Аннотация: Аяо и Мейда могут расстаться навсегда - ведь над ними нависла угроза в лице ужасного Такамуры Коске, маньяка, убийцы и школьника. Все решится в подземке.
Глава первая.
1.
На окраинах Токио люди предпочитались селиться в небольших двухэтажных особняках почти что деревенского типа; возле каждого дома обязательно было посажено тощее деревце, символизирующее покой, уют и счастье хозяев. На одно такое деревце Такамура Коске и поссал, к своему удовлетворению. Желтая струя мочи ударила о ствол и разбилась на сотню капелек, которые затем стекли вниз, к корням. "Расти большим и сильным," - подумал Такамура и разразился смехом.
Вдали показался одинокий автомобиль, и Такамура плотнее прижался к забору, ожидая, пока он проедет мимо. Когда машина скрылась за углом, Такамура двинулся неторопливой походкой по тротуару, высматривая нужный дом.
Наконец он увидел неожиданно европейский, тщательно оштукатуренный домик, в окнах которого горел свет. Во дворе у крыльца стоял велосипед для девочки-подростка.
- Идиоты, украдут ведь ваш велосипед, - пробормотал себе под нос Такамура. - Думаете, забор вас защитит? Никого он, бля, не защищает.
Рядом с калиткой белела в сумерках табличка. "Асами", - прочитал Такамура и ухмыльнулся. Затем откинул щеколду на калитке и беспрепятственно вошел во двор.
Глазка в двери не было, и это значительно упрощало его задачу.
Он громко и требовательно постучал в дверь. Подождал немного и постучал снова.
- Кто там? - раздался мужской голос.
- Полиция, - протянул Такамура. - Эвакуация населения. В вашем районе утечка газа.
- Ври больше, - зевнул мужчина. - Сколько тебе лет, мальчик? Судя по голосу, в полиции ты служить никак не можешь.
Такамура пожал плечами. Асами Широ, профессор нейропсихологии, дураком не был. На свою беду.
- Не верите, и не надо, - произнес Такамура, после чего прижал ладонь к двери. С хрустом дверь разлетелась на куски, и в веере разлетающихся во все стороны щепок Такамура перешагнул через порог. Асами Широ, грузный мужчина сорока лет, в панике отступил назад. Он был одет в домашний халат и, судя по влажным волосам, только что вышел из ванны. Такамура наставил на него пистолет, который до этого прятал в кармане куртки. Глаза профессора расширились.
- Не двигайся, сука, а то ведь мозги вышибу. Ты не профессор, а говно. Что же тебе не сиделось себе спокойно в университете? Захотелось прославиться, сука? А? Я сказал, не двигаться!
Закричав, профессор Асами рванулся куда-то в сторону. Он не оставил Такамуре иного выхода. Подскочив к профессору, Такамура вогнал ствол пистолета ему в рот и выстрелил. Пуля прошила горло насквозь и вышла через затылок. Кровь брызнула на стены.
- Широ? Все в порядке? - раздался голос откуда-то из глубин дома. Спрашивала женщина, очевидно, жена.
- Широ? - с тревогой переспросила она.
А из другой комнаты раздался шум: кто-то спускал воду в унитазе. Затем оттуда вышла девочка, посмотрела на Такамуру и чуть не задохнулась от ужаса. Ей было не больше двенадцати лет. Такамура метнулся к девочке и прижал пистолет ей к виску. Девочка застыла на месте.
- Выйди из комнаты, тварь! - заорал Такамура жене профессора. - А то твоя дочка сдохнет!
- Я вызову полицию! - завизжала женщина, по-прежнему не показываясь ему на глаза.
- Хочешь, чтобы я пристрелил ее? Нет? Не хочешь? Скажи ей, пусть выходит! Скажи! - и Такамура встряхнул девочку, как собака крысу. Та вскрикнула:
- Выйди, окаа-сан!
- Молодец, - похвалил девочку Такамура и зажал ей рот ладонью. Пускай помолчит.
- Что вы сделали с Широ? - спросила женщина дрожащим голосом.
- Оглушил, - сказал Такамура.
Дверь спальни медленно приоткрылась. Такамура увидел женское лицо.
Когда жена профессора увидела кровавые потеки на стенах и на полу, то тут же закричала в отчаянии. Вопль разнесся по всему дому и заставил девочку сжаться.
- Я тебя обманул, прости, - признался Такамура и выстрелил в женщину два раза. Хорошо, что пистолет был с глушителем, и выстрелы прозвучали двумя хлопками. Одна пуля выбила жене профессора глаз, другая вошла чуть повыше сердца. Отброшенная выстрелами назад, она упала, заливая мягкий ковер своей кровью.
Дело было сделано, и Такамура вдруг почувствовал себя ужасно уставшим. Ему захотелось немного посидеть в ванне с теплой водой. Не горячей, а именно теплой, расслабляющей.
Девочка молчала. Такамура решил, что ей тоже не помешает хорошая ванна.
Санузел в доме был раздельным, и ему это понравилось. Нечего в одну комнату пихать одновременно и унитаз, и ванную, в этом есть что-то мерзкое и противоестественное.
Он распахнул дверь ванной и втолкнул девочку внутрь, затем вошел сам. Большую часть комнаты занимала огромная ванная, белая и сияющая. В такой можно было поместиться сразу двум людям. Отлично, подумал Такамура, и начал раздеваться.
Он скинул с себя куртку, затем стянул джинсы, сбросил на пол черно-белую футболку и остался в одних трусах. Из зеркала, висевшего над раковиной, на него уставился худой подросток с взломахченными черными волосами. Тело у него было неестественно тощее, с проступавшими ребрами и острыми лопатками. Лицо скорее женское, чем мужское, с мягко очерченными скулами и округлым подбородком; глубоко посаженные глаза с красноватыми зрачками. Пару раз на улице Такамуру принимали за девушку. Ему вдруг пришло в голову отрастить длинные волосы - тогда сходство будет еще сильнее.
