Аннотация: Финалист "Коллекции Фантазий-4". < - Вы хотите меня купить? - взвизгнул ученый. - Да как вы смеете, Скворцовски! Русский человек, русский интеллигент - не про-да-ет-ся! Вы понимаете, вы понимаете, коллега - душа у меня болит, душа болит!>
Ставка на сволочь
- Скворцовски. Через "уай", - вежливо пояснил Бред. - Имя произносится через "э".
Новенькая секретарша энергично строчила замечания начальства в блокнотике. Блондиночка, с легкими кудряшечками, губки бантиком, прелесть что за девочка. То, что турки емко и образно называют "Наташа", закатывая глаза и причмокивая в порыве чувств. И не так чтоб дура, "фторнек" пишет с буквы "вэ".
- Кофе я предпочитаю крепкий, с двумя ложками сахару... Сахар закажете тростниковый, а чай - в "Колониальных товарах", весовой; для маловажных посетителей - в пакетиках...
Пернар мысленно погладил девочку - весьма скромно, цивилизованно. Человек он был приличный, робкий и относил себя к русской интеллигенции.
Скворцовски тоже - у обоих предки бежали из страны в бурные революционные. У кого в семнадцатом, у кого в девяностые. В результате оба прекрасно изъяснялись и на родном, и на русском; Скворцовски от отца, увезшего подростка в Штаты, досталась русская фамилия, как он сам выражался - гнусно испохабленная американской реальностью; Пернар же получил от прабабки любовь к Достоевскому в дореволюционной орфографии и склонность к мазохистским самокопаниям, рефлексиям и колебаниям, что, как известно, является неотъемлемым признаком отечественного мыслителя.
В остальном русские интеллигенты были вполне себе цивилизованными европейцами с частной поправкой на заокеанность; Скворцовски сколотил серьезный капиталец на изобретениях разнообразных Пернаров, Пернар, изобретая, работал с морального и финансового благословения разнообразных Скворцовски. И вот, гонимые зверскими мировыми законами, сдерживающими рост экспериментальной науки, оба впервые вернулись на историческую родину испытывать продукт под рабочим названием "Анти-Эм".
- Я всегда говорил, что только в России по-настоящему поддерживают ученых! - не переставал повторять Пернар, восхищаясь буквально всем: Кремлем и Тверской, ресторанами и соборами. Вкусно кушал, приятно спал, гулял по Арбату и аккуратно проверял результаты проверки "Антит-Эма". Оба русских лаборанта были умными, неприхотливыми, все делали сами. Пернару оставалось только ждать окончания апробации.
- Единственное, что мне не нравится в этих наших соотечественниках - расхлябанность, - жаловался он Скворцовски, утирая лоснящиеся от русских блинов губы в безумно дорогом ресторане для московского среднего класса. В элитных, для высшего, они разумно решили обедать только за счет русской стороны. - Они вечно опаздывают и постоянно пьют чай и кофе на работе.
- Ничего, я велел Любочке варить им только растворимый, - рассеянно утешал Скворцовски. - Тем более они неприхотливы в зарплате.
- Так-то оно так... - вздыхал Пернар, отхлебывая родное бургундское. - А только душа за дело болит, просто, можно сказать, не на месте... Переживаю.
- Переживать после будешь. Первая партия уже в аптеке. Небольшая - экспериментальный этап.
- А законы? - вытаращил глаза Пернар.
- Где? В России, что ли?
Жанна Амирабова собралась вешаться. Но так как вешаться было муторно и долго, и надо было искать веревку, она купила в аптеке несколько упаковок наугад взятых таблеток, пришла домой, высыпала их все на кровать. Пилюли были красивые и разноцветные. Жанна смотрела на россыпь лекарств и плакала. Россыпи ее бриллиантов кончились. Кончился дом на Рублевке, кончилась квартира в Сочи, кончился коттедж в Испании. Нет, никто их не забирает - но все это нужно содержать, за все это нужно платить - от горничных до налогов. В Испанию и Сочи, в конце концов, надо ездить.
