Аннотация: Глава, в которой сначала все плохо, а потом все еще хуже, чем думалось в начале. Но, тем не менее, жизнь продолжается.
-
ГЛАВА 13
ЧЕРТОПОЛОХ У ДОРОГИ
-
Хватит! - прохрипел Сигвальд из последних сил.
Он бессильно лежал на полу бойцовской клетки в таверне "Добрый арбалет", скорчившись под тяжелыми ударами артретардца, который почему-то решил называться Беретрайским Вепрем. Сигвальд уже плохо понимал, куда именно его бьют и что вообще происходит, он видел только толстые ржавые прутья где-то рядом и слышал невнятный гул публики. Закрывая руками голову, он продолжал повторять:
-
Хватит, хватит, я сдаюсь...
Наконец его противника оттащили, как пару дней назад оттаскивали самого Сигвальда, вошедшего в раж. Северянин даже не попытался встать - все тело так болело и ныло, что он не был уверен, выдержит ли его организм такое небрежное обращение.
"Не надо, - думал он, с трудом собрав мысли. - Не надо было соглашаться на этот бой. Пожадничал..."
-
Победил Беретрайский Вепрь! - объявил судья.
"Так говорит, будто можно подумать что-то другое", - Сигвальд закрыл глаза, проводя языком по зубам, которые снова каким-то чудом остались целы. Солоновато-металлический привкус крови во рту стал привычным за последнюю неделю.
Он слышал, как Беретрайский Вепрь согласился на второй бой, как радостно загудела толпа и бросилась к столу букмекера, как скрипнул засов и скрежетнули петли решетчатой двери. Сигвальд все еще лежал, подтянув колени к груди и не отнимая рук от головы - подошедший человек потянул его за плечо, перевернув на спину. Из-под полуприкрытых век северянин увидел лицо слуги, который обычно занимался выносом проигравших из клетки. Как Сигвальд ни старался, он не мог вспомнить его имени.
-
Ты хоть живой? - спросил слуга, с интересом разглядывая проигравшего.
Сигвальд закашлялся - кровь из разбитого носа попала в горло, и слуга поспешил повернуть его голову на бок.
-
Давай-ка вставать, - говорил он, пытаясь поднять северянина, который не мог сделать этого сам. - Негоже клетку занимать.
Слуга выволок его в общий зал, по пути рассказывая северянину о том, как он подвел его, проиграв этот бой.
"Спасибо тебе, добрый человек, - думал Сигвальд, уставившись в пол. - Другой мне за это под шумок еще и под дых врезал бы". Краем глаза он заметил копну светлых кудряшек и бледно-голубое платье, подошедшее к нему и остановившее слугу.
-
О небо! - воскликнула подружка Сигвальда, прикасаясь своей маленькой ладошкой к его щеке. Он попытался улыбнуться, но вместо улыбки вышел болезненный оскал. - Дерег, отведи его в мою комнату, я приду сразу, как смогу.
"Дерег, точно. Постоянно забываю", - размышлял Сигвальд, пока они проходили по залу. Он пытался не обращать внимания на нелестные эпитеты, которыми награждали его те, кто ставил на его победу.
Дерег ввел, а точнее втащил почти бесчувственного Сигвальда в тесную каморку, уставленную швабрами, вениками и совками, которая заодно служила и спальней для его подружки. Усадив его на кровать и прислонив к беленой стенке, слуга снова критически осмотрел северянина.
-
Помирать не будешь? - серьезно спросил он, видимо решив, что выглядит боец совсем плохо.
-
Не дождетесь, - с тем же болезненным оскалом произнес Сигвальд.
-
Ты не думай, я ничего плохого, просто были уже случаи - хотелось бы заранее знать. А то потом бывают неприятные неожиданности. Ну, нет - и слава духам. Сиди.
И Сигвальд сидел, но его подруга все не приходила - очевидно, было много работы и хозяин таверны ее не отпускал. Воин постепенно приходил в себя и благодарил высшие силы, которые он не особо-то чтил, за то, что они позволили родиться ему чистокровным северянином и унаследовать от предков крепкие кости и железное здоровье.
Бесцельно проводя глазами по каморке, Сигвальд случайно заметил свое отражение в овальном зеркальце, прикрепленном к маленькому умывальничку - предмету гордости и обожания юной служанки. Подойдя к нему, воин наклонился к зеркалу, висящему для него слишком низко.
"Ну и рожа", - хмыкнул он, поднимая веко подбитого лесниками глаза. Да и в целом картинка вырисовывалась не очень привлекательная: большой лиловый синяк под глазом, покрытая коркой ссадина на скуле, рассеченная бровь и разбитый нос, заливший кровью пол лица. Сейчас он напоминал себе персонажа из сказки "О преданном брате", которую в далеком детстве рассказывала ему мать.
-
...и встал преданный брат из могилы, и пошел он в свой бывший дом, и...
-
О небо! - воскликнула внезапно вошедшая служанка. - Ты напугал меня своим загробным голосом и... - она не закончила фразу.
-
Видом?
Девушка только вздохнула и, нежно проведя рукой по спине Сигвальда, щедро исполосованной плетью, полила ему на руки из расписного глиняного кувшинчика, помогая умыться. Она печально смотрела на разбавленную водой кровь, которая стекала с лица воина.
-
Тебе сегодня крепко досталось, - снова вздохнула она, убирая мокрую короткую прядь волос, прилипшую ко лбу Сигвальда, и зачесывая ее назад, как он любил.
