Неотрывно он смотрел на Куми. Куми была его одноклассницей. Больше всего ему нравились ее маленькие белые зубки. Она зевала, как котенок.
Куми внимательно слушала учителя. Она сидела, подперев подбородок ладонью, и время от времени делала пометки в тетради. Она была хорошей ученицей; во время контрольных и диктантов она наклоняла голову, словно бы прислушиваясь к собственным знаниям, и сосредоточенно заполняла строчку за строчкой, пока их не набиралось на твердую "А +". Ей легко давалась учеба.
Он не был таким.
Он был...
Внезапно он заметил, что одна из его авторучек лежит неправильно. Не в той позиции. Не на том месте. Он носил с собой три авторучки; и всегда клал их так, чтобы все они лежали перпендикулярно краю парты. Сейчас одна из ручек отклонилась градусов на десять. Он подцепил ее двумя пальцами; и аккуратно переложил так, чтобы вернулась перпендикулярность.
Так... Так...
Вот так.
Все авторучки лежали идеально перпендикулярно краю.
Теперь стало правильно. Он сам не заметил, что невольно задержал дыхание. В таких делах надо быть максималистом. Малейшая неосторожность - и равновесие безнадежно нарушится, испарится гармония. А этого допускать нельзя.
- Там шли боевые действия, поэтому гибли люди. Однако не было какой-то резни или массовых жертв, как утверждают порой, - учитель сел поудобнее, затем продолжил. - Китайское правительство наняло актеров, они несколько часов изображали из себя жертв. Записывайте. За этим предлагаю подумать, почему тема Нанкина так часто всплывает в последнее время...
Куми подняла руку.
- Да, Таниока-кун? - учитель благосклонно взглянул на нее.
- Мне надо выйти, сенсей, - сказала она.
Учитель кивнул.
- Хорошо, только не задерживайся.
Куми ушла, и ему стало скучно.
Он изучал Куми в последнее время. Он знал уже, где она живет, знал все ее привычки и пристрастия во вкусах, знал, что она в детстве переболела корью и желтухой. Это было написано в ее медицинской карте. Была у Куми еще одна тайна... Он бесстрастно взглянул на карадаш.
Идеально заточенный карандаш.
Он положил карандаш между авторучками - так, чтобы расстояние между ними и карандашом было равным.
Его звали Ацумори Аяо. Иногда он рассматривал себя в зеркале и признавал, что да, он плох внешне. Грязные, сальные, неровно остриженные волосы. Уши слишком большие. Подбородок у него вялый. Кадык похож на орех, застрявший неудачно в глотке. Тощий, нескладный, уродливый юноша. И больше всего ему не нравились собственные глаза - большие и широко распахнутые, безмятежно глупые, словно бы кукольные, с дрожащей каплей зрачка.
"Аутизм, - сказала ему как-то сестра. - У тебя легкая олигофрения, это не так уж и заметно. Ты вполне адекватен, А-чан. Ты можешь учиться с другими детьми, ты ничем не хуже их".
"Аутизм, - эхом отозвался Аяо. - Нэ-сан, "аутизм" и "олигофрения" - это не одно и то же. Это разные вещи. Я читал".
"Ну вот, - обрадовалась сестра, словно бы не услышав его. - Ты ведь даже читать умеешь. У кого язык повернется назвать тебя дебилом?"
Действительно, в лицо дебилом его никто не называл. В старших классах мало кого волнует, дебил ты или нет. Однако с ним не дружили. Не общались. Даже когда он пытался завести знакомство, когда он настаивал - одноклассники не принимали его дружбу.
Хорошо, что у него есть Мейда.
Он был сошел с ума, будь он один - однако у него есть Мейда. Милая, слабая и бесконечно добрая. Маленькая Мейда. Маленькая - но уже настоящая женщина, его опора, воплощение его домашнего очага.
Аяо посмотрел на карандаш.
Воткнуть бы его кому-нибудь в глаз.
Он не раз видел в тех кровавых сериалах, что показывали по ATX-TV, разные волнующие сцены: огромные белые чудовища, заживо пожирающие людей, теракт на Токийском стадионе (с множеством жертв), распиленная пополам девочка и голова, от удара лопнувшая как арбуз, лезвия из "Паразита".
