Маша же узнала, что муж ее нынче отдыхает, то есть на работу ходить не обязан, и подкорректировала свои планы, оттого Дмитрия Васильевича привлекли к закупкам разного к Новому Году. Елочку ей обеспечили в школе, где она работала, подарки она уже всем купила, ну, а теперь надо купить то, что выбросят и повезет увидеть. Новый год наступал в ночь с воскресенья на понедельник, так что время было. Его встречать решили в тесном семейном кругу, то есть он и супруга. Старший с семейством будет встречать тоже в своем тесном кругу. Среднего поздравят телеграммой и, если получится, то дозвонятся. Младший-ну разве будет студент сидеть с родителями? У него есть масса вариантов, с кем и как, благо, за три курса института он сейчас ухаживает за третей по счету девушкой. Родители, правда, потребовали, чтобы он не ездил на дачи для встречи Нового года и то в видах того, что может оказаться так, что топить на даче не выйдет, все завалит снегом и туда не пройдешь и оттуда не проедешь и даже 'Скорую' не вызовешь по причине отсутствия телефона. Младший торжественно пообещал, что развлекаться будет только в городе, в отапливаемом месте и при наличии телефонной связи. Ему поверили, и, как потом выяснилось, он не обманул. Все происходило в общежитии какого-то института технического профиля (родители о таком и не знали) и с четвертой по счету девушкой, но ведь они ставили условия по быту? Да, по быту, а раз там топили и телефон у комендантши имелся, то никаких претензий!
Маша, правда, выговорила сыну за ветреность и за то, что он бросил третью по счету девушку, но явно из чисто женской солидарности. Нина ей самой нравилась и, возможно, Маша рассчитывала, что чуть позже все сложится в семью, но не вот так. Дмитрий Васильевич претензии супруги выслушал, но не поддержал. Даже с точки зрения того, что откуда они знают мелкие детали взаимоотношений сына и Нины? Это старший подробно рассказывал, что его тогдашняя девушка, а ныне их невестка, и по какому поводу сказала или сделала. А у младшего характер не тот.
По вечерам семейство писало поздравительные открытки, а в перерывах между очередными поздравлениями Маша из мужа вытаскивала подробности его творчества в период 'до нее'.
Ну и про его взаимоотношения с женщинами до нее. Начиналось с одного, а потом плавно переходило на это.
Некогда он Маше сказал, что сейчас она есть у него, а это значит, что до нее ничего и никого не было. Потому ей нужно знать, что ранее он был женат, но его первая жена умерла, и детей у них не родилось. А всего остального не существовало. Есть она и навсегда она. Чем надолго закрыл эту тему в беседах. Правда, после войны подробно рассказал про первый брак.
Но Машин интерес к теме не пропал, она и раньше пыталась зайти за охраняемый периметр. И сейчас ей хотелось узнать побольше. Ну, и ладно. Он Маше не изменял и за то, что было до нее-ему не стыдно.
Поэтому пока Маше было немного рассказано о романах будущего мужа в Московский период, но до нее. Военно-полевые романы пока были табу. И снами до Новогодней ночи его не терзали небеса.
Вообще Дмитрий Васильевич от Новогодних праздников был не в восторге, особенно от ночного бдения. Всё-таки и он старел, и праздник Нового года вошел в его жизнь относительно поздно. В детстве праздновали больше Рождество, а Новый год-кто как.
Потом Рождество ушло из жизни большинства, но вернулось в виде новогодней елки. Но дети празднику радовались, поэтому приходилось его устраивать для домашних.
А у Дмитрия Васильевича было еще два праздника, не общесоюзных, и не семейных, а для него.
26 августа-когда он пошел в армию, возможно, уже в Таманскую, возможно, еще не в нее. И 9 сентября, когда вышла его первая книга. Но он их праздновал больше в душе.
Особенно августовский. А в сентябре покупались небольшие подарки для домашних, но без уточнения, отчего так. Наслаждайтесь и все тут. Эту традицию он не поддерживал лишь во время войны- скажем, в сентябре 1942 года семья была в Куйбышеве в эвакуации. А он под Туапсе, в штабах и под обстрелом немецкой артиллерии. Вечером заночевал на зенитной батарее и поделился с хозяевами содержимым одной из фляг. Тогда и выпили за 18 летие со дня выхода первой книги с теми, кто ее не читал, но что поделаешь? Не Шекспир и не Шолохов, чтобы все про него знали. Но согревает мысль, что книга малоизвестного автора, да еще и под псевдонимом-это часть культурного процесса страны и народа. А в культурный процесс входят и шедевры, и средняя литература, и совсем не шедевры. И все вместе-они культурный код времени, а что каждый роман, рассказ или стих за место в нем занимает-это ясно будет сильно потом. То самый Пушкин и при жизни как писатель выглядел очень неплохо, хоть в стихах у него был соперник-Веневитинов. Потом Бенедиктов. И в прозе тоже такие были. Но кто помнит сейчас Веневитинова или Бенедиктова? Только очень хорошо начитанные люди. Может, позднее их будут знать только пара профессоров в Москве. Но может наступить реннесанс интереса к Веневитинову или Бенедиктову, благо Бенедиктов много занимался переводами. И вместе с переводами вспомнят и про 'Кудри девы-чародейки'.
Новогодняя ночь прошла тихо и по-семейному.
