Такая доля:
То встречать, то провожать,
Своих сынов границы защищать...
Александр Розенбаум, "Кубанская песня"

Мы - казаки! Мы без воли не можем!..
Ф.Д.Крюков, "Итальянец Замчалов"

        
         Мы с удовольствием читаем романы из жизни средневековых рыцарей, снова и снова переживая приключения доблестного Айвенго и трёх мушкетёров, и привычно думаем, что "хорошо там, где нас нет". "Изящное стальное оружие и благородное сердце" - это однозначно "у них", а не "у нас", да и там давно уже "турниры отменили". Немногие слышали, что каких-нибудь сто лет назад самое настоящее феодальное рыцарство - с получаемыми за службу поместьями, с кодексом чести, с родовыми гербами, со всеми свойственными этому беспокойному сословию достоинствами и недостатками существовало и у нас в России.

   Такими рыцарями были казаки - потомки степных разбойников, некогда заключивших с молодым московским государством сперва союзный, а затем и вассальный договор. В последующие столетия Правительство уже не Московского Царства, а Российской Империи сделает всё возможное, чтобы цивилизовать казаков, превратив их в регулярное войско - с чёткой организацией, с дисциплиной и профессиональными офицерами, с грамотной администрацией на местах и писаными законами. Со своей стороны казаки так же сделают всё возможное, чтобы сохранить обычаи и традиции, сложившиеся во времена степной вольницы.
         Результатом стало появление общественных отношений, напоминающих прежний феодализм. Подобно европейскому средневековому рыцарю, японскому "буси" (воину) или турецкому "спаху", подобно русскому поместному дворянину, казак приносил присягу, получая земельный надел. Каковой и отслуживал, исполняя свои "двенадцать и восемнадцать" - не денежным или натуральным налогом, не той или иной повинностью, а государевой военной службой.
         Именно этот, чисто средневековый, феодальный принцип - "земля за службу" и отличал казака от "лица невойскового сословия". Однако помимо сходства с европейским феодализмом в жизни казачества имелись и отличия.
        
        
         Глава первая.
         Двенадцать и восемнадцать.
        
         "Призвание казака есть военная служба, - таков основной, издавна установившийся взгляд правительства на казаков, согласно которому и организован весь внутренний быт казаков. Особое устройство управления, особый порядок землевладения, особые учебные заведения - всё это имеет в виду гарантировать исправное выполнение казаками воинской повинности".
         (с) "Столетие Военного Министерства. Воинская повинность Казачьих Войск".
        
         1. Казаком надо стать.
        
         Первое отличие заключалось в том, что богатое средневековое рыцарство могло позволить себе нескольких боевых коней, тяжёлые доспехи, штат обслуживающего персонала. Обширные поместья позволяли сеньорам содержать тяжёлую конницу, делая ставку на силу наносимого удара. В то же время содержание тяжёлой конницы требовало обширных и богатых поместий.
         Поэтому и были велики рыцарские феодальные владения - несколько деревень, сотни крепостных, обязательный укреплённый замок... В походе рыцаря сопровождал обоз, а в нём - два походных коня, один боевой, слуги, конюх, оруженосец, кузница и кожевенная мастерская... Средневековому рыцарю незачем было самому работать на земле - одна его пара рук ничего не добавит к имеющимся в его распоряжении сотням. Рыцари и не работали, готовясь к предстоящим походам или проводя время в пирах и забавах.
         Степные разбойники, какими некогда были казаки, больше всего ценили возможность "оказаться в нужный момент в нужном месте". Содержать тяжёлое вооружение было и незачем, и не на что - подобно наполеоновскому солдату-ворчуну, всё своё небогатое имущество казак мог увезти на себе - вернее, на боевом коне.
         Потому невелики были и казачьи "феодальные поместья". В среднем на Дону казак имел 13,5 десятин земли. На Кубани немного меньше - 9,5 десятин. В Области Терского Войска немного больше - 16,5 десятин. Казаки приграничных - Забайкальского, Амурского и Уссурийского Войск, пользовавшиеся "правом заимки" - разрешением свободно занимать пустующие земли, нередко имели по 50, а то и по 80 десятин. Но в малонаселённом краю, "на задворках Великой Империи" их "феодальные поместья" некому было обрабатывать.
         Для сравнения - крестьянин Московской губернии в среднем располагал 3,0 десятинами, за пользование которыми платил косвенные налоги и "земские сборы", а так же "выкупные платежи" помещику - плату за землю, выделенную при отмене крепостного права. Десятина - старинная мера площади, гектар и ещё девять "соток".
         Труд батраков-"иногородних" дёшев - но даже самый дешёвый труд сказывался на и без того небогатых казачьих доходах. Волей-неволей казаку приходилось самому работать в поле - пахать, сеять, убирать урожай. Как представитель "дважды привилегированного" военно-служилого Сословия, казак искренне презирал "мужика" - для чего, как увидим в дальнейшем, имел некоторые основания. Тем не менее, в свободное от службы время заботы у него были самые, что ни на есть, трудовые, крестьянские.
         Но, будучи не просто крестьянином, а военнослужащим, связанным присягой "феодальным рыцарем", казак знал - не ему, так входящим в возраст сыновьям придётся служить. Поэтому, уже в три года казачонка сажали на коня. В восемь лет - никаких поблажек на малолетство, давали ружьё - настоящее, боевое оружие, и учили стрелять. В десять "ставили руку" - учили рубить настоящей, остро отточенной шашкой льющуюся из кувшина водяную струйку. Упражнение не на силу удара, а на аккуратность и точность - учись, сынок, рубить без брызг. В двенадцать лет, сидя верхом на бревне, казачонок лихо рубил той же шашкой лозу...
         "Учить, пока лоза и сопля зелена" - станичным и хуторским атаманам порой приходилось одёргивать слишком уж ретивых отцов, дедов и дядюшек. Возможно, именно так сложилась знаменитая, воспетая Николаем Васильевичем Гоголем поговорка: "терпи, казак - атаманом будешь". Зато в восемнадцать лет, когда нынешний новобранец только постигает азы военной науки, тем более, в двадцать один год - призывной возраст в Российской Империи, казак - уже полностью обученный и подготовленный воин.
         Рассказывают: хотите - верьте, хотите - нет, что донские казаки владели некими сверхсекретными приёмами рукопашного боя, казачьим каратэ или ушу. Называлась эта система "Донской бой", и её приёмы, свои в каждом роду, бережно и в глубокой тайне передавались от отца к сыну.
         Станичные мальчишки подрастали под бесконечные разговоры взрослых о былых боях и походах. Дважды в год - в октябре и феврале в станицах проходили смотры находящихся "на льготе" казаков "строевого разряда" второй и третьей очередей. В обязательном порядке смотр устраивали для каждого уходящего в поход полка и "ремонтной (маршевой) сотни" - и для каждого полка и сотни, вернувшихся из похода. Так же осенью в станицах проводили состязания для готовящихся выйти в "строевой разряд" "малолеток" - победителем мог оказаться старший брат, младший дядя или иной дальний и ближний родственник.
         Со времён Павла I в Российской Империи установился порядок, согласно которому всякий государственный служащий: чиновник, офицер, рядовой "нижний чин" и даже гимназист, не только на службе, но и дома, в кругу семьи, обязан носить форму. Переодеваться в штатское полагалось, лишь выезжая за границу в качестве частного лица. Разумеется, в поле казак работал в рубахе и "чириках старых, отцовских", а то и вовсе босиком. Зато по воскресным и праздничным дням казак "строевого" и "запасного" разрядов - непременно в форме, при погонах и шашке - холодном оружии, при наградах - если таковые имелись.
         Ушедший на службу рядовым, отец или старший брат мог вернуться домой "кавалером" того или иного российского ордена. Чаще - кавалером ордена святого Георгия, дававшегося исключительно за военные заслуги. Мог вернуться "приказным" - старшим или младшим унтер-офицером, а то и офицером - при погонах с просветом, с двойным земельным паем, с "вольной"... Чин хорунжего (армейского подпоручика) давал личное дворянство, а до 1901 года чин хорунжего и "крестовая кавалерия" (орден святого Георгия) - дворянство потомственное.
         Ну, а возвращался домой казак непременно с "гостинцами" - подарками для всей семьи, в том числе и для казачонка. Подарок нередко предваряла серьёзная трёпка, если в отсутствие отца мальчишка совершал тот или иной проступок, но "хоть сломанную подкову привези" - обделять "гостинцем" не полагалась.
         Если казак участвовал в боевом походе, то помимо "гостинцев" имел право привезти и долю добычи: "что шашкой взято, то свято". Согласно стародавнему обычаю, оружие не считалось военной добычей - за взятые в бою ружья и пушки следовали наградные деньги, чины и ордена, но само оружие поступало в войсковые арсеналы. Зато взятых у неприятеля лошадей, повозки, продовольствие и фураж казаки могли оставить себе на законных основаниях. Если поход бы успешен, а казаки не "праздновали труса", начальство закрывало глаза, когда в повозках оказывалось что-то помимо продовольствия и фуража. Для иной небогатой казачьей семьи добыча была единственным способом поправить дела - арендовать землю из станичного или войскового резерва, нанять батраков... Не забудем, что в 1945 году возвращающийся из Германии советский солдат так же получил право провезти вещмешок или чемодан с трофеями.
         И так - десятилетие за десятилетием, поколение за поколением. Подрастающие в станицах мальчишки с презрением поглядывали не только на "невойсковых" сверстников, но и на богачей-купцов, и даже на представителей столичной аристократии, заезжавших в Земли того или иного Войска, с нетерпением дожидаясь момента, когда из "выростков" - подростков тринадцати-шестнадцати лет сами станут готовящимися выйти в "приготовительный разряд" "малолетками" - юношами-казаками.
         В семнадцать лет казак держал первый экзамен на "годность к строевой": верховая езда с элементами джигитовки, рубка лозы шашкой, стрельба из винтовки - стоя, лёжа, с колена и с коня - в том числе и на скаку, владение пикой. Провалить экзамен было позором - провалившийся вычёркивался из Сословия, становясь не казаком, а всего лишь "войсковым гражданином". И катастрофой - в отличие от "действительного" или "служилого" казака, "войсковому гражданину" не полагалось собственной земли, так что проваливший экзамен оставался без средств к существованию. Тем не менее, несмотря на серьёзную допризывную подготовку, примерно восьмая часть "малолеток" браковалась.
         Зато выдержавшего экзамен торжественно, в присутствии станичного атамана, "подписных стариков" и родителей приводили к присяге, вписывали в ряды Сословия и выделяли "улёж" - земельный пай, положенное по закону и статусу "феодальное поместье". До совершеннолетия, наступавшего позже, чем в остальной России, этим паем распоряжался старший в семье - отец, вдова-мама, отслуживший в "первоочередном" полку старший брат или старший дядя. Либо крёстный - у казаков роль крёстного отца была не менее важной, чем в итальянской или сицилийской мафиях. Воспитанием и обучением казачонка-сироты нередко занимался не кровный родственник, а крёстный.
         С этим молодого казака и отпускали домой - поднимать выделенную землю и зарабатывать деньги. Деньги, как мы сейчас увидим, ему скоро понадобятся. Лишь месяц в году, осенью после уборки урожая, подобно немецкому Landwehrmann'у, американскому "милиционеру" или французскому национальному гвардейцу, в родной станице, под присмотром уже не стариков и родственников, а офицеров, казак вполне серьёзно проходил "курс молодого бойца".
         В двадцать лет казак держал второй, ещё более строгий экзамен на "годность к строевой". Выдержавших экзамен официально зачисляли на службу - и снова отпускали домой. Первый год службы казак числился в "приготовительном разряде", неся "внутреннюю" (гарнизонную, караульную и "сиденочную" (посыльную)) службу в родной станице.
         В прежние времена таким образом казаки обеспечивали безопасность родных станиц - отцы и старшие братья уходили в поход, а молодое пополнение - "малолетки" и старики-"отставники" в составе "третчины" несли службу в тылу. В начале ХХ века необходимости в подобной практике давно уже не было - границы Российской Империи отодвинулись далеко на юг, на восток и на запад, и можно было не опасаться внезапного нападения горцев или набега крымских татар
         Но традиция, как мы видим, сохранялась. А на пять недель в году, в промежутке между посевной и уборкой, молодого казака призывали на военные сборы. В лагеря или, как тогда говорили, "в лагери" - учиться действовать в составе "линейной" воинской части.
        
         Казачья присяга:
         "Вступая в ряды Казачьего Войска, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом перед Святым Его Евангелием в том, что хочу и должен, верно и нелицемерно служить государству Российскому и Казачеству. Не щадя живота своего, до последней капли крови, и всё к укреплению и процветанию Отечества нашего, по крайнему разумению, силе и возможности исполнять. Государство Российское от его врагов, телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путём, в баталиях, партиях, осадах, штурмах и в прочих воинских случаях храбро защищать. Во всём стараться содействовать, что к верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может.
         Всякую вверенную тайну крепко хранить буду, а предпоставленным надо мною начальникам во всём, что к пользе и службе государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и всё по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства и дружбы и вражды против службы и присяги не поступать. От команды и знамени, где принадлежу, хотя в поле, обозе или гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду, как послушному, храброму и расторопному казаку надлежит.
         В чём да поможет мне Господь Бог Всемогущий.
         В заключение сей клятвы, целую слова Присяги и Крест Спасителя моего.
         АМИНЬ!"
        
        
         2. На службе Его Высочества.
        
