Шабанова Мария Валерьевна : другие произведения.

Одной дорогой. Глава 16. Демоны!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Последняя глава, в которой все начинается. Господа читатели, если вы прочитали роман "Одной дорогой" и Вам понравилось, не поленитесь оставить свой отзыв - этим Вы не только порадуете автора, но и мотивируете на написание второй части.

      -

    ГЛАВА 16

    ДЕМОНЫ!p>

  
   Прозрачное марево поднималось над огромной медной чашей с тлеющими углями, установленной в самом центре храма Дембранда, возле которой, обливаясь потом, стояла Асель. Она бросала в общую чашу ритуальные угольки, на каждый из них припоминая убиенных ею людей.
  - Многовато, - сказала она, высыпав разом горстку углей за тех, чьи имена она не знала или не смогла вспомнить.
   Направляясь сюда, Асель надеялась найти утешение и умиротворение, но груз недавних событий не давал успокоиться и примириться со своей судьбой. Все шло не так, как ей хотелось бы: флейта Алсидрианда была уже за много сотен паллангов от нее, лишая надежды на возвращение к привычному образу жизни; Оди пропал сразу после того, как сбежал, подстрелив Лайхала; рана Сигвальда заживала медленно и болезненно.
   Степнячка бродила по храму, пытаясь прочувствовать величие места, найти ответы на вопросы, мучившие ее, но не чувствовала ничего, кроме жары и духоты. В большом, почти безлюдном помещении изредка раздавались шаги кого-нибудь из Братьев Скорби. В простых серых балахонах с капюшонами, закрывающими лица, они проходили мимо, словно безликие и безмолвные тени. Казалось, что такой мрачный образ служителей Духа Углей подходит скорее для того, чтобы напугать людей, а не чтобы исцелить их от гнета скорбей и бед.
  - Это не помогает, - разочарованно сказала Асель, направляясь к выходу.
   Решительно толкнув тяжелую дверь, она на пороге чуть было не сбила с ног одного из Братьев Скорби, который нес большую железную миску с угольками. От неожиданности монах выпустил ее из рук, и посудина с оглушительным громыханием покатилась по полу, рассыпав угли по всему храму.
  - Вот черт, - сквозь зубы процедила степнячка, глядя на Брата Скорби, который безмолвно опустился на колени, пытаясь сгрести угольки.
  - Прошу прощения, - еле слышно сказала степнячка, подавая монаху оброненную миску.
   Монах безмолвствовал и дальше, чем вводил Асель в замешательство. Пожав плечами, она опустилась рядом с ним и тоже принялась собирать угли и складывать их обратно в посудину. Вдруг ее взгляд остановился на левой руке Брата Скорби, которой он неловко пытался набрать горсть углей, но они постоянно просыпались сквозь слабо сжимающиеся пальцы.
  - Оди! - Асель схватила его за негнущееся запястье.
   Оторопевший монах выпустил из руки остатки углей и, боязливо оглянувшись вокруг в поисках других Братьев Скорби, произнес тихим охрипшим голосом:
  - Асель! Ты?.. Ты!.. Вытащи меня отсюда!
  - Какого черта, Оди? Что за маскарад?
  - Умоляю тебя, забери меня отсюда! - хрипел он, до боли вцепившись в руку Асель. - Сам я не могу... Мои чертежи! Они в таверне! Улица Киртара Третьего! Их надо забрать!
  - Хорошо, хорошо, успокойся! - шептала Асель, пытаясь разобраться в несвязной речи инженера. - Расскажи мне все по порядку.
  - Не могу! Нельзя... Найди чертежи! Если будет надо - уничтожь! Они не должны!.. Забери меня отсюда, Асель... - казалось, будто Оди хочет сказать все и сразу, но времени катастрофически не хватало.
  - Я что-нибудь придумаю, - пообещала степнячка. - Скажи только...
  - Тсс! Всё.
   Оди отдернул свою руку от Асель, будто его ужалила пчела, и принялся еще более старательно собирать маленькие угольки. Уже через миг она поняла причину странного поведения Оди - к ним подошел один из Старших Братьев.
  - Что с тобой, дитя мое? - мягко спросил он, помогая Асель подняться с пола.
  - Простите, я была неосторожна, и из-за меня ваш Брат рассыпал угли, - как могла вежливо сказала она.
  - Не беспокойся об этом - он все уберет.
  - Мне кажется, я ударила его дверью, - продолжала Асель. - Но когда я спросила, не ушибся ли он, он не ответил.
  - Ничего удивительного, - улыбнулся старший монах. - Он дал обет молчания. На три года.
  - Это... сурово, - произнесла степнячка, тщательно подбирая слова, которые не были бы неуместными в данной ситуации. - За что же его так?
  - Он совершил поступок, которого ни один дух простить не сможет, - монах выражался туманно, и Асель это не нравилось. - И теперь он хочет очиститься, служа Дембранду и выполняя свои обеты. Так, брат мой? - властным тоном спросил он Оди. Инженер интенсивно закивал головой и низко поклонился, не вставая с колен.
   "Что он им наплел? - думала степнячка. - Неужели он в самом деле рассказал, что подстрелил подростка из самодельного неизвестного никому оружия, из-за которого его до сих пор ищут? Если так - он последний идиот".
  - Кажется, я повредила руку Брату, - Асель указала на ползающего по полу Оди, снова пытающегося взять угли левой рукой. Она пыталась вовлечь монаха в разговор и выведать как можно больше подробностей. - Может, я могу чем-нибудь помочь? У меня есть знакомый лекарь, он недалеко живет и мигом все исправит!
  - У тебя доброе сердце, дитя мое, но твои переживания излишни - его рука в таком состоянии уже долгие годы.
  - Все равно пускай лекарь осмотрит его руку - вдруг ее можно вылечить?
  - Один из наших братьев (тоже в прошлом медик) уже осматривал его и сказал, что ничего сделать нельзя, - спокойно отвечал Брат Скорби, раздражая Асель своей невозмутимостью.
  - Но мой лекарь - он большой мастер по костям, он мог бы...
  - Дитя мое, твое стремление помочь похвально, но я все равно вынужден отказать - младшим Братьям запрещено покидать храм для чего угодно, кроме похорон, на которых они должны присутствовать по долгу своей службы, - в его голосе появились жесткие нотки раздражения, но монах тут же осекся и продолжил своим обычным мягким тоном, переводя разговор на другую тему. - Так что привело тебя сюда, дитя мое?
  - Мой муж болен, - произнесла Асель так, чтобы ее услышал и Оди, который уже отполз от них на какое-то расстояние. - Он постоянно твердит, что хочет встретиться со своим давно пропавшим другом и отправиться с ним в лучшее место.
  - Какого рода болезнь одолевает твоего мужа? - спрашивал монах степнячку, изобразив на лице участие и сочувствие.
  - Он ранен - стрела попала ему в плечо, и рана плохо заживает.
  - Я не лекарь, и я не хочу тебя ни расстраивать, ни пугать, но кажется мне, что у твоего мужа началась горячка и он бредит. Обычно это значит...
  - Я знала, знала что все плохо! - Асель прикрыла лицо руками.
  - Не убивайся так, дитя мое. Я всего лишь монах, я могу ошибаться. Но если что-то случится - приходи сюда, здесь тебе помогут... с обрядами.
   Асель притворно всхлипывала, думая о том, понял ли Оди ее намек. Брат Скорби в это время ударился в патетику, рассуждая о месте человеческой души во вселенной и о том, что каждому воздастся по его деяниям. Асель поняла, что монах оседлал своего любимого конька и не слезет с него, пока у него не останется слушателей или пока он не упадет, обессиленный напряжением мысли и голосовых связок. Решив поберечь славного оратора, степнячка удалилась из храма Дембранда, тем более, что она узнала все, что хотела.
  