Поскольку ни у мужа, ни у жены не возникло идеи пойти погулять по снежку и морозцу (а термометр показывал всего минус два и с небес ничего не падало), то вскоре и отправились спать, и даже решили посуду мыть уже утром. Маша в школе прослышала про примету, что посуду с новогоднего стола нужно мыть уже утром первого, иначе год будет грязным, как тарелки из-под яств. Спать обоим сразу не захотелось, потому Маша начала вспоминать время их знакомства, а потом снова плавно перешла к тому, что и кто были у Мити до нее. Пришлось немного рассказать. Вот ведь женское любопытство!
Маша заснула, и будущему имениннику тоже пора. Он и заснул, и приснилась ему Маша весною тридцатого года. Наступил тогдашний май, и Дмитрий обрадовался теплой погоде и вышел погулять на воздух. Ноги довели его до берега Москвы -реки, а потом к нему подошла девушка с темной косой почти до пояса и спросила, извинившись, не скажет ли он, то есть Дмитрий, но еще не -Васильевич, который час? Еще -не- Васильевич достал из часового кармашка часы и сказал, что четверть десятого. Дальше разговор продолжился, они познакомились и девушку Машу молодой человек проводил до ее общежития. Она кое-что там сделала и вышла, и молодые люди еще погуляли. Расстались уже после обеда и договорились встретиться завтра, после работы.
И в назначенном месте ее не оказалось. 'И досадно, и обидно'
Дмитрий решил назавтра прийти на то самое место в то же время, и увидел ее! А что вышло-то? Да на работе начальство задержало, и потому она на полчаса опоздала. А Дмитрий-еще- не-Васильевич столько не выдержал, и ему когда-то сказали, что положено ждать четверть часа. Он сделал скидку на разное непредвиденное, но и через двадцать минут Маша не пришла.
А дальше: 'Я ушел! И я ушла!' Правда, вроде бы эта песня в тот год еще не появилась. В качестве извинения Дмитрию кое-что досталось, а еще Маше был сказан телефон, по которому можно было в ОЧЕНЬ экстренных случаях позвонить и сказать, что она не может. В редакциях газет и журналов иногда бывают утеснения сотрудников, желающих заниматься личной жизнью в рабочее время, да и таких же желающих позвонить может быть много.
Встречи продолжались, и как-то Маша сказала Мите, что для него есть новость: у нее будет ребенок. И у Мити, соответственно, тоже.
Митя подождал пяток секунд и сказал, что пора идти в ЗАГС и узаконивать свои взаимоотношения. Если Маша не против. Ему ответили, что да, да, не против, и спустя неделю, в выходной день, они вышли из ЗАГСа мужем и женой. Путь их лежал в комнату Дмитрия, и вечером там собралась теплая компания из двух друзей мужа и трех подруг жены, и гости выпил и поели, а также пожелали всяческих благ новой советской семье
Вот и во сне Дмитрий Васильевич вновь перенесся в день их решения о будущем браке. И он тогда ощущал себя, скажем, если и не на седьмом небе от счастья, то на пятом точно. И, хотя он не знал до этого дня, что их первенец уже существует, но к браку был уже готов. И то, что такая девушка не отвергла его ухаживания, его любовь и так далее- для него означало то, что, наконец, пришла полоса удачи после почти полутора лет сумрачной жизни. После смерти и похорон Паши он ощущался себя прямо по Блоку: 'Как тяжело ходить среди людей и притворяться не погибшим'. Но наступила весна тридцатого, и весна улыбнулась ему. Весну звали Машей, и он сделал шаг к ней навстречу. И не пожалел, что шагнул.
Старших родственников на свадьбу они не приглашали. Теперь как бы другое время, молодые люди сами решат про свое будущее, поэтому благословение-это пережиток прошлого. Жили бы все в одном городе, то, конечно, можно было и показать свое будущее, но родные Мити жили на юге, в том самом городе Ч. , а Машины в городе Гусь-Мальцевский, а ныне Гусь-Хрустальный.
Попозже, конечно, родным показали первенца, на юг съездило все семейство, а родственники из Гуся и сами столицу посещали.
Ну, а в войну Маша с детьми поехала к отцу и матери, они тогда жили в Самаре (ныне Куйбышеве), место в их домике было, так и прожили военное время. Дмитрий Васильевич разок ухитрился съездить к семейству. Посмотрел на жену, детей, тестя и тещу, а также младшего Машиного брата Егора Второго (был и первый). Но недолго, отпуск -то был краткосрочным. Вернулся, сдал редактору три заметки по тому, как тыл помогает фронту-это было что-то вроде налога на посещение семьи. И отбыл на Воронежский фронт. У редактора были не то предчувствия, не то информация, что там что-то произойдет в ближайшее время, и предчувствия его не обманули-началась Курская битва. И Дмитрий Васильевич поглядел на танковые бои, может, и на то самое Прохоровское сражение. Его собственное участие ограничилось сбором рассказов участников, наложением перевязок двум раненым танкистам (привет Новонижнестеблиевскому полку и фельдшеру Чумадаеву- повязки он накладывал мастерски, и Митя у него научился) и написанием песни 'Выноси, броня!' Давно у него стихов не рождалось, давно, а тут вот само взяло и сложилось. Впрочем, за войну это произошло еще разок и все-'года к суровой прозе клонят'. Ну и на сдачу-контузия, только в старом смысле слова, когда военного побило чем-то, но ран не нанесло. От ударов какими-то обломками полтуловища синие, но ран нет, и ребра целы. Поэтому медиков тревожить не стал, показался им уже в столице. Они ничего страшного не нашли, но предупредили, что иногда такие вот травмы могут перерасти в воспаление легких. Но не перерасли- и ладно.