         В двадцать один год молодой казак переводился из "приготовительного" в "строевой разряд" и, как призывник первой очереди, призывался на действительную военную службу. До 1911 года в этом же возрасте - в двадцать один год призывались на военную службу и прочие подданные Российской Империи.
         "Указ о вольности дворянской" утратил силу в ходе реформ Александра II - с 1874 года служить в армии были обязаны все: и сын князя, и сын извозчика. Армия была многонациональной и многоконфессиональной - в одном строю с православным мог оказаться старообрядец, католик, протестант, мусульманин, буддист-ламаит, язычник-шаманист и даже "лицо иудейского вероисповедания". Тем не менее, исключая особые случаи - Татарского полка в составе Сибирского казачьего Войска, "Дикой Дивизии" Великого Князя Михаила Александровича и финских стрелковых батальонов, полки комплектовались так, чтобы две трети личного состава ("нижних чинов") составляли православные.
         В то же время служить можно было по-разному.
         Согласно "Уставу о всеобщей воинской повинности" 1874 года подданный Российской Империи числился военнообязанным пятнадцать лет - шесть лет на действительной военной службе (в 1888 году срок сократили до пяти лет) и девять лет в запасе. Призыв происходил раз в год, 15 ноября - традиция, идущая со времён Петра I, когда рекрутские наборы проводились осенью, по окончании полевых работ. Не призывался старший сын, не призывался единственный сын у матери, не призывался тот, чей старший брат служит или уже отслужил.
         Не подлежали призыву учителя, врачи и священнослужители всех конфессий. Не призывались осёдлые, кочевые и бродячие "инородцы" - двенадцать военных округов Российской Империи делились на две категории участков комплектования. Чины городской и окружной полиции имели бронь даже во время Первой Мировой Войны. Таким образом, под ружьё ставилась лишь пятая часть годного к службе населения - но даже в этом случае призывников оказывалось так много, что приходилось бросать жребий.
         Допускался выкуп и заместительство - не желающий служить мог на законном основании уклониться от призыва, найдя на своё место добровольца. По свидетельству современников, долго искать не приходилось - в армии сытно кормили (многим парням из крестьянских семей было непривычно каждый день есть мясо), учили грамоте и ремеслу. Отслуживший мог без особого труда выйти в мещанское сословие, записаться в цех или гильдию. Или, чем чёрт не шутит, выслужить чин и дворянство. Не подлежащие призыву первые, третьи и четвёртые сыновья охотно шли в заместители: помимо прочего, от "уклониста" - исключённого из гимназии дворянского или купеческого сынка им полагалась денежная выплата. Таких заместителей, называемых "охотниками", ни в коем случае не следует путать с "вольноопределяющимися".
         После поражения в Русско-Японской Войне в Правительстве серьёзно занялись реформированием армии. С 1906 года срок действительной военной службы сократили до трёх лет, увеличив срок пребывания в запасе до пятнадцати - первые семь лет в качестве ратника первого разряда, подлежащего немедленному призыву в случае объявления войны, и восемь лет в качестве ратника второго разряда. Старшие и единственные сыновья по-прежнему не призывались.
         Имея за плечами гимназию с полным курсом или университетский диплом (до окончания курса призывнику полагалась отсрочка), можно было служить всего два года в качестве "вольноопределяющегося". Если обычных призывников распределяла специальная комиссия, то "вольноопределяющийся" (откуда и название) сам выбирал род войск, место будущей службы и даже полк, в котором хотел бы служить. Молодые аристократы предпочитали служить в "своих" гвардейских полках - где прежде служили их отцы и деды.
         "Вольноопределяющиеся" так же выходили на учения, совершали такие же марш-броски с полной выкладкой, зябли под тем же снегом, мокли под тем же дождём. Но, в отличие от призывников, жить им разрешалось дома или на съёмной квартире - при условии, что они самостоятельно будут оплачивать питание и все расходы по службе, и не станут опаздывать на утреннее построение. Если "вольноопределяющийся" ставился на жалование и довольствие, жить ему полагалось в казарме с солдатами. "Вольноопределяющегося" нельзя было нарядить на хозяйственные работы - мыть пол в казарме или офицерском собрании, подметать плац, кашеварить, стирать или рубить дрова. Столовались они в офицерской столовой вместе с господами офицерами.
         Последнее делалось не из спеси, а чтобы познакомить господ офицеров с возможными будущими сослуживцами. Отслужив год, "вольноопределяющийся" мог на законных основаниях совершить "дембельский аккорд", выдержав экзамен на первый офицерский чин - прапорщика. Экзамен сопровождался серьёзным конкурсом - если в гражданской службе главенствовал принцип: "чин через орден", то в военной строго соблюдалось правило: "без вакансии нет производства". Офицеров без вакансий, "зауряд-офицеров" или "офицеров по роду оружия" в Русской Армии практически не было.
         Получив на погон вожделенный просвет со звёздочкой, новопроизведённый прапорщик должен был задуматься о дальнейшей судьбе - уволиться в запас на полгода раньше не столь удачливых сослуживцев или, выбрав карьеру профессионального военного, через те же полгода держать экзамен на следующий, уже настоящий офицерский чин - подпоручика.
         Из "вольноопределяющихся" в генерал-лейтенанты выслужился "чёрный барон" Пётр Николаевич Врангель (27.08.1878 - 25.04.1928). Сын богатого олигарха, золото- и нефтепромышленника окончил престижный Горный Институт (отец, Николай Егорович, захотел иметь в семье "своего" специалиста), проходил службу по окончании курса, выдержал экзамены на чин прапорщика и на чин подпоручика, вышел в отставку, устроившись чиновником для особых поручений при иркутском генерал-губернаторе... Но тут началась Русско-Японская война...
        
        
         * * *
        
         Зато казак - коль скоро он причислен к Сословию и получил земельный пай, обязан служить. Ни много, ни мало - двенадцать лет, всё это время числясь в особом, "строевом" разряде. Первые четыре года казак служил в "первоочередном" полку, развёрнутом в том или ином приграничном военном округе. Призыв так же происходил раз в год - но не осенью, а ранней весной, до начала полевых работ. Первого мая (такая ирония ситуации) "ремонтные" (маршевые) сотни прибывали в полки.
         Как подобает феодальному рыцарю, казак был обязан явиться на станичный сборный пункт "со всей справой": на собственном коне, в пошитой на личные средства форме, (двумя комплектами повседневной формы и одним комплектом парадной, плюс гимнастическая рубаха), с холодным оружием - шашкой и пикой, с трёхдневным запасом продовольствия для себя и овса для коня. Лишь хранившееся в окружном цейхгаузе огнестрельное оружие - укороченный кавалерийский карабин с восемью обоймами казаку выдавали непосредственно на окружном или "отдельском" сборном пункте. За порчу или "промотание" "амуничных вещей" - в том числе и приобретённых на собственные средства казак подвергался наказанию по суду, как за порчу казённого имущества.
         Тип казачьей шашки никак не регламентировался, а потому шашка нередко бывала фамильной, передававшейся не от отца к сыну - отец тоже мог служить или находиться "на льготе", а от деда к внуку. Кубанским и терским казакам, носившим не гимнастёрку, а черкеску, пика не полагалась - но, помимо шашки, им следовало иметь длинный горский кинжал:
        
         "В виду сохранения в населении Кавказских войск значительного количества годного к употреблению оружия прежних образцов, 24 апреля 1901 года последовало ВЫСОЧАЙШЕЕ повеление не неволить казаков Кубанского и Терского казачьих войск иметь оружие казённого образца, и разрешить им выходить на службу с доставшимися от отцов и дедов шашками и кинжалами, лишь бы оружие это было годным в боевом отношении".
         (с) "Столетие Военного Министерства. Главное управление казачьих войск".
        
         То же правило действовало в отношении господ офицеров - каждый сам шил себе форму установленного образца и приобретал оружие. Закон не запрещал разночинцу и даже рядовому из крестьян выслуживать офицерские погоны. В то же время жалование обер-офицеров было невелико, тогда как военная форма стоила очень дорого - и значительными были текущие и представительские расходы по службе.
         И в отношении "вольноопределяющихся" - в полк им надлежало явиться в пошитой на личные средства форме, а для службы в кавалерии приобрести коня и холодное оружие. В армейских полках "вольноопределяющемуся" предлагался выбор - жить за свой счёт на частной квартире или на довольствии в казарме с солдатами. В гвардии, куда разночинцу не имело смысла соваться, "привилегированный" год, а то и два содержал себя сам, оплачивая питание и все расходы по службе из собственного кармана.
         Призванный в армию подданный Российской Империи или гражданин Советского Союза попадал в незнакомую среду, где всё отличалось от привычного "на гражданке". Вне зависимости от того, имела ли место в воинской части "дедовщина", унтер-офицеры Российской Империи и старослужащие в Советском Союзе имели нехорошую привычку пугать молодых - не со зла, а просто чтобы молодые "себя не забывали", да и служба им мёдом не казалась:
        
         "В моем полку большинство кандидатов в офицеры были выходцами из состоятельных московских семей, получивших университетское образование, но это не слишком облегчало их жизнь в армии. Часто можно было услышать, как унтер-офицеры покрикивали на них:
         - У вас два диплома, а вы толком не умеете сидеть в седле! Направо, налево, быстрее! Тут вам не университет, здесь головой надо думать...".
         (с) Владимир Литтауэр, "Русские гусары, мемуары офицера императорской кавалерии".
        
         Молодой казак поступал на службу непременно в "свой" полк, приписанный к округу и станице. Вспомним "Тихий Дон": к станице Вёшенской, откуда происходил Григорий Мелехов, приписаны два "первоочередных" полка - 11-й Донской и 12-й Донской, и один гвардейский - Лейб-гвардии Атаманский. Старики и станичный атаман знают обстановку "в своём" полку, знают - нередко лично, штаб-офицеров и полкового командира. В одном строю с казаком оказываются другие казаки его станицы, вчерашние товарищи по играм и учёбе, а унтер-офицерами - друзья и "односумы" (сослуживцы) отца. Никакой "дедовщины" в казачьих полках нет и в помине, а о существующей среди казаков спайке и чувстве товарищества "чины" армейских полков могут только мечтать:
        
         "Казак во фронте чувствовал стремя товарища, плетень которого граничил с его двором в станице".
         (с) А.А.Ржевусский, "Терцы".
        
         Впрочем, упомянутая "спайка", помимо очевидных положительных, имела и отрицательные стороны. Молодых казаков, давно уже не мальчиков, а взрослых парней с усами, теребят мелочными придирками как старики в станице, так и старшие товарищи в полку. Вечный конфликт "отцов и детей" касался их в полной мере, жестоко аукнувшись после февраля 1917 года.
        
        
         * * *
        
         К 1904 году - началу Русско-Японской войны Русская Армия насчитывала 1 100 000 человек личного состава: 41 709 господ офицеров и генералов, 9 931 военного чиновника, включая врачей, и 1 066 894 "нижних чина". В запасе, подлежа мобилизации, находилось 2 400 000 человек, и 684 000 числились в ополчении.
         В пехоте служило 772 247 человек (тогдашняя статистика подсчитывала с точностью до человека, фунта, версты, рубля и так далее). В составе армии 208 полков: 180 пехотных полков четырёхбатальонного состава, 28 стрелковых, в составе которых только два батальона, 16 гренадёрских и 12 гвардейских. В числе последних, в составе 1-ой гвардейской пехотной дивизии два полка, сформированных ещё Петром I - Лейб-гвардии Преображенский и Лейб-гвардии Семёновский, называвшиеся "Петровской бригадой", и Лейб-гвардии Измайловский полк, сформированный по приказу Анны Иоанновны.
         В кавалерии служило 82 658 человек. В составе армии 20 драгунских полков, 17 уланских (подобно казакам, вооружённых пиками), 18 гусарских и 11 гвардейских. В числе последних - Лейб-гвардии Конногвардейский полк, сформированный всё той же Анной Иоанновной, и два казачьих - Лейб-гвардии Атаманский, (считавшийся лучшим казачьим полком Российской Империи) и Лейб-гвардии Казачий. Третий гвардейский казачий полк - Лейб-гвардии Сводно-казачий будет сформирован по приказу Николая II лишь в мае 1906 года. Казачество выставляло 47 полков "первой очереди" - из них 17 "первоочередных" полков выставляла Область Войска Донского.
         В артиллерии служило 154 925 человек. В составе армии 564 батареи: 438 полевых и горных, имеющих в составе по восемь орудий, 56 конных, имеющих в составе по шесть орудий, 1 конно-горная, 14 резервных и 46 запасных. На вооружении 5 900 орудий, в том числе 1 080 скорострельных пушек образца 1900 года и 1 500 пушек образца 1902 года. В обозе тысяча выстрелов на тяжёлое орудие и полторы тысячи выстрелов на лёгкое.
         Пулемёты (считавшиеся не стрелковым оружием, а видом вспомогательной артиллерии) оставались технической новинкой - первые пулемётные роты сформируют только в 1901 году. В 1904 году - к началу Русско-Японской войны в Русской Армии было пять пулёмётных рот, по восемь пулемётов "Максим" в каждой. Каждая пулемётная рота прикомандировывалась к отдельной дивизии - в числе прочих пулёмётная рота имелась в составе Третьей Восточно-Сибирской стрелковой бригаде, расквартированной в Порт-Артуре. К началу Первой Мировой Войны в полевых частях Русской Армии будет свыше пяти тысяч пулемётов. В состав каждого батальона будет включён отдельный пулемётный взвод - в стрелковом полку будет два пулемётных взвода, в пехотном полку - четыре.
         В Российской Империи существовало двенадцать военных округов, территории которых делились на две категории участков комплектования - Санкт-Петербургский, Московский, Виленский, Варшавский, Одесский, Казанский, Кавказский, Туркестанский, Омский, Иркутский и Приамурский военные округа. И две "военные области" - Квантунская военная область и (!) имеющая права военного округа Область Войска Донского.
         Бюджет Военного министерства в 1903 году составил 329,9 миллионов рублей.
        
        
         3. Всегда готов.
        
         Отслужив четыре года, продолжавший числиться в "строевом разряде" казак переводился в полк "второй очереди". В мирное время полки "второй" и "третьей" очередей были "кадрированы" - в строю находился командир, одиннадцать офицеров - в том числе шесть командовавших сотнями есаулов, двадцать шесть рядовых, "действительных" или "служилых" казака, охранявших полковой оружейный склад, и полковой писарь. Получив новое назначение, представившись командиру полка и сотни, записавшись у писаря, казак с чувством исполненного долга возвращался домой - увольнялся в запас или, как говорили в те времена, "выходил на льготу".
         Теперь, чтобы стать полноправным членом Сословия, следовало сделать последний шаг - жениться. Дело, заметим, сугубо добровольное. Но, не будучи женатым, казак не мог отделиться от отца, матери и опекуна и завести своё хозяйство. Не имевший собственного хозяйства оказывался в Сословии и собственной станице "лишенцем", подобно другому "лишенцу" - советскому, лишённым избирательного права.
         Таким образом, в отличие от дворянства, национальности или гражданства той или иной страны, статус казака нельзя было получить просто так, за красивые глаза, по праву рождения. Чтобы стать полноправным членом Сословия, следовало пройти военное обучение, выдержать экзамен "на годность к строевой", принести присягу, получить земельный надел, отслужить четыре года в полку "первой очереди", жениться и, отделившись от отца, завести своё хозяйство:
        
         "Какая же кума, коль у кума не была, какой же казак, если пороху не нюхал".
         (с) казачья пословица.
        
         Зато выполнивший все эти условия "служилый" или "действительный" казак в двадцать пять лет - на четыре года позже, чем прочие подданные Российской Империи наконец-то признавался совершеннолетним. С этого момента он мог самостоятельно распоряжаться своим земельным паем - работать на земле самому, нанять батраков-"квартирантов", сдать участок в аренду "осёдлым иногородним" или справным хозяевам, соседям-казакам.
         Мог принимать участие в работе казачьего "парламента" - хуторского и станичного сбора, выдвигать и избирать хуторского и станичного атамана, станичных судей и членов станичного правления. Правда, он был ещё слишком молод, чтобы самому выдвинуться на ту или иную выборную должность. Чтобы претендовать на атаманскую "насеку" или судейский знак, следовало перейти из "строевого" в "запасный" или "отставной" разряд. Наконец, он получал право курить и сидеть в присутствии старших, не спрашивая разрешения, и приветствовать встречных на улице, как равный равных: "здорово, казаки!".
         Обращение "казак" или "мужчина" было обычным и вполне приемлемым. Зато за слова "солдат" или "мужик" можно было запросто схлопотать нагайкой по физиономии. Так что, когда Александр Розенбаум поёт в своей "Кубанской песне":
        
         За плетнями-тынами
         Дядьки чарки сдвинули,
         Ждут батьки родимые,
         В дом солдат...
        
