Перевод Марата Шафиева

НИЗАМИ
Сокровищница тайн

Причина написания книги

Я - певец этой свежеотращенной розы,
Соловей, что свирепствует даже в морозы.

Я к тебе поспешаю, и путь всё короче,
И со стен городских слышен мой колокольчик.

Мой лирический голос не спутать с другими, 
Он легко узнаваем, хоть спрятался в гриме.

Я работал над ним с наступленьем рассвета, 
Краски утренних зорь в нём мерцают приметно.

Здесь проклятых вопросов найдёте ответы, 
Здесь служенью Аллаху даются обеты.

В этом море ковчег потеряется Нуха,
Здесь источник бессмертия Хызра и духа.

Ключ кому я доверю сакрального храма?
Бросил жребий и выпало имя Бахрама.

Другому Бахраму - из рода достойных,
Вручил Санаи свиток свой превосходный.

В шеренге одной встали мы в битве главной,
Его одного назову себе равным.

Хотя его труд по объёму весомей,
Но больше монет мне отсыпят по весу.

Но казна всего Рума - подсчитано точно -
Соответствует в книге моей только точке.

Поначалу стиль новый покажется странным,
Но приветишь, и друг задушевный предстанет.

Столп словесный питает не разум заёмный, 
Сам он - светоч, вскипающий пёком объёмным.

И его планировка чудесней столичной,
Небосвод не родился, а уже он в наличье.

А язык из чужих родников не питался, 
А в окрасе его вся палитра смешалась.

Если есть в этом соль, пусть вам станет усладой,
Пусть павлин рифмоплётства заткнётся с досады.

И когда на пиру пересытятся гости,
Не забудьте и мне кинуть чистые кости.

Ведь в конечном итоге я - пёс падишаха,
Цепью верности я пристегнулся без страха.

Потому что, случалось, и псы преуспели, 
Натянув поводки, достигать нужной цели.

Много их, что в прологе Пути бахвалились;
Черепа по обочинам пыльным валились.

Это меч Низами из алмазной скрижали 
Потрудился во славу Арзинджана.

В этой битве не будет врагам снисхожденья, 
Ибо много поставят на кон Восхожденья.

Хоть я помыслом выше Нагорного Храма, 
Но моя голова лишь подножье Бахрама.

Я кружусь вокруг солнца пылинкой ничтожной, 
Я у Бога молю тебе благ всевозможных.

Я осыпал тебя жемчугами, как море, 
На твоём пояске сам - жемчужина боли.

Я кропил твои двери водою метафор, 
Только ветер свистит в пустоте моих амфор.

Но себя всё равно называю везучим,
И да будет дворец твой вовек наилучшим.


  
Плод второго уединения

Заворожённый узором ковров,
Вновь я к себе возвратился под кров.

В слух обратился. На добрый привет
Радостно сердце стучало в ответ.

А у сахара лишь зависть
Вызывает смех красавиц.

Потекла с бровей сурьма
У влюблённых без ума.

Но жемчужинкам подобны
Даже капельки их пота.

Луноликих убор из льна,
Тростником  я к ним прильну.

И луна опять полна -
Выцедила ночь до дна.

Пери легкокрылый взгляд
Убивает всех подряд.

И душа поцеловала
Землю, где она стояла.

Слёзы на ресницах свеч,
Застит их сиянье плеч.

За томительную муку
Сердце благодарно другу.

Кто ты - зелень? я - ручей,
Мотылёк твоих свечей.

Что за финик я вкусил!
Рассказать бы - нету сил.

И не помню, как луна
Новою заменена.

И в безумстве этом нас
Превзошла она в сто раз.

И молил я: новый день
Будь же ночи длинной - тень

Или у двери тогда
Стой до Страшного Суда.

Что случилось в эту ночь,
Жизнь не сможет превозмочь.

Ночь - блистательнее солнца -
Испытать вновь невозможно.

Бог явил себя на праздник
Как незлобивый проказник.

Боже, забери все дни,
Эту ночь одну верни!

Так рубины небосвода
Рудокопа с ума сводят.

Но чем больше луна роет,
Тем сильнее душа ноет.

Только утру нету дела,
Что дошёл я до предела.

Рассекает тьму мечом
И врывается в мой дом.

Зайчик пляшет на ресницах,
Слёзы вызволив с темницы.

Дождик льётся в самый раз,
Сад омыт, поёт намаз.

Зачерпнул я чуть от солнца,
И кувшин мой раскололся.

Крышу с чистым серебром
Кроют золотым листом.

А потом по этой кровле
Льют потоки свежей крови.

Из души я сделал щит,
Утро мост к реке крошит.

И кричу, смертельно ранен:
"Всё, сдаюсь!" - я из развалин. 

Милость света хоть отрадна,
Я не заслужил награды.

На пиру ещё недавно
Был фигурой самой главной;

Всё в небытие пропало,
Будто вовсе не бывало.

Ты ужаль того, кто даром
Запасается нектаром,

Кто чекан твоей души
Разменял на барыши.

Причастившись моей скорби,
Солнце стынуло в ознобе.

И от моего огня
Затмевался пожар дня.

От змеиного укуса
Мы спасаемся искусно:

Шарик солнечный глотая,
Из змеи же выжимая.

Как очнулся среди утра
Мне уже припомнить трудно,

Но засело в сердце жженье
Вспыхнувшего откровенья.

То, что видел я воочью,
Описал я кратко очень.

Ну, а ты, стыдом палимый,
Ходишь всё вокруг и мимо?

Одиночество и ночь -
Вот что может нам помочь.

Зренье внутреннее - свет,
Голос внутренний - ответ.

Утомлённый сердцем друг -
Плод настойчивых потуг.

Но кому был благосклонен
Чёрный, мёртвый небосклон?

Утро - юный мотылёк - 
Разжигало огонёк.

От лампады Низами
Искорку хотя б возьми.



Рассказ о шахе, потерявшем надежду и получившем прощение

В сон дервиша как-то раз
Тиран явился без прикрас.

"Как поступил Господь с тобой,
Нас попиравшего ногой?"

"Когда жизнь завершила круг,
То оглянулся я вокруг:

Искал того, кто знает суть
И к Господу подскажет путь.

Мне не сочувствовал никто.
Все двери распахнул - не то.

И всё дрожал - как будто жив.
В Вселенной начался отлив.

Как тихо в чёрной пустоте!
А двери все - не те, не те.

И я в отчаянье кричал:
О Ты! кого я забывал,

Не оставляй меня теперь,
Когда я изгнан от дверей.

В огне стыда горю - гляди,
Другою мукой награди.

И Ангел приподнял меня,
И не касался я огня.

В суматохе Воскресенья
Лишь раскаянье - спасенье.

Знай же, ветреник, дыханье
Это наше испытанье.

На весах судьбы вдох-выдох -
То находка, то убыток.

Но известно всем давно -
Долго жить нам не дано.

Чаша твоего терпения
Переполнена немерено,

А на чашах у весов
Ни камней, ни жемчугов.

Глину, сколько не меси,
Не положишь на весы.

Так что прах стряхни с подола,
Не задерживайся боле.

Жизнь сложи к её двери
И с собою не бери.

Дабы в день благодеянья,
Источая благодарность,

Не набит был глиной рот,
Пищею гнилой - живот.

Чтоб грехи не тяготили,
Выбрось низший мир постылый.

Иль, подобно чужестранцу,
Запасись в пути припасом.

Иль, подобно Низами,
В помощь Бога призови.