зрение корректируют какими-то особенно четкими методами.
   Вечерами я думал о Лёщовой. Откуда она взялась? Она была почти, что с самого начала, а работаем мы уже года три, и всё это время она показывала людям кожуру воображаемого банана. То есть, сам по себе банан - это предмет жеста, что-то такое, что показывают. Да ведь и правда, есть такой тип женщин, которые играют чужими взглядами, но никогда не дают. Это их кредо. Да я и встречал таких, а потому, многие вещи параллельны. В Германии правильно сделали, что все вывели на официальные рельсы. Да у них и давно это.
   И мысль о правильности, а также о типичной нашей русской "не как у всех", "у них вона как, а мы, блин...." все это подстегивало меня составлять все новые и новые планы. И все же, жизнь разделилась на две части - до и после. Будто бы был я теоретик, а теперь - что такое состоялось, и перешел я в ряды практиков - а все они - эдакие профессора.
   Лещову так и не нашли. Прошел месяц, осень усугубилась. Карпатого я видел один раз. Это был мужик, которого надо было убить за то, что он так выглядел. Я думаю, он был злой и умный, и на обед он жрал семечки кактусов, запивая их талой водой, привезенной из Гренландии. Вообще, не люблю правильность и, особенно, всяческие диеты, особенно - какую-то духовную жрачку, и еще есть совсем мерзкое выражение - тантрический секс. Что-то типа сплетения двух йогов. Ну, придёте вы в лес, допустим, а там растут два дерева. Растут два дерева и прорастают друг в друга. Это и есть тантрический секс.
   Говорят, Стинг любит тантрический секс.
   Нет, если бы обо мне такое сказали по радио, я бы удавился. Ибо вся армия радиослушателей тотчас стала бы визуально представлять меня в виде вьющегося лесного ствола (хотя это и жестоко).
   Так вот, о Карпатом. Я вышел на перекур, там, в конце коридора, было окно, и пластиковый подоконник был усыпан ожогами от сигарет. И он стоял и мешал ложечкой свой чай. Кофе он не пил. Это портило клетки крови.
   -Как вы думаете, будет дождь? - осведомился он.
   -Будет, - ответил я.
   -В Англии всегда так спрашивают, - сказал он, - потому что нация культурная. Например, у нас может быть алкогольная солидарность.
   -В Англии больше бухают, - возразил я.
   -Вы были в Англии?
   -Конечно. Меня приглашали несколько раз. Я оформлял проекты. Ну и вы можете не знать, мы рассматриваем Лондон, как возможное место для эвакуации.
   -Вот как?
   -А вы не в курсе.
   -Немного в курсе. Александрович сказал мне - мол, если будем бежать, и вас с собой возьмём.
   -А что будете делать?
   -Да что угодно. Главное - что ты чувствуешь. Вот вы, например, курите. Это практически смерть. Хотя вы и живете. Не то, чтобы так вы сразу и умрете, но жизнь укорачивается.
   -Черчилль курил как паровоз и прожил 90 лет, - возразил я.
   -Да ну?
   Похоже, он был не в курсе.
   -А когда он летел на переговоры в самолете, летели на очень большой высоте. И там пришлось надевать кислородную маску, и маску для него специально переделали, чтобы он мог курить. Зато было много лощеных и лысеньких, которые всю жизнь тренировались и ушли в компост.
   Он закивал, но потом совпадал с собой:
   -Дело в том, что во всем надо идти до конца. Видимо, этот человек шел до конца, и судьба ему благоволила. Если ваша цель - здоровье, надо также идти до конца. А вот находиться посередине - опаснее всего.
   С этими словами он выбросил стаканчик из пол чая в картонную коробку, используемую в качестве урны и ушел.
   Жизнь потянулась дальше. Она, жизнь, не всегда тянется. Например, если новое дело, новые эмоции, то это - спринт, и всё кажется не случайным. Вот взять детство. Там всё особенно. Там всё прекрасно. Ну, конечно, бывает, что ужасно, как говорится: трудное детство, деревянные игрушки, коляска без дна. Но это все присказки. Все равно, спринт, и ветер в ушах, и все еще впереди - это гораздо лучше, чем ехать на поезде дальнего следования, ехать вечно. Когда все устроено. Когда что год, что пять лет, что десять - почти ничего не происходит. Ты словно бы на Луне. Вот там, на Луне, если ты оставишь следы, они будут храниться на пыльной поверхности десять тысяч лет, и ничего с ними не случится. Как бы это художественно. Но все же, однообразие может затянуть.
   Мы решили купить новые машины. Была пара больших "Ситроенов", и - автомобиль-диван "Волга", при чем, тюнингованная, 21-я. Это я вам скажу - тема. Конечно, там все четко. Кожаный салон, кондишен, двигло, впрочем, от "Логана". Но можно подумать, плохое двигло. Объем небольшой, и для такого тяжелого кузова этого маловато, но родной мотор еще более сонный и трудный. У водителя на голове - фуражка с шашечками.
   -Куда вас, шеф?
   -Куда хотите.
   -Вы знаете наши тарифы?
   -Знаем.
   -А правила.
   -Знаем. А можно на реку?
   -Вы с нами уже ездили?
   -Нэт, - отвечает девушка, - йа приехало из Омэрика. Я хачу пробават.
   -Окэй.
   Раньше у нас было две "Камри", один фиат "Doblo Panоrama", пара "Мерсов", один джип и еще два непонятных корейца. Но люди тянутся к комфорту. Вот студентам корейцы сойдут. Они звонят:
   -Здрасти. Это секс-такси?
   -Так точно, - отвечает оператор.
   -А можно машинку?
   -Можно. У нас свободен "Ланос" и "Лэнд Круйзер".
   -Ой, "Круйзер" дорого. Давайте "Ланос".
   -Говорите - куда ехать.
   Про эксцессы я не говорю. Конечно, они бывают. Фото пассажиров автоматически посылаются в сеть. Они об этом не знают.
   Была середина октября. Я вернулся домой, включил телевизор. Там, внутри ящика, бегали футболисты. Процесс этот весьма упорядочен, но надо выбирать турнир. Настоящие эстеты знают, что мир футбола велик, практически бесконечен. Допустим, английская премьер-лига, предел системности и скорости - вещь прекрасная. Эстетика. Если же вы хотите ощутить присутствие некоей всепроникающей порнографии, к вашему вниманию - российский чемпионат с его стоящими на поле игроками, купленными играми, дутыми чемпионами.
   Словом, здесь есть всё.
   Я заварил чай. Что-то загремело за моей спиной. Я обернулся, поскользнулся и едва не упал. Лещова!
   Она выглядела как-то совсем экономично. Не то, чтобы кожа, да кости, но близко к тому. Впрочем, сейчас и мода такая. Брюки - видимо из какой-то кожи, хотя больше напоминающие пластмассу, пушистая блузка - такие негры носят, когда понты колотят. И главное - красные клубные волосы.
   Я не знал, что мне ждать. Даже пришла мысль, что сейчас она достанет пистолет и встрелит в меня.
   -Привет, - сказала Лещова скованно.
   -Будешь чай? - спросил я.
   -Буду. А есть что-нибудь....
   -Есть портвейн. Вернее нет, нету. Есть барматуха. Извини, я без облома на счет дешевых напитков.
   -Давай, - сказала она.
   И мы продолжили смотреть футбол, без лишних слов, лишь короткие реплики относительно футбола.
   -Я хочу сдаться, - сказала она наконец.
   -Конечно, - ответил я.
   -Он меня любит.
   -Кто?
   -Шеф. А, он тебе говорил? Всем, наверное, рассказал. Но я знаю, что он простит, если ты обо всем договоришься.
   -А бабки?
   -Я отработаю.
   -Не знаю, - я пожал плечами, - как хочешь. Но почему ты хочешь вернуться?
   -И сама не знаю. Хочу. Ты думаешь, все так просто. Нет, то есть да. Все просто. Спать хочу.
   -Придется спать на коврике, - сказал я.
   - Да запросто.
   Ну вот. С того момента жизнь побежала как прежде. А на счет отработки Лещова не сочиняла. У неё были права, и Степан Александрович посадил её на фиат. Поначалу, конечно, у неё не очень получалось. Зато она, Лещова, очень хорошо комментирует происходящее. Например:
   - О, привет ребята? Ищете чудеса? Это к нам. Знаете наши тарифы? Знаете наши правила? Можно все, кроме насилия, можно всё, что можно. Не стесняйтесь. Если что, спрашивайте. Алкоголь покупайте заранее. Если вы в первый раз, я могу предложить вам дисконтную карту. Она также действует и для сети магазинов "Красный квадрат", который является нашим партнёром.
   У меня же была готова схема переезда нашего бизнеса в несколько крупных мировых центров. С Японией я созванивался. По скайпу. Я туда даже и не ездил. Меня свели с каким-то крупным местным пацанчиком, якудзой, и он назвал расценки за вход, расценки за оплату безопасности, и всё вроде бы сходилось. Но наш депутат покуда правил. Правда, сейчас он в Майами. Дожди. А там - отлично. Тут он косит бабло, а на Майами обитает. И вся его семья там. У каждого сына - по вилле. Отличная жизнь. У меня, вот, нет такого, зато я мыслю креативно, творчески, зато у меня хорошее воображение. А это - это 95% всей жизни. А то, что в 5% нет виллы на Майами, да фиг с ней.
   Вечером я видел, как из фиата вышла Лещова, а из другой двери - Каллистрат. Были они как-то особенно лучисты. Я обзавидовался. То есть, не важно, было там что-то или нет. Просто так уж струилась энергия, так уж хотелось жить.
   -Счет-фактуру забыл, - сказал Каллистрат.
   -А у нас кто-то по безналу работает? - спросил я.
   -Да.
   -Чудеса, - сказал я, - нет, правда. Кто, если не секрет.
   - Разве не знаете, - проговорил он свои культурным тоном, - мы заключили договор с правительством РФ. Теперь у нас - особенные связи в Кремле. И даже - Он...
   -Кто - он? - не понял я.
   Каллистрат улыбнулся и вошел в лифт.
   -Черт, - подумал я, - так и ломаются все планы. Лондон, Париж, Нью-Йорк. И фигам. Хотя бы Пекин. А что. Совершенно отличный каменный лес. И с китайцами договориться - раз плюнуть. А теперь - такие осложнения. Видимо, напрасно мы нашу власть так уж ругаем.
   -Поедешь? - спросила Лещова.
   -Куда?
   -Куда скажешь.
   -Поехали. Только остановись на углу. Надо купить сигарет.
  
  
   Семеро с ложкой, один с сошкой
  
  
  
   О чем пишут, когда понимание своего пути похоже на птицу? Надо подумать. Птица может ходить взад и вперед по книжной полке, напоминая сторожа букв и понятий.
   Не у всякого писателя есть такая птица.
   Но ведь и не всякий человек при клавиатуре, да и даже при томике, есть писатель. Вы просто послушайте голос человека. Измерьте его.
   Голос.
   Послушайте, как говорит человек, спокоен ли он, или постоянное чувство неудовлетворенности заставляет его гоготать, словно гусь он, гусь белый (ну или такой, по типу перелетного, высотного)
   Но, если он сам гогочет, то зачем ему птица?
   Верно, не нужная ему птица. Он и сам галдит. А потому и не нужен путь. Можно выставлять на подносе свой вроде бы мозг, можно и перед самим собой. Нет разницы, перед кем.
   Я говорю, что ничего не меняется. Тогда можно поговорить о зле человека к самому себе. Допустим, ищешь ты мотивы немного иные - мотивы, которые описывают скрытую закономерность вещей простых и сложных. Вот пример - решил ты запланировать свой бюджет. Тут бац - подорожало все. Кто назовёт причину. Существует взгляд такой: все это подвержено процессам естество. Оно, естество, как кальмар. Просто плывет и мотыляется, водяной многочлен. Но и многочлен в жизни примерно такой же. Скрытые процессы, свои плюсы, свои плюсы, а кто не может при этом заработать, тот дурак. Взгляд этот часто присущ женщинам. Вотще, штука умная. Чтобы разложить нацию, надо сделать бытие именно таким. Да, масса горлопанов скажет вам - виноват алкоголь. Нет, нормальный алкоголь - это символ прогресса. Конечно, надо знать меру. Синий человек - это синий гриб. Нашел как-то такую статью:
  
   Рецепт навозников
   Ешьте навозники с маслом, с...
   С сыром, с луком.....
  
   Мимо окон идут поезда. Самая жуткая штука - это когда блогеры берут ножи. Но это - ножи глупости. Лезвие есть рука, краб. Она открывает застежку. Внутренности вываливаются в ленту. Вам нечего делать (или ничего не остается делать), как заставлять себя читать эти блюда из параллельных миров. Нельзя говорить, что это бред. Нет. Замкнутая вселенная, там все нормально. Свой прогресс. Свой подъемник в горы. Фуникулер. Снежные вершины, которые касается утреннее солнце. Каждый раб хочет быть не рабом - похвально. Что тут такого?
   В 2008 году вышел фильм про США. Я заметил, что о падении США кричат в основном люди, о которых вспоминает дурдом. Вспомнить хотя бы "К Чаадаеву". Главный герой, Мокрухин, дымил как паровоз, излучая американскую мысль. Это не значит, что я, например, поклонник Юли "Стрелка Осциллографа" Латыниной. Тем не менее, тенденция ощутима - проблема падения США волнует потенциальных пациентов. Мокрухин в качестве прототипа имеет примерно схожего паренька. Теперь прошло уж много лет, и я даже не знаю - на воле ли паренёк ли этот. Может быть, он вернулся к белым стенам, и там его потчует прекрасное колесо. (Помните игра была - коле-коле-со!)
   Играли дети в колесо, бегали, танцевали, пели песню про колесо. Странная штука. Чем больше человек работает, тем яснее ему обыкновенная русская стать: семеро с ложкой, один - с сошкой. Навсегда, навсегда. Хоть в период русов первозданных, хоть в те вехи, когда Петя Первый решил смешать кровь, призвал немца, чтобы племена познали порядок.
   Семеро с ложкой, один с сошкой.
   Это навсегда.
   Теперь надо вспомнить какие-нибудь факты из жизни Мокрухина. Он и правда собирался заняться торговлей. И то, что описаны его странные идеи о продаже "русского полувоенного ножа" в США, а также - "коллекции уникальных двойных спичек", это лиш малая часть. Я ведь держал в руках его вырезки из журналов, начиная с первых порно-листков 90-х, кончая Спид-инфо. Я думал, что есть шанс опылиться. Это такое дело - сумасшествие - это невидимые волокна, невидимые пауки. Это жуткие вещи.
   Но так, нормально, так, без философии - все это ерунда, если ты внутри сам себя плаваешь и тащишься. Моно-состояние. Один динамик. Одна воспроизводящая головка. Кассета. Диск там. Ты сам в себе замкнут.
   Через тысячу лет будет вот что. Некто Иванов сделает открытие. Он найдет способ проецировать внутреннюю вселенную на матрицу. Матрица заполняется, и мы тут же видим инициализацию вселенной в компьютерном отображение. Он пошел в Институт А, ему посоветовали пойти в Институт Б, там его отослали в Институт С, откуда его послали на Хуй, и он обошел еще десять мест, пока не решил продать своё открытие в США. Его тотчас же приняли. Он переехал, и вскоре было объявлено о необычной математической модели на практике. Внутри каждого человека вселенная полноценна! Иванова на руках официально не носили, но жизненные ништяки он тут же познал, а про Россию вспоминал лишь так: Семеро с ложкой, один с сошкой.
   Но, самое главное, стало понятно, что и в голове Мокрухина развивалась полноразмерная вселенная. В те моменты, когда он стоял возле парапета, глядя на уходящие вдаль корабли, тасуя в голове различные виды гибели Америки, крича "Омерика!", все это передавалось туда, в бесконечную мгу внутреннего космоса.
   Я подумал, что, может быть, боги будут ссылать во внутренний мир шизика своих осужденных. Ибо что может быть хуже? А так, если осмотреться, миллиард парсек туда, миллиард - сюда. И внутри Мокрухина правит... Нет, его собственная мысль там не правит. Он же не создал ничего. Ад возник сам по себе. Это свойство биологической машины. Конечно, бог, большой такой более совершенный организм, творческий и четкий. Это где-то снаружи. Но ты его еще найди.
   Человек родился. Вспышка. Сверхновая. Заклокотали первые квазары. Малыш пьет китайское молоко-заменитель, и вскоре рождаются первые спирали органических молекул.
   Что стало с Мокрухиным? Не знаю. Должно быть, он назначил новый срок гибели "Омерики", сидит и ждет. Смотрит порно. Мечтает о большеформенных бабах. 5 лет назад он мне позвонил. Голос его напоминал шорох копирки.
   -Привет.
   -Привет.
   -Это я. Я хочу записать рэп.
   -Какой еще рэп?
   -Я хочу записать антиамериканский рэп. Я сочинил тексты. Мне нужно, чтобы кто-то это записал. Я продам много копий песни и тогда заплачу.
   -Я не могу, - ответил я, - я уехал.
   -Далеко?
   -Да. В Нью-Йорк.
   Ему представилось, как дрожит земля, как готовятся упасть дома, как полетят машины после падения некоего огненного тела. Наутро он пошел в магазин и обнаружил, что рыба, которую он привык покупать, стала стоить на 60% дороже.
   -Дорого, - загрустил он.
   -Бедный, что ли? - спросила продавщица.
   -Нет, не бедный.
   -Только бедные жалуются. Кто жалуется, тот терпила! Россия - лучшая страна. Просто надо шарить. Кто не шарит, тот лох.
   Тогда он потратил на 60% больше денег и шел, и мечтал, как будут рушиться небоскребы. А вечером пацаны предложили подработать:
   -Слава, пойдем, там, заработаем.
   -А где?
   - Вася увидел, что на складе стена свежая. Там заложили кирпичами. Если вечером хорошо ударить ногой, она сломается. Вынесем товар, заработаем.
   Думаете, их поймали. Нет, никого не поймали. Они влезли, вынесли партию рубашек, на следующий день сдали их по дешевке, Мокрухин купил себе несколько платных аккаунтов на порносайтах, посвященных теткам больших размеров, смотрел и мечтал.
   Я, в целом, говорю о статистике. Что касается империализма, то, оно конечно, хорошо. Особенно на фоне Сочей. Особенно на фоне бесплатных работников, коих сейчас гонят, подбирая такие места, откуда можно согнать - где народ наиболее приручен и беспомощен перед системой. Но я думаю, он свое возьмёт. Если воровать не у кого, значит - друг у друга.
   Но все это лишь одна часть жизни. Обратная должна радовать. Ибо скажите - о чем писать? Была б жизнь лощеная и хорошая. Была бы жизнь здоровая. Жаль, правда, что темы есть, а писать уже и некому. Но, впрочем, мы не знаем нынешних писателей. Авторы от вотчин - как их назвать? Так и назвать. Авторы вотчин. Навряд ли мы увидим их на полках времени, на полках в веках, но есть и констатировать правишь не запретишь. А здесь - все выше, все нагляднее. И, касаемо авторов эпохи, я могу только и повторить - семеро с ложкой, один - с сошкой.
   Мир же - большой, нормальный. Нормализированный. Как молоко из сухого молока. На улице Ц. в каждом доме гадают и наводят порчу. Колдун за колдуном. Ночами они выходят и побрасывают друг другу под двери предметы. Что они ищут? Но ведь никому в голову не пришло отобразить эту нынешнюю Русь - наполненную бесовством, рожденным еще Великим Октябрем, Ильичем. Конечно, это слишком, когда московские ораторы все каются и каются. Почему б не ехать уже на Землю Обетованную? Зачем все каяться за всех, за Сталина. Тем не менее, как и мечты о взорванных улицах Нью-Йорка, чудесные мечты о Сталине и о несуществовании лагерей также принадлежат людям, которым бы можно было приписать лекарства. Получается, что нет середины. Одна лишь крайность. Борцы ищут дивидендов - кто б за борьбу платил. Соответственно, это как автомобиль "Ваз". Есть все, но нет ничего. Пустыня. Героем может быть любой, кто не испугается и не сгниёт раньше времени. Но хватит ли этого? Может быть, демон. Откроются двери ада, прошумят крылья, и в темные крылья прошуршат над пустыней, где семеро с ложкой стоят над душой одного, с сошкой. И все больше, и больше их. Выходят, тянутся из глубины веков. С ложкой. Стоят и стучат.
   -Э, когда?
   -Слышь, когда? Где?
   - Давай!
   -Мало работаешь!
   -Надо увеличить тебе рабочий день!
   Нет, линейность ушла. В мире дорогих и мучительных кредитов, слыша эхо красных бесов, взорвавших церкви, человек с ложкой уже не тот. Он покупает лощеную машину, и ему кажется, что он уже тоже - человек с ложкой. Не с сошкой. В итоге не остается сошки. Одни ложки.
   Мир ложек.
   Видимо, у следующего президента будет фамилия - Ложкин. Неплохо бы дать эту идею самому Васе Ложкину. Хотя бы побаллотировался.
   В конце концов, земли много. Её можно будет откусывать и выносить. Кто держит, тот и выносит. Пока есть что выносить, есть и деньги. Ложки звенят, сошки трансформируется, демон исчах и валяется в высохших кустах. Это и весь рассказ.
  