         Не верьте - в действительности казаки чётко видели разницу между собой и представителями "податных" сословий, а потому никогда и ни при каких обстоятельствах не называли себя "солдатами". Армейских офицеров, в том числе и дворян, которых иногда сажали им в начальники, они полупрезрительно называли "солдатскими" офицерами. Такой же ошибкой будет назвать казака "русским", поскольку "русскими" казаки называли "лиц невойскового сословия" - то есть, не казаков.
         Но даже на "льготе" казак "строевого разряда" оставался военнослужащим, связанным присягой "феодальным рыцарем", готовым в любую минуту встать в строй. Он не имел права покидать станицу на срок больший, чем три месяца - и только при наличии подписанного станичным атаманом "отпускного свидетельства", в котором указывалась цель поездки и дата возвращения.
         По этой же причине казаку "строевого разряда" запрещалось частное предпринимательство - дело, требующее постоянного присутствия и, в то же время, частых разъездов, визитов в суд и в банк. Завести лавку, мастерскую, а то и фабрику, взять купеческое или промысловое свидетельство можно было, лишь перейдя из "строевого" в "запасный" или "отставной" разряд. В этом случае казак даже получал привилегию - в пределах Области своего Войска представители Сословия обладали правом беспошлинной торговли.
         Не одобрялась, хотя и не запрещалась прямо работа по найму - работником на мельнице, конюхом, извозчиком, частным охранником. Представителю "дважды привилегированного", военно-служилого Сословия, военнослужащему, "феодальному рыцарю" следовало работать на себя, а не на чужого дядю. Тем не менее, казаки в массе - народ небогатый, поэтому такого рода ситуации случались гораздо чаще, чем сами казаки были готовы признать.
         Ну, а по-настоящему достойной казака была работа на собственной земле. Дело не самое простое. В "нечернозёмной полосе" пахали сохой - одной лошадёнки было достаточно, чтобы поднять тощие подзолистые земли. На чернозёмном юге, в том числе на Дону и Кубани пахали тяжёлыми плугами, в которые запрягали не лошадей, а быков, и не по одному, а парой, а иногда и четвёркой - поднять иначе тяжёлый чернозём было невозможно.
         Но, даже занимаясь обычной крестьянской работой, казак "строевого разряда" оставался военнослужащим, связанным присягой "феодальным рыцарем", готовым в любую минуту встать в строй. Он был обязан держать на конюшне строевого коня, а в хате, в пределах досягаемости хранить оружие и военную форму. Раз в году, между посевной и уборкой "второочередник" призывался в "лагери", на пятинедельные военные сборы. Каждую весну и осень принимал обязательное участие в смотре. А остальное время ждал - не проскачет ли мимо взмыленный "выросток" или "малолетка" с факелом или красным флагом в руках.
         Так в прежние времена в станицах объявлялся "сполох" - сигнал общей тревоги и общего сбора:
        
         "Если в городке узнавали о приближении неприятеля, то вестовой скакал с хоругвиею в поле, и извещал этим работавших об опасности. Не говоря никому ни слова, он проносился только по полю, и с такой же быстротой возвращался обратно в городок. Граждане понимали тут, в чём дело, и спешили принять меры к своему спасению".
         (с) "Столетие Военного Министерства. Главное Управление казачьих Войск".
        
         Именно от казачьего "сполоха" произошли хорошо известные слова: "переполох", "переполошиться", "всполошиться". Поскольку объявлялся "сполох" всегда в самый неподходящий момент, в разгар сельскохозяйственных работ, в станицах поднимался самый настоящий "переполох".
         Что никак не сказывалось на результате. Ровно через трое суток после объявления "сполоха" словно из ниоткуда возникала готовая к бою воинская часть - полностью укомплектованная, с командиром и знаменем, с господами офицерами, с "нижними чинами" и лошадьми, со стрелковым оружием, пулемётами и артиллерией, с запасом продовольствия и боеприпасов, готовая в любой момент пойти в бой. Сложность, с которой могло столкнуться царское Правительство - переброска вновь развёрнутых "второочередных" полков на фронт. Что, опять же, было предусмотрено - через Область Кубанского Войска проходило две, а через Область Войска Донского - целых шесть железнодорожных линий.
         Современники сравнивали казачество с образцовой германской армией, способной отмобилизоваться за семнадцать суток. (Для сравнения - в остальной Российской Империи мобилизация занимала сорок суток). В наши дни ближайшим аналогом окажется, как ни странно, не менее образцовый "Цахал" - Армия Обороны Израиля. С той, понятно, разницей, что израильская армия находится на государственном, а не на феодально-земельном обеспечении. Ирония ситуации в том, что в Российской Империи не евреям, но "лицам иудейского вероисповедания" запрещался въезд и пребывание в Землях любого казачьего Войска.
         Спустя четыре года, в двадцать девять лет, продолжая числиться в "строевом разряде", казак переводился полк "третьей очереди". Правила службы в "третьеочередном" полку не отличались от правил службы во "второочередном" - разве что были менее строги. "Третьеочередник" уже не был обязан постоянно держать на конюшне строевого коня - но был обязан приобрести его по первому требованию, для чего ему выплачивалось специальное пособие. На военные сборы он призывался всего один раз - на три недели, на третьем году пребывания в новом статусе. До начала Первой Мировой "третьеочередные" полки развёртывали крайне редко.
         Ещё через четыре года казак на пять лет переводился из "строевого" в "запасный разряд". Самый неприятный момент для взрослого мужчины, как правило, успевшего обзавестись собственным справным хозяйством и стать отцом многочисленного семейства. В бою любое войско - даже столь хорошо подготовленное и обученное, как казачье, неизбежно несёт потери. Подобно древним римлянам, не любившим дробить легионы, царское Правительство не хотело дробить подготовленные, слаженные и обученные казачьи полки "второй" и "третьей" очередей. Пополнить неизбежные боевые потери должны были "ремонтные сотни", составленные из казаков "запасного разряда". В первую очередь призывались самые молодые "запасники", и лишь затем - люди постарше.
         В тридцать восемь лет казак переводился из "запасного" в "отставной разряд". С этого момента он считался полностью отдавшим долг Родине и Его Императорскому Высочеству. Тут бы ему вздохнуть спокойно, занявшись хозяйством, но... Как правило, именно в это время начинали входить в возраст его собственные сыновья.
         Таковы казачьи "двенадцать и восемнадцать" - восемнадцать лет обязательной военной службы, из которых двенадцать лет, три срока по четыре года - в строевом разряде. Исключение составляли казаки Уральского Войска, начинавшие службу на два года позже прочих - в девятнадцать лет, и заканчивавшие её на четыре года позже - в сорок два. Русское дворянство стало свободным согласно указу Петра III "О вольности дворянской" от 17 февраля 1762 года (по старому стилю). Ровно через сто лет и два дня, согласно знаменитому "Манифесту от 19 февраля" (опять же, по старому стилю) получил свободу русский крестьянин. Изначально свободное, казачество встретило ХХ век крепостным - приписанным к Земле и Войску.
         Нередко в литературе называют другие сроки службы - двадцать лет для всего российского казачества, и двадцать два года для уральского. В самом конце XIX века дела обстояли именно так - но в 1901 году Николай II сократил казакам сроки службы, на два года убавив и без того ставшую бессмысленной "внутреннюю" "сиденочную" службу в "приготовительном" разряде.
         В 1903 году Его Императорское Величество распорядился выдавать выходящим на службу молодым казакам, а так же мобилизуемым казакам "третьей очереди" разовое пособие - по 100 рублей кавалеристам, на приобретение боевого коня, и по 50 рублей "пластунам" - на приобретение "справы". Сумма по тогдашним меркам немаленькая, но и этих денег не хватало - на полное снаряжение следовало истратить 200 - 300 рублей. Бедным, но достойным казакам ("сыновьям хорошей жизни") скидывалась на "справу" станица или хутор, соседи или отцовские "односумы" (сослуживцы). Если казак был беден и не уважаем соседями, дорога ему была в "пластуны" - казачью пехоту.
         Боевая подготовка казаков-пластунов не уступала, а в чём-то превосходила кавалерийскую, а служба в пластунских частях была тяжелее, чем в казачьих. Не всякий сможет, в непосредственной близости от неприятеля, долгие часы лежать в камышах, кустарнике и траве, в снегу, в ледяной воде, не выдавая своего присутствия, не обращая внимания на холод или тучи надоедливой мошкары, чтобы "взять языка" - да не абы какого, а нужного, посреди неприятельского лагеря, не поднимая шума.
         Не случайно во время Первой Мировой Войны офицеру-пластуну следующий чин присваивали после четырёх месяцев пребывания на фронте, тогда как офицеру-казаку - только после шести. Оба знаменитых выражения времён Великой Отечественной Войны: "ползти по-пластунски" ("мы пол-Европы по-пластунски пропахали") и "взять языка" ("действуйте, лейтенант и без "языка" не возвращайтесь") имеют казачье происхождение. Тем не менее, для казака - представителя второго привилегированного, военно-служилого Сословия, "феодального рыцаря", было делом чести служить и воевать верхом, на собственном коне.
        
        
         * * *
        
         Двести пятьдесят рублей на "справу" - много это или мало?
         В конце XIX - начале ХХ века в Российской Империи имели хождение бумажные "кредитные" билеты номиналом пятьсот рублей (с портретом Петра Великого, на тогдашнем арго - "пётр"), сто рублей (с портретом Екатерины II, на тогдашнем арго - "катеринка", "катя", "катенька"), пятьдесят, двадцать пять, десять, пять, три рубля и один рубль, на общую сумму 1 633 000 000 (один миллиард шестьсот тридцать три миллиона) рублей. Как мы уже знаем, количество кредитных билетов в обращении подсчитывалось с точностью до рубля. Сделать это было не так уж трудно - каждый кредитный билет заверялся подписями директора Государственного Банка и главного кассира, сделанными от руки - пером (не гусиным, а металлическим) и чернилами. Фальшивые кредитные билеты отличали от настоящих тем, что на фальшивых подписи были или гравированы, или неправильны.
         С 29 августа 1897 года кредитные билеты свободно и в любом количестве разменивались в банках на золото - "империал" весом 11,6135 грамм и номиналом в десять рублей, и весивший в два раза меньше "полуимпериал" номиналом в пять рублей. Чеканились эти монеты из металла 900 пробы - то есть, на девять частей драгоценного металла приходилась одна часть примесей, главным образом меди. Стоили они в полтора раза дороже проставленного номинала - за "империал" в десять рублей давали пятнадцать бумажных, за "полуимпериал" в пять рублей давали семь рублей 50 копеек.
         Связано это с тем, что желая обеспечить золотом все имевшие хождение "кредитные билеты", тогдашний министр финансов Сергей Юльевич Витте (29.07.1846 - 23.03.1915) на треть понизил их стоимость. Жалование военнослужащим и чиновникам (а чины тогда имели все, включая университетских профессоров и преподавателей гимназий) так же подняли на треть. Первое время из-за несовпадения номинального и фактического курса золотой монеты неграмотные крестьяне и рабочие-пролетарии нередко попадали в неприятности.
         Помимо золотых "империалов", в Российской Империи имели хождение серебряные рубли (так же из металла 900 пробы), серебряные монеты в 50 (полтина) и 25 копеек, а так же медные "гривенники" (монеты в 10 копеек), медные пятачки и копейки.
         Согласно закону, российский рубль содержал 0,774234 грамма чистого (лишённого примесей) драгоценного металла. Для сравнения - британский фунт стерлингов содержал 7,322382 грамма чистого золота и стоил примерно десять рублей (девять рублей 46 копеек). Американский доллар содержал 1,50463 грамма чистого золота - то есть за доллар давали два рубля (один рубль 94 копейки). Французский франк содержал 0,290323 чистого золота - за рубль давали два франка 67 сантимов. Германская марка содержала 0,358423 драгоценного металла - за рубль давали две марки и 16 пфеннигов.
        
        
         4. Своя земля.
        
         Но казачья военная служба - это не только тяготы и лишения. Не забудем, что в свободное от службы время казак - крестьянин-землепашец с самыми обычными, крестьянскими заботами. Как и обычный крестьянин, надежду на лучшее будущее он связывал с собственной землёй. В то же время земля выделялась казаку не просто так, а на условии службы. В результате такие понятия, как "земля" и "служба", "достойная жизнь" и "служба" становились для казаков взаимосвязаны.
         Иногда в литературе казачьи Войска называют "республиками". Это неверно, поскольку казачье Войско - это не "республика", не "государство", не "царство" и не "княжество", даже не "частная военная корпорация". Казачье Войско - это именно "войско", то есть "поселённая" или "слободская" (посаженная на землю) воинская часть. Разница между обычной и посаженной на землю воинской частью заключается в том, что вместо требуемых на содержание денежных сумм, поставок оружия, боеприпасов, форменной одежды и продовольствия воинской части выделяется некая территория, с которой она и кормится за счёт местных ресурсов - "с травы и воды", самостоятельно обеспечивая себя всем необходимым:
        
         "Вассал получал от сюзерена бенефиций или феод за службу. Если найдётся грамота Ивана IV на владение казаками рекой Доном, то и эту параллель можно будет провести...".
         (с) С.Г.Сватиков, "Россия и Дон, 1549 - 1917".
        
         И так, казачье Войско получало, не в собственность, а в "феодальное держание" на условиях службы некую территорию. Упомянутая территория делилась на округа (на Дону) и отделы (на Кубани и во всех прочих казачьих Войсках). На землях округов и отделов располагались станицы. Каждая станица получала, уже от Войска, так же не в собственность, а в бессрочное "феодальное держание" на условиях службы земельный надел - юрт:
        
         "Земли, отведённые станицам, состоят в общинном владении каждой станицы. Ни какая часть земли и никакое угодье, в черте станичного юрта находящаяся, не может выходить из владения станичного общества в чью-то частную собственность".
         (с) "Положение об общественном управлении в Казачьих Войсках", от 23 апреля 1870 года (по старому стилю).
        
         "Земля, отмежёванная в составление станичных юртов, со всеми угодьями и водами, признавалась неприкосновенною собственностью общества казаков каждой станицы: никакая часть этой земли и никакое угодье, в черте станичного юрта заключающееся, не должно выходить из владения станичного общества в чью либо собственность. Следуя издавна заведённому обычаю, всеми отведёнными станице землями и угодьями станичные жители должны были владеть и пользоваться общественно".
         (с) "Столетие Военного Министерства. Главное управление Казачьих Войск".
        
