Свеча, насколько хватало ее щедрости, дарила лохмотья света бедно обставленной комнате. Собственно, и обстановки никакой не было. Тяжелый письменный стол, заваленный исписанными листами бумаги, табурет, когда-то окрашенный белой краской, которая теперь пузырилась и постоянно сыпалась. Книжные полки были наспех сколочены из досок и покрыты темным лаком. Книг на них почти не было, только несколько орфографических словарей и с десяток томов различной классики среди коей выделялись холеные тома Байрона и Данте. Раздвинутый диван с неубранным постельным бельем и небольшой гардероб (бабушкиной молодости) занимали почти все свободное пространство небольшой комнаты. Тяжелые пыльные шторы неопределенного цвета круглосуточно скрывали внешний мир от хозяина. В этой комнате царила своя вселенная. Здесь в одну секунду рождались и умирали целые поколения, здесь сбывались мечты и рушились последние надежды. Всего лишь одним росчерком пера хозяин этого мира мог уничтожить историю целых народов, и все это, не выходя из комнаты. Хозяин... царь и бог этой вселенной был молод. Он старательно пытался забыть свой возраст, выдумывая себе каждую неделю день рождения. Даже паспорт спрятал так, чтобы в столь скудном пространстве он затерялся навсегда.
- Я вне времени, - повторял он себе каждый раз, просыпаясь. Когда это происходило - не важно. Днем или ночью... чаще всего это было непонятно, плотные шторы знали свое дело. Он ненавидел в себе многое, почти все: дурацкая потребность питаться, мыться и справлять нужду, напоминали ему о том, что он человек. Сигареты с низким содержанием никотина и растворимый кофе тоннами исчезали в его требовательном организме. Он обманывал себя по каждому поводу, но только себя и никого другого. Других не существовало в его жизни, а значит, и обманывать было некого. Вот такая простая философия жила в его сознании. В те редкие моменты, когда необходимость заставляла его посетить внешний мир, чтобы отправить очередное свое творение в издательство или получить деньги, он одевал неброский, но жутко дорогой английский костюм, единственный в его гардеробе, и с обреченным выражением лица выходил на улицу. Он не любил улицу. Она тоже навязчиво напоминала ему о его происхождении.
- Вечность - мой родитель, - говорил он сам себе, и выбрасывал очередное изредка приходившее письмо из далекого дома. Мать, отец, детство. Все это было очень давно, и было ли? Однажды должно наступить время, когда само его рождение станет мифом даже для него, а пока... Пока приходилось мириться с памятью. Иногда, хозяин своей вселенной отдыхал от праведных трудов. Он брал свою излюбленную спутницу - свечу, и прогуливался по комнате, выводя неизвестные человечеству письмена в воздухе. Ему нравилось смотреть, как язык пламени разрезает извечный полумрак, ненадолго оставляя в вязком темном пространстве вылизанный след, но мрак никогда не сдавался, и снова отвоевывал свою законную территорию. Живой огонь боролся с не менее живой темнотой. Извечная битва, - торжественно произносил хозяин и снова усаживался за стол, ставя перед собой свечу, - только свет всегда будет передо мной, а что делает тьма за моей спиною, это уже неважно, - добавлял он и принимался творить. А тьма, как ей и положено, плела свои интриги. Иногда, после многих часов созидания, хозяин ясно ощущал теплые женские руки на своих плечах. Они с необычайной нежностью гладили его по спине, слегка касались шеи и теребили его длинные до лопаток волосы. Чьито губы чуть касались мочек его ушей, и таинственный голос медленно нашептывал что-то. Тогда хозяин доставал из ящика стола зеркало, ставил его перед собой и пристально вглядывался. Конечно же, позади него никого не было... Так было всегда. Так должно было оставаться и дальше, если бы однажды, проснувшись от кошмарного сна, творец не почувствовал, что чтото изменилось в привычном укладе его мироздания. Он оделся, прикурил сигарету, и внимательно