Девочка стояла, с опустошенным видом вжимаясь в стену. Она была одета в коричнево-кремовую ночную пижаму. Только теперь Такамура заметил, что волосы у нее были пушистые и мягкие, точно такие же, как и у него самого. Ему захотелось прижать их к лицу и вдохнуть аромат.
- Как тебя зовут? - спросил он.
Она молчала и не шевелилась. Такамура разозлился.
- Отвечай, сука, когда к тебе обращаются!
Тут девочку словно прорвало. Ее лицо помертвело, из глаз брызнули слезы, и она скорчилась на полу, издавая рыдания. Подойдя к ней, Такамура с удовольствием пнул маленькую тварь.
- Отвечай, сука, - и он намотал ее волосы, такие мягкие и шелковистые, на свой кулак. - Отвечай, когда к тебе обращаются!
Девочка билась в истерике. Такамура отвесил ей пощечину, чтобы привести в чувство. Голова девочки мотнулась в сторону.
- С-сакура...Асами Сакура, - простонала она. Видимо, пощечина все же помогла ей прийти в себя.
- А меня зовут Коске, - представился Такамура. - Можешь звать меня онии-чан. Хотя нет, не стоит. Зови просто Коске-кун, ведь мы не родственники. Родственников трахать запрещено, знаешь ли, - и он залился смехом. - А именно это я и собираюсь сделать.
Сакура под его присмотром начала раздеваться. Вниз полетели и ее пижама, и трогательные детские трусики, больше напоминавшие шорты. Она стояла перед Такамурой, закрывая руками и свои розовые соски, и гладкую, лишенную волос промежность, и тряслась от страха. А может, и от холода.
Такамура решил, что пора бы уже и согреться. Наполнив ванну чуть теплой водой до середины, он приказал Сакуре залезть туда, затем плюхнулся в ванну сам. Вода приняла его в свои мягкие объятия. В ванне было очень удобно сидеть, Такамура сразу же это ощутил. У покойного профессора определенно был вкус.
Сакура сидела в воде, поджав к груди колени и обхватив их руками. Закрытая поза, обозначавшая недоверие и боязнь. Такамуре это не понравилось, поэтому он притянул девочку к себе.
- Не закрывайся от меня, - хихикнул Такамура, обхватив ее за грудь. Сакура вздрогнула, но не стала сопротивляться. Ее грудь только начала развиваться, но уже имела объем. Кожа вокруг ее сосков была очень нежная и приятная на ощупь. Такамура чувствовал, как испуганно бьется ее сердечко.
- Хорошо, - выдохнул он, - как хорошо-то...Тебе ведь тоже нравится, Сакура-чан? Скажи мне это.
- Да, - тихо произнесла девочка. Она уже знала, что будет, если не подчиняться его приказам.
Такамура молча опустил правую руку вниз и схватил ее между ног. Сакура попыталась свести вместе колени, но он ущипнул ее за сосок, и она перестала сопротивляться.
- Я особенный человек, Сакура-чан, - прошептал ей на ухо Такамура. - Особенный. Если я засажу в тебя, сможешь зачать от меня столь же особенного ребенка. Хочешь такого сына, а, Сакура-чан? Одаренного, бля, сына. Хочешь?
Сакура дрожала. Такамура еще сильнее стиснул ее промежность. Его член дрожал от напряжения, но пока еще было рано.
- Я пристрелил твоего безмозглого папашу из пистолета, хотя мог бы оторвать ему голову голыми руками. Для меня это совсем не трудно, Сакура-чан. Стоит только пожелать. Но люди почему-то куда больше боятся пистолета в моих руках, чем меня самого. Странно, да? - он рассмеялся, запрокинув голову назад. - А ведь я гораздо опаснее! Сакура-чан, я обладаю одной способностью, которая защищает меня гораздо лучше, чем любое сраное оружие.
Такамура задумался, как бы лучше продемонстрировать свои умения.
- Знаешь, что это за дар? - спросил он, взяв с полки шампунь. - Я вношу хаос в систему, тем самым разрушая ее. Смотри.
Бутылка с шампунем рассыпалась в прах, оставив после себя желтый порошок. Сакура замерла. Такамура подул на свою ладонь, и желтая пыль взвилась в воздух.
- Это так легко - разъять систему на элементы, Сакура-чан, разрушить между ними связи. Что самое замечательное, наш мир состоит из систем. Например, человеческое тело - система, дерево, что растет у вашего дома - система, ваш дом и эта ванна - система, даже ты система, Сакура-чан. И если мне вдруг захочется, - Такамура понизил голос, - захочется разъять тебя на элементы, я смогу сделать это в любой момент. Поэтому не дергайся. Понятно?
- Д-да, - поспешила ответить ему Сакура. В ее голосе проступила обреченность. С детьми так легко - им гораздо проще поверить в сверхестественное, и не нужно долго и нудно объяснять им физические принципы, на которых работает его дар.
- Вот и замечательно, - Такамура начал растирать ее грудь.
Они сидели в ванной долго, до тех пор, пока вода не остыла окончательно. От холода член Такамуры опал. Он задумчиво тронул его пальцем, затем с сожалением вылез из ванной. Сакура-чан продолжала сидеть там.
- Погрелись и хватит, - сонным голосом сказал Такамура. - Пошли спать. Где у вас тут спальня?
2.