"Хорошо было бы иметь такие лезвия в пальцах, - меланхолично подумал Аяо. - Я бы мог вспарывать глотки одним движением большого и указательного".
На ум сразу же пришли сербосеки и сербомолоты времен Ясеноваца. Во время Второй мировой хорватские каратели-усташи убивали пленных сербов особыми ножами - сербосеками. Строение простое: перчатка из вареной кожи с одной-двумя заточенными шпорами. Серб стоит на коленях, голова опущена, из-под век текут слезы. Подходишь к нему, берешь за подбородок - и распарываешь мягкое горло V-образным движением. "Sljedeci!" - кричит помощник, и тебе остается секунд двадцать на то, чтобы стряхнуть кровь с перчатки, пока к тебе волоком подтаскивают нового серба.
А сербомолот - он для того, чтобы проламывать черепные коробки...
Аяо очнулся от грез.
Над ним стоял учитель. Лицо строгое, непреклонное. Недовольное.
- Встать! - громко сказал учитель.
Аяо встал.
- А теперь расскажи, о чем мы недавно беседовали.
- Не знаю, сенсей, - спокойно ответил Аяо. - Ведь я не слушал.
В классе захихикали.
- А почему ты не слушал? - зловеще тихим голосом спросил учитель.
- Я думал о Куми, - сказал Аяо.
- О ком?!
- О Таниоке Куми, нашей однокласснице. Я думаю, зачем она вышла из класса и чем сейчас может заниматься. Вдруг она в туалете. А вы не задумывались над этой проблемой, сенсей? Вдруг она в туалете-то.
Кто-то сдавленно рассмеялся.
Лицо учителя побагровело, затем пошло пурпурными пятнами. Он стал похож на пришельца из фильма "Распад". Сначала он хотел что-то сказать, губы у него дрогнули; а затем, поняв, что с Аяо бесполезно возиться, он лишь брезгливо поморщился и сказал:
- Сядь.
Аяо сел.
"Удачно я соврал, - подумал он. - Скажи я про сербосеки, учитель бы меня не понял, это уж точно, и выгнал бы из класса. А так... Нет, про сербосеки ему точно рассказывать ничего не следовало".
Он победил.
Силой своей смекалки он одержал победу.
Но всё равно - оставалась проблема Куми.
Эту проблему необходимо было исследовать до конца. Еще неделю назад Ацумори Аяо поставил перед собой задачу - понять, что из себя представляет Куми - и решить, что делать с полученными данными. На эту мысль его натолкнула Мейда - раз Аяо не может подружиться со своими однокашниками, то почему бы ему не узнать их получше? Возможно, он найдет кого-то со схожими интересами. И уже станет ясно, с кем получится подружиться, а с кем - точно нет.
Аяо составил список одноклассников на изучение.
Первой в списке стала Михара Касуми, их староста. Она была соседкой Аяо и жила через дорогу. Каждый вечер в течение трех дней Аяо, пыхтя, перелезал через изгородь, устраивался поудобнее возле окна и начинал подглядывать.
К сожалению, наблюдение ничего не дало.
Касуми оказалась крайне скучной и добропорядочной девушкой. Она исправно делала уроки, помогала матери готовить, клала вещи в стиральную машину - отделяя белые вещи от черных - и после, устроившись на диване, смотрела "Вопрос на миллион" в обнимку с миской полезных овощей.
Потом ее бдительный отец заметил Аяо, и наблюдение пришлось прекратить. К счастью, отец то ли не стал рассказывать старосте об увиденном, то ли еще что, но Касуми и словом не обмолвилась, что знает о наблюдении.
Следующим в списке стал Кацуджи Кога, грубоватый одноклассник Аяо. Вместе они учились в начальной и средней школе; правда, там они не дружили, да и вообще разговаривали мало. То же повторилось и в старших классах. Кога не отталкивал Аяо, однако и дружить особо не желал.
"Он должен стать следующим", - пришел к выводу Аяо.
Приняв решение, он подошел к Коге на ближайшей перемене и сказал:
- Кога-кун.
- Чего тебе? - удивился тот.
- Я хочу знать о тебе всё, - без обиняков сказал Аяо.
У Коги округлились глаза.
- Зачем?
- Мне интересно. Я исследую окружающий мир. Ты - как объект исследования.
- Нихрена себе!
- Тебе нравится, Кога-кун? - спросил Аяо.