   Сигвальд ужинал, наклонившись над стулом, на котором, за неимением стола, стояла миска с похлебкой - единственным более-менее сносным блюдом, которое готовили в захудалой таверне без названия, ставшей его домом в Рагет Кувере. Есть в таком положении было вообще не удобно, а тем более, орудуя только одной рукой, поскольку вторая все еще была привязана к груди.
   За дверью раздался громкий шорох, и Сигвальд со вздохом опустил ложку обратно в тарелку, не успев донести ее до рта. В следующую секунду, распахнув дверь ногой, на пороге появилась Асель, держащая в руках несколько свертков. Такой довольной бывший оруженосец ее не видел, пожалуй, никогда, и воспринял ее улыбку с некоторой опаской - по его мнению, она могла быть предвестником очередной безумной самоубийственной идеи.
  - Приятного... - начала она, но, разглядев содержимое тарелки, передумала. - А, нет. Не ешь эту отраву.
  - Я голоден, - сказал Сигвальд, снова наклонившись над стулом.
  - Такое даже псы моего отца не ели! - скривилась Асель, бросая свертки на угол кровати и усаживаясь рядом.
  - Я не гурман, - воин продолжал уплетать похлебку.
  - Я тоже не гурман, но зачем давиться этим, если можно съесть что-нибудь повкуснее?
   Асель с видом маститого иллюзиониста развернула один из свертков и положила на стул рядом с миской пару жареных гусиных ножек.
  - Ого! - присвистнул Сигвальд, обрадованный неожиданным разнообразием в рационе. - За это спасибо. Праздник сегодня, или просто так расщедрилась?
  - Я-то при чем? У меня ни хетега нет - все от щедрот твоего Кеселара.
   Воин молча кивнул головой, за обе щеки уплетая гусиные лапки, при этом не отказываясь и от похлебки. Однажды он даже предложил Асель разделить с ним трапезу, но она отказалась, сказав, что уже поела в другой таверне. Больше Сигвальд не настаивал.
  - Ну как ты? - спросила степнячка, указав на раненое плечо.
   Сигвальд только махнул рукой, немного скривившись. На самом деле рана постоянно болела так, будто ее грызут собаки, кость безбожно ныла и никак не хотела заживать, но жаловаться на это воин считал не нужным.
  - Плохо?
  - Ничего хорошего, - буркнул он, сгрызая хрящи и края кости.
   Степнячка знала, что ей больше не удастся вытянуть из Сигвальда ни слова, потому после недолгого молчания сменила тему разговора.
  - А почему ты не спрашиваешь, зачем я набросала на твою постель какой-то хлам? - спросила Асель, в хитрой гримасе сощурив глаза так, что они стали подобными двум узеньким щелочкам.
  - Потому что ты часто делаешь странные вещи, и я не всегда хочу знать зачем, - сказал Сигвальд, к которому вернулись его опасения на счет безумных идей степнячки.
  - А зря - можешь пропустить много интересного, - она снова с видом фокусника размотала очередной сверток, в котором оказалась новенькая рубашка.
  - Ты купила мне рубашку? - улыбнувшись, воин удивленно вскинул бровь. Такого поворота он ожидал меньше всего.
  - Твоя старая сейчас даже на тряпки не сгодится, - отвечала Асель, прикладывая обновку к спине Сигвальда, чтобы проверить, не ошиблась ли она с размером. - Не будешь же ты носить свой дублет на голое тело.
  - Боюсь, я его еще не скоро надену... А это что? - он указал на большой продолговатый предмет, завернутый в какую-то пеструю ткань, явно не предназначенную для упаковки.
  - А ты открой, - Асель в нетерпении барабанила пальцами по колену.
   Перевязан сверток был шнурком, который раньше, скорее всего, служил деталью одежды, а ткань при ближайшем рассмотрении подозрительно смахивала на шторы. От загадочного свертка так и веяло авантюрой, незаконностью и опасностью. С помощью степнячки развязав узел и развернув ткань, Сигвальд застыл в изумлении. Его взору предстал деревянный бок тубуса, его кожаный ремень и оловянная крышка с декоративными орнаментами.
  - Это же тубус Оди! Где ты его нашла? - спрашивал он, не вполне веря в происходящее.
  - В его комнате "на-всякий-случай". Ну и свинарник он там устроил! Я пока собрала все его бумажки и прочий хлам, меня раза три чуть не заметили!..
  - Откуда ты узнала, где он жил?
  - Так он же мне и сказал, и попросил достать его чертежи, пока стража не нашла это место, и при надобности уничтожить. Но я решила, что это лишнее, и что они ему еще пригодятся.
  - Ты... Ты видела Оди? Ты нашла его?
  - Да-а, - с довольным видом протянула степнячка.
  - Асель!.. Ты ж моя умница! Ан аврвалла, ам вирна нна хлаар!33
   На радостях Сигвальд крепко обнял сидящую рядом степнячку, которая явно не рассчитывала на столь бурное проявление дружеских чувств. Сам же воин с трудом сдержал стон - обнимая Асель, он больно надавил на раненое плечо.
  - И ты молчала все это время? Где он, что с ним? Рассказывай скорее!
   Асель поспешила удовлетворить любопытство Сигвальда, поведав историю о своей короткой встрече с блудным инженером и его судьбе.
  - Он подумал, что убил Лайхала и решил уйти в монастырь? - переспросил он, выслушав рассказ. - Это очень в его стиле. Но, пожалуй, это лучшее, что он мог придумать. Жизнь там, конечно, не сахар, но, по крайней мере, он жив, а это главное.
  - Достать его оттуда будет не слишком просто. У Братьев Скорби суровые порядки, - покачала головой Асель.
  - Тогда нужно думать, как его освободить!
  - Я уже думала. И пока поняла только то, что это дело не одного дня. В монастыре он в безопасности - туда стража не вломится даже по приказу самого алгарда. Так что придумаем план завтра. Сегодня я смертельно устала, лазание в чужие окна посреди дня выматывает.
  - Не с этих ли окон шторы? - усмехнулся Сигвальд, разглядывая цветастую ткань.
  - Они мешали мне вылезать, - спокойно ответила Асель, забирая их у друга. - Повешу в свою комнату, а то сил моих больше нет глядеть на ту грязную тряпку, что болтается на окне.
   После ранения Сигвальда Асель сняла себе комнату, смежную с его, по двум причинам: во-первых, нужно было сменить жилье, во-вторых, ее все еще мучила совесть за ту нелепую ошибку, из-за которой северянин и получил стрелу в плечо, и Асель хотела быть рядом на случай, если ему понадобится помощь. К тому же, грузом на внезапно проснувшейся совести лежало неотданное письмо Кеселара оруженосцу. Степнячка постоянно оттягивала момент, когда бумагу все же придется отдать - сначала до того, как Сигвальд придет в сознание, когда заживет рана, когда зарастет кость, когда он снова сможет сесть на лошадь... Всякий раз откладывая событие, Асель задавала себе вопрос, зачем она это делает и сможет ли остановиться, но ответить сама себе не решалась.
   Взяв свои шторы, она подошла к двери, отчего-то на миг задержавшись на пороге.
  - Асель, постой... - каким-то странным голосом окликнул ее Сигвальд.
   В груди степнячки похолодело - тон, которым было произнесено ее имя, вселил в нее тревогу и беспокойство. Обернувшись, она увидела побледневшего, ссутулившегося северянина, опиравшегося здоровой рукой на колено.
  - Мне плохо, - тихо сказал он, откинувшись на подушку.
  - Что с тобой?! - степнячка бросилась к своему другу, который еще несколько минут назад казался относительно здоровым.
   Предчувствия ее не обманули - бессильно лежа на кровати, Сигвальд тяжело дышал ртом, а на повязке, прикрывающей рану, появилось небольшое красно-бурое пятно, которое с каждой секундой становилось все больше и больше.
   Аккуратно сняв бинты, Асель крепко выругалась - рана оказалась воспаленной и почему-то снова стала кровоточить. Степнячка прикоснулась своей жесткой теплой ладонью ко лбу Сигвальда - тот буквально горел. Дыхание, вырывавшееся из приоткрытых пересохших губ обжигало ее, светло-серые глаза северянина под отяжелевшими веками блестели нездоровым блеском. У Сигвальда началась горячка, его трясло и знобило.
  - Что происходит? Почему, Сигвальд, почему? Что случилось? - Асель была совершенно растеряна и не могла рассуждать здраво.
   Неожиданность, с которой все случилось, выбила из колеи степнячку, привыкшую к резким переменам обстоятельств и, как правило, реагирующую на них абсолютно адекватно. Она не теряла голову в таких ситуациях до тех пор, пока это не коснулось человека, который был ей действительно дорог.
  - Помоги мне, Асель, - с трудом произнес Сигвальд, стуча зубами от озноба. - Мне нельзя... я еще нужен!..
  - Сигвальд... Я... Я не знаю, что делать, - тихо сказала она, опустив голову, чтобы воин не видел ее глаз, в которых стояли слезы отчаяния. - Я придумаю что-нибудь! Слышишь?! Ты только держись. Обещай, что не умрешь!
   Сигвальд поднял на нее взгляд, в котором отражались боль и усталость. Он хотел было что-то сказать, но лишь шумно выдохнул и прикрыл глаза.
  
