(глава из биографического романа "Камень", автор - Владимир Шабля).
1933 год, февраль. Томаковка.
Данил лежал на кровати уже больше часа. Он напрягал все свои силы, чтобы успокоиться и переварить полученную от жены страшную информацию о критическом состоянии Коли. Но ничего не получалось: эмоции и волнения захлёстывали и парализовали мозг. Спустя ещё некоторое время ему, наконец, удалось хотя бы взять себя в руки. Мужчина поднялся с кровати и проследовал в кладовую: в любом случае нужно было принести продукты для ужина.
"А по поводу дальнейших действий - обдумаю их на свежую голову завтра: утро вечера мудренее", - принял решение глава семьи.
Годами отработанным движением пальцев он поддел нижнюю часть висящей на стене полки и остановился в нерешительности: бородка ключа в тайнике была повёрнута не в ту сторону.
"Возможно, второпях перепутал", - на ходу отметил Данил, открывая сундук, однако подозрение уже закралось в его голову.
Хозяин быстро обвёл глазами содержимое сундука. На первый взгляд, всё было, как обычно. Взяв лежащий сверху февральской кучки кусок сала, Данил потянулся за ножом, но на привычном месте его не оказалось.
"Два несоответствия сразу - это уже не случайность", - заключил мужчина, закрыл сундук и направился в кухню.
Сына он застал всё так же сидящим за столом; только теперь тот беспокойно смотрел на отца. Послышался звук открывающейся входной двери. После непродолжительной возни в сенях внутрь комнатушки протиснулась тёща. На шум вышла из спальни и жена.
- Вот и хорошо, что все собрались. А теперь признавайтесь, кто открывал сундук? - напрямую задал вопрос глава семьи, попеременно награждая испытующим взглядом каждого из присутствующих.
В воздухе повисла короткая звенящая пауза.
- Я открывал, - заявил Петя после секундного замешательства. Он встал из-за стола, расправил плечи. - Я отнёс Коле в больницу свою и его двухдневную норму сала и хлеба.
Родители в растерянности стали переглядываться: с одной стороны, сын нарушил табу и открыто сообщил об этом, но в то же время, с другой, он жертвенно отказывался от своей двухдневной пайки.
- Петя, зачем ты туда пошёл? Я ведь тебе запретила! - перепуганно запричитала Мария.
- Я считаю, что мы должны сделать всё возможное, чтобы спасти Колю: если он умрёт, еда ему больше не понадобится! - по-взрослому рассудительно ответил подросток.
- Но почему же ты хотя бы не посоветовался с нами? - оторопело спросил отец.
- Брату стало хуже сейчас, и действовать нужно было быстро. Да, честно говоря, папа, я и не уверен, что ты разрешил бы мне отдать продукты Коле.
Глаза Данила налились слезами.
"Господи, как ты допустил до такого? Неужели справедливо отрывать кусок от одного голодного ребёнка и отдавать другому?" - с горечью подумал отец.
Он подошёл к сыну, привлёк его голову к своей груди.
- Наверно, ты прав, - проговорил тихо.
Затем отправился в кладовку, а вскоре вернулся с непривычно полным ведёрком кукурузной муки и двумя свёртками.
- Мама, испеките, кроме обычного хлеба, ещё несколько пирожков с салом и с тыквой, - обратился Данил к тёще, протягивая продукты, - для Коли, - мужчина некоторое время помедлил, сомневаясь, - и для Пети, - заключил он наконец решительно.
- Даня, так мы не дотянем до нового урожая. Ты же сам говорил, что пайки урезают, да и те задерживают! - попыталась одёрнуть мужа Мария.
- Ничего, Бог добрый! - ответил глава семьи. - Давайте надеяться на лучшее, а там - будь, что будет!