Кога не стал долго думать.
- Да. Записывай, Аяо-чан. Мои охренительные стихи, посвящаю их тебе. Я буду импровизировать на ходу.
Аяо взял со стола авторучку и раскрыл тетрадь на середине.
- ZURA! - сказал Кога. - Yaru nara ima shika ne~ ZURA! Yaru nara ima shika ne~ ZURA! Joi ga Joy, Joy ga Joi! Hai, sore ga fukusho! - он запнулся. - Ты что, реально эту хрень записываешь?
- Не поспеваю, - сказал Аяо. - Минутку.
- Ты больной, - с восхищением сказал Кога. - Чертов идиот.
На этом наблюдение за Кацуджи Когой закончилось. Аяо понял, что с парнем, который воет автотюном, у него нет ничего общего.
Третьей в списке была Таниока Куми.
"Не будь я импотентом, у меня было бы тесно в штанах от одного только ее вида, - подумал Аяо. - У нее красивые зубы".
Самой сексуальной деталью в человеке он полагал именно зубы.
А вот об импотенции Аяо знал слабо.
Просто слово красиво звучало. По той же причине Аяо называл себя не только импотентом, но и технофашистом, сардаукаром и импуза-мугамби. Особенно ему нравилось, как звучало это зловещее - "импуза-мугамби".
После уроков Куми не стала оставаться в клубе, а сразу пошла домой. Взяла с собой портфель, повязала на шею шарф и вышла в пальто. Аяо, мелко семеня (в подражание шпионам из мультиков), двинулся за ней.
Была мерзкая поздняя осень. На мостовой подсыхала грязь. Тренькал светофор, отбивая время, оставшее до переключения. Электричка, похожая на гусеницу с ее сотней псевдоподий-магнитов, возникла впереди. Она скрыла Куми от глаз Аяо - пришлось ускорить шаг, чтобы нагнать ее.
Куми шла быстро, оглядываясь по сторонам. Наверное, чувствовала, что за ней следят. Говорят, человек взаправду ощущает такое. Магнитные волны, биотика, все такое прочее. Метафорический "глаз на затылке", из исследований доктора Менгеле.
Куми прошла через несколько кварталов, а затем свернула налево, и Аяо почти потерял ее - когда она вновь показалась вдали.
"Она, несомненно, петляет", - подумал Аяо.
Куми жила совсем в другой стороне. Он знал, где находится ее дом. Первым же делом, как только было объявлено о наблюдении, и все вторичные личности Аяо подписали акт о совместной научной слежке, он залез в журнал и нашел адреса по всем своим одноклассникам. Затем совершил небольшое путешествие и своими глазами увидел дома, где жили все они - и Куми, и Кога, и Касуми, и Чиери с Май, и прочие.
Так вот, Куми жила совсем в другой стороне. За тополем, там надо было пойти налево и свернуть около рыбного маркета, затем еще двести метров по дорожке к спальному кварталу. Но Куми сразу пошла не налево, а на норд-ост-ост.
"Возможно, это затянется", - подумал Аяо.
Мейда не любила, когда он поздно возвращался домой. Но делать нечего - надо проследить за Куми до самого конца.
"Таниока Куми, - думал Аяо, стараясь не наступать в лужи. - Она красива и умна. Она почти что идеал. Даже очки ей идут. У нее красивейшие зубы. Она снялась однажды в рекламе моющих средств и сказала там фразу: "Чисто, как будто девственно!" Таких, как она, называют айдолы. Она и петь умеет. Увы, поет она пискляво. Но это ведь не главное".
Он вдруг запнулся.
Куми остановилась около дома с красной крышей. Одинокий дом, ничего такого особенно. Со спутниковой антенной наверху. С зеленой изгородью. Возле дома была припаркована дорогая спортивная машина. Отечественная. Куми покопалась немного в сумке и достала ключи. Она вошла в дом, а Аяо глубоко задумался.
И что теперь делать?
В доме все окна были занашены зелеными занавесками. Ему не подкрасться и не подсмотреть, что же происходит внутри.
Аяо посмотрел на машину.
И кому, интересно, она принадлежит? Вряд ли самой Куми.
"Ладно, - подумал он. - У меня ведь есть отмычки".
