(глава из биографического романа "Камень", автор - Владимир Шабля).
1933 год, февраль. Томаковка.
В больницу мальчик летел, словно на крыльях, не разбирая сугробов и не обращая внимания на бьющий в лицо, попадающий за шиворот мокрый снег. Беспокойство за брата и нарушенное табу вкупе подстёгивали какие-то скрытые, но мощные механизмы организма. Стрессовая ситуация требовала разрешения, и парнишке подсознательно хотелось, чтобы это произошло скорее.
"Коле нужны силы, чтобы победить болезнь!" - одновременно оправдывал и подбадривал он себя.
Озабоченный такими мыслями, Петя зашёл в здание больницы, привычно пересёк коридор. И только теперь понял, что не знает номера палаты. На секунду он замешкался, и тот час же услышал позади себя строгий голос:
- Молодой человек, куда это Вы направляетесь? Вход в инфекционное отделение строго воспрещён!
От неожиданности мальчик растерялся. Обернувшись, он увидел санитарку тётю Веру, которая, видимо, сегодня дежурила по больнице.
- А, Петя, это ты! - заулыбалась женщина, узнав внука бывшей больничной поварихи. - Здравствуй! Ты к кому пришёл?
- К брату, Коле. Я принёс ему поесть, - затараторил мальчишка, пытаясь вытащить свёрток из кармана. Тот никак не хотел пролезать в узкое отверстие, чем ещё больше привёл парня в смятение.
- Не торопись, - медленно проговорила санитарка. Твёрдым движением она прекратила тщетные попытки парня, отвела его руку в сторону и сама извлекла содержимое.
Пакет был внушительный. Вид проступивших через газету жирных пятен и какой-то непонятный, одновременно затхлый и хлебный запах пробудили у Веры зверский аппетит. Несколько последовавших друг за другом сильных спазмов резанули живот. Женщина поспешно отдала свёрток Петру и отошла в сторону.
- И где же ты взял столько еды? - задала она терзающий мозг вопрос.
- Это моя и Колина порции за два дня вперёд, - твёрдо проговорил подросток. - Сейчас брату они нужнее.
- Не уверена, - еле слышно, себе под нос пробормотала санитарка, а затем увлажнившимися глазами в упор посмотрела на парня.
- Пропустите меня, пожалуйста, к Коле, - стал умолять её Петя, - он заболел потому, что мало кушал. Сейчас ему нужно много еды. Пожалуйста, тётя Вера! Я всегда ему во всём помогал; когда он меня увидит и поест - то сразу выздоровеет, - продолжал скулить наивный мальчишка.
- Ладно, пойдём! - будто стреляя из винтовки, резко произнесла медработница. - Только чур, в палату не входить: постоишь на пороге, поговоришь немного - и всё!
Статная женщина и юркий мальчишка шли по гулкому тёмно-коричневому коридору. Их шаги отдавались в каких-то совсем неожиданных местах. Вера проследовала в палату, где лежал Коля, положила свёрток на тумбочку у его постели.
- Вот, Коля, твой брат пришёл тебя проведать, - тихо сказала санитарка, - но заходить в палату ему запрещено. Поэтому он постоит в дверях.
Она строго глянула на Петю, и этим взглядом с трудом, но всё же удержала мальчишку от подмывавшего его желания броситься в объятия к родному для него человеку.
Коля полулежал бледный, тяжело дыша. Его глаза блестели в бездонных глазницах каким-то глубоким прозрачным светом. И без того длинный нос ещё больше заострился. Резко проступающие на лице скулы образовывали с подбородком чёткий равносторонний треугольник, подчёркнутый синюшными губами.
- Коля, я принёс тебе поесть, - с порога выпалил Петя. - Там хлеб и сало! - он показал рукой на тумбочку, ступил вперёд, но остановился, вспомнив уговор с санитаркой.
Спустя несколько секунд до Николая начал доходить смысл сказанного, он медленно повернул голову по направлению к тумбочке. Вид и запах свёртка пробудил в голодном больном существе звериный инстинкт потребления пищи. Собрав все свои силы, он протянул руку, уцепился в свёрток и взялся лихорадочно разматывать его. Затем откусил хлеба и принялся жевать. Ещё не прожевав, Коля впился зубами в сало и долго теребил его, прежде чем смог отделить кусочек. Не в силах больше держать тело в напряжении, он с полным ртом откинулся на подушки, закрыл глаза и блаженно улыбнулся, не забывая, между тем, интенсивно работать челюстями.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил Петя.
- Не очень: болит в груди и кашель. А как дела в школе?
- Нормально. Несколько человек болеют, а в остальном всё как обычно. - Пётр не стал говорить брату о том, что пару дней назад одна из заболевших одноклассниц умерла.
- А какая сейчас погода? Я вижу, опять пошёл снег?! - Коля принялся за следующую порцию хлеба с салом.
- Да, снег идёт, но он мокрый. Я думаю, долго не продержится: скоро побегут ручьи. - Петя немного заколебался, стоит ли нагружать брата своими проблемами, но потом решил, что это его отвлечёт от мыслей о болезни. - Я смастерил большой кораблик. Так что готовься к походу на ручей, как в прошлом году.
- Может, лучше на речку? - включился в разговор на привычные темы Коля: ручей узковат, и суденышко, как той весной, может утонуть в водоворотах.
- На этот раз не утонет! - самоуверенно заявил Пётр. - Я делал корабль по чертежам из журнала "Делай всё сам"!
- С парусом? - заинтересованно осведомился брат, переставая жевать.
- Конечно - что за корабль без парусов?! - горделиво ответил Петя и широко улыбнулся.
Коля снова откусил хлеба и начал жевать, но приступ сильного сухого кашля внезапно захлестнул организм. Громкие, накатывающие волнами, буханья перемежались частым хриплым дыханием и моментами болезненного отхаркивания. Наполовину пережёванные частички еды разлетелись изо рта в разные стороны. Ближний к голове край пододеяльника выпачкался в грязно-красный цвет.
Санитарка поспешно вытолкала Петю в коридор.
- Всё, иди домой! Что мог, ты уже сделал, - резко сказала Вера и побежала назад в палату. Приступ нарастал, и женщина чёткими выверенными движениями придала телу больного удобное положение, очистила полотенцем его рот, лицо и пододеяльник.
- Так лучше? - поинтересовалась она. - Постарайся сесть поудобнее.
- Да, - сквозь кашель согласился Коля, лихорадочно пытаясь найти оптимальное положение тела и хватаясь своими отдающими синевой пальцами за Верину руку.
Постепенно кашель стал реже и боль ослабла, но дыхание больного парня всё так же оставалось частым и каким-то поверхностно-игрушечным, как у щенка. Коля прикрыл глаза и забылся. Теперь ничто, кроме блаженства от отсутствия боли, не имело значения...