Я разговаривал с Вовой Харрисом, специалистом в области медитативных погружений и изолирующих бесконечности.
-Как ни странно, - говорил он, - но вопрос веры - он как будто несколько абстрактен. Представь, что ты летишь ты на самолете, и самолет вдруг начал падать. Отказали двигатели. Каков итог? Разумеется, твое бытие переходит в другую плоскость. Сначала ты будешь бродить вперед и назад. Как бы вдоль реки. Но реки сначала нет. Ты вообще можешь решить, что ты жив. И ты также будешь встречать множество людей, и ты, и они будут думать, что жизнь продолжается. Так вот, речь о том, что верь, не верь, а самолет упадет, и ты будешь там. Но, как ни странно, иногда вера спасает. Но, с другой стороны, это достаточно странно - спустя минуту все разобьются, а ты не боишься. Ты просто так решил, что ты останешься жив. Странно? Верно. Тем не менее, в те моменты, когда у тебя начинает получаться разделять свое сознание на половинки - словно, например, арбуз, сомнений быть не должно. Ты должен верить в то, что тебе все доступно. Ты способен свернуть горы. Режем арбуз. Кусочки раздаем.
-Режем или режим?
-Режим арбуза. Ага. Термин. Смотри, суется.
-А?
-На "Тойтоте", из правого ряда повернул.
-Один птицам кинем, - сказал я.
-Что?
-Кусок арбуза.
-Хорошо.
-Если я буду верить, что поможет.
-Когда как. Ты можешь сто раз бросить свой ум на съедение птицам, и ничего не будет. Это - формальная абстракция.
-Я знаю. Нужно уметь терпеть. Как боксер на ринге. Тебя бьют, а ты не падаешь. Это если техника плохая, но удар хороший. Вдруг попадешь. Бац - полетел.
-Еще как.
Мы взяли водки - обычной, белой. Мне не нравится мода. Сейчас все стараются пить как-то по особому - текила, ром, виски. Все это как-то не по мне. Вообще, если пить, то пить. А горло полоскать - занятие скучное. Ну а понты - кому они нужны, пусть ими играют.
Кстати, если вы верите, что тип, сорт напитка - он чем-то вам поможет - не верьте. Нет, водка чище, слезливее и более содержательней, чем текилы и ромы. Просто последние часто пьют в кино, в ящике, и обыватель думает, что - если он пьет что-то эдакое - он уже иной. Ящик сближает его с ящичным миром. Но жизнь и это, как бы его обозвать, так же близки, как диалектная логика и уровни организации живого.
Так, например, многие обыватели пытаются приобщиться к московности - это те, к в Москве не живет, но думает, что в идеале - обязан. Надо это делать или нет - спросите сами у себя.
Если вам нужна Москва - ее вы можете найти только в своем сердце. То же касается цепочки Токио-Нью-Йорк-Париж.
Ну и остальное - это две линии. На одной живет дух, а по другой человек движется в ад.
К подножию веков.
К перегною.
От осени - где он внезапно стал желтым опавшим листом - к новой почве.
-Когда человек учится, - сказал Вова Харрис, - этот процесс нельзя смешивать с привычным пониманием. Сидение за партой, или сидение за ментальной партой - суть не то. Сначала нужно в себя поверить и сказать себе - буду идти вечно, может - не пройду и за жизнь, но, стало быть, приду в следующей. Но сначала нужно убить свое первичное Я. Прижечь его. Оно, в общем, и есть подсознание, но оно с рождения червиво. Оно мешает. Без него нельзя. С одной стороны, оно описывает транзитивность предметов, но с другой - это орган. Отрежь себе что-нибудь. Без чего-нибудь и нельзя жить
-Получается, что и вообще жить нельзя?
-Ну как нельзя? Живут же люди.
-Нет, ну если это - совсем не тот путь, то что же делать?
