Аннотация: Посвящается Сергею Борисовичу Хедроту. Памяти моего дорогого друга.
Он прошел через всякое. И хорошее и плохое. Но ни разу не поворачивали вспять. Почему, спросите Вы? А Вы попробуйте повернуть его вспять! Вот Вам наглядный пример.
Пила.
Зимний вечер в Синево. Дача. В комнате тепло, пылают в камине поленья, прыгают по потолку синие тени. Сидим с Серегой молча за накрытым столом. На столе, поверх старой "Ленинградской правды" сервирован пахнущий с мороза слесарный инструмент. Сверкают гранями разнокалиберные отвертки, раскинувшись лежат двое пассатижей, присутствует обязательный молоток, несколько коробочек, бутылочка редкого импортного машинного масла, маленькая канистра девяносто второго бензина, и наконец Хугсварна - новенькая, такая вся шведская, бензиновая пила. Серега поднимается.
- С Богом, - коротко говорит он закрутив крышку бензобака. - Пошли.
На улице тишина. Падает снег. Молчат строгие ели. Природа замерла в предчувствии совершаемого таинства - сейчас загрохочет, завоет и зажужжит.
- Смотри, мне в магазине показывали, - в расстегнутом ватнике Серега склонился над пилой. - Вот это вот закрываем, рычаг налево, а теперь от-так-от хватаем, бросаем и дергаем...
Серега улыбается. Красной точкой тлеет изжеванная беломорина.
- Щ-щас, мы ее...
С третьего раза первозданную тишину разрывает прекрасное, ни с чем не сравнимое, ревущее и закладывающее уши бормотание пилы, к нему тут же присоединяются собаки, полуночные петухи, и какая-то корова в соседнем Меллюппельто. Елки, дрожа, сбрасывают с себя оцепенение вместе со слежавшимся снегом, и его тут же окутывает густой сизый выхлоп.
На пятой секунде счастье заканчивается вместе с внезапно заглохшим мотором.
Последующие попытки запуска тщетны. Пила молчит. Изредка чихает, но молчит.
Серега вспотел. От ватника клубами валит пар. Полусъеденная папироса давно потухла.
- Дай попробую, - прошу я.
Тщательно устанавливаю агрегат, просовываю валенок в прорезь рукоятки, так что носок нажимает на рычаг газа, и рву заводку. Пила тут же оживает, весело тарахтит, и пока она не опомнилась, хватаю ручку и работаю газом не давая заглохнуть. Снова все кругом залаяло замычало и посыпалось.
- Молодец, Сашуня, - бьет меня по спине кулаком радостный Серега, - мы ее урыли!!!
И в этот момент прекрасная шведская стерва оканчивает свое выступление.
Пробуем еще раз, и еще и еще...
- От зараза, да что ей надо-то?, - Серега недоуменно переводит взгляд то на пилу, то на меня.- Пошли в дом, почитаем инструкцию...
Половина третьего ночи. На смятой газете валяются грязные, засаленные отвертки, молоток, перевернутые коробочки, отдельно - пустая на треть поллитровка водки. В углу стоит непокорная Хугсварна. Рядом на скамейке перечитанная, несколько раз вслух с выражением(ями), инструкция.
Молчим. Серега курит подперев голову и задумчиво смотрит на дым.
- Не, но что ей все таки нада?!
И что скажите Вы? Думаете все, кончилась Россия да? Сдал он пилу в магазин? Нет! Он ее таки завел! Уже потом. Тэт-о-тет. Уж не знаю, чем он ее обольстил, но шведка завелась! Глянули бы вы какие нонче скамейки да столики он выпиливает этой самой Хугсварной - ахнете!
21.08.2006
Этот рассказ был написан к сорокалетию моего дорогого друга. И это единственный мой рассказ о Борисыче.
Сегодня сорок дней, как Сергея нет.
Он ушел. Оставил всех. Совсем одних. И ушел.
Мир несправедлив. Мир позволяет взглянуть на таких людей лишь единожды. На краткий, неуловимый миг. Только четырнадцать лет совместной работы и дружбы.
Ты жил на максимуме. Всегда на гребне волны. Без компромиссов. Сжигая себя. Освещая другим путь. Не прося ничего взамен. Я не встречал таких людей, как ты. Никогда.
Мне трудно это говорить, но я скажу.
Прощай, Серега.
Все, кто тебя знал, будут помнить тебя до конца своих дней.