-
Я в порядке.
-
Ты не можешь быть в порядке...
-
Если я порчу все, к чему прикасаюсь? - он отвел от себя ее руку.
-
Что? Ты о чем?
Сигвальд покачал головой - она ничего не знала ни о его прошлой жизни, ни о большей части настоящей. "Конечно, случайность. А я, как последний дурак, лезу в раны грязными пальцами".
-
Ничего. Забудь.
Он снова сел на кровать, и его подружка не поняла ровным счетом ничего. Она лишь поглаживала его руку с разбитыми костяшками, о чем-то задумавшись.
-
Я видела много хороших бойцов, которых до смерти забили в этой клетке, - произнесла она, не глядя на Сигвальда. - И я не хочу, чтобы с тобой случилось то же. Так нельзя продолжать.
-
Я и не буду, - спокойно ответил он.
-
Правда?
Девушка была удивлена столь легкой победой - она уже приготовилась к тому, что Сигвальд будет упорствовать, и для этого случая даже приготовила несколько убедительных доводов и страшных историй о неудачливых бойцах.
-
Правда. Я решил уйти на войну.
Такого удара она не ожидала.
-
На какую войну? - ошарашенно спрашивала она, все еще надеясь, что Сигвальд просто глупо и неудачно пошутил.
-
С Заретардом, разумеется, других пока нет.
-
Ты что, издеваешься? - девушка взорвалась эмоциями. - Я тут тебе толкую о том, как опасно драться в клетке, а ты хочешь взять меч и пойти на войну, где тебя могут убить еще скорее?
По истеричным ноткам в голосе служанки Сигвальд понял, что лучше ему помолчать и не спорить.
-
Я же совсем не то имела в виду! Я думала, ты найдешь спокойную работу и останешься здесь, а ты хочешь меня бросить? - она хотела ударить его кулачком в грудь, но остановилась, решив, что ему и без нее досталось порядком.
-
Не хочу. Но я должен.
-
Кому ты должен? Тебя даже насильно забрать в армию не могут - ты вообще не местный!
-
Ас гле хилле сваар харл. Харл алл ост мадра, алре свар лааг, - сказал Сигвальд, глядя в светло-карие глаза подруги.
-
Что? - снова не поняла она. Ее вообще раздражало, когда Сигвальд вдруг начинал говорить на языке Велетхлау.
-
Моя жизнь - это битва. А битву закончит смерть, все остальное лишь перерыв, - перевел он. - Это мудрость и закон моего народа.
-
Это не честно, - всхлипнула девушка.
Сигвальд отлично знал, что это не честно - приводить безаппеляционный довод, в основе которого лежат нерушимые принципы народа, воинская традиция которого насчитывает много столетий.
-
Милая, поверь, я не могу иначе, - он попытался обнять ее, но девушка вырвалась из его объятий.
-
Да, конечно! Ты северянин, твоя жизнь это битва... На что я тебе сдалась? Ты же вольная птица - куда хочу, туда лечу!.. Хорошо тебе!
-
Ты ничего не знаешь! Я не свободен и мне не хорошо. Моя жизнь сломана, я потерял все, что имел и чем дорожил. И чтобы вернуть то, что еще можно вернуть, я должен...
"Ну как она не может понять, что бить морды по тавернам на потеху пьяному сброду - это занятие, недостойное воина, что мое место не здесь, не в каком-нибудь цеху и не в хижине дровосека или камнетеса? Что единственное место, которое у меня было, теперь не вернуть?"
Сигвальд снова попытался обнять ее, но девушка только била его по рукам, когда он к ней прикасался.
-
Мне уйти? - спросил воин.
Девушка подняла на него глаза, которые были на мокром месте, и укоризненный взгляд пронзил Сигвальда.
-
Если тебе так жизненно важно умереть молодым - уходи.
Он не знал что ответить: "пока" - слишком глупо, "прощай" - слишком торжественно, "до свидания" - слишком неправда. Так и не сумев выбрать подходящего слова, он просто молча ушел, на прощание поцеловав свою подружку в лоб и тихонько притворив за собой дверь. И все равно чувствовал, что получилось совсем не так, как он бы хотел, а еще более глупо, чем "пока", и еще более торжественно, чем "прощай".
"Похоже, Асель была права, - думал он, медленно идя по темным улицам домой и по привычке оглядываясь, чтобы проверить, не следит ли кто за ним. - Я порчу всё и делаю несчастными людей, которые с дурного ума подпускают меня слишком близко".
Асель нервничала - сумерки слишком быстро спускались на город, а она все бродила закоулками Бедняцкого квартала, где-то у самых городских стен. Она понимала, что это не лучшее место и время для одинокой, пусть и вооруженной, девушки с толстым кошельком, но отступать она уже не хотела, и только ускоряла шаг, на ходу натягивая купленный заранее капюшон, который хорошо скрывал ее лицо.
Всю ночь после неудавшегося ограбления и половину следующего дня Асель провела в полной прострации у себя в комнате, в той же таверне, куда они с Сигвальдом поселились в первый день. Все это время она лежала на кровати и пыталась осознать, что произошло с ее жизнью, но даже после долгих раздумий ей по-прежнему казалось, что жизнь катится ко всем чертям. Полежав еще немного, степнячка поняла, что теперь у нее есть только два выхода - либо и дальше покрываться плесенью в этой вшивой таверне, либо встать и вернуться к прежним занятиям - с флейтой или без нее. Возможность перекроить свою судьбу она даже не рассматривала - браконьерская жизнь в лесу назло всем была ей по душе.