Бирюзовые волны медленно накатывали на пляж. Солнце перевалило через середину неба и уже клонилось к горизонту. Где-то далеко в океане виднелся маленький белый парус - кто-то катался на своей собственной яхте. Аяо лежал на теплом песке, еще не успевшим остыть после яростной полуденной жары, и смотрел в бесконечно высокое, чистое небо.
Июль - прекрасное время для того, чтобы посетить Окинаву. Жаль только, что понимали это не только мудрые педагоги из старшей школы Шико: окрестные гостиницы буквально ломились от приехавших сюда на каникулы школьников со всей Японии. И днем, и ночью они постоянно шумели и орали, слушали свою странную музыку и мешали спать. Белый песок пляжа усеяли грязные бутылки и пустые упаковки из-под мороженного. Аяо это раздражало. Устав от постоянной суеты, он приходил сюда, к самому берегу, и лежал, стараясь отрешиться от происходящего.
Возможно, в той, прошлой жизни, все было по-другому.
Кто знает?
Как никогда раньше Аяо ощутил свое одиночество, свою оторванность от других людей. Отношения строятся на общих воспоминаниях. Аяо же потерял память и вместе с ней - те сотни ниточек, что связывали его с другими, неважно, с нэ-сан, Мейдой или Когой-куном. Такое чувство, будто все принимало его за кого-то другого. "Очнитесь! - хотелось закричать ему. - Я не тот Ацумори Аяо, которого вы знали до этого, я другой! У нас совершенно разная память, разные воспоминания, разные воззрения. Как вы можете так ошибаться, считая, что я - это он?"
Но они один за другим повторяли эту ошибку. И все будто ждали от него чего-то, может, ответной реакции или чего-либо еще. Нэ-сан отпускала Аяо на Окинаву со слезами на глазах и долго просила его, чтобы он был осторожен. Потом она полезла целоваться и как бы случайно запустила свой язык ему в рот. Аяо был шокирован и до самого отъезда старался не смотреть сестре в глаза.
Вспомнив об этом случае, Аяо поморщился и перевернулся на живот. Солнечные лучи упали ему на спину, усеянную налипшими песчинками. Аяо положил подбородок на сложенные руки и устроился поудобнее.
В воде резвились японские школьники и школьницы: худые и неопрятные обладатели гаремов и постоянно проигрывающие им статные гайдзины с вечной улыбкой на лице, старшеклассницы, которые выглядели как лоли, и младшеклассницы с грудью пятого размера, толстые красногубые отаку и бледные юноши с горящими глазами. Аяо увидел среди них Михару Касуми в новом желтом купальнике, который еле-еле прикрывал ее массивную грудь. Заметив взгляд Аяо, обращенный на нее, Касуми явно обрадовалась и помахала ему рукой. Аяо махнул в ответ и отвернулся.
Рядом с ним лежала, завернутая в футболку, еще одна ниточка, связывающая его с прошлой жизнью. Первый том ранобе под названием "Мастерпис". В доме Аяо под многочисленные тома этого ранобе была отведена целая полка; на полу под ней громоздились целые горы дисков с одноименным аниме. Видимо, прежний Аяо очень любил этот цикл ранобе, раз уж собирал даже аниме, снятое по нему.
Отправляясь на Окинаву, Аяо решил взять с собой первый том. Но в самолете не было времени на чтение - Мейде укачало, и Аяо пришлось весь полет присматривать за ней. Когда же они приземлились на Окинаве, Мастерпис был забыт: Аяо плавал, загорал и пытался при этом не попадаться на глаза Касуми и Тецуне, которые постоянно искали случая остаться с ним наедине. Мейда чувствовала себя нехорошо, очевидно, из-за жаркого и влажного климата Окинавы, и все время сидела в гостинице. Книгу Аяо оставил в ее комнате, и вспомнил об этом только этим утром. Захватив ранобе, Аяо пошел на пляж.
Аяо расстелил футболку на песке и положил на нее книгу. Рисунок на обложке не особо вдохновлял - зеленоглазая девочка в белом одеянии стояла под падающими перьями. Странный наклон глаз делал ее похожей на умственно отсталую. "Чем-то напоминает Мейду," - подумал Аяо и погрузился в чтение.
Простая японская школьница Хаяма Каору бежала по улицам ночного Токио, пытаясь скрыться от преследующих ее гопников. Но главная опасность представляла вовсе не гопота - Каору преследовал еще и некий Шимидзу Том, который по ночам выходил на улицу и избивал девочек. Том получал от этого огромное удовольствие и сопровождал процесс избиения долгими философскими тирадами.
Аяо дочитал до сцены, где Том случайно спас Каору от гопников (так уж получилось), и захлопнул книгу. Ему надоело.
"Интересно, эта Каору и есть та умственно отсталая на обложке?" - промелькнула ленивая мысль. Скорее всего, нет, потому что Хаяма Каору описывалась как цундере, а изображенная на обложке ранобе девочка на цундере никак не походила.
При мысли о том, что придется выдержать еще шестьдесят томов этого бреда, у Аяо заныло в груди.
- Аяо-кун?
Ацумори поднял голову. Рядом с ним стояла Минамори Тецуна, девочка из параллельного класса. Нижнюю половину лица Тецуны скрывала зеленая бактерицидная маска. С ней Тецуна никогда не расставалась, интересно, почему?
- Что читаешь, Аяо-кун? - поинтересовалась Тецуна, подойдя к нему поближе. Ее желтые волосы колыхались на ветру.
"Какие именно отношения связывали меня с ней в прошлом? - гадал Аяо. - Она ведет себя так, будто между нами что-то было; но Кога-кун уверял меня, что Тецуна - девушка Кейтаро-куна. Так в чем же дело? Тецуна изменяла Кейтаро с мной? Нет, конечно же. Я бы не стал встречаться с девушкой своего одноклассника. В этом можно быть уверенным."