осмотрев свои владения, присел за стол. Отсыревшая штукатурка угрожающе свисала над его головой нелепыми пожелтевшими хлопьями. Табачный дым раздраженно врывался в легкие, наполняя все тело пьянящей легкостью... Что-то в этой вселенной было не так. Коварный уголек все ближе подбирался к его губам, в надежде впиться в них своим обжигающим поцелуем... Что-то в этой вселенной было неправильно. В привычном полумраке нависла звенящая тишина. Где-то на другом конце мира, неожиданно, без какого-либо ритма, забарабанили по раковине тяжелые капли... хотя нет, какая-то закономерность в этом улавливалась. Хозяин настороженно вслушался и поймал себя на том, что ему этот ритм нравится, чем-то напоминает грохот китайских барабанов. Он прикрыл глаза и моментально оказался средь живописных гор, на берегу небольшого кристального озера. Его окружали буддистские монахи. Они стояли вокруг него и смотрели, пристально, но без какой-либо злобы. Вперед вышел молодой, достаточно высокий монах, сел в позу лотоса, прикрыл глаза и настойчивым взмахом руки показал, что бы хозяин сделал то же самое. Он подчинился. Под глухие и гулкие удары барабанов перед его взором открылись звезды. Тысячи звезд, миллионы. Они проплывали перед ним, скручивались в галактики, выстраивались в причудливые созвездия. Появились туманности, поражающие буйством своих красок. Он несся через все это великолепие, и безмерное счастье зародилось в его душе, а вместе с тем и неведомый доселе покой. Где-то далеко в глубине космоса послышалось необыкновенной красоты пение. Это был женский голос. Он звенел колокольчиком, журчал быстрым ручьем, ласково укрывал одеялом блаженства... Звон бьющегося стекла дерзко и жестко выдернул хозяина своей рукой в надоевшую реальность. Тяжелые шторы, надувшись парусами, впустили в его мир свет уличных фонарей и ночную прохладу. Осколки разбитого окна медленно протекали мимо пораженного творца и, как будто вязли в сумраке его вселенной. На их колотых гранях резвились искорки света, а листы бумаги, подхваченные со стола, белым ураганом пронеслись по всей комнате. С улицы донесся злорадный и идиотский гогот, и неспешные шаги растворились в глубине темных переулков.
- Как жалок ты перед лицом неминуемой смерти, и как ты возносишься, убивая себе подобных, человек, - хозяин огорченно выдохнул и принялся собирать свои многодневные труды дрожащими руками с давно не крашенного деревянного пола. Спустя тысячелетие, он возвращался с почты. Новый роман был отправлен, скоро его герои обретут жизнь в умах его читателей. Еще один мир, еще один день рождения. Создатель начинал чувствовать, неведомую ему до сих пор, усталость. Необходимо было что-то менять, что-то переиначить, переиграть. Его герои все чаще становились похожими друг на друга. Они говорили одними фразами, любили одинаково, умирали все более предсказуемо. Он терял власть над своим миром, его это угнетало. У хозяина, как у любого другого повелителя, было огромное самолюбие, и до этого момента оно твердо стояло на своих ногах, но сейчас почва под этими ногами все больше начинала походить на болото, и это было необычно, впервые и очень неожиданно. Он не любил неожиданностей. Во всем должен быть порядок, иначе - хаос. Погруженный в свои размышления, он брел по оживленной улице, смотрел себе под ноги и, сталкиваясь с людьми, на несколько секунд останавливался, чтобы дослушать все, что ему скажут прохожие. И чем дольше он так ходил, тем больше у него укреплялось мнение о том, что все они, все те, кто ходит по этим улицам, дышит этим воздухом, курит такие же сигареты, как у него... Все они одинаковы. Они говорили заготовленные фразы, иногда целые предложения и тирады, но все эти слова звучали, как обкатанная заготовка. Видимо у этих людей тоже есть свой хозяин, и у него тоже творческий кризис? Этот вопрос его так заинтересовал, что вскоре прогулки по улицам стали частью некой игры. Он искал того персонажа, над