В последнее время Инге снилась родная деревня. Всё чаще весенняя. Кипенно белые ветви черёмухи с благоухающим нежным ароматом. Развесистые тополя с проклюнувшимися через клейкие почки крохотными листочками. Шелковистая трава, по которой здорово пробежаться босиком. И дождь, теплый, ласковый, с пузырящимися лужами. В этом сне, ярком, объёмном, цветном, неизменно возникало ощущение простой, преисполненной безмятежной безопасностью, жизни, которое пусть на мгновение, позволяло забыть о постоянной необходимости пересчитывать всё и вся, не упуская из виду даже незначительную мелочь, способную повлиять на итог, думая при этом не столько о завтрашнем дне, сколько о послезавтрашнем месяце.
Инга встряхнулась, отгоняя неуместную ностальгию. Встала со стула, потянулась, расстегнула две пуговицы на рубашке. Тетратеклиновая ткань - плохой синтетик, но за неимением альтернативы приходилось довольствоваться малым. За три года Инга привыкла обходиться без нижнего белья. Вода в её положении - непозволительная роскошь, под рукой лишь рециркулируемая, не до стирки. Режим строгой экономии: душ - раз в месяц. Но для Ванюши делала исключение, купала еженедельно. Дня два тщательно рассчитывала, какой объём можно использовать без серьёзных потерь для запасов. К собственному запаху пота уже притерпелась, а Ванюша не жаловался.
Остро захотелось кофе, ощутить полузабытый аромат и терпкий вкус, но банка быстрорастворимого закончилась год назад, а случайно сохранившаяся пачка в зёрнах оказалась бесполезной, поскольку кофе-машина была уничтожена в аннигиляционной камере. Чтобы унять волнение, требовалось чего-нибудь пожевать. Да и свободного времени навалом: целых двадцать минут.
В принципе, при процессе погружения в анабиоз личного участия человека не требовалось, за всем следила автоматика, но Инга знала, что не успокоится, пока лично не проследит за всем.
Она прошла к столу, машинально взяла кусок праздничного кекса, который не доел Ванюша, откусила и стала меланхолично жевать. Пока суд да дело, можно записать в журнал и вновь всё пересчитать. Вдруг да закралась маленькая ошибка, которая выльется в крупные неприятности. Не для неё, разумеется, поскольку весь свой лимит ошибок давно исчерпала.
Инга доела кекс, допила из Ванюшиной кружки разведённый порошковый какао, пододвинула тетрадку и взяла крохотный огрызок карандаша. Когда-то он был целым. Тетрадка кстати, тоже. Сохранилась лишь пара листов, всё остальное ушло на расчёты.
Инга раскрыла тетрадку, в котором красовалось всего три записи, сделанные её рукой. Три события, самых значительных и достойных упоминания.
"29 августа 173 года эры Покорения Космоса разведывательно-экспедиционный крейсер "Иоганн Кеплер" в экстренном порядке вышел из подпространства у звёздной системы Шаула по невыясненной причине. Предположительно, сбой корабельного компьютерного комплекса. При попытке торможения рейдер получил критические повреждения и разрушился. Семь человек спаслось в грузовом нефе, который вращается по круговой орбите шестнадцатой планеты третьей звезды Лямбды Скорпиона системы Шаула. Выставили сигнальный маяк, на который, согласно расчётам, должна ориентироваться спасательная команда. Шесть человек погружены в анабиоз".
Инга помнила хаос при эвакуации. Да и эвакуацией тот постыдный побег назвать нельзя. Члены экипажа хватали пробегавших в панике людей и бесцеремонно впихивали в спасательные капсулы, в надежде, что хоть кому-то посчасливится выжить.
Ей относительно повезло.
Полурасконсервированный грузовик предназначался для экспедиционной разведки, а не для спасательной миссии, во время полёта его и вовсе использовали как временный склад для неиспользуемого оборудования: аппаратуры, приборов и разного рода механизмов. И по чистой случайности на борту оказалось восемь анабиозных камер. Они были нового типа и предназначались для испытания в полевых условиях. Кто мог тогда предположить, что пригодятся.
Кроме Инги, на борту нефа оказалась бригада буровиков-геологов. Поначалу мужчины, все до одного, рвались обратно, чтобы хоть чем-то помочь. И окажись на грузовике какой-нибудь катер, наверняка погрузились бы и полетели. Лишь убедившись, что крейсер окончательно погиб, и никого, кроме них, не осталось, несколько притихли и стали думать о дальнейшем.
Единственная надежда на спасение - Земля, но сразу было понятно, что подмога прибудет не сразу. Однако сидеть без дела и стенать об упущенных возможностях - последнее дело. Пока остальные готовили оборудование грузовика к работе, Инга с бригадиром Сергеем засели за расчёты, чтобы хотя бы теоретически знать возможное время прибытия спасслужбы.
