Шакилов Александр : другие произведения.

Земля-3000. Армия древних роботов, 1-2 глава

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Ядерный огонь опалил Землю, но пришельцы со звезд подарили нам шанс на выживание. Однако две расы людей - чистокровные и полукровки - уже девять веков ведут братоубийственную войну... Потерявший человеческий облик маньяк захватил столицу княжества Мос и собирается уничтожить всех горожан. Та же участь грозит каждому на планете. Чтобы остановить убийцу, Зил, обычный леший с необычными способностями, и его друзья-менталы - некромант Траст и воительница Ларисса из клана Стальной Саранчи - вынуждены сразиться со свирепыми мутантами и обуздать древних боевых роботов. Но вот сумеют ли они победить маньяка? Враг рода человеческого нечеловечески опасен и силен. К тому же проснулось зло в Темных Землях...
    СКАЧАТЬ роман "Земля-3000. Армия древних роботов"
Земля-3000, часть два [Александр Руденко]
  
  
  
  
  
  
  ЗЕМЛЯ-3000
  АРМИЯ ДРЕВНИХ РОБОТОВ
  
  
  ПРОЛОГ
  
  - Убей!!!
  С тихим шелестом веер алых брызг опускается на землю.
  Со всех сторон тебя окружают серые облезлые стены Моса. Серые-пресерые, точно мышары, что обитают в подземельях древней столицы и служат кормом для тамошних монстров. Вообще-то стены - их деревянные остовы - обмазаны глиной, обычной коричневой глиной, в которую добавляют пепел сожженных деревьев, чтобы не завелись короеды-древоточцы. Разумно, да, но как же уныло выглядят эти серые улицы! А когда пепел из наружного слоя неровными пятнами вымывают дожди и вытравливают ветер да солнце, целые кварталы будто покрываются паршой. На пятнах тут же вырастают грибы, плесень и мох. Ты не привык к такому. Ты привык к стерильной чистоте, чтоб ни пылинки!..
  Другое дело - брызги крови. Вот к этому быстро привыкаешь. И кровь становится не только приятной, но и необходимой, без нее никак не достичь внутреннего спокойствия. Обычно тебя нервирует все-все-все вокруг, но стоит пролиться алому ручью из рассеченного горла, и другому, и третьему, и вот уже целая река с жужжащими над ней полчищами мух... И ты успокаиваешься. Ты вглядываешься в эту реку, надеясь увидеть в ней плеск рыбешек с багровыми плавниками. Однажды ты создашь такую биосистему - благо у тебя предостаточно материала, а крови в ходячих хранилищах, мнящих себя людьми, хватит на целое море.
  - Вперед! В атаку!!! - кричишь ты так громко, так неистово, что в горле першит.
  Кто бы знал, какое это удовольствие - вот так примитивно отдавать приказы, используя речевой аппарат, эти ненадежные голосовые связки. С детьми цветов ты беседуешь, чтобы не разучиться говорить, но тут, на центральной площади Моса, привыкшей к казням, к сожжениям заживо и милосердным повешениям, ты познал истинное удовольствие от необязательной опции, которой не лишил тебя Создатель, - от командирского голоса.
  - В атаку!!! Давай!!!
  И очередная сотня чистяков срывается с места. Все вооружены ножами. Пол и возраст не имеют значения. Они бегут прямо по лежащим так и эдак телам тех, кто прежде них атаковал строй их же друзей и родственников, вооруженных исключительно молотками. Вилки с ложками были два раз подряд - приелось. Атакующие бегут, оскальзываясь, по трупам со сломанными костями, белесыми нарывами торчащими из порванной кожи. Бегут по трупам, мышцы и сухожилия которых изуродованы тебе в угоду.
  И вот две группы молча сшибаются: резаные и колотые раны на телах одних дополняются глухими ударами молотков в грудные клетки и треском раскроенных от виска до переносицы черепов у других. Воистину они не ведают, что творят. Их агрессия, их жажда убивать - это ты, это все только ты.
  Но иногда ведь так хочется разделить с кем-то свою радость, и ты позволяешь им, насмерть сцепившимся в схватке, вновь стать собой. Они замирают, они трясут головами, они с ужасом смотрят на поверженные тела, на свои собственные раны, выпотрошенные животы и руки, обагренные чужой кровью. А еще они смотрят по сторонам - и видят массовку.
  Сегодня ты по-особому расставил зрителей.
  Захотелось, чтобы девочки встали треугольниками, а мальчики - квадратами. А что, можешь себя позволить, заслужил. И чтобы каждая геометрическая фигура с неизменными счастливыми улыбками на лицах. С широкими улыбками, если зубы целы. С едва намеченными оскалами, если с резцами проблемы. Не люди - простейшие фигуры, проще некуда. Всего-то ладошка к ладошке. Но если тебе хочется - а тебе хочется - с помощью "корней" ладошки ближайшего квадрата сжимают соседние до хруста фаланг, до сукровицы из-под ногтей. Хочется тебе, да?! - на лицах в углах квадрата расцветают улыбки. Причем улыбки искренние, а как же. Радостные! Тебя же все-все-все любят. И нет никакой боли в сломанных костях, всем весело и счастливо, ведь хозяин несет только добро, хозяин способен защитить от кого угодно, хозяин знает самую главную правду и подарил возлюбившим его здоровье и чуть ли не вечную жизнь!..
  Ты смотришь на треугольник слева.
  На рыжеволосую девчонку, в позе которой ты замечаешь... непокорность?! Это же непокорность?! От удивления твоя борода трясется. Мошкара, кружащая над твоей головой, сбивается с ритма и машет крылышками вразнобой. "Корни" потолще устремляются к девчонке, обхватывают юное тело, на котором только-только укоренилась бледно-зеленая поросль. Ты чувствуешь ее имя - Даринка, но ты не можешь...
  - Убейте колдуна! Это все из-за него! Это все он! - твои подданные, твои послушные куклы, почему-то не желают разделить с тобой радость их собственной гибели. Им хватает малой толики свободы, чтобы возжелать не своей, а твоей смерти, и чтобы кинуться на тебя, позабыв о схватке между собой.
  В который раз уже. Всегда одно и то же! Это в природе людишек, в их генах - быть неблагодарными!
  Конечно, ты можешь взять над ними контроль, - в организме каждого бунтаря тонжерра более чем достаточно - ты можешь с легкостью, не моргнув даже, подавить это крохотное восстание, лишив разума эти слабые тела, но...
  Кровь тебя успокоит, только кровь.
  И никакого им забвения, пусть ощущают себя. Пусть испытывают боль.
  Ты убиваешь людишек одного за другим. Подобно гигантским змеям, твои "корни" опутывают их и ломают хрупкие ничтожные косточки. "Корни" с силой пробивают насквозь их плоть и проникают в дыхательные пути, заставляя лица синеть, а конечности беспорядочно болтаться в воздухе, которого им так не хватает. Вскоре все кончено. Ты удовлетворен. Пока что удовлетворен. Ты неспешно возвращаешься в княжеский замок. Но почему-то тебя не оставляет ощущение, что ты забыл сделать что-то важное. Что-то очень-очень важное...
  Но что может быть важнее дальнейшей экспансии? Величайшему тебе уже тесно в Мосе, тебя распирает накопленный тонжерр. Скоро ты двинешь дальше. Кий и Тарна, ждите! Разведанные Территории падут пред тобой на колени!..
  И тогда ты утопишь их в крови.
  Превратишь в одно огромное алое море.
  И вместо рыбок в нем будут плавать трупы.
  Зрители за твоей спиной хлопают в ладоши. Эти прелестные мальчики и девочки. Твоя армия детей цветов. И как только ты заползаешь в замок, они принимаются растаскивать трупы своих родителей, своих бабушек и детушек, деток и двоюродных братьев, погибших тебе на потеху на главной площади столицы.
  