-Убить себя и не убить. Ну представим, что тебе нужно придумать, как поменять кожу, но ты сам не знаешь - ничего не знаешь. Ни надо ли тебе это, ни тип кожи, ни - новый тип органов чувств. И подсказать некому. Это - самая лучшая ситуация. Ты как будто - монокосмос. Люди вокруг есть, но какая разница? Это просто фон. Симметричная модель.
-Интересная позиция, - сказал я.
-Твоя задача - принять ее. Иначе ты не сможешь двигаться. Ты всегда будешь зажат в узкие рамки своего восприятия. Как бы ни банально это звучало. Да, Система сама делает так, чтобы люди писали книги про параллельные миры, снимали фильмы - это лучшая самозащита. Это идеально. То, что становится ширпотребом, никогда не будет реальностью. Машина управляет умами. Умы мало того, что об этом не знают - они еще и снимают фильмы про машину, про матрицу. Это чистая кастрация. После такого общество навсегда будет привязано к жратве, сексу, гаджетам и блогам.
-Блоги?
-Быть блогером - самое позорное занятие.
-Не спорю, мне тоже не нравится.
-Блогерство - одно из самых суррогатных вещей. Даже онанизм лучше, если разобраться.
-Ага, тут, в конце концов, естественный позыв.
-Да. Точно. Люди постоянно с чем-то борются - я имею в виду, отрицательные явления жизни, что-то еще. Да, такая борьба - часть развития как человечества, так и личности. А на счет блогов - никто еще не понял, насколько они вредны.
-Возможно, что лишь по прошествии лет это удасться оценить.
Мы часто беседовали, хотя это не так уж важно. Можно и молчать. Когда люди заняты одним и тем же делом, многое не так уж очевидно.
День был туманным? Я не знаю. Возможно, туман был где-то не здесь, но не важно. Если ты вышел - точно выступил, сторонние вещи отписывают бэкграунду.
Ты - точно боец. Хотя и не видно, с кем и где предстоит сражаться. Это всегда так, когда собираешься пробраться в библиотеку.
Должно быть, все, кто когда бы то ни было шел этим путем, знают.
-Там за поворотом всегда менты стоят, - сказал Вова Харрис, - даже, когда они не стоят, они стоят. Когда их нет, нужно перелиться через край. Сам знаешь, терминологически это так и называется. А там уж......
-Это как? - спросил я.
-Нужно ехать больше ста. А патрульная машина стоит метров за пятьсот до стены. Нужно проскочить.
-В прошлый раз одна "десятина" вошла в стену ровно, будто ракета - по траектории, - усмехнулся я, - и там два трупа было. Ты как? Хорошо их размазало. Я смотрел в хронике. Я не знаю - никому еще в голову не пришло, что это так? Что стена не просто так, что люди не просто так регулярно бьются?
-И нас двое, - заметил Вова.
-Чо, весело?
-Весело.
-А как ты сказал - менты не стоят, когда они стоят.
-Это могут быть и не менты. Но разницу только специалист увидит. А я думал, ты знаешь.
-А ты поконкретнее что-нибудь знаешь?
-Нет. Я только это и знаю. Ты же сам в курсе, ты ездил. А так спрашиваешь, будто в первый раз.
-Это тебе трупы рассказали?
-Гм... Там уж и не трупы были, а ошметки - ты представляешь себе такое лобовое столкновение, когда даже ни грамма - по касательной. Все напрямую. Чистый краш-тест. Но люди едут. Все хотят попасть туда, хотя мало, кому, это удается. Это - чрезвычайно закрытое место. Ну и, сам понимаешь, официально оно не может существовать. Точно так же, как......
-Я тебе скажу, в прошлый раз ехал не я. Веришь?
-А кто?
-Я не знаю. Видишь - машина цела. С штрафстоянки я ее не забирал. На пятнадцать суток меня не сажали. Тем не менее, я добрался до того самого третьего этажа, и там на меня напала какая-та гадость. Я даже не понял. Честно.
-И она растерзала нетебя?
-Да. Точно.
-Видишь. А ты говоришь, что - не специалист.
-Поверь. Я знаю, что говорю.
-То есть, это был.....
