Аннотация: Последняя глава первой части. Предупреждаю сразу: сама плакала пока писала, очень уж эмоционально выматывающая получилась. Обещаю, все выживут, будет хэппи-енд. Но следующая глава будет не раньше, чем через неделю, надо с силами собраться.
Глава 12.
Его тело словно в дымке начинает расти, увеличиваться, все больше походя на огромную, почти четырехметровую ящерицу, прокрытую толстыми серо-зелеными чешуйками, между которыми растет короткий жесткий темно-коричневый мех, больше похожий на иголки, чем на мягкую шубку. Руки и ноги становятся длиннее, туловище мощнее и мускулистее. На локтях и коленях появляются длинные острые шипы. Когти на руках становятся еще больше, на них ярко выделяется темная кровь. Длиннее становятся и острые зубы, которые уже не вмещаются в увеличившуюся челюсть и острыми клыками торчат наружу. Изменениям подвергается и само лицо, окончательно перестав напоминать человеческое, оно сейчас походит на смесь волчьей и вараньей морд. Теперь это существо ничем не напоминает Алека, передо мной стоит жуткий монстр из ночных кошмаров.
Люди с криками разбегаются в стороны, Паша с Андреем матерясь сквозь зубы, пытаются удержать рвущегося ко мне брата. Оба уже начали терять человеческий вид, обращаясь, чтобы справиться с силой Алека. Но в отличие от него младшие браться поменьше, да и контролируют себя значительно лучше, а потому Алеку хватает сил справляться с ними обоими.
А я стою соляным столбом с открытыми от изумления глазами и ртом. Точнее меня как этот самый столб пытаются утащить куда-то в сторону, подхватив за талию и под ноги. От очередного перехватывания моей сползающей тушки добрыми людьми, я, наконец, прикусываю язык. Это приводит меня в чувства, начинаю соображать и, следовательно, отбиваться. Положения куля, который так бесцеремонно тягают по всему скверу, меня совершенно не устраивает. Да и кто им дал право меня хватать и таскать, где там мои защитнички, а то сейчас самой драться придется.
- Да отпустите же меня! Я вам, что мешок с картошкой?! Сама прекрасно могу ходить! - приходится локтями и коленками пробиваться на свободу от через чур активных спасателей. Видимо добрые люди решили, что от шока я впала в маразм или вовсе с ума куда-то сошла. Так что приходится взывать к подкреплению, все равно стоит без дела, слезы льет. - Лена! Лена спасай меня! А эти придурки меня совсем добьют, пока утащат!
- Сама дурра! - обижается один из спасателей, бросая мое побитое тело на землю, так что больно ударяюсь плечом, и оно начинает неметь. Завтра вся буду в синяках и ссадинах. От второго активиста меня освобождает подруга, она же помогает подняться. Очень оперативная девушка. И минуты не прошло, как она стояла почти в двадцати метрах от меня, а теперь вот уже рядом, отбивает от энтузиастов.
- Оля, ты что? - шипит красавица, осторожно отряхивая меня, так чтобы не задеть поврежденные места. В прочем, я такая чумазая, что приведение в порядок без горячей ванны все равно невозможно. - Зачем кричишь? Ты же его еще сильней провоцируешь! Я ведь тебе объясняла!
Перевожу непонимающий взгляд с нее на Алека, который, во-первых, уже окончательно не человек и даже не прямоходящий, а во-вторых, чересчур близко находится, таща на себе, как на буксире двух почти обернувшихся братьев. Вот только смотрю я не на них, а на мужчину, которого думала, что люблю. А сейчас, сейчас начинаю сомневаться.
Ко мне тянется жуткое клыкасто-зубастое создание без проблеска интеллекта в мутно серых глазах с вертикальными зрачками. В этом звере нет ничего от Алека. Глядя на него, начинаю осознавать, что возможно права была Вика, когда говорила, что я просто не представляю, с чем могу столкнуться. Все тело от пальцев ног до кончиков волос пронизывает первобытная паника, страх перед хищником, для которого ты всего лишь добыча, еда.
И монстр чувствует мой ужас, втягивая воздух, припадая к земле и рыча. Все его тело напрягается, двигаясь легко и грациозно, не смотря на двух висящих на нем собратьев. Если бы ситуация была иной и смотрела бы я на все это дело издалека, а не в метре от себя, то зрелище казалось бы мне потрясающе прекрасным. Но сейчас я могу лишь сжаться от ужаса в ожидании нападения.