   Легкие облачка пыли, поднимаемые ритмичными взмахами метлы над плитами двора храма Дембранда, покружив пару секунд, опускались на то же место, и снова взлетали в воздух, гонимые пучком гибких прутиков. Оди Сизер уже третий час гонял пыль по двору, имитируя уборку территории, хотя на самом деле ему было плевать и на пыль, и на храм, и на самого Дембранда. Последние десять дней он думал только об Асель и побеге, который она обещала ему устроить. Каждый день он тщетно высматривал ее среди посетителей храма, надеясь на то, что это будет последний день, проведенный в этих стенах.
   За время своего пребывания в храме инженер и так стал нервным и дерганным, а после случайной встречи со степнячкой стал еще и с маниакальным рвением выискивать тайные знаки и послания там, где их не было и быть не могло.
   "Неужели они бросили меня? Ну не может же этого быть! Я не верю, не хочу верить! Так, подумаем еще раз - что Асель хотела мне сказать? - в тысячный раз думал Оди. - Что Сигвальд жив и хочет мне помочь? Или что он в самом деле очень болен? С одной стороны... Но нет же, иначе... Почему они меня бросили?"
   Пытаясь отвлечься от невеселых мыслей, Оди с остервенением мел двор, поднимая все более густые клубы пыли, но трудотерапия не помогала. На душе все равно скребли кошки, он чувствовал себя одиноким, забытым и ненужным.
  - Брат мой, - на плечо Оди легла рука одного из Братьев Скорби, который внезапно вынырнул из пыльной бури, устроенной молодым монахом.
   Инженер перестал мести.
  - Брат мой, - повторил монах, покашливая. - Складывайте свой инструмент - вам предстоит отправиться с нами в Бедняцкий квартал для совершения обряда.
   Оди склонился в глубоком поклоне и поплелся к сарайчику, волоча метлу за собой. "Наверное, это нехорошо, но я стал любить чужие похороны. Всякий раз, когда кто-нибудь умирает, мне удается выбраться отсюда и сделать глоток свободы... Хотя какой там глоток, понюхать ее разве что. Издали. Может на этот раз удастся улизнуть куда-нибудь? Бедняцкий квартал все же".
   Вскоре он вошел в храм, принеся с собой несколько пучков ароматной травы, которую было принято поджигать в помещениях, где лежал покойник. Он слышал всхлипы женщины, очевидно убитой горем родственницы умершего, которые не слишком волновали инженера до тех пор, пока он не подошел ближе и не понял, что женщина, сидящая на скамье в окружении трех Братьев Скорби - Асель.
   Оди остановился перед ней как вкопанный, едва не выронив из рук обрядовую траву. Он вглядывался в лицо степнячки и с каждой секундой все отчетливее осознавал, что по ее щекам текут неподдельные слезы. В его голове не укладывалось, что Асель (та самая бесстрашная и решительная Асель) может плакать без серьезной на то причины.
  - Успокойся, дитя мое, - говорил один из монахов, поглаживая степнячку по плечу. - Слезами горю не поможешь, все уже свершилось. Расскажи о покойном... то есть о своем муже. Кем он был?
  - Он воин! Он так хотел помочь своему другу! - сказала Асель, подняв глаза на уставившегося на нее Оди. - Он сделал все, что мог. И вот я здесь...
  - Он погиб, спасая своего друга? Это славная смерть, дитя мое, - торжественно произнес Брат Скорби, но, заметив на себе непонимающий взгляд девушки, поспешил объяснить. - Я понимаю твою скорбь - это страшная утрата. Но ты можешь быть уверена, что твой муж был хорошим слугой Камтанда и душа его после смерти присоединилась к силе и сущности Духа Битвы. Твой муж не исчез во тьме, ему уготована вечная жизнь в единении с великим духом и всем Мирозданием. Он будет хранить живых на поле битвы, обернувшись клинком для безоружного, щитом для бездоспешного. Разве может быть судьба прекраснее?
   Асель только мотала головой, шмыгая носом и вытирая слезы рукавами. Судорожные всхлипы сотрясали ее тело, и сейчас она была совершенно непохожа на ту грубоватую браконьерку и авантюристку, которой знал ее Оди.
   "Неужели это правда? Асель, Асель! Чертов обет молчания, чертовы монахи! Асель, скажи, что это не так! Он не мог умереть! Скажи, что умер кто-то другой, ну пожалуйста...", - слова комом застревали в горле инженера и сейчас он готов был сделать что угодно, лишь бы услышать, что речь идет не о Сигвальде. Но слезы степнячки говорили инженеру совсем о другом.
  - Я до сих пор не могу поверить, что его нет. Мне кажется, что он все еще жив, что он просто спит и проснется, когда я вернусь домой...
  - Это нормально, дитя мое, все, кто любит, склонны так думать. Пойдем к нему, после обряда тебе должно стать легче, - сказал Брат Скорби, поднимаясь со скамьи.
   Печальная процессия, состоящая из четырех монахов и Асель, неспешно двигалась по улицам Рагет Кувера. Степнячка, которую до сих пор душили слезы, безмолвно шла во главе процессии, опираясь на руку Оди, которому поручили следить за состоянием убитой горем вдовы. Инженер беспомощно сжимал ее ладонь в надежде на то, что она подаст ему какой-нибудь знак, но она вела себя так, будто первый раз в жизни его видит.
   Прошло немало времени перед тем, как они подошли к безымянной таверне в самых дебрях Бедняцкого квартала. Всю дорогу бедный Оди метался от одного предположения к другому, но ни одно не казалось достаточно правдоподобным. Когда же они поднимались по заплеванной узкой лестнице, провожаемые безразличным взглядом трактирщика, инженер уловил едва слышный запах разложения, который усиливался с каждым шагом.
   Сердце Оди будто оборвалось, когда Асель остановилась перед дверью, возле которой запах был сильнее всего, и скрежетнула ключом в старом замке.
   Переступив порог, инженер оказался прямо у изголовья кровати, на которой на посеревших от времени простынях лежал безжизненный Сигвальд.
  - Нет... - тихо произнес Оди, забыв о своем обете.
   Он не мог поверить в то, что видел, но вид его друга не давал простора воображению. Мертвенно-бледная кожа Сигвальда была была похожей на воск, лицо не выражало никаких эмоций, грудь вместе с привязанной к ней окровавленным бинтом рукой не вздымалась от дыхания, вторая рука бессильно свисала с кровати, касаясь пола посиневшими ногтями.
   У Оди мутилось в голове, темнело перед глазами, в мозгу крутился только один вопрос: "Как?". Все это было выше его понимания.
  - Брат мой, откройте окно, здесь слишком душно.
   Просьба старшего монаха вернула инженера в реальность. Он послушно поплелся к окну, хотя его ноги стали будто деревянными и совершенно не слушались хозяина. Оди бездумно делал то, что ему приказывали и то, что он привык делать за последние три недели: открыв окно, он поджег пучок травы и, опустившись на колени у кровати, открыл книжицу с погребальными стихами. Связанный строгим обетом молчания, инженер должен был читать их молча, но вместо этого он застывшим взглядом смотрел на руку Сигвальда, которая свесилась с кровати. Восковая кожа, полная неподвижность, синие ногти - Оди буквально физически чувствовал необратимость произошедшего.
  - О, великий Камтанд... кхе-кхе, - начал старший Брат Скорби, - покровитель воинов... кхе-кхе-кхе... и... кхе...
  - Дитя мое, - обратился другой монах к Асель, которая стояла у изголовья, поправляя Сигвальду прядки волос. - Будь так добра, принеси нам чего-нибудь попить - от такой жары в горле пересыхает так, что нам трудно читать молитвы.
   Покорно кивнув, степнячка вышла из комнаты и очень скоро вернулась с кувшином, наполненным вином. Каждый из монахов, отпивавших из кувшина, морщились от странной горечи напитка, но никто из них не проронил ни слова на этот счет.
  - Испейте вина, брат мой, - обратился монах к Оди, но тот все так же неподвижно стоял на коленях, сгорбившись над книжицей. - Что ж, тогда приступим. О, великий Камтанд, покровитель воинов, защитник живых и владыка павших! Сегодня мы, ничтожные слуги Дембранда, утешителя живых и защитника мертвых, обращаемся к тебе! Услышь...
   Тем временем под окнами собралась развеселая компания, которая затянула нестройным хором грубых голосов популярную песенку:
  