За время, прошедшее с Ночи Пылающего Очага, в карманах степнячки осело немалое количество денег, основную часть которых составляла выручка за породистую лошадь демгарда Бериара и залог за ее собственную голову, которую она нашла на теле мертвого командира первого отряда охотников за головами. На эти деньги она могла бы жить в городе пару месяцев, не делая абсолютно ничего.
Но Асель всеми фибрами души ненавидела Рагет Кувер и все с ним связанное, как и сам факт бездеятельности. Между тем, она привыкла жить широко и тратить все, что имела, не откладывая на потом, ибо "потом" может и не быть - истина, которой ее научил старый друг и подельник Виммаш. Потому, недолго думая, она собрала все свои сбережения и решила исполнить свою давнюю мечту.
Клинок из алруана - загадочного и чудесного металла из пустыни Оркен уже долгое время занимал ее мысли. Степнячка не могла толком объяснить, зачем он ей нужен, да ее никто и не спросил.
"Черт возьми, где же эта улица? Место здесь что-ли заколдованное? Уже третий раз тут прохожу", - с раздражением думала она, оглядываясь по сторонам в поисках "неприметного дома с маленькими окнами и разваленным крыльцом, а на крыше еще и флюгер, как кошка", в котором, по словам знающих людей, можно было прикупить всяких диковинок (часто не вполне законных) или же продать что-нибудь необычное.
Асель завернула в очередной узкий переулок - окна в домах не светились, ни крылец, ни флюгеров не было даже в помине. Мысленно выругавшись, степнячка хотела было выйти на другую улицу, но остановилась - в темноте она разглядела фигуру мужчины, быстро идущего ей навстречу. Она понятия не имела, кто это, но решила не рисковать и поскорее ретироваться из неприветливого переулка.
Но за своей спиной Асель уже слышала шаги, которые по началу не смогла отличить от собственных - кто-то шел за ней след в след. У степнячки не было никаких иллюзий на счет сценария развития событий - классическое ограбление в темном переулке.
Единственный выход - быстро забраться на крышу невысокого здания с отлично приспособленными для этого стенами, которое как раз было рядом, и скрыться в неизвестном направлении, пока сильные, но неуклюжие грабители будут пытаться повторить ее акробатический номер. Асель уже запрыгнула на подоконник, уцепившись за наглухо закрытые ставни, но не успела сделать следующего шага - тот, кто шел позади нее, схватился за шиворот степнячки и сдернул ее на землю.
В следующий миг ее подняли с земли и заломали руки за спину так, что захрустели суставы и в глазах возникла вспышка белого света. Асель прекрасно понимала, что сопротивление бесполезно, и уже попрощалась со своими деньгами и некупленным алруановым клинком и теперь только гадала, удастся ли выйти из этого переулка живой.
-
Ну что, коза, допрыгалась? - сказал второй грабитель, подходя к ней с ножом в руке.
Тонкий нюх Асель уловил легкий, едва различимый запах свежескошенной травы, но сенокосов поблизости, естественно, не было. "Эллекринщики, - подумала она с некоторым облегчением. - Эти, как правило, не убивают. Как правило".
Тем временем грабитель с ножом проверял ее карманы, не преминув заодно пошарить и за пазухой. Сейчас Асель было плевать на чужие прикосновения, которые обычно выводили ее из себя и провоцировали на грубость и драку, она желала только, чтобы ее отпустили живую и, по возможности, целую.
-
Молчишь? - полушепотом спрашивал степнячку тот, что держал ее руки. Он низко наклонился над ее ухом и Асель с отвращением чувствовала его горячее дыхание. - Правильно, здоровее будешь.
Наконец-то второй нашел ее кошелек.
-
Ну? - первый выказывал волнение и нетерпение узнать размер добычи.
Распотрошив кожаный мешочек, грабитель пересчитывал монеты, которые он высыпал себе на ладонь. Когда он поднял голову, оказалось, что он побледнел так, что это было видно даже в темноте.
-
Здесь серебром и золотом арума на четыре, не меньше...
После этого открытия Асель ожидала всплеска радости или по меньше мере слов одобрения, но вместо этого видела все еще продолжающую бледнеть физиономию одного грабителя и слышала, как нервно сглатывает слюну второй.
"Да вы что, эллекрина со спиртом намешали? Радоваться надо!" - думала она.
-
Да дышлом тебе поперек хребта! - бросил человек с ножом своему подельнику. - Говорил я тебе...
"Что происходит?.."
-
Ты кто такая? - первый подлетел к Асель и приставил лезвие ножа к ее горлу. - Ну! Отвечай!
-
Никто я! Я простая браконьерка!
Мысли путались в голове Асель. Нервный эллекринщик с дрожащими руками, при том угрожающий ножом - плохая примета, которая становилась еще хуже от того, что он не выдвигал никаких требований, которые можно было бы удовлетворить в обмен на жизнь.
-
Черт, говорил я тебе - вляпаемся! Она ж небось на Доброго Фермера работает! На него? Признавайся! - грабитель размахивал ножом перед лицом степнячки.
-
На какого фермера? Я не знаю никакого фермера! Я ни на кого не работаю! - Асель в панике пыталась понять, что за ересь несут эллекринщики.