         Это означало, что стеснённая в средствах станица не имела права продать часть земли. А располагающая средствами не могла прикупить землю, скажем у продающего "владельца"-соседа - хотя это могло сделать Войско с разрешения Правительства. Кубанское Войско даже получало от Правительства пособие на выкуп продающихся "владельческих" земель. Если на юртовых землях обнаруживались полезные ископаемые - в Области Войска Донского таковым оказывался каменный уголь, в Области Кубанского Войска - нефть, а в Области Оренбургского Войска - золото, участок отчуждался в пользу Войска, а станице прирезался новый участок. До 1869 года то же правило действовало в и отношении офицерских участков, как срочных, так и выкупленных. Уже станица наделяла землёй рядовых казаков.
         Предполагалось, что станицы будут в равной степени обеспечены землёй, а потому смогут выставлять одинаковые воинские контингенты. Округ или отдел казачьего Войска с населением в 2 500 казачьих семей выставит "первоочередной" полк, станица - сотню, а хутор - входящий в состав сотни взвод. В действительности это правило никогда не соблюдалось: иная станица могла располагать 15 000 - 20 000 десятин, тогда как соседняя 120 000 - 200 000 десятин.
         В Области Донского Войска станица Глазуновская, родина писателя, публициста, общественного и политического деятеля Фёдора Дмитриевича Крюкова (14.02.1870 - пропал без вести в феврале 1920 на Кубани, во время отступления Белых Армий) занимала 50 268 десятин, на которых проживало 8 255 "войсковых граждан" - казаков "строевого разряда", их жён, детей, стариков и подростков, и 323 "иногородних". Входившая в Донецкий округ знаменитая Вёшенская, родина Войскового Атамана Петра Краснова и "неписателя" Михаила Шолохова занимала 178 168 десятин, на которых проживало 27 348 "войсковых граждан" и 3113 "иногородних".
         В то же время тогдашние правила разрешали казакам, с одобрения сбора и атамана переходить из стеснённой в земельном отношении станицы в более свободную. Если соседи отказывались принять "малоземельных", можно было подать прошение в Войсковую Канцелярию - станичному юрту прирезался участок из земель "войскового резерва", либо на землях "войскового резерва" основывалась новая станица. Так с 1874 по 1886 годы на Дону было основано шесть новых станиц: Милютинская, Ермаковская, Великокняжеская, Чертковская, Атаманская и Краснокутская, с выделением 480 000 десятин.
         Таким образом, несмотря на то, что площади станичных юртов различались в разы, размер земельного пая в том или ином округе или отделе был примерно одинаков. На Дону, в упоминавшейся Глазуновской станице казачий земельный пай составлял 12,6 десятины, в Вёшенской - 13,2 десятины. В Области Терского Войска казак Пятигорского отдела имел 11,5 десятин, Моздокского - 14 десятин, Кизлярского - 16,6 десятин.
         Настоящей проблемой для войсковых землемеров была чересполосица с вкраплениями "коренных" и "владельческих" земель - выделенный станице юрт мог состоять их двух, трёх и даже четырёх не соприкасающихся друг с другом участках находящихся на значительном расстоянии друг от друга:
        
         "Например, юрт станицы Старогригорьевской растянулся неширокою полосой, извилистой, более чем на 100 вёрст; наибольшая ширина его не достигает и 15 вёрст; юрт станицы Кенинской, разорвавшись на два клочка, представляет совершенно Луну в первой четверти, растянувшись дугообразно более чем на 80 вёрст...".
         (с) Михаил Харузин, "Сведения о казацких общинах на Дону".
        
         "...многим станицам приходится сдавать в аренду свои дополнительные наделы почти за бесценок только лишь благодаря значительной удаленности этих наделов от станиц: верст 150 (Сунженская, Тарская, Воронцово-Дашковская) и даже более 250 (Петропавловская и Кахановская)".
         (с) Михаил Караулов, "Терское казачество".
        
         Как и в губерниях Европейской России, казачьи земли раз в несколько лет "переделывались" или подвергались "ревизии". Поводом могло стать истощение земли - в этом случае земли станичного резерва вводились в севооборот, тогда как прежняя пахотная земля выводилась в резерв. Обыкновенно земля в течение двадцати лет распахивалась, а потом выводилась "в залеж" и в течение десяти-пятнадцати лет "отдыхала". Так же причиной "ревизии" могла стать прирезка земли, или же уменьшение либо увеличение населения станицы - в последнем случае казакам приходилось дробить паи, в двух первых - увеличивать. Во всех случаях необходимость "передела" устанавливали сами казаки, на станичном сборе. Требовалось, чтобы за "передел" высказались две трети проживающих в станице и имеющих право голоса казаков. Как правило, решение о "переделе" принималось летом - но проводился он всегда осенью, по окончании полевых работ.
         "Передел" мог провести специально приглашённый землемер, получавший от казаков установленную плату - от двух до шести копеек за каждую отмеренную десятину. Или сами казаки - "выборные старики" с мерными шнурами, в присутствии станичного атамана, хуторских и "десятидворцев". Съёмка, проводившаяся приглашённым землемером, "по науке" проводилась быстрее и оказывалась более точной - к тому же землемер мог составить и вывесить в станичном правлении план земельного юрта. Вот только многие казаки не понимали, что делает землемер с инструментами и опасались подвоха, а так же того, что землемер "украдёт" часть земли, приняв взятку от недобросовестных соседей-станичников. Старики с мерными шнурами возились дольше, в сухую погоду кожаные шнуры усыхали, в дождь напротив, растягивались. Но в этом случае можно было быть уверенным, что "передел" проведён честно, без подвоха.
         В первую очередь определялось назначение земли. Отделялась негодная земля - лес, который казаки ценили, но отнюдь не в качестве "земель сельскохозяйственного назначения", реки, озёра, пески и болота. Размечались участки вдоль дорог - в большинстве случаев сами дороги не трогали, но требовалось место для прогона скота. Со времён Петра I основным занятием казаков было земледелие - но скотоводами они тоже быть не перестали. В отсутствие места для прогона, скотина запросто могла забрести в чужой хлеб и овёс, и именно по этой причине станичники не любили брать участки вдоль дорог. Плата за прогон скота через территорию юрта являлась вторым по значимости, после отдачи "резервных" земель в аренду, источником пополнения станичных капиталов.
         Если была необходимость, то выделялись участки для строительства хуторов, поскольку казак мог получить участок в десятке вёрст от станицы. Согласимся, что отмахивать по десятку вёрст каждый день туда и обратно не слишком удобно. Было бы проще перенести "курень" - казачью усадьбу с хатой и "базом" - двором с конюшней, коровником и прочими службами, непосредственно на выделенную землю. Сложность в том, что на выделенных "в держание" землях запрещалось капитальное строительство - строиться можно было лишь в специально отведённых местах. Именно поэтому казачий хутор - не отдельное хозяйство, как в Европейской России, а деревня, минимум в двадцать пять дворов.
         Оставшаяся после первичного "передела", предназначенная на паи земля делилась на категории - удобная, неудобная и среднеудобная. Целинная, не тронутая плугом земля считалась среднеудобной - урожаи всегда отличные, но намучаешься, пока распашешь. Именно на такой земле в плуг впрягали два "выноса" - две пары быков.
         Четвёртая часть пригодной для пахоты земли выделялась в общее пользование - под сенокосы и пастбища, отдельно для рабочего скота - лошадей и быков, отдельно для скота гулевого - коров и овец. В Кубанском и Сибирском Войсках казак получал в пай сразу всё - пахотную землю, сенокос, пастбище и даже участок леса. На Дону в пай входила только пахотная земля - сенокосы и пастбища делились отдельно - или не делились вовсе. Во многих станицах сено косили сообща, артелями-"шайками", а затем делили его согласно "трудовому участию". Пастбища были открыты для всех, но казаки платили за выпас только пастуху, а проживающие в станице "лица невойскового сословия" - ещё и арендную плату станице.
         Восьмая часть пригодной для пахоты земли выделялась в "станичный запас" - под будущие паи входящих в возраст "малолеток". Земли "станичного запаса" всё время находились в обороте - кто-то из стариков умирал, возвращая станице свой участок, а кто-то из молодых казаков, напротив, входил в возраст.
         Другая восьмая часть пригодной для пахоты земли выделялась в "станичный резерв" - для отдачи в аренду "иногородним" и своим же, желающим увеличить размеры наделов казакам, с целью формирования "станичных капиталов". Прижимистые, как и все крестьяне, казаки крайне не любили "скидываться", выкладывая деньги из собственного кармана. Проще было отдать в аренду часть станичных земель, пустив собранные средства на общественные нужды.
         Из упомянутой "второй восьмой части" выделялся участок на церковь - на Дону по триста десятин, а в Уральском Войске - по девяносто девять десятин приходу, включая два пая батюшке и один пай дьякону. Будучи "феодальными рыцарями", казаки и свою церковь сделали "феодальной", вместо обычных в таких случаях взносов выделив землю на её содержание. Так в средневековой Европе короли и крупные сеньоры выделяли земли церкви - молиться за всех.
         Из той же второй восьмой части выделялся участок на содержание школы. Не то, чтобы казаки были такими уж горячими поклонниками школьного образования. Причина была проще и прозаичнее: неграмотных не производили в офицеры, реже выдвигали на должность станичного или хуторского атамана и, наконец, неграмотный попросту не мог прочесть вывешенные в станичном правлении списки очередников. К началу Первой Мировой Войны грамотна была треть взрослого населения Российской Империи - и все выходящие на службу молодые казаки.
         Заметим, что станицы содержали только начальные школы-"четырёхлетки", где учили читать, писать и четырём действиям арифметики. Для казачат обучение в станичных школах было бесплатным - а "лицам невойскового сословия" за своих сыновей следовало заплатить. Средние школы - гимназии и кадетские корпуса основывало и содержало казачье Войско из собственных средств - за счёт "войсковых капиталов". Обучение в войсковых гимназиях, как и в прочих гимназиях Российской Империи, было платным - но "сыновья хорошей жизни" могли получить "стипендию" как станицы, так и от Войска.
         Помимо способных выслужить офицерский чин сыновей, школы и гимназии организовывались и для девушек. В отличие от крестьян Европейской России, казаки вовсе не считали, будто бабе и девке грамота не нужна. Ведь, в отсутствие занятого на службе мужа казачка вела хозяйство, договариваясь об отдаче земли в аренду и нанимая "иногородних" батраков.
         Если в станице имелась мельница - а мельница, причём не одна, в те времена была в каждой станице, то ей, для "общественных надобностей", из упоминавшейся "второй восьмой части" прирезалась одна десятина.
         Несложно подсчитать, что на всё перечисленное выделялась ровно половина пригодной для пахоты земли - не больше, но и не меньше. Вторая половина предназначалась непосредственно под казачьи паи.
         Развёрстанная по категориям земля размечалась на "полосы" шириной в сто саженей (двести тридцать метров), или на величину, кратную восьмидесяти - сто шестьдесят, либо двести сорок саженей. В первом случае полоса легко делилась на "сотенники" - квадраты со стороной в сто саженей, во втором кратная восьмидесяти саженям полоса легко делилась на отдельные десятины. Начиналась такая полоса обыкновенно у станичной околицы или у дороги, а тянуться могла сколь угодно долго - иногда на несколько десятков вёрст.
         В качестве межевого знака нередко выступало некое естественное препятствие - упоминавшаяся станичная околица, дорога, лесная опушка, берег реки или овраг. Говорили: "первая полоса от станичной околицы до Дьякова оврага" - все прекрасно понимали, о чём идёт речь. Там, где естественных препятствий не было, через каждые три-четыре сажени (четыре-пять метров) прямо в земле выкапывали неглубокие, хорошо заметные ямки. Через свежеразмеченные поля тянулись цепочки таких ямок.
         До девяностых годов XIX века, пока подобную практику не пресекло Правительство, казаки применяли несколько необычный, по современным меркам не совсем гуманный метод "видеорегистрации" размеченных участков. Если сбор приговаривал провести "передел", то летом нашкодивших казачат переставали наказывать - зато осенью вели на свежеразмеченную межу. Считалось, что мальчишка на всю жизнь запомнит место, где его высекли - особенно, если высечь всерьёз и за дело.
         Вдоль полос, всё теми же ямками, размечались будущие дороги, а если в них не было необходимости, то межи - не подлежащие запашки полосы шириной в две борозды. Благодаря межам казак мог развернуть быков или телегу с лошадью, не заходя на соседний участок. Зимой, ранней весной и поздней осенью по полям можно было ходить свободно. Но когда на полях рос и созревал урожай, простое появление на чужом поле считалось потравой и могло стать поводом для обращения в станичный суд.
         Многовёрстные "полосы" такими же ямками делились на "столбы" - участки сто на десять (не забудем про межи и дороги), либо сто пятьдесят на тридцать саженей. Эти "столбы", пронумерованные и переписанные, жребием распределялись между казаками. Как мы уже знаем, "войсковым гражданам" - казачьим сыновьям, по той или иной причине, (чаще по состоянию здоровья), освобождённым от службы земли не полагалось. Зато полноправному, "служилому" или "действительному" казаку выделялся полный земельный пай.
         Казачьей вдове полагался половинный земельный пай. Казачьей вдове с детьми, мальчиками ли, девочками - не важно, так же полагался полный земельный пай. После того, как младший из сыновей войдёт в возраст, а младшая из дочерей выйдет замуж или достигнет возраста двадцати одного года (станет совершеннолетней), вдову так же сажали на половинный пай. Зато каждому из её сыновей, по мере того, как они будут входить в возраст, и выдерживать экзамен на "годность к строевой", будет выделяться собственный земельный пай. До совершеннолетия казака - до двадцати пяти лет, его "феодальным поместьем" распоряжался отец или вдова-мама. Бедная, но многодетная вдова-казачка неожиданно могла оказаться богатой.
         Сразу предупредим, что согласно "Мнению" Государственного Совета "О поземельном устройстве в казачьих Войсках" от 21 апреля 1869 года (по старому стилю), никаких поместий от Войска казачьи офицеры больше не получали. Начиная с 1870 года и по февраль 1917-го землю казачьим офицерам выделяло уже не Войско, а станица. При этом общая площадь станичных офицерских участков не могла превышать десятой части общей площади станичного юрта. Если казак выслуживал первый офицерский чин - подхорунжего (прапорщика), его земельный пай удваивался - два пая. По выслуге первого штаб-офицерского чина - войскового старшины (армейского подполковника) пай снова удваивался (четыре пая). А если казак выходил в генералы, то его земельный пай... нет, не удваивался, но увеличивался в полтора раза (шесть паёв).
         Выделенные станицей земельные участки офицерские сыновья не наследовали. Перейдя в "отставной разряд", казак пожизненно сохранял "земельное держание". Но со смертью "держателя", как рядового казака, так и офицера, "срочный" земельный участок возвращался станице. Но если у убитого в бою или умершего естественной смертью офицера оставалась вдова или несовершеннолетние дети, за ними сохранялся отцовский "срочный" участок. На тех же условиях - пока младший из сыновей не войдёт в возраст, а младшая из дочерей не выйдет замуж или не достигнет возраста двадцати одного года. После "срочный" земельный участок возвращался станице, а офицерские сыновья начинали службу на общих основаниях.
         Заняв выделенный земельный участок, первым делом казак опахивал его по периметру. Такова была сложившаяся в послепетровские времена традиция, когда у казаков появилось "право заимки" - заявить, что земля занята. К тому же недобросовестные соседи могли прикрыть выкопанные во время "передела" ямки дёрном, выкопав новые. На глаз это не было заметно - но позволяло увеличить площадь своего "столба" за счёт соседнего, сместив межу на несколько борозд.
         Иногда, до начала большого "передела" угодья "межевали" между станицей и хуторами. Это было удобно казакам, проживающих в конкретном хуторе, но не всегда позволяло обеспечить станичников землёй равного качества, одинаковым количеством чернозёма и неудобий. Поэтому чаще станичные земли "межевали" целиком - в результате в казачий пай могло входить несколько "столбов", находящихся в нескольких десятках вёрст друг от друга. Как бы грамотно и справедливо не был проведён "передел", после всегда начинались торг и мена. Кто-то хотел участок получше, кто-то - поближе к дому, а кто-то, перепахав межу, объединить два "столба". Станичные суды оказывались завалены жалобами.
        