  
  Глава 1
  ТУДА, ГДЕ ВЕСНА
  
  Мертвечиной шибало в нос издалека.
  А уж стоило подъехать и, спрыгнув с зога, - чуть ногу не подвернул! - подойти ближе...
  Фф-у-у! Зил поморщился и куснул обветренную губу, не почувствовав боли. Взглянув на покрытое вязью шрамов и татуировок лицо трупа, он покачал коротко стриженной головой (на висках и затылке волосы были выбриты). В заледеневших небесно-голубых глазах трупа - а еще недавно это тело было молодым берсерком из Кия - застыло недоумение: мол, как же так, почему я, мне ж еще жить да жить.
  - Извини, дружище, тебе без разницы уже, а мне еще сгодится, - Зил не без труда стянул с мертвеца куртку-плетенку, украшенную торчащими из нее когтями, шипами и клыками хищных животных. Когда замерзшие пальцы совсем не гнутся, попробуйте поворочать чужое тело, превратившееся в ледяную глыбу.
  Дрожа, Зил надел трофей. Столь лютой зимы, как нынче, он не помнил. Мороз был такой, что влага при выдохе осыпалась кристалликами льда, и потому неудивительно, что суккуленты плетенки, не выдержав испытания холодом, не подавали больше признаков жизни, сколько бы он, потомственный леший восемнадцати лет от роду, к ним ни обращался. Даже его особый дар не способен был воскресить куртку. В конце концов, он же не был некромантом... Ну и ладно, лишь бы защитила посиневшие и потерявшие чувствительность спину и бока от пронизывающего до костей ветра.
  Не раз, не два и даже не сотню раз Зил пожалел, что свою одежку, в которой огонь и воду, и радиоактивный кратер прошел, он отдал тайгеру Фелису вместе с замотанным в нее Главным Активатором . Да, это было необходимо сделать. Да, иначе нельзя было поступить там, на Поле Отцов у неприступных стен Минаполиса, когда армии чистяков и полукровок сошлись в последней битве. Почему необходимо? Да потому что после падения звездолета спасителей от того, как Зил и его верные друзья распорядились бы Активатором, зависела судьба не только всего человечества, но и двух противоборствующих звездных цивилизаций.
  Ветер взвыл сильнее, хотя куда уж еще... У Зила заломило в висках. Мозги давно насквозь проморозило - наверное, по весне оттают и вытекут из носа ручейками. Казалось, коснись он своих слегка оттопыренных ушей, они с хрустом отломаются от головы.
  Умоляя поторопиться, зог - боевой ящер пяти мер высотой - жалобно всхрапнул. Чтобы сохранить хоть немного тепла, он поджал под себя мощные задние и крохотные передние лапы и, опустившись животом на промерзшую почву, обвил себя длинным хвостом. Прошлой ночью так похолодало, что пар дыхания замерзал, инеем забивая ноздри ящера. Так что Зилу не довелось поспать - он приятно провел время до утра, выдергивая из носа зога сосульки и следя, чтобы лед окончательно не закупорил ему дыхательные пути, иначе зверюга задохнулась бы.
  - Потерпи, хвостатый, скоро я тебя подлатаю, - пробормотал Зил, взглянув на зога. - Только выберемся отсюда, только пусть начнется весна.
  Оторванные два пальца на левой передней лапе зога и один его глаз леший никак не мог восстановить, но с гнойной раной на груди все было небезнадежно.
  К бедру мертвеца-берсерка были привязаны ножны с внушительным тесаком, которым Зил не побрезговал воспользоваться, чтобы срезать с трупа штаны и раскромсать их на зеленые полосы. Ими он обмотал себе шею и голову, оставив открытой лишь узкую полоску для глаз. Еще он чуть разрезал правый рукав куртки, чтобы файер, обвивающий своими тугими мышцами предплечье от кисти до локтя, чувствовал себя свободнее и мог дышать.
  - Держи, - Зил передал тесак своему напарнику, альбиносу-говорцу Далю, чтобы тот снял для себя одежду с другого трупа.
  Судя по расположению тел, - а их было пять, и сидели они лицом друг к другу - перед смертью берсерки пытались разжечь костер. Какая нелепая кончина для воинов, способных в порыве ярости сражаться, несмотря на полученные смертельные раны!.. Догадка Зила подтвердилась, когда под склоненным к земле берсерком, раздетым говорцом, обнаружились аккуратно сложенные веточки кустарника и пучки сухой травы, которые тут же, стоило сдвинуть труп с места, унесло ветром.
  Вдали, прорываясь сквозь свист вьюги, загрохотали выстрелы, и Зилу даже показалось, что он увидел вспышки огня из стволов древнего оружия. Увы, война не закончилась сокрушительным разгромом обеих армий на Поле Отцов. После гибели князя Мора, той еще сволочи, чистокровные отступили. Их разрозненные отряды двинули обратно в Кий, Тарну и, конечно, в Мос, вотчину Мора. А полукровки, вместо того, чтобы зализывать собственные раны, не преминули воспользоваться слабостью исконного врага: их передовые группы раз за разом атаковали чистяков, настигая их посреди бескрайней пустоши. Конечно, лютая зима убивала не только истинных людей. Конечно, чистяки оказывали сопротивление и храбро сражались. Но...
  - Если так будет продолжаться, полукровки дойдут до Моса, - Даля беспокоили те же думы, что и лешего. Ветер безжалостно трепал его бесцветные волосы, а в радужке альбиноса содержалось так мало пигмента, что, казалось, будто зрачков у него вовсе нет. И все же говорца можно было бы назвать красавчиком, если б не глубокий неровный шрам, изуродовавший его смазливое личико. - Тебе, Зил, наверное, все равно уже, но я не хочу, чтобы это случилось, хоть и ненавижу чистокровных, хоть и желаю их полного уничтожения.
  - Все равно? Мне все равно? - Леший скрестил руки на груди. Даль намекал на то, что настоящим отцом Зила был полукровка-тайгер, и не простой, а сам генерал Барес, один из управителей Минаполиса, погибший на Поле Отцов от руки князя Мора. - А ты, значит, ненавидишь всех чистяков, да? Так почему тебя заботит судьба какой-то там девки, одной из многих шлюх в княжеском замке?! Ты ж сам говорил, что перепробовал там всех баб, включая женушек Мора, и не испытал при этом ни малейшего удовольствия?!
  Когда твоя кожа и так была белее молока, трудно побледнеть от гнева, но у Даля получилось.
  - Не смей так о ней. Не смей! - говорец готов был накинуться на слишком уж разговорчивого лешего, он едва сдерживался. А учитывая, что в руке у него был тесак...
  - Тише, дружище, тише, - выставив перед собой ладони, Зил чуть отступил. Не потому что испугался, а потому что не желал убивать говорца, в котором еще нуждался. Но как только светлокожий союзник поможет лешему найти в Мосе маму Селену и сестру Даринку, ради спасения которых он исходил и изъездил уже чуть ли не все Разведанные Территории, так сразу их пути-дорожки разойдутся.
  Был ли тому виной вой ветра, или усталость и вспыльчивость Даля отвлекли Зила, но он слишком поздно почувствовал опасность. В затылок и в спину ему ударили комья смерзшейся земли. Одновременно раздался щелчок - обычно это последний звук, услышанный тем, на кого напал ранжало, ведь в тот же миг в жертву впивается отравленный шип, торчащий из кончика сегментного, как у скорпиона, хвоста. Полуторамерного хвоста, произрастающего из облаченного в костяной панцирь, как у черепахи, тела. Тактика охоты у ранжало предельно примитивна и потому эффективна: монстр с головой зарывается в землю и, неподвижно сидя там сутками, дожидается добычу, о приближении которой узнает по колебаниям почвы. Когда расстояние между ранжало и жертвой становится достаточным для атаки, он мощными мускулистыми лапами выталкивает себя из засады. При этом в стороны летят комья земли и пыль, как и случилось только что. И если бы ранжало не помешал сильный мороз, превративший слой земли над панцирем в крепкую корку, хоть и треснувшую под его напором, но все же ослабившую и замедлившую атаку, он поразил бы лешего шипом между лопаток. А так Зил тут же ушел в сторону, развернувшись при этом лицом к монстру. Вот в лицо-то ему и метил ранжало - прежде чем рухнуть на землю, монстр успел второй раз щелкнуть хвостом. Зил уклонился, шип чиркнул по обмоткам на щеке, но не разорвал их и не оцарапал кожу.
  Извернувшись в воздухе, ранжало ловко приземлился на все шесть лап - и тотчас вновь прыгнул на Зила. На этот раз он просто не мог промазать, а Зил никак не мог уклониться. У него даже не было времени мысленно попрощаться с мамой и сестрой и попросить прощения у бати Лиха, посмертный наказ которого он так и не исполнил. Зил даже не успел смириться со своей неминуемой гибелью.
  И хорошо, что не успел.
  Сверкнул заточенный металл - это Даль, несмотря на ссору, воспользовался тесаком не только для того, чтобы срезать одежду с очередного трупа, но и чтобы окоротить чересчур дерзкого монстра.
  Из отсеченного у основания хвоста ранжало брызнула мерзко пахнущая черная дрянь, окатив лешего. Извиваясь, будто живой, хвост упал ему под ноги, а сам ранжало, вцепившись всеми лапами, повис на новой куртке. Зил брезгливо сбросил с себя безвредного теперь хищника, и его, спешно засеменившего прочь, тут же растоптал подбежавший зог.
  Зил открыл было рот, чтобы выразить свою признательность, - мол, дружище Даль, ты мне жизнь спас, спасибо, извини, что только плохо о тебе подумал и хотел распрощаться - но альбинос его опередил:
  - Не стоит благодарности, леший.
  Сказано было хлестко, отрезвляюще, со снисходительной ухмылкой.
  - Да и я не собирался... - буркнул Зил.
  Альбинос наступил ногой на скорпионий хвост ранжало у самого шипа, после чего одной рукой оттянул остальные сегменты так, что обнажились жилы между сочленениями. Ловко, будто всю жизнь только этим и занимался, он поддел кончиком тесака последние три сегмента и сорвал их. Сделав пару надрезав на жилах, Даль обездвижил хвост и протянул его Зилу.
  - Пока разлагаться не начнет, можно использовать как оружие. Вроде кнута.
  - Спасиб-б...
  - Закончим дела в Мосе, леший, - сразу разойдемся.
  - Да, поминай как звали, - Зил куснул губу. Лицо под лентами из плетенки начало потихоньку оттаивать, приобретая чувствительность.
  - Думаешь, берсерки окоченели до смерти? - вопрос Даля удивил лешего, ведь причина гибели воинов из Кия была очевидной.
  Выдавив из-под куртки жалкие крохи тепла, пуще прежнего взвыл ветер. У Зила зачесалось родимое пятно на левом предплечье, формой напоминающее хищную птицу с распростертыми крыльями. Так всегда бывало, когда ему грозили неприятности. А еще ему показалось, что над пустошью, прямо над ним, верхом на птере пролетели Ларисса с Трастом. Вздор: облака же, и снег метет, не видно ничего далее пары десятков мер... Зог всхрапнул, призвав лешего и альбиноса поскорее взобраться в пристежной карман и двигаться дальше - туда, где не так холодно, туда, где уже весна.
  - Вот, смотри, - Даль ткнул пальцем в горло трупу, поделившемуся одеждой с Зилом. - Видишь рану?
  Зил хмыкнул. Действительно, на горле берсерка из одной точки на коже расходились три небольших, одинаковой длины лепестка-надреза. Но назвать эту царапину смертельной раной у него язык не повернулся бы.
  - И у остальных, - Даль шагнул к следующему трупу. - Эти парни побледнели вовсе не из-за мороза. Их обескровили. Кстати, тебя разве не смутило, что на пятерых воинов всего оружия был только один нож?
  Покачав головой, Зил, точно поясом, обвязал себя хвостом ранжало.
  
  * * *
  
  Мандибулы звонко щелкнули.
  Брызги голубоватой слизи пополам со сгустками крови вырвались из дыхательных отверстий, их тут же унесло ветром. В легочных мешках захрипело, забулькало - и стало тихо. Птер, несущий двоих чистяков в Щукарцы, умер в паре сотен мер над землей.
  Загнала его Ларисса, нещадно бросив наперекор погоде через вьюги-бураны и лютый мороз, вот он и не выдержал. А ведь только-только вырвались из зимы в весну! И лететь еще и лететь... Блестящую в лучах солнца тушу вместе с двумя наездниками на ней по пологой дуге стремительно потянуло вниз.
  - Толстый, держись крепче! - безуспешно дергая птера за подвижные отростки с фасеточными глазами на концах, крикнула Ларисса, и Траст обнял ее так, что у девчонки хрустнули ребра. Лицом парень зарылся в россыпь ее мелких светлых косиц, пахнущих дымом и пылью и немного влажных.
  Так и не сложив прозрачные, сплошь в коричнево-алых прожилках крылья, мертвый птер врезался в раскисшую землю. Ломая суставчатые лапы, мощным хитиновым телом - длиной все четыре меры, вдвое меньше шириной и в высоту - он прорыл в грязи ров, напоследок опрокинувшись на бок и сбросив с себя чистокровных. И если Ларисса уверенно приземлилась на ноги, чуть изогнув колени в обратную сторону, то Трасту подобная ловкость была не по плечу - он пребольно ударился правым плечом, перекатился на спину, а потом на живот.
  - Живы - и хорошо, - Ларисса с досадой пнула обломок сегментной ноги.
  Птер на эту шутку никак не отреагировал. В зеркалах его фасеток отразилась башка поднявшегося Траста: рыжая всколоченная шевелюра, глуповатое лицо, рябое от веснушек и грязи, и торчащие из подбородка волосины, которые давно пора сбрить, а лучше выщипать. Нет, не так должен выглядеть грозный ментал-некромант, не так. Ему бы черную мантию, черную шляпу, черные сапоги, черные...
  - Толстый, хватит уже собой любоваться, - Ларисса презрительно скривилась, из-за чего три оранжевые метки-полосы на ее щеке чуть изогнулись. - Надо идти. Если ты немного пошевелишь задницей, завтра к полудню доберемся.
  - Детка, ты как себя чувствуешь? - Траст окинул взглядом стройную невысокую фигурку в добротной зеленой куртке, скрепленной с брюками живой плотной вязки. Никаких украшений на одежде не было. Из-за спины Лариссы выглядывало топорище боевой секиры, которую Ларисса отчего-то называла Карой, верной обожаемой подругой. При виде секиры рыжий здоровяк вздрогнул - слишком уж свежи воспоминания о случившемся на Поле Отцов. Траст едва не тронулся от горя, когда лезвие этой самой секиры воткнулось в спину Лариссы. Девчонка тогда со стоном опустилась на бетон, легла на бок и, сказав "Прощайте все", умерла.
  Да-да, просто умерла, обычное дело.
  А Траст просто воскресил ее, ведь он - некромант, а не свинопас какой-нибудь.
  - Так как ты себя?..
  - Хватит, толстый! Тебе придется потерпеть. Умерь свою похоть, - сказано это было с нескрываемой злостью, с намерением обидеть, будто в случившемся с Лариссой была его вина, будто он задолжал ей за то, что она - благодаря ему! - сейчас двигалась и говорила, дышала и мыслила, а не валялась на бетоне куском гниющего мяса.
  В такие моменты рыжего некроманта одолевали сомнения. Верно ли он поступил, оживив строптивую, вечно недовольную блондинку? Может, следовало послушаться лопоухого лешего Зила? Тот отговаривал Траста, чуть ли не умолял оставить погибшую девчонку в костлявых объятьях смерти...
  Воздух наполнился гудением полчищ насекомых - комаров и слепней, жучар и мух, воспрянувших после зимней спячки, как только пригрело солнце. Вокруг щебетали и ухали разноцветные птички. Снег растаял, наполнив журчанием узкие и широкие русла ручьев. В мелких болотцах шевелились гады и плескалась рыбешка, на зиму закопавшаяся в ил и грязь, а теперь очнувшаяся и спешившая жить, пока опять не станет нестерпимо холодно. Траст прихлопнул слепня, укусившего его за ключицу, и задумчиво посмотрел на раздавленное им крылатое тельце. Жизнь. Всюду жизнь.
  А ведь Ларисса, открыв глаза и наполнив легкие первым после смерти вдохом, не сразу поняла, что она мертва. Она ударила Траста коленом в пах и, змеей выскользнув из-под него, схватила секиру. Точно кузнечик, взвилась она в воздух мер на пять, всерьез намереваясь снести ему голову сильным ударом. Он тогда сбивчиво объяснил ей, что вовсе не собирался - хотя и не прочь был при иных обстоятельствах - покуситься на ее девичью честь. В конце концов, у него есть невеста, его прекрасная возлюбленная, с которой он повенчан еще до рождения и с груди которой в знак любви и привязанности он взял блоху после ночи страсти. А что целоваться полез, так это не поцелуи вовсе были, а часть обряда воскрешения, это дар некроманта - интересно, сумел бы он себя воскресить? - подсказал ему, что нужно вместе с его жидкостью передать силу в тело Лариссы, вот он и обслюнявил ей немного губы, самую малость. Ларисса на удивление быстро все поняла и сказала, что ей срочно надо домой, в Щукари, чтобы проститься с отцом, ведь Траст наверняка не знает, - верно ведь, толстый? - сколько времени ей теперь отпущено, она в любой момент может превратиться в ходячего мертвеца, вроде тех, что обитают в могильниках времен Третьей Мировой.
  Трасту ее идея сразу не понравилась. Он прекрасно помнил кулаки ее отца и его наказ никогда не приближаться к Щукарям. Он так ей на Поле Отцов и заявил, как отрезал: "Нет. Никаких Щукарей. Я отправляюсь домой, к мамочке! И ты, детка, со мной!". И Ларисса, конечно, ему подчинилась, ведь он настоящий мужчина, он же у них главный. Именно поэтому, образовав дуос, они словили пирующего падалью птера - трупов вокруг было много-много - и на нем отправились в рыбацкий поселок. Жаль только, птер оказался слабеньким и не выдержал нежного обращения Лариссы... И теперь, оскальзываясь на раскисшей земле, то и дело падая, Траст бежал за девчонкой, прыгавшей с кочки на кочку через болотца и ручьи и нетерпеливо поглядывавшей на него. Если б не его медлительность, она давно бы уже скрылась за горизонтом. Так чего медлила?
  Да потому что ей никак без него.
  Они крепко-накрепко повязаны.
  В животе у Траста громко забурчало.
  - Кара, не подведи, подруга! - высоко подпрыгнув и широко размахнувшись, Ларисса швырнула секиру. Со свистом оружие улетело за пригорок мерах в тридцати.
  Обливаясь потом и тяжело дыша, Траст догнал-таки блондинку, но она тут же, словно издеваясь, ускакала за пригорок, оставив его одного, однако вскоре вернулась, притащив тушку зайчера, разрубленную пополам.
  Одну половину она швырнула Трасту:
  - Жри, толстый, набивай брюхо. А то еще загнешься раньше времени.
  Он поймал заячью лапу, скользкую от крови, и едва не уронил.
  - Мясо сырое. Детка, костерок бы, зажарить, заодно передохнем...
  - Мертвецам отдых ни к чему. Так жри, - Ларисса ткнулась лицом в свой кусок и, мотнув головой, оторвала зубами шмат сырого мяса.
  На щеку Трасту сел здоровенный комар. Едва не вышибив себе зубы ладонью, рыжий размазал его по коже.
  Надо было послушаться лешего.
  Надо было!..
  