-Никогда не называй это словами. Не используй терминов. Ты только на краю другой вселенной. Если ты попытаешься уже сейчас облечь предметы в форму, она отрыгнет тебя с характерным звуком и запахом.
-Мне говорили, что у меня лопнет мозг.
-О, это большая честь. Много мелких беленьких кусочков. Будто взяли и раскидали пару килограммов творога.
Я никогда не любил коробку-автомат. Но в городском потоке это очень удобно, особенно, когда тебе звонят. Сейчас, впрочем, все повсеместно используют гарнитуру, но мне она не нравится. В остальном, у механики нет недостатков. На прокаченных же малолитражках это - главный козырь, с помощью которого можно подогревать монотонные улицы. У меня часто спрашивали - точил ли я движок, и даже - про азот. Это как-то неприлично, глядя на двухдверную "Дайхацу", но потом, когда садишься внутрь, это становится очевидным. Точно так же пользовались своими ускорителями пилоты истребителей, когда враг садился им на хвост. Открываешь кран, и сознание течет вместе с живительной прохладой. Мы начинаем думать вместе. Я и двигатель. Музыка в голове играет сама собой. И правильно. За бубненьем динамиков гул движка теряет чистоту и оптимизм. Именно единение с разумом придает машине силу.
-Не страшно? - спросил Вова.
-Что?
-Ты не думал, что тачка может перевернуться?
-Нет.
-Нет - не думал, или что-то еще?
-Я уверен, что не перевернусь.
Я курил. Наверное, скоро примут какой-нибудь закон, запрещающий курение за рулем.
Не то, чтоб об этом говорили, но что-то приближалось - в море мыслей, куда объединены все отдельные живые (не те, что бродят тенями по берегам адских рек) индивидуумы, все надвигающиеся события - это пре-колебания. Их могут чувствовать и простые люди. Интуиция, шаткое свидетельство чувств - вещь, в принципе, даже и обязательная. Тем не менее, чем быстрее жизненный ритм, чем больше информации, чем гуще интернет и телеэфир, тем труднее человеку ощущать свое, личностное. Он все больше и больше становится маленьким эритроцитом, переносящим некие сигналы, суть которых до сих пор никто не понял.
-Как бы ты объяснил свою смерть? - спросил Вова Харрис.
-Для этого после смерти нужно вернуться и объяснить.
-Сможешь?
-Понятия не имею.
-Если вдруг поймешь, что прошло 100 лет, не объясняй. Стань поэтом, пиши стихи.
-К тому времени уж не будет стихов.
-А что же будет?
-Не знаю.
-Нет, стихи перманентны.
-Хочешь сказать?
-Да. Все стихи проистекают из Акада. Если хочешь знать, никто толком так и не определил - существует ли параллельный мир, или же все эти коридоры - это линии между схожими по массе и составу атмосферы планетами. Так вот Акад - это как раз то место, где вообще разговаривают стихами, и это считается нормальным явлением.
-Ты сам видел?
-Какая разница?
-Наверное, туда просто так не попасть.
-Верно. Там вообще серьезная блокировка на входе, и много фантомов, которые пытаются тебя убедить, что они - реальные люди. Они ведут тебя куда-то. Ты движешься по неким субпространствам, но все это - ложь. Они пытаются заманить тебя куда-нибудь на край. А что уж там за край - это как получится.
Мы выехали на кольцо, догнав пробку. Со всех сторон сигналили, выруливали, пытаясь протиснуться в какие-то немыслимые промежутки. Даже рогатый троллейбус пытался высунуться, тем самым, перегораживая полторы полосы.
-И этот лезет, - заметил Вова Харрис.
-Сволочь, - сказал я.