На этом сон прервался, поскольку Маша на кухне что-то уронила на пол. получилось очень звонко и вырвало из царства Морфея.
'-Лесбия, где ты была?
-Я лежал в объятьях Морфея!
-Женщина, ты солгала,
В них я покоился сам!'
А кто автор этих стихов- Дмитрий Васильевич так и не вспомнил. Что вообще неудивительно. Поэты стараются поскорее донести свои находки и достижения до слушателя, поскольку напечатают еще не завтра, а знакомый-вот он! И читают ему, спасибо, если сонет, а ведь могут и эпическую поэму в двадцати песнях. Сам он коллег понимал, и испытывал такое же желание поделиться хорошо получившимся отрывком. Но, как причастный к тому же, ограничивал их декламацию 10-12 строками, о чем и сразу же предупреждал. И человек поделился, и он не слишком много времени потерял.
Правда, надо сказать, чтение зачастую переходило в просьбу одолжить денег. Се ля ви.
Днем супруги посетили семейство старшего сына и поздравили всех с Новым годом и новым счастьем. Еще позвонил младший и отрапортовал, где он был, что он делал, и что все соблюл с точки зрения обещанного им времяпровождения-не на даче, в теплом месте и так далее. Маша, бравшая трубку, отругала его за разрыв с Ниной. Сын выслушал и никак на упреки не отреагировал. Сказал лишь, что ко дню рождения отца обязательно подъедет к ним и обязательно поздравит именинника, на чем разговор и завершил. Маша, не полностью излившая накопленный заряд эмоций на виноватого, излила их на мужа, но тот, как уже говорилось, не поддержал ее упреки. Еще в то день Машу посетили две знакомые и довольно долго заседали и за столом, и на диване, где явно переговорили обо всей столице и всех ее жителях. Дмитрий Васильевич дамам мешать не стал, сидел и занимался своей рукописью
Вечером он лег спать, но проснулся в три ночи. Или утра? Попытался заснуть снова-а вот выкуси! Вставать и сидеть на кухне или в другой комнате? Нет желания. Писать или читать книгу не хотелось, и он решил лежать. Вдруг заснет? А не получится- можно еще часок-другой поразмыслить о прошедшей жизни или о том, что будет дальше, за пенсионным возрастом. И начал с ничего не значащих ныне размышлений, стоило ли ему после гражданской оставаться в РККА или нет? Он-то не остался, но что бы было, если бы не ушел?
Разумеется, Дмитрий Васильевич правильно понимал, что это какой-то идеальный вариант, не учитывающий кучи других факторов.
От политики до личных взаимоотношений меж начальником и подчиненным, в том числе и любовных. У начальства ведь и жены бывают, и между женой комдива и комбатом может проскочить искра. А потом проскочит другая, отчего комбата в академию не пустят. Или пустят, но ч с тайной целью, чтобы и духу его тут не было.
Дмитрий Васильевич не раз думал о себе в качестве военного и об армии вообще и создал такую вот теорию.
Как сказал великий Клаузевиц: 'Военное дело просто и понятно умному человеку. Но воевать сложно.' Или наподобие, потому что он за точность воспроизведения не ручался.
По мнению же Матвеева, существуют военные люди, хорошо пригодные для службы в мирное время, и такие же, только на военное время. Наконец, возможны и их смешанные варианты, одинаково хорошо или терпимо пригодные для обоих случаев.
Военные мирного времени хорошо знают и чувствуют, что нужно для текущих нужд войска, как все устроенно в армии, поэтому, когда возникает вопрос, а где взять что-то, которое вообще есть или должно быть, но в наличии нет, они знают, где искать и кого спросить. Про таких в царское время говорилось, что образование получил на службе. Прослужив несколько десятилетий, такой офицер лично участвовал в разных делах по обеспечению войск, то есть постройке зданий, заготовке сухарей, ремонтерских работах (это так назывались заботы по пополнению конского состава), зарабатыванию денег внешними работами, солдаты у него накормлены и браво отвечают, кто у страны враг внешний и внутренний, строевая подготовка на высоте, и ружья кирпичом чищены до нужного сияния. Поэтому и ротный командир хорош, и их полковник, собравший под крыло нужное число таких капитанов-тоже.
Оттого капитана или полковника могут продвинуть и выше, ну, если не случиться какого-то скандального казуса, отчего неудобно продвигать его. И так идет, пока нужный нам полк стоит в Саратовской губернии, ходит на учения, поддерживает внешний лоск, господа офицеры и солдаты любезничают с местными женщинами.
Но стоит возникнуть войне, то оказывается, что вполне пригодные в мирное время капитаны и полковники (а также генералы) воевать не могут. При этом они не трусы, а в молодости имели боевые заслуги. Но за время, пока они росли от прапорщика до капитана и полковника, то мир изменился, и ходить грудью на врага может быть чревато, ибо появились пулеметы и артиллерия тоже стала другой. А они остались в прошлом, как офицеры.