        
         * * *
        
         Согласно "Памятной книжке Войска Донского" за 1867 год, во Втором Донском округе средняя казачья семья состояла из пяти человек - трёх взрослых и двух малолетних. В наличии один пай в десять десятин, собственный плуг (который имела не каждая крестьянская и даже не каждая казачья семья - чаще плуги брали в аренду) и пять волов (холощёных быков, два "выноса" и один вол в резерве для запряжки в упомянутый плуг), двадцать голов рогатого скота и семьдесят овец. Годовой доход семьи составил 272 рубля, тогда как расходы - 233 рубля.
         В Хопёрском округе средняя казачья семья состояла из шести человек - четверых взрослых и двух малолетних. В хозяйстве два земельных пая общей площадью в двадцать четыре десятины, пятнадцать голов рогатого скота, четыре лошади и пятьдесят овец. В 1867 году в Хопёрском округе случился неурожай, поэтому годовой доход семьи составил всего 210 рублей.
         Заметим, что дело происходит в 1867 году - до финансовой реформы Сергея Юльевича Витте. Рубль ещё не обеспечен золотом, но стоит в полтора раза дороже. Снаряжение казака на службу в том же 1867 году стоило 160 рублей.
         Согласно той же "Памятной книжке" в Донецком округе Донского Войска средняя "коренная" (то есть, не казачья, а крестьянская) семья состояла из пяти человек, занимая шесть с половиной десятин. В хозяйстве двенадцать голов рогатого скота, пятнадцать овец и две лошади. Доход составляет 109 рублей, при расходах в 103 рубля, в том числе государственных, земских (местных) и "мирских" (взимаемые крестьянской общиной) налогов и сборов на общую сумму 13 рублей 44 копейки.
         Среднее помещичье имение в Миусском округе состояло из восьмисот десятин. Шестьсот десятин отдаются в аренду, а на оставшихся двухстах владелец ведёт собственное хозяйство. В хозяйстве восемь пар волов, двадцать голов гулевого скота, и сто овец. Доход от имения составляет 4746 рублей, расходы - 3371 рубль, а чистая прибыль - 1374 рубля в год.
         Словом, нельзя сказать, что казачество бедствовало - в то же время его нельзя назвать богатым и даже зажиточным. "Слава казачья, да жизнь собачья", - невесело шутили казаки. Не забудем, что свою нелёгкую жизнь они оплачивали потом - во все времена и во всех странах крестьянский труд считался тяжёлым, и кровью - поскольку землю казак получал за службу. Закон не запрещал до причисления к "строевому разряду" и по выходе из него подавать прошения об "отчислении" из Сословия - но вместе с погонами казак терял и землю, оставаясь без средств к существованию.
        
        
        
        
         Глава вторая.
         В казачьей станице.
        
         "В чистых, патриархальных нравах Войска Донского, в его родной земле я находила самым благородным, что все их сотники, эсаулы, и даже полковники не гнушались полевыми работами!.. С каким уважением смотрела я на этих доблестных воинов, поседевших в бранных подвигах, которых храбрость делала страшным их оружием, была оплотом государству, которому они служили, и делала честь земле, в которой они родились!".
         (с) Н.А.Дурова. "Кавалерист-девица. Происшествие в России".
        
        
         1. Казачьи атаманы.
        
         В современном представлении казачий атаман - эдакий лихой полевой командир, вроде Сидора Лютого или Отца Философа из первых "Неуловимых мстителей": бурка, папаха, наган, усы до ушей... Вспомним ещё одну песню Александра Розенбаума:
        
         Задремал у плетня есаул молоденький,
         Преклонил голову к доброму седлу...
         Не буди казака, ваше благородие,
         Он во сне видит дом, мамку, да ветлу.
        
         Не буди, атаман, есаула верного -
         Он от смерти тебя спас в лихом бою...
         И ещё сотню раз сбережёт, наверное -
         Не буди, атаман, ты судьбу свою...
        
         На самом деле в начале ХХ века казачий атаман, несмотря на наличие опыта военной службы и, в большинстве случаев, офицерского чина - фигура исключительно гражданская, штатская, глава местной казачьей администрации. Были атаманы хуторские, станичные, окружные (на Дону) и "атаманы отделов" (на Кубани), "войсковые наказные" и, наконец, просто Войсковые.
         Само слово "атаман" - тюркское, составленное из двух половинок: "ата" (отец) и "ман" (тысяча). В дословном переводе - "отец тысячи", то есть, "глава", "командир", "предводитель". Для казаков любое место, где имеется очаг, называется "куренем". Любой разбитый в степи лагерь - станица. А любой начальник - атаман: и главный над обчищающими чужой сад казачатами, и старший артели подрядившейся к купцу косарей и рыболовов, и глава администрации Области Войска Донского с населением в три с половиной миллиона человек.
         Со второго октября 1827 года (по старому стилю) казачьи Войска Российской Империи возглавлял Августейший Атаман. Был им вовсе не царь, а старший царский сын - Его Императорское Высочество Государь Наследник Цесаревич и Великий Князь. Именно так, длинно и вычурно, звучал его титул. Всего в Российской Империи, с октября 1827 по февраль 1917 года было семь Августейших Атаманов:
         Александр Николаевич - "Сашка", сын Николая I, будущий Александр II Освободитель (29.04.1818 - погиб в результате покушения 13.03.1881);
         Николай Александрович - "Никса", старший, никогда не царствовавший сын Александра II, (20.09.1843 - 24.04.1865);
         Александр Александрович - будущий Александр III Миротворец (10.03.1845 - 13.03.1894);
         Николай Александрович - "Ники", будущий Николай II, (18.05.1868 - расстрелян с семьёй и доверенными слугами в Екатеринбурге, 17.07.1918);
         Георгий Александрович - "Жоржи", младший брат Николая II, (09.05.1871 - умер от туберкулёза 10.07.1899);
         Михаил Александрович - "Мишка", ещё один младший брат Николая II, (04.12.1878 - расстрелян близь Перми в ночь с 12 на 13 июня 1918 года);
         Алексей Николаевич - "Беби", сын Николая II, (12.08.1904 - расстрелян в Екатеринбурге с отцом, матерью и сёстрами 17.07.1918).
         За молодостью Его Императорского Высочества казачьими делами занимались умные, серьёзные, разбирающиеся в ситуации господа из Главного Управления Казачьих Войск при Военном Министерстве и из специального "казачьего" отдела Российского Генерального Штаба. Было время, когда казаками командовал граф Алексей Андреевич Аракчеев (04.10.1769 - 03.05.1834) - тот самый. В его ведении находились иррегулярные войска Российской Империи: недоброй памяти военные поселения - и казаки. В начале ХХ века казачьи Войска имели двойное подчинение - "проходили" по Военному Министерству и, одновременно с ним, по Министерству Внутренних Дел.
         В распоряжении Августейшего Атамана находилась личная гвардия - Лейб-гвардии Атаманский полк, сформированный в 1775 году, по предложению тогдашнего президента Военной Коллегии, Григория Александровича Потёмкина, из "чиги" - верховых, "ненастоящих" донских казаков, в качестве примера и образца для командиров прочих казачьих полков. В действительности ни один Августейший Атаман Лейб-гвардии Атаманским полком никогда не командовал.
         Будучи наследником престола, Николай II командовал Лейб-гвардии Гусарским полком и первым батальоном Лейб-гвардии Преображенского полка. Должность командира последнего он сохранил за собой, взойдя на трон. Помимо обязательного полкового офицерского собрания в первом батальоне Лейб-гвардии Преображенского полка имелось собственное, батальонное офицерское собрание, где председательствовал лично царь, и куда не допускались офицеры трёх остальных батальонов.
         Наказные атаманы казачьих Войск регулярно направляли Августейшему Атаману отчёты, которые Его Императорское Высочество никогда не читал. Единственное, что по-настоящему связывало Наследника Цесаревича с казаками - иногда, вместе с отцом-императором он присутствовал на Войсковых Кругах Донского и Кубанского Войск.
         Всё это было в рамках давней европейской традиции, когда старшему королевскому сыну, наследнику и будущему королю выделалась в управлении часть королевства. Правителем исторической области Уэльс в Великобритании и поныне считается старший сын английского короля или королевы, носящий титул "принца (князя) Уэльского". Старший сын и наследник французского короля из династии Валуа, а затем и Бурбонов владел областью Дофине, а потому носил титул "дофина" (дельфина). Каламбур, понятный знающим французский язык - "Дофине" дословно переводится, как "дельфиния". Наполеон дал маленькому сыну титул "Римского короля", а с ним и сам город Рим, отнятый у римского папы. Для нас звучит смешно, а современникам было не до смеха - в прежние времена титул "Римского короля" носил избранный, но ещё не коронованный император "Священной Римской Империи".
         Во времена Киевско-Новгородской Руси Новгородом правил старший сын и наследник Великого Князя. С установлением "лествичного" права, когда "стол" (княжеский трон) передавался не сыну, а старшему в роду, от младшего дяди старшему племяннику, и началом княжеских усобиц Новгородский "стол" нередко оказывался вакантным. Поскольку даже в "безкняжеские" времена жизнь в северной столице Руси не замирала, новгородцы приспособились жить без князя, избирая "временного главу государства" - "Посадника". В те времена не только в Новгороде, но и во всех крупных русских городах существовала "Господа" - городской совет, "Вече" - общее собрание горожан, и возглавляемое выборным "тысяцким" городовое ополчение. Так, в результате традиции и исторического казуса возникла независимая Новгородская Республика.
         Всего в Российской Империи имелось одиннадцать казачьих Войск. Таким образом, Его Императорскому Высочеству подчинялись одиннадцать "наказных" - то есть, назначенных, решающих дела согласно распоряжению - "наказу" атаманов.
         В 1787 году Екатерина II указом включила Землю Войска Донского в число губерний Российской Империи, повелев в точности определить её границы. Результатом стало то, что собственной территорией - Областью в Российской Империи располагало только одно казачье Войск - Донское. Земли прочих казачьих Войск занимали часть той или иной губернии, области или края, нередко захватывая и часть соседней. Таким образом, собственного - не обычного "наказного", а настоящего Войскового Наказного Атамана, с правами генерал-губернатора ("главы федерального округа") по гражданской части и начальника военного округа - по военной так же сохранило лишь Донское казачье Войско.
         Будучи не просто "главой администрации", а крупным феодальным сеньором, по средневековым европейским меркам - герцогом, с 1850 по 1874 год донской Войсковой Наказный Атаман вместо денежного жалования получал особый, "переходящий" атаманский участок площадью десять тысяч десятин, принимаемый при вступлении в должность, и возвращаемый Войску, вернее, передаваемый приемнику при отставке. В 1875 года, в ходе военной реформы, проводившейся под руководством тогдашнего военного министра Дмитрия Алексеевича Милютина (10.07.1816 - 07.02.1912), прежнее "земельное держание" было заменено двойным денежным жалованием - Войсковой Атаман получал известную сумму как начальник военного округа и другую сумму, как гражданский, "статский" генерал-губернатор. Вместе с "квартирными", "прогонными" (дорожными) и "столовыми" (представительскими) выплатами это давало ему 20 000 рублей в год.
         С 1844 по 1883 год, а так же с 1905 и до 1917 года обязанности Войскового Атамана Кубанского и Терского Войск исполнял Наместник Его Императорского Величества на Кавказе. Политика понятная, если помнить, что некогда оба Войска составляли знаменитую Кавказскую Линию. Даже в начале ХХ века кубанские казаки делились на "черноморцев" - потомков переселённых запорожцев и "линейцев" - потомков переселённых на Кавказскую Линию донских казаков.
         Обязанности "наказного" атамана любого другого казачьего Войска исполнял губернатор соответствующей губернии или края, либо генерал-губернатор - если губерния входила в состав одного из восьми генерал-губернаторств - тогдашних "федеральных округов". Генерал-губернаторства объединяли ровно половину - тридцать шесть из семидесяти восьми тогдашних губерний. С 7 сентября 1865 года по 17 апреля 1875 года в качестве начальника Терской области, обязанности "наказного" атамана Терского Войска исполнял Михаил Тариэлович Лорис-Меликов - будущий премьер-министр. Обязанности "наказного" атамана Сибирского Войска исполнял начальник Омского военного округа.
         Поскольку все "наказные" атаманы были "русскими" - то есть, не принадлежали к казачьему Сословию, каждый "наказный" атаман при вступлении в должность торжественно посвящался в казаки и принимался в одну из станиц своего Войска.
         Как мы уже знаем, Земли казачьего Войска делились на округа (на Дону) и отделы (на Кубани и во всех остальных Войсках). "Наказный" атаман "избирал" (вообще-то назначал, но в тогдашних документах полагалось писать "избирал") окружных атаманов, либо атаманов отделов. Окружные атаманы и "атаманы отделов" непременно должны были быть казаками, и не просто казаками, а офицерами, в чине не ниже полковника.
         Станичного атамана, сроком на три года "избирал" атаман округа или отдела из числа кандидатур, предложенных самими казаками. Казакам Донского и Оренбургского Войск следовало выдвинуть троих, казакам Кубанского и Терского Войск - двух кандидатов, из которых наиболее подходящего (и наиболее лояльного) утверждал в должности вышестоящий атаман. Претендовать на атаманскую насеку мог "служилый" или "действительный" казак, достигший возраста тридцати трёх лет и перешедший из "строевого" в "запасный" разряд:
        
         "Положением о Донском Войске установлено правило, распространённое и на другие Войска, что выборные должности по войсковому управлению должны замещаться преимущественно отставными, и только при недостатке сих последних, лицами, обязанными полевой службой".
         (с) "Столетие Военного Министерства. Главное управление казачьих Войск".
        