-
Ну точно, на него, - сказал тот, что держал ее за руки. - Теперь он нас найдет и скормит своим чудищам, как пить дать скормит! Надо порешить ее и сбежать, пока она не успела настучать Фермеру!
-
Его ищейки найдут нас хоть у самого Фосгарда в гостях!
-
И что предлагаешь? Вернуть деньги и извиниться? Он нас все равно найдет, а так хоть будет шанс... и время. Хватит болтать!
"Нет-нет-нет! Нет! Этого не может быть! - Асель с ужасом чувствовала холодную сталь ножа на своем горле. - Я не хочу подыхать как собака! Я вообще не хочу подыхать!"
-
Стой! - шикнул один из грабителей на того, который готовился нанести смертельный удар.
Он моментально зажал Асель рот своей волосатой ручищей и вместе с ней прижался к стене.
-
Тихо, - прошептал он. - Я слышал стражу. Нельзя, чтобы они нашли здесь труп, а то...
-
Так что делать-то?
План действий грабителей Асель узнала только когда очнулась в какой-то канаве с дикой головной болью и едва сдерживаемой тошнотой. Единственное, что Асель видела - огромный лист лопуха, склонившийся над ней, да далекое звездное небо сквозь дырочку, проеденную гусеницей в листе. "Мать моя родная... Повезло же нарваться на этих уродов. О, моя голова... Ну хоть живая. Да, живая, без денег, в канаве и не могу встать. Оказывается, окончательный бесповоротный чертов конец был не вчера".
Асель лежала на земле, пытаясь вспомнить детали происшествия, но все равно оно выглядело форменным идиотизмом - какой-то фермер, ищейки, чудовища... Кусочки мозаики никак не складывались, а только вызывали еще более сильную головную боль.
Полежав еще немного, степнячка попробовала встать, но безрезультатно - после нескольких неудачных попыток она снова упала на примятые листья лопуха.
"В сапоге, кажется, осталась еще пара рамеров - несколько дней протяну. Если встану, конечно. И дойду домой. Без приключений. Черт, как было бы неплохо, если бы рядом был кто-нибудь такой... да черт возьми, хоть кто-нибудь".
За годы жизни в лесах в полном одиночестве степнячка научилась не страдать от него или, по крайней мере, не признаваться себе в этом. Философия волка-одиночки, не нуждающегося ни в ком, устраивала ее, пока она была сильна или способна хотя бы передвигаться без посторонней помощи. Но сейчас, на дне придорожной канавы ненавистного города, Асель была буквально уничтожена осознанием своей беспомощности и ненужности. Слезы отчаяния и обиды на весь мир снова выступили на ее глазах.
"Нет! Не сметь раскисать, как сопли по осени! - приказала она себе. - Мне никто ничего не должен, и я никому ничего не должна. Встать! Только бы встать..."
До боли закусив губу и превозмогая головокружение, Асель выбралась на дорогу. Ощутив под ногами утоптанный грунт, она поняла, что победила. Вот только радости от этой победы почему-то не было.
-
Ой батюшки! Что ж это делается?! - кудахтали горожанки, боязливо держась за спинами мужчин.
-
Где это видано! Возмутительно! Просто возмутительно! - негодовал почтенный нотариус.
На площади Келлара Великого собралась немалая толпа зевак, привлеченных звоном клинков и звуками драки. Открыв рты, они наблюдали за схваткой двух северян, которые, видимо, решили выяснить свои отношения прямо здесь, ничуть не смущаясь любопытных глаз. Остальные их братья по оружию наблюдали за действом так спокойно, будто смертоубийство на улицах было нормой жизни.
-
Да разнимите ж вы их! Они же сейчас поубивают друг друга! - надрывался кто-то из толпы.
-
А и шут с ними! Хоть бы и поубивались - нам меньше мороки.
-
А я не самогубец, чтоб в драку этих психов полоумных лезть - зашибут ведь и не заметят.
По толпе прошел гул - один из соперников упал навзничь, перед этим лишившись своего оружия. Какая-то женщина пронзительно закричала.
-
Не кричать, не кричать! Мы не убивать! Мы и он друзья! - с обезоруживающей улыбкой вещал один из воинов Велетхлау на ломаном итантале.
В знак дружественности поединка победитель подал руку своему оппоненту, помогая ему подняться с земли, после чего вручил ему выбитый ранее тесак.
-
Мы и он друзья! Никто не убивать! Ничего больше смотреть! - продолжал он, мирно разгоняя толпу.
Когда зеваки разошлись, а проигравший чуть отдышался, победитель обратился к нему на родном языке:
-
Что с тобой не так, Сигвальд? Так ведь тебя зовут?
-
Я говорил, что сейчас я не в лучшей форме, - произнес Сигвальд, отряхиваясь от пыли и сора.
-
Да по тебе видно - честно сказать, ты похож на бродягу. Если б не дублет - мы бы так и подумали.
-
Мне нужно несколько дней отдыха - это пройдет.
-
Это-то пройдет, да только я вовсе не об этом, - задумчиво сказал командир отряда воинов-северян, приехавших в Рагет Кувер в поисках работы. - У тебя странный стиль фехтования. Ты намешал в нем и приемы Велетхлау, и какие-то местные удары...
-
Разве важен стиль, а не результат? Хоть я и проиграл сегодня, но...