Каждый член экспедиции, кроме основной профессии, владел дополнительной. Помимо биологии Инга, которая по штату числилась экзобиологом, интересовалась математикой. Так что считать не только умела, но и любила.
Главная проблема в их сложном положении - отсутствовал нужный передатчик.
Это гравитонный маяк, распространяющий частицы с субсветовой скоростью, способен пробиваться на большие расстояния, но маяк грузового нефа не обладал столь продвинутой системой, тут не было даже привычного досветового. Действительно, зачем разведчикам, не удалявшимся далеко от базового лагеря, мощный аварийный передатчик? Хватало волнового, у которого и мощность слабее и, естественно, дальность. Но как быть? Разумеется, их будут искать. Авария разведлайнера - дело серьёзное. Но пока определят место катастрофы, пока снарядят спасательную экспедицию, пока прилетят - пройдёт уйма времени. Стало быть, помощь задержится. Случится чудо, если управятся года за три.
Оставался один выход. Лечь в анабиоз, благо, с камерами проблем не было.
Проблемы начались, когда Инга сказала, что уложит всех и останется одна. Естественно, вся бригада воспротивилась, мол, не женское это дело. Сергей в качестве компромисса предложил составить график, чтобы каждый мог дежурить по очереди.
Конечно, Инга никогда бы не стала добровольно отказываться от подобных предложений, но в её положении выбирать не приходилось. Как-никак пятнадцатая неделя, будущему младенцу анабиоз противопоказан. Конечно, стопроцентной уверенности в этом не было, медицина, как всегда, исходила лишь из теоретических раскладок, никто экспериментов в космосе не проводил, так что понапрасну рисковать не хотелось.
Поначалу Инга о ребёнке вовсе не помышляла. Замуж выходила по любви, в полной уверенности, что на всю жизнь. Но семейная романтика развеялась за месяц. Посыпались недопонимания, размолвки, ссоры, которые выливались в скандалы. Подобное терепеть было невозможно, в итоге - развод. Чтобы избавиться от депрессии, она подалась в дальнюю разведку. Какой оракул мог тогда предположить, что такой выбор так круто изменит судьбу...
Инга, всё ещё держа в руке карандаш, посмотрела на часы. Еще десять минут. Осмотрела другие камеры, вспомнила, как ребята нехотя погружались, проклиная всё на свете, в криованны. По именам она никого (разве упомнишь всех за короткий час) не знала, поскольку общалась, в основном, с Сергеем. Если бы не он, поддерживавший в бригаде железную, едва ли не армейскую дисциплину, ещё не известно, как бы дело обернулось. Приказ есть приказ. Ребята всё организовали и послушно залегли спать.
Инга осталась одна.
Главным фактором в плане выживаемости являлось не время. И не пища, точнее, отсутствие (в запаснике хранилась уйма консервов, которых при должной экономии могло хватить ей одной лет на пять), и даже не вода. Самая большая ценность в её положении - энергия.
Это Инга поняла не сразу, только после того, как решилась запустить искусственную гравитацию. Невесомость сама по себе штука неприятная, а что может произойти с организмом за два-три года - представить страшно.
Первым делом предстояло отключить все лишние потребители энергии и отыскать дополнительные источники. Однако кроме аккумуляторных батарей, к тому же полупустых, на корабле больше ничего не оказалось.
Второй по очереди стояла задача - убрать всё лишнее. Чем меньше масса корабля, тем меньше расхода энергии при разгоне.
Первым делом Инга избавилась от планетарных вездеходов, стоявших в тамбуре. Четыре бронированных монстра по тридцать тонн каждый отправились бороздить просторы Вселенной. За ними последовали всевозможные зонды и разведботы. Кроме того она погрузила в аннигиляционную камеру все ненужные на её взгляд вещи. Лишь после запуска камеры Инга поняла, что допустила просчёт. На сжигание содержимого ушло столько энергии, что с лихвой хватило бы на полгода. Проще было выкинуть весь хлам за борт через шлюз. Пришлось подсоединять рекуператоры к генераторам и запустить корабельный двигатель. Этим она убила сразу двух зайцев: сожгла топливо и подзарядила аккумуляторы. Хоть какие-то крохи энергии, которые в её положении отнюдь не лишние.
И с этого момента, прежде чем реализовать спонтанно возникшую идею, Инга дважды перепроверяла каждый расчёт, чтобы снова не попасть впросак. Отключила всё, что не требовалось для нехитрого быта, оставив только самое необходимое: холодильник, ионизатор воздуха, рециркулятор воды и анабиозные камеры. В ожидании родов она обосновалась в криозале. Остальные помещения надёжно изолировала, закупорившись словно куколка в коконе.
"16 февраля 174 года эры Покорения Космоса биолог Инга Вячеславовна Смирнова на борту грузового нефа родила мальчика, которого назвала Иваном. Ребёнок и мать здоровы".