Поэтому Аяо и старался не иметь с Минамори никаких дел. Да и потом, Тецуна не нравилась ему сама по себе.
- Книгу, - односложно ответил Аяо на вопрос Тецуны.
- Какую? - склонила голову набок она. Не дожидаясь ответа, Тецуна присела рядом с Аяо и положила руку ему на спину. Тонкие пальчики заскребли по его коже. - Аяо-кун... Почему ты так холоден со мной? Я же вижу, ты закрываешься от меня. Не делай так, я ведь всего лишь хочу быть вместе с тобой.
Аяо глубоко вздохнул.
- Тецуна-чан, - сказал он твердым голосом, - пожалуйста, отвали.
Нормальная девушка должна была после такого немедленно обидеться и уйти - по крайней мере, Аяо надеялся на такой исход - но Тецуна только рассмеялась.
- Аяо-кун, если бы я ушла, ты бы обиделся, верно? Ты как цундере: сначала гонишь, а потом любишь. Цун-цун, дере-дере, - она провела пальцем вдоль его позвоночника. - Я никуда не уйду. Я всегда буду с тобой, Аяо-кун.
Аяо встал и надел на себя футболку. Тецуна смотрела на него со странным выражением лица. Словно она была заворожена им. Нужно было срочно отпугнуть ее чем-нибудь. Аяо подумал немного и произнес:
- Ты же плоская, как доска. Зачем мне нужна такая? И сними ты наконец свою маску.
Не обращая внимания на Тецуну, он положил книгу под мышку и двинулся с пляжа. Если подумать, Аяо как раз и нравились плоскогрудые девушки; он надеялся, что Тецуна об этом не знает.
"Почему я нагрубил Тецуне? - подумал он. - Зачем?"
Но это было правильно, он ощущал это где-то на уровне подсознания. У него же есть... Мейда?
Нет, это глупости. Мейда - маленькая девочка, гораздо младше его. Они просто не могут быть вместе.
3.
Гостиница для школьников была выстроена в виде ряда примыкающих друг к другу домиков с пластиковыми стенами. Дешево и не протекает. Температура на Окинаве никогда не опускалась ниже 24-25 градусов, что позволяло сэкономить на нормальных стройматериалах и вместо деревянных или бетонных домов выстроить пластиковые. Аяо видел в этом очередное проявление западной цивилизации. Говорят, именно на Окинаве были сильнее всего западные традиции - сказывались почти двадцать лет оккупации.
Аяо с Мейдой жили в смежных домиках, так что у нее была возможность в любой момент перебраться к нему в комнату и посидеть вместе с ним. Обычно все начиналось с тихого стука: Мейда стучала по стене со своей стороны. Тогда Аяо вставал и отпирал дверь; через минуту в его дом осторожно, оглядываясь по сторонам, входила Мейда. Она начинала жаловаться, что ей страшно сидеть одной, и Аяо разрешал ей остаться на ночь. Они сидели вместе и ели чипсы, пили колу, смотрели фильмы - занимались всякой чепухой. Аяо надеялся, что подобное времяпровождение когда-нибудь откроет ему путь к прошлому себе. На что надеялась Мейда, он не знал.
Он открыл дверь своего домика, кинул книгу на кровать и улегся рядом. Дверь осталась незапертой. Вскоре подул ветер, и она распахнулась, пропуская внутрь песок и соленую пыль с пляжа. Аяо выругался и встал с кровати.
Когда он подошел к двери, чтобы закрыть ее, то заметил в окне Мейду, которая смущенно топталась на одном месте.
- Заходи уже, - позвал ее Аяо, выглядывая наружу.
Мейда тут же вспыхнула от смущения. Помявшись немного, она поднялась на крыльцо. К облегчению Аяо, по прибытию на Окинаву она избавилась от своей жуткой формы горничной и теперь носила простое летнее платье с открытыми плечами. Гетерохромные глаза сияли от радости. Синие волосы спускались ей на спину; Аяо хотел какое-то время узнать, почему у них такой странный оттенок, потом решил, что не стоит доставать Мейду такими вопросами. Мейда смотрела на Аяо с обожанием, и его это сбивало с толку.
- Ацумори-сама...
- Заходи, не стой на пороге, - устало произнес Аяо, пропуская ее внутрь.
Мейда уселась на кровать, чуть приподняв при этом подол своего платья. Кашлянув, Аяо произнес:
- Ты хотела о чем-то поговорить?
- Да, Ацумори-сама. Я... Я хотела бы поговорить с вами, - Мейда уставилась себе под ноги и обняла себя за колени.
- В чем дело? - встревоженно спросил Аяо, присаживаясь на кровать рядом с ней.
- Ацумори-сама, с тех пор, как вы вернулись из Канкешина, вы сам не свой.
"Опять потеря памяти! Вам что, так нравится тыкать меня в этот факт?!" - чуть было не закричал Аяо. Поднявшая из глубины души волна ярости удивила и испугала его самого. Постаравшись взять себя в руки, Аяо размеренно произнес:
- И что же не так со мной?
- Вы больше не любите меня.
"Отлично, просто прекрасно, - уныло подумал Аяо. - Я знаю тебя от силы месяц, о какой любви может быть речь? Хорошо, я попробую. Но не стопроцентного результата не гарантирую."
Он неуклюже приобнял Мейду за плечи и с максимальной убежденностью в голосе выговорил:
- Эээ... Мейда-чан, я люблю тебя. Правда. На самом деле.
- Физически.
- Что?
- Физически. Вы перестали любить меня физически, - выдавила из себя Мейда и залилась густой краской.
Аяо не знал, что тут и сказать.