Аяо давно уже смотрел в интернете видеокурсы по взлому замков. Он прослушал и закрепил практикой уже семь лекций. Он заправским жестом вынул из кармана связку проволочных отмычек, перемахнул через изгородь и подошел к двери.
Хорошо, что здесь нет собак.
Мерзкие, отвратительные твари, Аяо их ужасно боялся.
Аяо наклонился над замком и начал пихать в отверстие проволоку. Наконец ему удалось нащупать язычок. Аяо попытался поддернуть его - но язычок почему-то не поддался. Наверное, это был совсем не язычок.
И почему жизнь имеет так мало общего с видеолекциями?
Работа выдалась шумная, проволока скрежетала о металл. Аяо сломал одну из отмычек и взялся за вторую. Так, так...
Дверь открылась.
Аяо решил было, что это сработала отмычка - но тут же осознал, что дверь-то открыли изнутри. На пороге стоял обрюзгший мужчина средних лет. Он тяжело и в то же время недоуменно смотрел на Аяо. Аяо молчал.
Пауза затягивалась.
- Ты че, вор? - спросил мужчина почти без злости.
И попытался взять Аяо за плечо.
Аяо замотал головой и, развернувшись, бросился наутек. На бегу он продолжал протестующе мотать головой. Он бежал припрыжку, высоко вскидывая голенастые ноги. Аяо всегда получал по физкультуре плохие отметки.
"Он гонится за мной? Гонится или нет? Интересно", - отстраненно думал он параллельно бегу.
И лишь через несколько кварталов, отдышавшись, Ацумори Аяо вдруг понял, что наткнулся на самую настоящую тайну. Он потерял отмычки, но приобрел гораздо больше. В жизни появилась интрига.
- Таниока Куми занимается сексом со взрослыми мужчинами! - сказал он и сам обрадовался своей безупречной дедукции. - Какое бесстыдство.
2.
Дома никого не было: сестра еще не вернулась с работы. В животе бурчало от голода. Аяо открыл холодильник. Он увидел на верхней полке пакет нежирного молока "Morinaga Milk", глубоко задумался, а затем выпил его.
Упаковку он выбросил в окно.
Ощущая во рту соевый привкус молока, Аяо зашел к себе и занял обычное свое место перед компьютером. На клавиатуре лежала стопка журналов. Аяо убрал в сторону журналы, включил компьютер и устроился поудобнее перед мерцающим в темноте экраном. Он сам не заметил, как в комнату проскользнула Мейда.
Нежные маленькие руки обвили его сзади.
От Мейды пахло жевательной резинкой и сливочным мороженым. Он ни разу не видел, чтобы Мейда ела - однако ее всегда сопровождал этот вкусный запах, словно она была изваяна неведомым скульптором из ванили и клубники. Этот запах напоминал Аяо о нежном пастельном детстве, которого у него никогда не было.
- Вы вернулись, Ацумори-сама, - прошептала Мейда. - Я по вам скучала.
- И я по тебе скучал, - отстраненно произнес Аяо.
Пальцы его барабанили по клавиатуре. Он печатал неуклюже, двумя пальцами, сильно ударяя по клавишам - с координацией у него всегда было слабо. Аяо набирал сейчас угрожающее письмо Папе Римскому. Он не знал, дойдет ли до Папы это письмо, и сможет ли Папа вообще его прочесть; однако промолчать было невозможно. Недавно Аяо прочел о двадцати семи японских мучениках и теперь хотел, чтобы католическая церковь извинилась за этот инцидент. За Джордано Бруно они уже извинились.
- Где же вы были, Ацумори-сама? - Мейда игриво укусила его за ухо, вызвав волну жара. - Я обыскалась вас. Вы же знаете, я сильно без вас тоскую. Да, я так горяча... Я буквально пылаю.
- У тебя температура? - спросил Аяо, глядя в экран.
- Нет!
- Это может быть жар. Тебе надо проверить темпетуру.
- Ацумори-сама! - возмутилась Мейда. - Вы знаете, о чем я говорю! К чему я клоню!
- Да. И ты делаешь это плохо, - сказал Аяо.
Он развернулся и взял Мейду за ее миниатюрные плечи.
Она оказалась перед ним - тощая крашеная девочка-подросток с лихорадочно блестевшими глазами, красным и зеленым. Она глядела на Аяо, как зверек, и почти не дышала в его руках. На шее ее висел железный крестик.