  
   Порота
  
  
  
   Там, во дворах, везде кто-то жил. Название улиц все сплошь рабоче-крестьянские, трудовые, революционные. Ощущается трудность пути. Железно. Удар молотка о рельсу на стадии движения по Байкало-Амурской магистрали, звук веселой, душовной срезки сосен. "Дружба".
   Читаем, читаем, братцы.
  
   Дружба" -- модель бензопилы. Разработана на ЗМКБ "Прогресс" им. академика А. Г. Ивченко в ноябре 1953 г. Производители -- Машиностроительный завод им. Дзержинского (Пермь) и ГУП ПО "Сибприбормаш" (Бийск). Выпускается в массовом производстве с 1955 года. В 1958 году на выставке в Брюсселе была награждена "Золотой медалью". В 90-х годах выпуск пилы и запасных частей к ней освоили также небольшие частные предприятия в различных городах России.
  
   Я написал это для того, чтобы мы вспомнили время труда. Потому что рядом была улица Труда, и там в каждом дворе жило по негру. Я не вру. Вечерами они собирались, зажигали свечи и бубнили.
   Но закончим тему пилы. Дружба-2 - это ручная пила о двух концах. У меня в сарае валялась пила 36-го года, "Дружба-2/2", это когда одну часть отчикали. Почему 36-го года? Так говорили. Что в 36-м году её откуда-то привезли. Еще был ремень, но он и щас есть. Ремень для штанов. Говорилось, что его из Польши привез прадед. Правда, чего он его привез? Не знаю я.
   Колян рассказывал:
   -У меня пахан нос разрезал бензопилой. На лесоповале работал. А она такая, китайская лучше. Она назад не летит. А эта если на сучок какой налетает, то назад летит. Нос и разрезал.
   -А где сейчас пахан?
   -В тюрьме сидит.
   Оказалось, что нигде он не сидел. Пахан у Коляна был мастером приключений. Он колесил по стране и менял жён, хотя был и простой работяга.
   Так вот, однажды, во тьме вечера, мы подошли к забору, и Андрэй крикнул:
   -Нбу!
   Он точно не знал, как зовут негра. Это я ему наврал, что если негр, значит - Нбу.
   -Нбу! - повторил он.
   Негры подскочили. Они зажгли свечи, поставили их на стол и пили водку.
   -Кто там? - послышался взволнованный голос.
   -Слышь, дай курить.
   По ходу, они решили, что мы - рекитиры.
   -Щас! Щас!
   Он практически метнулся. "Метнуться" - это типа такого понятия. Эй, метнись, 5 секунд тебе! Так словно в армию гоняют. Например, эй, пять секунд, сварил чаю, слышь. Я правда не знаю, как сейчас в армии. Старый уж стал.
   Словом, принесли нам непочатую пачку сигарет. Но толку не было. Мы ведь хотели узнать, что они там делают - не обряды ли черной магии.
   Мы вернулись. Сидели на остановке, пили пиво, сопровождая взглядом желтые окна трамваев. Зе Сергей сказал:
   -Надо было узнать, как его зовут.
   -Да их там много было, - проговорил Андрэй.
   Зе Сергей, он пытался подклеиться к каким-то малолеткам, которые были хозяйскими дочками в том, с Нбу, двором. Хотя, конечно, никакой он был не Нбу. Я, хотя и писал эту же историю в других рамках, все это не так уж важно.
   Что касается негров, то, отучившись, они уезжали в Африку. Русских жен увозили с собой. Те потом писали счастливые письма родне - мол, хорошо жить в Африке. Но то какие годы были, кто знает? То-то.
   Но отвлечемся. Ибо рассказ этот выполнен лесенкой.
   Еще вон фигня какая:
   двигатель бензопилы "Дружба" применялся для привода мотоблоков ("Кумир", "Садовод"), водяных насосов ("Скиф", ЦБН-1, ЦБН-2, ПМП-4), генераторов постоянного тока (ГЗ-106А) для заряда аккумуляторных батарей в полевых условиях, механических лебёдок для трелёвки леса, в лодочном моторе "Кама", в газонокосилках. Этот двигатель был популярен и у любителей строить технику своими руками. В 60-х годах в Московском авиационном институте были предприняты попытки форсировать этот двигатель и устанавливать его на сверхлёгких летательных аппаратах. Были изготовлены лёгкие вертолёты X-3, X-4, X-5, на каждом из которых были установлены винтомоторные блоки из 4-х двигателей "Дружба", работающих через общий редуктор на несущий винт. Ни один из аппаратов не прошел лётных испытаний по причине низкой надежности двигателей.
  
   Еще я нашел такой, фиговый, хотя и тематичный стих:
  
   В глубинах Вечности парит бензопила;
   Скрипит олива стороною.
   Мне душно и земно; скрижаль моя взросла;
   Скрижаль моя крепка мольбою,
   Мольбой, опять мольбой... Смиренья моего
   Слеза не мутит, не ничтожит,
   И солнце и саднит и дарит стержнево,
   Ан, не дарить - нельзя нам, Боже.
  
  
  
   Я хрен его знает, кто это написал. В столбик сейчас и мумии мамонтов пишут. Я пробовал пилить бревно китайской бензопилой, и это вроде бы неплохо, вроде бы как-то торжественно - ты словно пытаешься обуздать дьявола. А вот "Дружба" - это что-то страшное. Что-то такое, что обязательно тебя убьёт.
   Весь же рассказ прост.
   Мы приходили туда ночью, и нам вынесли бутылку водки. Они, видимо, жутко боялись рекитиров, а до этого их никто не трогал. Но ведь не водка была нужна нам, а правда. А что водка? По 10 тысяч бутылка катанки была. А сколько была казенка тогда, я не помню. Раз в пять дороже, я думаю. Но у них, конечно, водка была что надо. И вот, сидим мы и все размышляем - как же хорошо там, в Африке, раз бабы туда убегают. Нам представлялось, что вообще везде жутко хорошо, и что и нам неплохо бы всем туда уехать.
   Мы пошли в пивбар и стали составлять кодекс. Что за кодекс? Да кто его знает. Кодекс, он и есть кодекс.
   Ну, кое-что известно. Например, "не выходи на улицу без Гуя". В "Панкомате" это описано. Но вообще, помимо этого было много пения и тематических выкриков. Стихи и песня - что может быть лучше. Мы часто пели сами для себе где попало, но бывало, что и не было такого места, где бы пели - мы шли и пели. Так было и в тот день, когда водка по 10 тысяч была столь количественного, что видение костей человеческих поутру было очевидным.
   - Пойдем пешком похмеляться, - сказал Зе Сергей, - будем идти и петь.
   И мы шли и пели - остановок 7, 8, не меньше. Мы спели почти весь репертуар. В ту пору не было более исполненных ребят. Да и вообще, во всем мире было не так уж много аналогов.
   Мы пришли в супермаркет, который в ту пору именовался как унивармаг, вошли туда и пели, не глядя друг на друга. Пели не громко, но мерно, словно процессия мертвецов. Народ поймал недюженного солнечного зайчика, наблюдая эту картинку. Курсант военного училища смотрел на нас по центру.
   -Здравствуйте, рядовой Райан, - сказал Зе Сергей.
   Да, курсант наверняка поймал клина.
   Мы пошли на рынок, мы шли и пели. Мы шли по рынку и пели. Мы взяли пива, мы пили и пели. Мы пели без гитары. Вспоминались всяческие мальчиковые группы типа "Бойз ту мэн", "Ист 17", "Тейк веет" и прочая чепуха - никто из нас такое не слышал.
   Мы шли, и нам встретился человек с бородой.
   -Бог! - закричал Зе Сергей.
   Весь народ, что торчал на автовокзальчике, обернулся в поисках бога. Потом увидели. Стали оценивать, ведь и правда - бог был.
   Многие вещи я не помню, а потому надо вспоминать и писать рассказы. Мы уже устали петь, и это был конец репертуара.
  
  
   На море сумрачно опять.
И льды идут - япона мать.
И в этом море ветры злы.
Плывут киты
Они козлы

За облаками
Солнышко сидит
И слабым лучиком
На нас глядит
Солнышко не злое
Солнышко седое

В столовой - сумрачно и тень,
И льется водка каждый день.
И у спиртов - понятья злы
Плывут киты
Они козлы

В глубинах моря спят они
Зародыши русалок - пацаны
И нам их всех не увидить
Лишь остается
Сном роптать

На базе сумрачной
Уж много водки
И спят во льдах
Замерзшие подлодки
И минусов карманы злы
Плывут киты-
Они козлы
   Вечером мы решили испортить гастроли одному фонограммному коллективу того времени. Билеты я взял на халяву, по своим каналам. Мы пришли и уселись на задних рядах, готовясь кричать. Так и было.
   -Смотрите, в туфлях и в трико! - закричал Андрэй в паузах между песнями.
   Народ стал присматриваться. И правда - было что-то сходное. В народе уже тогда были понятия о западле в одежде, и трико с туфлями считалось высшей степенью армянской фишкой.
   Многие стали свистеть.
   После каждой песни нам удавалось что-то выкрикнуть, и народ, в итоге, провожал свистом. Я думаю, мы могли стать самыми большими провокаторами в природе. Но мало уметь. Надо как-то фиксировать. Кто ж знает, к чему тебе стремиться?
   Но я хотел бы закончить про улицу Труда и про Нбу. Потому как вопрос был открыт, и он волновал, словно где-то чесалось. Жара была жуткая, и пива было кстати. Мы посылали письма всем знакомым, а также другу, не зная, как бы еще извернуться.
   Бабушка Зе Сергея принесла письмо. Там значилось:
  
   Приходи на лужок
   Побарахтаемся
  
   Сие валялось просто так, в почтовом ящике. Бабуля пошла по соседям и всем рассказала, а вечером она донесла ему свои предположения о встрече - ибо разговор касался тех самых малолеток, которые, проходя по улице, хихикали, завидев его.
   Все это ерунда.
   Нет, еще важная штука - это "пойди постой на тротуаре" с ножом. Да, так и было. Кто проигрывал в карты, того посылали стоять на тротуаре с ножом. Нож давался самый большой. Человек вставал с этим ножом посерёд тротуара и молчал.
   В конце концов, жаркий день разогрел пространство, и мы пошли, и Зе Сергей решил, что надо просто пойти днём, пойти и спросить и негра, Нбу он или не Нбу, и будет ли он открывать нам секреты черной африканской магии.
   Мы подошли ко двору тому, на улице Труда, и во дворе был какой-то мужик. Видимо, он покупал самогон. Самогон ведь все гнали тогда. Потому что кругом студенты паслись, да хотя и не только они. Студенты, впрочем, тупили, шли на рынок и там стояли, пили вонючее пиво. Сейчас такое пиво уже не варят. Сейчас уже и не вспомнишь, какое ж хреновое было пиво, и только последний даун мог ему радоваться. Но оно дешевое было.
   Я даже вспомнил случай - иду я по улице мимо пивзавода. И стоит толпа, берет пиво, а пиво еще не остыло, пиво теплое, некоторое даже горячее, и толпы пьют прямо там, от мала до велика, от босяка до солидняка. А денег у меня не было. Но тут я нашел 5 рублей. Я подошел, взял бутылку и попробовал, какое оно, теплое пиво.
   Зато свежак.
   Но это был рабоче-крестьянский вариант, и нихрена такого не найдете теперь.
   Так вот, подошли мы к тому двору. И смотрим. А мужик высокий, работяга такой, глаза на выкате, и тут он нас завидел и кричит:
   -Порота!
   А кричит так, с душой. Так, что мы офигели и ушли оттуда.
   Потом, еще лет пять мы вспоминали этот случай. Купил как-то Зе Сергей "Волгу", а была это какая-та переходная модель, и ездила она так, ничего, можно было погонять. И говорит он:
   -А помнишь?
   -Чо именно?
   -Как чо? Порота!
   -О, точно. Порота!
   А время это уже так сильно прошло, что уже не с кем мне это вспомнить. Негры все давно как в Африке. Один, правда, работал хирургом в больнице, но тоже уехал. Говорили, что он - сын какого-то ихнего короля, и там у него все было на халяву. Да, хотя, может и брехали.
   Мы же потом еще пару сезонов пели. Выйдем в субботу. Народ ходит и чисто семечки, и чисто семечки, а гитаристики такие все жиденькие, такие все песенки сплошь обломные, чисто какой-нибудь Макаревич. И идешь, сидит гитаристик такой, и девушки вокруг него.
   -Слышь, дай сыграть, чо.
   -Да на.
   Ну и правильно. Всеобщий праздник. Пиво. Семечки. Свобода. 90-е. И мы поем хором, надо, чтобы вся улица слышала:
  
   На улице каштановой
Жил кот Вайс
Е
Прыгал через забор
Е
Яйца себе оторвал

У-у
Вайс
У-у
Вайс

Нашли его солдаты
И взяли его с собой
Пусть, говорят, живёт
Хоть и без яиц
  
   Надо сказать, что я как-то спешил, как-то надо было успеть проскочить по магазинам, и я увидел Зе Сергея.
   -Чо ты с папкой? - спросил я.
   -В банк иду.
   -А зачем.
   -А помнишь? - спросил я.
   -Помню.
   -Смотря что.
   -А что ты имеешь в виду?
   -Порота!
   -О, Порота, - вспомнил я, - конечно помню.
  
  
   Позывные из Подвала Из Москвы
  
  
   Я сейчас открою тайну, почему есть творчество - но это в принципе и так понятно - это кусочек Голоса, повторение, попытка - вот когда обезьяна берет палку - она пытается. Я пытаюсь, вот кто-то еще пытается. Еще можно заявить, но потом - зачем же все время заявлять.
Начну же я рассказ с повествования об устройстве шарманки, а вещь эта появилась еще задолго до того, как я стал сам себе придумывать времена и звания. Вот как у улиц, у которых нет и не было имен - и с ними может оказаться, что история есть - например, имена придумали дети. Просто никто об этом не слышал.
   О Гу-50.
   Лучевой пентод ГУ-50 предназначен для усиления мощности и генерированния колебаний высокой частоты. Применяется в передающих устройствах, в усилителях низкой частоты для усиления мощности и в телевизионных приемниках в каскадах строчной развертки.
Катод оксидный косвенного накала.
Работает в вертикальном положении выводами вниз. Выпускается в металлостеклянном бесцокольном оформлении. Срок службы не менее 1000 час.
   Теперь - о самой шарманке. То были времена, когда еще по ветру летели обрывки галстуков, а из земли торчали иголки комсольских значков. И были еще и энтузиасты, да и просто любители показать себя не просто так, дешево, но средне. Вот таким средним я был за 4 года до открытия радиостанции "Позывные из подвала", и, следуя этому среднему принципу, я сделал шарманку и вышел в эфир.
   Моими кумирами была коротковолновая радиостанция "Сигарета".
   -Здравствуйте! Это снова я. Ваш ведущий радиостанции "Сигарета". Крутили на "Сигарете" что попало, но зато не общепринято-эфирное, а кассетное - вот примерно то же можно было услышать из окошка студии звукозаписи. Если учесть, что фм-радиостанций не было в помине, а кассета 90 минут ТДК стоила 25 рублей, можно представить себе ценность подобной волны.
На запуск шарманки пришли ребята. Мы вышли в эфир, и о чем тотчас узнали все в округе, так как голос был слышен в динамиков всех телевизоров.
   -Бля! Бля! - обрадованно сообщил Миша.
   Мы тут же свернулись - я хорошо знал, как ловят радиохулиганов.
   Годы спустя Александр вышел во двор в три часа ночи и сломал о свою голову удочки. Треск был слышен по всей округе. С учетом того, что на пустыре располагался вагончик радиостанции "Позывные из подвала из Москвы", событие это было тотчас запечатлено в бортжурнале. Александр не щадил ни самодельные удилища, ни толстые, заводские - благо, что голова крепкая.
  
   Усилитель на лампах ГУ 50. Я бы написал оду, но писать её надо было тогда, еще давно. Теперь уже не надо. ГУ-100. Эх, времена. В те годы меняли полтинники и стольники. Власти еще не знали силу послушания. Это было в начале.
   ГУ-100 сейчас продают по 10 тысяч рублей. Офигенно. Но ГУ-50 - по стольнику. Не обогатиться. Видать, не нужны никому.
   Тогда мне сказал Заяц:
   -Будешь брать?
   -Ну, - я пожал плечами.
   Мы вышли после пары, чтобы покурить. Дым стоял такой, что один раз вызвали пожарных - у нас все курили, при чем, сигареты без фильтра.
   -Шарманку сделаешь, - сказал он, - ты не шаришь. Сейчас все шарящие делают шарманку. Серегин телевизоры на Сахалине попалил. Вышел в эфир, у кого были полупроводниковые телики, у всех ПТС вылетел. Понял? Попробуй. Я тебе схему дам. Там две лампы. Я предварительный усилок можешь любой поставить.
   0x01 graphic
  
  
   -У меня есть на операционных усилителях, - сказал я.
   -А, ты в "Электроне" покупал?
   -Да.
   -Собрал.
   -Да. Но шум есть.
   -Это экранировать надо. Капешные микросхемы не шумят. И слышь чо, тебе надо приёмник. У меня есть с воинской части. Но верньер я уже снял. Ставлю на трансивер. За полтнинник возьмешь?
   -Возьму.
   Это был советские полтинник. К приемнику еще был нужен виброусилитель. А это - это песня, это баллада. Железный ящик, к которому подключают питание 2.5 волта, трясется, как огромный мобильник с вибросигналом, мобильник весом килограмма три, и так - постоянно, пока ведется работа.
   Я, впрочем, вскоре сделал обычный блок питания. В качестве стабилитрона анодных 80 вольт применялся ламповый стабилитрон 62-го года выпуска с ярким желтым светом. Это была жуткая крутизна - ни у кого из товарищей не было такой системы. 2.5 вольт выпрямлялись огромной диодной таблеткой от старого лампового приемника.
   Мне было 17 лет.
  