Жанна сыпанула в рот горсть каких-то таблеток жемчужного цвета. Они оказались совсем не противными, с приятной кислинкой. Жанна жевала их и всхлипывала над неудавшейся жизнью. Теперь не будет у нее ролей, не будут ее называть восходящей звездой, не станут дарить цветы и просить автографы. Жизнь кончена.
Таблетки жевались медленно и тягуче, как жвачка.
Минут через десять Жанна всерьез задумалась о том, чтобы позвать прессу. Скандал - пожалуй, это возвратит ее к театральной жизни и кино. Не то чтоб она очень хотела, или была зла, или обижена, нет. По телу разливалось абсолютное спокойствие.
Жанна придумала, как она отомстит душке режиссеру. Швырнув недоеденную упаковку на ковер, Жанна набрала номер телефона.
Дни проходили в приятных знакомствах и неожиданных встречах.
Как-то в офис заглянул Борис Петров - Пернар даже вскрикнул от радостного удивления.
- Прочитал в газете - решил заглянуть, - слегка застенчиво сказал Петров. - Не забыл?
Борис, интеллектуал и умничка, талантливейший политолог, еще на заре 90-х приехал учиться в Европу, где и познакомился с тогда еще отнюдь не доктором, а всего лишь ассистентом Пернаром. Пили абсент, говорили о русской культуре - Пернар с удовольствием вспоминал об этих часах родного общения с соотечественником. Он даже подарил ему ксерокопии дореволюционного Достоевского.
- Пернар! - обрадовался Борис. - Ну что, решил-таки посетить историческую родину? Ну как, дружище, как тебе родные пенаты? Экскурсии, рестораны, девочки? - подмигнул Петров.
- Потрясающе, неправдоподобно, - оживился Пернар. - Это что-то. Прожил бы все жизнь в России, клянусь. Но как ты, Борис? Что у тебя за жизнь?
- Ничего жизнь, - опрокинул стопку Петров. - По штабам обретаюсь. В политику пошел. Пока на побегушках, но думаю и сам...
Борис достал вычурный золотой портсигар, предложил собеседникам. Чиркнул дешевой пластмассовой зажигалкой, прозрачной, зеленой, два рубля в пивном ларьке.
- Никак не отвыкну от совковых привычек, - усмехнулся Петров, поймав удивленный взгляд Пернара. Скворцовски, тот просто фыркнул. - Сколько дарили - всегда дома забываю. Приходится каждый день в ларьке брать.
Пернар вежливо засмеялся. Он действительно был рад другу.
- Ты будешь баллотироваться, Борис? От какой партии?
- Э, с партией посмотрим. Какая разница? Нужен удобный случай, хороший момент. Чтобы выехать... Был бы шанс - а там мы и голову на рельсы...
- Всегда поражался богатству русского языка, - восхитился Пернар. - Количеству фразеологизмов и их изумительной выразительности, - он сделал вид, что не заметил, как Скворцовски возвел очи горе, закусывая осетриной. - Зажигалка, смотри - опять забудешь...
- А, - отмахнулся Петров.
Скворцовски промычал нечто невразумительное.
Пернар не знал, о чем говорить. Как-то за десять лет темы для разговора у них стали разными. Не говорить же им, право слово, о Достоевском...
- А мы так, продукт вот новый предлагаем...
Испытания "Анти-Эма" проходили успешно, и уже через три месяца, заключив соответствующие контракты, Скворцовски сообщил Пернару, что экспериментальный этап пора сворачивать. Серьезные соотечественники, с которыми они обедали в элитных ресторанах, решили массово "выбросить" товар на рынок.
- Безобразие! - возмутился Пернар. - Что значит "выбросить"?! Это же надо, насколько деградировали русский язык и русская ментальность! Ну и словечки! Правильно, правильно Бунин не желал издаваться в этой похабной орфографии...
Скворцовский пожал плечами. По нему, орфографиями должны были заниматься секретарши.