Аяо легонько встряхнул Мейду.
Она ойкнула, а затем рассмеялась.
- Вы меня так убьете, - сказала она.
- Ты слишком слащава, - серьезно произнес Аяо. - Тебе надо измениться. Я долго думал над этим и составлял твою линию поведения. Могу изложить.
Мейда широко раскрыла глаза.
Она была искренне удивлена, даже слегка шокирована.
- Почему это я слащавая? - в ее голосе зазвучала обида.
- Ты слишком сладкая - до неправдоподобия. Ты обращаешься ко мне на вы, зовешь "-сама", обнимаешь меня сзади и кусаешь за ухо. Нормальные люди так не поступают. Такое впечатление, что ты - продукт воображения, - он встал и подошел к окну. В небе горели звезды. - Ты выдумана.
- Ацумори-сама! - ужаснулась Мейда.
- Шучу, - быстро сказал он. - Шучу, конечно. Не знаю, откуда ты взялась, однако ты точно не могла быть выдумана мной. Ты ведешь себя, как... - он сделал неопределенный жест руками. - Как наложница. Или как Айри из "Oni chichi: Re-born", то есть как та же наложница. Однако меня не привлекают
наложницы; также меня не привлекают гетехромия и синие волосы.
Мейда невольно коснулась своих волос, выкрашенных в бледно-синий цвет.
- Вывод? - произнес Аяо.
- Какой еще вывод? - испугалась она.
- А вывод здесь в том, что ты - настоящая.
- Ацумори-сама! - у Мейды аж слезы выступили от облегчения. Но Аяо не дал ей приблизиться к себе: он не любил обнимашек.
Аяо снова сел за компьютер и произнес наставительным голосом:
- Но как характер ты неинтересна. Тебе надо изменить линию поведения.
Мейда преданно смотрела на него.
- Послушай, - вздохнул Аяо. Сейчас он видел ситуацию как никогда ясно. - В наши дни однотонные характеры не в моде. Преобладают противоречивые персонажи, серые и разноцветные. А у тебя единственная черта - любовь; так ведь не бывает! Должен быть конфликт, драма.
Он пошарил в закоулках памяти и выдал:
- Комический элемент.
- Элемент? - переспросила Мейда.
- Это не пятый элемент, если ты об этом. Комический элемент. Вот ты, моя Мейда - абсолютно серьезна. Эротизм вообще серьезен.
- Что? - покраснела Мейда.
- Эротизм, - повторил Аяо. - Ты очень эротична.
Она вспыхнула и потупила взгляд.
- И это очень скучно! - закричал Аяо.
- Но почему? - ужаснулась Мейда. Она была поражена в самое сердечко.
- Да потому, - сказал он, - что чистый эротизм никого не интересует. Ну, потерся он палкой о дырку, и чего? Мускулистый самец трахает похотливых девок. Скукота.
- Я не похотливая девка... - робко возразила Мейда, но он перебил ее:
- Нет, ты именно такая. Зачем ты терлась о меня?
- Чтобы вы обратили на меня внимание.
- Это порочный путь, - наставительно произнес Ацумори. - Вот что я тебе скажу, Мейда-чан. Ты должна быть противоречивой и драматичной. Например, ты можешь ненавидеть меня, но при этом сожительствовать со мной.
Мейда глубоко задумалась.
- Это как?
- Скажем, я глубоко противен тебе. Не спорь. Так вот, я тебе противен, но при этом ты желаешь меня. Гмм. Нет, не так. Ты, Мейда, испытываешь ко мне странные чувства. Ненавидишь, но считаешь меня интересным. Потому что Аяо Ацумори использует зловещие феромоны, чтобы поработить тебя.
- Но я ведь... - запротестовала Мейда.
- Или вот что, - продолжил Аяо. - Ты - биоробот!
Мейда молча пришла в ужас.
- Ты биоробот, и твоя главная задача - родить от меня ребенка-чудовище. И потому ты пытаешься меня соблазнить. Испытывая ко мне искреннее презрение, ты угождаешь мне и трешься о меня своим, несомненно прекрасным, телом.
- У меня прекрасное тело?...
- Да, - сказал, как отрезал, Аяо.
Он сел в кресле и застыл, как римский орел.