  * * *
  
  - Хороший день для смерти.
  Приветствия звучали со всех сторон, накладываясь одно на другое, смазываясь, превращаясь в невнятный, лишенный смысла шум.
  - Пусть умрут наши враги, - шелестело в ответ.
  Вытянувшись по стойке смирно у входа в зал заседаний Совета, всем и каждому с издевательской бодростью салютовали гвардейцы-рептилусы. Пройдя мимо, майор Мазарид лишь покосился на них, большего эти лупоглазые жабы не достойны, ведь ни разу не побывали в настоящем бою, только корчат из себя крутых воинов.
  - Майор Мазарид, - будто почувствовав его презрение, слишком вяло и едва слышно представили Мазарида, а ведь он был новичком здесь, мало кто знал лично бравого майора, совершившего не один десяток диверсий на территориях, временно подконтрольных чистякам. Но это все ерунда, таких парней, как он, не счесть в вооруженных силах Минаполиса, однако только ему одному удалось... Впрочем, неважно. Он просто выполнил свой долг. Именно поэтому ему оказана честь посетить заседание Совета Наследников.
  Честь?!..
  Много ли чести в том, чтобы отсидеть зад рядом с древними, смердящими немощью, выжившими из ума старцами в униформе с множеством медалек?! Куда ни глянь - седина и дрожь конечностей, давно потухшие глаза и слюнявые пасти с источившимся гнильем вместо клыков. Да их хороший день вот-вот наступит, но смерти они боятся так, что спрятались под толщей бетона и многослойной брони, продырявить которую не способно ни одно оружие на планете!..
  Чувствуя спиной взгляды гвардейцев, - их заинтересовал обрубок его хвоста и разгрузка сплошь в пятнах крови - цокая когтями по бетонному полу, Мазарид прошел к большому круглому столу в центре зала. Едва не промазав, - так его шатало - плюхнулся на первый же стул, отметив, что на спинке его зачем-то висел клетчатый плед.
  Вокруг сразу стало тихо-тихо.
  Все в зале, а не только гвардейцы, уставились на Мазарида. Кое у кого челюсть отвисла, кто-то громко икнул в наступившей тишине. Чего им всем надо? Майор скрестил лапы на мускулистой полосатой - жаль, не серой - груди.
  По правую лапу от него встрепенулся вдруг совсем седой и крохотный, как младенец, пирос. Только что он крепко спал, посапывая и причмокивая, а тут вскочил. Быть может, в прошлом он командовал эскадрильями, уничтожавшими целые поселения чистяков, но те времена безвозвратно миновали, потому что в небо ему уже не подняться из-за начавшегося отторжения крыльев.
  - Молодой человек, нельзя так, вы же заняли место генерала Бареса! - бодро протараторил старикашка; в его огромных глазах Мазарид увидел искреннее непонимание и чуть ли не возмущение. - Здесь всегда сидит Непобедимый-И-Неустрашимый! Всегда!
  Конечно, надо было встать, извиниться и пересесть. Именно этого все ждали от дерзкого майора, по недоразумению попавшего в зал заседаний. Но извиняться и поступать так, как хотят другие, Мазарид попросту не умел.
  Пучки вибриссов над его глазами цвета спелых абрикосов встопорщились и чуть ли не зазвенели от напряжения.
  - Генерал Барес мертв, - процедил он, глядя в глаза старцу-пиросу. - Я лично видел его труп. И теперь я вместо него, это мое место.
  Старикашка не выдержал первым - он покосился на то, что осталось от правой лапы Мазарида и на продолжающий ее от локтя черный с металлическим отливом протез из легкого, но крепкого сплава. Когда Мазарид злился, из стыка протеза с плотью сочилась кровь. Вот как сейчас. На бетонный пол упала алая капля. Пирос перевел взгляд на грудь и живот майора - на кривой шрам, такой длинный и широкий, что его хорошо было видно сквозь густую полосатую шерсть. Пирос что-то хотел сказать Мазариду, уже открыл рот, но в зал заседаний ворвался новый председатель Совета - полковник Саламан, заменивший на этом посту генерала Корсуна. Председатель был заметно моложе прочих управителей, ощутимо ниже званием, куда более резок и быстр в движениях, и хоть укомплектатор сделал его голубокожим рептилусом, Мазарид сразу проникся к Саламану если не уважением, то чем-то отдаленно напоминающим симпатию.
  Появление главного среди равных - в зале заседаний не приняты были обычные воинские формальности - подвигло гвардейцев затворить за ним бронеплиту двери и отвлекло всех (даже старичка-пироса) от Мазарида и злосчастного генеральского стула.
  - Хороший день для смерти. Приступим, - не добравшись еще до своего места во главе стола, начал заседание Саламан. Рептилусы обычно гордятся своими роскошными волосами, собирают их в пучки на затылки и перехватывают серебристыми и золотистыми лентами, однако череп полковника был гладко, до голубого блеска выбрит. - Соратники, у нас много дел.
  Услышав это, Мазарид воспрянул духом. Он-то здесь как раз, чтобы решить очень важный вопрос!
  Увы, его энтузиазм быстро угас.
  Заседание началось с обсуждения нынешнего положения дел в столице, резко ухудшившегося из-за погодных условий. Управители долго и обстоятельно спорили и соглашались, а потом опять спорили, но все-таки опять соглашались насчет того, как и где разместить всех, кто прибыл на Поле Отцов накануне, как накормить граждан, как напоить и обеспечить их элементарными удобствами, а потом отправить по месту постоянного жительства. Развести ли всех транспортом или попросить из города самостоятельно? Возможно ли привлечь самоходки, есть ли свободные экипажи? А не лучше ли топливо, которое понадобится для перевозки, сжечь в Минаполисе, чтобы обогреть жилища граждан, ведь, если морозы усилятся или продержатся долго, развозить будет некого?..
  Высказаться желали все в зале. Каждый старикан считал своим долгом оторвать дряблый зад от стула и упереть ладони в столешницу так, чтоб были видны пигментные пятна на выцветшей до белизны когда-то голубой коже или проплешины в мехе, а затем, прокашлявшись, проскрежетать и просипеть, пробулькать и прошамкать нечто на заданную тему, начав обязательно издалека, с каких-то воспоминаний многолетней давности, имеющих очень отдаленное отношение к обсуждению. В финале же своей долгой и нудной речи каждый маразматик повторял почти что слово в слово сказанное предыдущим оратором, который в свою очередь выдал такой бред, что просто обязан был тут же сдохнуть в корчах от стыда. Но то ли стыд у стариков атрофировался, то ли исторгаемые их ртами глупости не казались им таковыми, однако к великому сожалению Мазарида массовый мор седых идиотов так и не начался.
  Когда же заговорили на тему, близкую многим в силу возраста, то есть о похоронных командах для работы на Поле Отцов, о том, какое оборудование понадобится, какой спецпаек им следует выделить, как организовать пункты обогрева, досуг после смен, кому поручить, как вообще организовать эти подразделения, Мазарид покинул зал.
  Как-то просочившись через бронеплиты и бетон, он оказался на вершине Полусферы, горделиво возвышавшейся над Минаполисом, лучшим городом планеты, прямо-таки кишевшем наследниками. От неприступного округлого монолита, окруженного рвом и прекрасными мостами, лучами расходились улицы. Стены домов пестрели яркими рисунками и блестели в лучах солнца стеклом окон. Если бы Мазарид умел смеяться, он расхохотался бы, сбегая по выпуклому уклону Полусферы, он надорвал бы себе глотку от переполняющего его счастья, и заболели бы сотрясаемые ребрами и диафрагмой раны, скрытые под широким неровным шрамом. Ему давно не было так хорошо! Его шаги становились все шире и шире.
  К краю Полусферы он приблизился, уже преодолевая за раз по пять мер. И от края он метнулся вовсе не вниз, как следовало бы ожидать от тайгера. Расправив отросшие вдруг перепончатые крылья, - ну почему укомплектатор награждает ими одних лишь пиросов?! - Мазарид так легко взвился к небу, будто всегда умел это делать. Полосы его меха тут же выцвели, превратившись в серую кожу, которую не прорубить топором, и глаза его цвета спелых абрикосов расширились, заняв половину лица. И это было... отлично, превосходно и ни с чем не сравнимо! Он всегда тайно завидовал ястребкам, - так называют пиросов чистяки - способным порхать в облаках, и вот его мечта сбылась, и белые клубы мчат ему навстречу, ух, ах, и...
  Треснули сверхпрочные кости крыльев. С хлопком разорвало под напором воздуха перепонки. С нарастающей скоростью Мазарида потянуло вниз, и он с хрустом и чвяком врезался в крону дерева, сорвался в кустарник под ним и распластался на траве.
  Его должно было смять и разбрызгать по округе мельчавшими кусочками плоти, но он чудом остался жив. Со всех сторон Мазарида окружили чистяки. Грязные, мерзкие. Их было много, слишком много, а Мазарид даже не смог подняться. Чтобы не попасть в плен, он решил убить себя. Нет, только не плен, он уже был в плену, ни за что опять!.. У него, как у всякого тайгера, на конце хвоста есть шип, которым он проткнет себе сонную артерию... Только вот беда - Мазарид превратился в пироса, а у пиросов нет полосатых хвостов!
  Мерзкие чистяки гоготали, глядя на него. Над ним склонилась бородатая рожа, и он плюнул в нее. Тогда его схватили и принялись медленно пилить ему лапу, ту самую лапу, которую он уже потерял в плену после того, как ему отрубили хвост!..
  Едва не упав со стула, Мазарид проснулся - кто-то дергал его за протез.
  - Молодой человек, вы удивительно похожи на досрочно покинувшего нас генерала Бареса, - старикашка-пирос прошептал это быстро-быстро, будто опасался, что его прервут. - Просто невероятно похожи: жесты, манера держаться, даже голос.
  - Все наследники похожи, все мы братья, - говорить со старым маразматиком не хотелось, но и оставить без внимания его бредовые домыслы Мазарид не мог. А то еще начнет трепаться направо и налево об удивительном сходстве, тем компрометируя прекраснейшую мать Мазарида и его благороднейшего отца, который еще до рождения сына погиб, выполняя задание в землях чистяков.
  Майор Мазарид принадлежал поколению наследников, в котором не родилась ни одна женщина. Ему давно следовало добыть себе за границей самку для размножения, но он все оттягивал исполнение этого постыдного обязательства. Его передергивало от одной только мысли о совокуплении со столь мерзким созданием, как чистокровная самка. Лишь когда падут Мос, Кий и Тарна, Мазарид выберет приемлемое вместилище для вынашивания своего ребенка.
  - Майор, хочешь высказаться? - полковник Саламан внезапно навис над Мазаридом. Лысина его гневно блестела, мигательные перепонки то и дело накатывались на зрачки и тут же прятались в уголках глаз. - У нас тут не казарма, а заседание Совета, майор. Мы собрались тут не дрыхнуть в тепле, а чтобы принять решение по множеству важных вопросов, а ты!.. ты!..
  Из соединения протеза с рукой закапало. Мазарид медленно поднялся, уронив при этом со спинки стула плед, чем вызвал возглас всеобщего возмущения.
  - Важные вопросы? - майор звонко щелкнул клыками. Демонстративно не замечая полковника, он обвел враз утихнувший зал взглядом, полным неистовой ярости. - Доставать ли консервы из складских закромов - это для вас важный вопрос?! Или сколько койкомест организовать и сколько передвижных сортиров собрать?! - он громко втянул воздух. На пол полилась алая струйка. - Ваши когти затупились. Мозги заплыли жиром. Мы потерпели сокрушительное поражение, когда звездолет спасителей рухнул на Поле Отцов. Расклад сил на планете должен был измениться в нашу пользу, а что получилось в итоге? Наша армия наполовину уничтожена. Мы понесли огромные потери! Таких потерь у нас не было со времен Третьей Мировой! У нас до сих пор нет Главного Активатора, благодаря которому мы должны были обрести свое предназначение. Мало того, причастные тайно покинули Минаполис, вероломно утаив от нас Активатор и тем самым предав заветы и чаяния многих поколений наших предков! Эти твари, не достойные зваться наследниками, как сквозь землю провалились, будто в воздухе растворились! И вместо того, чтобы найти и покарать беглецов, команду генерала Бареса, вы занимаетесь совершенно никчемными делами!..
  Окончание его речи утонуло в возмущенных криках.
  Кровь лилась на пол ручьем, перед глазами все плыло и качалось. Мазариду надо взять себя в руки. И в прямом смысле тоже. Опустившись на стул, он сунул коготь в сочленение плоти с протезом и нажал на клапан, который стравливал лишнее давление из системы. Слюнявые клыки, искаженные старческие морды, крики и топот... Он больше ничего этого не видел и не слышал, все это для него больше не существовало. Скрипя клыками, он боролся с накатившей тошнотой.
  - Ну что, майор, пришел в себя?
  Мазарид размежил веки. В просторном круглом зале остались только он и Саламан, который расселся прямо на столе рядом с ним.
  - А где... - Мазарид поперхнулся, закашлялся.
  - Сборище старых маразматиков? Это хотел сказать? - Саламан склонил лысую голову к плечу. - Проснись уже, майор, заседание закончилось, уважаемые соратники разошлись.
  - Не спал двое суток, вот и сморило... - брякнул Мазарид и почувствовал себя неловко, ведь никогда еще ни перед кем не оправдывался.
  - Наслышан о твоих подвигах, майор. Это ты остановил разброд и шатания на Поле Отцов после падения звездолета и гибели генерала Бареса, когда старые маразматики - да, майор, лучше не скажешь - только глазами хлопали. - Саламан часто-часто заморгал мигательными перепонками. - Безжалостно, будто трибунал отменили, - не боишься трибунала, да, майор? - ты пресек массовое дезертирство, лично казнив без малого три десятка трусов. И это ты, сколотив из разрозненных остатков наших войск мобильные ударные группы, отправил их вслед за отступающими силами противника.
  Между висков Мазарида зазвучало: трибунал, трибунал, трибу-у-унал...
  Он тяжело задышал:
  - Чтобы ни один чистяк не вернулся домой! Чтобы все легли костями от Минаполиса до Моса, Тарны и Кия!
  - А за мобильными группами ты выдвинул полевые кухни и интендантов.
  Трибунал, трибу-у-у...
  - Чтобы побольше наследников вернулись домой после победного похода.
  С трудом прорываясь через сцепленные челюсти, голос полковника зазвучал гулко.
  - Ты, майор, проявил личное мужество на поле боя. Как же без этого, да, майор? И ты попытался проникнуть в звездолет, совсем дурак, самоубийца... - тут полковник сделал паузу, ожидая комментария от Мазарида. Не дождался, продолжил: - Самоубийцы нам не нужны, майор. От самоубийц мы избавляемся. Поэтому...
  Только Саламан прикажет ему сдаться, - трибунал! - Мазарид вырвет ему кадык и срежет бритвами-когтями мигательные перепонки, которые так раздражают. Ну сколько можно подмигивать?! Мазариду терять нечего. Сначала усечение в правах за плен, потом обвинение в уклонении от размножения, теперь вот угрожают трибуналом за превышение полномочий!..
  - Поэтому, майор, есть для тебя особое задание, - полковник оторвал стальные когти Мазарида от своего горла. Если он не почувствовал, как из проколов по его голубой коже потекла кровь, у него высокий болевой порог. Невозмутимо, чуть с хрипотцой, полковник продолжил: - В Совете поговаривают, что Главный Активатор и исполнение Великого Плана не есть благо для нашего народа. Напротив даже - абсолютное зло. Поэтому многие вздохнули с облегчением, узнав, что Активатор мы не получили, и ответственные за это покинули Минаполис.
  - Жалкие предатели! Ничтожества!
  - Запомни имена предателей, майор, которых тебе приказано настигнуть: пирос Шершень и рептилусы Хэби и Шацу. Последний был личным адъютантом генерала Бареса.
  - Рептилусы?.. - Мазарид презрительно скривился.
  Лицо полковника окаменело, змеиные глаза стали холодными, и даже голубая лысина гневно блеснула.
  - Если неприязнь к наследникам моего вида поможет тебе, майор, справиться с заданием, я не возражаю.
  Мазарид лишь ухмыльнулся в ответ.
  