Это в журнале запись смотрелась оптимистично, сами же роды прошли тяжело. Конечно, Инга могла бы себе облегчить положение, отключив на время аппарат по созданию искусственной гравитации. Однако, посчитав, сколько энергии уйдёт на повторный запуск, благоразумно отказалась от этой затеи. И сосредоточилась непосредственно на родах. Поскольку на борту медицинской бригады не было, пришлось обойтись собственными силами. Заранее просчитав чуть ли не до секунды весь процесс родов, она постаралась подготовиться ко всему. Но от внезапных сюрпризов не застрахован никто. Едва ребёнок появился на свет, Инга на какое-то время потеряла сознание, а когда очнулась, поняла, что с Ванюшей неладное. Он едва дышал.
Инга, превозмогая слабость, доползла с младенцем до Гиппократа, бортового медицинского искина. В самый последний момент. Ещё мгновение, и даже бы экстренная реанимация не помогла. А какой смысл её жизни без ребёнка?
С этого времени распорядок дня у Инги был расписан поминутно: подъём, кормление, пеленание, сон, воздушные ванны, снова кормление, снова пеленание и снова сон. На какое-то время она перестала вести календарь, за этим прилежно следил Гиппократ. Так же ревностно кибердоктор держал под надзором здоровье Ванюшки, в случае чего тут же поднимая тревогу. Инге оставалось лишь терпеливо ждать. Ждать и считать, каких запасов насколько хватит.
Гиппократ, как оказалось, пожирал энергию с завидным аппетитом, однако с этим приходилось мириться, одна бы Инга ни за что не управилась. Так что цена за услугу вполне сопоставимая, врач есть врач, пусть и электронный. Впрочем, выбирать не приходилось, альтернативы никакой. Ну, разве что молить Бога, чтобы спасатели поторопились.
Инга вернулась к последней записи, сделанной позавчера.
"Заработал маяк, записавший сообщение от спасателей, которые засекли сигнал о помощи, однако определить точное месторасположение грузового нефа представлялось возможным лишь приблизительно. Поиск по прикидкам спасгруппы затянется на полгода".
Инга перечитала запись и тяжело вздохнула. Нет в её распоряжении этих самых шести месяцев, хоть сто раз расчитай-перерасчитай. Запаса батарей хватит максимум на сто дней. Даже если вырубит Гиппократа, холодильник, аппарат для создания искусственной гравитации, освещение, отопление и при этом сама уляжется в гиберкамеру. Выгадает в лучшем случае ещё месяц.
Но этого мало. Катастрофически мало. И в сложившейся ловушке вырисовывался один-единственный выход, воспользоваться которым смертельно не хотелось.
Прозвенел зуммер, возвещающий о том, что анабиозная камера, в которой лежал Ванюша, вошла в рабочий режим.
Время истекло. Пора.
Инга вздохнула и стала писать.
"Погружён в анабиоз сын Инги Вячеславовны Смирновой Иван Александрович Смирнов, двух с половиной лет от роду. В связи с чрезвычайными обстоятельствами биолог Инга Смирнова будет вынуждена погрузиться в анабиоз".
Делать нечего, каждая секунда её нерешительности выливается в минуты жизни Ванюши. Пора переходить к действиям.
Инга захлопнула тетрадку, встала из-за стола и принялась отключать всё по заранее составленному списку. Последним обесточила Гиппократа. Единственное, кроме Ванюши, разумеется, существо на борту, к которому Инга привязалась. Вернулась в помещение с анабиозными камерами.
За свои неполные четверть века Инга многого не успела. Так уж получилось. Хотя она на судьбу никогда не жаловалась. С одной стороны стала матерью. С другой стороны так и не успела обзавестись друзьями. Ни спасти лучшего товарища, ни пожертвовать ради верного друга жизнью. Своей. А тут получится совсем наоборот.
Никого из шести своих товарищей по несчастью она особо и не знала. Уж больно быстро развивались события после аварии рейдера. Впрочем, не узнает никогда.
И сколько не считай, а результат один. Один шанс из ста, что Ванюша выживет до прихода спасателей. Но для этого нужно отключить все шесть камер.
Противно запищал зуммер. Второй. Третий. Через минуту верещали все шесть сигналов, возвещающих, что людям, погружённым в анабиоз, грозит смертельная опасность. И если не предпринять решительных действий...
Не обращая внимания на сигналы тревоги, бьющие набатом, Инга подошла к камере с Ванюшей, всмотрелась в милые детские черты лица, нежно провела ладонью по стеклу. Прошла к своей камере и стала набирать на пульте программу, которая погрузит её в анабиоз, после чего ровно через десять минут автоматика отключится от сети. Многократный расчёт показал, что только таким кардинальным способом можно сэкономить недостающие крохи энергии до прибытия спасателей.
Инга легла, вытянулась, закрыла крышку саркофага и стала ждать. Ещё мгновение, и она уснёт. И пусть напоследок ей приснится родная деревня. Обязательно весенняя, где она с Ванюшей гуляет по траве босиком.