   Эй, вояка, выпей мед,
   Он так сегодня сладок!
   Завтра стали крепкий лед
   Встрянет меж лопаток!
  
   Обними свою любовь -
   Кудри, словно сажа.
   Не рассказывай про кровь,
   Лей полнее чашу.
  
   Уличные певцы заглушали монотонные голоса монахов, чем можно сказать, даже радовали убитого горем Оди, которого причитания и патетические высказывания Братьев Скорби вгоняли в еще большую тоску и наворачивающиеся на глаза слезы было все труднее сдерживать. "Черт возьми, - мысленно ругался Оди вместо беззвучного чтения молитв, в силу которых не верил. - Пьяницы под окном понимают жизнь лучше, чем все эти монахи, вместе взятые!"
  - ... и прими своего верного слугу. Да станет он клинком для безоружного, щитом для бездоспешного; да станет он порывом ветра, сносящим вражеские стрелы и рвущим вражеские паруса; да станет...
  
   Выпей пива, морячок!
   Ты гляди, как пенится!
   Завтра в море будет шторм,
   Жизнь куда-то денется.
  
   Приласкай свою мечту -
   Волосы, как солнце -
   Она ждет тебя в порту,
   Отворив оконце, -
  
   продолжали пение невидимые исполнители.
   "Они просят милости духа для того, чтобы Сигвальд стал тем, кем был все это время - клинком и щитом для безоружного и бездоспешного. Для слабого. Для меня. А я трус, я удрал как последняя крыса. А ведь я мог бы ему помочь! Может быть, все бы сложилось не так, может быть..." - думал Оди, устремив глаза в пол.
  - ... и тот, в чьем сердце при жизни пылало Пламя битвы, да обратится в пламя, что вспыхнет в глазах новых воинов, что вселит в них смелость и отвагу...
  
   Пей вино, мой друг-поэт,
   Лей рекою красной,
   Чтоб не понял к склону лет -
   Жизнь была напрасной.
  
   А потом иди, поэт,
   К рыжей, дикой, буйной.
   Вместе встретите рассвет
   После ночи лунной.
  
   "Жизнь была напрасной... Это не правда, этого не может быть, чтобы во всем этом не было смысла. Наверное, страшно умирать напрасно. Умирать вообще страшно. Надеюсь, он хотя бы не очень страдал, - Оди склонил голову еще ниже, пряча горькие слезы утраты, предательски выступающие на глазах. - И еще этот мальчик, которого я... Кажется, они были друзьями. Смог ли Сигвальд простить меня за то, что я сделал? Наверное, это невозможно. Жаль, что я выбросил пистолет... Все было зря".
  
   Пейте, други, пиво-мед,
   Пейте вина, водку,
   Пока есть у вас живот,
   Голова и глотка! -
  