- Даже если я... я имею в виду, предыдущий "я" и делал с тобой что-либо, то давай оставим это в прошлом. Это неправильно, - максимально жестко сказал он, убирая руку с плеча Мейды.
"Неужели я и в самом деле?... Нет, это бред. Она смеется надо мной."
- Я больше не могу терпеть, Ацумори-сама, - еле слышно пробормотала Мейда. - Внизу все жжется, жжется. Помогите мне.
Она взялась за край своего подола и начала медленно приподнимать его. Аяо увидел сначала ее округлые колени, затем бедра, слишком худые и длинные для подростка, потом - белую полоску трусиков. Она носила девичьи трусики, не по возрасту эротичные. Аяо не знал, куда спрятать глаза.
Он не проявлял инициативы, и Мейда, осмелев, взяла его за руку и сунула ее себе под юбку. Пальцы Аяо уперлись в что-то влажное и теплое, прикрытое тонкой тканью. По его телу пробежала дрожь.
- Нет уж, - сказал он, вырывая свою руку. Кончики пальцев жгло огнем. Мейда посмотрела на него с отчаянной мольбой в глазах, но Аяо был непреклонен.
- Иди...иди к себе. Мне надо побыть одному, - произнес он с трудом.
- Ацумори-сама... пожалуйста...
- Иди!
И она ушла, оставив Аяо одного. Он долго сидел на своей кровати, пытаясь понять, что только что произошло.
4.
Такамура проснулся посреди ночи от возбуждения. Член стоял колом, он буквально пульсировал от прилившей к нему крови. Яички налились тяжестью и теперь болели. Казалось, что сердце билось прямо в паху. Такамура тронул член пальцем и судорожно вздохнул.
Рядом с ним лежала Сакура. Судя по темпу дыхания, она так и не сумела заснуть и теперь лежала, глядя в пустоту. Интересно, что она испытывала в данный момент, подумал Такамура. Страх, ужас, отвращение, стыд? Или же она вообще ни о чем не думала? Какие мысли скользили в ее голове, если ее родители мертвы и сейчас лежат в соседней комнате, сваленные вместе на одной кровати, мертвые и нашпигованные пулями? А их убийца лежит рядом с ней и мирно спит?
"Она могла бы перерезать мне глотку," - подумал Такамура.
Но это ведь всего лишь ребенок. Говорят, у детей, если на их глазах произошло нечто ужасное, включается выборочная амнезия - они помнят только хорошее, а плохое блокируется в их памяти, словно его и не произошло. Саморегулирующий организм, мать его.
К сожалению, сам Такамура помнил все, что с ним случилось.
Обыкновенный японский школьник, он однажды пришел домой, вооруженный ружьем, и по очереди застрелил из него своего отца, свою мать и свою младшую сестру. Потом он долго и с наслаждением насиловал их трупы, отрывая при этом от них по кусочку - нужно же было ему что-то есть. Это было весело, и в тоже время страшно. Неестественное ощущение, когда жуешь кусочек тела своего отца, при этом трахая его в зад.
А виной всему был голоса.
Это они подговорили Такамуру на то злодеяние, это они привели его в этот вечер к дому семейства Асами. Темная сторона его личности, зло, всплывшее из самых глубин его души. Голоса льстили, манили, звали, они требовали и угрожали; Такамура попросту не мог противиться их воле.
В его голове раздавался звон колокольчиков, и голоса начинали свою тихую песнь, предрекая убийства и насилие. Такамура повиновался беспрекословно. Голоса был его богами, а он сам - жрецом.
Ты особенный, говорили они ему, тебе дана сила, и это значит, что любое твое деяние пройдет безнаказанным. Такамура обнаружил у себя странные, пугающие способности к искажению системы окружающего мира. Поначалу он старался не использовать их; затем стал пользоваться ими постоянно.
Тебя никто не посмеет наказывать за твои действия, какими бы жестокими и противозаконными они ни были, говорили ему. И сказанное голосами находило свое подтверждение в жизни: полиция словно закрывала глаза на существование Такамуры. Бойня, устроенная им в собственном доме, так и прошла незамеченной. Трупы кто-то убрал. Дом был продан другой семье. Кто занимался этим за Такамуру - сам он не знал, да ему и не особо хотелось знать.
Плата, которую требовали голоса за свою помощь, была совсем небольшой. Такамура, просыпаясь после долгого и мирно сна, часто находил рядом с собой записки, где было указано имя его следующей жертвы и обстоятельства, при которых она должна была быть убита. Записки были выведены его же собственной рукой; видимо, во время сна его тело полностью переходило под контроль голосов.
Он убивал странных, не знакомых ему людей, порой быстро и суетливо, порой неторопливо и с максимальной жестокостью. Одним он сносил головы, других разрывал на части, третьих топил в туалете. Совершая все эти убийства, Такамура ничего не испытывал. Такое впечатление, будто все удовольствие забирали себе голоса, оставляя его ни с чем.
Даже секс не приносил ему радости, оставаясь простым физиологическим процессом. Желание он испытывал, однако насладиться самим сексом у него не получалось. Все уходило к голосам, в их шепчущую тьму.
Такамура стиснул в руке свой напряженный член.
Ему хотелось прямо сейчас повернуть Сакуру к себе и вставить член ей между ног. Слышать ее крики, жадно тискать ее тело, приносить ей боль. Чтобы она плакала, а он наслаждался ее мучениями.
Где-то на грани сознания звенели колокольчики - значит, это желание было угодно его богам.
- Вы так хотите этого? Чтобы я трахнул ее? - вслух произнес Такамура.
Сакура явно услышала его слова, но так и не пошевелилась. Наверное, шок заблокировал и ее слух.
- Ну нет, - сказал Такамура, поддавшись внезапному импульсу. Ему вдруг стало интересно, что же будет, если не подчиняться воле голосов.
