Уже второй час Ротмистр нарезал круги по кабинету, так и не присев даже на пару секунд. Я не удивлялся давно ни его привычкам, ни физической силе этого не кажущегося особым богатырём ни на первый, ни на второй взгляд человека. Человека ли? Я ни в чём уже с ним не мог быть уверенным.
Хотя, чего я? Я и сам уже не в полной мере был человеком. Нет, сердце, печёнка, селезёнка, прочий ливер, как и прежде оставались человеческими, но никогда уже не могли подвергнуться какой-либо из известных болезней, даже через сто лет, если не случиться ничего экстраординарного, я буду выглядеть также, каким я видел себя, когда брился утром. Конечно, я мог сделать так, что необходимость бриться отпала бы, и я ходил бы гладко выбритым всегда, но этого я не делал и, думаю, не сделаю никогда. Точно так же как и начальник. Есть вещи, которые должны быть неизменны, что бы ни происходило.
Первое, чему меня научил Ротмистр: оставаться человеком. Пусть я физически уже не являлся им полностью, но пока жива душа, пока ты любишь, и пока любят тебя, пока ты разделяешь для себя - где добро, а где зло, не смотря ни на что, ты человек. Плох ли ты, хорош, но ты человек. И я собираюсь оставаться им как можно дольше.
- Не придумал? - остановившись напротив меня, спросил он.
- Придумал! - кивнул я. - С ходу могу накидать пару сотен вариантов.
- Я тоже! - и нарезка кругов по комнате возобновилась. Правда, уже в другую сторону.
Раздался телефонный звонок. Ротмистр быстро ухватил трубку и через несколько секунд положил её на рычаги, дав отбой.
- Что там? - воззрился я на него.
- Как я и предполагал, - пригладив ёжик волос на голове, проговорил начальник. Это означало одно. Никаких следов на конверте и письме обнаружено не было. Лаборатория дала однозначный ответ. Следов не было не потому что, всё совершалось в перчатках, а совсем по иной причине. Просто писавший это не мог оставить отпечатков или каких-либо иных своих следов даже, если очень захотел бы. С одной стороны это сужало возможный список адресантов, но вот с другой....
Я тоже почесал затылок. Мыслей, правда, это не прибавило. А вот Ротмистр погрозил пальцем:
- Не обезьянничай! Лучше скажи, что ты думаешь по этому поводу.
- А Вы? - маленько понаглел я.
- Я первый спросил, - решил напомнить кто тут главный Ротмистр. - И, вообще, тебе знакомо такое слово - "субординация"?
- Слышал вроде. - Если уж наглеть, то нужно идти до конца. - Только не припомню где и когда. - Я с лёгкостью увернулся от летящей в меня старинной чернильницы, и даже ни одна капля не попала мне на одежду. Правда, Ротмистр ведь и не рассчитывал, что сможет попасть в меня. Этот летательной снаряд осторожно под моим взглядом развернулся и полетел на своё место, примостившись привычно на столе, справа от кресла, в котором сидел начальник.
- Не зли меня, - проворчал он, с интересом рассматривая стол и придумывая чем бы ещё в меня можно запустить. Я настороженно смотрел на песочницу, песком из которой он присыпал чернила, когда пользовался чернильницей. Она была помассивнее и не такая уж и лёгкая. Перехватить такую в полёте будет посложнее.
- Да я и не собирался, - буркнул я, но тем не менее, рассчитывая, что буду услышан. Так и произошло. Взгляд Ротмистра немного смягчился, но полностью расслабляться было бы ошибкой с моей стороны. Песочница пока оставалась на месте, но это ровным счётом ничего не значило.
Ротмистр показал мне кулак и, похоже, вконец успокоился. Я решил тоже не наглеть.
- Поговорим? - уже совершенно спокойным голосом проговорил начальник. - Что думаешь об этом?
- Нецензурно можно? - на всякий случай уточнил я.
- Нет! - последовал мгновенный ответ.
Я вздохнул. Что ж. Без мата - так без мата. Так даже легче. Не зря в своё время я чуть не поступил на филфак. Словами я всегда умело жонглировал. Еще в далёком детстве, когда, чтобы найти кусочек мела в родной школе для написания чего - либо на доске, если заранее не озаботиться, приходилось порой пробежаться по нескольким соседним кабинетам, сочинения мои, начиная с четвёртого класса, были неизменными победителями всего, чего только можно. Это я не в качестве хвастовства, а чтобы просто сказать, что говорить, если нужно, я красиво могу. И сейчас это умение пригодилось как никогда. Мне пришлось очень постараться, дабы при первых же моих умозаключениях Ротмистр не начал кричать сам матом и не запустил бы в меня дыроколом, который так ни кстати оказался у него на столе и который был прикрыт газетой.
Он хмурился, жевал губами, пару раз делал показательные попытки схватиться за сердце, но он меня выслушал. Умозаключения мои его не порадовали, а вот с планом моим он согласился, почти не раздумывая. Мы давно с ним работаем вместе, и я давно усвоил, что когда дело начинает пахнуть керосином, я всегда, не дожидаясь его вопросов, предлагаю способ решения возникших проблем.
- Растёшь! - проговорил он едва слышно и неуловимым движением ухватил трубку телефона, что послужило для меня сигналом так же шустро выметнуться из его кабинета.