Троллейбусу засигналили. Вова закурил и приоткрыл форточку. Было достаточно прохладно. Дождь пролился и превратился в жидкую змею. Она гонялась за колесами и шипела - ш-ш-ш-ш-ш-ш. В такую погоду вся жизнь немного другая. Поэты сидят дома и накручивают на палец какую-нибудь интерпретацию. Это я хорошо знаю. Я тоже раньше был поэт. Потом я вдруг понял, что человек способен серьезно переопылиться. Но не так временно, как это бывает в периоды взросления, когда душа просто мечется, а куда более основательно. Потом уже и не выбраться. Ты как будто добрался до сути вещей и там взял лобзик, ключи, сварочный аппарат и все переделал. Мне кажется, что когда-то давно мы собирались за большим круглым столом и говорили о судьбе. И теперь все это - не про меня.
Едва зажегся желтый, я дернулся с места, и мы перегородили путь тонированной "пятнашке". Я вырулил и перестроился в центральный ряд. Вот так. Вон там виднеется маленькая, аскетическая какая-та, милицейская будка, но не она нас интересует. Потянувшись к чейнджеру, я включил диск. Это был средний, зацикленный на трембле, эйсид-хаус, ровный, с раскачкой. Вова стал подергивать головой. Похоже, он был во всем уверен. Посмотрев не него, я закурил. Я очень привередлив к еде и сигаретам. Это мой мир. С людьми гораздо проще. Хотя с не люблю сереньких невежд, которые, не развиваясь, ищут для себя какую-то уникальную роль. Иногда мы видим гуру, и это вообще ужасно. Ничего хуже я не видел.
-О. Поехали, - обрадовался Вова.
-Да.
Вся собранная в кучу машинная колбаса сдвинулась с места.
-Колбаса, колбаса, - сказал Вова.
-Колбасу еще строят, когда играют в нарды, - ответил я.
-Да.
-Ты знаешь? Когда?
-Когда все фишки на шестерке или пятерке. Или на 7 - выставляем колбасу, она длинная, как очередь в рай.
-Точно.
-Но это лучше, чем марса получить.
-Хуже всего получить "домашний".
-Эт точно.
Когда мы вырвались из пробок, до места оставалось уже недалеко. Мысли начинали колебаться, и в центре их находилась натянутая струна - пункт назначения был близок. Я внутренне готовился. Могло произойти все, что угодно, учитывая, что иногда обстоятельства ведут себя хаотически - тебя может выбросить, как пробку, или растереть в желеобразную массу.
-Ну? - спросил Вова.
-Ну да, - ответил я коротко.
-А представь, на пол пути лопается колесо.
-А ментов еще не видно?
-А вот сейчас, повернем, будет видно.
-Да?
-Ага. Стоят.
-Ну здорово.
-Ну давай.
Как я уже говорил, менты обычно стоят метров за пятьсот до стенки. Нужно очень быстро лететь. Если менты настоящие, то они попытаются погнаться, хотя они и знают о печальной участи таинственных самоубийц, которые регулярно несутся, чтоб убиться о стенку или вдруг неожиданно исчезнуть. По идее, уже пора бы поставить оцепление.
Видимо, поставят.
Немного попозже
Потом - к этой стенке начнут ездить сталкеры. Это уже потом, после запрета. Ибо знающих, в чем тут дело, очень мало, и они не открывают свои лица.
Будут истории.
Будут ночные посиделки - снова на кухне, с дешевой водкой и очень крепким чаем....
Стена возникла....
Стена прилетела из космоса...
Ее придумали....
Она есть тайная вещь.....
Эксперимент спецслужб......
Нет, ничего такого не возникаоа, это обычная большая стенка, и проход здесь сделан чьим-то сильным, опытным, разумом.
Кто он?
Нет, все ж псевдосталкерство, которое наверняка тут будет, оно станет интересной вещью. Впрочем, и то будет ненадолго - пока не станет ясно, что ничего уже не действует.
Сталкерство, если разобраться, это из области мурашечной литературы - это то, чем запружены сейчас книжные полки. Массы книжек, которые очень годятся, если вдруг нет туалетной бумаги, ну и бежать за ней некогда.
И ладно.
Потом об этом поговорим, о литературе.