         Предпочтение отдавалось грамотным, но в крайнем случае могли выдвинуть и неграмотного. Если на должность станичного атамана выдвигался офицер, то он мог быть и моложе тридцати трёх лет.
         Как и во времена степной вольницы, предлагать свою кандидатуру самому - "самовыкриком" не полагалось. Кандидата непременно должен был выдвинуть кто-то из соседей-станичников. Как не полагалось без уважительной причины отказаться от выборной должности. В качестве уважительной причины называли либо возраст (станичный атаман мог быть старше шестидесяти лет, но если шестидесятилетний старец заявлял самоотвод, это встречалось с пониманием) либо полученные в боях раны.
         Как и во времена степной вольницы, "выкрикнутый" кандидат был обязан покинуть сбор, "дабы своим присутствием не оказывать давления на избирателей". Голосовали казаки, опять же, по старинке, "ногами" - сторонники кандидата отходили в одну сторону, противники - в другую, после чего количество голосов, поданных за ту или иную кандидатуру, определялось "на глаз". Лишь после принятия "Положения об общественном управлении в казачьих Войсках" от 23 апреля 1870 года (по старому стилю), казакам начали навязывать непонятную им "баллотировку по-европейски" - с шарами.
         Несмотря на то, что выборы были ограничены, страсти кипели нешуточные - "за" и "против" того или иной кандидатуры составлялись союзы, по куреням и хатам ходили агитаторы, плелись интриги, имевшие целью опорочить того или иного кандидата:
        
         "Так, в одной станице перед выборами составилось шесть партий, имевшие свои сборные места в шести различных кабаках. Заседания в кабаках происходили под председательством агентов тех казаков, которые желали быть выбранными в атаманы. Эти агенты поручали своим подручным стоять у дверей кабаков и зазывать всякого, идущего мимо. Угощение бывает обильное: не жалеют ничего, всякий может требовать, что ему угодно, одним подают водку, другим вино (да ещё и закупоренное). Для закуски пригоняют целых баранов, тут же режут их и жарят...".
         (с) Михаил Харузин, "Сведения о казацких общинах на Дону".
        
         Символом власти станичного атамана была "насека" - пришедший из языческих времён деревянный посох в человеческий рост, увенчанный серебряным шаром. На посохе делались зарубки-насечки - каждая означала год пребывания на должности. Если казак избирался в третий раз подряд, помимо зарубок на насеке вырезалось его имя - насека становилась именной. Выражение "положить насеку" означало "оставить атаманство".
        
         "Насека изготавливалась следующим образом: выбирали прямой терновый ствол и, не срезая его с корня, делали на нём частые насечки. За время роста терна насечки заплывали кожицей и образовывали возвышения. Получалась пёстрая прямая трость. Когда она вырастала до двух аршин, её срезали и украшали наверху серебряной шапкой - булавой. Отсюда и произошли названия: "насека" и "булава".
         (с) П.Краснов, "Исторические очерки Дона".
        
         Во время выборов в числе кандидатов могли назвать ныне действующего атамана. Как и любой кандидат, действующий атаман был обязан покинуть сбор, передав насеку либо старшему по чину из присутствующих господ офицеров, либо старшему по возрасту из хуторских атаманов либо, по своему выбору, кому-то из заслуженных "стариков".
         Помимо насеки станичному атаману полагалось вознаграждение, вид и размеры которого определяли сами казаки. В отсутствие атамана - если на сборе поднимался вопрос о вознаграждении, атаман так же был обязан покинуть сбор, передав насеку временному заместителю. Где-то атаману выплачивалась сумма из станичных капиталов - в зависимости от размера станичного юрта, богатства и населённости станицы, от двухсот до четырёхсот "николаевских" рублей в год. В богатой и населённой станице атаман мог получать до тысячи рублей в год. Где-то атаману могли дополнительно выделить несколько сенокосных, лесных или рыбных паёв. Где-то предоставить в его распоряжение нескольких отбывающих при станичном правлении "сиденочную" повинность "малолеток" - для помощи по хозяйству. Встречались атаманы, исполнявшие обязанности бесплатно, на общественных началах.
         Со времён Петра I каждой значимой должности в Российской Империи соответствовал чин - чины имели даже университетские профессора и преподаватели гимназий. Не стали исключением и казаки - но только они и придворные в Зимнем Дворце могли иметь сразу два чина, военный и гражданский.
         Если рядовой, "действительный" или "служилый" казак второй раз избирался на должность станичного атамана, ему давались права хорунжего в отставке - в том числе и двойной земельный пай. Если казак избирался станичным атаманом в третий раз, помимо прав ему давался и сам чин хорунжего в отставке, без получения личного дворянства. Получившим чин при отставке, но непосредственно в чине не служившим дворянства не полагалось. Выслуженный на гражданской службе чин ничего не прибавлял к военному чину и никак не сказывался на прохождении службы. Как и любой государственный служащий, в случае объявления войны и "сполоха" (мобилизации) станичный атаман имел бронь и не призывался на службу.
         Станичному атаману полагался доверенный заместитель - "станичный есаул":
        
         "Атаманы у нас на Дону без есаулов не бывают".
         (с) казачья пословица.
        
         "Станичного есаула" ни в коем случае не следует путать с настоящим есаулом - младшим штаб-офицером, командиром сотни (роты) в казачьем полку. В некоторых Войсках и некоторых станицах "станичного есаула" так и называли, "станичным есаулом", в других Войсках и станицах его называли "есаульцем", а где-то "полицейским". Причём совершенно справедливо - слово происходит от монгольского "яса", что значит "закон". В буквально переводе "есаул" значит "хранитель закона". В Бухарском эмирате и Хивинском ханстве - вассалах Российской Империи "ясаулами" называли эмирских и ханских стражников.
         Помимо "станичных есаулов", в помощь станичному атаману сроком на один год избиралось станичное правление, в котором, в зависимости от населённости станицы, могло заседать от четырёх до шести человек. В отсутствие атамана "станичные заседатели" по очереди исполняли обязанности дежурных, а при необходимости принять срочное решение - постоянно действующий совет при атамане. В отличие от станичных атаманов, "станичных заседателей" казаки избирали совершенно свободно - но в обязательном порядке членами станичного правления становились избранные, но не утверждённые в должности кандидаты на должность станичного атамана. Так же свободно, сроком на один год, избирали станичного казначея, денежный ящик которого днём и ночью охраняли вооружённые "малолетки".
         Делами станичный атаман занимался в специальном "присутствии" - "станичном правлении", в просторечии называемом "станичной избой". Перед зданием "станичного правления" располагалась площадь - "майдан" (у донцов, и у запорожцев площадь называлась одинаково), где летом в хорошую погоду проходили станичные сборы. Перед "станичным правлением", сменяя друг друга, дежурили отбывающие "сиденочную" повинность "малолетки", при осёдланных лошадях - на случай, если придётся срочно скакать в округ или отдел - с донесением, либо по хуторам и полям - объявляя "сполох".
         Первая обязанность станичного атамана - полицейская: поддержание порядка в пределах станичного юрта. Своей властью станичный атаман был вправе засадить любого - казака как своей, так и чужой станицы, "иногороднего", нищенствующего бродягу, и даже иностранного туриста, из любопытства оказавшегося на Землях того или иного Войска на трое суток и оштрафовать на три рубля. Особенно отпетых, не раз задерживавшихся хулиганов атаман был вправе засадить на пять суток и оштрафовать на пять рублей.
         Следующая обязанность станичного атамана - обеспечить выход казаков своей станицы на службу. Первого октября каждого года в станичном правлении вывешивались списки: кому в этом году держать первый и второй экзамен "на годность к строевой", кому отправляться в лагери на сборы, а кому "со всей справой" отправляться в полк, служить первый срок. При объявлении "сполоха" казак "со всей справой", верхом на коне спешил именно к станичному правлению.
         Станичный атаман исполнял обязанности судьи первой инстанции. В каждой станице имелся собственный станичный суд, но судиться и кляузничать казаки не любили - проще было попросить о посредничестве станичного атамана. Вне зависимости от исхода дела каждой из сторон полагалось дать атаману по двадцать копеек на водку. Если по каким-то причинам "в присутствии" отсутствовали станичные судьи, (что случалось достаточно часто), то станичный атаман регистрировал обращения в станичный суд.
         Так же станичный атаман имел право выступать в роли нотариуса низшей ступени, регистрируя имущественные сделки и завещания на сумму, не превышающую пятисот рублей. Напомним, что "срочные" - выделяемые за службу участки не могли быть предметом купли-продажи, а так же завещаны.
         Наконец, станичный атаман вёл обширную документацию: "Метрическую книгу", куда заносились все рождения и смерти, "Книгу регистрации жалоб в станичных суд", "Книгу записи приговоров станичного суда", собственный "Штрафной журнал", куда заносились наложенные на казаков взыскания, "Книгу регистрации сделок и договоров", станичную "Приходно-расходную книгу"... Всего четырнадцать разных книг, причём заинтересованной стороне в обязательном порядке выдавалась копия-"выпись" соответствующей записи. Прибывший из округа или отдела проверяющий в первую очередь поинтересуется, в порядке ли книги.
         В отличие от станичного, хуторского атамана казаки избирали совершенно свободно на те же три года. Права и обязанности хуторского атамана не отличались от прав и обязанностей станичного - разве что были значительно урезаны. Как и станичному, хуторскому атаману полагалась насека - но не с серебряной, а с медной "шапкой". Как и станичный, хуторской атаман был вправе засадить любого, в том числе "лицо невойскового сословия" и иностранного туриста - но лишь на двое суток, и оштрафовать - не более чем на два рубля. Как и станичный атаман, хуторской мог выступать в роли посредника между спорящими казаками. И, как и станичный атаман, хуторской имел бронь и не подлежал выходу на службу в случае объявления войны.
         Но, в отличие от станичного атамана, хуторской не имел при себе "полицейского-есаульца", не держал "малолеток" для "сиденочной" службы, не вёл метрических книг, не принимал жалобы в станичный или "почётный" суд, и не имел права выступать в качестве нотариуса и регистратора сделок. В мало-мальски сложных ситуациях следовало обращаться не к хуторскому атаману, а в станичное правление.
        
        
         2. Казачьи парламенты.
        
         Во времена степной вольницы, наряду с выборными атаманами у казаков существовало народное собрание - Круг.
         Самое любопытное, что некогда сложившийся у походного костра Круг был именно кругом. Желая обсудить тот или иной вопрос, казаки собирались в круг, все точки которого, а значит и все участники равны. Круг могли "сбить" в пешем порядке - на станичном майдане, в конном строю - посреди степи на лошадях, и даже на реке или на море - в "каюках" или "бударах", казачьих беспалубных лодках. В центр Круга в обязательном порядке выносили икону - в Войсковой Круг помимо иконы выносили ещё и пожалованное царём знамя. Выступающий выходил в центр Круга, снимал шапку, кланялся иконе и собравшимся и начинал говорить. Прочие участники не имели права его прервать или вытолкать из Круга - зато могли бурно выражать отношение к сказанному возгласами "Любо!" и "Не любо!". В Уральском Войске употребляли выражение: "Люболь!" и "Не люболь!".
         Казачьи Круги теряют значение в послепетровские времена, когда царь-реформатор сильно ограничил самостоятельность казачьих Войск. Как пелось оригинальном варианте в знаменитой песни, написанной в 1853 году Фёдором Ивановичем Анисимовым (1814 - 1855):
        
         Всколыхнулся, взволновался
         Православный Тихий Дон.
         И послушно отозвался
         На призыв Монарха он...
        
         В ситуации, когда православный Тихий Дон послушно отзывается на призыв монарха, обсуждать в Круге стало попросту нечего. Тем не менее, традиция сохранялась вплоть до конца XVIII века. В 1800 году, получив приказ Павла I идти походом в Индию, донские казаки, согласно старой традиции, "сбили" Войсковой Круг.
         Войсковые Круги возрождаются решением Правительства в 1835 году, одновременно с принятием знаменитого "Положения об управлении Войском Донским", последовательно применявшемуся ко всем казачьим Войскам, и введением паевой системы. Были установлены даты проведения Войсковых Кругов. На Дону и Кубани Войсковые Круги уже не "сбивались", а проводились пять раз в год, казаки прочих Войск проводили Войсковой Круг лишь раз в году.
         Разумеется, этот новый, учреждённый решением "сверху" Войсковой Круг не имел ничего общего с прежним народным собранием. Отныне это - военно-церковный праздник, с обязательным парадом и смотром казачьим полкам, с не менее обязательным молебном, с выносом царских знамён и войсковых "клейнод" (сокровищ), с чтением вслух царских жалованных грамот. По прочтении грамоты "наказный" атаман - в том числе и "русский" - не принадлежащий казачьему Сословию, был обязан поцеловать подпись Её или Его Императорского Величества.
        
         "Принесён к аналою полковой штандарт и совершено молебствие с обычными многолетиями, после которого Государь подошёл к царской ложе, взял на руки Наследника Цесаревича и с Ним, как с Атаманом казачьих Войск, сопровождал по фронту священника с крестом, окроплявшего святой водой ряды казаков. За Государем следовал Великий Князь и группа свиты. Певчие пели: "Спаси, Господи, люди Твоя!". С восторгом и умилением смотрели казаки дальних окраин на своего Царя и царственного Малютку-Атамана...".
         (с) "Столетие Военного Министерства. Воинская повинность казачьих Войск".
        