Вот только зверь не нападает. Прижавшись к земле передними мощными лапами, он медленно подползает ко мне, подставляя почти полуметровую лобастую голову. Словно щенок, жаждущий ласки, он осторожно тыкается носом мне в бок, фыркает, обнюхивая мою руку, и тихо шипит на окружающих.
Я смотрю и не могу поверить своим глазам и ощущениям. То, что до боли пугает меня, пытается ко мне подмазаться. И в душе зарождается понимание, что я некоронованная королева всех дур и идиоток. Что Алек в любых формах и видах будет заботиться обо мне. Что я всегда знала, знаю, и буду знать: он для меня защита и поддержка, а не угроза. Что он, возможно, единственное существо во всей вселенной, на которого я могу полностью положиться. Что, будучи человеком или зверем, он все равно остается все тем же заботливым, ласковым и добрым. И что безмерно, всем сердцем и душой люблю его и готова отдать ради него абсолютно все.
- Быстрее, пока он успокоился, - шепчет Лена, пытаясь оттащить меня подальше от Алека. Вот только я сегодня через чур стационарная, фиг сдвинешь. - Оля, пошли, быстрее. Надо уходить.
- Лен, - спокойно отворачиваюсь к девушке и с удивлением отмечаю, что и она начинает оборачиваться, лицо уже изменилось, на висках проступает блестящая лиловая чешуя. Надо срочно вмешаться, а то они поубивают друг друга и меня заодно. - Успокойся. Дайте мне поговорить с ним, я попробую привести Алека в чувство.
- Ты с ума сошла?! - рычит мне Андрей, пытаясь оттащить от меня старшего брата. Тот шипит низким пробирающим до костей звуком. Вздрагивают все, и люди и нелюди.
- Мы все равно ничего не теряем, - уже тверже заявляю я. Ведь никогда себе не прощу, если сейчас не попытаюсь, не буду бороться за него.
- Не боишься? - недоверчивое шипение Паши. Он внимательно разглядывает меня, словно неведомое науке и магии животное.
- Все будет хорошо, - с уверенностью, которой в себе совершенно не ощущаю, заявляю я.
Теперь надо действовать, вот только все равно страшно, ведь это все-таки не человек и мыслит он иначе. Тем более, Алек болен, ребята сами сказали об этом. Значит необходимо собраться, мобилизоваться и отбросить все лишнее. Сейчас от меня зависит слишком многое. Ведь пара для унгуна не только способ контроля, но и лучшее лекарство и энергетическая подпитка. А значит, между нами существует невидимая простому глазу связь и если постараться, то может мне удастся пробиться к нему самому и вернуть сознание.
Протягиваю руку ладонью вверх. Так обычно знакомятся с собаками, давая себя обнюхать. В прочем с кошками, насколько я знаю, знакомятся так же, может и сейчас прокатит. Жду, затаив дыхание, как инстинкт сработает в случае с больным безумием унгуном. То есть оттяпает руку или признает.
Признает, сам тянется, ластится. Начинаю нежно гладить его по чешуе, трепать клочкастый мех. Алек прижимает ко мне свою голову и тяжко вздыхает, переставая ожесточенно сопротивляться напору братьев. Те растеряно отступают, видимо не ожидав такой реакции. Но к нам уже бежит следующая толпа добровольцев во главе с полицией и каким-то магом.
- Паша, не пускайте их, - быстро шепчу я, не отрывая взгляда от огромного монстра у моих ног. - Они все только испортят.
- Хорошо, - кивает младший из братьев. Он с Андреем и Леной окружают нас, объясняя группе захвата, что же тут происходит и почему им нельзя всадить в Алека дезинтегрирующее заклятье. Я их не слушаю, что-то мне подсказывает, что и парни, и девушка костьми в этом сквере лягут, но не дадут Алека в обиду, пока будет хоть малейший шанс спасти его.
Концентрируюсь на звере. Теперь глажу уже обеими руками, нежно провожу по ушам, бровям, щекам или тому, что было щеками. Встречаюсь с ним взглядом. В тусклых серых глазах с тонким вертикальным зрачком на меня смотрят ярость, злость, бешенство. Но и преданность, забота, страх. Последнее больше всего дает мне надежду. Ведь преданности можно добиться, заговорив кровь. Но страх говорит о том, что Алек все-таки что-то осознает, понимает. Наклоняюсь к нему поближе.
- Со мной все хорошо, я жива и здорова. Я люблю тебя. Люблю больше всего на свете. Ты понимаешь? - по телу зверя проходит волна. Мускулы всего тела сокращаются и расслабляются. Значит, что-то все-таки услышал и понял. - Кивни, если понимаешь, что я говорю.