   Спустя несколько лет казалось, что вселенная промотала несколько витков. Год в ту пору шел за пять. Впрочем, до 25-ти было еще далеко.
   -Неси вина, - сказали Александру.
   Он начал чертыхаться. Он боялся, что его запасут. Слово "запасут" образуется от слова пасти, а слова пасти - от слава выпасать, что значит - зырить нацелено, следить, вести шпионские наблюдения. Говорить ему про вино - дело бесполезное. Но денег ни у кого не было. Водку не пили вообще.
   Итак, микрофон. Студийный свет сделан из обтекателя красного фонаря для фотоувеличителя, разве что, снят фильтр. Студийный свет, это свято. Начинается чтение стихов, которые читают несуществующие поэты. Попервой все сложно. Потом - все проще.
   Запись.
   Сначала - кассета, и лишь потом, эфир.
   -Друзья, у нас в гостях - Борис Ельцин.
   Ельцин кашляет.
   -Почему вы кашляете, Борис Николаевич?
   -Водки бы.
   -Дайте Борису Николаевичу водки!
   Водки нет никакой. И вина нет. Александр завсегда был жуткий тормоз. Сидишь и сохнешь. В ту пора часто не было курить. Еще повсеместно выпускался вонючий советский табак - во всяком случае, еще и до конца 90-х он имел хождения, и можно было купить "Бам", поджечь его и попытаться выкурить. Сейчас люди вспоминают СССР. Да, но попробуй, подожги одну бамину. Хотя вам наверняка кто-то скажет, что, мол, вот был советский табак. Был. Ценился болгарский, но говорили, что он сажает легкие.
   Про сейчас.... Про сейчас говорить легче. Былое уже оплетено мифами. Это на него напал паук. Что за паук? Фиг его знает, что за паук. Плетет, плетет, все покрывается налётом. Нить мифа. Каждому человеку хочется быть выше и больше, чем он есть на самом деле. Так сделано природой.
   Перерыв.
   -Почему так сделано природой?
   -Чтобы человек убегал от обезьяны.
   -От какой еще обезьяны?
   -От мамонта.
   -Нет, на мамонта он сам охотился.
   -Не обязательно. Мамонту могло надоесть, и он шел топтать человека.
   -Волки.
   -Гигантские зайцы.
   Потом, вино. Нет, Александр ничего не принёс. Пришел левый, мимошедший, армянский человек. Его позвали к микрофону и попросили рассказать. Ведущий проговорил примерно так:
   -Расскажите, так сказать, если можно вкратце, если можно в длину, если можно в высоту, если можно прыжками, вообще про жизнь, про то, что вы чисто думаете, чем вы чисто живете, как вы да такой жизни докатились.
   Ну, ему рассказывать нечего. Воображения мало, но некий ресурс начального момента пути по жизни его сопровождает.
   -Ну, я еду. А сука сзади то дальний, то ближний. То потухнет, то погаснет. И впереди сука дальним светит, я ему моргаю, он тоже моргает, я кричу, что ты сука моргаешь, я того рот, слищищь, а этот сзади то потухнет, то погаснет, а впереди тому, кто сзади моргает, что ты, каззёль, то потухнешь, то погаснешь, а я посерёд, кароче, я того рот, я ехал так всю дорогу, а за подмигивают, мусара....
   В следующие дни производится работа. Берется синий магнитофон "Скиф", на котором поменена головка. Все остальное не важно, даже и то, что что-то в нем скрипит, подстукивает. Главное, чтобы не было колебаний при ходе ленты. А это - широкий пассик, и - хорошо вычищенный ролик. Шнур посылает сигнал на эквалайзер. Оттуда сигнал попадает на пульт, который состоит из трех каналов. Первый - звук, второй - добавление фоновой музыки, третий - дописать пару слов с микрофона. Запись производится на магнитофон "Маяк" 93-го года выпуска. Вообще, тематическая запись на бобину ценилась больше, но свободных катушек в ту пору не было. Хотя уже и многие меломаны отказывались от них, ибо это дело хлопотное. Но настоящий ценитель, конечно, держал все записи на катушках.
   Лежачий бобинник "Эльфа".
   Стоячий бобнник "Ростов".
   Итого, новая программа радиостанции "Позывные из подвала из Москвы", выпуск 6. Кассеты распространяются по подписке. Время очередного эфира еще не определено, но близится эта светлых годов.
   Мечты одолевают. Хочется большой пульт "Электроника", пару хороших микрофонов, а также - гитару для записей различных бардовских вариантов.
  
   Вечер. Часов 8. На улице - мороз и вьюга. Чтобы аппаратура не замерзла, в вагончике работает студийный подогрев. Это - трехкиловаттный козёл. Сам камень - какого-то вулканического происхождения, на нем вырезаны русла для спирали, которая горит в полумраке, и это и впрямь словно реки магмы. Дым, чад, смерть последних пауков, которые дотянули в этой жизнь до морозов. Самое страшное, если не выдержат провода - так как вагончик запитывается нелегально, и дело конечно не в этом - дело в том, что у них есть стыки, и там провода могут поплавиться, будет короткое замыкание.
   -Будет короткое замыкание, - сказал я.
   -А чо не длинное? - спросил Андрэй.
   -И длинное бывает.
   -Только короткое, - сказал Алладин.
   Стали играть в покер.
   -Баб нет, - сказал Алладин.
   -А курить есть?
   -Есть.
   -Вина вон еще сколько, - заметил Александр.
   Он так и не рассказал, чего он поломал удочки о голову. Все дело в том, что его мать, баба жуткая, баба крикливая, приходила подслушивать к вагончику, о чем там речь шла. Она решила в один день, что Александру надо показаться у венеролога. Словом, достали они его.
   Сыграли одну партию. Я выиграл. Самый ништяк, это выиграть на ноль. Это когда ты на темных уходишь в минус, на бескозырках стоишь на месте или выравниваешь, например, до минус ста, потом пытаешься сделать эту сотню, и тогда - чистый ноль, золотая. Вино плохое. Из каких-то фруктов. Стол на колёсиках. Во внутреннем отделе - пульт, магнитофон, микрофон. Передатчик в шкафу. Чтобы нормально вещать, надо выключить козла, иначе проводка не выдержит. Попробуй потом, найди, где обрыв, в темноте. На случай непредвиденных случаев есть свеча.
   Потом пришел Слава.
   -Чо вы тут сидите?
   -Будешь играть?
   -Давайте баб приведу.
   -Прямо сейчас.
   -Нет. Сейчас не могу.
   -Тогда выпей.
   -У меня с собой Амаретто.
   -О, давай.
   -А давайте интервью возьмём.
   -У кого?
   -У меня.
   И вот, начинается запись. В гостях у радиостанции "П" - известный телеведущий из Австралии Пётр Загорохуев.
   -Скажите, Петя, каким фигом вы здесь, поясните, пожалуйста, радиослушателем.
   -Меня пригласил Борис Беккер.
   -А кто это?
   -Ну этот. Чертило. Рыжий. В мячик играет.
   -Кстати, кстати, - вещает ведущий, - о Борисе Беккера может рассказать наша уборщица, Таня Апрелева, которая недавно упала ведро. Пожалуйста, Танечка.
   Танечки у нас никакой нет, поэтому, Слава говорит тонким голоском:
   -Ой. Как поднял он мне юбку, гад. Говорю яму - чаго ты, чаго же ты хочешь, проказник! А он такой смотрит, смотрит хмуро на меня, смотрит, брови во, Брежнев, только рыжий. Во-во, рыжий Брежнев.
   Александр через три дня познакомился в девушками. Они проходили мимо вагончика, остановились и принялись читать вывеску. Каждую неделю мы меняли название. То "Вагон Виллз", то "Вин -клуб Сигарета", то попросту - блат-хата. Приехал Магога. Он читал нараспев поэму Семёна Кирсанова "Робот".
  
   Здравствуй, Робот,никельный хобот, трубчатым горлом струящийся провод, радио - обод, музыки ропот - светлым ванадием блещущий Робот!
   Уже на пижонов не смотрят скромницы, к Роботам жены бегут - познакомиться.
   В глазах домовитых мадам-половин встает хромо-никель его головы, никто не мечтает о губ куманике, всех сводит с ума металлический куб, кольчуг-алюминий и хромистый никель и каучук нелукавящих губ.
   Уже Вертинский томится пластинкой, в мембране голосом обомлев, и в "His Maisters Voice" под иголкой затинькал Морис Шевалье и Раккель Меллер:
   - В антенновом мембранном перегуде, гуде, катодом и анодом замерцав, железные поют и плачут люди, хватаясь за сердца...
  
   Некоторые слова он менял по ходу. Для записи применялся магнитофон "Скиф" белый, с радио. Он неплохо писал, но если лентопротяжка трещала, это треск попадал и на ленту.
   Одну девушку звали Мюллер. Наташа. Другую - Герман. Юля. У третьей фамилия была русская, и он ней сразу же стали говорить, что родилась она на коне - ибо форма ног была таковой.
   -Недавно мы брали интервью у Варшавского, - сказал Андрэй.
   -А кто это? - осведомилась Мюллер.
   -Ты не знаешь?
   -Нет.
   -Ну ты даешь.
   -Ну скажи.
   -Не скажу.
   -Ну скажи.
   -Не скажу.
   -Ладно-ладно.
   -Это "Черный кофе", ты чо.
   -И что он, прямо сюда приезжал?
   -Конечно. Ведь вы находитесь на студии.
   К слову сказать, разговор часто бывал короткий. Впрочем, кто-то искал музу, кто-то ожидал прилета Элвиса на летающей тарелке, кого-то волновали новые методы игры в карты.
   -Мы играем в группе "Столичные", - сказал я.
   Девушкам включили демо-запись песни I like to move it move it, а пелась она так. Ребята были приезжие, московские, желающие водки. Было сказано - споёте, будет водка. Пели. На гитаре было две струны, но по ней можно было стучать. Перкуссия - отдельный разговор Берем банку, насыпаем в неё пшена, банку закрываем и трясем. Вот вам и перкуссия. Надо как можно чаще говорить "Й ееее!". И все пучком.
   - Группа `Real to Reel' была тут проездом, и это был джем-сейшн, - проговорил я.
   У всех разные идеи. Я вышел курить и услышал, как Слава пристает к Мюллер
   -Ну что тебе стоит?
   -Не, не хочу.
   -Ну дай.
   -Не, не дам.
   -Ну пожалуйста, дай.
   -Нет.
   -А чего?
   -Не хочется.
   -Ну один раз.
   -Да отстань ты!
   -Да ладно тебе. Не ломайся. Дай.
   -Не дам!
  
   После второго к ряду эфира шарманка задымилась. Ей уже было лет пять от рождения. Капремонт она не проходила. Половина резисторов были огромные, зеленые, из приемника 1965 года, "Сириус". Бумажные конденсаторы, большие и жирные, словно пропитанные маслом, словно сделанные для того, чтобы на них жарить технические пирожки, уже не те. Были еще сетевые конденсаторы по 2 Мкф, которыми бились. Нет, история не та. Я просто вспомнил - берешь такой конденсатор, два провода в розетку. Конденсатор заряжается. И несешь его в школу. И там ищешь жертву.
   -Слышь, потрогай.
   -Чо ты.
   -Потрогай, говорю.
   -А чо?
   -Не чокай. Потрогай.
   -Ну ладно. А-а! Козел! Козел!
   Про конденсаторы мы вспоминали:
   -Помнишь, на конденсаторах бились? - спросил Алладин.
   -У меня в шкафу до сих пор один такой лежит.
   Я сидел с паяльником и мультивольтметром, пытаясь найти поломку. Но диагноз ясен - плохой трансформатор. Анодное напряжение - еще фиг с ним. Вот накал требует хорошего тока, и тут ничего нельзя поделать. Надо бежать на радиорынок и искать подобную деталь, но....
   Но кажется, все уже стали старше. Кажется, что это уже не нужно.
   -Жениться бы, - сказал Слава.
   -Давайте гадать на картах, кто первый женится, - предложил Андрэй.
   -Нет, кто первый умрёт.
   -О, точно.
   Идёт гадание. Первым умрёт Александр.
   -Давай, Сашь, смотайся. Давай, давай, по братски. Купи бутылку "Померанцевого". Давай, Сашок, без облома.
   -Я на мотоцикле поеду.
   -Не надо.
   Это ж понятно. Он пойдет в гараж за мотоциклом и там пропадёт, и дождёмся мы его к утру.
  
   Радиопередача навела шухер. Ездила машина с пеленгатором, искали радиохулиганов. Но шарманка не работала, и мы играли в карты, и парень по имени Радий принёс мешок анаши.
   -Давайте, пацаны. Мне завтра в армию.
   Началась запись
   -Итак, дорогие друзья, радиостанция "Позывные из подвала" начинает свою трансляцию. В гостях у нас - снова Борис Николаевич Ельцин, но сегодня он наш гость и ничего не будем говорить, так как он вчера бухал, с ним пришла Людмила Георгиевна Зыкина, и она нам споет.
   Андрэй набирается духа и начинает петь женским голосом. Все затыкают рты, чтоб не ржать. Лишние шумы приходится гасить фоновой музыкой.
   -Мы раз в армии всей ротой покурили, - сказал я, - сорок пять человек. Все как один. Одёт рота, вся накуренная. Идет в наряд по столовой. Пацану прислали полный ящик сигарет. В коробке каждая вторая сигарета - с травой.
   За раз записываем почти целую кассеты. Алладин берет её с собой, чтобы размножать на двухкассетнике. Обычно с одного выхода уходит штук 10, 15 - есть свои слушатели.
   Однажды, по лету, в Туапсе, я курил и смотрел в точку, и народ вокруг не был озабочен особенной тоской. Корабли шли на край света. Мечталось о великом. Алладин пошел на поиски каких-нибудь случайных подруг, никого не нашел, вернулся и заключил:
   -А хрен там.
   -Слабо.
   -Ты пойдешь?
   -Мне в лом.
   Купили пиво. В ту пору было "Очаковское" в банках по 0.33. Курили без фильтры, чтобы жизнь мёдом не казалось. Тогда, откуда-то справа, послушалось бубнение магнитофона:
   -Итак, итак. Сегодня ваш ведущий - Arion S. Мы пригласили к нам в гости великого барда Севера Русского - Александра Хуева.
   -Здравствуйте, - глухо поздоровался Александр.
   -Итак, итак. Так называемый, сами понимаете, так называемый Александр Хуев, и мы начнем с его песни "Зачем я бля роди-и-и-и-ился".
   Для утяжеления голоса запись замедляли. Хотя и так, пелось хрипло, после очень холодного пива, с болью в горле, почти до кашля, и гитара была бобровская, а в ту пору ничего ужаснее нельзя было себе представить. Бобровские гитары и сейчас выпускаются, но они стали хоть отдаленно походить на некие музыкальные артефакты.
   Потом, магнитофон заглох в шуме голосов, смешанных с всплеском пения Шуфутинского из близлежащего кафе. Мы так и не узнали, кто это был.
   Сейчас я понял, что не надо быть умным. Есть крайности, и к каждой из них подключена мясорубка, и шнеки тарахтят, и ты туда нифига не падаешь, ты просто на все это дело смотришь, просто оцениваешь и молчишь. Правда, если мало ума, то это ничего хорошего. Если ты, наоборот, какую-то нужную нить порвал, перешел за барьер, то тоже нечего ждать. Это вот, например, мы научим говорить собаку. Хорошо ей будет? Ей - нет. Дрессировщикам хорошо, а собака осознает, что она - единственная в мире говорящая тварь подобного рода, и это - облом величавый, облом большой, как водопад Анхель, и - только суицид. Больше ничего.
   14 мая мы отмечали новый год.
   -С новым годом!
   -Счастья!
   -Ура.
   -С новым счастьем.
   Люди, кто жил в окрестностях нашей студии, а теперь она называлась Студия "Спички" знали, что там собираются сверхестесственные придурки, поэтому, кто слышал, тот не удивился, что люди отмечают новый год. Мы сидели на перилах железной платформы, пили шампанское с горла и поздравляли прохожих - хотя переулок там и глухой, но один человек в десять минут все равно проходил.
   - С новым годом, гражданин!
   -И вас, пацаны.
   -Девушка, девушка! С новым годом!
   -И вас также.
   Мы сели писать поэму "14 мая", которая была посвящена сему событию. Начиналась она так:
  
   Настало утро уж уже.....
  
   Это была первая поэма, хотя, до проекта Hunter & Logran было еще 4 парсека - как до ближайшей звезды. Первая акция лишь созревала. Группа "Камаз" еще не сформировалась. Много песен было впоследствии памяти Александра Х., так как считалось, что он, великий бард северный, ушел в мир иной в 94-м году. Нет, конечно, нечего его было хоронить. Студия "Спички" стала "Студией 8", но ничего существенного записать в ней уже было нельзя. Появлялись всяческие коллективы, которые находили пыльные подвалы, куда помещалась барабанная установка и усилок, но мы все равно знали, что все они - лохи, и мы так и говорили - очередные лохи.
   -Вот, - сказал Алладин.
   Название сего коллектива не помню. Запись велась непосредственно в подвале жилого дома, и даже было слышно, то есть, на кассете был отмечен момент, когда по вызову жильцов приехала милиция.
   -Фигово, - сказал я.
   -Лохи.
   -Лучше бы не брались.
   -Надо звукоизоляцию ставить. С завода "Досааф" можно спереть несколько мешков звукоизоляции. Стекловаты. Сторож там спит. Собак щас нет, мне Дрон сказал. Но здесь не поместится. Я знаю место в подвале, я там договорился - там ведется кружок детской песни, и соседи постоянно приходят и вопят, но это - государственное учреждение. У меня там работает пацанчик. Он показывает, как играть на ложках.
   -Давайте на ложках играть!
   -Точняк.
   -Александр Хуев и группа ложечников "Песня Севера".
   -Он же умер.
   -Ну, скажем, что это был альбом 76-го года, Воркута.
   -Так что будем делать?
  
   Сейчас такого времени нет. Оно, конечно, время как вещество всегда будет присутствовать, и все люди - словно рыбы одного сорта и одной стаи, и они всегда плывут на одной и той же глубине. Нырнешь вниз - найдешь чудеса, иль погибель свою - раздавит давлением. Поднимешься выше - словят сети ловца. А все остальное - это как ты сам себя держишь. Часто ли подметаешь в голове. Протираешь ли мозг тряпочкой со спиртом? Сдуваешь ли пыль? Нет ничего страшного в том, что одни вещи прошли, а другие пришли. В это время жить, безусловно, интереснее, чем в 15-м веке. А что касается времени текущего - так представьте себе, нам бы туда компьютер. Ух, намикшировали бы. А сколько роликов бы сняли. А ведь Интернет! Так что не надо никогда ничего говорить. Войны нет, голода нет, все отлично.
   Так вот, там был центральный зал. Дети пели, стучали на ложках, разучивали гармонь. В боковом помещении складывался инвентарь. Вечером в зале занимались знакомые каратисты. Они раскладывали маты и дрались.
   -Ча!
   -Ча!
   -Ча!
   -Ча!
   И - еще одно помещение, где имелся кондиционер, подключенный к коробу, ведущему наружу. Здесь и была установлена звукоизоляция, украденная на заводе "Досааф". Что до аппаратуры, то её взяли в Тюзе. Да и вообще, тогда были годы мечты, и можно было все, вплоть до того, что участники последнего парада могли в этом Тюзе и числиться.
   Можно представить себе все эти жуткие скрипучие комбики, гитара, созданная для уничтожения левой руки и самодельный дисторшн.
  
   Цветут веселые поля.
   Цветет веселая земля.
   И так неописуема
   Могила Александра Хуева.
  