   с громким смехом закончили песню веселые ребята.
  - ... и в час, когда тело его соединится с пеплом и обратится в пламя... ох, что-то я заговариваюсь, - произнес один из Братьев Скорби, потирая глаза рукой. - Простите. Я хотел сказать, когда тело его соединится с пламенем и обратится в пепел, тогда... великий дух... Камтанд... и он... о-ох!
   Монах, пошатнувшись, упал на руки своих братьев, которые сразу же прервали молитву.
  - Брат! Что с вами? Вам плохо? - вопрошали они бесчувственного монаха, трясли его за плечо, били по щекам, но ответа так и не дождались. - Воды! Принесите воды!
   Но Асель не двигалась с места, в упор глядя на монаха, сидевшего в углу со своим бесчувственным братом на руках; Оди даже не повернул голову, чтобы посмотреть, что произошло. Он очнулся, только когда третий монах, осознав, что просить бесполезно, решил сам спуститься за водой. Спотыкаясь на каждом шагу, он с трудом дошел до двери, где силы совсем покинули его, и он сполз на пол, рефлекторно хватаясь за дверной косяк ослабевшими пальцами.
   Оди с удивлением посмотрел сначала на Асель, которая совершенно спокойно втаскивала Брата Скорби из коридора обратно в комнату и не менее хладнокровно засовывала его ноги под кровать, чтоб не мешались в проходе, потом перевел взгляд на первого монаха, который к этому моменту тоже завалился на бок.
  - Асель! - прохрипел Оди, нервно оглядываясь по сторонам. - Что с ними? Они?.. Ты?..
  - Спят они, - произнесла Асель с довольным выражением лица. - Добро пожаловать обратно в наш паршивый, но настоящий мир!
   Степнячка радостно обняла инженера, который все еще стоял на коленях и неотрывно глядел на Сигвальда. Оди искренне не понимал, как можно быть такой веселой, когда в комнате лежит тело твоего друга.
   Вдруг его глаза округлились, сердце ушло в пятки. Несколько судорожных вдохов, и Оди чуть было не лишил Асель слуха истошным душераздирающим воплем. Степнячка от неожиданности бросила Оди и тот, опустившись на пятую точку быстро-быстро пополз назад и вскоре уперся спиной в стену. Расширившиеся от ужаса зрачки впились в одну точку, крик срывался в хрип.
   Обернувшись, Асель увидела Сигвальда, с трудом стоящего на ногах и пытающегося сфокусировать взгляд.
  - Сядь! Тебе же сказали, нельзя сразу вставать! - крикнула Асель северянину, который не стал спорить и послушно опустился на кровать, где только что возлежал, не подавая признаков жизни. - Оди, ты чего? Все в порядке!
   Но Оди, судя по всему, не верил и продолжал вопить до тех пор, пока в комнату не вбежал молодой парень с кружкой в руках. Отстранив Асель, он буквально насильно влил в инженера содержимое кружки.
  - Тише, тише... Вдох-выдох, вдох.. - приговаривал он, отсчитывая бешено скачущий пульс инженера.
  - Оди, Оди, - Асель держала его за руку и гладила по щеке, пытаясь успокоить. - Все хорошо! Сигвальд живой, просто пришлось притвориться, чтобы выиграть время...
  - Ты его даже не предупредила? - спросил воин, обдирая с лица тонкую восковую пленку.
  - Я сказала настолько прямо, насколько можно было! А тебя кто просил вставать? А если б у него сердце остановилось?! - огрызнулась Асель.
   Инженер был в самом деле близок к разрыву сердца, но, к счастью, успокоительное, которое дал ему Фимал Понн Леге, прибежавший из соседней комнаты на истошный крик, подействовало быстро. Теперь Оди сидел на полу, тяжело дыша, и переводил взгляд с успокаивающей его Асель на Сигвальда, внезапно оказавшегося живым, а с него - на медика, проверяющего состояние монахов.
  - Вы идиоты... - прошептал Оди.
  - Вот она, человеческая благодарность, - ухмыльнулся Сигвальд.
   Еще не отдышавшийся Оди порывисто встал и, двумя шагами покрыв расстояние от стены до кровати, остановился перед "восставшим из мертвых".
  - Ты... ты хоть мог меня предупредить? Хоть бы пальцем пошевелить?
  - Чтоб ты заорал раньше времени и испортил весь план? - спросил Сигвальд, снова поднимаясь. - Не мог. Я вообще спал.
   Оди не знал, что ответить. Помедлив минуту, подбирая слова, он с нервной улыбкой обнял друга.
  - Дать бы тебе по морде, артист хренов...
  - Опять по морде? Только же все зажило! - смеялся северянин. - Не сердись, дружище, все уже позади.
   Когда Оди отпустил Сигвальда, на лице инженера появилось выражение вселенской тоски.
  - Ты простишь меня за то, что я... за то, что я сделал? - спросил он, устремив взгляд в пол.
  - А что ты сделал? - с опаской переспросил воин, у которого появились опасения, что он не знает чего-то важного.
  - Тот мальчик в таверне... я убил его. Это была случайность! Я не хотел!
  - Лайхал что ли? С ним все в порядке - ты ему только ухо отстрелил.
   У Оди опустились руки.
  - Ухо? Так я чуть не покончил с собой и ушел к Братьям Скорби из-за уха? Я кретин, мнительный кретин.
  - Все не так уж плохо, старина, - говорил Сигвальд, пока студент-медик снимал ему повязки. Кость уже зажила и северянин теперь мог свободно владеть рукой. - Если бы не монастырь, тебя уже давно схватили бы.
  - Извините, - нерешительно перебил его Фимал, закончив свою работу. - Можно я уйду? Я сделал все, что от меня требовалось...