которым работал не выдохшийся творец, в котором было живо начало чего-то свежего, особенного. Так прошла еще тысяча лет... Молодой, пока еще зеленый сентябрь раскапризничался впервые с окончания лета. Мелкий, настырный дождик без пощады полосовал город своим бесцветным грифелем. Создатель сидел на своем привычно-неудобном троне и пустым взглядом пытался найти хоть какой-нибудь образ в чистом листе бумаги. В его обители по-прежнему жил одинокий лепесток пламени, вяло развеивающий извечный полумрак. Никому и никогда не понять, что же тогда заставило хозяина подойти к переклеенному скотчем окну, отодвинуть шторы и посмотреть на улицу. То, что он увидел там, за приделами своего мира, ошеломило его на столько, что он даже не заметил, как его расстегнутая рубашка оказалась в опасной близости от маленького, но вечно голодного язычка огня. Он бы так и простоял еще сотню лет, любуясь завораживающим зрелищем, если бы не едкий дым и острая обжигающая боль. В сердцах, он сорвал с себя тлеющую рубаху и опрометью выскочил во двор. Пляшущий огонь среди бескрайнего ливня. Чудо, которое он сам не раз описывал, не единожды создавал. В его мире такое случалось... но не здесь. Не могло этого случиться. В самом центре опустевшего двора, среди детских качелей и горок, прямо под дождем кружилась девушка. Она была счастлива, весело смеясь, она запрокидывала голову на встречу летящим с неба каплям, старалась поймать их руками. Её пышные рыжие волосы, казалось, они даже не намокли. Яростным, бушующим пламенем они вгрызались в льющуюся из облаков воду, и стихия не в силах была помешать этому.
- Что за музыка движет тобой? - хозяин стоял по пояс голый, босиком... но этот факт мало волновал его сейчас: - Что - за - музыка - тобой - движет! - он делал ударение на каждом слове, стараясь перекричать эту самую музыку. Девушка на секунду остановилась, окинула незнакомца открытым, искрометным взглядом, звонко засмеялась и продолжила свой завораживающий танец, а создатель смотрел на это великолепие и никакой дождь не мог противостоять ему. В его вселенной наступила долгожданная весна. Пару раз, недовольно зашипев, тяжелые шторы неопределенного цвета расползлись в разные стороны, обнажив прокуренный оскал окна и, выбросив в воздух густое облако пыли.
- Зачем? - морщась от света, спросил хозяин.
- У тебя здесь мрачно, хочется немного жизни в твоем мертвом царстве, - отряхиваясь от пыли, весело проворковала рыжеволосая нимфа и, снова засмеялась. Как можно было не пустить в свой мир такое очарование? С ее легкой руки все в этом доме встало на свои места. Не хитрая мебель приобрела какое-то подобие давно утраченной новизны.
- Как тебя зовут? - спросил хозяин.
- Разве это имеет значение? - рыжий ангел, смеясь, бросилась в его объятия, и, повалив творца на постель, победоносно уселась у него на груди. Действительно, какое имело значение её имя, когда рядом с ней все преображалось. Окружающее их обоих пространство мгновенно разлеталось в бесконечность. Переставали существовать стены, обстановка, пол, потолок. Все, отодвигалось в неведомую пустоту, и его мир оживал совершенно новыми красками. Мир, в котором существовали только оттенки серого, вдруг насытился всем спектром радуги, и они вдвоем бесконечно падали в эту приторно-яркую бездну. Ночью они достали все свечи, которые сумели найти в доме. Их оказалось больше дюжины. Странно, раньше создатель не додумался до такого приема. Расставленные в хаотичном порядке, они своим светом устроили безумную пляску теней. Легкий сквозняк только подгонял причудливых серых тварей, расползшихся по стенам, забившихся в углы. Два обнаженных человека лежали прямо на голом полу лицом друг к другу. Каждый из них, не мигая, искал в глазах другого нечто.
- Что ты видишь? - шепотом спросил он.
- У тебя необыкновенные глаза. Я стараюсь понять какого они цвета, - так же шепотом ответила она, и слегка коснулась указательным пальцем его щеки.