- Так вот, - продолжил Аяо, не глядя на Мейду. - Ты должна подумать, как придать своему в данный момент плоскому характеру неоднозначности, драмы, добавить внутреннего конфликта.
- Но как? - пролепетала Мейда, приняв, видимо, его слова всерьез.
- Подумай. Или нет. Я подумаю и позже сообщу тебе.
- Х-хорошо.
- Ты действительно пластична, - одобрительно произнес Аяо. - Вот бы все люди были такими.
- Ура! - Мейда запрыгала по комнате.
Чуть позже Мейда сидела на его коленях, а Аяо рассказывал о своих успехах.
- Я следил за Куми, - сказал он.
- Зачем?
- Я хотел лучше узнать ее. И узнал, что она занимается сексом со взрослыми мужчинами. Какой позор, какое распутство, - неодобрительно произнес Аяо. - Я должен остановить ее и наказать виновных.
- Зачем? - обиженно спросила Мейда. - Вам что, она понравилась?
- Нет, - подумав, ответил Аяо. - Но я против секса взрослых и детей, я в таких отношениях традиционен. Я ненавижу зло. Это концептуально. И потом, я изучаю человеческую природу. Я хочу знать, зачем подростку трахаться со взрослыми мужчинами.
- Это очень просто... - начала Мейда, но в этот момент хлопнула дверь.
- Уходи, - сказал Аяо.
Мейда стремглав бросилась к шкафу и затаилась там.
Аяо же пригладил волосы, отряхнул штаны на коленях, где сидела Мейда, и принял невинный вид. В комнату вошла сестра.
Ее звали Ацумори Аяме. Она работала медсестрой в одной из токийских клиник и зарабатывала достаточно - чтобы прокормить себя и младшего брата. Именно Аяме вырастила и воспитала Аяо. Не родители. Они уехали за границу - когда Аяо было пять лет - и с тех пор не возвращались, не подавали о себе каких-либо вестей.
Аяо сомневался, что они вообще живы.
- Я дома, - сказала сестра, с отвращением оглядывая Аяо. - Ты приготовил-то мне ужин, недоумок? Я тебе говорила: свари чай, завари рамен. Ты ведь этого не сделал, да?
- Нет, - безмятежно сказал Аяо.
- Как всегда. Никакой пользы от тебя, - сказала сестра. Она сняла кепку и вздохнула. - Я сама заварю.
- Хорошо, - сказал Аяо.
- Нет, не хорошо, - возразила Аяме.
Он промолчал.
Сестра выждала немного, думая, что он будет продолжать. Но Аяо молчал, так как сказать ему было нечего. Аяме еще раз вздохнула и пошла к себе. Аяме и понятия не имела, что у него появилась Мейда.
Интересно, что она была сказала по этому поводу?
И увидела ли бы она вообще Мейду? Вдруг Мейда - ненастоящая... Аяо замотал головой. Не, Мейда, она настоящая. Он просто не смог бы выдумать насколько неподходящего себе персонажа. Гетехромные глаза? Нет, она точно настоящая.
- Ацумори-сама? - пискнула из шкафа Мейда.
- Сиди уж, - сказал он. - Я иду ужинать. Тебе ведь питаться необязательно?
- Вообще-то... - начала Мейда.
- Необязательно. Да, я так и знал. Сиди. Позже обсудим, как тебе следует себя вести. Проведем мозговой штурм.
Аяо задумался, вспомнил свои скудные познания в английском и выдал:
- Brain storm. Или brain-ring? А, неважно.
- Brainstorming, - подсказала Мейда, но он уже не слушал ее.
3.
"Я хочу принять католическую веру, - решил поутру Аяо, одеваясь. - Я должен сблизиться с европейцами. Лишь христианский Бог сможет понять меня, мой мятущийся дух. Он добр. Он милосерден, хоть и топил людей в океане".
Двадцать шесть японских мучеников - двадцать шесть жителей Нагасаки, которые всем сердцем приняли христианскую веру, наслушавшись отцов-миссионеров - были казнены по приказу Тоетоми Хидееши. Им отрубили уши, затем распяли на больших деревянных крестах на расстоянии шести метров друг от друга. Двадцать шесть солдат одновременно пронзили их копьями. Их трупы бросили в море, а ветхие робы, в которых их казнили, раздали местным католикам.
