Как рассказывают, однажды вышло так, что перед Михайловым днем Хегни сидел дома. Торлейв ярл был тогда в отъезде, но Хегни не пожелал поехать с ним, и так уперся, что Торлейв ярл сказал, что раз так, то пусть делает, как знает.
Хегни тогда оставался в доме единственным мужчиной, не считая рабов. И вот заметили, что он закрылся в комнате ярла (дом был велик, и для хозяев выгорожены были отдельные комнаты) и не выходит оттуда. И так продолжалось некоторое время.
У Сигрид хозяйки была рабыня по прозвищу Кулл, откуда-то из южных земель родом. Она подошла к двери и постучалась. Хегни вышел к ней, и закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной, и спросил, в чем дело. Служанка сказала, что из коптильни достали рыбу, и нужно попробовать, годится ли она, чтобы подать на стол к празднику. Хегни ответил:
- Пусть принесут сюда кусок, и я отведаю и скажу.
Так и сделали, и Хегни попробовал рыбу и сказал, что она вполне хороша.
И ушел обратно в комнату и закрылся.
И так прошло еще некоторое время.
Другую рабыню звали Мэйв, она была из Ирландии, и у нее были густые светлые волосы. Она подошла к двери и осторожно постучалась. Хегни вышел к ней и закрыл дверь так же, как раньше, и спросил, какая у ней нужда. Служанка сказала, что в погребе открыли две бочки с пивом, ставленые в разное время, и трудно решить, в какой из них пиво лучше, чтобы его подавать на празднике.
Хегни сказал:
- Пусть зачерпнут из обоих и принесут сюда, и я отведаю и скажу.
Так и сделали, и Хегни пригубил пива и сказал, которое лучше. Но, прибавил он, если Михайлов день и вправду такой большой праздник, что к нему нужно так готовиться, то мало это имеет значения, ибо одной бочкой все равно дело не обойдется.
И снова закрылся в комнате.
После того явилась женщина по имени Рагна, а прозванием Рыжая Кошка, она не была рабыней, и Сигрид хозяйка звала ее своей любимой прислужницей. И уж она стучалась гораздо настойчивее. Хегни опять вышел к ней, как раньше.
Рагна сказала:
- Госпожа моя жалуется, что сломался у нее ткацкий стан, как быть ей в такой беде?
Хегни же стоял спиной к двери, и мало хотелось ему сходить с места, но служанка повторила свою просьбу, и Хегни кинул взгляд на нее и на хозяйкину дверь, что была приоткрыта, а комната Сигрид была на другом конце дома, и Хегни видел, что если он пойдет туда, то никак не сможет проследить, чтобы никто без него не вошел в ярлову комнату. Он разозлился и произнес громко:
Нынче Ньерду струга
В доме нет покоя:
Липы ложек рыщут
Рядом целой рощей.
Дело дланей длится
Дольше дней Ауна!
Впрок ли, Вёр кудели,
Станет ткать такое?
Сигрид хозяйка же все это слышала, потому что стояла за приоткрытой дверью. Тогда она вышла и сказала Хегни вот что:
Ломаное - чинят,
Хеймдаль вьюги копий!
Двери - не открыться,
Хоть и нету стража.
Хегни тогда ответил ей:
Мудро молвит слово
Матерь Бальдра брани.
Кормчий челна карлов
С делом не умедлит.
И отправился чинить станок.
А потом, когда все было готово, Сигрид хозяйка вернулась к своей работе, а Хегни вернулся в ярлову комнату, и больше его никто не беспокоил. Он остался там и на ночь. А вышел только наутро, и глаза у него были красные.
В этот день как раз был Михайлов день, который христиане считают немалым праздником, и Сигрид хозяйка ждала, что Торлейв ярл привезет с собою священника, чтобы отслужить обедню, а вечером устроить праздничный пир. Торлейв так и поступил. Он приехал незадолго до полудня.
Сигрид хозяйке он предоставил привечать гостя, а сам пошел в дом, чтобы переодеться с дороги.
Рассказывают, что люди его услышали, как хлопнула дверь, потом некоторое время было тихо, а потом раздался удивленный ярлов возглас.
Хегни же следом за Торлейвом ярлом вошел в дом и сидел на лавке, именно этого и дожидаясь.
У Торлейва рядом с его постелью стоял большой деревянный ларь, невзрачный на вид, где он хранил всякие вещи. Так было, когда он уезжал из дому. А когда вернулся - на том же месте стоял ларь такого же размера и вида, украшенный искусной резьбой. И навряд ли бы кто-то сказал, что тут недостает какого-нибудь завитка или линии.
Торлейв ярл поднял крышку и, подмигнув Хегни, сказал ему:
- Сдается мне, и здесь кое-что прибавилось.
Поверх других вещей там лежал резной деревянный гребень, заметно было, что сделанный на скорую руку, но так, как на скорую руку делает мастер. На нем, среди прочих узоров, был вырезан летящий орел и две чаши, а из них прорастали цветы и ветви.
- Представления не имею, как он тут очутился, - сказал Хегни. И вид у него был очень правдивый. - Но, раз уж очутился - может быть, на что-нибудь он сгодится хозяйке дома?