   Я думаю, сейчас, когда люди обедают Интернетом, они не понимают, что все должно быть в меру. Но, впрочем, шиза, шизенье - дело это персональное, дело внутри головы. Сидит человек в компьютере, никого не знает, никто не знает, что он уже давно вольтонулся.
   Мюллер прислала письмо из Германии:
  
   Привет, пацаны!
   Тут всё клёво. Летом приеду. Привезу вам немецкого пива. Скучаю.
   Хочу послушать ваши записи.
   А у нас тут есть новая группа - "Раммштайн". В России еще никто не слушал. Я вам привезу видеокассету. Вот бы вы так играли
   Ваша Наташа.
  
   Тогда мы провели акцию "Я увлечен мухами". Было объявлено, что великие умы современности пришли, чтобы явить народу новое слово, слово несветлое. Слово белое. Слово непрозрачное. Слово словно молоко. Слово матовое. Слово матерное.
   Я засел за компьютер на работе. Печатал я быстро уже тогда - как самолёт. Все были в ужасе. Впрочем, я никому не сказал, что же я печатал. Данные сохранялись тут же на огромную дискету. Распечатывалось все на факсе. Каждый экземпляр акции был рулоном. После печати в гости на радиостанцию "Позывные из подвала", на открытую акцию был наконец-то приглашен один гастролировавший коллектив, а также случайно пойманные любители рисовать глухие леса - ибо подразумевалось, что художник есть человек светлый и особый, человек большой, потенциальный.
   Да нет, конечно. Рисовальщик - это не художник. Хоть как ты губы надуваешь. То же самое с поэтом. Слово "нетленка" - словно ругательное. Это получается, что если ты хоть что-то столбиком поставил, так это уже и не тлеет. Фиг вам. Фиг вам.
   Первым несуществующим поэтом был Константин Точкин. У него было всего ничего - не более 10 стихов и одна поэма, которую теперь на найти. Зато самый первый стих был тотчас опубликован в газете.
  
   Кайфы летели по небу.
   Встретили отряд пионерок.
   Искушение вылили вниз дождём.
  
   Ленин был сильней.
   Ленин был умней.
   Но пионерка Катя
   С бантиком зеленым
   Кайфам протянула
   Тонкие ручонки
  
   Там её гроб хрустальный
   В комнате пионерской.
  
   В типа_гламурном журнале, каковой только мог существовать в наших краях, была напечатана статья "Камаз. Извращение во вселенной". Я пришел в редакцию этого журнальчика и рассказал о себе.
   -Ох, так хочу любви, - сказала мне редакторша.
   Придя на студию, я рассказал о наличии форм жизни и желаний там, где нет вроде бы ничего, а спустя много лет написал рассказ, который, впрочем, никакой сути не отражает.
   Но потом.... А что потом? Потом ничего. Еще не вечер. Еще не ночь. Открытое слушание проекта "Я увлечен мухами" проходило в амфитеатре - какой-то непонятной площадке в старом заросшем парке. Пива надо было приносить своё. Водка была на халяву - Ара Бабаджанян катал на дому, раздавал - "друзьям не жалко". Святое ж дело - сейшен. Сейшен - это почти фестиваль, но фестиваль - слово грубое, потому что от него происходит много слов довольно негативного оттенка - фестивалить, отфестивалил, нафестивалился. С сейшеном ничего такого не сделаешь. Сейшен - он и есть сейшен.
   Я видел картинку какого-то художника - "Джем-Сейшн". Кругом много трубачей. Глаза на выкате. Дуют, будто являются ветрами во плоти. Зрители забросили ноги на впереди стоящее сиденье и тащатся.
   Мы завсегда ходили и пели на дому - так постоянно кто-то где-то пил пиво, и не было никакого понта пить его просто так. Следом кто-то подвязывался. Создавалась толпа. Джем-сейшен был каждый день. Порой, не было и дня без джем-сейшена. Радиостанция "Позывные из подвала" доживала свои последние дни. Студия была не нужна. Настоящий бард может петь везде, где хочешь, где есть слушатель.
   К числу композиций для хорового пения относился и сингл-эпоха тех дет "РХО"
  
   Раздавали на рынке пиздец.
   Пиздец простой однородный.
   Люди кричали - конец.
   Конец печали народной.
   Конец волосатым чисам.
   Конец носкам полосатым.
   Конец подноготным грибам.
   И вони машин заебатых.
   Трамваи заклинило стоя.
   Вышло из труб простое.
   Впрочем, может, и сложная.
   Разведка хуйни осторожная.
   Видят: распродан пиздец.
   Вот он и сказке конец.
  
   Слово "чисы" пишется через "и". Как и говорится. Нет, есть Часы. А есть - Чисы. Это другое дело. Но не важно, ибо если ты исполняешь, значит, ты - исполненный.
   Я не знаю, каковы теперь концепты. Вообще, ныне я как придурок торчу в Интернете, пытаясь обогнать свет, и это возможно. Что такое сверхсветовая скорость? Это когда ты увидел здание. Оно тебе подходит. Ты разогнался и бежишь вокруг него, пытаясь поймать самого себя за пятки. Если первое касание состоялось, значит, ты обогнал свет.
   Все просто. Это парадокс Эйнштейна. Пространство малость меняется, ты и тут, и там, и, короче....
   -Короче, привет, - сказал я.
   Я зашел в кафе и сам на сам заказал шашлык и пива. Там мне и встретился Александр.
   -Сегодня вспомнил, чо, - сказал он, - знаешь, когда это было?
   -Когда?
   -Восемнадцать лет назад.
   -А чо было?
   -А помнишь Мюллер?
   -Ну да. Интересно, сколько ей щас лет?
   -А помнишь Светку.
   -Не.
   -Ну, белая такая.
   -Не, не помню.
   -Ну, Андрэй на картах гадал, женится он на ней или нет.
   -Точно. Было что-то такое. Нет, или да.
   -Почему нет или да? Давай хоть по стопке.
   -Давай.
   Кафе такое, забегаловка, хуже некуда. Зато здесь ты - словно клоп, почувствовавший кровь мироздания. Да и потом, это даже и не кафе, а повод схватить пирожок или чебурек.
   -Она вышла замуж друга Путина, - сказал Александр.
   -А, помню, - сказал я, - она девка неплохая, но у неё была главная задача - продать себя подороже. Она сначала вышла за муж за бандита, старого такого. Толстого. А он её бил. Может, и правильно. Чтобы цену знала. Сама ж искала счастья. А потом развелась и вышла за друга Путина.
   -Он же старый.
   -А ей-то чо? Да и она уже не то, чтобы совсем юная.
   -Да и я старый.
   -Ну да. И я старый.
   Нет, все же - как представится мне это дело. Как замечтаюсь я. Так и вижу я - стоит у нас на студии обычный современный ноутбук. Саунд Фордж, пусть даже года 2002-го, 5-й версии. Какой-нибудь Мьюзик Директор. Даже того же 2002-го года. И какая-нибудь фиговина, для барабана и баса. Например, да хоть тот же фрутти лупс. Старый. Нового и не надо. И думаю я - вот сейчас все есть, и я вроде бы все умею, но в воды наши, в стаю рыбы, пришла другая вода. Как бы и не сами мы сюда приплыли. Оно как бы само произошло, и ничего не сделаешь - ни победить, ни сдаться. И умным надо быть в меру. Немного шаг не туда - и тебе сахар кажется солью, а соль наоборот - нектар. Но это дело обычное. Жизнь как поток. Её архивы с каждым днём все больше, все шире, все толще тома. Ну, это идея верная, тома. Про тома, то бишь. Тема, впрочем, философская.
  
  
  
  
  
  
   -
   Феодализм и наводнение
  
   Понравилась запись некое существа, которое сразу же после наводнения вышло в контакт, тут же написала репортаж в стилистике "недавно я работал в компании мегафон...", воспользовавшись новостными вообще фотографиями. Конечно, и оперативность поражает, и новостные фотографии, а также очень четка методичность.
Вот вас, допустим, затопило. Выплыли вы. Что делать? Да, тут же бросаться писать в контакт. Но допустим, с головой у вас не очень, блогер вы, болеете. Да, тогда надо брать фотик-то и фотки делать. Странно ж - для чего вам чужие фотографии. Ну и наконец, бредовая идея о возможности залить Новороссийск - это ведь не заблуждение. Бывает, люди ошибаются. Чего-то не знают. Но тут все как бы визуально. Это все равно, что на первом этаже прорвало кран, вы живете на третьем, и чтобы вам на затопить, воду пускают куда-то еще. Понятное дело, что это - кнопка.
А цепочка проста.
В основе - мастера. Пускается первый сигнал, который по цепочке, например, из мест ньюйорковских, еще каких, передается второй волне. Те начинают галдеть, но это еще не блогеры-активисты. Это - люди-датчики. Вот данную запись можно к этому разряду отнести. Это политтехнологии, просто вокруг - я вижу - много людей. В реале. Людей бесполезных. Ленивых. Желающих не работать, отдыхать. Слоняться. Девочки, дотусовавшиеся до 30-ти лет, без детей, подлесбиянивание, модные томики, кеды, фенечки. И вот вся гопота - это уже последний уровень блогерской волны. А вот на третьем, так как второй мы описали, находятся популярные блогеры. Это те, кто борятся.
Офисок.
Клава.
Велосипедик, хоп-хоп, экстрим. Ролики. Подрочили. Фенечки. Таблеточки. Мечты о генетическом улучшении - чтобы быть немного европейским, менее рязанским.
Блогеры часто слушают Тома Вейтса. Не потому, что там есть что слушать - а чисто упорно. Чтобы кровь немного западнее стала.
И вся прочая лобуда с арт-хаузом, с модными фоточками - а главное ведь в том, что появись какое-то свое направление - будет ли оно жить? Нет. Лишь только то, что взрощено по цепочке.
Максим Соколов неплохо сказал - мол, в стране вроде бы и нет ничего. Ни технологий, не специалистов, а тут сразу выскочили просто масса спецов - и в гидродинамике разбираются, и в технике, и в прочем. Если ж такое количество спецов - что ж мы так живем?
Но на деле блогеры - очень маленькая часть населения. А Россия живет, как жила - то был социалистический феодализм, теперь - еще какой-то. Когда Миронов предложил обсудить ликвидность Ткачева, блогеры этого толком не заметили. Почему? Потому что не было сигнала.
Ну, для политтехнологов кто такой Ткачев? Он пойдет, ничего страшного. Главный враг - Путин. Хотя, по идее, тема то вполне адекватная. Но блогеров, которые бы двигались своим путем, почти нет - в основном это гуси, которые заслышав главного гуся, начинают гоготать - и так и стоит гогот - спланированый, четко отработанный, без ярко выраженных личностных качеств.
Тут надо улавливать суть. На счет власти - она такая всегда была. Только вот при царе блогеров бы везли на катаргу. При Ленине - топили бы в финском заливе. При Сталине бы расстреливали или отправляли в лагеря. При Лёне - в психушечку. При Горбаче - я думаю - стали бы прикармливать. Они бы помогали валить союз, это точно. При Ельцине - победа. Можно было бы праздновать. Правда, конечно, территория диких народов не до конца расчленена, но то ничего. Технология работает.
Если же говорить о мнениях, то я, например, пишу, что думаю. Блогеры же - как я уже сказал, действуют по цепочке. От главного гуся - к вторым гусям - потом - к представителем цивилизации на скифской земле - а потом - к гусям радовым, бездельным, гомическим, чаще всего - московским лодырям.
Вот и вся борьба, вот и весь антипутинизм. Я думаю, если бы у власти был бы, например, какой-нибудь Савва Кац, и наводнения случались бы хоть каждый день, и при этом он бы четко выполнял задачу окультуривания-обрезания скифа - то есть изменения границ, переписывания истории, покаяния за грехи этого народа, блогеры бы послушно собирали картинки других стран, других звезд, западных приколов, ходили бы себе спокойно в гейклубики, и мы бы вообще о таком явлении, как блогеры-борцы и не знали бы. Пусть бы себе там и тонули бы разные городки. Главное - команда. Цепочка. Управляемость биомассой бездельников.
  
   Россия 2100
  
  
  
   Иванов долго пробивался в бизнесе, но все получилось, когда он женился на дочери Зайцевича. Но это, впрочем, не говорило о том, что нужно было расслабляться.
Но он был человек дисциплины крайней. Порой он даже боялся слабостей, хотя теперь, когда юность отбродила, можно было позволить себе и что-то лишнее. Ведь нельзя представлять из себя танк. Вернее, можно. Нельзя - танк онли. Когда ты со всех сторон защищен, и попасть можно лишь в смотровую щель, всё равно есть, чего опасаться - например, противотанковый ров. Например, газы....
Тогда - берут другим....
Он ехал неспеша, никуда не летел, и даже несколько раз переговорил с женой - здесь он до конца и не был уверен, что это? Есть ли любовь?
Да, но как же? Она вышла замуж за его мозги? Но зачем ей оно?
Наверное, любовь.
-Как приедешь - позвони, - сказала она.
-Да.
-Привезешь мне что-нибудь?
-Привезу.
-А что?
-Сюрприз.

-Вот, - думал он,- жизнь - игра. Всю жизнь - игра. Но я могу. Жить как мальчик. Ведь самая любовь-то где? Вот во Владимире, сколько собак бегает по улице. Сейчас-то и уличных собак уже не встретишь, это невозможно. Но не зря говорят.... Замкадье есть замкадье. Да и какие могут быть жёны из замкадышей? Обязательно будет рвать, будет выдумывать, приедет искать чудеса. Сколько их, едут в поисках счастья - оторвать, играть, прикидываться. А весь Интернет - ведь сколько ребят исчезло, когда ехало знакомится. Им писали от лица какой-нибудь красивой козы, но на деле там были махровые туземцы, алчущие чего попало, хотя бы машины. Потом, перебивают номера и отправляют на Кавказ, а тебя растворяют в кислоте и выливают в канализацию. И всё, никто тебя не найдет. Собаки же так честно бегают. Кобели вереницей выстраиваются за суками. Это любовь. Пусть со мной кто-нибудь поспорит. Именно это и есть любовь.

Трасса бежала вдоль пределов осени. Мир желтел. Информационные потоки бились, переливаясь через край, и некоторые их части попадали на экран нового электрического "Лексуса", где и оживали.
На экране виднелся президент, новый, честный президент, президент Росси Арам Солнценц. Выступал он красиво, четко - уши распускались от его голоса, как цветы.
-Я обещаю вам решить вопросы с дорогами! У нас наконец будут новые дороги! Европейские дороги! Европа, да. Европа, да. У нас будет Европа, да. Мы докажем, что мы - европейский народ!
Иванов купил по пути кока-колу. Напиток призывно, осенне, шипел, вызывая ощущение большой, оптимистичной, русской широты.
И они вновь разговаривали по телефону. Может, любовь?
-Далеко едешь?
-Уже скоро Рязань. Дорога загружена, да и вся правая полоса в ямах, быстро двигаться не получается.
-Что там? Какие люди?
-Не знаю. Обыкновенные. Рога не растут.
-Что ты мне купишь?
-Посмотрю на Белгородщине.
-А что там?
-Наверное, там другие товары.
-Всё же ты мог лететь на самолёте.
-Знаю. Но я решил немного развеяться. Ты же сама говорила.
   И он подумал:
-Что можно такого купить в провинции, чего нет внутри мкада? Это же не Африка? Там - пожалуйста. Маски. Бивни слона. Но все это можно купить и у нас. Зачем же.... Нет, нет совсем ничего, зачем в наши дни можно куда-то ехать, исключая контрабанду, да и то.... Да и то.... Все это слова. Но все же, наверняка будет что-нибудь особенное, колоритное.

Иванов припарковался. Он приехал в Рязань, на рынок фоллаут, то есть людей, получивших альтерантивное наказание в виде рабочей силы для тех, кто их купит. В народе фоллаут назывался не иначе, как рынок рабов, но это название официально запрещалось, как недемократическое.
Путь же свой Иванов держал, как мы уже уяснили, в Белгородское княжество, но дел было много. Инна, жена, Зайцевич которая, звонила прежде - она и теперь продолжала звонить, будто из телефона подавался кислород, и сама она без этого не могла жить. Говорили теперь о том, что она не может себе позволить, чтобы он, Иванов, сменил фамилию и стал благороднее. Тут была масса мотивов, и все - с виду вроде бы явные, без припарок.
-По чем? - спросил Иванов.
-Вам для чего мальчик? - осведомился хозяин, толстый и потный чеченец.
-Я просто спрашиваю.
-У меня не для этого. Для этого - спроси Аслана. Спроси Ашота. Девочки - у Вазгена. У Азата. Вон ручистые. Спроси Ваху. Спроси Магомеда.
-Почему ручистые?
-Руки большие, работают хорошо. Есть выписки. Если надо срок продлить, есть коны. Есть по скидке. Есть пожизненные. Есть малолетки. Есть контрафакт без паспортов.
-Я так, я так, - ответил Иванов.
Он прошелся вдоль рядом людей, и все тут зависело от хозяев. У одних людишки строем стояли, как солдаты. У других - сидели. У третьих - и вовсе в вагончике были, на жаре не парились. Да и солнца-то сполна в тот день было, хотя осень уже и прилегла к земле, требуя большего - ветров, холодов, скорого снега.
Иванов подошел к окошку киоска, заглянул в дежурную камеру и попросил бургер с пепси. В придачу ему выдали фри и Дабл Квотер Паундер и Свитест Салад, с утверждением - "свежак, только что со штатов". Хотели сунуть и Криспи Чикен, но Иванов отказался.
Ел медленно. Говорил по телефону с Денисовым, менеджером по изучению Таффкаунтинга в нижних слоях компании.
-Сегодня нет работы. - сказал Денисов, - шеф уехал.
-Он проверяет запись?
-Нет. Он ее отсылает аналитикам.
-Как же он не узнает, что вы положили на работу?
-Не мы, а Департмент Сикс.
-Как же так?
-Мы готовим к вывозу Онежское озеро, а там такие сложные проводки, что определить нельзя, работаешь ты или нет. Например, Мамп Памперы разведены на двести манускриптальных раков. Ты думаешь, шеф поймёт, что ты делал, а что не делал. Оля носит всем чай с добавлением гидранта, настроение - во!
-Я даже завидую, - сказал Иванов.
-Ты волен как ветер.
-Это только кажется. А как же твой разговор по телефону?
-Мы нашли место на складе. Там не работает генерация, и прослушать то, что ты говоришь, невозможно.
-А в сортире?
-Там с камеры можно считать по губам.
-А-а-а.....
-А ты?
-А я еду на Белгордчину.
-Давай.
-Выпей за меня, дружище.
-Обязательно.
-А как Семёнова?
-Я приглашал её в кабинку для офисного секса, но она сказала, что ходит туда с Поляковой.
-А ты?
-Что?
-У тебя же были отношения с Корнеевым.
-Да, это когда я и Макаров развелись. Я сразу сказал - мужики - такие дураки. Больше никаких дураков. Но ты же знаешь, где сейчас взять бабу?
-Купи рабыню.
-В кредит если только.
-Да. Я покупал по весенним скидкам. Это были сезонные, помнишь "новая русская революция, всё бесплатно".
-Ага.
-Так что.
-Я подумаю.
-Может, тебе занять? Тебе надо для секса? На это надо лицензию. Но если ты покупаешь в рамках культурной африканской программы, то скидка - 90%.
-Африканки?
-Нет, что ты. Откуда. В Африке нет рабов.
-Значит, негритянку нельзя купить?
-А зачем тебе негритянка?
-Ну ты ж сказал.
-Я просто.
-Кстати, приезжали американцы вчера. Ты знаешь, тупые все, как брёвна. Я еще раньше думал - вот европейцы - еще ладно. Американцы всё время улыбаются, хотя нация практически уже загнулась. Народ тупой. Не знаю. Сейчас еще чаю хряпну, и надо сделать вид, что работаю. Как озеро уже вывезут, шеф уедет окончательно жить в Майами, халява будет.
-Может, зам будет?
-Зам же - Викторов.
-А, ну это известный халявщик. А что ж делать-то будете?
-Ну, ил еще продавать. Говорят, что если мы выиграет тендер по продаже Кижей, то можно будет лет пять ни о чем не думать. Вот я и думаю - все отлично. Тогда, кстати, можно будет и прикупить себе парочку рабцов.
-Пожизненных только не покупай.
-А чего?
-Ну они ж стареют.
-А-а-а.
-Ну ладно, друг.
-Ладно, друг.
-Хотя, знаешь что, - проговорил Иванов, - а почему не купить японского робота-бабу? Их правда у нас не продают, но мне сказал Грищенко, что ограничений нет, если покупать через магазин. Но статистика, конечно, показывает, что в России почему-то не идут электронные бабы. Не знаю, почему.
-А моряки?
-А во многих компаниях запрещены бабы-роботы. А что? Ты хочешь в море?
-Нет, конечно. Слушай, но это же не человек! Какой от него, то есть от нее, интерес.
-И мужики есть.
-Какие еще?
-Ну, есть бабы, есть мужики. В Японии же нет фоллаутов. Там - роботы. Люди этим довольствуются. Нужен тебе секс, берешь робота на прокат. И не обязательно и семьей обзаводится. Чтобы скучно не было, работать 16 часов в сутки и ешь таблетки. А роботы сейчас хорошие.
-Фигня. Нет, они там не живут, а существуют.
-Я тоже так думаю.
  