Поэтому атака в лоб на пулеметы и скорострельную артиллерию могла печально закончиться для всех участников ее. Дмитрий Василевич читал брошюру генерала царской и Красной армий Надежного о бое под Лащевом в начале Империалистической войны, как столкнулись в ее начале русская и австрийская дивизия, руководимые явно офицерами мирного времени. Австрийский генерал послал бригаду в обход по гати, где она стала мишенью всего лишь одной русской батареи. Обстрел привел два австрийских полка в совершенно непригодное для боя состояние, поэтому, когда русская пехотная рота вышла к ним, отхлынувшим назад, то они положили оружие-два полка перед ротой! Вот до чего может довести ощущение страха и бессилия, когда некуда деться, вокруг топь, а над головой рвутся шрапнели, выбивая соседей и вот-вот наступит твой черед! И под обстрелом австрийцы пребывали в шоке, и выйдя из-под огня, из него не вышли, отчего и сдались. Австрийские артиллерийские офицеры там присутствовали, но подавить русскую батарею не смогли. Итог обхода-половина австрийской дивизии в течении дня потеряна.
Остальные ее полки бодро наступали под грохот своих батарей, но громоподобная фикция их огня ничего не смогла, и опрокинуть русскую пехоту огнем и штыками тоже не получилось. Но там все выглядело как поражение в честном бою. Не смогли и не смогли. Но два полка потеряли большую часть состава, в итоге от дивизии австрийцев остались рожки до ножки, отчего австрийский генерал пошел на самоубийство.
С русской стороны тоже хватало пережитков мирного времени, но дивизия собралась и нанесла австрийцам поражение. Вот что пишет об этом тот самый Надежный: 'Начальник дивизии (дряхлый старик), под впечатлением развивавшегося на его глазах боя, проникся убеждением в невозможности не только развития со стороны частей дивизии, находившихся у п. Лащов, каких-либо активных действий, но и благоприятного исхода боя, а потому настоятельно требовал немедленной присылки 2-й бригады и содействия 7 пех. дивизии. Действительно, картина боя для человека, как он, впервые ее наблюдавшего, казалась весьма внушительной. 5 легких и 2 гаубичных батареи противника громили район ф. Надольцы и усадьбы гр. Шептицкого. Густые цепи австрийской пехоты, рельефно выделявшиеся на залитом солнечными лучами зеленом фоне пологих скатов гребня холмов между с.с. Пукаржев и Малониж, стройно, как на ученье, наступали на ф. Надольцы, несмотря на значительные потери от флангового огня нашей артиллерии.'
Дмитрий Васильевич исходил из того, что офицер мирного времени в военное время может использоваться ограниченно, в тылу, на первоначальном обучении войск. Можно доверить даже неответственный боевой участок, вроде обороны берега Белого моря.
Разумеется, это в идеале, а фактически все так хорош может и не быть.
Офицер же военного времени, с точки зрения товарища Матвеева, лучше чувствует потребности времени и их реализует в своей деятельности. Вот на начало войны штатная структура мехкорпусов была избыточно громоздкой, да и укомплектованность оставляла желать лучшего. Первый раз такое случалось? Нет, не первый.
Плоха ОШС мехкорпуса? Пусть так.
Что тогда делает офицер военного времени? Вот товарищ Лелюшенко, получивший перед самой войной 21 мехкорпус, крайне слабо укомплектованный техникой вообще (с новой все еще хуже) и половину личного состава из новобранцев? Творчески. Не тащит под Двинск новобранцев, чтобы они вступали мишеням для немцев, а из наличных ил формирует боевые группы. На них и этих сил хватает и руководить ими попроще. Оттого корпус (ну и соседи, конечно) удерживали боями Манштейна в Двинске и не давали ему прорваться дальше. Для наличных сил это было подвигом
Структура стрелковой дивизии РККА 1918 года тоже была громоздкой и избыточной-9 полков пехоты и четыре дивизиона артиллерии (и до 50 тысяч человек)! Еще, кажется, один или два полка конницы. Громоздко-да, особенно с учетом, того, что такими мега-дивизиями часто командовали прапорщики военного времени вроде Щорса и Шмидта, либо вообще самородки вроде Чапаева и Кутякова.
Потому хороший начдив либо мог этой 'громоздкой ОШС' руководить, либо прибегал к другому способу. Товарищ Блюхер командовал своими 9 полками и вдобавок еще ударно-огневой бригадой, то есть четырьмя бригадами и 33 тысячами человек, что сильно приближается к штату.
Кстати, 51я же перед оправкой из Сибири против Врангеля имела около 12тысяч человек.
Или дивизия из-за недостатка сил и средств по факту имеет от 7 до 12 тысяч, отчего ей проще управлять. Так нужда становится добродетелью
А как дело обстояло в 1920м году в его 7 дивизии с командованием?
Начальником дивизии был бывший поручик -артиллерист Голиков.
В декабре 1920года на его замену пришел Бахтин, бывший полковник, но до германской войны начальник полковой музыкальной команды и делопроизводитель в том же полку.
Голикова после гражданской Митя не встречал, хотя несколько раз его фамилия попадалась в газетах.
С генералом Бахтиным Дмитрий Васильевич встретился в сорок четвертом, тогда тот командовал особой группой для форсирования Днестровского лимана. В нее входили две бригады морской пехоты, мотоциклетный полк, батальон машин амфибий и еще что-то. Бригады на саперных лодках форсировали лиман, захватив плацдарм. На него амфибии м саперные паромы перевезли вторые эшелоны и тот самый мотоциклетный полк, что прорвался в глубь обороны румын и помог окружению румынской армии. Весьма необычная задача, но Бахтин с ней справился. Его Дмитрий Васильевич узнал, а Бахтин его -нет. Но тут надо сказать, что у начдива таких Мить было больше полусотни и в декабре двадцатого Митя не прославился ни в плохом, ни в хорошем деле.