Но ответной реакции нет. Все оказывается не так просто. А жаль. В душе снова поднимается паника, но на этот раз не за себя. Вдруг у меня не получится, я не смогу, не справлюсь. Боги, да я сама потом не захочу жить, не смогу простить себе, да и просто не смогу без него.
На волне адреналина приходит воспоминание, как я прикоснулась к Филиппу, чтобы утешить тем безумным утром после сумасшедшей ночи. Ведь я тогда что-то почувствовала, из меня словно шла сила. И пусть это самообман, пусть всего лишь иллюзия, все равно стоит попробовать.
Набираю в сердце, грудь всю любовь и нежность, что есть у меня. Они, как огромное облако светящееся и пахнущее цветами сгущаются, собираются. Я созываю все что есть, рву из самых глубин самой себя, ведь сейчас ничего не жалко. А потом направляю сквозь руки к своему любимому. Открываю в себе все шлюзы, позволяя чувствам, эмоциям и энергии возникшей на них, открыто выплескиваться на Алека. Но этого оказывается мало, слишком мало, для того, чтобы пробиться к нему, достучаться до его сознания и души.
Становится ясно, в этой битве мне придется идти до конца, вытягивать все, что есть, чтобы спасти его. Готова ли я на это? Да, готова. В душе начинаю молиться всем известным мне богам, разрываю свою душу, чтобы помогли. Я готова отдать, и отдаю саму свою суть, ту энергию, благодаря которой я живу, и существует моя душа. Отдаю большую часть Алеку, чтобы вернуть его. Зову его, тяну его сквозь болото, в котором он увяз уже выше самой макушки, что и дышать нельзя. Но я все равно тяну.
А другую часть души посылаю вверх, во вселенную, как жертву богам. Что бы услышали, помогли, спасли того, кто мне дороже всех на свете. Прости мама, прости папа, все вы близкие родные простите меня, но сейчас я готова, я с радостью рву, ломаю, убиваю себя только чтобы достать достаточно сил, магии на его спасение.
Но магия идет, протекает в болото, где спрятана, запаяна душа любимого, сила растворяется, энергии вновь недостаточно, чтобы вытащить назад. Могу лишь слегка почувствовать, ухватить его сознание, но недостаточно, чтобы вернуть. Отчаянье наполняет сердце, понимание, что в этом чертовом сквере мы умрем оба, потому что я не остановлюсь. Потому что буду продолжать тянуть его, тащить до последней крупицы силы. Но этого не хватает, этого уже мало. А значит, когда кончится энергия души, и я умру, Алека убьют. Родным братьям придется уничтожить его, как уничтожили родственники парня в штатах и множества других унгунов по всему миру.
- Алек, милый, дорогой, я люблю тебя, - отчаянно шепчу из последних сил, сидя перед ним на коленях. Где-то вдалеке слышу испуганные голоса, кто-то зовет меня, но я не отвлекаюсь. Сейчас все во мне направлено, нацелено на одну единственную цель: спасти его, спасти и выжить, не смотря ни на что.
Инстинкты во мне оказываются сильнее, боевитее умирающих разума и сознания. Человек вообще тварь живучая, даже если сам того не осознает. А при должных стимулах так и вовсе способен на чудо. Вот и я, точнее мое подсознание или что-то еще более глубокое, оставшееся в наследство с первобытных времен от животных предков, когда вовсе не разум правил бал, а что-то куда более примитивное, это что-то борется, ищет выход. Оно не желает подчиняться и умирать, а хочет жить, сохранить организм, тело, душу и готово сражаться, нет, уже сражается за это.
И это что-то примитивное, живучее, дикое находит путь, тропку к спасению. Я чувствую всем своим существом, телом, остатками утекающей души, умирающими чувствами, как во мне словно трескается какая-то преграда. Словно плотина на полноводной реке рушится и огромный мощный поток нерастраченной силы, энергии врывается в меня.
В первый момент меня охватывает полный ступор. Шок от внешности звериной ипостаси Алека ничто по сравнению с этим. Замирает даже бессильное тело, статуей застывая возле унгуна. Тот тоже чувствует перемены и начинает тихо рычать, шипеть и скулить.