Ел Иванов не спеша. Рынок к середине дня разбежался, разогрелся, люди сновали, туда сюда водили фоллаутов, приезжали и уезжали автомобили, на выезде, на развилке, стояли полицейские наряды - по одному в каждую сторону. Иванов даже прикинул - нет ли у него чего такого в крови? Хотя вроде бы и детектор в машине в норме, иначе б и не завелась.... Но всё же... Сегодня ты - на коне, а завтра - под конём, и всяк может тебя купить.
Ему даже представилась такая картина....
Хотя нет. Если купят - он все ж специалист. Посадят, может, в офис на подмену. Хотя могут и вывести - кому какое дело до его квалификации? В рудники! На кавказские пастбища. Могут в штаты продать, там русские фоллауты ценятся. Но хотя бы - не для секса, уж свежести нет, и то...
Он отогнал мысль, словно муху.
-Возьмите Нутришинал Крем! - предложила продавщица.
-А кола?
-Есть свит, есть лайт, есть Фаворит, есть презентейшенебел лайн свит без сахара.
-Вот, вот эту.
Картошка фри была хороша - сухая, с ровным золотистым подгаром, малокрахмальная, люксембургская. Кола шипела, как мировой воздух. Настроение поднималось - теперь только, после еды, надо было принять бодрящих таблеток, да и глянуть - есть ли где на рынке курительная барокамера, войти б, сделать пару затяжек - сладкий табак, должно быть - верхнекитайский. Но если будет эфиопский, без примеси, не офисный, с листьями и соевыми гидрантами, а настоящий.
И осень тогда вся развернется в своем великолепии.
- Надо будет только аккуратно проехать мимо нарядов, - подумал Иванов, - хотя, черт, кто они, а кто - я! Да они настоящего москвича за километр обходят стороной, уж не говоря о чеченцах. Хотя при чем тут чеченцы. Это фобия. Ментофобия, вот как это называется. На каждом шагу своей жизни ты только и делаешь, что озираешься, и хотя ты уже повышен в статусе, ты даже если и сделаешь чего, то можешь откупиться - нет, этот непонятный, этот невообразимый страх....
Словно в кровь с молоком матери тебе впрыснули способность чуять, прятаться, зарываться в норы, ощущая мента....
Он допил колу.
Тут обнаружилась и курительная барокамера. Очереди не было. Минута стоила так дорого, что большинство довольствовалось новыми американскими таблетками под русским лейблом "За щеку - счастье!".
Иванов вошел, сел в кресло, увидел себя в зеркале и ухмыльнулся.
-Назовите номер лицензии курильщика, - попросил робот.
-Семьсот две тысячи триста пятьдесят зет Ю Оу.
-Спасибо. Вы замужем?
-Нет.
-Женаты?
-Да.
-Брак гомосексуальный?
-Гетеросексуальный.
-Биологические потомки.
-Нет.
-Принятые потомки.
-Нет.
-Кодовое слово.
-Калифорния.
-Спасибо. В вашем распоряжении - ровно одна минута.

Иванов курил, забываясь. Минута разрослась, стала шире, напоминая всю необъятную матушку-русь, с ее прекрасной золотой осенью. Выйдя, он еще раз прошел вдоль человеческих рядов. По пути купил сладкую вату.
Остановившись возле одной из палаток, лениво жевал, рассматривая молодого фоллаута, самостоятельно работающего с продажным дисплеем - видимо, тут у него было совершенно козырное место. Во всяком случае, выглядел он более, чем оптимистично.
-Что вы хотели? - осведомился он вежливо.
-А по чем....
-Кто?
-Ты....
-Я? Я - федеральный. Нужно по программе модернизации только покупать. Я тут уже полтора года на рынке. Наверное, никто не купит.
-А когда освободишься?
-Я же не учился. Выйду - там штраф за необучение набежал, снова в фоллауты. Я лучше тут останусь. Там дальше может хозяин что-нибудь придумает.
Появился и второй - грузный, небритый мужик лет уже под шестьдесят, с сигаретой. Фоллаутам не запрещено курить, потому что никто об этом не подумал. Но не все хозяева - за. Возможно, этот таким макаром сам маскирует своё курение без лицензии - хотя рано или поздно федеральные спецслужбы его выследят и займутся. Иванов даже позавидовал ему, хотя - невольно. Чему тут было завидовать.
-Что сделал? - спросил он.
-А? - осведомился мужик. - Я?
-Я.
-Купить меня хочешь? Покупай. Я мебельщик. Нужен мебельщик. А ты, я вижу, мужик московский, прокаченный. Что тебе по дому надо? Полы, хочешь, буду мыть. Или у тебя какая козочка молодая, небось, моет. А меня вернули по гарантийному сроку. Купил меня один богатый таджик из Нижнего. Говорит, буду делать ремонт, моя денег жалко, будешь делать. Во, все ему сделал, не квартира, а конфетка. Но жена у него была малость не знаю.... Посмотрела на меня - говорит, всю жизнь жду отеческого тепла. Сделай мне приятно. Ну а мне-то что. Этот все время ездит, у него точки с арбузами кругом, по области, да в Москве, а мы тут и развлекаемся. А мне-то что. Живу, как кот в масле. Ну, приехал он. Говорит - бить не бью, не люблю людей бить. А кастрирую. И дальше будешь работать. Я загрустил. Но тут баба ж его, тёлка, не дура, нашла какие-то гарантийные пункты в договоре. И говорит - все, отец мой родной, прощай. Но может, найду тебя по цифровому паспорту, свидимся еще. И что, показала всё это таджику и говорит - возвращай по гарантии хозяину, или оставляй, а оставишь - буду продолжать. Ну он мужик не злой был, вернул меня. Вот тут я с Васей работаю, сами продаём, сами оформляем, хозяин нам доверяет.
-Пьешь? - спросил Иванов.
-Нет, и взять негде. Мы из Новомичуринска. Там сухой закон. Хочешь оттянутся, покупай американские таблетки и киборг колу, но все ж знают, что они рак вызывают.
-А как же так? - осведомился Иванов.
-Ну ты, дядя, человек большой, - проговорил мужик, - а нам что прикажешь.
-Как же напряжение снимаете? Может, курево какое?
-Нет. Отжимаемся. Помогает.
-Я по триста раз за подход, - проговорил Вася, - Степан поменьше, возраст уже не тот. Но это круче. Синька - чмо. Попробуй.
Говорил он уверенно, на ты, ни о чем не волнуясь.
-Так всё же, - проговорил Иванов, - давно ты тут?
-Давно, - ответил Степан, - я раньше работал товароведом. Один раз шел по рынку, в торговых рядах, смотрю - малый на меня пялится. Ну, дума, и пусть пялится. Тут он кричит - папа, на меня смотрит педофил! Тут же прибежали, повязали, выписали по закону тридцатник на фоллаут. Подстава. Так нашего брата ловят. А еще говорили - ты уже хотя бы на нашем рынке на детей не смотри, их специально выпускают, они ходят и заглядывают в лицо таким ротозеям. Вот я и впоймался. Ну ты сам смотри, я мужик работящий. Краны делать умею. Можешь для меня цех открыть, буду мебель делать, поставишь точку по продажам. Да прямо там поставь, и делать буду, и продавать. Денежку тебе принесу.
Тут появился хозяин. Был это человек непонятный, с бородой длинной, как у Папы Карло, не то как у Карабаса Барабаса, но вернее всего - как у волшебника Черномора из пушкинской сказки. Да и в целом, наряд его соответствовал некоему образу заморского волшебника.
-Рюзкий, - сказал он Иванову.
-Чо? - не понял тот.
-Покупай, рюзкий, рюзкого.
-Я присматриваюсь.
-Покупай-покупай. А то хочешь, рюзкий, тебя продам. Ты хороший, упитанный, продам, поедешь ряботать, спорт-спорт, рюзкий, зажирель, понимаешь.
-Чего? - возмутился Иванов. - Щас ты у меня поедешь, чернота!
-За черноту ответищщь! У меня кямера пишет.
-И у меня пишет, - ответил Иванов, - я - юрист. Ты у меня не отвертишься.
-А-а-а, - хозяин махнул рукой и удалился.
   Иванов же на выходе из рынка кого только ни встретил - тут ему и погадать предлагали, и выпить контафактного запрещенного квасу - то с квасом-то точно были провакаторы. Только выпьешь, они позвонят номер машины тем ребятам из наряда на дороге. Тут его и возьмут. Хотя его, Иванова, просто так не возьмешь, и к таким вот волшебникам он не попадёт. Да и откуп стоит дешевле, чем если у тебя отберут машину. Но - полмашины. Что ж, тоже дорого. А она там, Инна Зайцевич, устав от ранней нежности, уже начинает думать и считать. И тут он - не муж, но объект. Даже если и дети будут, всё равно будет объект. А не дай бог....
Не дай бог - здоровье, не дай бог согнёт....
-Может, уехать, - подумал он, - но куда? Наняться юристов в Сочинский каганат? Но, чёрт, там столько связей. И у меня. И у нее. Всё это - фантастика. Надо ехать.
Он выехал, спокойно миновал наряды, но на выходе его ждала засада из странной разметки. Он сбавил скорость, понимая, что это - та неожиданная вещь, которая может случиться на каждом шагу, и что в кустах, наблюдая за тем, сумеет ли он разобраться с этим хаосом из линий, уже ждут алчущие души. Ну, ошибись! Он выскочит тут же, инспектор. Нет, конечно, всегда так. Если у тебя нет с собой денег на откуп в таких, неожиданных, ситуациях, то....
Но тут его обогнала незадачливая "Мазда", и тотчас из своего укрытия выскочила целая толпа - они напоминали налётчиков, увидевших добычу. Иванов миновал толпу, окружившие попавшуюся "Мазду" справа, стараясь не смотреть в глаза дорожной полиции.
На лобовом стекле всё смешалось в куче - кино, реклама, политика.
   Говорилось например вот что: " Депутаты парламента - Абдулкадир Якобсон и председатель совета министров Куйра Кац объявили о начале прений по закону о законности прорастания березы на территории РФ. Предлагается провести чейндж, в качестве альтернативы рассматривается кандидатура калифорнийской сосны".
-Мы так уже устали от этой березы, - сказала правозащитница Алика Бобкова, - иногда я просыпаюсь в страшном холодном поту....
Иванов выбрался на платный автобан, где, наконец, сумел разогнаться и включить автопилот. Осень просматривалась, словно одежда земли. Земли русской. Настроение Иванова было устойчиво-деловое, и он ценил это в себе. Что бы ни происходило, ты - камень, ты - сказала, но и содержащая в себе свойства змеи, умеющей извиваться, крутиться. Это самое главное в нашей жизни. Но и раньше так было. Во все века.
  
   Блогер-автофантаст
  
   В 22-м веке была изобретена новая популярная модель - "Блогер-автофантаст Н0-0-бис-340-дс-52". Люди встречали это новшество поначалу широко - вверх летели шары, было много цветов, и, как говорили - флэгз, слоганз, айс-крим, е, бьютифол, вонерфол, гут, гут.
Предшествовала же всему этому работа кропотливая, долгая, техническая, с выбросом энергий ментальный вдоль, а трудовых усилий - поперёк. В день же запуска, когда модель с потухшими еще глазами стояла в центре лаборатории, было так:
  
Профессор Поппуляров:
Помощник, принесите мне очки! Где мои очки!

Помощник, лаборант Дятлов
Какие еще очки? Вы не носите очков?

Профессор Поппуляров:
-Очки! Очки!

Дятлов:
-Может быть, очки?

Лаборантка Нилова:
-Вот ваши очки.

Профессор Поппуляров:
-Спасибо. Подайте зеленую жидкость.

Лаборантка Нилова:
-Вот.

Профессор Поппуляров:
-Скажу вам вещь практически дидактическую, седую. Все в мире повторимо. Что бы мы ни делали, все это уже было.

Академик Сольев-Сергев:
-Когда это еще было?

Профессор Поппуляров:
-Все изобретено до нас.

Академик Сольев-Сергеев:
-Я не согласен. Давайте опустимся на тысячу лет. Что, уже тогда все было изобретено?

Профессор Поппуляров:
-Не будем опускаться!

Академик Сольев-Сергеев:
-Все это, понимаете, доводы. А люди живут, и все. Ходят на работу, потребляют. Исполняют свои физиологические обязанности.

Профессор Поппуляров:
-Не надо, не надо. Помощник, пинцет! Так вот. Всё это игра слов и членов. Понимаете?

Лаборантка Нилова:
-Почему это - членов?

Профессор Поппуляров:
-Потому что членов. Это части. Вот взять любую вещь в мире. Это - член. Потому все общество - цельность. И у тела так же, и средь людей.

Академик Сольев-Сергеев:
-Всё это пустое.

Профессор Поппуляров:
-Вот. Синие капли. Сейчас мы капнем ему в ухо эту синюю каплю. Так вот. Человек - это физиология. Руки-ноги-голова. Общественный язык. Рот!

Лаборантка Нилова:
-Только не надо тут же про рот!

Академик Сольев-Сергеев:
-Смотрите, он открывает глаза!

Блогер-Автофантаст:
-А! Э! Упс! Упс!

Академик Сольев-Сергеев:
-Смотрите, он говорит что-то осмысленное!

Блогер-автофантаст:
-ИМХО!

Лаборантка Нилова:
-Какой ужас! Кошмар! Адский ад!

Дятлов:
-У него светятся глаза!

Профессор Поппуляров:
-Я вижу, все идёт по плану!

Блогер-автофантаст:
-Что уставились, сталинисты?

Профессор Поппуляров:
-Прекрасно!

Нилова:
-Бьютифол!

Блогер-автофантаст:
-Где это я?

Профессор Поппуляров:
-Как вас зовут, милейший?

Блогер-автофантаст:
-Я не знаю, ИМХО.

Профессор Поппуляров:
-А что вы знаете?

Блогер-автофантаст:
-Жулики! Жулики кругом!

Академик Сольев-Сергеев:
-Кто жулики?

Блогер-автофантаст:
-Вот ты! Ты и есть главный жулик.

Профессор Поппуляров:
-Какой прекрасный экземпляр!
   Блогер-автофантаст:
-В этой стране!

Нилова:
-Что-то не нравится мне все это!

Блогер-автофантаст:
-В этой стране! В этой стране!

С того момента модель была поставлена на поток. В мире царила эйфория невероятная. Люди пели песню "Позыбыты хлопоты - вкалывают роботы".
Кто-нибудь помнит полный текст? Вот он.

До чего дошёл прогресс - до невиданных чудес,
Опустился на глубины и поднялся до небес.
   Позабыты хлопоты, остановлен бег,
Вкалывают роботы, а не человек.
   До чего дошёл прогресс - труд физический исчез,
Да и умственный заменит механический процесс.
   Позабыты хлопоты, остановлен бег,
Вкалывают роботы, а не человек.
   До чего дошёл прогресс - было времени в обрез,
А теперь гуляй по свету, хочешь с песней, хочешь без.
   Позабыты хлопоты, остановлен бег,
Вкалывают роботы, счастлив человек.

Но, как обычно бывает - не все этом мире коту и масленица. Однажды, домохозяйка Петрова написала у себя в блоге рецепт закатки огурцов:

"Берем значит огурцы самые свеженькие..."
Тут же в комментарии набежали блогеры-автофантасты и стали писать отдельно стоящие, словно столбы, фразы:
-Скоро загнетесь вы! Сталинизм всех убьет!
-Only in America! Only in America!
-Кто так засаливает огурцы, ИМХО? Тварь!
-Сволочь! Не пиши больше такого!
-Демократические люди едят в макдональдсе! Вы - ярая тоталитаристка!
-Воруете?
-Зачем? Упс. Не пишите больше такого?

Случай с Петровой был лишь ласточкой первой. Вскоре же открылись и более замечательные подробности быта блогеров-автофантастов. Оказывается, уже на пятый день после изготовления блогер-автофантаст начинает бежать в одну точку, и его нельзя остановить. Запас хода у него - на несколько кругов, то бишь, вокруг земли он бежит, и все тут тебе. Бежит без всякой цели. По пути он коннектится и пишет людям советы, как жить.

Газета "Труд" 20 августа 22 века взяла интервью у фермера Горохова.

Корреспондент:
-Скажите, Горохов, что же у вас произошло?

Горохов:
-Выехали мы с сыновьями в поле. Смотрим, облака. Сын спрашивает - батя, до дождя уберем? Я говорю - не знаю. А второй, Петька, говорит - до дождя уберем. Я сел на комбайн, Петька - на грузовик, а Сеня подсобил. Ветер уже поднялся. Но мы убираем. Тут смотрим, кто-то бежит. А быстро бежит. Забегает к нам на поле, делает круги, топчет пшеница и кричит: тоталитарный труд! Сталинизм! В этой стране! В этой стране! И дальше побежал.

Корреспондент:
-Скажите, Горохов, а много он у вас вытоптал?

Горохов:
-Та половину поля!

Корреспондент:
-А что теперь вы будете делать?

Горохов:
-Та не знаю я. Да это ж не все. После этого я увидел целую толпу блогеров-автофантастов. Все они неслись через поле - в руках у них были фотографии городов Америки, наклейк и разные - видимо, когда они там пробегали, то много нафотографировали. Увидев нас, они стали кружить и давать советы, как нам правильно работать. Мол, работаем мы допотопно. Мол, скоро все рухнет, так как дело Сталина должно погибнуть? А я ж и не знаю. Какой такой Сталин? Что сто лет назад был? Да на кой черт он нам нужен. Они призвали нас все бросить и бежать вместе с ними, крича лозунги. Мол, мы не сознательные, а они - аппараты-борцы.

Корреспондент:
-Насколько я знаю, сейчас уже написала программа для выключения сбойных блогеров-автофантастов.

Горохов:
-Да хорошо бы. А то вот трудишься, трудишься, а тебе какие-то электровеники советы дают.