Мы уже едем, несемся, азот заставляет металл в двигателе едва ли не кипеть. Нас мерят. Нас точно малышей, что растут, мерят - это милиционер с радаром. Он - вариант а) в ужасе б) если это - как мы уже установили, что такое бывает - иные милиционеры - делает что-то еще.
Мы этого не узнаем.
Стена.
Стенка.
Закрыть глаза. Лететь через туман. Быть вором-медвежатником, подобравшимся к дверям в запретный мир....
Так близко, и так рядом тьма - нужно проскочить через игольное ушко и не задеть краев. Иначе, изменив траекторию, ты полетишь к земле, источая фонтанирующий шлейф.
-У тебя есть жена? - спросил я у Харриса.
-Да. Есть.
-Думаешь?
-Обо всем думаю.
Сзади вспыхнули мигалки. Нет, они не вспыхнули - их разбудили. В обычном своем состоянии они постоянно мигают, и, чтобы сделать перерыв, им дают снотворное.
-Это ерунда, - сказал Вова, - даже не думай.
-Да, я знаю.
-Смотри, сейчас....
-Да.....
Мы проскочили. Я, почему-то, был в этом уверен.
Машина была оставлена на одной из парковых дорожек. На самом деле, ничего не происходит, кроме короткой фиксации в мозгах. Некоторые называют этот момент иглой - его можно запомнить и даже осознать, но сказать по человечески, что же это, невозможно.
Я как-то думал - выбрал один день и думал. Вообще, это только в кино показывает - человек думает, думает, его осеняет - эврика. Нет, данный вопрос - он круглый, его не взять. Он верится. Ни одного выступа.
Я брал ручку и бумагу, полагая, что мозг внезапно поставит брейк в нужной итерации, но ничего подобного. Момент иглы - то бишь тот образ, который впечатывается в тебя, когда тебе удается пробраться через стенку, невозможно осознавать.
Были стихоплеты.... То есть, они есть. Один, правда, на рыбалке утонул - нажрался и из лодки выпал, а двое живы. Так вот, они пытались сказать об этом посредством рифмы, но не то, чтобы удачно.
Бесконечная осень.
Знаете, как оно?
Весь этот парк. Никто не знает - ни куда он ведет, ни длину его, ни ширину, ни кто за ним ухаживает. И время года здесь всегда одно и то же, и день - всегда где-то за половиной, ближе к вечеру. Ждешь, ждешь, но ничего не меняется.
Это не только время года, это еще и что-то большее. Может быть, планета-осень?
Но навряд ли - чтобы мы одним махом проскочили расстояние в космосе - нет, я в это не поверю. Теоретически это возможно - но теоретически что хочешь возможно.
Запах осени - это, если разобраться, и солнце, которое всегда находится в одном и том же положении.
Вечный закат, вечный рассвет, что угодно.
Шаркая листьями, мы прошли к зданию библиотеки. Перед нами было длинное пятиэтажное строение, одна часть которого - наверное, в прямом смысле - уходила в бесконечность, вторая - поворачивала, и там начинался ее бег к космосу. Из осени в осень. Если бы кто-то попытался дойти до края, то он, возможно, открыл бы какие-нибудь новые физические или геометрические величины.
Впрочем, каждый человек знает что-то такое, о чем может не догадываться больше никто на свете.
-Хорошо ехали, - сказал я.
-Пойдем в разные стороны, - сказал Вова, - ты знаешь.
-Да.
-Одного зайца вдвоем не ловят.
-Да. Ты ищи свою книгу, а я - свою.
-Может, все таки попробовать снять на цифру?
-По-моему, это еще никому не удавалось.
-Ладно. Я придумал новый способ. Он должен сработать.
-А на пленку?
-Ты думаешь, ты умнее всех?
-Да я так.
-Ну должно ж что-то быть. Мы же приезжаем на машине, на машине же и уезжаем. Стало быть, техника вполне ликвидна. Двигатель работает. Фотоаппарат, если разобраться, та же техника.
-Ага.
-Ну не специально же....
-Да я не знаю....
-Да и я не знаю....