-
Да вижу я, что ты хорош, и до стиля мне бы дела не было. Но вот в чем беда - не знаю, чем ты занимался раньше, но ты привык работать один или с кем-нибудь, кто знает все твои финты. Но мы, понимаешь, работаем все вместе, и для своих ты должен быть предсказуем. А пока мы поймем, что у тебя на уме - нас перебьют всех к чертовой матери. Так что прости, брат. Я как командир этого отряда несу ответственность за их жизни и не могу допустить такого.
-
Я понял, - угрюмо отвечал Сигвальд, собравшись уходить.
-
Ну ты еще поспрашивай в других отрядах, может им как раз такие нужны, - крикнул ему вслед командир.
"А как же, нужны. Это уже четвертый отряд за сегодня, и всех что-то во мне не устраивает", - разочарованно думал воин, шагая по площади.
Сегодня рухнули все надежды Сигвальда вновь влиться в нормальную жизнь, которую мог бы обеспечить хороший военный поход со своими земляками. На Итантарде он частенько чувствовал себя чужаком, а с тех пор, как он перестал служить Кеселару, это чувство усилилось и стало постоянным. До этого утра воин надеялся, что если он пойдет на войну с другими северянами, то это принесет ему то, чего он лишился: славу, почет, уважение. Самоуважение. Однако после четырех отказов в найме он с ужасом осознал, что стал ненужным ни своим, ни чужим.
-
Вступайте в Артретардские Добровольные Отряды! - не жалея глотки, орал глашатай прямо на ухо Сигвальду.
Он стоял под артретардским зеленым знаменем, жалко повисшем на шесте в полном безветрии, и интенсивно размахивал листовками. Но, несмотря на все его старания, никто не горел желанием записаться добровольцем. Тогда глашатай решил повысить эффективность своей работы и схватил за руку проходящего мимо Сигвальда.
-
Защити жен и детей! Запишись в Добровольный Отряд!
Воин поморщился от голоса зазывалы, который все еще орал так, будто его потенциальный клиент находился на другом конце площади.
-
У меня нет жен, - отвечал Сигвальд, пытаясь вырвать руку из цепких лап глашатая, но тот вцепился в нее, как охотничий пес в добычу.
-
А дети? - с надеждой спросил зазывала.
-
И детей у меня нет. По крайней мере, мне так кажется.
-
Ну тогда защити свою старую мать от заретардской сволочи! - глашатай говорил таким тоном, что всякий, посмевший отказаться защищать старую мать, был бы приравнен к трусу, подлецу и врагу народа.
-
Сэкономлю тебе время - у меня никого нет, - раздраженно бросил Сигвальд порядком надоевшему глашатаю.
Лицо глашатая мгновенно переменилось, едва он услышал эту весть. Отбросив трагические нотки, он начал обрабатывать северянина заново:
-
У тебя никого нет? Ты одинок? Или тебя выгнали с работы? Вступай в Артретардский Добровольный Отряд! Здесь тебя ждут дружная команда сослуживцев, отличное питание, медицинское обслуживание! Путешествия по всему Итантарду! Найди друзей, посмотри мир!..
-
Да пошел ты! - Сигвальд с раздражением вырвал наконец свою руку из цепких пальцев глашатая.
Не был бы он в таком паршивом расположении духа, его бы рассмешили красивые слова и заманчивые предложения, за которыми скрывались бесконечные пешие переходы по бездорожью по колено в грязи в качестве увлекательных путешествий, неизменная каша непонятно из чего и сухари с водой, перевязка отрубленной руки сикось накось грязной тряпкой как верх врачевательского искусства.
"Нашел, кому лапшу на уши вешать. Не видно, что ли, что видал я все его путешествия как они есть?.. Хотя, если подумать, то в самом деле не видно, - Сигвальд остановился напротив витрины какого-то магазина, внимательно изучая свое отражение. - Морда битая, дублет старый, тесак тоже не весть какой. Бродяга и есть".
Внезапно воин поймал себя на мысли, что уже несколько минут разглядывает не свое отражение, а еду, лежащую за стеклом - он не ел со вчерашнего вечера и теперь, когда день уже клонился к закату, он почувствовал сильный голод. Сигвальд пересчитал мелочь, бренчащую в тощем кошельке - ее оставалось совсем мало, так что его выбор пал на простой хлеб, ничем не сдобренный.
Отойдя немного от площади, он уселся на низенькую каменную ограду, отделявшую дорогу от какого-то заведения, которое, судя по давно не обновлявшейся вывеске и проломанной ступени в крыльце, переживало не лучшие времена.
Сигвальд жевал сухой хлеб, не особенно задумываясь о его вкусе. Он бесцельно глядел на траву у обочины - практически вся она была вытоптана, и только одинокий чертополох возвышался над ней. Вид этой неказистой колючки навевал на воина тоску и отчего-то напоминал о бериаровом турнире.
Бездомный старый пес подошел к Сигвальду и стал внимательно наблюдать за северянином, а в особенности за хлебом, который тот ел.
-
Эй, бродяга, голоден? - воин бросил псу кусок хлеба, который тот поймал на лету и проглотил, даже не жуя. - Держи еще.
Съев еще несколько кусков, пес с опаской подошел к Сигвальду и осторожно положил ему голову на колени, продолжая следить за руками человека. Сигвальд погладил его по голове, почесал за ухом.