  * * *
  
  Плотный свинец облаков вдруг прохудился у горизонта.
  Не было - и вот вам брешь, от которой быстро-быстро зазмеились трещины. А там уж ветер смял и раздробил тучи. Прорвавшееся наконец солнце прижгло белесый рыхлый гной, выступивший на коже огромного бетонного поля. Гной этот, плавясь, заструился ручьями меж трупов, которые, как подснежники, проклюнулись из сугробов. Потек гной под колесами раскуроченных и уцелевших самоходок, от горячего дыма которых осталась лишь жирная копоть на выхлопных трубах. Кипяток в их котлах, превратившийся в лед, теперь снова становился водой.
  Зима стремительно капитулировала. Если б у зимы были руки, она задрала бы их над своей морозной башкой.
  Обугленное тело Сыча, лучшего из следопытов, черной головешкой лежало поверх трупа князя Мора. Но вот оно дернулось, зашевелилось, заставив отпрянуть от него молодого птера, который вразвалочку подошел к нему. Проскрежетав мандибулами, птер попятился и, отойдя на безопасное расстояние, взмыл в небо.
  Зог четко выполнил команду, которой его обучил Сыч.
  Да, это было непросто. Да, Сыч потратил много месяцев на то, чтобы вбить в тупую башку ящера простейшие движения. Да, для обучения постоянно нужны были свежие трупы, потому что весной и в летнюю жару мертвецы быстро начинали смердеть, чем не только раздражали Сыча, но и привлекали падальщиков и людишек. Последние задавали слишком много вопросов, становясь в итоге очередными трупами для тренировок. От зога всего-то требовалось взять хозяина, когда он перестанет подавать признаки жизни, и отнести до ближайшего человека, можно мертвого недавно, а если живого, то лучше бы его убить, потому что трупы не оказывают сопротивления, когда их разбирают на органы. А остальное - уже не забота ящера.
  Да, Мститель настиг Сыча на Поле Отцов и, погибнув сам, едва не убил свою жертву. Едва - потому что с Сычом не так легко справиться.
  Совсем мальчишкой он выжил среди бесконечных льдов, никогда не знавших весны, и сумел добраться до Разведанных Территорий. Из своего детства он помнил немногое: ослепительный свет, бубнящие голоса и - главное! - вспышки безумной боли, от которой корежило все тело, из-за которой он орал так, что почти сразу срывал голос и мог только сипеть, поэтому ему не затыкали кляпом рот. Так бывало, когда родители отрезали ему пальцы или выкалывали глаза. Еще они рубили ему руки и кромсали скальпелем живот. Папа и мама потом перевязывали его, чтобы не истек кровью, отстегивали ремни и относили его к себе в комнату. Когда боль уходила, они давали ему конфету и позволяли играть. У него была любимая игрушка - тираннозавр. А потом отрезанный палец обязательно отрастал, зрение восстанавливалось, дыры в животе как не бывало. Он терпеть не мог этого. Лучше уж с дырой в пупке и совсем без рук, потому что когда он опять становился здоровым, родители возвращались, а с ними возвращалась невыносимая боль. Они называли это экспериментом. Он плакал, умоляя их больше не делать с ним такое, а они досадливо морщились и, кривя лица, переглядывались, будто испытывали брезгливость и разочарование из-за его слез и глупых просьб, мешающих им нормально работать. "Сын, ну как ты не понимаешь?..". Его звали тогда вовсе не Сычом, это имя ему дали после, когда на невольничьем рынке его приметил и купил мастер следопытов.
  О том, что с ним было дальше, до того, как мастер отправил его в мир, обязав десять лет уплачивать за свою науку десятину, Сыч любил вспоминать еще меньше, чем о пытках в лаборатории.
  Его закопченные зубы впились в слегка оттаявшую плоть Мора. Нет, он вовсе не собирался утолить так голод. Сыч был одним из первых проектов Создателя, весьма удачным прототипом, обладающим поразительной способностью к регенерации. По задумке Создателя солдаты, получившие на поле боя ранения, - вплоть до смертельных! - должны были самостоятельно пересаживать себе органы доноров, то есть вражеских бойцов, чем Сыч сейчас и намерен был заняться.
  Создатель... Создатель просто забыл о своем первенце, у Создателя было много важных дел, лишь поэтому Сыч обрел свободу.
  Голова Мора почти отделилась от тела, ее соединяла с ним лишь тонкая полоска кожи. Обожженные ломкие пальцы Сыча вцепились в белесые волосы князя, корни которых были чернее крыла ворона, как и зрачки промерзших насквозь глаз владыки Моса. Кожа его была удивительно смуглой - солнце пригрело, снег растаял, побежал по лицу Мора ручейками, смыв пудру. А ведь у всех чистокровных глаза серые, голубые, изредка зеленые, и кожа у всех чуть ли не молочная, и волосы светлые или рыжие. Это из-за того, что в Третьей Мировой боевые вирусы убили всех кареглазых и темнокожих.
  Сыч выдернул зубы из плеча Мора. Проведя обследование - анализаторы вживлены в его клыки - он решил, что правильней пересадить то немногое, что осталось от его собственного мозга, в княжью башку, в которой и при жизни было слишком много пустот, а уж после смерти... Ну и зубы еще, конечно, куда ж без клыков?
  Процесс пересадки и регенерации поврежденных тканей занял почти сутки.
  Когда Сыч вновь обрел зрение и взглянул на свою руку, вместо привычного файера он увидел кисть, обтянутую перчаткой из черной кожи. Приподнявшись на локтях, он осмотрелся. Куда ни глянь - ни деревца, ни кустика, ни пожухлой травы. Бетон Поля Отцов был столь прочен и монолитен, что за него не могли зацепиться семена и корни. Ни пылинке, ни песчинке здесь не удержаться под напором ветра.
  В сросшемся горле пересохло. Много из него, еще недавно чужого, выплеснулось алой жидкости, очень много. Ну где же, где?.. Взгляд Сыча зашарил в поисках глиняной бутылочки, с которой он не расставался. Как бы между прочим он наклонился к лежащему рядом трупу тайгера и поднял с его седой полосатой груди солнцеочки.
  И замер.
  Зачем он, следопыт Сыч, это сделал? Зачем ему солнцеочки?!
  Это желания, мысли и остатки разума князя, доставшиеся ему вместе с телом, понял Сыч. Плохо. Князь и дня не мог прожить без глотка настойки пыльцы Древа Жизни. Его плоть отравлена ею от ногтей ног до кончиков волос на затылке. Да и никакая это не настойка пыльцы, а разведенный в спирте тонжерр... Сам того не заметив, Сыч надел солнцеочки, он ведь искал обожаемую Кару. Невидимый обычным людям след ее присутствия становился все менее ощутимым. Надо поспешить, пока след полностью не развеялся. Пошатываясь - еще не привык к новому телу - и поскрипывая сапогами из черненой кожи рептилуса, Сыч двинул в сторону границы между землями полукровок и чистяков.
  - Потерпи, Кара, скоро мы вновь будем вместе. Прости, что не уберег тебя.
  Он знал: Кара его слышит, какое бы расстояние их не разделяло. Они ведь столько пережили вместе, они точно муж и жена. Она никогда ему не изменяла, не изменила и теперь, когда их насильно разлучили. К тому же, он чувствовал нестерпимое желание вернуться в Мос, и понимал, что желание это исходит от остатков сущности князя.
  Это может стать проблемой.
  Серьезной проблемой.
  