- Ша! - поддержал Скворцовского их новый партнер Николай Иванович ("Только назови Колян, корешок - умоешься! Мы люди приличные"). - Не дрейфь, все схвачено. Санэпидэм не придерется, налоговая не съест. Усе заплачено. Давай отгружать.
И тут, как водится, у Пернара начался приступ интеллигентских сомнений и тревоги о судьбе России.
Кошкину не везло по жизни. Фамилия у него была дурацкая, и все дразнились, с детсадика до института. Вот и теперь не везло - из-за мамаши и папаши, давших ему эту дурацкую фамилию. Теперь они чего-то хотят и нудят, и нудят... Сессию он завалил. Вышибли его. Блин. Эх, жизнь. Кошкин вытащил из кармана жвачку, кинул в рот. Рекламная кампания давила на тинейджеров тем, что прогрессивная эта жвачка решала все проблемы.
И проблемы решились.
- Пошла ты, - спокойно сказал Кошкин матери через десять минут. - Насрать. Я пошел в клуб. Лучше торговать наркотой, чем сдавать сессию и работать как вы, всю жизнь без гроша.
Лида Кошкина схватилась за грудь. Оседая, она успела почувствовать, как муж вливает ей в рот ложку не то валерьянки, не то какого-то успокоительного. Чего-то кисленького и прохладного.
Через десять минут, придя в себя на диване, Лида Кошкина вдруг ощутила нечто необычное. Выкрутасы ублюдка сына ее больше не беспокоили. Набрав номер мобильника негодяя, она сообщила Кошкину-младшему, что тот домой может не возвращаться. Ей незачем тратить на него нервы.
Кошкин-старший, уткнувшись в газету, только пожал плечами. Во рту разливалась приятная кислинка. Новый препарат дала ему участковый терапевт, когда он пришел за бюллетенем из-за легкой простуды. Кошкин привык, что врачи торговали баночками с БАД, но приходилось брать - раз уж хочешь две недели отдохнуть. Что за биологическую добавку всучила ему терапевт на этот раз, он узнавать не стал. Наверное, что-то для потенции.
Когда через месяц Кошкиным позвонили из морга с просьбой опознать погибшего от передозировки наркотиков сына, родители сочли большим неудобством, что сын носил с собой документы.
- Он никогда не уважал родителей, - сказала мать.
Пришлось ехать в морг и тратить время на опознание.
- Нет, я все-таки думаю, мы неправильно поступаем, - Пернар задумчиво грыз круглые розовые ногти. - Я не говорю о том, что три месяца по любым европейским законам - срок, недостаточный для проверки препарата. В России тоже, кажется, есть законы...
- Мы с этими несуществующими существами, слава Богу, не сталкивались, - отрезал Скворцовски. - Я уже замучился вам объяснять, мой друг, какую сумму я вложил в это предприятие...
- Ах, Бред, ну не все же измеряется деньгами! - вздохнул Пернар.
- Мой милый друг, мой друг бесценный. Как говорил Тургенев, или, возможно, Лермонтов. Помимо соображений убытков, я могу назвать вам соображения прибыли... - Скворцовски был на взводе. Уже второй день этот идиот колебался, сомневался и собирался идти сдаваться в милицию. "Экая скотина", - думал Бред. - Двести процентов чистой прибыли, Пернар, двести процентов, не облагаемой налогами прибыли!..
- Вы хотите меня купить? - взвизгнул ученый. - Да как вы смеете, Скворцовски! Русский человек, русский интеллигент - не про-да-ет-ся! Вы понимаете, вы понимаете, коллега - душа у меня болит, душа болит! Что мы делаем, Бред?! Мы толкаем Россию в пропасть...
Скворцовски мысленно досчитал до десяти.
- Ну где, где вы тут видите пропасть? Кому мы вредим? Нормальный лекарственный препарат, в условиях российского кризиса - вещь весьма полезная...
- Вы толкаете Россию к тоталитарному обществу, - возвестил Пернар. - Я презираю себя за то, что с вами связался...
