Солнце стояло в зените большим белесым шаром. Овцы помахивали ушами, отгоняя назойливых мух, и щипали траву. Здесь, в пойме реки, куда Лукаш водил отару, трава, не смотря на жаркую погоду, была ярко-зеленая и сочная.
Сам Лукаш лежал, кинув возле себя гирлыгу - длинную палку с крючком на конце для ловли овец, и сдвинув колпак на глаза, чтобы не слепило солнце. Веник, большой, лохматый пес с мотающимися ушами бегал вокруг меланхолично жующих животных и для порядку строго потявкивал то на одну, то на другую. Лукаш приподнял поле колпака и увидел на фоне пронзительно-голубого неба медленно покачивающийся колосок мятлика. Пастух сорвал его, сунул в рот, поправил колпак и уселся. Веник тот час подбежал к хозяину и ткнулся мокрым носом в ухо Лукаша. Пастух потрепал его холку, пальцы утонули в густой белой шерсти. Он выплюнул стебелек мятлика, вынул из-за пояса флуер и заиграл. Овцы подняли головы, прислушиваясь, не пора ли домой, но Лукаш играл песенку, а не знакомый им сигнал, и они снова занялись травой.
Звонкий, чистый голос пастушеской флейты как будто растревожил полуденную неподвижность, пролился ручейком, перебив сухой стрекот кузнечиков. Веник, склонив голову на бок, очень внимательно слушал. Песенка была романтичная и рассказывала об истории любви пастушьего пса к одной из овец отары и, видимо, поэтому ему очень нравилась. Он даже поскуливал в такт. Впрочем, овцы не оценили музыкальных способностей Веника и принялись недовольно блеять, перекликаясь меж собой, словно обсуждая, что они-то могут лучше, тем самым прервав концерт в самом разгаре. Лукаш опустил флуер и вздохнул. Внизу свежей сверкающей лентой бежала речка Жужа. За ней из-за холма были видны дымы - там стояли Старые Жужицы, большая деревня, огороженная земляным валом на случай нападения. Солнце отражалось в речке и бликовало так, что невозможно было смотреть.
- Искупаться бы... - тоскливо протянул пастух. - Пора бы Антинке придти. Вот, ветер в голове у девки...
Он сердито откинул с лица темную прядь, которая лезла в глаза и мешалась, и снова прилег на траву. Пахло солнцем, овцами, цветением. С реки легкий ветер доносил запах ила и камыша. Веник тяжело дышал, высунув язык и даже перестал ругаться на овец.
Лукаш лениво приоткрыл глаза и вдруг рывком уселся. Пес прижал уши. Далеко-далеко, на самом горизонте едва заметной дымкой голубели горы. А левее и ближе густо-зеленой стеной вставал лес. И вот из-за этого леса поднялась темная точка, взмыла в небо, описала круг и, снизившись, исчезла. Лукаш следил за ней, прикрыв глаза рукой от солнца.
- Не нравится мне это, - сказал он. Веник согласно заскулил. Ему это тоже не нравилось.
Пастух вскочил на ноги, отряхнулся, поправил пастуший пояс-гайтан и поднял с земли гирлыгу.
- И где носит Антинку? - поинтересовался он то ли у Веника, то ли у блеющих овец, то ли сам у себя и для верности прибавил ругательство.
Но тут пес завилял хвостом и, навострив уши, вытянул шею в направлении реки.
- Чего? - Лукаш повернулся.
Через Жужу, не далеко от брода, через который он водил овец, был перекинут мостик из потемневших от времени бревен. На нем показалась идущая от деревни тонкая фигурка.
- Наконец-то, - выдохнул Лукаш и твердо решил как следует отругать сестру за задержку.
Но она, как ни в чем не бывало, помахала ему рукой и бегом припустила вверх по склону. Подлетела, обдав Лукаша запахом мяты и свежего хлеба, мимолетно погладила Веника, который радостно завилял хвостом и даже, утратив всю солидность, подпрыгнул, как щенок.
- Антинка, где тебя носило?! - возмутился Лукаш.
Антинка поставила на траву корзину и уселась, пригладив поневу. Недовольный пастух опустился рядом.
- Нигде меня не носило. Я тебе пироги пекла.
- Пироги? - Лукашу сразу расхотелось сердиться и он, приподняв узорчатое полотенце, сунул нос в корзину.
- Куда-а? - Антинка, хохоча, шлепнула брата по пальцам. - Иди, умывайся. Иди, иди, а я пока накрою.
Лукаш тоже рассмеялся, вскочил.
Внизу, у реки, было прохладнее. Пастух подошел туда, где среди топкого берега проглядывала светлая полоска песка. Он присел и опустил руки в воду. От ладоней прянули в разные стороны полупрозрачные крошечные рыбки. Сняв колпак и стянув рубаху, он умылся, расплескивая каскад сверкающих брызг. Прохладная вода приятно остудила кожу. К тому времени, как Лукаш, мокрый и довольный, вернулся к Антинке, закинув рубаху на плечо, на вышитом рушнике уже красовались румяные пироги и кринка с молоком. Антинка увлеченно трепала ухо Веника. Он не возражал. Пастух уселся в траву, склонившись, отер капли воды с лица передником сестры и с аппетитом накинулся на еду, не забывая угощать верного пса. Тот не терялся и успевал и обедать, и тыкать носом плечо девушки, которая откинулась на спину и перебирала его длинную шерсть.