  
  Глава 2
  КАК НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА
  
  Лапы подогнулись, и зог рухнул на бегу.
  Уткнувшись клыкастой мордой в землю, ящер содрал пару мер дерна, не меньше. Вздыбившись и тут же опустившись на молодую траву, задрожал его хвост. Глаза закрылись, дыхание стало неровным, хриплым. Хорошо, хоть не перевернулся, когда упал, а то уж точно задавил бы собой наездников.
  - Да чтоб тебя! До Моса оставалось полдня пути! - кряхтя, альбинос Даль соскользнул со спины боевого ящера. Его обмороженные суставы распухли, так что двигался он неуклюже.
  Ну да и леший нынче не намного ловчей.
  Ничего, вот разведут костерок, заварят бодрящей травки... И зогу надо промыть рану да залепить целительным зельем, весна ведь уже, тепло, зелено вокруг. Но раскутаться Зил все еще не решался - не потому что боялся внезапного снегопада, а потому что с тех пор, как наступила весна, уж очень в воздухе было звонко от комаров и слепней. Правда, едва зог упал, они все куда-то пропали...
  - Верно, хвостатый. Пора сделать привал, - леший провел ладонью по мелко-мелко дрожащему боку ящера и, велев Далю нарубить тесаком сухих веток кустарника, двинул на поиски нужных трав.
  Далеко ходить не пришлось. Вскоре вернувшись с крупной сухой тыквой и зелеными, рассыпающимися в пыль пучками трав, он соединил два вида растений, никогда не произрастающих рядом, и хорошенечко растер их между ладонями. Эфирные масла, выделяемые этими травами, вступили в реакцию - и вспыхнул огонь, едва не опаливший Зилу пальцы.
  У альбиноса аж челюсть отвалилась, когда он это увидел:
  - Как ты это сделал?
  - Я же леший, у меня дар, - почесав родимое пятно на руке, Зил подкинул в огонь нарубленных веток. - Я заговорил траву, вот она и загорелась.
  Взяв у обалдевшего Даля тесак, он разрезал тыкву пополам и, выковыряв из нее семена, прогулялся с половинками к ближайшему ручью, где сначала их хорошенько обмазал глиной, а затем наполнил водой. Получившиеся горшки он поставил на огонь. В один бросил сбор трав для бодрящего отвара, а во второй - для лекарства зогу.
  Когда бодрящий отвар вскипел и, снятый с огня, чуть остыл, Зил протянул глиняно-тыквенный горшок Далю:
  - Пей, дружище. Полегчает, боль из суставов и костей уйдет. И зубы твои болеть перестанут...
  На Поле Отцов ратники Мора не только хорошенько намяли бока мятежному рабу-альбиносу, но и надолго - если не навсегда - испортили ему обаятельную улыбку.
  - Ты первый, - Даль скрестил руки на груди.
  Вот тебе и союзник!.. Куснув губу, - неужели альбинос всерьез думает, что Зил задумал его отравить? - леший хорошенько отхлебнул из горшка. И, чуть помедлив, еще отхлебнул. И облизнулся. Вкус у отвара был насыщенный, пахло от него душицей, чабрецом и мятой. Во рту стало свежо, от желудка к конечностям и голове заструилось приятное сонное тепло. Второй раз предлагать он не стал, поставил горшок на землю так, чтобы не перевернулся, а сам занялся снадобьем для зога. Травы, соцветья и корешки следовало хорошенько выварить, постоянно помешивая, пока вода полностью не испарится, а затем растереть их в вязкую однородную кашицу.
  Когда он закончил, в горшочке с бодрящим отваром осталась лишь трава на дне, а чрезмерно бледное от природы лицо альбиноса раскраснелось.
  Вывалив на ладонь горячую буро-зеленую кашицу, Зил подошел к хрипло дышащему зогу.
  - Ну что, хвостатый, будем тебя лечить. Давай-ка ложись правильно.
  В пути их связь окрепла. Чтобы заставить зога подчиняться, уже не требовалась "птица". Со стоном ящер перекатился на бок, чтобы леший без труда мог добраться до гнойной раны на груди. В разрыве плоти белела кость. Зил протянул руку, чтобы втереть туда кашицу, - снадобье должно оттянуть гниль и восстановить пораженные ткани - но, так и не коснувшись зога, замер.
  У краев раны под воспаленной красно-белесой кожей что-то шевелилось. И не только у краев, но и везде под кожей тут и там вздувались волдыри, под которыми происходило какое-то движение, сопровождавшее странным звуком - то ли гулом, то ли жужжанием.
  "Птица" зачесалась так, что захотелось оторвать себе руку.
  - Беги! - рявкнул леший.
  К счастью, на этот раз Даль не скрестил лапки на груди и не потребовал от него первым сделать шаг - Даль вскочил и понесся по равнине так, что ему позавидовал бы молодой зайчер, куда только подевалась неуклюжесть из-за распухших суставов. И выбрал он верное направление - к небольшой роще, зеленеющей иголками в сотне мер западнее.
  Зог засучил лапами и захрипел.
  В глазах его было столько боли, что Зил не смог его сразу оставить, и это едва не стоило ему жизни. В брюхе ящера забулькало, заурчало. Из раскрывшейся клыкастой пасти, пузырясь, хлынула кровь. Тушу подбросило и затрясло. Но главное - за считанные мгновения ее раздуло чуть ли не вдвое!..
  И вот тогда Зил побежал так быстро, как мог. Даже еще быстрее.
  Он почти догнал Даля, по красному лицу которого катились крупные капли пота, а бесцветные глаза стали круглыми, когда туша зога с громким хлопком взорвалась. То, что распирало ее изнутри, нашло выход, порвав плоть на тысячи кусков, разломав кости и разбросав кишки вокруг, едва не попав в лешего и говорца.
  На бегу уворачиваясь от окровавленных кусков плоти, Зил обернулся. Над тем, что только что было зогом, поднялась постоянно меняющая свои очертания туча. Да уж, поздно леший решил заняться здоровьем ящера. Впрочем он все равно не смог бы спасти зога, потому что в его рану отложила яйца самка васпа, оса длиной в полтора указательных пальца лешего. Из тех яиц вылупились личинки, которые с удовольствием принялись жрать боевого ящера изнутри, взамен наполняя выеденные в его теле полости исторгаемыми ими газами, а уж затем личинки превратились в молодых ос, которые пожелали выбраться наружу. А новый рой всегда очень голоден и готов сожрать все, что попадется на пути. Вот почему исчезли насекомые, вот почему замолчали птицы и в траве не видно ящериц и сусликов!..
  Загудев вдвое громче, рой качнулся вслед за беглецами.
  - Быстрее! Это васпы! - Зил и не знал, что умеет так быстро бегать.
  Полосатые желто-черные васпы рождались роем и до конца жизни были роем. Цепляясь за лапы друг друга, они соединялись в многокиломерные цепочки, проносящиеся над пустошью в поисках самой легкой добычи - падали. Однако, проголодавшись, васпы нападали на все живое и в преследовании добычи проявляли поистине необъяснимую настойчивость. Батя Лих рассказал однажды Зилу историю о том, как васпы загнали зайчера в озерцо и кружили над ним, заставляя его то и дело нырять, целые сутки. За это время на водопой к озеру приходили десятки животных, которыми рой не заинтересовался. В итоге, обессилевший и оголодавший рой погиб и осыпался в воду, так и не дождавшись давно утонувшего зайчера...
  Даль чуть отстал. От рощи уже ощутимо пахло хвоей, на деревьях можно было рассмотреть каждую иголочку. Зила влекло к роще со страшной силой - невидимые для прочих нити, связывающие лешего с деревьями, натянулись. Так роща помогала ему быстрее переставлять ноги, ведь он был для нее своим.
  Гул приблизился уже настолько, что казалось, васпы гудят в полумере за спиной Зила. Он почувствовал неприятное давление на правое предплечье, в нос шибануло запахом дыма. Это файер, посмертный подарок Сыча, дал о себе знать.
  Точно! Файер!
  Рискуя оступиться и подвернуть ногу, Зил обернулся и поднял руку, обвитую жгутами чужих мышц. Брюхо огнедышащего расперло, так что самое время ослабить давление на его кишечник. Пальцы сами сжались в кулак, ногти врезались в ладонь. Файер тут же сильнее сдавил предплечье и дополнительными жгутами мышц, до того втянутыми в тело, коснулся кончиков пальцев Зила, намекая, что пора бы пошевелить мизинцем, средним пальцем и сразу же, не медля, согнуть указательный. Зил так и сделал - и файер тотчас раскрыл пасть, предварительно клацнув передними резцами, из-за чего возникла искра, которая и подожгла все исторгнутое огнедышащим. С шипением из его глотки вырвалась струя огня и, едва не зацепив приотставшего Даля, источая при этом смрад, метнулась навстречу рою. И рой рассыпался, отдельные васпы метнулись в стороны. Какую-то часть их сожгло, но далеко не всех. Однако беспорядочное метание васпов чуть задержало их атаку, позволив Зилу и Далю добежать до рощи и скрыться под хвойной сенью, среди замшелых стволов, сочащихся душистой смолой. Петляя между деревьями, Зил лихорадочно пытался придумать, как им дальше быть, как избежать нападения роя, который наверняка уже вновь сформировался и продолжил преследование. Спрятаться? Но куда? Зарыться в толстый слой палой хвои под ногами?..
  Даль перепрыгнул через сухой поваленный ствол - и едва не врезался в мальчишку, вдруг возникшего перед ним. Вот не было тут никого - и вот точно из-под земли выскочил наглый малец, который специально, что ли, под ноги бросился. Причем не ребенок же бессловесный, только-только агукать научившийся, а парень лет двенадцати, не меньше, уже соображать должен, что на пути у взрослого вставать себе дороже. Быть может, столь нагло и безрассудно он себя повел из-за того, что волосы и ногти его поросли мхом и вся кожа отдавала зеленцой?..
  - Эй, ты откуда здесь?! - Даль схватил мальчишку за плечи. - Беги! Васпы! Рой!
  Напрасно говорец с ним так. Ему самому следовало бежать от мальчишки, потому что тот был не совсем обычным ребенком. Совсем-совсем необычным. И этот необычный ребенок вырвался из объятий Даля и прямо в бесцветные глаза швырнул ему целую пригоршню зеленой пыльцы. Даль схватился за свое лицо, взвыл, закашлялся.
  Гул васпов наполнил собой рощу. Бежать дальше было бессмысленно - если уж голодный рой ринулся за тобой, везде настигнет. Зил остановился, шумно вздохнул и, закрыв глаза, обернулся. От каждой веточки в роще, от каждой иголочки протянулись к Зилу, ко всем частям его тела бледно-зеленые нити, много-много нитей. Выбрать нужные проще простого для потомственного лешего, дар которого день ото дня становился сильнее. Без стеснения Зил попросил нужные деревья и ветви, как бы дернул за их нити. И заскрипели, наклоняясь, стволы. И ветви когтистыми лапами вцепились в рой, схватили его, сжали насекомых иглами. Еще немного и...
  От удара сзади в поясницу леший упал на колени. Тело обожгло резкой болью. Откатившись, он увернулся от второго удара - и понял, что потерял связь с рощей. Ветви деревьев вот-вот отпустят рой, и уж тогда ему и Далю долго не прожить. А ведь это альбинос напал на него! Все лицо Даля было измазано зеленой пыльцой, он не владел собой, он подчинялся хозяину тонжерра, был послушной игрушкой. Даль навалился на Зила, ударил его лбом в нос. Хрустнуло, брызнуло. Но Зилу было не до того, он сумел выпростать из-под альбиноса руку с файером за миг до того, как роща отпустила бы рой. Зил пошевелил безымянным пальцем, и огнедышащий выплюнул из себя пузырь, который с грохотом - аж уши заложило - лопнул так, что поломало и смяло, охватило жарким пламенем половину рощи вместе с захваченным ею роем васпов. От роя, кстати, не осталось даже лохмотьев пепла!..