-
Что, не будешь меня кусать? Вот и молодец, не то что я. Я вот, знаешь, однажды укусил кормящую руку. И не хотел вроде, а искусал всех по самое не балуйся. А потом сбежал, чтоб не пристрелили, как бешеного.
Сигвальд чувствовал себя немного странно, разговаривая с собакой, но от этого ему становилось если не легче, то хотя бы менее одиноко. Ему даже казалось, что пес внимательно его слушает и понимает сказанное, и даже сочувствует.
-
Чем-то мы с тобой похожи - оба бездомные и никому не нужные. У тебя, вон, тоже морда разодрана - наверно, кто-то взял тебя в подвале крыс погонять? А когда крысы закончились - пинком под зад и за дверь? И до чего жизни сходятся... Я не жалуюсь, ты не подумай. Знаю, что сам дурак и что сам все угробил. Только вот не знаю, что теперь. Не в бродяги же мне в самом деле податься. Придется согласиться на уговоры этого кретина горластого и записаться в Добровольный Отряд и воевать за "спасибо, что не бьете". Наверное, таким как мы, там самое и место. Да, дружище?
Сигвальд гладил пса, который смотрел на него глазами, полными такой же неизбывной тоски, как и глаза самого Сигвальда в этот день. Пес тихонько жалобно заскулил - видимо печаль нового друга передалась и ему. Сигвальд едва себя сдержал, чтобы от досады и обиды на самого себя не завыть вместе с ним.
Асель сидела на скамье под окнами какого-то дома в Торговом Квартале на улице Вельд дас Арер и внимательно наблюдала за входными дверями дома напротив. Она прятала лицо под капюшоном, без которого теперь не выходила на улицу - близость войны обостряла враждебность итантардцев. Кроме того, под ним она пряталась от яркого солнца, раздражавшего глаза.
Ее голова все еще раскалывалась, степнячку до сих пор слегка тошнило, но, несмотря на это, она все же употребила этот день на поиски Оди, который был ей нужен для корыстных целей. Два рамера, случайно оставшиеся при ней, иссякали с ужасающей скоростью, а о том, чтобы снова вернуться к своему старому промыслу, пока и речи не могло быть.
Наконец она увидела наемный экипаж, остановившийся у дубовой двери дома, за которым следила Асель. С подножки легко спрыгнул Оди Сизер - инженер и без пяти минут женатый человек, как он сам выражался. Сейчас он уже не походил на того Оди Сизера, каким его знала степнячка - тощего, ни черта не понимающего и не умеющего бродягу с вечно испуганным взглядом. Все царапины и синяки зажили, и только тонкий шрам под челюстью напоминал о тех безумных днях, которые, казалось, прошли сто лет назад.
Его спутница была под стать ему - ее темно-красному платью с серебряной отделкой могла бы позавидовать даже жена алгарда, в роскошных вьющихся волосах крепилась заколка с живыми цветами - очевидно, очередной маленький милый подарок романтика Оди.
"Ты хорошо устроился, друг мой, - думала Асель, провожая глазами красивую пару, скрывшуюся за дверьми. - Однажды я не дала тебе умереть в лесу, и теперь надеюсь на взаимность с твоей стороны".
Подождав еще некоторое время, степнячка постучала в дверь, однако открыла ей старуха-экономка с непроницаемым лицом, на котором не читалось ни одной эмоции.
-
Мне нужен Оди Сизер, - напрямую сказала Асель.
-
Кто его спрашивает? - ледяным тоном произнесла старуха.
-
Друг.
-
Назовите свое имя, пожалуйста.
Старуха говорила с тем особым достоинством, которое бывает только у старых слуг, которые всю жизнь работали при одном семействе. Асель коробило от ее тона и нарочито подчеркнутой вежливости, да к тому же степнячка не привыкла сорить своим именем и называть его каждому встречному, потому она настойчиво повторила.
-
Мне нужен Оди Сизер.
-
Вы уж извините, но если вы сейчас же не назовете своего имени и не откроете лица, я буду вынуждена позвать стражу.
"Вот несносная старуха. Чего ж тебе надо, что ты ядом плюешься? Надо тебе мое лицо - получай". Асель рывком сняла капюшон, устремив черные глаза, обрамленные синими кругами, на старую чопорную служанку, которая выводила ее из себя. Взгляд, очевидно, получился не очень доброжелательный.
-
Асель. Меня зовут Асель.
-
Йарха, кто там? - послышался голос молодой женщины.
-
Никого, душа моя, это соседская горничная зашла свечу одолжить.
-
Через парадный вход?
-
Молодая она еще, забылась девочка! - крикнула Йарха вглубь дома. Потом снова обернулась к Асель и тихо прошипела. - Уж не знаю, на что тебе наш господин Оди сдался, но чтоб ни тебя, ни глаз твоих бесстыжих я у этой двери не видела. Имей совесть и решай свои вопросы вдалеке от этого дома. А вообще, милочка, оставь ты его в покое и держись отсюда подальше, пока тебе кочергой голову не проломили.
Тяжелая дверь с треском захлопнулась перед носом Асель, которая была несколько ошарашена таким приемом.
"Так вот какой ты важной птицей стал, Оди. Такой, что не то что поговорить, а даже появляться рядом не смей. Что, не вышла я рожей для такого господина? Ну ничего, не беда - бываешь же ты когда-то один, верно?"