         На местах - в станицах в послепетровские времена власть переходит от станичных Кругов к выборным доверенным представителям - "подписным старикам", которых иногда называют просто "стариками". Во всех случаях речь шла о людях заслуженных и уважаемых, в возрасте - именно поэтому они "старики", и грамотных - что давало им возможность скрепить принятое решение своей подписью. В станице могло быть от четырёх до десяти "подписных стариков", образовывающих постоянно действующий совет при атамане.
         В 1835 году было опубликовано знаменитое "Положение об управлении Войском Донским", лишившее казаков права "заимки" и создавшее паевую систему. Вопрос о земле оказывается слишком важным, чтобы доверить его выборным, пусть даже заслуженным и уважаемым людям. Прежних "подписных стариков" сменил хуторской и станичный сбор, в котором участвуют все населяющие станицу или хутор казаки. Помимо "служилых" казаков, в станичном сборе обязательно участвовал станичный атаман, члены станичного правления, а так же хуторские атаманы.
         Время проведения сбора, а так же повестку дня определял атаман, ответственность за сбор казаков нёс "станичный есаул" (которого, как мы помним, ни в коем случае не следует путать с настоящим казачьим есаулом). Именно "станичный есаул" обходил "курени", предупреждая, что завтра (или тогда-то) состоится станичный сбор. Казаков, проживающих на хуторах, оповещали малолетки, исполняющие "сиденочную" службу при станичном правлении. Сбор считался состоявшимся, если в нём участвовала треть населения станицы.
         Напомним, что для казаков любой начальник является "атаманом", любой разбитый в степи лагерь и способный разбить таковой отряд - "станицей", а любое место, где горит огонь - "куренем". Казачий курень - это и разведённый в степи костёр. И выложенный дёрном навес-полуземлянка перед упомянутым костром. И казарма-общежитие на пятьсот, а то и на полторы тысячи человек в Запорожской Сечи. Если верить историкам, на протяжении всей четвертьтысячелетней истории Запорожской Сечи куреней в ней было ровно тридцать восемь. А в начале ХХ века "куренем" называлась казачья усадьба, состоявшая из "хаты" - жилого дома и "база" - подворья с конюшней, коровником, сараем и прочими службами.
         Исключением из этого правила являлось Уральское Войско. "Положение об управлении Войском Донским" 1835 года на Урале никогда не вводилось, паевой системы не существовало, а потому не возникло необходимости в станичных и хуторских сборах. Даже в начале ХХ века на Землях Уральского Войска сохранялся институт выборных "подписных стариков", ограничивающий власть назначенных станичных атаманов, а земельные и прочие важные вопросы решало единое для всего Войска выборное Войсковое Собрание.
         Летом в хорошую погоду сбор проходил на площади-"майдане" перед станичным правлением. Зимой или в дождь - в специальной "сборовой горнице" в самом здании станичного правления. Даже в самый лютый мороз перед началом сбора в сборовой горнице выставляли окна - чтобы не задохнуться. Морозы казаков не пугали - когда в не такое уж большое помещение набьётся несколько сотен, а то и вся тысяча человек, многие из которых курят, в помещение быстро становилось тепло. Так в былые времена, опасаясь разводить костры во время зимних набегов-"кошей", крымские татары согревали пленников, сбивая их в кучу. Что до курения в общественном месте, то оно в те времена было в порядке вещей - некурящие не обращали внимания на пустяки, вроде лезущего в глаза табачного дыма.
         Как и во времена степной вольницы повестку дня объявлял атаман, а докладчиком по обсуждаемому вопросу становился "станичный есаул", либо специально приглашённое лицо. Если речь шла о проведении земельного передела с участием приглашённого землемера, перед казаками выступал упомянутый землемер. Традиционно казаки ценили толковых ораторов, поэтому выступающий - тот же землемер мог быть уверен, что его выслушают, и не просто, а со всем вниманием.
         В станичном или хуторском сборе могли участвовать женщины, как казачки, так и иногородние, а так же "лица невойскового сословия" - тот же землемер, и даже иностранец, или из любопытства заехавший в Область того или иного Войска - но только в случае, если обсуждающийся вопрос касался их непосредственно. В любом другом случае "лица невойскового сословия" на сбор не допускались. На совместных сборах "лица невойскового сословия" присутствовали с непокрытой головой, тогда как казаки оставались в фуражках:
        
         "Члены палаты общин, образованной из представителей народа, будучи вызваны в палату лордов, смиренно обнажают головы перед лордами, сидящими в головных уборах"
         (с) Виктор Гюго, "Человек, который смеётся".
        
         И разумеется, голосовать на совместном сборе могли только казаки - но никак не "лица невойскового сословия". Изложив повестку дня, атаман давал возможность высказаться заинтересованным сторонам. Прежних возгласов: "любо" и "не любо" уже не было - но как в прежние времена, прерывать выступающего не полагалось.
         После выступлений заинтересованных сторон начинались прения, состоявшие в том, что казаки сбивались в кучи и принимались бурно обсуждать вопрос, стараясь перекричать друг друга. Выждав с полчаса-час, чтобы дать казакам возможность наговориться, атаман открывал голосование. Голосовали по-казачьи, ногами - сторонники предложения отходили в одну сторону, противники в другую. Количество голосов определялось на глаз. Если сторонников и противников предложения оказывалось примерно поровну, точку в споре ставил атаман. Принятое решение прилюдно заносилось в "Книгу записи решений станичного сбора" и скреплялось подписями членов станичного правления.
         В сороковых и пятидесятых годах XIX века казаки охотно участвовали в работе станичных и хуторских сборов - но к началу шестидесятых годов, когда паевая система устоялась и стала делом привычным, постепенно перестают проявлять к ним интерес. Не забудем, что выделенная в пай земля могла находиться в нескольких десятках вёрст от станицы. В разгар полевых работ, когда день в самом прямом смысле слова год кормит, живущий в станице терял день, а живущий на хуторе три дня - день на дорогу "туда" и день на дорогу "обратно". "Станичным есаулам" приходилось загонять казаков на сбор едва ли не силой - а сами казаки находили любые предлоги, чтобы уклониться.
         К тому же именно в шестидесятых-семидесятых годах в Правительстве и обществе впервые был поднят вопрос: а нужен ли России, в просвещённом XIX веке такой архаичный, чисто феодальный институт, как казачество? "Прогрессисты" предлагали распустить Войска, передав паи в частную собственность казакам, обложить их земельным налогом, а на собранные средства формировать регулярные кавалерийские полки, набирая их из тех же казаков, но уже на основе всеобщей воинской повинности. "Умеренные" предлагали сохранить Войска и паевую систему, предоставив самим казакам право выбора - служить или платить денежный налог. Победили консерваторы-"казакоманы", поддержанные господами из Министерства Финансов. Именно финансисты подсчитали, что только с Области Войска Донского казна Российской Империи недополучает восемь миллионов рублей - но формирование новых полков регулярной кавалерии, вместо донских "первоочередных", обойдётся в семнадцать миллионов.
         Упомянутый спор не обошёл стороной и самих казаков, среди которых распространилось такое явление, как "пиджачничество" - фрондирующая казачья молодёжь по воскресным и праздничным дням, вместо обязательной военной формы стала носить гражданскую одежду. Чтобы лишить права голоса разного рода "фрондеров" и смутьянов, очередное "Положение" установило, что отныне участвовать в работе станичного и хуторского сбора вправе не все казаки, а только главы семейств, домохозяева. Число участников сбора непременно должно быть чётным. И не должно превышать тридцати человек. Исключение делалось для станиц, в которых было свыше тысячи дворов - в этом случае число участников сбора могло достигать ста человек.
         Если на хуторе было меньше тридцати дворов, то в работе хуторского сбора принимали участие все проживающие на хуторе главы семейств. Если дворов было больше тридцати, сперва бросили жребий, а затем участвовали в сборе по очереди, сегодня ты, а завтра я. Участников станичного сбора избирали от каждых десяти, а если число дворов превышало тысячу, то от каждых тридцати дворов. При этом каждый хутор, помимо атамана, был обязан послать на сбор своего представителя.
         Тогдашние правила разрешали не желающему терять время отцу семейства нарядить на сбор не имеющего собственного хозяйства старшего сына, с наказом говорить и голосовать так-то и так-то. Поскольку на хуторе и в станице все всех знали, полномочия старшего сына говорить и голосовать от имени отца не у кого не вызывали сомнений. Разумеется, если отец решил лично принять участие в работе сбора, сын был обязан его покинуть.
        
        
         3. Казачье правосудие.
        
         Во времена степной вольницы казаки находились на особом положении - законы Московского Царства на них не распространялись. Никаких регламентирующих жизнь казачества "Положений" так же не существовало. Вместо них у казаков существовал собственный свод законов и правил - "казачий присуд":
        
         "А люди и крестьяне, быв на Дону хоть одну неделю, или месяц, а случится с чем-нибудь к Москве отъехать, и до них впредь дела не бывает никому, потому что Доном от всех бед освобождаются...".
         (с) Григорий Котошихин.
        
         "Казачий присуд" нечаянно, вовсе не желая того, уничтожил Александр I Освободитель, в 1802 году издав первое "Положение", регламентирующее жизнь казачества. Тем не менее, до публикации знаменитого "Манифеста от 19 февраля" 1861 года казаки находились в особых условиях: крестьяне, в том числе и государственные - крепостные, тогда как казаки - вольные. Лишь после отмены крепостного права они постепенно уравниваются в правах с прочими подданными Российской Империи. За двумя исключениями: казаки как были, так и остались на земельном обеспечении и были обязаны служить.
         Если, находясь "на льготе", казак совершал серьёзное уголовное преступление - убийство, "бесчестье по отношению к женщине" (как это деликатно писалось в тогдашних документах), вооружённый грабёж - вздумал с приятелями навестить контору Новочеркасского коммерческого банка или остановить поезд с почтовым вагоном, кражу на сумму свыше тридцати рублей, сознательно или по неведению прикупил краденного на ту же сумму, а так же принял участие в драке с нанесением "тяжких телесных", то его судил обычный уголовный суд - с профессиональными судьями, прокурором, адвокатом и, во второй половине XIX века - с присяжными заседателями.
         Обратим внимание - в Российской Империи полиция не имела права задерживать и арестовывать военнослужащих - в том числе и казаков "строевого" и "запасного" разрядов. Чины городской и окружной полиции в казачьих Землях набирались из самих казаков, отслуживших первый срок в "первоочередных" полках. Служащие в полиции казаки - на казачьем "гуторе" "приказные" сохраняли земельный надел, одновременно получая жалование - 18 рублей в месяц, и не подлежали мобилизации при объявлении "сплоха". Свои обязанности они исполняли в повседневной казачьей форме, при погонах и шашке - но с особыми знаками различия, свидетельствующими о принадлежности к полиции.
         Так же заметим, что в отличие от нынешних казаков, в Российской Империи казаки собой полицию не подменяли. События 1905 и 1917 годов - то несчастливое исключение, которым поверяется правило. Так в наши дни, в мирное время никто не заставит десантников или спецназ патрулировать улицы. Исключением являлись казаки Сибирского и Астраханского Войск, чьей обязанностью была не только военная, но и полицейская служба. Отслужив первый срок в "линейных" частях, два других срока "сибирцы" и "астраханцы" поддерживали порядок в своих Землях и на прилегающих территориях.
         Использование казачьих частей для подавления беспорядков во время событий 1905 года вызвало яростные протесты со стороны самих казаков. "Пусть вольных нанимают, - говорит герой "Тихого Дона". - А нам, кубыть, и совестно...". А вот что по этому поводу писали казаки станицы Глазуновская - земляки Фёдора Дмитриевича Крюкова:
        
         "Мы даже и не желаем, чтобы наши сыны оберегали только чужие имения, а не отечество - то пусть богачи сами охраняют себя, а в защиту Батюшки-Царя и святой Руси мы навсегда будем готовы выставить своих детей на границы, а помещиков мы охранять не согласны...".
         (с) С.Г.Сватиков, "Россия и Дон, 1549 - 1917".
        
         За те же преступления, совершённые во время службы в "линейных" частях, казак оказывался перед военно-окружным судом, в составе двух штаб-офицеров и четырёх обер-офицеров. В соответствии с уголовным кодексом военно-окружной суд приговаривал к каторжным работам на длительный срок, либо к смертной казни.
         Военно-окружной суд ни в коем случае не следует путать с военно-полевым судом, судившим военнослужащих - как "нижних чинов", так и господ офицеров за преступления, совершённые в ходе боевых действий, а так же террористов и зачинщиков уличных беспорядков во время событий 1905 года. Военно-полевой суд состоял из штаб-офицера и двух обер-офицеров. Дело заслушивалось не раньше, чем через сутки после задержания обвиняемого, рассматривалось в течение двух суток - обвиняемому давалась возможность высказаться в свою защиту и пригласить свидетелей. Приговор приводился в исполнение через сутки после вынесения - но военно-полевой суд мог и оправдать обвиняемого.
         Напомним, что несмотря на наличие военно-полевых судов, жестоко каравших за преступления против личности, такие, как убийство и "бесчестье по отношению к женщине", казакам в ходе боевых действий разрешалось брать трофеи:
        
         "Добыча рассматривалась, как частное достояние лиц, её захвативших: добытое целым полком принадлежало всему полку, добытое отряжаемыми от полка отдельными партиями обращалось в пользу сих партий и, наконец, вещи или деньги, добытые отдельным лицом, признавались его неприкосновенной собственностью. Отличившиеся в деле с неприятелем офицеры, урядники приказные и казаки при разделе добычи имели право на двойную часть против своих товарищей, а не бывшие в бою не участвовали и в дележе добычи, кроме тех, которые были в командировке. Обличённый в трусости лишался всякого участия в добыче и подвергался телесному наказанию пред полком, причём от него отбиралось в пользу полка "всё то, что он позади сражающихся товарищей успевал взять с поражённого уже ими неприятеля".
         (с) "Столетие Военного Министерства. Главное управление казачьих Войск".
        
         Если во время службы в "линейной" части казак систематически нарушал дисциплину - появлялся в строю в нетрезвом виде, конфликтовал и дрался с товарищами, воровал у товарищей или у мирных обывателей - скажем, во время марша через деревню шарил в сундуках у мирных обывателей, наконец, "проматывал амуничные вещи" - пропивал или терял что-то из формы, оружия и снаряжения, то его судил полковой суд. Как и военно-полевой суд, полковой суд состоял из штаб-офицера и двух обер-офицеров, выбранных из состава полка по жребию. Полковой суд мог приговорить к аресту в гарнизонной тюрьме и общественно-полезным работам. Взыскание могли наложить не только на казака, но и на его непосредственного начальника, командира сотни, не способного привести подчинённого к повиновению.
        
         "На марше я замыкал эскадрон и наблюдал, как при въезде в деревню один или два казака, отделившись от строя, исчезали в ближайшем крестьянском дворе. Оттуда разлетались куры, из-под ворот доносился поросячий визг... Когда эскадрон покидал деревню, порядок восстанавливался, и только кружащие в воздухе перья говорили о том, что нас ожидает хороший обед. Должен сказать, до сих пор мне не приходилось слышать жалоб на мародёрство казаков, но это относится только к вещам, провиант же и фураж они считали вполне законной добычей".
         (с) Барон Н.Е.Врангель, "От крепостного права до большевиков".
        
         Большинство "амуничных вещей" находилось в собственности казака, приобретались им на личные средства, поэтому сам факт "промотания" не содержал в себе "состава преступления". Однако "промотав амуничные вещи" казак терял боеспособность - за что его и наказывали.
         Помимо отдачи под полковой суд, в мирное время служащему в линейной части казаку могли сделать замечание или выговор. Могли наложить известный по службе в Советской Армии "наряд вне очереди" - обязать выполнить дополнительную работу в казарме или при кухне. Могли, опять же, как в Советской Армии, оставить на несколько дней без увольнительной - "воспретить отлучку в город", как это писалось в тогдашних документах. Могли "поставить под ружьё", но не более чем на два часа - заставить стоять смирно с полной выкладкой. Могли заставить отбыть несколько суток ареста при полковой гауптвахте... Зато хорошо известные по книгам и фильмам офицерские зуботычины, тем более - телесные наказания были запрещены ещё в шестидесятые годы XIX века, в ходе военной реформы Дмитрия Александровича Милютина и строго преследовались.
         Если неподобающе себя вёл офицер, но при этом в его действиях отсутствовал состав преступления, то его судил не суд, а (обратим внимание на этот момент) полковое Офицерское Собрание. Офицерское собрание - ни с какой стороны не суд, приговорить к штрафу, тюремному заключению, тем более, к смертной казни оно не имело права. В то же время приговор Офицерского Собрания имел юридическую силу - наравне с полковым командиром председательствовавший в собрании старший офицер имел право подать по инстанциям рапорт об отчислении провинившегося офицера из полка.
         В 1905 году решением Офицерского Собрания, с позорнейшей формулировкой "за недостойное офицера поведение", был отправлен "на льготу" будущий знаменитый красный командир - командующий Второй Конной Армией Филипп Козьмич Миронов (в отчестве не путать "о" и "у", 26.10.1872 - заколот штыком конвоира во дворе Бутырской тюрьмы 02.04.1921). Именно ему Игорь Тальков посвятил пронзительную песню "Бывший подъесаул":
        
         И носило его по родной стороне,
         Где поля и леса превратились в плацдармы.
         Бывший подъесаул преуспел в той войне,
         И закончил её на посту командарма.
        