Шепот стал громче, но Такамура не обратил на это внимания. Он словно бы одержал на голосами маленькую победу. Приятное ощущение; что самое главное, оно было настоящим.
- Я ведь имею право выбора? - Такамура поднял руку к смутно белевшему в темноте потолку. - Я не буду делать что-либо плохое с этой девочкой. Такой мой выбор. А причина? Скажем, мне ее жаль. Бедняжка только сегодня потеряла своих родителей. Как я могу?
Голоса уверяли его, что он может. Такамура только рассмеялся:
- Раз вам так хочется этого, заставьте меня.
Он почувствовал сильную боль в паху. Яички едва ли не лопались, член дрожал от напора крови. На него нахлынула похоть, могучая, настолько первобытная и сильная, что Такамура едва мог противостоять ей.
Похоть как инстинкт можно было считать системой, вдруг пришло ему в голову. Если попробовать внести в нее свои коррективы...
Нет, не стоит экспериментировать над самим собой.
Такамура свернулся на кровати в позе эмбриона и поджал колени к груди. Смысл был прост - перекрыть приток крови к члену. Через некоторое время боль в паху прекратилась, а напряженный член обмяк. Такамура сам не заметил, как вцепился зубами во внутреннюю поверхность щеки; он понял это, лишь когда рот наполнился солоноватой кровью. Сглотнув, он широко улыбнулся. Победа была за ним.
- Вот и отлично, - произнес Такамура и сонно вздохнул. - А мне пока нужно поспать. Спокойной ночи.
Он приобнял Сакуру и сомкнул веки.
"Если она и попытается меня убить, то пусть. Сможет - значит, достойна свободы. А если нет... то и присунуть ей не жалко," - думал он, засыпая.
Сакура, разумеется, так ему ничего и не сделала.
5.
Аяо решил прогуляться. Ему надо было срочно обдумать все то, что сказала Мейда. Это же немыслимо! Как он мог... Нет, он попросту не мог. Это невозможно. Разрыв между ним прошлым и ним нынешним все рос и рос, и кто знает, до каких пределов будет расширяться эта пропасть. Может, предыдущий он был настоящим чудовищем? Кто знает.
"Курумару Тацуо может знать, - вдруг пришла ему в голову мысль. - Мейда говорила, что именно с ним я дрался, когда потерял память. Только он и может наиболее беспристрастно и полно описать прошлого меня."
Вот только как найти этого Курумару? И кто он вообще такой? Аяо знал только имя и тот факт, что неведомый Курумару жил в замке Канкешин где-то над Токио. Вот бы побывать в этом проклятом замке... Только для этого нужно было вернуться в столицу, а решение надо принимать уже сейчас.
Солнце почти что утонуло в водах океана, когда Аяо вышел на пляж. Чайки призывно кричали, обращаясь к морским богам. Аяо провел рукой по своей груди, где был выжжен христианский знак, и подумал, что с самого своего рождения у него не было выбора. Он только покорно следовать по пути, проложенном еще предыдущим им.
Хорошо, что черная крестообразная метка постепенно подживала, оставляя за собой лишь расплывчатый шрам. Но она существовала, и вряд ли она когда-нибудь исчезнет полностью. Она свидетельствовала о выборе предыдущего Аяо - он стал христианином и уверовал в христианского бога, распятого на кресте. Нынешний Аяо сомневался, что выбрал бы столь странного и требовательного бога.
"Голодать в пост не буду," - твердо решил он.
Аяо увидел тропу, петлявшую вдоль кромки берега, и двинулся по ней. Ноги вязли в мокром песке. Со стороны моря ветер доносил запахи соли и рыбы. Аяо нравилась такая прогулка. Она успокаивала его, давала его оголенным нервам отдых.
Он увидел, как пухленькая девушка в черном купальнике сбежала с берега прямо в море и с визгом плюхнулась в его прохладные воды. Волосы девушки трепетали, пышная грудь колыхалась от движения. Аяо невольно улыбнулся. Подобная идиллическая картина просто идеально вписывалась в пейзаж Окинавы.
Аяо двинулся дальше и миновал ту часть пляжа, которая была предназначена для туристов. Теперь он шел уже не по мягкому белому песку, а по жестким камням, царапая пальцы об их острые грани. Тут никого не было, разве что одинокие птицы парили над берегом. Здесь он мог спокойно обдумать произошедшее.
"Мейда-чан не шутила. Она и в самом деле хотела, чтобы я... Ксо, какая идиотская ситуация. Имею ли я право принимать ее предложение? А право отказаться? Не уверен, что она перенесет жесткий отказ. Как бы потактичнее намекнуть ей на то, что подобные отношения противоестественны?"
Что самое неприятное, Аяо не особо хотелось отказывать Мейде-чан. Возможно, он и самом деле был педофилом, как и утверждала Мейда. Ему нравились вовсе не плоские девушки низкого роста, вроде Тецуны, ему нравились именно лоли.
Интересно, а Кога-кун или Май-чан знали о лоликонских наклонностях предыдущего Аяо? По крайней мере, Аяме точно должна была знать. Вот почему она так ревновала его к Мейде! Или это тоже была шутка?
Как разобраться, что было правдой, а что нет? Аяо понятия не имел.
- Ацумори-сан!
Голос раздался откуда-то со стороны моря. Аяо повернулся и увидел, как по мелководью, едва погружая ступни в воду, к нему неторопливо приближается черноволосая девушка в белой свободной рубашке и тесных шортах. Она держала за руку маленькую девочку с длинными рыжими волосами. Очередные знакомые из прошлой жизни, подумал Аяо с внезапным раздражением.