  - Я провожу, - сказала Асель, открывая дверь и выпуская юного лекаря в коридор.
  - Из-за твоего самопала стража подняла такой переполох! - продолжал Сигвальд. - Не поверишь, чтоб тебя найти, полгорода чуть вверх дном не перевернули - видать, очень им твоя стрелялка понравилась. Да и сейчас поиски продолжаются. Правда, не так активно, но по старым местам лучше не соваться.
  - А Амала? Как она, что с ней? Я должен ее увидеть!
  - Не думаю, что это хорошая мысль, - сказала вернувшаяся Асель, переступая через мирно спящего на полу монаха. - За ее домом могут следить - это раз. Во-вторых, стража сказала ей, что ты убийца, опасный преступник и вражеский шпион.
  - Что? - ошарашенно произнес Оди, опускаясь на кровать. Его надежды вернуть все как было раньше, рухнули, как карточный домик. - Я никого не убил! Какой из меня шпион? Это же бред!
  - Наша стража, удивляться не приходится, - пожала плечами Асель.
  - Мне жаль, друг. Но теперь ничего не попишешь, - Сигвальд положил руку на его плечо.
   Оди только молча кивал, пытаясь справиться с обрушившимся на него статусом опасного преступника и с потерей любимой женщины. Ему было страшно представить, кем Амала теперь его считает. "Она даже не пустила бы меня на порог. А я ничего и сказать не смогу. Я не убивал? Это не важно, просто пуля прошла чуть правее или левее. Я выстрелил - вот что важно. И этому оправдания нет".
   Сейчас Оди с трудом представлял себе, как, а главное - где жить дальше. И самое страшное, что у него не было ни сил, ни желания что-либо придумывать.
  - Куда теперь, Оди? - спросил Сигвальд после недолгого молчания.
  - Я не знаю. Мне некуда идти, - рассеянно отвечал он. - А ты?
  - А я с тобой.
   Инженер поднял на Сигвальда удивленный взгляд.
  - Тебя надо вывезти подальше отсюда, пока ты снова глупостей не натворил. А одному сейчас опасно.
  - Сигвальд, ты не должен...
  - Должен. Из-за меня ты вляпался во все это. Не спрашивай, не надо. Я знаю, что говорю. Я хочу исправить хоть что-то. К тому же на войне сейчас от меня толку мало. Кеселар сказал приезжать, когда я поправлюсь полностью. Только вот не сказал пока, куда приезжать.
   Рука Асель машинально потянулась ко внутреннему карману куртки, в котором до сих пор было спрятано письмо Кеселара. "Оно ему пока не нужно. Он хочет проводить Оди - и правильно делает. Отдам письмо позже. Черт, до чего глупо получится. Зачем? Зачем я это делала? Думала, что отдать письмо через месяц будет легче? Дескать, держи вот, завалялось ненароком! И зачем мне вообще все это надо? Эх, дура дурой..."
  - Я с вами, - решительно заявила она, отдернув руку от кармана так, будто там сидела змея. - Из вас бойцы сейчас, как из глухого скрипач и из слепого художник. Да и вообще...
  - Мои чертежи! - внезапно вспомнил Оди. - Чертежи! Где они?!
  - Опять ты за свое! Я за твой тубус уже два раза шкурой рисковала! В следующий раз следи за своими вещами лучше, - пробурчала Асель, доставая из-под кровати заветный тубус.
   В глазах инженера при виде этой дорогой сердцу вещи отразился благоговейный трепет. Он взял его осторожно, как хрупкий осколок безвозвратно ушедшего спокойного прошлого.
  - Халас! - озаренный какой-то мыслью, воскликнул Оди. - Фирсет Халас! Его кольцо... Оно должно быть здесь! Кольцо, кольцо, где же ты? - приговаривал он, вытряхивая на пол содержимое тубуса.
   Уже через минуту комната Сигвальда один-в-один напоминала бывшую комнату Оди в таверне на улице Киртара Третьего и в таверне деревушки Лаусо-ре-Ирто. Чертежи и другие бумаги лежали на кровати, на стульях, на полу и даже на беспробудно спящих монахах. Перед инженером, который сидел на полу, скрестив ноги, возвышалась небольшая горка всевозможных железяк, в которой он копошился в попытке выискать что-то.
  - Вот оно! - Оди с гордостью поднял над головой небольшое колечко.
  - Алруановое кольцо с надписью "Фирсет Халас". И что теперь? - спрашивал Сигвальд, разглядывая украшение.
  - Не просто кольцо. Это пропуск в Оркен для нас троих! - с гордостью заявил Оди.
  - В Оркен? Ты с ума сошел, - покосилась Асель на сияющего инженера.
  - Вовсе нет. Помните того пустынника, которого мы отбили у хенетвердцев? Он пригласил нас в пустыню, если вдруг понадобится. Вот уж никогда не думал, что придется воспользоваться приглашением... Я так боялся, что бросил кольцо где-нибудь и ты не забрала его!
  - Ладно, - махнула рукой она. - Особого выбора у нас-то и нет. Собирай свое барахлишко - скоро отправляемся. Монахи проснутся часа через три-четыре, к этому времени нас уже не должно быть в городе. Сигвальд, а ну, подсоби...
   С помощью северянина Асель зачем-то втащила старшего Брата Скорби на кровать и уложила его в ту же позу, в которой еще недавно лежал псевдомертвый воин, двух остальных усадила на стулья, оперев о стену и всунув им в руки их книжечки. Сигвальд не спрашивал ни о чем - это была одна из тех странностей, объяснения которой он знать не хотел.
   Зато Оди оказался любопытным.
  - Все нужно делать хорошо и красиво - даже то, что другие называют преступлением и мошенничеством, - с самодовольной улыбкой объяснила Асель, доставая из-под кровати протухшую овечью голову и швыряя ее за окно.
  