Асель уныло плелась по городу в Ремесленный Квартал - поискать себе на пару дней жилье подешевле, да и голод ее мучил со страшной силой, хотя на еду до сих пор было противно смотреть.
Пробираясь сквозь нескончаемые ряды рынка Асель оказалась позади двух женщин, которые неспешно шли, загораживая весь проход. На этот раз они были нагружены большими корзинами с продуктами, свертками с чем-то неизвестным, двое карапузов держались за юбку одной из них. Горожанки вели разговор, к которому Асель прислушивалась за неимением другого способа развлечься.
-
Как же я устала, как устала! - причитала дама с двумя детьми. - Нет, ты представляешь, что мой благоверный вчера отчубучил? Притащил в дом какую-то мелкую блохастую шавку и сказал, что это специальная охранницкая собака, и что теперь она будет жить у нас в сенях, и что кормить ее надо не абы чем... да и шут бы с ней, с шавкой этой! Я как узнала, сколько денег он за нее отвалил, так у меня чуть разрыва сердца не случилась.
-
Да-да-да, кошмар какой, - поддакивала вторая, очевидно не особо вникая в смысл сказанного.
-
А вчера я вот думала своим умом, думала... И знаешь, как я завидую девушкам, у которых нет мужа с придурью, спиногрызов сопливых. Ну знаешь, охотницы там всякие... живут себе на природе, никому ничего не должны! Благодать! А тут, как ломовая лошадь, с утра до вечера пашешь и пашешь. Вот увидишь, я когда-нибудь штаны надену да и сбегу в лес!..
Асель шла молча, но в ней уже закипала горячая злоба на дурную бабу за то, что она готова была добровольно отречься от того, о чем степнячка не мечтала только чтобы лишний раз не сыпать соль на рану. Дождавшись, пока ее подруга отвернулась, чтобы поругаться с какой-то торговкой, Асель вплотную приблизилась к женщине со спины и, положив ей руки на плечи, сказала на ухо:
-
Сбежишь? А попробуй. Я и подсобить могу... - голос степнячки звучал глухо, таинственно и мрачно. Едва сдерживаемая злоба пугала женщину до дрожи в коленях, но, тем не менее, она не вырывалась, не оборачивалась и не пыталась позвать на помощь. - Ты ведь любишь сушеных ящериц? Или жареных полевок? А еще ты, наверное, любишь гулять под дождем... суток двое, без отдыха. Ты любишь тишину, в которой таится враг, готовый всадить тебе нож в спину? Ты любишь одиночество, полное и безраздельное, когда ты не нужна совсем никому? Тебе нравится лес и свежий воздух? А как на счет чьей-нибудь головы в кустах или кишок, намотанных на сук? Нет? Что тогда? Куриный суп на обед и рыба с луком на ужин? Теплая постель и муж под боком, который не даст тебя в обиду какому-нибудь отморозку? Да? У всего есть своя цена. И вопрос только в том, готова ли ты ее заплатить. Есть о чем подумать, верно?
Степнячка не стала дожидаться, пока горожанка ответит - она боялась, что ее спровоцируют на грубость, или того хуже - драку, и тогда ей предстоит разбирательство со стражами порядка, и решение вряд ли будет в ее пользу. Степнячка стремительно удалялась от молодой женщины, все еще находившейся в ступоре, и ее двух детей, плачущих от страха, который навела Асель.
По пути она размышляла о том, что если случится так, что занять денег у Оди не выйдет, то ей придется у Сигвальда просить прощения и денег. Одна мысль об этом приводила в ее ужасное расположение духа. Хоть Асель и знала, что перегнула палку с оскорблениями в ночь после неудавшегося ограбления, но сам факт того, что ей придется перед кем-то извиняться, был ей противен. К тому же, она просто не верила в то, что несколько слов способны исправить хоть что-то.
Тем временем она дошла до того места, где несколько дней назад Сигвальд устроил себе наблюдательный пост. Асель не боялась приходить сюда снова - вряд ли местные запомнили ее в роли неверной жены. Она выбрала себе столик подальше от дороги и заказала обед, который порадовал ее ценой. Степнячка ковырялась в тарелке без особого энтузиазма и слушала обрывки разговоров, которые велись за соседними столиками. Вдруг она услышала знакомое имя, которое заставило ее напрячь слух и сконцентрировать внимание на одной беседе.
-
... из Ралааха, здесь известен больше под именем Свинцовый Кулак, - говорил один из собеседников, сидящих прямо за спиной Асель.
-
Что за ерунда?.. - фыркнул второй.
-
Да, такие прозвища популярны среди кулачных бойцов.
-
Этого еще не хватало, - второй прервал фразу тяжелым вздохом. - Ну и где его можно найти? Ты узнал?
-
Конечно. По вечерам, часов в девять, он дерется в таверне "Добрый Арбалет".
-
Не лучшее место.
-
Пожалуй. Но свое место жительства он на удивление тщательно скрывает - даже мне не удалось его вычислить, хоть я потратил на это весь сегодняшний день. Впрочем, его порой видят в компании наемников-северян в разных частях города. Но, я полагаю, для подобных.. кгхм... встреч больше подойдет "Добрый арбалет", там, по крайней мере, не будет его друзей, которые могли бы вам помешать.
-
Ну что ж, значит так. В таком случае я заплачу тебе сразу после того, как мы до него доберемся. Например, завтра по утру. Ты ведь еще будешь в городе?