- А при чем тут аванс? - удивился Пернар. - Я с вами о судьбе России, а вы о презренном металле...
Но ученый заметно стушевался. Заглянувшая в кабинет секретарша расставила чашечки с кофе и в какой-то мере разрядила обстановку.
Пернар сидел, насупившись и прихлебывая капуччино. Скворцовски с чашкой эспрессо размашистым шагом расхаживал от окна к сейфу.
- И где вы видите тут тоталитарное общество? - наконец, не выдержал он. - Какое отношение имеет "Анти-Эм" к проблемам отечественной истории?
- Ну как вы не понимаете! - возмутился Пернар. - Разве вы не смотрели "Эквилибриум"? Лекарство, лишающее человека эмоций и чувств, обязательно приводит к появлению такой вот ущербной модели политического устройства общества...
- Ах вот вы о чем, - расслабился Скворцовски. - Давайте так, Пернар: вы занимайтесь чистой наукой, мой друг, а я, коллега, оставляю себе все вопросы практической реализации. Это лекарство никто не собирается раздавать просто так из каких-то там политических целей. Этот препарат мы будем продавать. Про-да-вать. Его у нас будут покупать. По-ку-пать. Мы будем делать на этом деньги, и, право слово, я не понимаю создателей этого фильма - чистый идиотизм. Тратить государственные средства на то, чтобы заставлять людей принимать препарат... Попомните мое слово, Пернар: они - слабые, тупые, потребительски настроенные, глупые, аддиктивные, бегущие от проблем и не умеющие их решать - будут становиться к нам в очередь, в длинную-предлинную очередь за "Анти-Эмом"...
- Ну, если так... - заколебался Пернар. - Если без насилия... Из соображений пользы народной...
- Именно так, мой друг; именно так, и никак иначе. Из соображений пользы.
- Но вы уверены, что "Анти-Эм" будут покупать? - наморщил лоб Пернар. - Честно говоря, я несколько волнуюсь - все-таки новый продукт, а вы так быстро подписали все контракты с этими... соотечественниками. Надо бы получше изучить рынок сбыта, целевую аудиторию...
- А я, Пернар, поступил проще: как говорил наш великий русский философ, делаем ставку на сволочь.
- На сволочь?
- Да-да, на сволочь; на самую обыкновенную русскую сволочь. Вы что-то хотите спросить?
- Какой философ? - спросил Пернар.
- Дореволюционный. Не помню, какой. Слоневич, кажется. Много их было, и все великие, и все русские - у русских какой-то особенный склад ума, вы не находите? Мы вот, к примеру, с вами тоже чуть-чуть русские. Имеем же мы право сделать эту ставку, вы не находите, - рассмеялся Бред.
- Ну, если с этой точки зрения посмотреть... - неуверенно сказал Пернар...
Валерий Петрович потерял жену. И остался на этом свете один, как перст. Дрожащими руками распаковав успокоительное, он размешал в стакане кисловатый на вкус порошок. Через десять минут Валерий Петрович почувствовал себя лучше. Однако была проблема: пенсия была слишком не велика, а цены на копеечный "Анти-Эм" внезапно поднялись до заоблачных высот. Поэтому первые две недели после пенсии Валерий Петрович жил спокойно, а следующие полмесяца выл с глухой тоски. И кушать ему весь месяц было нечего.
- Я спокойна, я спокойна, - припевала Анютка, собираясь к подруге. Нужно было раскрутить родителей - на сережки, и на "Колу", и на "Анти-Эм". Учитывая собственную некредитоспособность, с родителями пока приходилось мириться. Зато Анюта могла не обращать внимания на Гошу из параллельного класса и не исписывать дневник признаниями в любви. Аня твердо решила, что если мать еще раз откажет ей в карманных расходах, она найдет вместо мамы папика.
Валентина Яковлева стояла в очереди в ломбард. Было стыдно, но потеря работы выбила ее из колеи. Только с "Анти-Эмом" все проблемы отступали на задний план. Дома еще оставалось обручальное кольцо и две цепочки. Хватит на две упаковки. Что будет потом, Валентина старалась не думать.