А 19 бригадой командовал товарищ Трубников. Интересный персонаж, из самородков тоже, служить начал еще до Первой мировой, потом остался на сверхсрочную, и еще ухитрился сдать экстерном за шесть классов гимназии, хотя учился только в приходской школе. В Первую мировую отличился в боях и направлен в школу прапорщиков. После гражданской был командиром 25 дивизии имени Чапаева. В 1942м году заместитель командующего Донским фронтом. Дмитрия Васильевича, кстати, еле узнал при встрече на фронте. Он Трубникова тоже. На внешность обоих прожитая жизнь не очень хорошо подействовала.
Но, вернувшись к характеристикам офицера военного времени:
беспокойный характер и поиск нового не всегда хорошо выглядит в глазах того же начальства в мирное время, ибо его то он будет теребить прожектами по улучшению. Только успели 'Реорганизовать Рабкрин', а потом снова...
Вот командир мирного времени тем лучше, что идеи не внедряет. Пока не прикажут, а сам-чаще нет. Если армия массово не воюет двадцать лет, то офицеры военного времени за эти годы из прежнего состава сильно уменьшатся числом. Часть умрет или не сможет служить по здоровью, часть решит, что им как-то скучно бороться с начальством за нужную высоту забора, то есть то, что должно уже быть, и уйдет на гражданку.
Поэтому армия мирного времени оказывается к войне в той или иной степени не готова. Как по психологическим, так и по материальным причинам. Одной из психологических причин будет недостаток тех самых офицеров военного времени. Даже если они и есть в меньшем звании и на меньшей должности, их нужно увидеть и продвинуть. А офицеры мирного времени есть, только они не справляются. Хорошо, если все будет, как у США в обоих мировых войнах, когда есть запас времени и ресурсы. И то выяснилось, что хоть владения США включают в себя влажные субэкваториальные места вроде Панамы и островов Тихого океана, а со снаряжением, под такой климат рассчитанным -не слава богу. Даже обувь для солдат пришлось несколько раз менять. Хотя несколько полков каждый день и весь год в этом климате живут и служат. Когда же американская армия стала всаживаться в Европе, снова пошли проблемы с тем же обмундированием. Не сильно морозные европейские зимы 43-44 и44-45 годов и массовые обморожения! Возможно, Омахе теплее, чем в Италии и на Рейне, но американские генералы в молодости воевали в Европе в Первую мировую. Да и потом никто их не ограничивал в посещении Европы в межвоенное время. Поэтому, если уж высаживаются в Европе, то нужно либо победить до зимы, либо обеспечить войска обмундированием и обувью для той самой зимы.
Но с этим не вышло.
Дмитрий Васильевич как-то произвел расчеты и поговорил с кое с кем, владеющим тайнами.
И вот что получилось:
На западной границе СССР войсками командовали пять командующих округами. В войну показал себя как способный справиться с должностью только один - М. М. Попов. Командовал он неровно из-за одной болезни, но несколько операций провел вполне удачно и показал, что это ему по плечу, когда болезнь не мешает.
Двое, правда, до победы не дожил, но могли бы (возможно) показать себя лучше, чем раньше. Двое-совсем нет. Оттого их убрали от фронта подальше.
Теперь командармы.
Их было 14.
К границе перебрасывались еще несколько армий, но мы их считать не будем.
Двое из 14 погибли, один расстрелян, трое попали в плен, поэтому сложно сказать, могли ли они оказаться лучше.
Один командарм даже стал командующим фронтом и еще двое брали Берлин командуя армиями. Остальные ярко себя не проявили.
Процент поучается достаточно скромный, хотя, выдвигая их на эту должность, в Москве руководствовались и прежними заслугами, и еще чем-то.
Но им не хватило чего-то. Назовем это условие 'необходимым качеством офицера военного времени'. Да, вот так, абстрактно.
И раньше такое происходило.
В 1815 году, если потребуется воевать еще с кем-то по окончанию Наполеоновских войн- можно ли найти главнокомандующего? Без проблем. Найти командиров корпусов и дивизий? Тоже самое, и есть выбор между Ивановым и Петровым (назовем их так).
Отчего? Потому что много проверенных в деле офицеров военного времени.
Но вот наступает 1853 год и большая война в нем, и оказывается, что все не так лучезарно. И даже плохо. Ну ладно, английская и французская пехота оснащены нарезными ружьями, которых у нас не хватает, потому нанести в поле поражение союзникам удалось только однажды, под Балаклавой. На Балканах-застряли под несчастной Силистрией. Почему-то она в 1828-29 году не стала твердыней, и тот же Паскевич брал и турецкие, и персидские крепости, и Варшаву. Возможно, сей меч заржавел в ножнах, как ранее Каменский-старший. Итого нашлись лишь два генерала, Липранди и Бебутов, которые оказались на высоте и разбили в поле врага. У них можно найти, наверное, и недостатки, но они. смогли. То есть прошедшие годы не способствовали накоплению нужного запаса офицеров и генералов военного времени. Таких мирного времени вполне хватало, но они в бою могли лишь непоколебимо стоять, пока в них не угодит ядро. К сожалению, для победы этого обычно мало. Хотя все эти годы длилась Кавказская война, случались и походы в Среднюю Азию, и Венгерский поход тоже. То есть фабрикация офицеров военного времени продолжалась. Но, видимо, имелась проблема с выдвижением их на нужные места.
Поскольку и читатели, и Дмитрий Васильевич не со всеми тонкостями военной службы знакомы, для упрощения можно опереться на вот такой опыт для нахождения аналогий тому, чем отличаются те самые офицеры мирного от офицеров военного. И да поможет читателям классическая детективная литература.