  Взрыв оглушил зеленокожего мальчишку, ошеломил его, - малец так и застыл на месте с широко открытыми глазами и ртом - а заодно затих и Даль, подчиненный с помощью зеленой дряни.
  Спасибо знаниям, благодаря "птице" полученным от Фелиса и от генерала Бареса - хлестким выверенным ударом в висок, так чтобы не убить и не покалечить, Зил лишил альбиноса сознания. Аккуратно убрав его с себя, он тут же бросился к мальчишке, пока тот не пришел в себя и не предпринял еще чего нехорошего. Из-за того, что леший воспользовался даром, его слегка пошатывало, движения были неверными, все сильней подташнивало, и запахи - запах гари особенно! - казались слишком уж яркими.
  Увидев спешащего к нему лешего, по затылок замотанного зелеными лентами, мальчишка очнулся, в глазах его появилось осмысленное выражением.
  - А-а-а! - заорав от страха, будто обычный ребенок, он припустил прочь.
  - Стой! - позади Зила все пылало, впереди плыло, подернувшись черно-багровой пеленой. Зацепившись за корень, торчащий из земли, он упал. Ах чтоб тебя!.. Тут же встав на четвереньки, он сорвал с поясницы хвост ранжало и швырнул его вслед мальцу, не особо надеясь на успех. Однако напрасно он был столь низкого о себе мнения. Знания и навыки, приобретенные вместе с базовой активацией, оказались полезны - свистнув в воздухе, хвост хлестко ударил по лодыжкам юного беглеца и, обвившись вокруг них, повалил его. Добравшись до парня, тщетно пытавшегося снять с себя хвост, Зил не пожалел полосу плетенки, чтобы связать своему пленнику руки за спиной. При этом пленник грозил ему страшными муками и источал удушающий запах тонжерра - отвратительную смесь из ароматов тины и роз.
  Умоляя простить его за пожар, - огонь полыхал вовсю, грозя спалить дотла все до последней шишки - леший оттащил на безопасное расстояние от рощи еще не пришедшего в себя Даля. Поклявшись отомстить за гибель растений, которых он чувствовал, с которыми был заодно, Зил положил говорца - вроде не толстяк, а тяжелый! - неподалеку от трупа крупного птера, явно рухнувшего из поднебесья на землю и изрядно вспахавшего дерн. Почему именно возле трупа? Чутье подсказывало Зилу, что так надо. Туда же он притащил и мальчишку, который поначалу отчаянно сопротивлялся и, шипя, норовил пнуть лешего в колено, а потом сменил тактику, стал покладистым и принялся упрашивать отпустить его, ведь он не просто какой-то там ребенок, а помощник великого Родда, нового повелителя Моса.
  Зил вздрогнул, услышав имя колдуна, от встречи с которым у него остались не самые приятные впечатления.
  - Великий Родд захватил не только столицу, но и значительную часть княжества. Уж я знаю, о чем говорю, я, как настоящий мужчина, помогал ему. Я и такие, как я. Мы называем себя детьми цветов, - у парня были большие оттопыренные уши. А еще он смешно надувал щеки и выпячивал худую грудь, поросшую желтыми и розовыми цветами. Корни растений брали жизненные соки у него прямо из-под кожи. Он хотел выглядеть взрослым и грозным, но у него не очень-то получалось. Однако Зила не обманула его хлипкая внешность и то, что мальчишка связан, ведь недавно леший уже встречался с подобными существами в логове колдуна Родда неподалеку от рыбацкого поселка Щукари. И этот малец был, похоже, из недавно обретенных адептов колдуна, раз он не узнал Зила. Да и насаждения на коже у него появились недавно и сильно чесались - вон как ногтями кожу расцарапал.
  Пока мальчишка рассказывал о том, как это здорово - стать взрослым и присоединиться к замершей неподвижно толпе граждан, покрытых от головы до пят зеленой пыльцой тонжерра, толстым-толстым слоем пыльцы (при упоминании тонжерра глаза мальца мечтательно закатывались), Зил, не пожалев воды из фляги, пучком травы тщательно стер с лица Даля зеленый налет, промыл ему глаза и нос и заставил альбиноса выблевать все лишнее, что попало ему в рот.
  Замершая толпа, тонжерр... Так вот в чем причина, вот кто виноват - колдун Родд! Перед глазами лешего отчетливо встала картинка, показанная ему говорцом: зеленые люди в центре столицы, и с ними Даринка.
  Вновь обретя власть над собой, Даль с тесаком в руке убрался подальше от мальца - встал по другую сторону дохлого птера и уже оттуда с омерзением прислушивался к речам послушника Родда.
  - Как настоящий мужчина, я добровольно примкнул к новому хозяину, когда узнал, что князь Мор убит. Так что и благодаря мне над огромными территориями скользит зеленый туман тонжерра! - малец говорил с воодушевлением, искренне. - Наш хозяин Родд даст всем нам счастье, своей силой он подарит нам стабильность, он защитит нас от болезней - надо только подчиниться ему и всем сердцем возлюбить его, быть признательным ему за то, что он сделал.
  Тонжерр почему-то не действовал на детей, Зил заметил это еще в Щукарях. Так что Родду пришлось приложить немало усилий, чтобы овладеть детскими умами не с помощью пыльцы, а личным убеждением. Впрочем, разве так сложно обмануть ребенка, родители которого бездумно маршируют по твоему приказу и полностью зависимы от тебя?..
  - Как ты оказался в роще? Зачем ты здесь? Ты ведь из Моса, верно? - прервал Зил поток хвалебных речей во славу великого Родда.
  Чуть помедлив, мальчишка, очевидно, решил, что не выдаст военную тайну, если немного пооткровенничает с теми, кто, конечно же, после его искренности радостно примет власть доброго и справедливого хозяина, спасшего обезглавленную столицу от разброда и беспорядков.
  - В роще я отдохнуть решил. Жарко, в тенек захотелось. А тут вы. Вот я и, как настоящий...
  - Как тебя зовут, дитя? - спросил вдруг Даль.
  Малец с удивлением посмотрел на него.
  - У нас нет имен. Мы - одно целое с хозяином нашим.
  Даль покачал головой и зачем-то отрубил тесаком кусок прозрачного крыла птера.
  - Великий Родд отправил нас в города и поселки своей страны, чтобы нести весть о нем и чтобы помогать еще не познавшим истины обрести его любовь и благосклонность, - мальчишка выразительно посмотрел на мешочки из промасленной кожи, шнурами закрепленные у него на поясе, а затем на говорца, который, хекнув, отрубил еще один кус крыла. От пылающей рощи нестерпимо тянуло гарью. Зилу хотелось уйти отсюда, но сначала нужно было дослушать мальчишку. - Великий Родд поручил нам собрать сведения о том, что происходит в окрестных с Мосом селениях, и доложить ему.
  - Разведка, значит, и вербовка, - Даль приложил кус крыла к своему лица. - В одной только столице новому тирану тесно. Ему все княжество подавай. А лучше - все Разведанные Территории.
  Зилу было без разницы, кому достанется власть над княжеством и прочими землями. Не будучи убеленным сединами мудрецом, он все же прекрасно понимал, что ни одному управителю никогда не суждено стать хорошим и справедливым, такова уж природа любой власти. Но к Родду, захватившему Мос, у него был личный счет. Потому что напрасно колдун поработил сестренку лешего, ой напрасно. За свой проступок зеленобородому придется ответить по полной и с довеском.
  ...Даринка - с головы до ног вся зеленая - стояла в той застывшей толпе на площади. И лоза оплела ей ноги и обхватила кольцом-удавкой тонкую девичью шею...
  Зил мотнул головой, прогоняя жуткое видение. Кулаки его сжались сами собой. Лучше бы пособнику Родда вести себя покладисто, а то леший не посмотрит на юный возраст.
  - Так ты, дружище, возвращался в Мос? Собрал уже сведения, да? - Зил наклонился к парню, потрепал его за мочку уха, а затем снял у него с пояса кожаный мешочек.
  Малец неуверенно - подбородок дрогнул - кивнул.
  - Ну и отлично. Мы с тобой пойдем. Ты проведешь нас в город. Городские ворота ведь охраняются? - Даль правильно понял, к чему клонит леший. - А то мы дороги не знаем, паролей секретных тоже не знаем. А страсть как хочется посмотреть на благоденствие в столице. На ваше счастье, - говорец коснулся пальцем лезвия тесака - на пальце выступила кровь - и подмигнул мальцу.
  Тот громко сглотнул, уши у него стали пунцовыми.
  - Примите хозяина в себя, поклонитесь ему - и вас впустят в Мос.
  Да, уши у мальца выдающиеся. Эдакие лопухи. Всю свою жизнь леший стеснялся своих ушей, чрезмерно больших и оттопыренных, привлекающих внимание взрослых и девчонок. И если первые беззлобно подшучивали над Зилом, то вторые хихикали и указывали на него пальцами. Но этот малец и его ушища!.. Задумай парнишка пробежаться по луговнику, насшибал бы своими ушами сотню-другую бабочек и травмировал бы столько же стрекоз и мелких жучар. А покрути он головой, поднимется ветер. Князь Мор, будь он жив, обязательно взял бы мальца в услужение, чтобы тот вместо рабов с опахалами создавал ток воздуха в его покоях... И не стыдно тебе, леший, такое думать о парне? Зил почувствовал, как кровь приливает к его лицу.
  - Принять хозяина - это слишком просто для нас, дружище, - чтобы скрыть смущение, леший заглянул в мешочек. Конечно же, там был тонжерр, под завязку зеленой пыльцы. - Да и не любим мы кланяться. Так что ты проведешь нас в город аккуратно, без шума, и мы тебя отпустим. Ладно?
  Выпятив гордо грудь - качнулись соцветия - и надув щеки, мальчишка заявил:
  - Как настоящий мужчина, я никогда не предам хозяина. Ни за что не проведу вас в город. Вы замыслили злое.
  Какой же он еще ребенок. Зил куснул себя за губу. Глупый наивный ребенок. И реакция на окружающий мир и опасных двух дяденек у него детская. Щеки вон как надувает, выказывая храбрость... Ребенок, да?! Леший мотнул головой. Да этот ребенок запросто подчинил себе волю одного взрослого и натравил его на другого. И, между прочим, едва не покалечил этого другого, а то и вовсе едва не убил. Хорош ребенок, угу... Да, ребенок. И он не виноват. Его сделали таким. Впрочем, сейчас все равно не время и не место с ним сюсюкаться.
  - Ни за что, говоришь? А и не надо, - один за другим неспешно Зил снял с пояса мальца все мешочки с зеленой пыльцой. - Тебе это больше не пригодится.
  Лицо парня враз посерело, губы мелко задрожали.
  С мешочками в руках Зил - куда бы их деть? по карманам куртки рассовать? - подошел к Далю. Долго и обстоятельно они принялись обсуждать, как из кусков крыльев птера, правильно их обрезав, сделать маски - вставить их под полосы плетенки на лицо, чтобы защищали от внешнего воздействия глаза, чтобы никакая дрянь в них не попала. А на рот и нос побольше полос намотать и хорошенько их намочить, чтоб и дышать можно было, и тонжерр фильтровать.
  ...Солнце не успело перевалить за полдень, когда мальчишка расплакался.
  Его всего трясло, и зуб на зуб не попадал. Зеленоватая кожа - уши тоже! - покрылась синими пятнами. Как настоящий мужчина, он, поклявшись здоровьем своей матери, своих братьев и сестер, пообещал сделать все-все-все, что от него потребуется, только пусть добрый дяденьки дадут ему тонжерра, хотя бы маленькую понюшечку, ну что им жалко, что ли.
  Звонко жужжа, на переносицу Зила сел комар.
  Подмигнув напарнику, Даль подал ему аккуратно обрезанную, без острых заусенцев, маску.
  