   Сигвальд и Оди ходили по тесным рядам барахолки Бедняцкого квартала в поисках обуви для инженера, который до сих пор носил свои модные башмаки, оставшиеся от безвозвратно ушедшей беззаботной жизни. По своему горькому опыту он знал, что рискует остаться босым на второй день пути по бездорожью, и что денег, которыми располагали они трое, едва хватило бы одному, потому единственным выходом было подобрать что-нибудь более-менее приличное на блошином рынке.
  - ... а потом оказалось, что у меня заражение крови. Если бы не Фимал с его пилюлями, я бы уже давно умер. Тогда, кстати, нам и пришла идея с липовыми похоронами. Дело осталось за малым - выследить, по каким дням тебя обычно зовут на совершение обрядов, - рассказывал Сигвальд завороженно слушающему инженеру.
  - А Фимал - этот тот, который сегодня напоил меня успокоительным?
  - Да, он. Хороший парень, хоть и нервный немного. Это он мне такую красоту навел, - воин продемонстрировал все еще синие ногти, которые почему-то никак не хотели отмываться. - Вот, эти кажется, приличные. Примерь-ка.
   Они остановились около одного из старьевщиков, который в этот момент с кем-то увлеченно беседовал и позволил Оди примерить обувь, почти не глядя в его сторону.
   Пока инженер пытался понять, впору ему сапоги или нет, Сигвальд разглядывал ножи, разложенные в ряд на мешке, брошенном прямо на землю. Вдруг он почувствовал, как что-то прикоснулось к его бедру и потянуло за пояс. Взглянув вниз, воин увидел чью-то руку, схватившую его кошелек, пристегнутый к ремню.
   Один миг - и рука вора оказалась в железных тисках ладони северянина.
  - Вор, - процедил сквозь зубы Сигвальд, поворачиваясь к нему лицом.
   Перед воином стоял молодой широкоплечий норрайец с большими бледно-голубыми глазами на исхудавшем лице. Попытавшись вырваться, он понял, что это не только бесполезно, но еще и усугубляет его положение.
  - Прошу вас, не зовите стражу! - с надеждой шепнул он.
   В планы Сигвальда встреча с представителями закона не входила, но неудачливый вор выводил воина из себя, и его пальцы сжимались на запястье незнакомца все сильнее.
  - Я тебе руку сломаю, - прошипел Сигвальд, в самом деле начинающий медленно выворачивать руку вора.
   Норрайец молча смотрел на северянина, до последнего не веря, что тот исполнит свою угрозу, но очень скоро понял, что еще чуть-чуть, и его кости треснут, как сухие ветки.
  - Не надо! Умоляю, отпустите! Мне не на что лечиться! У меня нет ни хетега! Я не ел два дня! Пожалуйста... Я отдам вам все, что у меня есть! Я не хотел! Я ничего не сделал!..
   Вор уже слабо соображал от боли и говорил все, что придет в голову, в надежде хоть чем-нибудь разжалобить человека, которого он чуть было не обокрал. Но несвязная речь бродяги только подстегивала злость, внезапно завладевшую Сигвальдом - его кровь вскипала от ненависти и затуманивала рассудок.
  - Ты хотел украсть мои деньги! Последние! На Велетхлау воров режут без суда и следствия! - прорычал северянин. Оглянувшись, он заметил тихий безлюдный переулок. Безумное решение само собой созрело в мозгу. - А ну, пошел!
   Оди в это время торговался со старьевщиком, пытаясь выменять свои старые башмаки на солидную скидку с сапог, и это ему почти удалось, когда он, случайно обернувшись, увидел Сигвальда, который стремительно удалялся, толкая впереди себя какого-то человека.
  - Ты что удумал? - шепотом произнес инженер, предчувствуя неладное.
   Наспех расплатившись с торговцем, он бросился за другом, расталкивая плотную толпу, которая, к счастью, не обращала никакого внимания на укромный переулок, в котором скрылся Сигвальд.
  - Стой! - крикнул запыхавшийся Оди, нагнав их только за поворотом. - Ты что творишь?
   Воин прижал норрайца к стене, уперевшись предплечьем в его грудь с такой силой, что тот едва ли смог бы пошевелиться. Со стороны это выглядело как обычное относительно мирное выяснение отношений, коим никого в Бедняцком квартале не удивишь и не заинтересуешь. Однако в другой руке у Сигвальда был нож.
  - Я творю правосудие. Это вор! - северянин поднес клинок к животу несчастного норрайца, который уже даже не сопротивлялся, решив, что его песенка спета.
  - Отпусти его! Немедленно! Ты с ума сошел! Ты не можешь его убить!
  - Могу. Не мешай мне! - крикнул Сигвальд, сбрасывая с плеча руку Оди.
  - Остановись! - в отчаянии взывал инженер, все меньше и меньше веря в то, что сможет достучаться до сознания друга.
  - Это не твое дело! Уходи!
   Сигвальд был готов вогнать нож по самую рукоять в бродягу, но северянина остановил удар в ухо. Ошарашенно повернув голову, он увидел Оди, все еще сжимающего дрожащий кулак и выглядящего не менее перепуганным, чем несостоявшийся вор.
   Злость и ненависть схлынули с Сигвальда, как морская волна, оставив после себя только слабый звон в ушах и чувство легкой нереальности происходящего.
  - Спасибо, - проговорил он, глядя на инженера. - Это вправляет мозги.
  - Ты чуть не убил его! Ты хоть понимаешь, чем это могло закончиться для нас? Чем ты вообще думал? - нервно спрашивал Оди срывающимся голосом.
  - Я не хотел. Не знаю, что на меня нашло...
   Тяжело вздохнув, Сигвальд опустил голову. Он все еще сжимал в ладони нож, который за минуту до этого выхватил из-за голенища своего пленника.
  - Сигвальд, брось его. Отпусти, - уговаривал Оди, все еще косясь на оружие в руке воина.
  - Иди отсюда, - тихо сказал Сигвальд незнакомцу, наконец убирая руку с его неровно вздымавшейся груди.
   Почувствовав свободу, вор рванулся в сторону, но тут же остановился, едва не сбив с ног неслышно подошедшую Асель.
  - Какая встреча, - загадочно протянула степнячка, сощурив глаза.
   В исхудавшем бродяге в замызганной рубашке она узнала лихого арбалетчика, которого она ранила у пещеры в день гибели Энимора и его отряда. Асель усмехнулась, глядя прямо в глаза парню, который теперь узнал и ее, и ее спутников и решил, что не зря он попрощался с жизнью пару минут назад.
  - Так вы знакомы? - Сигвальд удивленно вскинул бровь.
  - О да, знакомы.
   Норрайец опустил голову, приготовившись получить нож в спину от Сигвальда сразу после того, как Асель расскажет ему обстоятельства их знакомства.
  - Это мой старый друг, - сказала Асель, дружески хлопнув его по плечу.
   От неожиданности он чуть было не поперхнулся, но взял себя в руки, быстро сообразив, что его убийство не входит в планы степнячки.
  - Амкут, - представился он, в большей части для Асель, которая не имела ни малейшего понятия о том, как зовут ее старого друга. - Рад тебя видеть.
  - Ты и с ворами дружбу водишь? - саркастически ухмыльнулся Сигвальд.
  - Тебя это до сих пор удивляет? К тому же, он не вор, раз уж на то пошло, а наемник.
  - Тогда почему наемник пытался срезать мой кошелек?
  - Потому что ты, как дурак, нацепил его на пояс, а не спрятал за пазуху, как я советовала, - фыркнула Асель и, обращаясь уже к Амкуту, спросила: - Что же с тобой стало, друг мой? Как дошел до такой жизни?
  - Ранили в пьяной драке, - соврал он. - Работы не стало, деньги закончились. Заложил арбалет и доспехи - работы как не было, так и нет, деньги закончились снова.
  - И что ты намерен делать теперь?
  - Дай подумать... Скорее всего опять пойду на рынок, попытаюсь украсть кошелек еще у кого-нибудь и подохну в соседнем переулке с ножом в печени, - с горькой ухмылкой произнес Амкут.
  - Хороший план. Но предлагаю тебе другой - я выкупаю твой арбалет и ты с нами нанимаешься в охрану каравана до Оркена.
   Такое неожиданное предложение удивило всех присутствующих, однако, если Амкут только обрадовался счастливой возможности подзаработать денег, то Сигвальд был против такой компании в походе.
  - Ты в своем уме? - спросил он Асель, отведя ее подальше от Амкута и Оди. - Его нельзя брать с собой, я не доверяю этому ворюге.
  - Он не вор, еще раз тебе говорю. Он отличный арбалетчик и ему нужна работа.
  - Да он просто оберет нас первой же ночью и потом ищи ветра в поле! На что он нам?
  - Включай мозги, Сигвальд! - раздраженно бросила степнячка. - Добраться до Оркена мы можем, только нанявшись охранять караван. А кто его защитит от разбойников? Ты со своим раненым плечом? Оди со своим "я не могу стрелять в человека"? Или может я одна должна за всех отдуваться? Если так, то в лучшем случае нас просто вытурят, когда узнают что из троих, кому они платят, полностью боеспособна только я. В худшем - будем валяться на тракте с проломленными головами, потому что не сможем дать отпор бандитам. Это тебе ясно?
  - Ясно, - ответил Сигвальд, недовольно сопя.
  