Вспомним Шерлока Холмса и его многочисленных аналогов обоего пола. А также инспекторов полиции, что оттеняют собой Великого сыщика. То самый великий- человек с научным складом ума, не чуждый и знания человеческой психологии, что проникает в тайны преступления и злой воли преступника, определяет, что виноват дворецкий, а многочисленные подозрительные типы из окружения пострадавшего тут не причем. В лучшем случае их действиями воспользовался преступник для введения следствия и общественности в заблуждение.
И есть инспектор полиции или даже несколько сразу, которые 'в затруднении и это их обычное состояние.'. Если они понимают, что нужно для разгадки, то не мешают Великому сыщику, а, наоборот, помогают, проверяя разные второстепенные версии, вроде того, жил ли нужный человек в гостинице месяц назад. Когда 'серые клеточки' Великого увидели, что ряд версий разбились, но их стало меньше, то они сделали вывод, что виноват кто-то из окружения жертвы, и это уже не вообще некто из пяти возможных, а человек с именем и фамилией. Далее инспектор полиции арестовывает преступника. Порок наказан, добродетель торжествует. Слава, конечно, достается полиции. но Великому сыщику она не очень и нужна. Инспектора полиции на каком-то томе книги должны понять, что, как только станет ясно, что преступление не простое, как мычание, то нужно идти на Бейкер -стрит, 221Б и приникать к источнику великой мудрости.
Если очень сильно упростить, то Шерлок Холмс и его копии -это аналог офицера военного времени, а Грегсоны, Лестрейды и прочие- офицеры мирного времени. Им можно поручить борьбу с несложной преступностью (будем надеяться на это), а сложные дела решатся тандемом из Великого и обыкновенного. Есть и другое сходство- что делает Холмс, когда нет ничего, что требует поиска и полета мысли? В лучшем случае пишет монографию о пчелах. В худшем-балуется кокаином. Вполне себе аналог офицера военного времени, отправленного в отставку после мира. И который ждет, когда он снова потребуется. Авось семипроцентный кокаин не сильно испортит здоровье, пока не убьют другого лорда или не пропадет бриллиант у леди ИКС. Грегсону, Лестрейду и прочим нет нужды в такой экзотике-хватает текущей работы и простых случаев.
Между Первой и Второй мировыми войнами прошло 20 лет, поэтому возникал ряд сложностей в участии в обоих. Да и перегореть можно. Но в Британии можно повоевать в колониях ('тренировка на кошках'). Или не очень знаменитых малых войнах. Про Испанскую уже говорят почти свободно. Она был не единственной, дойдет черед до рассказов о других.
Эти рассуждения привели Дмитрия Васильевича к выводу, что он сам скорее офицер военного времени, поэтому он закономерно отошел от службы после Гражданской. А то, что ему отказали в Академии-это уже так, детали. В 1925 году, скажем, ему было всего-то двадцать три, а не 33, и не 43. Было время попробовать снова и не один раз. Тем более, прошло время и в Академии имени Фрунзе было введено заочное обучение. Дмитрий Васильевич не знал, равноценны ли заочники и очно обучавшиеся с точки зрения анкеты,
но это тоже детали. А к Великой Отечественной энергия его поистратилась. Сидеть в тылу, как некоторые писатели, он не стал, но, явственно ощущая, что как пехотный командир он явно заржавел и даже, может, все куда хуже, занялся другим делом, хоть и в интендантском звании.
И, возможно, был прав.
Ну вот остался он служить дальше, и в 1936 году достиг двух 'шпал', то есть майора. Возможно ли это? Да, уж за десяток лет рост не чрезмерный. Если 'Год Николая Ивановича' бы его не коснулся, то впереди был 1939 й-год сильного расширения армии. Потом началась вторая мировая и армия достигла численности нескольких миллионов. Если в 1937 году в армии было что-то около сотни стрелковых дивизий, то в конце 1939 года- уже 173.К началу войны около двухсот и даже больше. С началом Великой Отечественной войны еще больше. Так что рост в звании и-или должности вполне возможен, и оказался бы он подполковником или полковником и получил полк (уже не станем думать о стрелковой бригаде или дивизии). Служит свыше 22 лет. Имеет награды. Ни в чем гадком не замешан, ни белым не служил, ни разным национальным правительствам, и в оппозиции не участвовал. С образованием неясно, попал бы в Академию, но явно какие-то КУКС должны быть. Формально все выглядит достаточно хорошо.
А если неформально: потянул бы он в роли командира полка?
В 1921году он бы смело ответил, что да, готов потянуть. Молодой еще был и полный энергии и идей. В 1941 году -уже нет. Накал ослаб даже на гражданке. Поэтому и не стоит видеть себя в роли великого полководца. Если не чувствуешь себя способным, то нечего и браться. Да и окажешься неспособным (и без него таких хватало)- это все превращается в кровь подчиненных, пролитую 'ни за цапову душу', как говорили те же его бойцы в двадцатом. Они ведь рассчитывали, что их ротный командир Дмитрий (или Митрик-но между собой) поведет к победе в масштабах роты и не даст пропасть ни за понюшку табаку, и ссылки на то, что преподаватель тактики тогда болел и плохо разъяснил тому же Дмитрию, как надо чистить траншеи врага или что там еще- просто неуместны.