- А я стараюсь понять кто ты. На этой земле не бывает таких безупречных созданий. Я смотрю в тебя, и мне кажется, что мне там все знакомо, и одновременно дико и необычно. В твоих глазах я вижу аккуратную тропинку, которая ведет меня, вроде бы, в знакомые чащи, но я точно знаю, забредя в них, я уже не смогу найти дорогу обратно... странное чувство, - хозяин медленно встал и взял со стола пачку сигарет, - Куришь?
Девушка присела, обняла руками колени и, мотнув головой, встряхнула яркой гривой.
- Нет, - улыбнулась она, - но мне нравится запах сигаретного дыма. Кури, а я посмотрю.
Хозяин сделал первую затяжку, а девушка взяла первую попавшуюся свечу и задула её. Он понял правила игры, и немного подождав, еще раз затянулся. Погасла еще одна свеча. Еще затяжка, и в комнате стало еще темнее. Вскоре одинокий уголек в последний раз вяло осветил губы курильщика, и навсегда исчез в пепельнице, среди собратьев, по несчастью. В наступившей кромешной тьме раздался легкий женский шепот:
- Найдешь меня?
Неизбежная ночь, незабываемая вечность...
Если бы сердце могло кричать, если бы солнце никогда не вставало... С этими мыслями Хозяин нехотя поднялся с кровати и по обыкновению подошел к своему письменному столу. Чистые листы бумаги с призрением вглядывались в него своими бельмами. Не родившиеся герои, не скрепленные судьбы, не созданные миры, все, чем он так дорожил, было мертво, а точнее, даже не рождалось. Дыхание создателя сперло от гневного приступа. Как она, рыжеволосая бестия, смогла вмешаться в привычный и правильный порядок вещей!? Кто она такая?! Создатель резко придвинул свой трон и лихорадочно принялся писать. И вот перед ним снова появились улицы, прохожие оживленно перешептывались, и улыбались ему приятными улыбками. Сквозь гомон толпы до его слуха доносилось:
- Я знала, я верила, что он вернется.
А ОНА? ОНА должна исчезнуть, ОНА не должна мешать ему создавать жизнь, и он похоронит ЕЁ на этих, пока еще белоснежных страницах. Она ушла, когда это случилось, Создатель не заметил, да и не хотел он этого замечать. Перед ним снова проносились судьбы, лица, а полная тоскливой тишины комната содрогалась от звука скребущего, заканчивающегося стержня, о бумагу.
Февраль - яростный, порывистый, извечный боец. Создатель с грустью смотрел в окно и наблюдал за тем, как белоснежные полчища безжалостно нападали на редких прохожих. Солдаты - снежинки миллионами гибли, набиваясь за пазухи и воротники немногочисленной человеческой гвардии, и казалось, этой бойне не будет конца. Уже несколько месяцев Хозяин ничего не создавал. От этого жизнь его стала скучна и однообразна. Спиртное скрашивало ситуацию сомнительным образом, даруя по утрам опасные размышления о полной бессмысленности происходящего. "Дарует ли прозрение одиночество? Или же сводит в сырую и темную бездну безумия? ": - спрашивал когда-то один из героев давно написанной книги Создателя. Герой не смог ответить на этот вопрос, впрочем, как и его творец. В полутемной комнате, где-то за спиной человека послышался еле слышный скрип закрывающейся двери.
- Зачем ты пришла? - не оборачиваясь, спросил Хозяин. Молчание, чье-то легкое дыхание, шелест платья по полу и снова теплые нежные ладони на Его спине. Все, как раньше. Тьма опять играла с ним в свои незамысловатые игры, только свечей больше не было.
- Ты всегда приходишь, когда мне плохо, - сказал Создатель в пустоту и почувствовал, как в его руках что- то хрустнуло. Сломанная пополам шариковая ручка упала на пол, но стука не последовало. Хозяин медленно поставил перед собой зеркало, и в ужасе отшатнулся. Рыжеволосая нимфа стояла позади него и пристально, через отражение смотрела прямо ему в глаза. Повелитель Вселенной резко обернулся. Девушка возвышалась над ним, гордо подняв подбородок и надменно разглядывая тщедушную фигурку молодого писателя в засаленной майке и давно нечесаными и немытыми волосами. Так они разглядывали друг друга несколько минут. Она была неотразима в черном длинном вечернем платье, он был омерзителен в своих никогда нестиранных джинсах.