-
Конечно, - отвечал первый, и в его голосе звучала безграничная преданность. - По правде сказать, я собирался остаться в городе подольше - меня заинтересовал один местный житель, удивительный человек. Должен вам признаться, что в деле поимки вашего беглеца есть и его доля заслуг...
Дальше Асель слушать не стала - бросив недоеденный обед, она незаметно покинула свое место.
"Вот черт, добрались-таки. И что мне делать? Искать этого упертого осла или самой рвать когти из этого задрипанного города? Далеко мне не уйти, а если его схватят, то и меня накроют. Так значит, с северянами? Ну ладно..."
Асель как могла быстро направилась на площадь Келлара Великого, где, как ей помнилось, чаще всего околачивались выходцы из Велетхлау, готовые наняться к любому, кто готов платить. Придя туда уже ближе к закату, она с горем пополам выведала у одного из наемников-северян, что Сигвальд был здесь совсем недавно.
Степнячка нашла воина на одной из прилегающих улиц - он сидел на низеньком заборчике чуть не в обнимку с большим бродячим псом.
-
Сигвальд!..
Он поднял на нее глаза, снова превратившиеся в холодные ранящие осколки вечных льдов, как тогда, после истории с пещерой. Пес недовольно заворчал и слегка оскалил большие клыки. Сигвальд хранил молчание, в упор глядя на Асель.
-
Можешь со мной не разговаривать - мне этого и не надо. Я хочу, чтобы ты послушал. Тебя нашли, Сигвальд, понимаешь? Они знают, когда ты бываешь в "Добром Арбалете"! Не ходи туда больше. До твоего дома они еще не добрались, но, будь уверен, доберутся. Уходи отсюда. Не приближайся к "Доброму Арбалету" - это смерть.
Сигвальд продолжал молчать.
-
Ты меня вообще слышишь? Тебя убьют, Сигвальд, если ты не засунешь свои обиды куда подальше и не послушаешь меня!
Помолчав еще минуту, северянин с глубоким вздохом облегчения произнес:
-
Наконец-то все решилось. Чуть было не разминулись. - Он горько улыбнулся. - Спасибо тебе... Асель.
Степнячка ошарашенно смотрела на него.
-
Тебе что, последние мозги из головы выбили? Это не шутки! Сигвальд, тебя убьют!
Воин снова промолчал и, напоследок потрепав пса за ухо, пошел прочь, не останавливаясь и не оглядываясь.
-
Ты идиот! - донеслось до него. - Идиот и упрямый осел!
Сигвальд скоро добрался до таверны "Добрый Арбалет" и привычным шагом двинулся к хозяину заведения, по пути поздоровавшись с Дерегом, который осведомился о здоровье воина, и со своей бывшей подружкой, которая сделала вид, будто не замечает его.
-
А-а, Фарет Норк, - лениво протянул трактирщик. - Неужто решил вернуться? Не то, чтобы без тебя тут стало совсем скучно, но ты был... зрелищен.
-
Я больше этим не занимаюсь.
-
Что тогда?
-
Сегодня свободен личный зал?
-
Он свободен почти всегда - только место занимает. Я уже давно хотел снести перегородку и расширить общий зал. Но раз хоть кому-то он понадобился - пересмотрю свое решение еще раз. Заходи, пользуйся. Заказывать что-то будешь?
-
Нет.
-
Ну и ладно. Только деньги за съем вперед - а то улизнешь через черный вход, не заплатив...
-
Там есть черный вход?
-
На то зал и личный - ведь не всем обязательно знать, с кем ты встречаешься, а?
-
Не всем, - Сигвальд высыпал на стойку несколько монет. - Если меня спросят - скажешь где я.
-
Добро. А кто спросить-то должен?
-
Не знаю. Кто угодно. Только сам не заходи и не посылай слуг. Мне ничего не нужно.
Воин сидел у окна, задумчиво глядя на маленький задний двор, который медленно поглощала сгущавшаяся на улице тьма. Сигвальд ждал.
"Пусть я идиот. Пусть. Я стал им еще в шестнадцать лет, когда первый раз попытался убежать от своей судьбы. И к чему это привело? Все равно последние десять лет я на войне. А потом я сглупил снова, сбежав от наказания. Но теперь и оно меня настигло. Я больше не хочу никуда бежать. Я устал прятаться по темным норам, как крыса, но и окончить свою бездарную жизнь в петле я тоже не хочу. Они пришли за мной - вот и отлично, пускай возьмут. Если смогут, - воин провел пальцем по лезвию своего клинка. - В моей жизни не осталось ничего, за что имело бы смысл сражаться, но сдаваться без боя я не привык, меня не учили умирать добровольно".
Проходили секунды, минуты, часы, а Сигвальд все сидел у окна, ожидая своего часа. Он был спокоен и светел, страх смерти ушел уже давно - воин прикидывал, сколько человек придет, чтобы схватить его, и скольких из них он прихватит с собой, прежде чем отправится за грань этого мира. Сдаваться живым он не хотел, оттого молился всем духам и богам, которых знал, чтобы они позволили ему погибнуть в бою с честью.
Его слух, обострившийся до предела, уловил чьи-то шаги за дверью. "Время пришло. Встречай своего верного слугу, Камтанд", - мысленно произнес Сигвальд.
Едва он успел встать и взять клинок наизготовку, как дверь со скрипом отворилась и в маленьком зале повисла гробовая тишина.