Потеря дочери и мужа убила Надежду. Имя, имя... а надежды нет. Подруга принесла какие-то таблетки - сказала, успокоительные. Господи, почему в машине не было ее, Надежды? Тогда бы не было этого кошмара, не было бы ничего. Ничего бы не было. Надежда глотнула воды, положила таблетку на язык. Запила. Боль отступала. Через месяц пришла подруга, потребовала денег за таблетки. Счет был умопомрачающ. Надежда заплатила. Еще чрез месяц сбережения истаяли, и она взяла у подруги в долг. Долги росли. К счастью, фигура у Нади еще была хороша. А где работать - какая разница? Подруга предложила хороший выход. Никаких особых чувств по поводу новой работы Надежда не испытывала.
- Саша, деточка, а кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
- Фамацетой.
- Кем, кем?
- Фамацедом.
- Фармацевтом! - (Смех).
- А почему, Саша?
- Буду бесплатно бать анимэм.
- Дашенька, голубушка, вы что, кормите сына этой гадостью?
- Нет, это в детсаду дают... Как прививки... Зато дети не шалят...
- Да? Может, и нам попробовать...
- Думаю, плохого в этом нет. Я и сама иногда употребляю. Придешь с работы, жить не хочется...
- Друзья! Сограждане! Товарищи! Друзья! - Петров заметил, что стал повторяться. Он уже слегка охрип, но толпу надо держать в подчинении. Чтобы не разбрелась бесцельно громить витрины и иномарки. - Друзья! Нет сил больше терпеть! Нас используют!..
- УУУУЫЫЫЫРРРР!!! - грозно пронеслось над митингом народное недовольство.
- Используют! На вас наживаются, на вашем горе делают деньги... Грязные, продажные западные дельцы узурпировали продукты первой необходимости...
- Водка по тридцать шесть рублей, - горестно воскликнул кто-то.
Петров подивился ценам, сообразил, что речь идет о каком-то уж совсем невообразимом по качеству товаре, и возмущенно поддержал пролетария:
- Вот именно, товарищи! А "Анти-Эм"?! Кто, кто может выдержать такие цены?!
- Долой! - загудела толпа.
- Нам надо взять власть в свои руки, - на соседних площадях так же надрывались соратники Бориса: жена, друг, обе сестры и наемные психологи. Петров сверился с часами: еще три минуты. Три минуты удержать внимание - и отпустить. Дальше они сделают все сами. "Она", - поправился Петров. В единственном числе - одно целое, единая волна, единая толпа. - Нам надо разрушить офисы "Анти-Эма" и раз и навсегда покончить с этим безобразием... Выгнать вон западных дельцов... Решить, наконец, кто мы - твари дрожащие или свободные граждане великой страны?!! - Борис вложил в слова такой надрыв, что народ застонал в экстазе. Резонирующий глас Петрова пробирал до костей, но людям, естественно, казалось, что дело не в звуковых эффектах.
Пискнул таймер. В шуме митингующих Борис едва услышал сигнал.
- Давайте задумается: долго ли нам терпеть?!! - воспарил он. Громовой, тщательно отрепетированный голос возбуждающим камертоном пробрал по клеткам толпы. За домами многочисленным эхом вторили такие же раскаты. - Ну, ответим на вопрос: долго терпеть? Тварь я дрожащая или право имею?! Дружно, хором!!!
- Тварь я дрожащая или право имею, - откликнулась толпа. - Тварь я дрожащая или право имею...
- Не слышу!!!
- Тварь я дрожащая или право имею! - энтузиазма побольше...
- Тварь я дрожащая или право имею!!! Ну, вместе!
- Тварь я дрожащая или право имею!! - почти гипноз...
- Тварь я дрожащая или право имею!!! - накачиваем, накачиваем...
- Тварь я дрожащая или право имею!!!!!!!!
Борис остановился.