Наверное, есть и какая-то внешняя реакция окружающих нас людей и нелюдей, но мне сейчас не до этого. Я пытаюсь справиться с собой, укротить, обуздать бешено несущийся поток, сметающий мои хрупкие ограждения. Остатки памяти говорят, что энергию необходимо перенастроить, вложить зов, жизнь, любовь, чтобы не просто вливать в затуманенное болезнью сознание Алека, а тащить его на себя. Ведь если сразу перенаправить всю эту мощь на него, можно просто выжечь все, что скрылось под гладью трясины.
Но то же, что смогло пробиться к силе, те же инстинкты, из последних сил искавшие выход, сейчас подсказывают, что энергия правильная, такая как мне и необходима. Я вновь чувствую, как по телу горячей волной распространяется любовь, нежность, забота. Надо лишь сдерживать, контролировать объем энергии, пропускать сквозь себя, как воду сквозь редуктор и тогда все получится. Такой силы и мощи мне должно с лихвой хватить, чтобы спасти Алека.
- Все получится, радость моя, все будет хорошо, - еле слышно шепчу онемевшими губами. Обрывком сознания улавливаю тихий скулеж, издаваемый моим любимым, гул голосов, какие-то крики, ругать вокруг. Частично осознаю, что во внешнем мире сейчас очень шумно и что-то очевидно происходит, возможно, важное, возможно касающееся меня и Алека.
Вот только меня там больше нет, прежде чем пробиться к источнику силы, я почти полностью отдала себя, свою душу на спасение самого дорогого. И теперь не знаю, вернусь ли обратно, смогу ли восстановиться и жить, смогу ли вообще выжить. Но это для меня и не важно, самое главное вытащить его. Я сама сознательно выбрала эту цель. Сама пошла на все и сейчас не могу спасовать, не имею права отступать, потому что у каждого есть своя точка невозврата. У каждого есть что-то или кто-то дороже жизни, вечности, души, дороже и важнее всего себя. И сейчас я эту точку преодолела, сделала выбор и перешагнула через понятия жизнь и смерть, самосохранение и выживание ради спасения и благополучия другого существа, неизмеримо более ценного и дорогого мне, чем собственная жизнь.
Энергии достаточно, она разделяется на ручейки, сплетается, соединяется, превращаясь в толстые потоки. Они прорывают, пробивают ледяную толщею болота, под которой Алек уходит от меня все глубже и глубже. А уже там сила, энергия, наполненная непонятной мне сейчас магией, подчиняясь моим приказам, превращается в мелкоячеистую сеть. Ячейки становятся все меньше и меньше, волокна силы тоньше, но их хватает, что бы обернуть сознание Алека, каждую малейшую его частичку. Сила непрерывно протекает сквозь меня в глубину магического безумия, насланного на унгуна магом смерти. Я чувствую насколько это чуждая для нее среда, как распадается, разрушается моя энергия. Ничего удивительно, что даже самого большого дара человека, его души, не хватило для спасения, энергия просто умирает внутри стеклянного болота, куда утянуло Алека.
Наконец, злое заклятье поддается, мои путы вытягивают душу, сознание и подсознание Алека на свободу. Сейчас они в коконе моей силы, вне тела, так что нет ничего удивительного, что зверь под моими холодными руками дергается и ревет. Судя по всему, дергаются и остальные вокруг нас, но братья держат слово и никто не мешает, не лезет, куда не просят. Сейчас я могу все сделать как надо, могу закончить, спасти и его и себя. Радость и эйфория поднимаются в пустоте, что осталась внутри меня. Но не время, надо все сделать, закончить, прежде чем поддаваться эмоциями, которыми пропитана энергия из источника в глубинах меня. Все еще может пойти не так, испортиться, а я не имею на это права. Сейчас не тот случай, когда можно ошибаться.
Болото начинает трещать в такт завываниям звериной формы Алека, нервно дрожащей, выгибающейся возле меня. Теперь заклятью не на чем пировать, огромная, практически неисчерпаемая энергетика унгуна больше недоступна, она в моем коконе, нежится в потоках любви, заботы.
Болото начинает сереть, бледнеть, трещать, разрываться и распадаться. Я тщательно стараюсь отрезать от него все возможные источники энергии. Приходится воздействовать на физическое тело любимого. И у меня это даже получается. Раньше бы и в голову не пришло, что могу легко отключать, затормаживать или просто перенаправлять энергетические токи организма. Но теперь, существуя на голых инстинктах, просто не задумываюсь над границами своих возможностей. Сила во мне, подчиненная главному и единственному императиву спасти и вылечить, послушно выполняет все, что может быть необходимо для реализации задачи.