Говорят еще, что это - не первичная библиотеке, а лишь отражение, а потому из книг невозможно вынуть смысл - он скользкий, точно угорь. Имело место много попыток что-либо сфотографировать - все они закончились ни чем. Записывание так же не помогало - в момент соприкосновения с книгой человек был уверен, что делает точный конспект, однако, по возвращению оказывалось, что на бумагу записана какая-та абракадабра.
Чаще всего это были смешанные фразы, весьма напоминающие бред шизофреника. Иногда было еще хуже.
Были и так называемые запоминальщики.
Что касается меня, я тут уже был, и у меня также ничего не вышло.
-Надо рисовать, - сказал я после последнего визита в библиотеку.
-Рисуй, - ответили мне.
Что я, собственно, и собирался сделать.
У Вовы Харриса всегда было много идей и каких-то методов, но практика хромала. На словах да, все мы - мастера.
В этот раз ни он, ни я ни планировали проколов.
Из осени без времени - в осень библиотечную. Повсюду нас сопровождал цвет опадающих листьев, опадающего солнца. Внутри, не смотря на отсутствие плафонов, желтовато-оранжевый воздух позволял хорошо ориентироваться. Вова пошел на второй этаж, я - на третий.
У него были какие-то свои планы, что, само по себе, не так уж важно. Скорее всего, он будет пытаться медитировать. Последние достижения в изучении библиотеки таковы - важно не то, чем ты пишешь, а то, как ты мыслишь. Некоторые вещи необходимо осознать прямо на месте, но, возможно, кое-что удасться и забрать с собой.
Покинув лестничную клетку, я шел вдоль длинных книжных рядов.
Никогда не забуду свой первый визит сюда - вот это было открытие без равных, ничего общего, пожалуй, с тем, как если бы меня запустили в космос вместо Гагарина. Я был в восторге, полагая, что здесь, в библиотеке, хранятся знания, способные пролить свет на то, о чем мы даже не догадываемся.
Ведь если представить, что где-то живут существа, в корне отличающиеся от нас, но у них есть книги, то как же они должны мыслить? Что, если они дышат жидким гелием? Представьте категории мышления таких организмов.
Впрочем, дело же и не в таких существах - тем более, что человек в этом мире еще не встречал никого, кроме себя, и все остальное ему приходится придумывать. Единиц знаний в библиотеке, очевидно, не меньше, чем звезд в галактике. Но что толку?
Нет, теперь, этот визит - лишь тренировка, да и в чем-то - русская рулетка. Ведь промахнуться при разгоне на стену проще простого. Но с рулеткой мы уж разобрались.
Сколько их, этих скрученных в гармошку искореженных машин.....
-Может быть, в этот раз...., - сказал я себе, - да, может. Сдаваться нельзя. Это как просеивание песка в поисках нужной песчинки - а вдруг повезет. А не повезет - значит, работаем на опыт.
Я вынул тетрадь и карандаш.
Попробуем карандаш. А что, если.... Все, разумеется, используют шариковую ручку.....
Гелевую ручку.....
Фломастер.
Почему бы и нет?
Я повернул. Полки, полки, полки....
Можно сказать - байты, биты, регистры.....
Можно что угодно говорить.
Тогда-то я туда и попал.
Карандаш, перо. Что-нибудь натуральное. Поэкспериментировать с сортами бумаги. Может - выцарапать на глиняной дощечке. Должны же быть способы. Вот как люди годами строили вертолет и все не могли его построить - первый вертолет сумел оторваться от земли на 30 сантиметров, это было великое достижение. Потом, уже через много лет, с появлением мощных двигателей, проблема была решена. А ведь мучились много лет.
Так вот и здесь.
Полки, полки, галактики. И до сих пор - ни одного успешного прочтения.
Это была комната с единственным окном, пускающим в себя осенний свет, и здесь не было книг. Я не успел ничего сообразить, так как увидел ее - это была сухая высокая женщина лет пятидесяти в вечернем платье. На фоне небольшого набора мебели - каких-то особо древних шкафов, тумбочки и выцветшего дивана, она также могла быть мебелью. Они находились в одном диапазоне.