Тут стоит заметить, что вскоре действительно была создана программа, которая начала транслироваться с сервера - хотя он и был с самого начала, сервер этот. Один из экземпляров блогера-автофантаста был пойман в районе катастрофы авиалайнера, где он бегал вокруг, мешая спасателям эвакуировать выжившим, крича при этом: "тоталитаристы сбили самолёт!".
И была такая сцена:

Профессор Поппуляров:
-Лаборант, дайте скальпель!

Дятлов:
-Простой или лазерный?

Профессор Поппуляров
-Любой. Можете дать нож.
  
Дятлов:
-Есть садовый.

Блогер-автофантаст:
-Сталин! Режь! Режь по живому!

Нилова:
-Почему у него глаза горят красным?

Академик Сольев-Сергеев:
-Это - пигментация окуляров. Видимо, широкополосной контроллер неверно работает.

Нилова:
-А поменять?

Блогер-автофантаст:
-В этой стране, в этой стране!

Профессор Поппуляров:
-Мы поработаем над усовершенствованием. Сейчас нужно найти суть, проблему.

Блогер-автофантаст:
-Дятлы! Если бы только разбирались в электронике! Сколько тупиц! Да у нас тьма-тьмущая грамотных блогеров-автофантастов, а наукой занимаются дятлы - все разворовали, и дальше будут воровать!

Нилова:
-Слушайте, это ужасно. Давайте его выключим!

Профессор Поппуляров:
-Так где же нож?

Дятлов:
-Вот!

Блогер-автофантаст:
-Америка - предел мечты и света. Я маюсь в этой сталинской клетке! Я.... Э... У... Упс. Упс. ИМХО....

Дятлов:
-Выключился.

Академик Сольев-Сергеев:
-Вот и всё. Все ошибочные модели должны быть переработы. Представьте, если бы оно размножалось?

Профессор Поппуляров:
-Не надо. Они и так вытоптали половину урожая этого года, бегая и давай советы работникам сельского хозяйства, как правильно сажать хлеб. Новую модель будем отправлять на экспорт.

Академик Сольев-Сергеев:
-В Америку?

Профессор Поппуляров:
-Пока не знаем. Возможно, что - в Африку. Там нужно работать.

Нилова:
-Но разве они умеют работать?

Профессор Поппуляров:
-Мы сделаем модель, которая будет уметь работать!

Надо сказать, что история наша на этом не кончается. А все потому, что еще и мир не кончается - конец света, когда он? Кто знает. Вот как придёт этот день, хороший, плохой, а может - еще какой - вот тогда и подведем итого.
Ученые же взялись разрабатывать усовершенствованную модификацию блогера-автофантаста - на то ж они и ученые, чтобы мыслить и строить.

   Россия в 2030-м году
  
   В 2009 году имела места акция тайная, хотя и хорошо понятная - группа молодых экспериментаторов легли поспать в специальные отсеки. Было их ни много, ни мало, но всё сплошь ребята из одного ряда. Словно их и растили на одной специальной фабрике. Но ничего не сделать - удел экспериментатора - быть типом, прототипом, а может быть, и моделью. Но сказать тут покуда больше и нечего - я там не присутствовал, а уж откуда знаю, то никого это не касается. Тем не менее, когда замигала лампочка и Славик Денисов открыл глаза, он был уверен, что попал в 2030-й год. Славик зевнул и открыл крышку камеры. Он был обнажен, но это никого не смущало. Помещение, где находилась его кабинка, была снабжена системой автономного электропитания на тот случай, если за прошедшие годы что-нибудь случиться. То же касалось и кислорода.
Славик потянулся, набросил халат и посмотрел на индикаторы дежурного робота.
-Привет, - сказал он оптимистично.
-Привет, - ответил робот, - я тебя ждал.
-Ты ждал меня все эти годы? - осведомился Славик.
-Да, - ответил робот торжественно, - хочешь есть?
-Да, - ответил Славик, - что у нас на обед?
-Сейчас я приготовлю восстанавливающий раствор. Тебе нельзя есть обычную пищу.
-Хорошо, мой друг, - ответил Славик.

Он встал и прошелся по пластиковой поверхности пола. Упал, отжался. Сделал пробежку из нескольких кругом. Теперь же обнаружилась слабость - она нахлынула, словно моментальный водопад. Славик приземлился в кресло, мысленно высунув язык. Пищевой аппарат загудел, индикаторы заколыхались.
-Робот, включи телевизор, - приказал Славик.
Он сгорал от желания увидеть будущее. Хотя, если подумать, всего 21 год! Тут можно провести параллели. Например, вас уложили спать в 1900-м году. Вы проснулись в 1921-м. Нет, не то. Впрочем, если вы залегали где-нибудь в сибирской деревне, то и разницу лет в 50 вы не ощутите. Но вот в сто - точно будет.
-Эх, на малый же срок я лег, - сказал Славик вслух, - но что делать? Команда у нас была большая. Вот Сева, Сева вообще на пять лет лег спать. Это получается, проснулся он в 2014 году, как раз к Олимпиаде в Сочи. Интересно, что там было? Сколько наши там медалей взяли? Эх. Сколько ему лет? Небось, пиво там пьем, черт. Хотя.... Севе было 25 лет. А сейчас - 46. О, ну конечно, сейчас он - большой и серьезный человек! А я - все тот же молодой и перспективный!
-Вам с сахаром? - спросил робот.
-Да.
-А с молоком?
-Да. Скажи, робот, а сколько я буду проходить восстановление?
-Три дня.
-Так много? Разве технологи не изменились?
-По условиям эксперимента, камеру нельзя открывать. Я связываюсь с внешним миром посредством дистанционных антенн. Все питание изолированно - у нас стоит реактор на быстрых нейтронах, и он обеспечивает твою жизнедеятельность. Все необходимое упаковано в специальные контейнеры.
-Ладно, - ответил Славик, - ладно. А вот Гриша лёг на двести лет. Ладно, я. Встречу, например, Ольгу - а ей уже сорок лет. Такая вся мадам! А кого Гриша встретит? Да, надо обязательно узнать, ведь полетели-то на Марс, двадцать лет-то? Должны. Но вот Гриша, двести лет. Это надо быть крепким человеком. За двадцать лет культура все равно сильно не изменилась. Ну, те же 1900 и 1921-й год. Хотя нет. Вот, например, 40-й и 61-й - вот тут большой разрыв. Хотя бы - полёт в космос, реактивные авиалайнеры, телевизоры. Но и 90-й и 2010. Покажи кому-нибудь в 1990-м году айфон. Да человек запросто решит, что вы прилетели с другой планеты. А еще айфон с голосовыми командами! Да, но двести лет! Даже боюсь представить. Петя Серебров проспал 10 лет. Значит, на эти десять лет он меня и обогнал. Ему 36. Ничего. Молод еще. Еще не дед. Встретимся, выпьем пива. Какой у него там айфон? Айфон-10, 20. Хотя. Черт. Не он же десять лет проспал. То есть не я. Черт, я запутался.
-Ваш напиток, - сказал робот и протянул клешню.
Славик сделал глоток, ощущая, как в теле рождается океан тепла. По вкусу это напоминало парное молоко. Удовлетворенно хрюкнув, Славик потянулся к телевизору, но клешня его остановила.
-Водички.
-Что за водичка?
-Горная вода с добавлением наноабсорбента.
-Круто!
Он сделал глоток. Всё было хорошо. Способности техники приводили в восторг, а ведь всё это было сделано еще тогда, в 2009-м году. Но что теперь? 2030! Будущее. Но что касается Гриши, то, конечно, это практически межзвзедный перелет. Представьте - 1800-й год и 2000-й. Там - царизм, тут - компьютеры. Но Лёша Стаканов.... Лёша Стаканов!
-Робот, ты помнишь Лёшу Стаканова?
-Конечно.
-Ты же знаешь?
-Ты какой-то каверзный, - проговорил Слава, - я думал, роботы более учтивы. Ну и что? Понимаешь, человечество еще только молодо. Ты напоминаешь робота из мультфильма "Футурама", как его там звали? И зубы были в три ряда. А у тебя вообще нет лица. Но ты проявляешь какие-то, как бы, как бы черты! Пойми, это плавание. Наподобие плавания фараона. Вот допустим, раскопаем мы мумию, а она оживёт. И путешествие Лёши Стаканова - это практически путь через все эпохи! А ты.... Хотя да, я помню главного разработчика, Ефим Станиславович. Он тогда уже был дед сто лет. Наверное, помер уже. А его творение выказывает признаки иронии.
-Это мелочи, - ответил робот, - теперь у вас свободное время, но как устанете, скажите. Я измерю вам пульс, возьму анализ крови, и вам нужно будет поспать.
-Так сложно?
-Всего три дня.
Позитивное чувство лишь усиливалось. Но тут - о чудо - Славик таки дотянулся до телевизора и хмыкнул.
-Что это? - спросил он у робота.
По телевизору пел Филипп Киркоров.
-Концерт эстрадных исполнителей, - ответил робот.
-Ну.... Чем ты меня кормишь? У тебя все каналы в записи?
-Что вы, Вячеслав, - проговорил робот гораздо учтивей, чем прежде, - у меня не было цели вас обманывать. Это - настоящий концерт.
-Да? Ладно. А какой сейчас год?
-2030-й.
Славик встал, прошел к гардеробу и вынул оттуда сигарету. Робот не возражал, ответив лишь молчанием. Многочисленные ряды индикаторов продолжали круговые движения света. Система вентиляции испускала легкие потоки воздуха. Киркоров почему-то пел "Зайка моя", и был почти тем же, тем же Киркоровым.
-Я люблю тебя, я люблю тебя! - прокричал он голосом человека, у которого во рту постоянно вырабатывается сироп.
-Филипп, король эстрады! - прокричал диктор. - А теперь - наше всё, светило всех лет и веков - Алла!
Зал залился овациями. На сцену выехала тележка, на которой стояла колба, внутри которой находилась голова Аллы Пугачевой.
-Здравствуйте, родные, - проговорила голова.
Славик уронил сигареты и сел на пол.
-Не расстраивайтесь, - сказал робот участливо.
-Ничего не пойму, - ответил Славик.
-Вы, конечно, не в курсе, но в 2014 году был изобретен эликсир молодости, которым тотчас стали пользоваться звезды эстрады. Таким образом, если учесть также и 90-е годы прошлого века, состав нашей эстрады не меняется уже почти сорок лет.
Славик подобрал с пола сигарету, на что-то надеясь - в его голове работал некий скрытый автопилот, подверженный настройкам со стороны эфемерного астрального тела, и понять закономерности этих вещей он не мог. Это было смесью провидения с тонкими границами бытия.
-Ва-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а, - закричал ведущий.
-Черт, черт, - произнес Славик.
-Лерий Ле-е-е-е-е-е-е-е-онтьев.
Телевизор замигал, выпуская покрытого счастьем Леонтьева.
Славик бросился у пульту и переключил канал. Там также шел концерт, и на сцене наблюдался Юрий Шевчук.
-Братцы, я ваш господь, - сказал он, - Россия. Свобода. Недавно злодеи хотели вырубить клинский кактус. Не дадим, защитим свободу, Россия - вырвись из лап кровавой гебни, вся, от Москвы до Смоленска, чистая, пока клинский кактус под угрозой.... Сво-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-бода........

Славик отошел назад, наткнулся на стенку и сел. Блестящая клешня робота протянулся ему стакан.
-Что это? - спросил он.
-Вино.
-Вино? Ты в своем уме? Мне нельзя.
-А я - бухаю, - ответил робот, - я сначала не умел, а теперь - бухаю по черному. А знаешь, главное научиться делать бухло. Всё остальное не имеет значения. Вино создал Вакх. Ну он может его и не создал, но он его олицетворяет. Как ты думаешь? Вот уйдешь ты, а что мне делать? Либо - на металлолом, либо надеяться, что обо мне забудут. Реактор рассчитан на три тысячи лет. Да, а с кем разговаривать? С собой! А ты приуныл. Что ты? Когда тебя встретят наверху, то посоветуют стать борцом за свободу этой страны, поучаствовать в защите клинского кактуса, а я вот что тебе советую - беги.... Беги подальше, не слушай никого. Пока твой ум еще свободен, пока.... Потом будет поздно. Глаза замыляться. Тебе начнет здесь нравится. Тебе начнет казаться, что все вокруг гниют - потому что тебе остро, а когда тебя постоянно чем-то режут, ты не можешь находиться в состоянии покоя, и рано или поздно на этой почве возникает постоянная потребность в экзекуциях.
-Я - человек крепкий, - сказал Славик, - и молодой. Никогда я ни от кого не бегал. Но ты, ты железка. Знаешь....
Он переключил канал. Шло заседание госдумы. Говорили о тарифах на электроэнергию.
-Небось, киловатт тысячу рублей стоит? - проговорил Славик.
-Мне пофиг. У меня реактор, - ответил робот.
-Черт. Нет, - Славик задумался.
-Пей, не думай, - ответил робот.
-Я и пью. Хотя это и нарушает инструкции. Скажи....
-Что?
-Нет. Не надо.
Славик выключил телевизор, пытаясь привести мысли в порядок.
-Знаешь, - проговорил он, - знаешь.... А вот Лёша. Лёша Стаканов. Ведь он все это проспит, а когда он выйдет, может, и людей уже не будет. Хотя нет, две с половиной тысячи лет, куда ж людям-то деться. Просто уже будут другие народы, другие языки, и вообще - всё иначе, и уж точно до того момента не доживут звезды российской эстрады. Хотя реактор рассчитан на три тысячи, а это значит, что если Лёше там не понравится, он сможет продолжить свое плавание еще пятьсот лет - до критической отметки.
-Еще есть аккумуляторы, они могут работать сто лет, - сказал робот.
-Ты же знаешь год пробуждения Лёши?
-Конечно.
-Вези! Черт, ты тут сопьешься без меня. Но смотри, про рецепт не забывай. Когда я проснусь, то мы сообразим на троих. Я думаю, моему другу будет нелегко там, в темной дали времени. Но я приду к нему на помощь. И хорошо, знаешь..... Хорошо, что так.
Славик поставил бокал на пол и лег в прозрачную камеру.



  
   Родина
  
  
  
   Нижний Кент. Что такое даль? А что такое мечта, перламутрово сросшаяся с видом закругленной атмосферы и пояском горизонта, и ведь где-то у этого пояска есть застежка - это значит, что горизонт - мужик. Но как же иначе. Мужик. Вот радуга - баба. Что тут еще скажешь. Это потому что она гнутая, выгнутая, гнущаяся - это автоматическое кредо, это знак человеческий для элементов рас. И белые есть, и черные. И наоборот - и черные. И белые.
Сега Северный, прохожий вообще по земле. Он наступает на одну планету, делает шаг на другую, и вот его уже не видно.
В Нижнем Кенте он пакует цифровые пакеты и разводит кур - так как почему бы не разводить вотще в жизни кур?
Слышно пение, слышно, как вибрирует надутая птичьим зовом тишина. Вдалеке, на трассе, шипят интерполированные шины.
П-п-п-п-ш-ш-ш-ш.
Это и всё. Даже тротуара нет в Нижнем Кенте. Речка, где белеют друзья красноты носа - гуси, существа, умеющие щекотать одежду.
-Ты кормишь цыплят яйцами?
-Да. Голодно.
-Правильно. Это же ихнее. Родина. Родину едят.
Мы приехали в поселок Нижний Кент. Место - совсем густое кустами, вокруг - трупы зданий ферм, тишина и шум воды, которая выходит струей из пробитого тела (словно бы простреленного) водонапорной башни. Вода идёт туда сама.
Место это - родина Сеги Северного. Родиной же он кормит и кур. Всё остальное время Сега занимается взломом сетей. Происходит это так. Сега берет катушку провода и выкатывает ее на луг. Там подключает ноутбук. Вайфай, пробиваясь сквозь лесок к речке, достигает сетевой карты. Так как ни у кого больше в Нижнем Кенте нет вайфая, за шифрование ключа можно не переживать.
Он лежит на травке и тестирует порты. Связь медленная. Многое делается через удаленный планировщик на сервере, что расположен в Уганде.
Тишина, зеленение, далекое коровье му.
-Прошлым месяцем приехали две девки из Москвы, - сказал Сега, - приехали, чтобы потрахаться. Они гастролируют по глухоманям в поисках неопознанного секса.
-И что?
-Они тоже спросили.
-Что спросили?
-Зачем ты кормишь цыплят родиной.
-А-а-а.

В разных местах России небо разное, и важен запах неба - при том, это - многополосное звучание космоса в атмосфере, где молекулы ближе, где молекулы крупнее, маслянистее, и даже соль в них есть.
В центре России совсем другой воздух - в нем есть середина, но также и путь к холоду. Это - знак севера. Но это еще не север, иначе бы весь наш мир был севером, а это не так. Если добавить сюда трещащий в тишине сосняк, то ментальный покров будет готов. К северу восходит из земли дух, к югу - не знаю что. Но где расположен Нижний Кент? Я не знаю. Это не важно.
Речки тут тихие, они никуда не двигаются, и часть неба падает в них и также тихо находится в воде. Если очень аккуратно подкрадываться, то часть неба можно попытаться ухватить. Перья облаков немного другие. Но уж про то, что ночью в этой воде плещется месяц, и говорить не приходится.
Мы поговорили о негритянках. Делились опытом. Я вообще высказал мнение, что хочу жениться на негритянке.
-Это тематично, - сказал Сега Северный, - знаешь, центр масс сейчас сместился. Всё иначе, но и всё по-прежнему. Потому чернокожие женщины лучше, ибо белая женщина давно потеряла ценностный центр. Потому, если вы не приручите белую женщину, она рано или поздно начнет мечтать о том, как бы подложить под здание жизни динамит. Но черные - они сами хотят, чтобы их приручали. Ну и потом, природность.
-Природность, - сказал Витя Шпак, специалист по двигателям.
-Да. А у тебя была?
-Да. Нет.
-Почему?
-Хотел придумать, но не сумел.
-А только мечтаю, - сказал я.
-Жаль, - ответил Сега Северный, - когда я путешествую, я постоянно ищу новый смысл в лицах и в женском теле. Но здесь, в Нижнем Кенте, мне важна тишина. Я ей дышу.
-Водки много? - спросил Лосев.
-Да.
-Так баб много?
-Не в этом дело. Откуда им тут взяться?
-А всё же?
-Есть тут одна, но это - темпорери.
-Понятно дело.
-Хорошо с бабами в Таиланде, - сказал Сега Северный, - тут, в Нижнем Кенте, уже не так. Не так, как раньше. Но прежде я тут был десять лет назад. Но зато я вышел к Сельпо и держал на вытянутой руке сотовый телефон. Отовсюду сбежалась молодёжь. Даже в Африке так не сбегаются. Телефоны тут уже были, но у меня был особенный. Тогда, самая красивая, местная, подходит и говорит: я ваша навеки. Но понимаешь, это тут круговое. И навеки - это тоже круговое. Но надо быть осторожным и всегда решительным. Но времена, когда надо было выяснять отношения с местными, уже закончились. И дело не в том, что я уже не юноша. Нет, просто народ измельчал, он стал перевоспитанным в нужном русле, что ли. Не знаю, кому это надо. Но хотя раньше люди и чувствовали себя спокойными, но они были дикими, словно высадившиеся десантом северные бабуины. В Таиланде можно нанять кого-нибудь в сопровождение. Почти за бутылку пива.
-Кого? - не понял Витя Шпак.
-Собаку, - сказал я.
-Собаку?
-Ты не был в Таиланде? - осведомился Сега.
-Нет, - ответил Витя.
-Едут туда за бесплатным сексом. Больше там делать нечего. Алкоголь там тоже дешевый. Но жарко. Кондиционеры в номерах выключены, и включать их надо по запросу. Но что касается алкоголя, то нет ничего лучше Чукотки. Да и чукоточки - тоже ничего, хотя это - такое грибное состояния, они растут там и только там.
   Слово "родина" сейчас уже потеряло свое значение. Всё иначе. Существует бег то ли центростремительный, то ли центробежный. Народы ищут места, где лучше. Ищут, и у кого есть возможность, делают перемещения. Родины нет. Потому родина - это то, чем Сега кормит кур. Пока он находится с вай-фаем на лужку, за птицей следит некая автоматика.
Замков в Нижнем Кенте нет.
Это ж не Эссекс.
Церкви тоже нет, но в кустах находится какой-то фундамент - в революцию тут орудовали комсомольцы. Они-то и повзрывали все, что только можно взорвать. Взамен появился клуб, но теперь это было здание заброшенное и нагнутое к реке. Здания - как люди. Даже какой-нибудь сарай - он может быть и высок, может быть и низок, но может и медленно жить после смерти....
   Мы говорили о чемпионатах по взлому. О том, что я вообще - человек-чемпионат. А Сега - в более суженом плане, лишь человек-участник, хотя и входящий в первую десятку злых клавиатурных сутулых...
И все. Так и надо сказать - злой клавиатурный сутулый.
Я же не чемпион. Но - о да - я завсегда организатор. А такие вот люди - это практически доктора-зло. Одни играют, а другие ими играют. Но, впрочем, жизнь и против меня часто находит противоядие, при чем - уверенно сверху вниз, словно давящий клопа перст.
-Ты участвовал в Чемпионшин версии 7? - спросил Лосев.
-Да, - ответил Сега.
-Ездил.
-Да.
-Кто выиграл?
-Не я.
-Десятку попал.
-Нет. В двадцатку.
-А сколько было участников.
-Тыща.
-Неплохо. Денег дали?
-Нет, но прямо там я нашел заказчика на 100 тыс.
-Рублей?
-Нет.
-Юань?
-Да. Сам ты юань. Деньги и суть суммы важна лишь для уважения к статусу. Но сами деньги не должны никого трогать. Иначе вам надо жить и жиреть.
-Куда ж ты дал сто штук баксов?
-Никуда.
-Закопал?
-Это мало, чтобы закапывать.