- ТВАРЬ Я ДРОЖАЩАЯ ИЛИ ПРАВО ИМЕЮ! - скандировала толпа. - ТВАРЬ Я ДРОЖАЩАЯ ИЛИ ПРАВО ИМЕЮ!! - все, им уже не нужно помогать. Петров утер пот со лба. Над всей Москвой разносился дружный рев, в котором едва пробивались членораздельные слова.
Еще раз пискнул таймер, и судьба "Анти-Эма" была решена. Судьба России на ближайшие десятилетия - тоже.
- Бред, - сказал Пернар. Выла сигнализация. На улице творился кошмар. Что-то трещало, что-то ломалось. Все рушилось, кричало и разбивалось. Заодно, в порыве энтузиазма, митингующие громили витрины и вымещали классовую ненависть на иномарках. Некоторые, впрочем, уже не вымещали: усевшись прямо на мостовой, дрожащими руками разрывали пакетики с "Анти-Эмом". - Бред...
- Вы меня звали? - обернулся Скворцовски.
- Это я о том, что на улице.
-А-а.
"Первый" в лучших отечественных традициях гнал балет, другие каналы репортировали в меру возможностей. Би-Би-Си захлебывалась в сенсационном восторге.
- Я же говорил - сволочь. Русская тупая сволочь. Черт, кто-то же сделал ставку лучше, чем мы...
- Зачем же так, - пробормотал Пернар. - Не все люди злодеи. Не все сволочи...
- Да я не в том значении, - презрительно бросил Скворцовски. - Кому, как не вам, знать, что значит это слово. "Сволочь" - глагол. Стащить отовсюду что попало. Всякий мусор, разное быдло. Они не злодеи, они просто сволочь...
- Зачем вы так жестоко, Скворцовски...
- Вы забываете, Пернар: это именно русская сволочь вышвырнула вашу прабабку в Европу к чертовой матери - к вашему счастью, наверное. Или вы бы предпочли жить в России?
- Я...
- Не оправдывайтесь, Пернар. Эта сволочь устроила местный аналог демократии, слава Богу, что у папаши хватило ума свалить в Штаты... Эта сволочь всегда выбирает то, что ей подсовывают. И у нее только две мечты: разграбить, поделить.
- Не надо так о нашем народе!
- Ваш друг Петров...
- Мы только учились вместе, - бесцветным голосом поправил Пернар.
- Ваш дружок Петров сыграл на замечательном национальном свойстве этой сволочи. Признаться, я сначала подумал, что они будут взрывать склады... Как в фильме - как его там? Наивное заблуждение. Но ничего, мы уедем в другую страну, нормальную страну, где нет этой русской сволочи, зато полно либеральных, демократических, цивилизованных ничтожеств. Они будут не отбирать, а покупать "Анти-Эм".
- А Россия... - прошептал Пернар.
- А что Россия? На полгода занесем ее в графу "убытки". В общем-то, я ожидал чего-то в подобном роде. Главное, что мы успешно провели испытания. А дальше посмотрим. Скорее всего, Россия станет важным корпоративным клиентом. Ваш дружок... ах, простите, однокашник Петров подсадил свой народ на наркотик, и чтобы удержаться у власти, будет скупать его у нас в достаточном количестве. Платить, как я понимаю, будет нефть, чем же еще.
На некоторое время воцарилось молчание. Только шумело где-то далеко внизу, взрывалось и громыхало. Но тише: дорвавшись до вожделенного препарата, люди успокаивались и расходились по домам. Репродукторы сообщали, что "Анти-Эм" с сегодняшнего дня будет выдаваться бесплатно. В центрах Партии Общественного Спокойствия.
- "Анти-Эм" не вызывает привыкания, - выдавил Пернар. - Реклама была... Мы же сами одобрили... И я ученый, я знаю...
- А то. Кто бы спорил, - ухмыльнулся Сковрцовски. - Физического - никакого. А вот эмоциональная игла - ого-го какая острая! Убытки нам не грозят.