  * * *
  
  Траст вырос на ферме, среди коров и свиней, коз и овец, без стеснения испражнявшихся в стойлах, и потому спокойно переносил самые неприятные запахи, однако даже его доконала вонь протухшей и гниющей рыбы напополам с дымом пожарища и горелым мясом. Пальцами, поросшими рыжими волосами, он зажал нос, когда Лариссу вывернуло в первый раз.
  - Толстый, что это?!.. - лицо блондинки давно уже перестало быть испуганным и растерянным, в глазах у нее блестели слезы, и Траст готов был отдать на отсечение свою рыжую голову, что она вот-вот расплачется-таки. - Чего ты молчишь, толстый?!
  Она сама уже все поняла, просто отказывалась вслух признать страшное: рыбацкого поселка, расположенного на обоих берегах реки, известного всем на Разведанных Территориях, поселка, откуда она родом и куда она привела Траста, больше не существовало. Дома на сваях сожгли, а всё население - рыбаков, женщин, стариков и детей - безжалостно уничтожили.
  - Там мост был, - Ларисса махнула рукой, указав на нечто обугленное, одним концом зацепленное корнями лианы за усыпанный рыбьей чешуей берег, а всей остальной массой прибившееся к мелководью, на котором умирали от жары лодки. Эти пожелтевшие уже листья гигантских кувшинок, склеенные густой смолой, запутались в живых сетях, сплетенных из хищных водорослей. В самих же сетях Траст насчитал десяток детских трупиков, обглоданных рыбами и креветками. - Толстый, что это?! Что?!
  - Я так понимаю, Щукари, твой родной поселок, - буркнул он, окинув взглядом головешки, оставшиеся от домов. - Говоришь, карпов тут коптят так, что пальчики оближешь? И сомов жарят, а судаков с икрой запекают?
  Солнце спешило к горизонту, чтобы не видеть больше того, что творилось на земле, и оставить смерть наедине с Трастом. Наедине - потому что Лариссу он ощущал как одно целое с ним.
  Смерть окружала его со всех сторон. Она ласково шептала ему в ухо, и от этого в груди становилось приятно. Да только все это было нехорошо, все это только разозлило Траста. Везде, куда ни глянь, - а ему хотелось смотреть, как же ему хотелось! - лежали трупы мужчин в забрызганных кровью одеждах из рыбьей кожи. Кто-то сжимал в руке острогу, кто-то - большой разделочный нож. Некоторые перед смертью пытались прикрыть собой жен и детей. Женских трупов - с распоротыми животами и развратно раздвинутыми ляжками - тоже было немало. Не пожалели убийцы и стариков - седые головы валялись отдельно от костлявых дряхлых тел.
  Во всем поселке пожар не тронул лишь один дом на сваях-столбах - в нем разве что расплавились от жара пленки рыбьих воздушных пузырей, которыми тут было принято затягивать оконные проемы. На утоптанной земле перед тем домом лежал мужчина. Издалека Траст принял его за раздувшийся на жаре труп, но только Ларисса подбежала к нему и хлопнулась перед ним на колени, труп ожил.
  - Солить тебе жабры, доченька! - далее труп разразился такой отборнейшей бранью, что даже Ларисса покраснела, а ведь она с детства привыкла к особой манере общения Майдаса, ее приемного отца, ведь это именно он, не удосужившись подстелить себе хотя бы тюфяк, валялся посреди Щукарей и вставать, похоже, не собирался. Он был такой же широкоплечий, как и раньше, и ноги его были толще бычьих окороков, но что-то изменилось в нем, куда-то ушла его грозная сила, так и прущая из него прежде. Майдас сильно сдал за то время, что Траст его не видел, и кадык на горле рыбака стал резче выделяться вместе с седой щетиной. - Доченька вернулась! Соскучилась по папке? Со всеми нашими уже поздоровалась? Все они тут, все-все. Вон мой племяш, твой братишка, - Майдас махнул толстой мускулистой рукой, указав на кучу тел, изрубленных алебардами. - Вон моя сестренка. Дура дурой была, и характер скверный, аж терпеть ее не мог, лет тридцать с ней не разговаривал, а все ж своя, кровинушка... Ну да хоть ты, доченька, жива.
  Тут Траст едва не ляпнул насчет того, что доченька не совсем жива, точнее - совсем наоборот, но Ларисса, вмиг догадавшись, зачем он открыл рот, хорошенько ткнула ему локтем в ребра, так что он протяжно выдохнул вовсе не то, что собирался сказать:
  - Здравствуйте. Рад вас видеть. Я хотел бы выразить вам свое почте...
  - Заткнись, ур-род! - кислая вонь от пропитанной потом одежды Майдаса перешибала даже смрад гари и лежалых на солнце трупов. - Не смей, ур-род, раскрывать свою пасть, пока я не разрешу! Доченька, что этот рыжий кусок сала делает рядом с тобой?
  Ларисса поспешила сменить тему:
  - Папочка, тебе нельзя нервничать. Ты настои пьешь, которые лекарь велел? Как ты себя...
  - Крюк в хребет всем лекарям на свете! - раздраженно оборвал ее Майдас. - Скажи лучше, доченька, ты ведь вернулась к князю Мору? Ты же выполнила мой наказ?
  Отстранившись от него, Ларисса беспомощно посмотрела на Траста.
  Траст шагнул к Майдасу, как бы заслонив собой Лариссу.
  - Князь Мор убит.
  Майдас басовито-хрипло взревел:
  - Помнишь, крюк тебе в хребет, я велел тебе и твоему дружку рыл своих поганых не совать в Щукари и даже не смотреть в сторону поселка?! - лицо его, покрытое рытвинами оспин, вмиг стало недобрым и побагровело.
  Траст попятился:
  - Д-да, помню...
  - Я пошутил. Добро пожаловать в Щукари. Чувствуй себя как дома, - приподнявшись на локтях, Майдас расхохотался. - А Мор... Мо-ор... Ну и... - дальше он высказался так, что Ларисса закашлялась и подняла руки, чтобы заткнуть уши. Трасту же стало нехорошо, аж в глазах побелело. У Майдаса определенно был особый дар - выражаться крайне неприлично. Но несмотря на полуобморочное состояние, Траст все же понял из сказанного папочкой Лариссы, что поселок вместе с жителями уничтожили княжьи ратники.
  - Уважаемый, заткни свой грязный рот, здесь дамы, - пробасили у Траста за спиной.
  На лбу у него тотчас выступили капли холодного пота, челюсть отпала, глаза вытаращились на Лариссу. Он промычал ей нечто нечленораздельное с намеком, чтобы она обернулась и посмотрела, кто это там разговорился. Судя по тому, что Майдас до сих пор не разразился отборной братью в ответ на "просьбу", самые худшие опасения Траста должны были подтвердиться.
  И они подтвердились.
  - Две женщины, - скрестив руки на груди, сказала Ларисса. - Одна в возрасте и удивительно похожа на тебя. Вторая - немного моложе. Приехали на повозке, запряженной коровой. А что, удобно: и едешь, и молока подоить утром и вечером можно. Толстый, та, что на тебя похожа, это твоя мама? Храбрая она у тебя: не каждая женщина решится без мужчины раскатывать по Разведанным Территориям. Мало ли кто лихой обидеть может.
  - Не завидую тому глупцу, который только недобро посмотрит на мою мамочку, не то что попробует ее обидеть. - Траст наконец обернулся.
  Все было в точности, как описала Ларисса: в Щукари незаметно въехала одноосная крепко сбитая и хорошенько смазанная повозка, - не скрипнули дубовые колеса, не предупредили! - на которой Траст с раннего детства с мамочкой ездил на ярмарку. В рыбацкий поселок повозку притащила тягловая корова со специально заостренными рогами. Погоняла корову обожаемая мамочка Траста, а рядом с ней сидела его восхитительная невеста. Нащупать бы желудь с блохой на груди да показать бы невесте, что Траст хранит талисман, но... Не нащупал - и ладно.
  Траст был рыжим, а у его невесты, повенчанной с ним сразу после первого глотка из материнской груди, были прямо-таки удивительно серые, редкие и засаленные волосы. Ларисса представила себе, сколько блох выкормит такая шевелюра. Да уж не одну сотню! Она отчеливо представила насекомых, кишащих в волосах невесты Траста, передав ему картинку. А лицо невесты - по мнению Лариссы - безнадежно утонуло в мелких красных прыщах, они же покрывали собой всю кожу на руках, щиколотках и плоской - плоской, Траст! - груди.
  - Мамочка, что ты здесь? Как ты вообще здесь?.. - пролепетал Траст.
  - Ну и смрад, - его мать удивительно легко для ее комплекции спрыгнула с повозки и двинула к дому. На полторы головы она возвышалась над сыном, и руки-ноги у нее были не тоньше, чем у Майдаса, на которого она сразу положила глаз, иначе не стала бы разговаривать с ним так ласково, не назвала бы его уважаемым.
  Увидев поблизости мужчину, - любого мужчину! - она тут же становилась тихой, кроткой и как бы вдвое меньше. В ее глазах появлялся блеск, она то и дело облизывала свои полные ярко-красные губы и поправляла рыжие волосы, заплетенные в толстую косу. Живую одежду она не признавала и носила исключительно некрашеные кожаные рубахи и куртки с вышивкой и костяными вставками.
  - Ну и вонища! Уважаемый, у вас тут всегда так смердит? - презрительно скривившись, она намеренно колыхнула грудью.
  Майдас был просто обречен упереться взглядом в роскошные вздымающиеся холмы на груди хозяйки бескрайних угодий и неисчислимых стад, вечно испытывающей неистовый любовный аппетит. Ни один ее поклонник не продержался дольше года. Но Майдас об этом еще не знал, не подозревала и Ларисса, что у нее вот-вот появятся новая мачеха и сводный рыжий братишка.
  Майдас дернулся, было, чтобы подняться навстречу искусительнице, но Ларисса прильнула к нему и прощебетала, что его любимая доченька таки жива-здорова и вернулась к своему обожаемому папочке и будет рядом с ним, чтобы поставить его на ноги, а чего он вообще хочет, только пусть скажет, она все-все для него сделает.
  - Доченька, да ты холодная совсем. Ледяная!
  Ларисса тотчас, будто ее ошпарили кипятком, отстранилась от Майдаса.
  - Перемерзла в пути? Какой мороз был, какая зима... Ты бы погрелась на пепелище бы, у угольков, - услышав это, Траст хмыкнул, и блондинка наградила его леденящим взглядом. - Но чуть позже, доченька. Сначала метнись-ка в дом, принеси средство наше для дорогих гостей.
  - Так оно ж для дорогих...
  Оценив намек будущей падчерицы, мама Траста хохотнула. А когда она хохотала, ее сыну неизменно хотелось заткнуть уши, чтобы не оглохнуть. Этот раз не стал исключением.
  Вновь побагровев, Майдас наградил дочь грозным взглядом:
  - Крюк тебе в хребет, дрянь ты эдакая! Перечить мне вздумала?!
  Фыркнув, Ларисса с места запрыгнула на порог дома на сваях, преодолев при этом с десяток мер.
  - Ну, точно саранча, - мамочка Траста покачала головой, когда девчонка скрылась в доме. - Са-ран-ча.
  - Мама, ну что ты такое говоришь? - вступился за подругу Траст.
  Звонко, едва не сломав челюсть, в щеку ему врезалась родительская ладонь, а последовавший подзатыльник едва не лишил сознания. Хорошо, Ларисса этого не видела. Да, она все-все чувствует, что и он, но...
  - Что ты здесь делаешь, мама? - он, великий могучий некромант, круче которого нет на всех Разведанных Территориях, а то и на всей планете, потер ладонью ушибленную щеку. - Как ты здесь очутилась?
  Солнце почти зашло, лишь самый его краешек цеплялся из последних сил за горизонт, вдруг передумав переваливаться за край. Кое-где на пожарищах под толстым слоем пепла тлели стволы срубов, мерцая розовым, а когда ветер дул сильнее, то и раскаляясь до красного.
  Оттолкнувшись от порога дома, Ларисса спрыгнула на землю и, избегая смотреть Трасту в глаза, протянула ему тыковку-кувшинчик.
  - Давай, толстый, намажь себе под носом.
  Кончиком пальца Траст аккуратно зачерпнул из кувшинчика прохладного и вязкого, как воск, вещества и провел пальцем у себя под носом, как велела Ларисса. В тот же миг улетучился смрад погибшего рыбацкого поселка. Теперь, куда бы Траст ни повернул голову, как бы ни поставил нос по ветру, все вокруг благоухало речной мятой, растущей только на берегу Кипяточки в паре сотне мер ниже по течению от Щукарей и больше нигде, о чем Траст, сам того не желая, узнал от Лариссы.
  - Издревле рыбаки делают... делали эту мазь для гостей, которым непривычны ароматы нашего поселка. А еще этой мазью можно кое-кого прогнать подальше, чтоб и духу его тут не было... - Майдас жестом предложил матери Траста повторить то же, что сделал ее сын, то есть воспользоваться пахучим веществом из кувшинчика. - Красавица, позволь узнать твое имя?
  - Меня зовут госпожа Миррайя. Но ты, уважаемый, можешь звать меня просто "моя госпожа". А это моя будущая невестка. Ее зовут... э-э... - госпожа Миррайя обернулась к своей спутнице, все еще не рискнувшей покинуть сидение повозки. - Как тебя зовут?
  - Меня зовут...
  - Впрочем, не важно. Как мне звать тебя, уважаемый?
  - Майдас. Просто Майдас, - чуть помолчав, отец Лариссы добавил: - Моя госпожа.
  И улыбнулся, продемонстрировав крупные желтые зубы без единой дырки и даже без единого пятнышка. Похоже, игра в "мою госпожу" понравилась старому немощному рыбаку. Или не так уж он стар и болезнь его скоро отпустит? Что ж, в таком случае очередной бедолага попался в капкан мамочки. Траст крепко-крепко зажмурился и застонал. Он видел подобные брачные игрища не единожды. Протяжно вздохнув, он мысленно пожелал удачи Майдасу. Тому она о-о-очень понадобится.
  Ужимки и стоны Траста, не понравились его матери. Она нахмурилась, ее кожаная куртка заскрипела в плечах.
  - Сын мой, долгие месяцы изнывавшая под твоим тяжким бременем и родившая тебя в муках, я тебе настолько безразлична, что тебе совсем неинтересно, какой тяжелый путь мне пришлось проделать и какие тяжкие испытания перенести?!..
  Траст постарался придать своему лицу выражение искренней заинтересованности. Получилось не очень убедительно, но на большее он был не способен.
  - И какой же путь и какие испытания, мама?
  - Ну, во-первых...
  Траст вновь не смог сдержать протяжного вздоха - и на этот раз увернулся от пощечины, однако увесистый подзатыльник его все-таки настиг. В глазах вспыхнула россыпь мелких звездочек и совсем уж крупных созвездий.
  