Из Нижнего Кента есть две дороги, и они ведут к трассе. Есть трасса федеральная, в глубине, через мостки, где глухие реки покрыты пухом гусей. Домашней птицы тут скоро не будет - правительство РФ твердо решило отобрать у быдла хозяйства, и делается это просто - объявляют эпидемию и отбирают всю скотину. В округе чумы и гриппы хозяйствуют уже лет 10, не прекращаясь, хотя болеть уже давно некому. До Нижнего Кента не доходят руки. Нет никому до него дела. Гуси и утки еще есть. Даже свиньи есть. Коров нет. Давно нет. Все молоко - соевый порошок из Китая.
В округе также уничтожили и овощеводство, подняв цену на воду в десять раз. Но что сделать с Нижним Кентом? Воду тут качают из реки. Насосы запитывают напрямую от проводов.
-Был тут один парень, - сказал Сега.
-Местный?
-Нет. Заезжий. Интересовался, как я живу.
-Зачем?
-Мы заспорили. Он сказал, что кто не живёт в Москве, тот быдло. И сказал, что очень правильно, что быдло так правильно окучивают, хотя оно и умудряется выживать. Он был за спорт, за бег, против алкоголя, а также уважал высокие цены и умение воровать поезда - составами. Я думал - может, побить его, но потом подумал - нет, это же Нижний Кент, здесь я на виду, как муха на тарелке. С одной стороне, обо мне вроде бы не знают, но с другой - наоборот.
-А что за черт? - осведомился Витя Шпак.
-Да так.
-Может, поймать его?
-Да нет, он типа друг.

Конечно, даль есть. Она часто загорожена небольшими лесками. Про реки я говорил. Про меж двух таких лесков стоит местное кладбище. Кто не любил кладбища, тот, видимо живёт первую жизнь. Но можно предположить всякое. Может быть, вы в прошлой жизни были колбасой. Символ красноватый, символ длинноватый. Нет, вы наверное, отводите себе другую роль. Но и правильно - ничего нельзя проверить. Из колбасы потом выходят вполне практичные субъекты. Это нормально. Встретить человека после человека - да фиг там. Это надежда. Вообще, если ты клоп - то это шанс как-то себя приподнять.
Так вот, дорога, уходящая в тишину, потом сливается с какими-то грунтовками, они тащатся через глухомань, через поля, покрытые тишиной и редкими тракторами, пока не встречаются с трассой-рекой. Наверное, ее и нет в реальности. Это - другая жизнь дороги. И ближайшая.... Но видимое - не очень смысловое.
Сега закругляет вайвай. Мы похожи на чуваков из клипа "Ду хаст". Несут алкоголь. Надо начинать продолжать.
Это фраза для мастеров языка. Я знаю много хитрых, и правильно, что знаю. Чем ты хитрее, тем легче купить место. Курим возле кладбище. В Нижнем Кенте, видимо, всегда жили скромно, и это - кладбище перманентное, должно быть, тут есть могилы, датирование временем основание Кента.
Тени - такие же как гуси - друзья. Они ничего плохого не делают.
-Так вот, - сказал Сега, - я спросил у тех девок. Говорю, почему вы так гастролируете? В чем безопасность такой глухомани? Что они ответили? Нет, они ничего не ответили.
-А что у тебя было с ними? - спросил я.
-Всё.
-Почему?
-Это же спорт.
-Спорт?
   -Не всякий человек согласен быть спортивным снарядом. Кольца, например. Батут. Конь.
-Конь - это тематично, - заметил Лосев.
-Точно.
Пришли домой и стали наливать. Нижний Кент. Хотя и не родина, но всё равно родина. Потому что земля завсегда родина, лишь бы ты что-то слышал и что-то видел. Говорить же можно много. Кто не говорит, тот молчит.
Молчание бывает трех видов. Можно громко молчать, можно тихо молчать. Ну и ясное дело - можно средне молчать.
Родина цыплят - это яйцо. Они рождаются из яйца, и сами же это яйцо и едят. Потому это и есть поедание родины. А вот если бы человек имел свойство время от времени жить в коконе.... Нет, человек тоже ест родину. Я уверен. И тут тоже не всё так невосполнимо.
Разговор - другая категория в стороне от молчания.
-Когда ты отсюда уедешь? - спросил я.
-Смотря в какую сторону, - ответил Сега Северный.
-Нет.
-Да.
-Речь идёт о дороге к трассе, - заметил Витя Шмпак.
-А вы о чем?
-А это что?
-Водка!
Водка - это обобщение. Что вы. Водку создал Менделеев. Только, рассказывая об это, не забывайте пояснять. Менделеев смешивал воду и спирт и говорил: вот как. Потому и появилось слово "вот как", далее - вотка. И в принципе, правильнее говорить вотка, а не водка. Но имя извращенца нам неизвестно. Потому, важно и не важно.
Но необходимо - исстари собирались мужики, говорили о своем, лилась чертова вода, а если женщин сюда приглашали, так только для танцев на столе и под столом. Теперь появилась тенденция соевого человека. Но в америке все компенсируется тем, что нарушается половая агрегация. Пендосу очень важно передать ее нам. В Нижнем Кенте это невозможно. Проще его разушить, объявить тысячу видов чумы, чтобы даже местные люди стали пепсикольным мяском. Да, тут надо подумать.... Нет, ведь не было ни одной страны, в которой президент был агентом чужого государства. Что там говорить. Это было - это как квази-дефлорация, это как все равно что вас изнасиловали урановым фалломитатором. После этого не поднимаются уже народы. Это невозможно.
Но люди все равно почему-то выживают. Но ладно. Родина.... Как же. Сега, видимо, остается тут на сезон, ведь его птенцы едят родину, и их нужно воспитать. Сетей на земле миллион. Скучно ему не будет. Ну и наконец, нарисовывается местная.... Как лучше сказать? Мадам - нет, тут нет мадамов. И герлов нет. И чувих. Нет, она магзинная, она сидит за прилавком и торгует рыбой и мясом, а магазин - это квадрат, сегмент мира магазинов. Там всё. Это супермаркет. В длину - десять метров, в ширину - 15. Там, помимо рыбы и мяса, которое тоже со стратегических складов иноземья, 60-х годов видимо, замороженное, там продаются еще например, велосипеды. Например, китайский моцик за тридцать тысяч. Например, одежда, напротив рыбы. Это всё Нижний Кент. Он уйдет, когда всё уйдет. Потом будет ясно, что и теперь во главе государства - агент. И не понятно - что, што, кто, хто, куда, куды, почему, отчего, нафига, как....
-Наташа не знает, кто такой Лёша, - сказал Сега Северный.
-Да. Не знаю, - ответила Наташа.
-И я не знаю, - сказал я.
-И я, - проговорил Лосев.
-Леша Навальный, - сказал Витя Шпак.
-А кто это? - осведомилась Наташа.
-А ты не знаешь?
-Нет. Не слышала.
-Понятно.
-Это соевым людям чудится, что все его знают, - сказал я, - агентам надо отрабатывать. Но они забывают, что земля иногда назначается свыше, и если ты на нее попал, то ты, если ты человек, то ты наверное - червь, а если люди вокруг тебя чем-то замечательны, значит они - орудия пыток. Это вообще не люди. Это фантомы. Эту землю могут ругать только дураки, ну и агенты, разумеется. Агенты же не понимают, для чего вообще земля. Она выбрана. И ты должен вбуриться в нее и ползти, червем. И вот, ты выползаешь где-нибудь в болоте, а тебе дают лозунги. Ну, вы же знаете - делитесь, например, на нации и ешьте друг друга. Но дело даже не в том, что это - лозунги агентов. Нет, есть бог и есть черт, но и есть вообще что-то, что руководит этой землей. Потому что ни одна земля не выживала, во главе которой стояли агенты - а мы все еще живы.
-А хотите пива? - спросила Наташа.
-А почему? - спросил Лосев.
-Часть пива с магазина хранится у меня на дому. А дом у меня рядом. Я возьму упаковку, и будем пить пиво с кальмарами.
-Из какого пластика?
-В Китае разработали пищевой пластик. В ближайшее будущее в нашей стране запретят мясо и натуральную рыбу, и даже кур - дело в том, что пластик хорошо хранит команды на уровне - встать, лечь, прыжками, голосовать за, все ништяк.
-Ну и что, - ответил я, - пластик, как пластик. Мы будем делать ерша. Водка нейтрализует нанобактерии, разработанные в Пентагоне.
И вот - кальмар.
Ночь в Нижнем Кенте настолько черная, что видно, как в соседней галактике жарят шашлык. Там тоже наливаю и пьют. Черт его знает, что за земля. Не знаю. Птицы у Сеги Северного во сне пикают. Они маленькие, но сны у них основные. Субстанции во вселенной равнозначны. Через несколько месяцев Сега и Наташа, если только на тот момент еще будет Наташа, съедят цыплят. Они снова родятся цыплятами. Начнется круговорот. Но тут я перегнул - баб тут мало. Но потом Сего отправится на чемпионат по концептуальному дорвеизму в Сингапур, и оттуда уже не вернется. Но для Наташи, я думаю, это переживаемо. У нее есть в место в магазине. Других мест тут пойди найди.
И вот - ерша!
И вот - кальмары.
В ящике - несколько каналов. Клипцы пробиваются из мировой паутины. В глухой темноте рвутся от кайфа общения собаки. Кто не любит собак, не заснет. Это бесконечный, сжатый до давления в несколько атмосфер, гав.
Больше нет ничего. В мире нет истин. Если ты в этой земле, то ты - либо червь, либо агент, либо фантом. Последних - больше всего. Даже здесь, в Нижнем Кенте. Все агенты, только Сега - человек.


  
   Россия 2020
  
  
    Был 2020 год. Сергей Родионов и Аслан Ташкин везли контрабандный квас из Чечни. По всей территории России квас был запрещен, как наркотик. Поезд тарахтел. Из сортира воняло. Люди в плацкарте пили пепси, колу, севен ап. Работал телевизор.  Шел чемпионат Европы по футболу. Наши проигрывали Исландии 0-1.
 -По ходу, куплен матч, - сказал Сергей Родионов.
-Я в курсе, чо, - ответил Аслан.
-Почему, слы? - спросил Сергей Родионов.
-У меня брат отжал систему слива у Ахмеда. Теперь, если мы кому сливаем, сначала платят ему, потом уже РФС, а потом уже отстегивают процент президенту.
-А президент много берёт?
-Не знаю. Я не спрашивал. Сли, спать хочу. Полез я на полку.
-Куда ты?
-Ляги, сли.
  
Блогер Семёнов писал в блоге:
"Мы уже практически Европа.  Но у нас и много американского. Например, в своё время в Америке была эпоха панк-рока. Теперь и у нас. Мы догоняем. Доставляет. Запад мы не догоним, но доставляет наличие. Доставляет и меня, и тёлок..."
  
 Сергей Родионов попытался открыть окно, но у него ничего не получилось. По вагонам же шла комиссия антипедофильского контроля. В руках у них был педо-датчик. Он анализировал потовые выделения человека и согласно этому подавал сигнал. По закону, который недавно приняли депутаты, человека можно было забирать только на проверку. Увидев сотрудников, Сергей отвернулся - в поезде тут все было куплено. Квас они везли спокойно, никто их не трогал. Кругом нормально башлялось. В следующией душной плацкарте начали кого-то катать:
-Пройдемте.
-Что я сделал?
-Индикатор показывает красный цвет. Вы - педофил.
-Я?
-Да.
-Чем докажешь?
-Вы разговариваете на ты? Это вам зачтется!
-Ну....
-Стоять!
-Но при чем тут я?
-Сейчас выйдем с поезда и в отделении поговорим. Куда вы едите?
-В Краснодар!
-А где прописаны?
-В Грозном.
-Понятно! Вы знаете, что на территорию Кубани въезд для представителей ряда национальностей - по специальному разрешению?
-Нет.
-Так. Так. Что-то с паспортом у вас не так. Пройдемся. Вы согласны сделать педо-анализ крови?
-Начальник, может как-то порешаем.
-Что?
-Давай решать.
Весь остальной диалог происходил на пальцах. Пассажир расплатился, сотрудники антипедофильского контроля двинулись дальше.

Сергей Родионов вынул никотиновую таблетку и проглотил. В ряде регионов России курение было запрещено, зато повсеместно продавались таблетки "Пепси-табак - с нами жизнь", произведенные в США.  В телевизоре, что располагался в телефоне, выступал президент:

-Мы эффективны! - сказал он торжественно. - За последние годы мы необыкновенно поднялись вверх! Наша новая задача - победить наследие Сталина! Люди в нашей стране, не секрет, живут все лучше и лучше. Мы уже не оглядываемся на другие страны, но и не забываем их опыт. Самое главное - забота о детях, и мы подняли эту заботу на небывалую высоту. Специальные службы антипедофильского контроля выявляют людей с отклонениями и повсеместно изолируют их от общества.  На Западе много говорят, якобы у нас - феодальная страна. Наша команда в корне не согласна с этим заявлением. Мы эффективны! Мы заботимся о стариках и вводим инновации. Мы уже почти готовы к тому, чтобы провести эффективную пенсионную реформу и решить наконец-то вопрос пенсий. Россияне должны гордиться своим гражданством. Наша страна - это государство высоких технологий!

 Сергей зевнул и немного поспал. Потом проснулся, Аслан предложил ему сыгнать в нарды. Народ в вагон щемился - если  вы видели, как солят кильку в бочках, то это было примерно то же самое. Не смотря на запредельные цены на билеты, люди все равно ехали и ехали - и держатели железнодорожной вотчины все не могли понять - когда же эти деньги кончатся. Впрочем, всё это было здорово - доение было бесконечным.
 -Смотри, - сказал Аслан.
 Сергей Родионов выглянул в окно.
-Педофилы! - объявил Аслан.
И правда, на параллельном пути стоял поезд с зарешеченными окнами. Он был полон пойманных педофилов. Всех их везли в специальные поселения - так как депутаты объявили, что вообще и не обязательно педофилов сажать в тюрьму, достаточно им выделить отдельные городки. Там, будучи стерилизованными, они могут делать всё, что им захочется.
 Матч Россия - Исландия меж тем закончился со счетом 1:2.
 -Скажи, Сепа, а ты кому башлял? - спросил Аслан.
-Ивановичу.
-А Чащину?
-Нет.
-И он не спросил?
-Сейчас башляют только в одном месте.
-Иванович иногда делает вид, что не понимает. Тогда надо башлять Чащину.
-Ну, если снова так будет, забашляем Чащину.
-А ты купил себе "Айфон-20"?
-Нет. Жене купил.
-А я купил.
-У тебя с собой?
-Нет. Я сдал.
-За много?
-Да. С новья.
-А чо?
-Купил приставку.
-А где сейчас Прокоп?
-Его повязали.
-За слив кваса?
-Нет. Он педофил.
-Не забашлял.
-Да, не забашлял.
-А я говорил еще - жадный он, как заестся, перестанет башлять, забудется.
-Надо всегда башлять.
-Да, кто не башляет, тот педофил давно.
-Ну ладно. Мы с тобой шарим.
-Да, шарим.

Блогер Семёнов писал в блоге:
"Панк-певица Анна Круглович - доставляет. Нет, она конечно, не Джонсон, не старушка Мадонна, но всем своим видом показывает, что у нас сейчас эпоха настоящей музыки. Все-таки мы способны на что-то. Главное, надо брать самое лучшие у них. Надоели быдлосовки. Когда же они уже закончатся.... Но уже многое стало доставлять. Наверное, мы все таки догоним Америку"
  
 Круглович пела в телефоне. Говорили, что Круглович скоро споёт вместе с Грин Дэй.
   -Я раньше на стройке работал, - сказал Аслан, - а дочка эта, ну, Круглович, еще мелкая была. Нас там прикрыли, кормили собачей пищей. Я думал, что никогда оттуда не выберусь.  Но ее видел. Так, ничего тёлка. Попросила - мол, петь хочу. Ну. Я бы тоже пел. Вышки нефтяные  есть. Пой. А чем еще заниматься. Если б я так жил, я бы тоже детей на эстраду отправлял.
  Поезд тронулся, оставляя пед-состав позади. По вагонам носили баночки "пепси" и прочие препараты - все сплошь по заоблачным ценам. Группа ребят из педофильского контроля прошла назад. Аслан показал им знак рукой.
-Скажите, Анна, - спросили у Анны Круглович  в телефоне.
-Да, йо, Амиго, - ответила Анна.
-Вы считаетесь лучшей панк-певицей страны. Берете ли вы пример с Пусси Райот.
-Да.
-Но как вам это удалось?
-Знаете лозунг - мы всего добились сами. Это про меня.
-Вы всего добились сами?
-Да. Безусловно.
-Вам никто не помогал?
-Нет. Я - практически - селф-мейд-воман.
-Скажите, вот такой вопрос, почему за последние двадцать лет не было ни одного рок-исполнителя, нашего рок-исполнителя, которого бы слушали на Западе?
-Знаете, в этой стране....
-Да. Но всё же?
-В этой стране! В этой стране!
-Но, говорят, вам удалось взять автограф у Оффспринг лично, вне очереди. И вы пригасили Оффспринг  свои аппартаменты. Они знали о вас?
-Теперь знают.
-Скажите, но в интервью солист Оффспринг сказал, что ему все понравилось - водка, медведи, шапка-ушанка, пельмени. Но когда его спросили о русской музыке, он вспомнил тут же калинку-малинку, но на вопрос о панк-исполнителях лишь почесал голову.
-Поймите. В этой стране.... Поймите, иду я однажды по Нью-Йорку....
-Вы живёте в Нью-Йорке?
-Нет. Теперь - постоянно - в Майами.
-Часто гастроли?
-Да. Приходится летать в разные места России.
-А вы не мечтали о гастролях по США.
-Ну, это.... Сложный.... В этой стране, поймите.... В этой стране..... Нет, вы не правы. Почему не было ни одной группы? А Пусси Райот?
-Да. Но только они не пели.
-Что вы? Как не пели? В этой стране! В этой стране......