Рыжеволосая девочка смотрела на него с испугом и смущением. Аяо обратил внимание на черты ее лица - вздернутый нос, широко расставленные глаза, пухлые губы; на щеках - ямочки. Девочка, несомненно, не была японкой. Иностранка, скорее всего, из Европы.
Поняв, что Аяо рассматривает ее, девочка тут же спряталась за спиной своей спутницы.
- Вы что-то хотели? - вежливо осведомился Аяо.
Черноволосая наклонилась к девочке, и та начала что-то нашептывать ей на ухо. Выслушав девочку до конца, черноволосая обратилась к Аяо:
- Ее высокопреосвященство Люси-сан хотела бы обсудить с вами недавнее происшествие в Токио. Ей интересно, готовы ли вы сотрудничать с нами.
Аяо устало присел на прибежные камни.
- Высокопреосвященство - это кто, она? - и он показал пальцем на рыжую девочку. Та сжалась под его взглядом. - Я готов сотрудничать. Что мне нужно сделать?
Аяо решил пойти им навстречу. Странная парочка вызывала у него симпатию. Особенно рыжая Люси-сан.
Черноволосая поклонилась и осторожно села рядом. Девочка устроилась у нее на коленях и положила голову ей на грудь.
- Меня зовут Эри. Я излагаю волю ее высокопреосвященства простым людям, - сказала черноволосая. - К сожалению, делать это самой Люси-сан затруднительно.
Аяо пожал плечами.
Девочка притянула Эри к себе и начала вновь что-то шептать ей. Эри начала говорить, то и дело делая паузы, чтобы дослушать до конца ту или иную фразу Люси. Голос у самой Эри был ровный и равнодушный, словно ей было все равно, что именно пересказывать.
- Люси-сан возглавляет организацию "Пустующий Трон", которая не признает нынешнего Папу Римского и его предшественников, начиная от Иоанна XXIII, настоящими понтификами и предпринимает все усилия, чтобы на папский престол наконец-то вступил истинный католик, который бы чтил предписания первого из апостолов, святого апостола Петра.
Выговорив эту фразу, Эри перевела дыхание, потом продолжила:
- Разумеется, из-за подобной позиции мы подвергаемся гонениям. Японское правительство, крайне враждебно настроенное по отношению к западному миру и католической церкви, предоставило нам политическое убежище. Не задаром, конечно. Нам пришлось пожертвовать кое-какой информацией, выдать часть секретов христианства, у нас забрали наше главное сокровище, тот самый Пустующий Трон. Вы понимаете.
Эри говорила о себе так, будто сама не являлась японкой. Но это было неудивительно: говорила на самом деле Люси-сан, а Эри лишь озвучивала ее шепот.
- Здесь, на ваших островах, нашли себе пристанище и другие секты. Но все держалось на двух столпах. Первым столпом были мы, а вторым - сторонники новой церкви.
- Именно. Пока Курумару был с нами, японское правительство опасалось как-то всерьез притеснять нас. Мы были силой, с которой нужно было считаться. Но вот когда Курумару был убит в своем собственном замке, премьер-министр Японии Ямамото Фумио переменил свое мнение о нас. Ему вдруг показалось, что удобнее начать переговоры с западной церковью, чем по-прежнему держать нас на государственном обеспечении.
- Значит, Курумару мертв, - Аяо поежился.
- Мертв, и что самое неприятное, Ямамото Фумио решил, что Курумару был убит католиками - а это значит, что могущество католической церкви много больше, чем он представлял себе. Теперь ему выгоднее не воевать с Папой, а наоборот, сотрудничать с ним. И ради того, чтобы переговоры прошли успешно, он готов подарить католикам наши головы.
Аяо потер лоб ладонью. На него вдруг свалили ответственность, и это нужно было обдумать. Победив Курумару (неужели тот и в самом деле убит?), прежний "он" тем самым подставил под удар Люси-сан и ее людей.
"И что с того? Да плевал я на них," - вдруг произнес внутри него холодный и циничный голос. Аяо испугался и тут же заставил его замолчать. В рассуждениях внутренного голоса было нечто нечеловеческое, пугащее.
- А вдруг я работаю на католическую церковь? - спросил он, пытаясь разобраться в ситуации. - Ведь именно католики больше всего выиграли от смерти Курумару.
- Мы могли бы подумать и так, - согласилась Эри, - если бы не знали, что это невозможно. Мы были осведомлены о замыслах Курумару. Он хотел провести реформацию церкви и с этой целью вывел генетическим путем новую Деву Мира. С того момента, когда родилась новая Дева, сам Курумару потерял свое значение. Имеет значение лишь тот, кто находится рядом с Девой - ему просто не избежать своей судьбы, не сойти с назначенного пути. Этот путь в конечном итоге все равно приведет его к столкновению с католиками. Так что мы обращаемся к вам, Ацумори Аяо-сан, как к продолжателю дела Курумару. Вы должны помочь нам. Воссоздайте замок Канкешин, пусть он снова нависает над Токио дамокловым мечом. Используйте Деву Мира по назначению - пусть она родит от вас ребенка, который и изменит существующую систему мира. Покажите японскому правительству и зарвавшемуся Ямамото Фумио, что не стоит вас недооценивать! Разрушьте прогнивший Рим и накажите подлецов, оккупировавших Святой Престол! Пусть знают, чего вы стоите! - голос Эри стал на октаву выше, однако по-прежнему оставался столь же безэмоциональным. Зато Люси-сан раскраснелась и теперь размахивала кулачками. Вид у нее был предельно воинственный.
Вскочив с рук Эри, Люси-сан подошла к Аяо и показала ему свою ладошку. Затем поднесла ее ко рту и прокусила свою кожу до крови. Карминовые капли упали на камни и смешались с соленой морской водой. Аяо наблюдал за ее манипуляциями со все возрастающим недоумением и испугом.