  * * *
  
  Избавившись от повязок на глазах, от затычек в носу и ушах, строй замер, строй не шевелится. Ни вдоха, ни выдоха, ни удара сердца, ни одна мигательная перепонка не прикрывает зрачок. Пахнет жженым пластиком и старым машинным маслом. Строй состоит из подтянутых и мускулистых наследников, молодых еще, но уже опытных воинов, на счету у каждого десятки успешных боевых операций в землях чистяков. Тут и рептилусы, и пиросы, и тайгеры, и все они, несмотря на крылья, хвосты с шипами на концах и голубую кожу, похожи друг на друга как родные братья. И это родство вовсе не телесное, это родство мыслей и характеров, знаний и навыков, обретенных с помощью активаторов.
  Один только выделяется в строю, лишь один не такой, как все.
  Взгляд Саламана сразу упирается в этого отщепенца, хотя тот, подобно прочим, замер по стойке смирно, и ни один мускул не дрожит на его поросшей полосатым мехом роже. Но что-то неправильное все же есть во всей его фигуре, какая-то естественная для него - и немыслимая для остальных наследников - непокорность тому, кто выше по званию. И непокорность эту не вытравить ни разархивированными уставами, ни издевательской муштрой на плацу. Майор Мазарид - так зовут отщепенца. Именно ему поручено разыскать членов группы генерала Бареса и доставить их в Минаполис. Саламан смотрит в кошачьи глаза майора и чувствует, как на лысине выступают капли пота, как скользят они по вискам и лбу.
  Вентиляция гудит уверенно протяжно, иногда все же захлебываясь и срываясь в старческий кашель с мелким дребезжанием оцинкованных труб-воздуховодов, прямоугольных в сечении и подвешенных на бетонных стенах хомутами на шпильках. Системе подачи и фильтрации воздуха перевалило за тысячу годков, но она все еще прилежно, без существенных сбоев служит наследникам, опустившимся в подземелье под Полусферой на десять уровней ниже Инкубатора. Нередко встречающиеся свищи в заклепках и сварочных швах, а также отрывы целых секторов из-за проржавевшего у основания крепежа не в счет, кто обращает внимание на такие мелочи?.. Пол под ногами Саламана излучает зеленоватый мягкий свет, каждый десятый уровень стеллажей тоже.
  - Вольно! - резко отвернувшись, командует Саламан. С его голубой лысины веером срываются соленые капли.
  Строй гудит. Ряды многоярусных стеллажей высотой в полсотни мер, уходящие вдаль и тонущие в темноте, впечатляют даже Саламана, который здесь не впервые, что уж говорить о мальчишках?.. Стеллажи сплошь заставлены ящиками и ящичками, на них что-то округлое, укрытое потрескавшимся от времени брезентом, и что-то ребристое с серебристым отблеском, а вот тут какая-то ужасающе привлекательная, до полной бесформенности облепленная многими слоями паутины штуковина - руки, лапы, когти так и тянутся к ней!.. Но главное - все-все-все бойцы, допущенные на секретный уровень, понимают, что на стеллажах не косилки какие, не точилки для ножей и не пробои для чистки канализации, а самое что ни на есть настоящее оружие. "Да это же легендарное оружие предков с небес!" - слышатся тихие пока что разговорчики в строю. Саламан улыбается. Все верно. Предки не позволили чистякам уничтожить себя благодаря этим штуковинам. И вот пришло время воспользоваться их наследством, потому что настал переломный момент в судьбе их тройственной расы.
  - Отринь дитя укомплектатор! - едва слышится с левого фланга строя.
  - Хвост мне полосатый и зачатки крыльев! - уже громче шипит с правого фланга рептилус.
  - Да чтоб все ваши дни были хорошими по утрам и вечерам!.. - а это уже в полный голос по фронту, от майора Мазарида, не упустившего возможности пожелать всем долгой жизни.
  - Разговорчики! - рявкает Саламан, и вновь становится тихо-тихо, только дребезжит воздуховод, и тянет сверху прохладой, предвещающей особую встречу. - Надеюсь, все поняли, где оказались? Кто не понял, пусть выйдет из строя, я лично проведу эвтаназию. Минаполису не нужны идиоты. Ну?!
  Строй не шевелится. Саламан немного, для виду, ждет, после чего, проведя языком по зубам, продолжает:
  - Как вы уже догадались, это секретный склад, - тот самый склад - на котором хранится особый арсенал, - он замолкает, слушая эхо выдоха трех десятков глоток, не сдержавшихся после откровения про "тот самый склад". - О существовании этого арсенала известно лишь десятку управителей. И лишь двое наследников знают, где он расположен. А уж остальным гражданам об этом арсенале знать и вовсе не надо, так что вам придется хранить эту тайну до хорошего дня или умереть прямо сейчас. Часть этого арсенала - оружие, оставленное нам нашими предками-спасителями. Другая часть - то, что обнаружили в подземных бункерах времен Третьей Мировой наши лучшие мародеры. Любой здешний образец оружия куда мощнее тех, что используют наши регулярные войска для ведения боевых действий или для отражения иных биологических угроз. Повторяю - любой образец! И каждому из вас приказано выбрать что-то одно.
  Саламан обводит взглядом строй. Ноздри у всех без исключения парней шумно раздуваются. У кого-то хвосты подрагивают да из шипов-кончиков сочится яд, а у других прозрачные крылья с шелестом вибрируют. У прочих же мигательные перепонки быстро, раз за разом накатывают на зрачки.
  Напряжение нарастает.
  Самое время передать управление сводным подразделением.
  - Майор Мазарид, проследить за выполнением приказа, потом доложить, - командует Саламан. Пот течет по его лысине ручьями. Сверху, из темноты, ощутимо тянет сквозняком.
  - Есть! - Мазарид щелкает клыками. - Разойтись вдоль стеллажей, выбрать образцы. Сбор здесь по моей команде. Выполнять! Вперед, парни, повеселитесь хорошенько!
  И начинается. Глаза неистового блестят зеленью в подсветке пола. Когти пробуют на прочность, пальцы нежно касаются, а ладони скользят по матовым черным стволам, по компенсаторам и прицелам, по пламегасителям и боковым накладкам из неизвестного материала, вроде как мягкого, но упругого и чуть ли не живого на ощупь, и пальцы, перебирая, касаются ребер жесткости и непонятного назначения впадинок, заполненных бурым веществом, может, смазкой, а может, и нет. И вот уже скелетные приклады упираются в обросшие густым полосатым мехом плечи, ремни натягиваются, грозя вырвать антабки, щелкают предохранители, "зайчики" лазерных прицелов прыгают с лица на лицо. Звучит смех вперемешку с порыкиванием и радостно-восхищенной руганью.
  Совсем юный рептилус - сломанная нижняя челюсть неправильно срослась - ухает из-за того, что невзрачная с виду штуковина, похожая на сушеную тыкву, стоило ее коснуться, превратилась в нечто грозное, обвившее руку от кончиков когтей до плеча и упершееся рычагом-отростком в подбородок. Из штуковины выпирают сотни полых трубок, не иначе как стволов, готовых выплюнуть во врага целое облако семян. Рептилус говорит невнятно, но Саламан все-таки разбирает смысл сказанного: мол, семена этого оружия, попав на тело, тут же в него врастают, мгновенно его обездвиживают и затем, питаясь его плотью, убивают медленно и мучительно. "Мое!" - радостно заявляет рептилус с перекошенной навсегда мордой.
  Крохотный пирос, он по грудь Саламану, ловко забирается на третий ярус стеллажей и достает оттуда нечто подобное стволу дерева. Вместе с этим "стволом" пирос, растопырив крылья, спрыгивает на пол. "Что это?!" - верещит он, обращаясь к Саламану. От возбуждения он забывает о субординации, но Саламан не осаживает его. Полковник сам испытывает необычайный трепет, попадая в хранилище. Здесь не действуют законы, которым подчинена жизнь наследников наверху. "Что это?!". Саламан молчит. Здоровенная штуковина, столь возбудившая пироса, явно неземного происхождения. И в базе разархивированных знаний полковника нет о ней сведений, не тот у него уровень доступа. Но даже самые старые управители не могут помочь пиросу, без Главного Активатора все наследники многого лишены, неполноценны...
  Где же Первенец, когда он нужен? Саламан задирает голову.
  Очередной порыв холодного воздуха сверху сопровождается неприятным скрежетом - будто острой сталью царапают стекло. Воины дружно вскидывают оружие предков.
  - Отставить! - майор Мазарид опережает Саламана, открывшего рот, чтобы отдать такую же команду. Майор реагирует быстро и правильно - не зря Саламан, отринув личную неприязнь, именно его выбрал для столь ответственной миссии.
  Оружие - автоматическое, огнеметное, выплевывающее гранаты и самостоятельно наводящее отравленные стрелы, разбрасывающее шипы и семена, плюющееся ядом, опутывающее липкими сетями и вообще неизвестно как убивающее неизвестно кого - опустилось стволами, раструбами, жалами и рылами в светящийся зеленым пол.
  Сбрасывая вниз плети паутины и вековые скопления пыли, с верхних ярусов стеллажей, уже много-много лет скрытых во тьме, спустилось существо, вид которого, помнится, весьма смутил полковника при их первой встречи в хранилище.
  Итак, представьте наследника размером с пироса и с крыльями пироса, только совсем нефункциональными, потому что той группы мышц, что отвечает за полет, у него попросту нет. Недокомплект. Добавьте этому наследнику длинный полосатый хвост и тут же лишите его ядовитого шипа - тоже недокомплект. Кожу на голове, ладонях и стопах сделайте голубой, а прочие части тела покройте мягким серым пушком, не способным остановить не то что лезвие секиры, но даже хоботок комара. Снабдите его вместо когтей присосками на пальцах. А конечностей, кстати, не жалейте, не надо - вот ему две дополнительных пары. Что в итоге? А в итоге вы получите перед собой нечто вроде здоровенного паука, который сожрал рептилуса, пироса и тайгера, и теперь части их тел торчат из него.
  - Х-хорош-ший день, ш-штобы умереть, - стрекочет человекопаук, вобравший в себя признаки всех трех рас наследников, ни один из которых не стал для него доминантным.
  - Пусть умрут наши враги, - привычно реагируют на приветствие воины, молчит только Мазарид, во взгляде которого, направленном на существо, столько откровенного самодовольства и осознания собственного превосходства, что полковнику Саламану хочется тут же выблевать все, чем он позавтракал.
  Обращаясь к воинам, Саламан указывает на человекопаука:
  - Представляю вам Первенца. Уже девятьсот лет он - неизменный хранитель арсенала. Все вопросы по какому угодно оружию, собранному здесь, задавайте ему, он ответит на любой.
  Тишина. Что-то нет желающих обратиться за помощью к столь странному существу.
  И потому Первенец, презрительно скривившись, сам берется за дело.
  - Верни на месс-с-сто, - обращается он к пиросу с "древесным стволом". И пирос, конечно, сразу же наводит на него это громоздкое оружие спасителей, посчитав внимание к себе угрозой для жизни. - Воин, тыы с-спраш-шивал, ш-што это? Отвеч-чаю. Это отлич-чно убивает кремниевых с-собак на минипланетах в с-соз-звездии Больш-шого Пс-са. Но на З-земле такое оруж-жие годитс-ся только в кач-чес-стве тяж-желой и неудобной дубины. Выбери с-себе ч-что-нибудь другое. Не такое крупное.
  - Ястребок, чего встал? Выполнять! - командует пиросу Мазарид. - Подбери другое оружие, чтоб врагу мало не показалось.
  Сам-то майор уже определился с выбором, который трудно оспорить, признав несостоятельным для войны на третьей от Солнца планете. Карманы его разгрузки забиты магазинами с патронами. На плече у него весит древний автомат чистяков с чернеющей на ствольной коробке пятиконечной звездой в красной окантовке, при виде которой Саламан тотчас отводит глаза, дыхание его становится тяжелым и частым, а пот по его голубому черепу уже льется ручьями. Да уж, майор будет единственный в сводном взводе, кто будет охотиться за беглецами с древним оружием чистяков, а не спасителей. Даже в этом он не такой, как все.
  Отвернувшись, полковник теряет из виду майора всего на миг, но этого с лихвой хватает Первенцу, чтобы оказаться рядом с Мазаридом и, вцепившись в него двумя парами рук, заглянуть ему в глаза, а затем отпустить его и вернуться на исходную позицию, будто ничего и не было.
  Один за другим воины подходят к Первенцу, чтобы узнать его мнение о выбранном ими оружии. Во взгляде майора Мазарида, наблюдающего за хранителем арсенала, больше нет самодовольства и презрения.
  
  
  Глава 3
  КУКЛА БЕЗ ГОЛОВЫ
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"