"Посмотрим, воскреснут ли они, как воскрес этот... Куристос", - сказал лорд Тоетоми. К тому времени он уже потерпел поражение от корейцев в Войне Семи Лет и нес на себе груз позора.
Мученики не вокресли, и лорд Тоетоми успокоился. Куристос показал себя бессильным богом - значит, с его поддаными можно делать все, что угодно; Куристос не ответит.
"Истинная сила не в том, чтобы карать, - мысленно возразил Аяо покойному сегуну. - Истинная сила - это та власть, которую обрела Церковь Христова во всем мире. Власть над разумом, над помыслами, над загробной жизнью. Вот ты, Тоетоми - просто болван. Обратись ты в христианство, и Церковь Имени Его возвеличила бы тебя. Может, тебя бы даже канонизировали. И мы бы все поклонялись раскрашенной доске с твоим портретом".
Аяо погрустил немного над судьбой японских христиан и твердо решил, что непременно обратится в христианство. Станет двадцать седьмым японским мучеником.
- О чем думаете, Ацумори-сама? - спросила Мейда, сидя на кровати в одних чулках и трусиках.
- О вере. О религии и об истинном смирении, - ответил он.
- Надумали что-нибудь?
- Да.
- Поделитесь? - восхитилась она.
- Ты еще слишком мала для этих возвышенных мыслей, - ответил Аяо. - Вот когда ты отхлещешь себя сотню раз кнутом во Имя Его, тогда и посмотрим, а пока рано тебе.
- Кнутом? - удивилась она. - Зачем мне делать это?
- А зачем Христос позволил распять себя? - патетически воскликнул Аяо.
- Не знаю.
- Вот потому тебе и рано думать о подобном.
- Ну и ладно. Не очень-то и хотелось, - надулась она.
Аяо собрался и пошел в школу. Было слякотно, и он обходил лужи, стараясь не испачкать ботинки.
В классе уже сидело несколько человек. Аяо поставил свой портфель на стол и извлек учебники. К нему подошел Кога. Он был непривычно тих.
- Ацумори-чан? - произнес он.
- Да? - обернулся Аяо.
Он еще не разобрался со своим отношением к Коге и не решил еще, как себя вести. Кога сделал знак: "Потише", - и сел на соседнюю парту. Аяо послушно наклонился к нему.
- Матоко призналась мне в любви, - прошептал Кога. - Представляешь себе?
- Матоко? Кто это?
- Наша одноклассница, - удивился Кога. - Ты в каких облаках витаешь?
- Хм, - сказал Аяо.
Он задумался и наконец вспомнил. Действительно, есть такая. Аяо никогда не обращал на нее внимание. В ней не было ни капли харизмы. Того же Когу Аяо ценил гораздо выше.
- Матоко. Подумать только! - сказал Кога. - Вот такая милая, такая тихая и доверчивая. Написала мне письмо и бросила в ящик для обуви. Ха, я ведь даже не думал, что такие еще остались. Как старомодно! Как думаешь, Аяо-чан, сразу приглашать ее на свидание или подождать?
- Не знаю, - Аяо впал в ступор.
- Ты никогда не встречался с девушками?
- Нет.
- Тогда... - Кога задумался. - Ну тогда завидуй мне! Ахахах! Я пойду с ней на свидание и, может, даже поцелую. Охренеть! Она такая маленькая, и рост у нее... да она же на голову меня ниже! Как думаешь, она девственница?
- Наверное, - сказал Аяо.
В этот момент он думал о Куми. Вот она - точно не девственница.
Аяо порой думал о женщинах и пытался представить себя на их месте. Ведь женщины крайне необычны. Физиологически они отличаются от мужчин - другие органы, иной набор гормонов, иной комплекс инстинктов. Наверно, они и думают по-другому. Женщины - это иной, альтернативный вид людей, который находится в симбиозе с мужчинами.
Как интересно было бы проникнуть в мысли Куми!
"Или же, - подумал Аяо, пораженный внезапной мыслью, - или же женщины психологически вообще не отличаются от нас?"
Мысль была новой и любопытной.
Ее нужно было обдумать на досуге и провести кое-какие эксперименты.
- А поздравить меня? - после паузы спросил Кога.
- Поздравляю, - механически ответил Аяо. - Тебе очень повезло, Кога-кун, и я рад за тебя. Как самец ты гораздо жизнеспособнее меня.