- Я тебя заждался, - сообщил Лукаш.
- Это я уже поняла, - Антинка смешливо сморщила веснушчатый нос. - В следующий раз принесу пироги недопеченными.
Пастух весело швырнул в нее своей рубахой. Потом отпил молока и, посерьезнев, отставил кринку.
- Антинка, я видел змиелюда.
Девушка, откинув с плеча длинную светлую косу, приподнялась.
- Да? Их отсюда видно? - она, заслонив глаза от солнца, недоверчиво вгляделось в далекие горы.
- Видно. Он взлетел за этим вот лесом.
Антинка распахнула глаза и покосилась на шумящую за холмом густо-зеленую стену.
- Вот за этим? - уточнила она.
- Да. Вот за этим, - кивнул Лукаш. - Так что из деревни не выходи.
- Ла-адно, - согласилась Антинка как-то на удивление легко.
- Антинка, - строго пригрозил Лукаш. - Запру.
- Ну, ладно, я же сказала! - обиделась девушка, - Веник, чего он?
Веник фыркнул и растянулся на траве, откинув лапы в сторону.
- Поел? - Антинка поднялась и стряхнула с поневы травинки. - В корзину сложи.
- Ты чего, обиделась?
- Нет.
- О тебе же забочусь.
- Ага. Пошла я.
Она проворно подхватила корзину, рушник, с которого сыпанули крошки, и кринку. Лукаш хотел сказать еще что-то, но она уже неслась по склону, обратно, к мосту.
Пастух покачал головой:
- Ветер в голове у девки. - Он подумал еще немного и вывел: - Замуж ей надо.
После снова взялся за исполнение свои непосредственных обязанностей - а именно, откинулся на траву и принялся, наигрывая на флуере, пасти овец дальше. Веник согласно мотнул хвостом и улегся рядом.
Антинка сидела на печи, болтая ногами, и чинила рубаху брата. Тонкие пальцы проворно порхали над шитьем. Лукаш, перевернув лавку, возился, прилаживая ей новую ножку.
Смеркалось. Хотя днем было жарко и ясно, но к закату вдруг набежали тучи, и полил дождь, по-летнему неожиданно, сильно и свежо, разгоняя духоту, прибивая тугими струями траву во дворе. Поэтому Лукаш и возился с починкой в хате.
В хате пахло стружками и пирогами. Слышно было, как вздыхает Веник, который прятался от дождя под крыльцом. Свет за оконцем мерк. Дождевые капли дробно ударяли в подоконник, разбивались и мелкими пылинками влаги брызгали на половицу. Так же дробно стучал молоток Лукаша. Так же размерено Антинка, сама не замечая, стукала босыми пятками в бок печки. И среди этого непрерывного ритма, похожего на музыку, вдруг скрипнула калитка.
Веник грозно зарычал, выкарабкиваясь из-под крыльца, гремя цепью. Отряхнулся под дождем и зарычал снова. Лукаш перестал стучать. Калитка опять жалобно скрипнула. Лукаш и Антинка переглянулись.
- Интересно, кто это? - спросила Антинка.
- Кто-то чужой, - ответил Лукаш, откладывая молоток, и отряхнул ладони от стружек и древесной пыли.
Веник зарычал еще громче. Лукаш шагнул к двери.
- Ты куда? Не ходи! - встрепенулась Антинка. - Сам говорил про змиелюда...
- Сюда он не сунется, - ответил пастух, поправляя засученные по локоть рукава рубахи. - Вдруг случилось чего. Обожди, я скоро.
Антинка отложила работу, но с печи почему-то побоялась спускаться. Она слышала, как все так же шелестел дождь, как хлопнула дверь, как спустился с крыльца Лукаш, как он успокоил Веника. Слышала, как тот звякнул цепью. Как брат прошел к калитке, отворил ее, она заскрипела и стукнулась о плетень. Лукаш что-то сказал. За шумом дождевых струй Антинка не расслышала, но по интонации поняла, что он выругался. Ей отчего-то стало боязно. Потом наступила тишина. Потом снова застучали по крыльцу шаги пастуха и дверь широко распахнулась, впустив влагу, дождь, свет и Лукаша, который держал кого-то на руках.
Антинка ветром слетела с места.
- Постели, куда лечь, - сказал ей Лукаш, - Согрей воды и приготовь полотна. И не носись так.
- А кто это? - Антинка замерла с котелком в руках.
Пастух держал на руках совсем молодого человека, почти мальчишку. По безвольно висящей руке, открытой до локтя, протянулись темно-красные, влажно блестящие дорожки. А из светлых всклокоченных волос торчали острые кончики ушей.