  - Опять мы с тобой вместе, любовь моя, - говорил Амкут, нежно поглаживая свой арбалет, только что выкупленный из ломбарда.
   Он проводил пальцами по металлической составной дуге, по точно прилаженным деталям и с удовольствием отмечал, что получил свое оружие обратно в таком же безупречном состоянии, в каком оно было, когда им пришлось расстаться.
  - И что, он правда столько стоит? - спросила Асель, неожиданно потратившая на него почти все свои деньги.
  - Нет. Он стоит намного больше, - завороженно ответил арбалетчик, не в силах отвести взгляд от своей любимой вещи. - Ты себе просто не представляешь, какое это удовольствие - стрелять из него.
  - А этот? - она продемонстрировала простенький арбалет, купленный в том же ломбарде за пятьдесят хетегов для создания боевого вида Оди.
  - Могу сказать, что до Оркена он не развалится, если из него стрелять, а не колотить им кого-нибудь по голове. А лучше и вовсе не стрелять, - с пренебрежительным смехом отвечал Амкут. - Пятьдесят хетегов - самая подходящая цена за такую развалину.
  - Да большего и не надо, он же...
  - Послушай, - перебил ее арбалетчик. - Зачем ты все это делаешь? Я ведь недавно чуть было тебя не убил.
  - Нет, дело было так: это я тебя чуть не убила, - упрямо твердила Асель. - Просто оступилась и рука дрогнула.
  - В любом случае, наше знакомство было не самым приятным приключением. Так зачем я тебе?
  - Ты же все слышал, когда я объясняла Сигвальду!
  - Не слышал. Я глухой на одно ухо, да и вторым слышу довольно паршиво.
  - Мне нужен хороший стрелок, - коротко пояснила она, решив не вдаваться в подробности.
  - И с чего ты решила, что я такой?
  - У Энимора других не бывает.
   Внезапно дорогу им перегородил маленький беспризорник, одетый в грязную рубаху с чужого плеча, который в упор уставился на Асель. Амкут уже собрался было отогнать его с дороги, но вместо того, чтобы попрошайничать, мальчик сунул в руку Асель скомканную бумажку.
  - Тебе письмо! - крикнул он степнячке и скрылся за поворотом, сверкая пятками.
  - Стой, паршивец! Стой! От кого это? - кричала Асель, пытаясь догнать странного почтальона, но того и след простыл.
   Степнячка заглянула во все прилежащие улицы, во все канавы и за все заборы, но мальчишки нигде не было.
  - Ты читать умеешь? - спросила она Амкута, протягивая ему бумажку.
  - Угу. Написано: "Спасибо, моя девочка, без тебя ничего бы не вышло. Береги свою светлую голову. Твой снова безымянный друг".
   Сердце Асель сильно ударилось в ребра - так ее называл только один человек, и он, по ее мнению, был уже мертв. Но письмо было совсем свежим, кое-где чернила еще размазывались под пальцами Амкута, который вертел бумажку в руках. Степнячка испуганно озиралась по сторонам, заглядывала в открытые окна, в страхе увидеть в них лицо саметтардца со шрамом на щеке.
  - Эй, что с тобой? - спросил Амкут, искренне не понимая причины нервозности степнячки.
  - Он жив? Он послал тебя следить? Где он? Чего он хочет от меня? - спрашивала Асель, вцепившись в и без того еле целую рубашку арбалетчика.
  - Кто "он"? За кем следить? Причем здесь я? Что ты вообще мелешь? - в ответ Амкут засыпал ее таким же градом вопросов.
   "Это похоже на глупую шутку, вот только кому придет в голову так шутить? Неужели Энимор остался жив? Этого быть не может! Там никто не смог бы выбраться. Даже если представить... Нет, это ошибка. Иначе я была бы уже мертва".
  - Ничего, - сказала Асель, отпуская его рубашку. - Забудь.
  - Договорились, - кивнул арбалетчик и с превеликим удовольствием выбросил из головы ненужную и непонятную информацию.
   Сигвальда и Оди они, как и условились, встретили у Южных городских ворот, откуда, как правило, отбывало большинство караванов на Оркен. Сигвальд с травинкой в зубах сидел на траве, облокотившись о ствол дерева, и что-то втолковывал Оди, который сидел рядом, уткнувшись носом в собственные колени, и лишь изредка мотал головой. Тогда северянин со вздохом возводил очи к небу и принимался объяснять все заново, сопровождая речь бурной жестикуляцией.
   Но вдохновенные слова воина о новой жизни не производили на Оди никакого впечатления. Действие успокоительного, которое дал ему Фимал, закончилось, и теперь на впечатлительного инженера навалилось сразу все: потеря Амалы, его падение в ее глазах, побег из храма Дембранда, и полная неизвестность и неопределенность впереди.
   Асель знала это чувство.
  - Вставай, солдат! - сказала она, таща инженера вверх за ворот куртки. - Эта дорога закончилась - сворачивай на другую! Нельзя просто остановиться и сесть на обочине. Держи арбалет и пойдем искать караван.
  - Я не могу его взять, - отвечал Оди. - Ты видела, что получается, если ко мне в руки попадает оружие.
  - Нет, ты можешь его взять. И ты его возьмешь, - строго сказала степнячка, тыча арбалетом ему в грудь. - И ты будешь из него стрелять, если на караван нападут.
  - Нет, не могу...
  - Если ты не выстрелишь - погибнет кто-то из нас. И это будет на твоей совести.
   Оди молча принял арбалет из рук степнячки. Он чувствовал почти физическое отвращение к оружию, но чувство ответственности за жизни друзей, которое вменила ему Асель, было сильнее. Да и отступать теперь было поздно.
   Однако, не успел Оди настроиться на героический лад, как оказалось, что весь их план может пойти прахом - они не учли, что почти все оркенские караваны нанимают для охраны своих же соотечественников, которые сопровождают их в пути и туда, и обратно.
  - Ну и что теперь? Искать караван куда-нибудь в Саметтард? - разочарованно спрашивал Сигвальд после третьего отказа.
  - Придется, - вздохнула Асель, которую общение с ушлыми саметтардскими купцами не вдохновляло на подвиги.
  - Не-е, - протянул Амкут. - Если вам так нужен оркенский караван - я вам его найду.
  - Караван - не иголка в сене. Где ты его искать собрался? - устало спросил северянин. - Вон они все стоят. И никому мы не нужны.
  - Знаю где, - усмехнулся арбалетчик. - Сейчас вернусь.
  - Зря мы его отпустили, - сказал воин, глядя вслед удаляющемуся норрайцу, к которому он не испытывал доверия. - Надо было хоть арбалет отобрать...
  - Он вернется, - уверенно заявила Асель. - Спорим?
  - На пять хетегов.
   Через полчаса Сигвальд вынужден был отдать пять медяков торжествующей степнячке - Амкут вернулся с сияющими глазами и явно довольный собой.
  - Нашел, - сказал он. - За воротами караван стоит - не успели выехать, как троих потеряли убитыми, одного раненым. Дальше ехать страшно, хотели вернуться, но обратно в город не пускают, говорят, товары их вывозить из Рагет Кувера можно, а ввозить - не можно. Так и стоят там третий день, ждут, пока кто-то подрядится их охранять.
  - И откуда ты узнал, где их искать? Может, их охранники - твоя работа? - с недоверием переспросил Сигвальд, до сих пор упрямо не желавший признавать полезность Амкута.
  - Не мой профиль, - спокойно отвечал арбалетчик, ничуть не смутившись. - Когда-то я уже охранял караваны и знаю, что такое иногда приключается в пути.
   Воодушевленные перспективой устроиться на караван, идущий прямиком в пустыню, новоиспеченные наемники двинулись к воротам.
  - Новость слышала? - через всю площадь кричала одна торговка, предлагающая фрукты караванщикам, другой, помоложе, которая кроме фруктов предлагала еще и разного рода услуги.
  - Не-е-е! - орала в ответ та, поленившись подойти.
  - Рыжая Вэре сказала, что каких-то там Братьев Скорби два демона охмурили, усыпили, а еще одного монаха украли!
   Сигвальд и Асель с трудом сдерживали смех, начиная догадываться, о каких "демонах" идет речь.
  - А какого украли? - спрашивала девица, все так же не сходя с места.
  - Молоденького!
  - Красивого? - продолжала расспросы она, явно заинтригованная личностью пропавшего.
  - Не знаю!
  - Если того, что я думаю - жаль! Есть у них там один - этого я бы и сама украла! - сообщила она с мечтательным видом.
   После этого от гомерического хохота не смогли удержаться ни сами "демоны", ни похищенный монах.
  - А что, Оди, много у вас там молоденьких? - давясь хохотом, спрашивал Сигвальд.
  - Не очень, - отвечал инженер, безуспешно пытавшийся сохранять серьезный вид.
  - Ну смотри, разбил сердце такой красотке! Теперь ей тебя не украсть, - подмигнула Асель.
  - Все из-за вас, - махнул он рукой.
  - Так мы тебя и вернуть можем, коль желаешь...
   Во время всего разговора Амкут только недоуменно переводил взгляд с одного своего нового товарища на другого, начиная о чем-то догадываться. Но догадок ему было недостаточно - любопытный арбалетчик жаждал подробностей.
  - Расскажешь, о чем это вы? - спросил он степнячку как человека наиболее к нему расположенного.
  - Нет, забудь, - улыбнулась она, пока не желая посвящать едва знакомого человека во все секреты.
  - Так не пойдет. Если я все забывать буду - то и вовсе памяти лишиться могу, - доброжелательно, но настойчиво сказал Амкут.
  - Не все сразу, друг мой. Не все сразу.

   Не поверишь, я тебя расцеловать готов! (язык Велетхлау). вернуться
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"