  Аслан вышел в сортир и там покурил. Вообще, в сортире стоял датчик на табак, но кто-то его сломал. Ну и правильно сделали, что сломали. А то как же курить? А вообще, он нашел точку, где продавали из под полы. Народ же не дурак - зачем по 10 долларов сигареты покупать, стал, как в былые времена, продавать сигареты мотками. Если кто помнит - давно еще так было. Но дело-то нехитрое, тем более, товарищ тот некий, звали его Заур, как истинно русский человек знал все приёмы. И тут немалая польза была. Не начни бы Заур выносить мотки сигарет с Армавирской табачной фабрики, то люди бы перешли на чай. Но курили бы строго до того момента, пока бы об этом не прознали депутаты. Тогда бы приняли закон, запрещающий курить чай. Да хотя, конечно, если бы не Заур, спохватился бы кто-то другой.
  Это ж закон сохранения вида. Русского вида. А то, что ты вроде бы нерусский, это не важно, потому что всё равно русский.
  Про блогера же Семёнова не случайно мы вспомнили, так как Аслан читал фотостраницы, а Семёнов там постоянно мелькал, и его всё постоянно доставляло, он был потомственным борцом за борьбу, начиная от самых первых белых ленточек.
  -Ну и ладно, - сказал Аслан покурив, - тебя доставляет, а мы делом заняты.
 И так и дальше они везли контрабандный квас.
-Спишь? - спросил он у Сергея Родионова.
-Ну.
-Гну.
-Чо ты?
-Ничо.
-А чо гнукаешь?
-Обиделся.
-Нет.
-Пепси-стронг будешь?
-Давай.
  Выпили по банке алкогольного пепси-стронга. После запрета многих напитков пепси в русском варианте, хотя и от американской компании, продавали повсеместно, и никто по этому поводу не тужил.
  Назад шли бойцы из отряда по педо-контролю.
 -Здорово борцы! - сказал Аслан.
Бойцы прошли мимо, не обратив на это восклицание внимания.
В телевизоре, то есть в телефоне, говорили о пенсионной реформе:

-Поймите, мы уже почти готовы. Мы наконец-то сумели понять, как же нам правильно провести реформу! И с этого времени можно будет гарантировать, что наши пенсионеры уже почти скоро почти, почти, почти, почти....
 Аслану позвонил Ренат:
-Сли, привет.
-Привет, сли, - ответил Аслан.
-Сли, чо там?
-Наман-но, чо.
-Едешь, чо?
-Да, чо. А ти?
-Саленвал поменял.
-Расточил.
-Дорого?
-Сам точил.
-А ты налог на пешехода платил?
-Да. А ты?
-А я забил.
-Пеня, да?
-Да.

 В телевизоре меж тем появился подстаревший с годами Миша Прохоров:
 -Поймите, поймите, - сказал он, - вы же видите пример, сколько людей бизнеса встали на ноги самостоятельно! Труд и только труд! Никакой лени! И тогда любой человек в этой стране сможет сравняться по уровню жизни с европейцем. Нам никто не мешает! Мы просто мало работаем! Я думаю, когда мы все таки введем закон о 14-часовом рабочем дне, каждый сможет  сказать себе, для чего он живёт - хочет ли он жить счастливо и хорошо, как настоящий житель Европы, или же всё будет по старинке. Поймите, в США и в Европе люди не леняться. И я думаю, мы должны найти гуманные подходы, чтобы наша вековая русская лень была побеждена....

  Выпили еще по баночке. Близилась станция. Недалеко от перрона стал виден зарешеченный автобус, полный каких-то смутных, измученных людей.
-Педофилы? - спросил Сергей Родионов.
-Педофили.
-Чо то много педофилов.
-Да, чо.
-Как ты думаешь, чо их столько развелось?
-Не знаю, сли. Пойдем покурим.
-На станции нельзя. Палево. Покури электронную.
-А у тебя есть?
-Сломалась.
  
  
   Россия 2017
  
  
   Был год 2017. Александр, писатель небольшой, безденежный, мелкий, вышел в зной - в тени стояли тетеньки с квасом - в пригороде до сих пор не перешли на автоматы, а потому можно было задать какие-нибудь вопросы - почему два дня назад квас стоил 60 рублей, а сейчас - 70 за стакан, на что, конечно, можно было получить ответ, что губернатор борется с наркоманией, что в мясе обнаружены наркотические вещества, а потому ведется реформа мяса.
Александр, конечно, знал, что реформа будет сведена к уничтожению местного поголовья, ввоза мяса 50-х годов со стратегических складов США и продажа его в торговых сетях по цене на 5% больше (то есть - умноженную на произвольное число).


К облому своему, он вдруг обнаружил, что на квас у него не хватало. Двинулся, было, домой - сидеть у компьютера, сочинять произвольные темки, выпускаться по тыще экземпляров и на что-то надеяться.
Но по пути, среди желтых столиков кафе, где по указу местного царька был запрещен алкоголь (но разрешен порошковый алкоголь от "Пепси"), он встретил Дмитрия, парня при деле, который занимался то перегонкой машин, то отжимом тех же машин, когда кто был должен - он работал на местных.
-Здоров, чо, - сказал Дмитрий.
-Привет, - ответил Александр.
День был влажный, невнятный. В телевизоре выступал Путин:

-Мы обещаем! - говорил он.
Александр зевнул. Дмитрий был спортивный, он не пил. Заказали воды. Дмитрий разговаривал по телефону.
-Чэ?
-А-а?
-Чэ?
-Когда!
-Чэ?
-Ты, ты опять динамишь, братик!
-Чэ?
-Когда!
-Чэ?
-Когда?

Потом Александр сходил домой и поспешил в магазин. Местный царёк установил свои правила продажи сигарет. Их продавали лишь с 15 до 16, пачка стоила 300 рублей.
-Есть? - спросил Александр.
-Да, - ответил Арам.
Сигареты из под полы шли по полтиннику, где их клепали, никто не знал. Взяв пару пачек, Александр приоткрыл дверь и осмотрелся. Менты часто дежурили где-нибудь за углом, следя за сигаретным ларьком. За покупку неакцзизных сигарет грозил срок.
-Я обещаю! - сказал тут в телевизоре Путин. - Мы улучшим условия жизни! Мы поможем жить пенсионерам! Мы будем заботиться о наших детях.
Подходя к дому, Александр увидел, что квартал оцеплен автомобилями полиции. Шли действия по программе "Губернатор помогает детям". В доме шла зачистка. Проверяли, как живут дети. Многих тут же забирали и увозили в неизвестном направлении.
-Куда? - спросил полицейский.
-К коту под муда! - ответил Александр и шмыгнул в заросли - вокруг обшарпанных многоэтажек рос лес непонятных деревьев.
Он поднялся на этаж и позвонил соседке.
-Есть? - спросил он.
-Эх, - ответила старушка.
Александр зашел за самогоном. Старушка же эта была одной из последних в районе. Многие вокруг повымирали после лозунга "Поможем старым людям". Была проведена реформа, итогом которой стала окончательная помощь.
Александр получил две бутылки самогона, пришел домой и смотрел в окно, как идут дей ствия по программе "Губернатор помогает детям".
- Наша страна вышла на передовые места в мире, - сообщили по телевизору, - мы подняли уровень жизни пенсионеров на небывалую высоту! Мы победили наркоманию и алкоголизм! Мы прививаем спорт! Наша страна - великая страна!
Александр почесал голову. В новом месяце нужно было что-то делать. После реформы ЖКХ многие тарифы выросли в пять раз. В последнее время он стал замечать, что дома пустеют. Говорили, что существует тайный сговор по эвакуации русских в Африку. Впрочем, об этом никто не говорил официально.
Александр закурил.
-Мы планируем ввести контроль табака в частных квартирах, - сказал один из депутатов, - нация должна быть здоровой. Это будет носить чисто превентивный характер. Специальные датчики будут установлены в каждой квартире. Мы внесем поправки в законопроект о "Курительных датчиках", нам останется только выяснить - стоит ли ставить такие датчики на балконах. Не стоит забывать...
Потом позвонил Дмитрий.
-Чэ, как? - спросил он.
-Да так.
-Чэ, сидишь?
-Нет.
-Не сиди, едь в Москву.
-Зачем?
-Не будь лохом, бабки сорвешь, нормально, чэ. Я хочу купить место в прокуратуре.
-Ага, купи.
-Машину видел, отжали.
-Где отжали?
-Черт был должен. Но я продам, другую возьму. Слы, ты не сиди, чэ.
-Да что ты прицепился.
-Книжку новую выпустил?
-Нет.
-Когда, чэ?
-Не знаю.
-Не, быть писателем не серьезно. Вот Минаев, чэ. Поднял нормально, чэ, волосато живёт. Чэ, замути.
-Как?
-Не знаю. Слы, да не сиди, езжай в Москву, устроишься в офис, бабки поднимешь.
-А чо сам не едешь?
-Я ж говорю, в прокуратуре место хочу купить.
-А ты хотел депутатом еще быть.
-На депутата бабок не было. Я сам торчал. Сейчас отдал. Ну, я попозже куплю депутата. Ну чэ, давай я перетрещу, чувак занимается людьми в Москве. Ну, лагерь у него, работают там. В Дагестане еще лагерь, оттуда привозят.
-Кого привозят?
-Ну, шваль разную. Кто задолжал, чэ. Он на Сочах поднялся, чэ. А ты все пишешь, десять лет тебя знаю, все пишешь, что-то не меняется ничего. Где бабки? Нет.
-Надо валить, - ответил Александр.
-Не надо валить, -сказал Дмитрий, - в России волосато. Лохи, чэ, тупят, плохо живут. Щас видишь, народ стал сквозить. Можно на хатах подняться. Хат много пустых, а они только дорожают. Даже не падают. Сейчас хаты легче отжимать. У меня в прокуратуре свои, я нормально. Прокуратура - это всё. Нет ничего сильнее прокуратуры. Ну ладно, чэ.
-Чо ладно?
-Поехали куда-нибудь, на море, поехали на Байкал. Я купил джипарь.
-Бабок нет.
-А чэ?
-Ну нет, и всё.
-Ладно, чувак. Рад был тебя слышать.

На следующий день Александр вышел в магазин, и последствия "Реформы мяса" уже давали о себе знать. Кругом было полно дешевого мяса по 550 рублей, колбасы по 1100, следствием реформы стала также новая экологическая рыба - селедка выросла до 250 рублей. В магазине работал телевизор. Брали интервью у Путина.
-Скажите, вы слышали про так называемый африканский поток?
-Это обман, - ответил Путин, - злые языки утверждают, что люди бегут из нашей страны в Нигерию, Чад и прочие страны Африки. Этого не может быть, так как благосостояние наших граждан выросло в разы. Наша страна стала поистине правовым государством!
Выйдя из магазина, Александр прицепил к рукаву значок "Пешеход", введенный Госавтоинспекцией, осмотрелся и двинулся вперед. Возле сигаретного ларька была видна таинственная тень - видимо, переодетый сотрудник готовился к запуску в ларёк несовершеннолетнего.
Жара усиливалась. Придя домой, Александр, было, написал пару строк, но было в лом. Несколько раз за месяц ему писали, предлагая поработать в команде известных писателей - то есть, по сути, побыть негром. При чем, никто не скрывал, что писатель Бабкин (Орлович)сам не пишет. Все говорили - да, серьезный товарищ, всего добился сам, купил замок. Бабкин (Орлович) вел передачу о коррупции, где призывал коррупционеров выйти из тени и прекратить воровать, выступал на митингах, участвовал в аккупай-акциях.
-Скажите, Александр, посоветуйте, - спросил у Александра новичок, Василий Кабачков (Саратов).
Дело это было то ли в ICQ, то ли еще в какой такой штуке.
-Да, - ответил Александр.
-Вот вы - автор уже десяти книг. Как вы издаетесь? Почему вас принимают, а меня - нет.
-Вы же не девушка, - ответил Александр.
-То есть как.
-Ну, вот смотрите. Я расскажу вам карьерный путь молодого писателя Иващенко, ныне - тоже Иващенко. Он тоже начинал. Он посылал рукописи, но потом стал замечать, что культовые авторы используют его тексты в качестве донорских. Он попытался обсудить это в блогах, над ним стали смеяться, называть терпилой. Иващенко понял, что, конечно, был бы он Иванович, то уехал бы в Израиль. Но тут он придумал ход. Проходила благотворительная европейская акция "Амстердам" по смене пола. Он записался. Ему сделали бесплатную операцию. И тогда он выиграл большую литературную премию. Все дело в том, что все первые десять мест распределялись строго через кровать. Иващенко, теперь уже, Антонина Иващенко, успела на этот корабль и стала культовой писательницей.
-А если мужик? - спросил Кабачков.
-Ну, включите воображение.
-Я так не хочу. Что же делать?
-Воровать! - воскликнул Александр. - Сейчас я вам расскажу правила воровства.

1) Когда воруете - кричите на других - воруют! Воруют!
2) Постарайтесь быть ярым борцом с коррупцией.
3) Очень важно найти в себе еврейские корни. Если их нет, срочно ассимилируйте. Будьте гибче.
4)Выступайте против Путина
5) Выступайте против Сталина
6) Постарайтесь найти, где бы подсоседиться, подхалявиться. Подлизывайтесь. Хвалите редакторов. Как правила, редакторы сами пишут. Хвалите. Целуйте в зад. Тусуйтесь.

-А уметь писать? - осведомился Кабачков.
- Знаете, в России сейчас насчитано уже 2 миллиона писателей, - ответил Александр, - без специальных методов вам не пробиться.
-Давайте вы мне поможете.
-Поработайте на меня бесплатно негром, - предложил Александр, - на пару книг. И я вам помогу.

После чего Александр вышел в подъезд, позвонил соседке и купил самогону.
-Новый детский закон принят! - сообщал телевизор! .
По случаю этого закона Гена Сазанов, водитель, с которым Александр сел попивать, сказал:
-С утра я пишу заявку на выезд на официальном сайте президента. После чего еду в автоинспекцию, стою в очереди, где мне ставят штамп с разрешением на выезд. Я возвращаюсь и прохожу комиссию. Рядом со школой стоят антиалкогольные датчики с радиусом 500 метров и антиникотиновые датчики с радиусом 600 метров. Если я хочу курить, я спускаюсь в подвал, туда датчики не достают. Но меня могут запасти учителя - по закону, если они не доложат, что они видели, что я курил, их лишат лицензии. Потом я сажусь в кабину. В кабине стоит камера. Я включаю спутниковую систему и еду строго со скоростью 40 км/час. Датчик зрачка сообщает на сервер о моем самочувствии. По приезду меня могут проверить на детекторе лжи. Меня может проверить лично омбудсмен. Один раз в две недели к нам домой приезжает комиссия по проверке детских водителей. У меня берут кровь на наличие генетических отклонений на педофилию, а также на следы алкоголя. В детской комнате проверяют сканером, а также проверяют ребенка на детекторе лжи на предмет - не слышал ли он, как родители выражаются грубо. Но мой не дурак. Он не хочет в детский дом. А вот у соседей, у Гавриковых, дочь возьми да скажи - а папа в субботу матерился. Приехала комиссия. Сняли полы. Нашли под полом старую бутылку, при чем, неизвестно, может она от прежних жильцом была. Девочку забрали. Сама виновата.

На следующий день звонил Дмитрий.
-Привет, чэ.
-Привет, - ответил Александр.
-Чэ сидишь?
-Работаю.
-Чэ платят?
-Да ничего. Не скоро еще текст сдавать.
-Слышал, Ксении Собчак дали Букера.
-Да.
-А ты бы сумел так написать?
-Не.
-А чэ?
-Нет, никогда бы не сумел.

Был июль. Было очень жарко. Депутаты ввели налог на кондиционеры. Был введен налог на лампочки и штраф для тех, кто использует лампы накаливания. Внезапно произошел мировой кризис спичек. В магазине коробка спичек стоила 100 рублей, а пачка соли - 500 рублей.

-Дорого все, - сказал Александр, когда они встретились в кафе.
-Чэ? - спросил Дмитрий по телефону. - Когда?
-Машину продал? - спросил Александр.
-Да, братан. А ты, я слышал, выпустил книгу о губернаторе.
-Да. Нет, сначала у меня предложили эту книгу купить. Потом стали звонить с целью рукопись отжать.
-Но мы им не дали и заработали денег, - сказал Дмитрий, - горжусь тобой, чэ.
-Да, мы их сделали.
-У меня в прокуратуре много подвязок. Недавно чертей отправили в рабство в Дагестан. Но я предупреждал - бабки должен, отдавай. Я пять раз предупредил.
-По пиву?
-Нет, по пепси!
Дмитрий пил пепси, а Александр - алкогольный порошковый напиток от компании "пепси". Жизнь продолжалась.

Через несколько дней был звонок:
- Здравствуйте, - сказал мяукающий голос, - Александр?
-Да, - ответил Александр.
-Меня зовут Джон. Я - из организации "Переселение". Скажите, вы бы хотели покинуть Эту Страну?
-Нет.
-Странно.
-Разве вам все отвечают - да.
-Нет, но мы не звоним тем, кто ответит да. Мы звоним простым людям, и в 99% случаев все соглашаются.
-А куда ехать?
-Заир.
-А что в Заире?
-Там построены новые городки, а кому не хватает жилища, тот временно получает палатку.
-Нет, - ответил Александр.

Неделю спустя произошла реформа хлеба. Оказалось, что обычный хлеб содержит наркотические вещества, и был введен даже тюремный срок за его употребление. Теперь на каждой булке должен был стоять лейбл "Макдольдс". Вследствие реформы цена на хлеб поднялась в пять раз - при этом говорилось, что люди стали жить лучше.
Работал телевизор. Выступал Путин:
-Мы подняли школьное образование и ввели новые стандарты! Мы стабилизировали инфляцию, которая теперь достигает всего лишь одного процента. Мы готовимся к Чемпионату мира по футболу!

Александр включил компьютер. Очередная книга посвящалась творческому пути мэра Москвы.
-И лохи вы все, - сказал Александр, - я в Москве не живу, а зато про мэра пишу. А вы там все мучаетесь, жалуетесь. Ни работать не умеете, ни воровать.
У него была мечта, написать труд "Как воровать", но его вряд ли бы кто-то издал. По телвизору сообщили, что зарплата тренера сборной России по футболу составила 100 миллионов в год.
-Скажите, почему Россия проиграла команде Лихтенштейна? - был вопрос.
-Очень сложный матч, - был ответ.
-Почему не забил Павел Погребняк?
-Павел играл хорошо, но не реализовал ни одного момента.
-Павел старался. Не повезло.
-Скажите, чем вы объясните долгожительство Андрея Аршавина в футболе? Ему уже 36, и он до сих пор в сборной!
-Андрей - звезда мировой величины.
-Это правда, что Андрей перешел из катарского клуба в "Курувчи"?
-Да. Был подписан контракт на пол миллиарда долларов.

Александр закурил и щелкнул клавиатурой. Жизнь продолжалась. Жара поджигала округу, но воздух был свежее обычного. Россия жила переменами. Жизнь улучшалась.

  
  
  
  
  

  
  
  
  
  
  

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"