Отец буркнул: "сегодня!". Сердце Пашки забилось часто-часто, хотя он сам и виду не подал. Он продолжал отдирать мух от липких лент, привезенных в воскресенье с рынка.
Мясные ряды в нынешнее жаркое лето просто укутаны шуршащим одеялом из насекомых. Торговцы жаловали мухоловов, каждый звал их встать рядом со своим прилавком. Пашка в такие минуты проникался важностью собственной профессии. Он выпячивал грудь, хмурил брови, когда вместе с шестом, на котором болталась бахрома из липких лент, устраивался на очередное ловчее место.
А вот деревенские мальчишки мухоловов не любили. Пашке частенько доставалось, стоило в одиночку попасться им где-нибудь на окраине. Но обидней всего, если отец - рядом, но только молчит, только плетется и покорно терпит, когда в их спину летят комья грязи и коровьи лепешки. В такие минуты Пашка ненавидел свой шест, своего отца, всю свою жизнь. Казалось несправедливым, что именно ему выпало родиться в семье мухоловов.
Но с некоторых пор Пашке стало наплевать на издевательства мальчишек, на презрительное перешептывание деревенских баб за спиной, на то, что их с отцом называют слабоумными. Потому что однажды отец посмотрел на календарь, крякнул "пора!" и полез в подпол. Там он откопал два сундука и, велев на кресте поклясться в верности семейной тайне, показал их Пашке. В одном сундуке лежал плоский камень со старинными буквами. Отец называл его "договор".
- Здесь написано, - сказал отец, - почему мы должны ловить мух.
Пашка осторожно, с замирающим от страха и благоговенья дыханием потрогал камень, провел дрожащими пальцами по выбитым буквам, но ничего не смог прочитать. Во втором сундуке лежало несколько желтых камней, каждый величиной с наперсток.
- Плата за нашу работу, - объяснил отец. - Это золото нас кормит и одевает. А через неделю мы должны свою работу сдать. Жаль, дед не дожил - он так хотел всё сделать сам. Тебе, сын, не понять, ведь ты так мало прожил... Не понять, каково оно - лицезреть плоды работы всей своей жизни, жизни отца твоего и деда.
Поэтому когда отец сказал "сегодня!", Пашкино сердце сжалось в ожидании чего-то таинственного и волшебного.
После обеда отец запряг лошадь. С Пашкиной помощью выкатил из сарая громадную бочку, которую наполняло не одно поколение мухоловов. Бочку по настилу втащили на телегу и накрепко привязали ремнями.
К горам успели доехать засветло. Пашкин отец долго оглядывался по сторонам, шевелил губами, словно читал заклинание, затем остановил телегу возле розового валуна, мерцающего искрами в лучах заходящего солнца.
- Должно быть, здесь - указал он рукой на валун. - Так написано в договоре.
Пашка крутил головой вслед за отцом. Он ещё никогда так далеко не отъезжал от дома, ему было одновременно интересно и страшно. Он вгляделся в розовый валун и внезапно, неожиданно для самого себя вскрикнул - на поверхности камня появилась зияющая щель, которая очень медленно, но неумолимо расширялась. Пашкин отец так же, как и мальчик, замер, пораженный необычным явлением. Через мгновенье он всё ж пришел в себя и, перехватив Пашку поперек туловища, потащил к телеге.
Затем мальчик слышал только окрики отца, видел только собственный пот, заливающий глаза, пока телега не стала впритык к дыре, образовавшейся в каменном валуне. Мухоловы распутали ремни и наклонили свою бочку в сторону темного провала. Из бочки с сухим шорохом посыпались миллионы мертвых, иссушенных мух. Они закручивались в воздухе в вихрь, который втягивался вглубь каменного колодца.
Пашка с благоговеньем смотрел, как дело рук его отца, деда, да и его самого бесследно исчезает в темном чреве. Ему было легко и весело, будто тяжелый груз спадал с его плеч. И лишь отец пару раз окриком напоминал - держи бочку, не отвлекайся.
Мелкую пыль со дна они выгребали лопатой. Затем отпустили бочку и она с глухим "бу-у-ум" стала назад, в телегу. Уже совсем стемнело, и тогда отец велел ждать. Мухоловы забрались в телегу и стали смотреть на валун. Через пару часов взошла луна, и стало видно, что старая дыра, образовавшаяся в камне, немного затянулась. Зато рядом появилась новая.
Мальчик спрыгнул с телеги и смело пошел в сторону валуна. Отец окликнул его, но без особой строгости в голосе. Пашка таких окликов не боялся. Он приблизился к камню и потрогал обе дыры - обычный, на ощупь, камень. И движения краев вовсе не чувствуется.
Внезапно в новой дыре что-то сверкнуло. Пашкин отец тут же спрыгнул с телеги и подскочил к валуну. Сунув руку, он вытащил наружу огромный, размером с курицу, кусок золота - Пашка узнал его даже в бледном лунном свете. Лицо мужчины расплылось в радостной улыбке. Он счастливо зажмурился, как тут что-то загрохотало со всех сторон.
Отец выпустил из рук золото, схватил в охапку Пашку и так замер, не понимая, куда бежать. Но разносящийся по окрестностям грохот бы странен - в нем угадывались слова, слова, которые заставили мухоловов вслушаться:
- Спасибо... вам... шустрики... Славный... был... обед... Что бы... я... без вас... делал... Нынче... улетаю... Жаль... что мы... живем... в разном... темпе... Эта запись... убыстрена... в десять... тысяч раз... Вот... так-то... Прощайте...
Когда грохот закончился, отец поднял Пашку и сунул его в телегу. Всю дорогу домой они молчали, а когда впереди показался силуэт их дома - крайнего в деревне - отец сказал без всякого выражения в голосе:
- Заработок, он, конечно, хороший. Но как подумаю: ведь восемь поколений корячилось, стало изгоями в родном краю. И только чтоб эта тварь разок поела... Э-эх, черт... В город поедешь учиться. На юриста. Хватит с нас мух.