Люси поднесла окровавленную ладонь к его губам.
- Она хочет, чтобы вы попробовали, - пояснила Эри, не двигаясь с места.
- Выпей, - тихий, как дуновение ветра, шепот достиг слуха Аяо. - Выпей и вспомни о святой крови, Ацумо...
Аяо размахнулся и отвесил Люси пощечину. Та вздрогнула, прижимая к ушибленному месту ладонь. На щеке остался кровавый отпечаток. Люси-сан сморщилась и тут же разразилась горьким плачем.
- Ты с ума сошла! - воскликнул Аяо. - Зачем ты себя калечишь?
- Поверьте, в этом есть смысл, - сказала Эри. Она подошла к Люси-сан и взяла ее на руки. - О нет, она опять описалась. Во всем вы виноваты.
- Присматривайте за ней получше! - крикнул ей Аяо, разворачиваясь и шагая обратно в сторону пляжа. - И пусть держится подальше от острых предметов!
Аяо решил, что больше высовываться из гостиницы не будет. Мало ли какие личности жаждут познакомиться с ним поближе. Сотрудничать с "Пустующим Троном" или как их там у него желания не было.
6.
Ночью, когда Аяо лежал в своей постели, а свежий ветер теребил занавески, со стороны Мейды послышались странные поскребывания. Тонкая смежная пластиковая стена, разделявшая оба домика, пропускала все звуки. Аяо поднял голову, затем опустил ее обратно на подушку. Не хватало еще беспокоиться о всях там шуршаниях.
Но тут к шороху добавился еще и стон.
Аяо вздрогнул и прислушался.
- Ацумори-сама...да, вот так, Ацумори-сама...я так люблю вас...Да!.. Ааа...
Сбивчивое бормотание Мейды, снова шорох - и вскрик.
Аяо, поняв, что происходит, спрятал голову под подушку. Ему хотелось провалиться сквозь землю. А еще он ощутил возбуждение, но в данный момент вряд ли бы признался в этом даже себе самому.
Глава вторая.
1.
Завтрак Такамура решил начать с кацудона. Мясная отбивная в чашке со специями и рисом, политая нежным соусом. Блюдо требовало от повара аккуратности и умения. Такамура не обладал ни тем, ни другим, поэтому получилось не очень вкусно.
Напротив него сидела Сакура-чан, которая с отрешенным видом ковырялась в собственной чашке. Вытащить ее к завтраку было трудной задачей. Сакура лежала как бревно и старательно делала вид, что умерла или впала в кому. Зрачки девочки не реагировали на свет, она не шевелилась, а тело ее было холодным. Пришлось ударить ее несколько раз, чтобы привести в тонус. Усадив полумертвую от горя и шока Сакуру на стол, Такамура поднес ей чашку с кацудоном.
- Кушай, детям нужны витамины, - произнес он заботливым тоном.
Сакура смотрела в пустоту и не двигалась. Лишь когда Такамура пригрозил ей пистолетом, девочка медленно поднесла к своему рту кусочек мяса и проглотила, почти что не прожевав.
- Вкусно, да? - спросил Такамура. Девочка склонила голову в знак согласия.
Такамура начал быстро забрасывать себе в глотку мясо и комки риса, стараясь как можно скорее расправиться с едой. День обещал быть насыщенным. Сегодня на подушке рядом с собой Такамура нашел записку, где было выведено новое имя - Хосокава Сабуро, член парламента и один из лидеров Партии Чистой политики. Хосокава сегодня встречался со своими избирателями в районе Минато. Шанс предоставлялся отличный.
- Ну, как тебе еда? Понравилось? - осведомился Такамура, обращаясь к Сакуре. Она едва сумела справиться с четвертью своей порции.
Сакура снова опустила голову.
- Да, вкусным человеком был твой отец, - согласился с ней Такамура и встал из-за стола.
Переменившись в лице, Сакура мгновенно вскочила на ноги. Такамура поразился богатству эмоциональной гаммы, отразившейся на ее лице. Сначала - рвущаяся по швам маска равнодушия, потом - проступающее недоумение, недоверие, а дальше были только ужас и отвращение. Сакура упала на колени рядом с мусорным ведром, и ее обильно вырвало.
Сначала Такамура хотел сказать ей, что на самом деле они ели обычную свинину, найденную им в холодильнике, но потом решил, что для Сакуры это происшествие станет хорошим уроком. Пусть поразмыслит об этом на досуге.
2.
Такамура сидел в машине и жевал банан. Связанная Сакура-чан лежала в багажнике; рот ей он заклеил скотчем, чтобы не выдавала его криками.
Машину Такамура позаимствовал у семейства, которое жило по соседству с Асами. Хозяева никак не хотели расставаться со своей подержаной Хондой, чем и вывели Такамуру из себя. У христиан алчность считается смертным грехом, почему бы японцам у них не поучиться этому? Упорствующих в своем грехе соседей Такамура сбросил в заранее выкопанную им яму. Что самое замечательное, конечной глубины этой ямы он не знал и сам. Может, соседи до сих пор летят вниз и жалеют о том, что не согласились помочь ближнему своему.
На соседнем сиденье лежал купленный в одном из специализированных магазинов костюм Санта-Клауса, а поверх него - бейсбольная бита. Такамура не хотел убивать Хосокаву исподтишка - ему требовался яркий карнавал, веселье, безумие! Чтобы Хосокава понял, что все это ради него, и обрадовался карнавалу последний раз в жизни.
Такамура доел банан до конца и выбросил кожуру себе под ноги. Пора бы уже и начинать: полдень близко. Именно в это время Хосокава и должен открыть свою конференцию в Минато.