Вот маленький пример. В 1920м году юный ротный командир Митя стал свидетелем потери Ковеля. Поляки создали импровизированный моторизованный отряд, который должен был углубиться в тыл красных войск и, захватив Ковель, тем парализовать оборону их и вывоз запасов. В состав его вошло два батальона пехоты (около тысячи человек), две полевые батареи и 7 бронемашин. Грузовых машин было около полусотни, на которых весь польский отряд и поместился. Они прошли в неплотный участок фронта, и продвинулись вглубь, проходя в один день до 60километров. По дороге разогнали пару подразделений красной пехоты и встретили два артиллерийских взвода. Один артвзвод погиб, а второй вовремя обнаружил поляков и отбился огнем. Отряд без серьезных потерь прошел к Ковелю и ворвался в город. Оборона города оказалась дезорганизована, Ковель пал. Контратаки результата не дали. Начдив Голиков в темноте собрал кого смог и снова атаковал, но снова не получилось. Прорывом бронегруппы воспользовалась польская пехота, подошла к городу и подкрепила прорвавшихся.
Тут Митя взглянул в Будущее и увидел то, что регулярно случалось в сорок первом-немецкие группы из танков, пехоты на автомобилях и артиллерии тоже прорывались в глубину обороны, также рассеивали тыловые части, так же перерезали пути отхода на восток... Все отличалось только деталями- вместо бронемашин Форда были более мощные танки и с неба не сыпались бомбы (или сильно поменьше). Но нелетная погода случалась и в сорок первом.
Начдива-7 товарища Голикова вовремя оповестили о подходе бронегруппы поляков, но он решил, что разогнать ее хватит курсантов дивизионной школы. Но он не учел, что только что произошел ее выпуск, и курсанты разъехались по полкам, в итоге в школе едва набралось со взвод. Они двинулись на перехват, но остановить поляков не смогли. Конечно, начдиву Голикову было дико и ново видеть у себя в тылу мотоотряд противника в составе почти полка, да еще с артиллерией и броневиками, и, наверное, большинству тогдашних начдивов тоже. Но прошло больше двадцати лет и ...Многие не догадывались, что такое может случиться в 1941м, и еще, и еще. Хотя и в двадцатом был такой товарищ Савин, начальник штаба 25 сд, чей штаб располагался в Ковеле. Он предвидел прорыв поляков к Ковелю и просил штаб 12 армии принять меры к предотвращению прорыва. За повторное обращение по этому же поводу ему даже пригрозили трибуналом за паникерство. Это было 10 сентября, а 12 поляки ворвались в Ковель....
Вот и Дмитрию Васильевичу не хотелось быть тем, кто по недостатку профессионализма повторит ковельскую драму, только при иных обстоятельствах. О том, что это уже увидел в уменьшенном масштабе, он понял в конце лета сорок первого. А вот вспомнил ли бы он 22 июня об этом где-то близ границы, командуя полком -а кто его знает?
Хотя ночная атака на Ковель, куда его комдив повел-это было что-то с чем-то! Митя тогда ездил вместе с поводочным получать подрывное имущество на склад в Ковеле. Вообще, если честно, он сам туда напросился, рассчитывая между делом развлечься (как именно-ну, как получится), а тут приехал в город, когда его уже потеряли...И вот начдив сколотил группу из тех, кто под руки попал, и атаковал. Сначала километров пятнадцать марша сквозь ночь черт знает куда, потом уже на рассвете подобрались и атаковали... Гранат с собой нет (хотя Митя тогда относился к гранатам настороженно, абы самому не подорваться, а если враг будет подорван, так это вообще чудо из чудес), запаса патронов нет... Но таки тихо подобрались и часового у крайней хаты сняли по-тихому), и даже вокзал захватили, пока поляки не расчухались. Но у Голикова было всего полторы сотни спешно набранных людей, где уж тут им взять город с двадцатитысячным населением и опрокинуть пятикратно превосходящего числом врага? Спасибо, что хоть пострадал при штурме и отходе мало: попало прикладом в рукопашной по плечу, но рука осталась не сломанной.
'Меня били-колотили,
Все по глазу норовили.
Попадали по плечу,
Я стою и хохочу!'
Немного позднее Митя выяснил, что ковельский вокзал располагался в западной части города, а они двигались с востока, от Голоб, и выходило, что брали город не с востока, а с запада. Была ли это такая стратагема товарища Голикова (ударить со стороны, с какой атаки вряд ли ожидают), было ли это так сделано из-за нужды в захвате каких-то грузов на станции (а там осталось много чего, и даже аэропланы), или просто они во тьме малость блуданули-это Мите не было ведомо, и Дмитрию Васильевичу так же и осталось. С начдивом он больше не пересекался, спросить потому и не удалось. Голиков в РККА продолжил служить, но его дальнейшая судьба бывшему ротному Мите тоже была неведома.
Вернувшись прежним размышлениям о классификации офицеров разного времени и своего места в РККА- сейчас Дмитрий Васильевич приходил в выводу, что он сам -скорее офицер военного времени, поэтому его уход со службы был закономерен. И хорошо, что он ушел и не наворотил чего-то двадцать лет спустя. Насчет того, что он мог оказаться лучше какого-то комполка в сорок первом и у него получилось бы удачнее-это гадание в стиле:
'Бабушка гадала,
Надвое сказала.
То ли дождик, то ли снег,
То ли будет, толи нет.'