- Оставь меня, - пробормотал Хозяин и, поднявшись со своего давно некрашеного трона, прошел сквозь девушку к своему ложу. Пожелтевшие, с черными пятнами простыни приняли изможденное тело своего хозяина и окутали его своими некогда белоснежными крылами.
Утреннее февральское солнце весело озаряло небольшой, уютный дворик. Несмотря на ранний час, у подъезда Хозяина толпился народ. Все с интересом, и лишь немногие со скорбью смотрели на то, как выносят гроб с телом молодого человека лет двадцати семи. Его длинные волосы блестели под утренними лучами и шелковыми волнами лежали на плечах покойного. Кто-то из толпы говорил о несправедливости Бога, который забирает молодые жизни, кто-то говорил про опухоль мозга... разные, и порой нелепые разговоры случаются на похоронах. В стороне от всего этого, в одиночестве, сидела на скамье потускневшая от горя мать. Рядом с ней лежала большая стопка листов, исписанных рукой сына. Женщина флегматично перебирала их, пытаясь увидеть в абсолютно непонятных каракулях, крючочках и просто размашистых линиях то, что видел в них ее сын. Но все бесполезно. Может, и не стоило высылать ему деньги в обмен на все это, может, надо было запереть его в больнице, может. Что толку от этих "может"? Он сотворил свой мир и навсегда в нем остался.
- Давайте я это положу к нему, - щебечущий голос выдернул женщину из раздумий. Перед ней стояла хорошенькая рыжая девушка и грустно улыбалась, - ему они больше понадобятся, - продолжила она, и присев на корточки пристально посмотрела куда-то в бесконечность.
- Вы его знали? - Можно сказать, мы с ним даже сроднились в последнее время, - девушка осторожно взяла стопу листов из ослабевших рук матери покойного, и пролистала несколько страниц.
- Самое интересное, что здесь сотни различных жизней, судьбы и интриги. Он был хороший, - с этими словами она легко вскочила на ноги, и, растолкав толпу, аккуратно положила никому неведомый мир в ноги его усопшего создателя.
3 сентября 2005 года.
Отражение
Странно. Когда-то это была опрятная и светлая комната. Всюду царила чистота, и мать тщательно следила за тем, чтобы пыль не залеживалась подолгу на серванте и книжных полках. Помнится, Он просыпался поутру оттого, что солнечные блики играли в свою вечную и непонятную игру на хрустальных стеклах старого дореволюционного сервиза, состоящего из двух роскошных графинов и водочных рюмок на двенадцать персон. Солнечные зайцы отражались от стекла и зеркал, и вся комната наполнялась каким-то нереальным, добрым светом и теплом. Из кухни пахло свежими блинами и яблочным пирогом. Как-то зимой Он прибежал из школы и, не пообедав, только бросив на аккуратно убранную кровать портфель, быстро ускакал гулять с друзьями. Всей компанией дурачились на ледяной горке, что была за стадионом, на берегу скованной льдом реки. Пропадали они тогда аж до девяти вечера, а потом замерзший, с окоченевшими руками и ногами, он во всю прыть добирался домой. Мама тогда еще очень переживала и злилась на нерадивого сына, а когда он появился на пороге весь заснеженный и дрожащий, у нее духу не хватило отругать его за столь позднее появление и мокрую одежду. Она просто помогла ему переодеться в сухое и долго отпаивала чаем с медом. Эта квартира видела многое: бесконечные ссоры с отчимом, который потом окончательно спился и помер, шумные вечеринки по поводу, и без него. А сколько глупых, но красивых девчонок спало на этой самой кровати, Он уже и со счету сбился. Да-а, раньше все было не так, как сегодня. Что случилось? Где всё это былое великолепие? Некогда мягкий и пушистый ковер превратился в облезшую и протертую во многих местах шкуру непонятного дикого животного, по которой нагло и не скрываясь, ползали тараканы. Сервиз был давно продан, постельное белье не менялось месяцев семь или восемь. Дверцы у серванта были разболтаны и скрипели при каждом шаге, раскачиваясь, словно ставни в заброшенном доме. Лампочка давно перегорела, и теперь Он сидел один в старом кресле с протертой обивкой и смотрел на свое отражение в пыльном трельяжном зеркале. Красный уголек тлеющей сигареты стремительно подбирался к изжеванному фильтру, и это наводило на него какую-то непонятную тоску.