- Если бы я знал... клянусь, если бы я знал!..
- И что, духу хватило бы отказаться? - скептически заметил Скворцовски. - Врете вы себе, мой друг, врете и не краснеете. Потому что ваша жалкая маленькая душонка не хочет смириться с собственной паскудностью. Имейте мужество признаться хотя бы себе, что знали, знали, знали и не...
- Замолчите! - зажал уши Пернар.
- Ай-яй, гуманисты какие мы, жалко сволочь нам стало всякую, - насмехался Скворцовски. - Потребительскую, понимаешь, аудиторию. Электорат дружка Петрова.
- Пернар. Милый мой, тихий, добрый Пернар. Вы хороший, вы очень хороший человек. Вы совсем не сволочь. Ни в каком значении. Вы просто тихий хороший человек. Человечек. Уж извините за мои колкости. Не хочу вас обидеть, право слово, не хочу. Давайте успокаиваться. Сейчас мы сядем с вами на поезд, пока все дороги не перекрыли, или на самолетик, или на пароходик - выедем из этой России к чертовой матери. Вас ждет великое будущее в нормальной стране, вас оценят по заслугам, вам дадут Нобелевскую премию. Я заплачу вам деньги. Вы засунете свою совесть... отложите ее в банковский сейф до востребования, и заживете спокойной обеспеченной жизнью, полной успехов в науке и личной жизни... Полно, Пернар, вот и секретарша с билетами. Собирайтесь.
Скворцовски развернулся и быстрым шагом вышел из кабинета. Взволнованная и слегка растрепанная секретарша выбежала вслед за ним, что-то тараторя о заторах и пикетах.
Пернар опустился на стул, раскрыл папку. Слава Богу, все в единственном экземпляре. Лаборантов Скворецки... как тяжело это произносить... ликвидировал. Папку надо вывезти, иначе Петров сам будет производить "Анти-Эм", да еще и сбывать его в малоразвитые страны. Такие убытки... черт, о чем это он? Эту заразу надо с корнем, с корнем... Дрожа, Пернар перебирал листки и нервно чиркал забытой Борисом зажигалкой. Курить он так и не научился. В школе не хватило духу, потом как-то не случилось. Он ведь всегда был хорошим мальчиком, правильным человеком. Поэтому Пернар никак не мог сладить с дешевой одноразовой зажигалкой, дергал колесико, искры летели, а пламя не загоралось.
- Не уеду, не уеду! - твердил он, обхватив руками голову. - Ни за что не уеду, буду расхлебывать... Формула у меня, только у меня, все это закончится, а я не скажу... Будут пытать - не скажу... И все закончится. Как кошмарный сон закончится...
Пластмассовая штучка плясала в дрожащих руках.
- Тварь, тварь, - твердил Пернар, раз за разом высекая искру. Пламя никак не хотело разгораться. Чего-то им не хватало - пламени и Пернару. Черт его знает, харизмы Петрова, что ли.
- Господин Пернар, вас ждут, - заглянула в комнату белокурая секретарша. Растрепанная прядь выбилась из прически, и стало как-то очень заметно, что она - крашеная.
Пернар снова чиркнул вхолостую и выронил зажигалку.
- Господин Пернар! - в голосе девицы появились нетерпеливые нотки. - Господин Скворцовски говорит, что мы можем выехать только до наступления комендантского часа. До семи вечера! В восемь намечается официальное выступления Бориса Петрова, и все дороги перекроют. А завтра, наверное, уже отменят право свободного выезда...
- Да, да, конечно, право, - бормотал Пернар, уставившись на листки. - У меня тоже есть право, - прошептал он. - Право послать вас к чертовой матери...
- Поторопитесь! - заключила секретарь. С улицы донесся шум и звон стекла. Толпа набросилась на очередной магазин. То ли с "Анти-Эмом", то ли с телевизорами.
Пернар взглянул на окно, хотел было подбежать и посмотреть, что творится - но телевизор исправно демонстрировал картинку. И так - по всей столице. а может, по всей стране.