Вообще -то Дмитрий Василевич в своих рассуждениях прибеднялся и прикидывался малоспособным. Потенциал-то у него был, и он регулярно что-нибудь придумывал в досаду полякам и прочим супостатам. Вот, например, захватила его рота пулемет Шоша, исчадие французской промышленности, о котором доброго можно было сказать только то, что он легче, чем Льюис в полтора раза, и в два раза, чем немецкий 08-15. Все остальное будет ругательствами разной степени нецензурности. Но юный ротный Митя и это выкидыш приспособил для дела. Если с этим пулеметом зайти во фланг или тыл противнику, то стрельба очередями показывает, что красные у них в тылу и не пора ли паковать ценное и кидать тяжелое и ненужное? Для того Иван Африканов в сопровождении Ивана Прозорова, который стерег пулеметчика от атаки в спину, уходил в обход и в тылу устраивал стрельбу. То, что Шош регулярно давился патронами, здесь не было принципиально, ведь он наводил панику, а не поражал. Ну, а малый вес пулемета был в нужную масть. Будет ли Иван стрелять просто в белый свет, как в копеечку или найдет себе мишень-это оставлялось на его усмотрение, от него требовалось вернуться живыми вместе с другим Иваном и не потерять магазины к 'Выкидышу'. С ними было туго, да еще и гнулись, проклятые. отчего патрон заклинивало. Еще Митя образовал две огневые группы в роте, одну из двух пулеметов, а вторую из пары хороших стрелков. Стрелки ходили вслед за ним и по его указаниям выцеливали вражеских пулеметчиков, а в случае контратак врага-офицеров или шибко шустрых унтеров, что захотят покомандовать.
Или тот бой под Млынувом, когда в контратаке его рота захватила два польских орудия, а потом развернула их против бывших хозяев и устроила шахсей-вахсей польской пехоте. Захват действующих орудий противника всегда высоко оценивался, но пусть это не раз проявляемая командирами храбрость: увидел и атаковал, зашел с фланга и перестрелял прислугу. Да, хватски вышло. А затем развернул против поляков, и это уже требует некоего военного мышления. Дальше больше- поскольку пушки были французские. которых Митя не знал совсем, то он правильно догадался. что стрелять шрапнелью у него не хватит ни знаний, ни умений, потому стал стрелять гранатами. А дальше ему чуть-чуть повезло- гранаты в этих условиях и при таких установках взрывателя давали рикошет от земли и взрывались в воздухе. Это была знаменитая разработка французов, именуемая 'Стрельба на рикошетах', очень эффективно поражавшая пехоту и плохо ею переносившаяся. Поляки не выдержали и отхлынули. И тут Митина рота и другая поднялись и загнали их в Млынув. Да, с интуитивным освоением французских разработок Мите сильно повезло, но он все сделал для того, чтобы ему стало везти. Как начинает везти тому, кто зашел неприятелю в тыл и сейчас расстреливает врагов на выбор. А как Митя догадался, как нужно открывать затвор и так далее: ну, пусть это тоже очередная награда за смелость.
Спустя годы он прочел про этот способ и догадался, что у него он как-то получился. Но поскольку его жизнь была далека от войск, то так и думал, что способ вошел в повседневную работу артиллерии. На его удивление, уже в Отечественную он несколько раз натыкался в военной прессе на материалы, пропагандирующие этот способ стрельбы. Гм, так оказывается, что есть не знающие о нем? Ну ладно, пусть это будут призванные из запаса командиры -артиллеристы, которые не то его не знали, не то забыли. Дмитрий Васильевич поговори со старыми артиллеристами и выяснил, что стрельба на рикошетах получается при некоторых условиях:
1.Угол падения мал.
2.скорость снаряда достаточно велика.
3 Взрыватель не срабатывает мгновенно.
Может иметь значение и что за грунт там, и не замерз ли он.
Из-за всего этого. снаряд отскакивает от земли и взрывается, когда он отскочил в воздух и летит над поверхностью планеты. Из чего следует, что артиллерийский командир должен иметь хорошую квалификацию и учесть все это. Или стрелять другим способом, если там и тогда не получается. А ему однажды сильно повезло. Впрочем, фланговый обстрел артиллерией тоже штука неприятная, оттого отход поляков тоже бы случился и без рикошетной стрельбы. Но чуть попозже.
Дмитрий Васильевич глянул на часы, что стояли у кровати. Увы, еще даже не четыре, и все равно не спится. И он решил сменит тему и повспоминать о своих первых наградах. Поскольку благодарность женской части полка в документах не отразилась, тогда первой наградой были кожаные штаны. Как подозревал Митя, комплект кожаного обмундирования шофера пошел на награждение сразу нескольких человек. Ему бы, конечно, хотелось бы лучше кожаную куртку (она тогда называлась 'шведской'). Но и у кожаных штанов обнаружилось очень ценное свойство. Представим: осень, грязь, слякоть под ногами, ноги забрызганы по 'самое немогу'. И тут Митя достает мокрую тряпку, протирает свои штаны и выглядит, как будто не шел многие версты по залитой грязью дороге. Поскольку ему достались штаны на весьма крупного человека, то под них влезали и обычные шаровары, отчего и было не так холодно. К сожалению, до этого времени они не дожили, даже кожаные вещи не вечны.
А что было второй наградой? Револьвер системы Наган с серебряной пластинкой на рукоятке. Надпись на ней гравировали явно в два приема. Это понятно, один гравер писал 'Стойкому защитнику пролетарской революции', а второй уже дописывал, кому именно. Возможно, первый гравер трудился где-то в Москве, а второй-в Воронеже или Борисоглебске.
Дмитрий Васильевич стал вспоминать обстоятельства истории, за которую он получил именной револьвер, и незаметно для себя заснул.