- Ну, что уставился?! Что ты меня разглядываешь, как цыган золото! Ты вот там сидишь в своем зеркале, и начхать хотел на меня и весь наш мир. Ты думаешь, что можешь вот так сидеть и ухмыляться, пялиться на меня своими глазами? Уууу какие у нас глазаааа. Злые, уставшие. Ты тоже устал? Молчишь, ну и пошел ты! - Сергей со злобой швырнул окурок в зеркало, и устало откинулся на кресле.
- Зря ты так на меня, - вдруг ответило отражение и аккуратно затушило сигарету в карманную пепельницу, - Ты же в себя "бычок" кинул, а не в меня.
- Это еще с чьей стороны посмотреть, - огрызнулся Сергей и зло посмотрел на себя в зеркало. Отражение тем временем вальяжно раскинулось в строгом кожаном кресле и меланхолично поглядывало на него.
- Ты бы хоть протер стекло, что ли? Ни черта не видать... хотя, что на тебя смотреть. Четвертый день в рай попасть не можешь? Косточки ломит? Тошнит, депрессия? А баба у тебя, когда в последний раз была? Чего-то я не припомню, что бы в последние четыре месяца у тебя хоть кто-то спал на кровати, кроме тебя и тараканов, разумеется. Эх! А помнишь, как мы жгли?! Ох, время было золотое, - Отражение издевательски захихикало, и даже смахнуло набежавшую слезу.
- Да заткнись ты! Не твое дело! - от собственного крика у Сергея заложило уши, и эхо отразилось в черепе приступом ноющей и нестерпимой боли. Боль. В последнее время она становилась все настойчивей и сильнее. С остервенением парень схватил лежащую рядом бритву и с силой стал полосовать левую руку. Кровь ручейками заструилась на джинсы и ковер, и это его слегка отрезвило. Осознав содеянное, Сергей схватил кусок марли и судорожно принялся перематывать изуродованную руку.
- Смотри, что я наделал из-за тебя, - прошипел он на отражение.
Из-за меня?! Да я лучшее, что осталось от тебя прошлого. Посмотри на меня и вспомни, каким ты был пару лет назад! И во что ты превратил себя? Ты выглядишь хуже дворовой собаки! У тебя были все шансы в жизни, и чего ты достиг? От тебя все друзья отвернулись, ты же самых близких "кидать" начал! Для чего ты живешь... хочешь сдохнуть?! Ну, так подыхай, только другим жить не мешай! - отражение в зеркале в бешенстве швырнуло пепельницу в оппонента, от чего по зеркалу поползли мелкие трещины, вскочило с кресла и вышло из квартиры, громко хлопнув дверью. Пораженный Сергей тупо смотрел в пустое зеркало и не мог понять: то ли он сходит с ума, то ли все происходит на самом деле. Он даже про руку забыл, и темная кровь снова начала сочиться из глубоко прорезанных ран. Опустошенный и потерянный, парень подошел к зеркалу, постучал в него и сиплым голосом прошептал:
- Эй, вернись, не оставляй меня. Мне, мне одному не выбраться. Где ты? Вернись, я не могу без тебя. Ты же мое отражение. Куда же ты без меня?
Оно так и не пришло. Сергей немного постоял, потом снова плюхнулся в свое кресло и закурил сигарету. Вскоре за окном появился сверкающий серпик стареющей Луны, и в комнате поползли серые тени. Сергей все так же сидел в кресле, истлевший окурок валялся в луже крови, натекшей из порезанной руки. Кругом царили покой и тишина, и уже ничто не могло их потревожить.