Я отшатнулся, натолкнувшись спиной на подсвечник - и ведь верно, это была встреча с приведением.
Что можно сказать?
Что еще описывать?
Нет, проще предпринять попытку к бегству. Ведь если вы увидите признака, разве у вас появится желание детально его рассматривать?
Взять себя в руки за доли секунд невозможно. Но и спустя минуту ничего не происходило - мы стояли и смотрели друг другу в глаза. Ее лицо было исполнено некоей грусти - впрочем, это мог быть и эффектом моего восприятия при участии внешних факторов. Я бы готов ко всему, чему угодно, но самой яркой мыслью было окно.
Выпрыгнуть.
На самом деле, если у человека нормальное, не врущее на каждом перекрестке, подсознание, оно чаще всего дает правильные советы. Именно так, должно быть, было и в моем случае - ибо я не прыгнул в окно. Я стоял на то же месте - в нерешительности.
Она (оно) сделала пару шагов, а потом заговорила.
-Я ждала вас.
Голос был человеческим, достаточно теплым.
-Меня? - удивился я.
-Да. Именно вас.
Я кивнул.
Да, наверное, все женщины в таком возрасте одинаковы. Хотя, конечно же, есть примеры эстрадных звезд - которые блистают, молодятся, понтятся практически до двери гроба. Есть и обратное - раннее увядание. Здесь же все было как обычно. Но - дело еще в том - что мой мозг не работал так, как я бы хотел. Была некая сила.
-Я - хранитель библиотеки, - сказала она, - в библиотеке всегда один хранитель. Двоим тут не место. Я знаю, вы пришли, чтобы сменить меня. Я давно жду этого момента.
-Да? - спросил я ошарашено.
-Я служу здесь уже шесть тысяч лет, и теперь мое время пришло.
Она улыбнулась.
Я сделал шаг к окну, однако, второе я мне не сигналило. Должно быть, либо опасности не было, либо в таких местах все человеческое приходит в ступор - точно поршень в двигателе, в котором нет охлаждающей жидкости.
Возможно, в первые миллисекунды ядерного взрыва человек чувствует себя так же - время вдруг замедляется. Не то, чтобы вся жизнь вдруг пробегала мимо глаз - это не обязательно. Но жизнь еще продолжается - хотя для внешнего зрителя она уже давно смешалась с огнем, изменив форму материи.
-Кто вы? - спросил я.
-Я - хранитель библиотеку. Это должность. Я отработала свое время. Теперь вы будете хранителем.
-Я? - я хотел удивиться, но не было чувств.
-Да. Вы - хранитель. Но для этого вы должны исполнить обряд.
Она сняла со стены саблю в инкрустированных ножнах и протянула мне.
-Что это? - спросил я.
-Вы должны убить меня.
-Я?
-Да.
-Но зачем?
-Новая жизнь.
-Через смерть?
-В библиотеке не может быть двух хранителей. И я не смогу уйти отсюда, если вы меня не убьете. Жизнь через смерть, и смерть через жизнь. Больше ничего. Вы видели время? Брали его в руки? Вы видели ту фазу, когда оно жидкое? Разве не так?
Я пожал плечами.
-Оно манит, как наркотик - когда оно сжижается, когда оно рядом, вы должны уйти в его испарения. Этот туман рождает жизнь. В самом центре есть океан, и все остальное по отношению к ним есть его выдумка. Это океан все придумал. Но, рано или поздно, вы должны идти туда. Нельзя зацикливаться на бытии.
-Испарения времени? Никогда о таком не слышал.
-Это вы думаете, что время - должно быть, измерение. А это всего лишь вещество. Вы мне поможете. Таков закон. Я уйду туда, где оно становится жидким и плещется озерами, а вы останетесь здесь. Ваше время, прошу прощения за тавтологию, начинается.
Я отступил.
-Напрасно, - сказала она, - теперь уже ничего не изменить. Вы исполните то, что вам положено сделать.