         Самое интересное, что в момент, когда его отправляли "на льготу", будущий красный командарм и в самом деле имел чин подъесаула. А заодно и четыре ордена, выслуженные во время Русско-Японской Войны. С началом Первой Мировой Войны Филипп Козьмич вернулся на службу, выслужив чин войскового старшины и ещё четыре ордена.
         В пореформенной России опасались проводить политические судебные процессы - судебные заседания были "открытыми", за умеренную плату на них допускались пресса и публика, поэтому судебный процесс по политическому делу мог вызвать в обществе нездоровую дискуссию. Губернатор (если губерния подчинялась непосредственно Санкт-Петербургу), либо генерал-губернатор (если губерния входила в состав одного из восьми генерал-губернаторств, тогдашних "федеральных округов") своей властью имел право выслать смутьяна за пределы вверенной территории.
         В 1906 году личным распоряжением Войскового Атамана князя Николая Николаевича Одоевского-Маслова (21.01.1849 - 1919) из Области Донского Войска в Санкт-Петербург (случай, в истории ссылок уникальный - обычно высылают из столицы в провинцию, а не наоборот) были высланы два бывших депутата Государственной Думы первого созыва - уже известные нам Фёдор Дмитриевич Крюков и Филипп Козьмич Миронов. Основанием послужил митинг, который они устроили в станице Усть-Медведицкой, делясь опытом работы первого российского парламента. Напомним, что первая Дума царского созыва проработала всего семьдесят дней.
         В первой половине XIX века конфликты между казаками разбирал станичный атаман совместно с "подписными стариками", а если дело оказывалось серьёзным, то станичный и хуторской сбор. Однако, как мы знаем, к шестидесятым годам XIX века казаки утратили интерес к работе сборов. Если вопрос о земельном "переделе" касался всех, то слушать дело о набеге казачат на сад местного "батюшки" желающих было мало.
         Ситуацию усложняло то, что со времён степной вольницы лучшим средством воспитания казаки считали розгу и нагайку:
        
         "Рано у нас уничтожили сеченье; надо было бы дозволить сечь хотя бы по определению сбора. Особенно молодым людям это было бы полезно, а арест не помогает: он посидит, а потом выйдет, как ни в чём не бывало, да ещё и посмеётся...
         В старину-матушку лучше было, тогда атаман и без приговору сёк, по соглашению только со стариками, и хорошо всё было. А ныне такое пошло, что и придумать хуже не можно: вот у нас в станице мы забыли, когда и порядок-то был...".
         (с) Михаил Харузин, "Сведения о казацких общинах на Дону".
        
         Все мы помним стихи Некрасова:
        
         В воскресный день, часу в шестом
         Пошёл я на Сенную,
         Там били женщину кнутом,
         Крестьянку молодую...
        
         И немногие слышали, что с начала шестидесятых годов XIX века, после публикации "Манифеста от 19 февраля", отменившего крепостное право, Правительство Российской Империи начало беспощадную борьбу с телесными наказаниями. В 1863 году отменены телесные наказания для мещан, цеховым мастерам запрещается наказывать учеников, наказанных телесно - в том числе и в детстве не производят в офицеры - офицера не может коснуться ничья рука... В 1885 - 1887 годах телесные наказания окончательно запрещаются для всех, включая крестьян. Характерно, что окончательно запрещены они были не в царствование "прогрессиста" Александра II Освободителя, а при патриоте-почвеннике Александре III Миротворце.
         Заметим, что в культурной, цивилизованной Великобритании телесные наказания в закрытых школах "с традициями" просуществуют до конца ХХ века, и будут отменены лишь в 1985 году. Правом пороть товарищей обладали не учителя, а ученики-старшеклассники. Каждому вновь поступившему ученику назначался шеф из числа старшеклассников, имевший право выпороть своего подопечного за плохие отметки или дурное поведение.
         Запрет на телесные наказания не мешал полицейским следователям во время допросов бить подозреваемых - лично, либо просить об услуге городовых. Тогдашние воровские "понятия" не позволяли уголовникам отвечать на вопросы иначе, как подчиняясь физическому насилию.
         Не остались в стороне и казаки. Серию грозных распоряжений, запрещающих телесные наказания, станичники благополучно проигнорировали - как в прежние времена, в станицах "учили" пьяниц и хулиганов. В результате 23 апреля 1870 года (по старому стилю) Александр II Освободитель подписал новое "Положение об общественном управлении в казачьих Войсках", лишившее станичные сборы судебных функций. Вместо них в станицах учреждался собственный, особый станичный суд.
         Согласно "Положению" 1870 года в каждой станице, сроком на год избиралось двенадцать судей, причём избирателями являлись только "действительные" или "служилые" казаки. Проживающие в станицах "иногородние" и прочие "лица невойскового сословия" подлежали станичному суду наравне с казаками, но избирательных прав не имели. На должность станичного судьи мог быть избран как рядовой казак, так и офицер. Для господ офицеров ограничения по возрасту не вводились - а вот кандидат из "действительных" и "служилых" казаков должен был быть старше тридцати трёх лет и перейти из "строевого" в "запасный" разряд. Как и в случае с атаманами, предпочтение отдавалось грамотным - но, в крайнем случае, могли избрать и неграмотного.
         Из этих двенадцати для каждого заседания жребием избиралось три человека. Эти трое из своей среды самостоятельно избирали председателя - но если в числе избранных был офицер, то председателем становился он.
         Станичному суду полагалось собираться раз в две недели, желательно по воскресеньям, в специально отведённом здании. Если таковое отсутствовало, то в специально отведённой зале станичного правления. Если в станичном правлении отсутствовала подходящая зала, (а чаще всего так и было) станичный суд заседал в пустовавшей "сборовой горнице". Чтобы станичный суд и станичный сбор не мешали друг другу, то и другое старались провести в разное время.
         Обязательной принадлежностью зала станичного суда был крытый сукном стол для судей, скамейки для посетителей, и ("Положение об общественном управлении станиц казачьих Войск" 1891 года особенно настаивает на этом моменте), портрет Государя-Императора на стене, над судейскими креслами.
         Никакой особой одежды, вроде мантий и париков, в каких щеголяли европейские, в первую очередь английские судьи, казачьим станичным судьям не полагалось. Не полагалось им и виц-мундиров, в каких заседали российские "присяжные поверенные" - прокуроры, судьи и прочие юристы на государственной службе. Частные адвокаты - "частные поверенные", в том числе и знаменитый Фёдор Никифорович Плевако (25.04.1842 - 23.12.1908) выступали, нося фраки, сюртуки и "визитки". В отличие от тех и других, станичные судьи судили в парадной казачьей форме, при погонах и орденах. О принадлежности к судейским служил носимый на шее на цепочке металлический жетон с надписью: "судья станицы такой-то...".
         Если во время заседания никто не являлся с жалобой, из станичного правления запрашивалась "Книга регистрации жалоб в станичный суд". Если и там никаких новых записей не обнаруживалось, полагалось для приличия посидеть часок, после чего пожать друг другу руки и разойтись с чувством исполненного долга. Если во время заседания в станичный суд являлся казак или "иногородний" с жалобой, либо в "Книге регистрации жалоб в станичный суд" обнаруживалась новая запись, то вызывался несущий "сиденочную" повинность при станичном правлении "малолетка" - оповестить заинтересованные стороны, что такое-то дело будет рассмотрено в такой-то день и такое-то время.
         Для проживающего в станице казака и "иногороднего" явка в станичный суд была обязательна - в случае отказа могли доставить под конвоем. Так же обязательна была явка для частного владельца, чьи земли граничили с землями станичного юрта. Казак другой станицы и "лицо невойскового сословия", проживающее в соседней губернии могли не являться в станичный суд лично, дав показания по делу в письменной форме - "чужой" казак заверял их у своего атамана, а "лицо невойскового сословия" - в полиции или у нотариуса. Тем не менее, не явиться было чревато - дело могли заслушать заочно, в отсутствии одной из сторон, и не факт, что решение будет вынесено в её пользу.
         Дела заслушивались по очереди, в порядке поступления, что определялось по "Книге регистрации жалоб в станичный суд". Если дел оказывалось много, назначались дополнительные дни заседаний и вызывались дополнительные судьи. Судей, как мы помним, было двенадцать, так что одновременно в станичном суде могло слушаться четыре дела. Заседания только открытые, публика допускалась бесплатно, но буянивших могли удалить из зала. Перед вынесением приговора судьи удалялись в комнату для совещаний - если комнаты не было, то совещались непосредственно в зале заседаний, предварительно удалив из него публику.
         В станичном суде отсутствовал профессиональный обвинитель - прокурор. Можно было пригласить профессионального адвоката - но дело это длительное, затратное... Словом, истец и ответчик защищали свои интересы, самостоятельно выступая перед судьями. Как и присяжные заседатели, станичные судьи судили "по совести" и стародавним казачьим обычаям. Обыкновенно заседания происходили в зале суда - но если слушалось дело о земле, о потраве или о поджоге, то могли выехать непосредственно на место события. В этом случае заседание становилось выездным, а станичные судьи превращались в следователей, проводящих оперативно-розыскные мероприятия.
         В первую очередь станичному суду подлежали дела о земле - если делающий первичную "опашку" казак обнаруживал, что "передел" проведён неправильно, и ему достался участок меньшей площади. Либо прохиндей-сосед "украл" часть земли, выкопав новые ямки и прикрыв старые дёрном. Так же станичному суду подлежали дела о потравах - если гимназист, сын соседского помещика вздумал срезать путь, пройдя через засеянное поле, либо через то же поле прогнали скот гуртовщики.
         Станичному суду подлежали имущественные споры на сумму, не превышающую ста рублей, а так же дела о кражах, мошенничестве или скупке краденного на сумму, не превышающую тридцати рублей. Если сумма превышала тридцать рублей, дело (в том числе и о потраве) передавалось в полицию, а затем и в уголовный суд. Так же станичному суду подлежали дела об обиде и оскорблении словами и действиями, дела о несоблюдении чинопочитания - если "выросток" или малолетка не поклонился старику или офицеру, либо не уступил дороги тому и другому. Станичный суд разбирал дела о драках и побоях без нанесения тяжких телесных повреждений, о хулиганстве и нарушении тишины и спокойствия...
         Несколько необычной для нас статьёй, появившейся в ходе борьбы с телесными наказаниями, стало "неповиновение детей родителям". Не забудем, что казаки становились совершеннолетними поздно - в двадцать пять лет, отслужив первый срок в "линейных" частях. До этого момента вполне взрослый, носивший усы, находящийся вне службы казак оставался под родительской опекой. Особая статья, существовавшая только у казаков - "утрата боеспособности".
         Станичный суд был вправе оштрафовать виновного на шесть рублей - ровно в два раза больше, чем станичный атаман, приговорить к аресту сроком на восемь суток и к общественно-полезным работам на тот же срок. Помимо этого станичный суд мог обязать виновника извиниться перед потерпевшим, а так же компенсировать ему понесённый материальный ущерб. У особо злостных хулиганов, в первую очередь у лодырей и пьяниц станичный суд мог передать под опеку, а то и вовсе конфисковать земельный пай, а в самом крайнем случае поставить перед станичным сбором вопрос об отчислении казака из Сословия. Уже не станичный суд, а станичный сбор направлял "отношение" в округ или отдел.
         "Кормились" станичные судьи непосредственно с дел - за каждое заседание им выплачивалось по полтора рубля. Упомянутая сумма считалась судебными издержками, а потому взыскивалась с проигравшей стороны, либо с обеих сторон - ещё одна причина, почему казаки не любили судиться и кляузничать.
         Если казак был недоволен исходом дела, то мог опротестовать его в следующей судебной инстанции - "почётном суде". В отличие от станичного, полномочия "почётного суда" охватывали не одну, а сразу две станицы. Если станица была малонаселённой, полномочия почётного суда могли охватить сразу три станицы, если станица лежала в отдалении, то лишь одну.
         Точно так же, сроком на три года казаки избирали уже не двенадцать, а всего лишь шестерых судей - троих от каждой станицы. Точно так же для каждого заседания почётные судьи жребием избирали из своей среды трёх человек, а эти трое избирали из своей среды председателя. В отличие от станичного, "почётному суду" полагалось собираться лишь раз в месяц, причём по очереди - месяц в одной станице, месяц в другой. Точно так же почётные судьи судили, будучи в парадной казачьей форме, при погонах. На носимом на шее жетоне значилось: "Почётный судья", без указания станицы. Полномочия "почётного суда" и порядок проведения заседаний не отличались от полномочий и порядка проведения заседаний станичного суда.
         Решение "почётного суда" можно было опротестовать в обычном суде по гражданскому делу. Дело это хлопотное и затратное - хотя бы потому, что для подачи жалобы в обычный суд следовало просить у станичного атамана "отпускное свидетельство".
         Помимо всего перечисленного, даже в начале ХХ века в ходу у казаков был "самосуд" - станичники расправлялись с правонарушителями самостоятельно, не привлекая к делу власти. Заметим, что речь идёт не о криминальной расправе, а именно о суде, когда казаки тайно - как правило, ночью проводили сбор, на который приглашали, а чаще силой приволакивали виновного в том или ином проступке, причём виновному давали возможность высказаться в свою защиту. Заканчивался тайный казачий суд либо, по стародавнему обычаю, поркой нагайками, либо убийством, замаскированным под "смерть от естественных причин", либо как военно-полевой суд, оправданием.
         Особенно жестоко расправлялись казаки с ворами, но в первую очередь с конокрадами, которых, как все крестьяне, ненавидели. Заметим, что в прежние времена понятия "кража" и "убийство" нередко становились синонимами. Обворованный ремесленник, оставшийся без товаров и оборотных средств купец, но в первую очередь лишившийся лошади крестьянин оказывался без средств к существованию и обрекался на разорение, а то и на голодную смерть.

---

Оставить комментарий © Copyright Сергичев Николай (poulmark@yandex.ru) Размещен: 03/12/2022, изменен: 23/12/2024. 146k. Статистика. Глава: История, Публицистика

Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список