Наконец, заклятье болезни разрушается, развеивается, словно злобный туман. Я осторожно проверяю, осматриваю пустыню внутри Алека, что осталась после болота. Наверное, со стороны он сейчас выглядит просто трупом, мертвецом. В прочем и я не лучше. Но прежде чем возвращать душу и все к ней прилагающееся обратно, в свое жилище, необходимо проверить, что зло не спряталось, не оставило свои споры, чтобы вновь пробудиться с возвратом хозяина. Потому что повторно я вряд ли переживу подобные манипуляции, да и вряд ли найду в себе силы, решимость и чувства, чтобы повторить такое лечение.
Наваливается, усталость, апатия. Несмотря на продолжающую бить ключом энергию разрушение души дает о себе знать. Тело отвергает силу, не воспринимая ее без содержимого. Эта энергия не пригодна для изготовления зомби, а без души тело оживает только таким извращенным образом.
Но пока еще рано отключаться, впереди еще куча работы и надо держаться. Проношусь словно вихрь теплого весеннего ветра над внутренним миром Алека. Но все чисто. Тот, кто придумал это мерзкое проклятье, не подозревал о моем методе лечения, так что зараза распалась и погибла полностью, оставив пространство для души Алека практически стерильным. Лишь моя любовь и то, насколько я нуждаюсь в нем, не могу без него, легким следом осыпается внутри оболочки тела.
Знаю, что не права, совершаю зло, привязывая его к себе, а себя к нему подобными узами, заставляя его принять без права выбора мои чувства, признать меня как часть себя, но уже не могу иначе. Страх, одно и немногих оставшихся мне чувств, поднимается в пепелище души, подстегивая покрепче привязать к себе того, кто стал самым важным, самым дорогим во всех мирах, измерениях и состояниях.
Наконец, направляю сознание, душу и подсознание Алека на их законное место. Тело под моими руками дергается, начинает дышать, но пока не меняет форму. Я же добавляю еще энергии в след вернувшемуся содержанию Алека, что бы легче восстановиться, чтобы быстрее поправиться, прийти в себя, выздороветь. Эти пожелания вкладываю в продолжающийся бежать поток энергии.
Чувствую, как дрожит рядом со мной тело унгуна, как оно наполняется теплом, оживает. Я и сама начинаю возвращаться в обычный мир, выплывая из мира эмоций и ощущений. Вот только перед глазами все словно в дымке, а тело практически не слушается, что и не мудрено. В отличие от Алека у меня практически нечем наполнить внутренний мир, все теперь у него. Точнее где-то процентов девяносто пять, остальное ушло в никуда, в жертву богам. Но я не жалею, ведь они все же откликнулись, даровав мне этот поток силы, который в итоге спас и Алека и меня.
Любимый начинает шевелиться, неловко качается из стороны в сторону, пытаясь подняться на ноги. Где-то еще появляется мысль, что вот теперь мне стоило бы и отползти, все-таки выселение и заселение души может вызвать неадекватное поведение, как у человека, выходящего из комы или из-под анестезии. Но сил на подобные подвиги уже нет. Организм, во главе с дисциплинированными, как солдаты, инстинктами, поняв, что миссия, ради которой мобилизовывались все резервы, выполнена, начинает отключаться. Нет сил даже просто сказать, прошептать о помощи, что б оттащили куда-нибудь в сторонку.
Алек рычит, дергается, шатаясь, встает на все четыре лапы, неловко дрожащие под ним. Я инстинктивно тянусь следом. Теперь мы неразрывно связаны и куда пойдет он, туда потащит и меня. Тело то лучше знает, где обитает его душа.
Вот только любимый мой сейчас мало того, что не осознает этого, он просто не знает, воспринимая меня на уровне инстинкта самосохранения. Глупо, конечно, с моей стороны куда-то лезть, но решать я уже не могу.
Алек громогласно рычит, отшатывается, глаза совершенно безумные, дикие, сознание еще не включилось в работу, балом правит зверь. А я все равно тянусь, вот и получаю. Огромной когтистой лапой от лица до живота наотмашь.
И отлетаю к какому-то дереву, а может просто чему-то безумно твердому. Сильный удар затылком спиной, громкий хруст, неестественно вывернутая рука. Острая боль пронзает весь организм сверху донизу, прорываясь сквозь затухающий мир.
Зрение на мгновение проясняется, и я встречаю взгляд Алека, куда уже возвращается сознание. Последнее, прежде чем гаснет свет, я вижу осознание произошедшего в его глазах, страх, боль и зарождающееся отчаянье.
Прости меня, родной. Прости, что так получилось. Я все равно тебя люблю.