Шамес Александр И. : другие произведения.

Услышать Эмерсона и умереть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Полная версия повести, первая часть которой была опубликована в Библиотеке Мошкова несколько лет назад. Повесть обращена к тем, кто любит закрученный "шпионский" сюжет, современную науку и рок-музыку. Кому не чужды игры в "большой бизнес" в области новых технологий. Кого волнует тема устройства в Израиле репатриантов из бывшего СССР. Кто любит путешествия по разным странам. И, особенно, к тем, кто родился в 60-е и еще помнит, чем настоящий "Вранглер" отличался от польского, и что такое - югославские перепечатки фирменных пластинок. Читайте ! Оценивайте ! Пишите !

Услышать Эмерсона и умереть,

или

Несколько эпизодов из жизни Израильского Хай-Тека

  

Околонаучный триллер без пролога, но с эпилогом

  
  
   Дорогой Читатель! Считаю своим долгом предупредить: все, что Вы прочтете в этой книге - почти сплошная выдумка. На самом деле события происходили совсем не те, совсем не там, да и результат оказался совсем не тот. Все имена, названия фирм, технических образцов (кроме общеизвестных), а также ссылки на научные данные - в лучшем случае взяты с потолка. А в худшем - высосаны из пальца. Поэтому, любые совпадения кого-то с кем-то или чего-то с чем-то - досадная случайность. За которую автор заранее приносит потерпевшим и пострадавшим свои искренние извинения. Читатель, не знакомый с израильскими реалиями девяностых годов, может найти все необходимые переводы и разъяснения в приложении к моей книге "Ган а-Надив" - http://lib.ru/ZHURNAL/shames2.txt
  
   "Welcome back my friends to the show that never ends.
We're so glad you could attend.
Come inside! Come inside!"
  
   Emerson, Lake & Palmer
   Karn Evil 9, 1-st impression, from the "Brain Salad Surgery"
  
  
   "Если ты такой умный, то почему же ты такой бедный?"
   Из сокровищницы еврейской народной мудрости
  
  

Часть первая

  
   - Would you like a drink, sir ? - Симпатичная темнокожая блондинка, кокетливо прикрывающая внушительный бюст шелковым платочком цветов бразильской национальной авиакомпании "Вариг", подкатила щедро уставленный разномастными бутылками и банками сервировочный столик к креслу 3B и вежливо склонилась над дремлющим пассажиром.
  
   - Дринк-дринк? Уот ду? Фак ю! Разбудила, шоколадка чертова! - пробормотал себе под нос обладатель кресла 3B и нехотя разлепил глаза. Был он не то, чтобы молод, но и пожилым выглядел только в сравнении с посетителями рэйвовских дискотек. Каштановая шевелюра явно не была его главной гордостью, ибо состояла из вполне счетного количества коротких тонких волосков. Роста он был более чем среднего, да и худобой не отличался. Все вместе выглядело пусть не очень эстетично, но, с первого взгляда, производило впечатление добродушной солидности. Второй же взгляд начисто опровергал гипотезу о добродушии этого кругленького носителя скромной прически. Из-под широкого мягкого лба на мир смотрели стальные, с прищуром, жесткие глаза. Тонкогубый рот чаще всего кривился в иронической усмешке, и даже забавный нос картошкой никак не мог восстановить первое впечатление. Да, уже со второго взгляда становилось ясно, что пальца в рот обладателю этих глаз лучше не класть! Впрочем, в данный момент никто и не собирался проделывать дурацкую процедуру с пальцем. Более того, пассажиру 3B весьма вовремя предлагалось утолить жажду перед скорым приземлением в аэропорту Сан-Пауло. Сон улетучился мгновенно, лицо пассажира просияло обаятельной улыбкой и, сладко потягиваясь, он начал обстоятельно объяснять стюардессе, чего бы ему хотелось выпить в данный момент.
  
   За одинадцать часов полета над Атлантикой он основательно изучил алкогольную политику "Варига". В отличие от экономных (чтобы не сказать - скупых!) "Люфтганзы" и "Бритиш Эйруэйз", спиртное тут подавали не в наперсточного размера емкостях, а щедро наливали из большой бутылки в большой стакан. В этом, очевидно, проявлялась широта бразильской натуры. Правда, от тех же щедрот душевных, в немаленький стакан приличного "Хенесси" отваливалось четыре внушительных кубика льда, что значительно снижало исходную ценность подаваемого напитка. Поэтому заказ следовало делать тщательно, вовремя останавливая шаловливую ручонку стюардессы, пытающейся от чистого сердца запихнуть тебе в стакан то, чего там быть совсем не должно. В результате, вместо готовой "Блади Мэри" он заказал по отдельности: пустой стакан, стакан "Абсолюта", банку с томатным соком, половинку лимона, блюдечко с двумя кубиками льда и бутылочку с острым мексиканским соусом "Табаско". Стюардесса, с подобающим служащей приличной авиакомпании почтением, тщательно исполнила заказ и покатила питейный столик к другому, менее дотошному клиенту.
  
   - Обригада! - произнес пассажир 3В вдогонку аппетитно покачивающимся ягодицам. "Обригада" было одним из двух португальских слов, которыми он овладел, готовясь к визиту в Бразилию, и означало "Спасибо", обращенное к представителям прекрасной половины человечества. Второе португальское слово было совсем непечатным и к ситуации не подходило. Потому любитель неразбавленного коньяка решил прекратить демонстрацию своего глубокого знания португальского, и сосредоточиться на приготовлении и потреблении водко-закусочного напитка, известного на просторах бывшего СССР под конспиративным именем "Кровавая Машка".
  
   Пассажир кресла 3В бизнесс-класса рейса авиакомпании "Вариг" Франкфурт-ам-Майн - Сан-Пауло носил гордое имя Марк и в настоящий момент проживал свою вторую (он еще не знал, что - не очень долгую) жизнь.
  
  
   Марк Альперин, 36 лет. В прошлой жизни - житель города Кишинев, Молдавская ССР. Кандидат физико-математических наук, старший научный сотрудник Лаборатории Высокотемпературных Сверхпроводников Института Прикладной Физики Академии Наук Молдавской ССР. В новой жизни - гражданин государства Израиль, житель поселения Шима, что в 20 км от города Беэр-Шева. Доктор философии (Ph.D.). Генеральный директор компании "Крайо-Кон Лтд." (Cryo-Con Ltd.), промышленный парк Неватим, Негев. Женат, отец двоих сыновей.
  
   - За каким чертом меня несет в эту Бразилию? Даже ребенок знает, что делать честный бизнес в Латинской Америке - занятие почти безнадежное. А на подарки, подношения и просто неприкрытые взятки у нас элементарно нет денег. Любому нашему партнеру по переговорам совсем не сложно это проверить. И проверяют, гады! Знают, что проглотить нас совсем не трудно, особенно после того, как мы окончательно обанкротимся. А потому - тянут резину до последнего. Сидят как грифы над подыхающим путником, ободряюще клекочут и ждут, когда можно будет сытно пообедать. Нами. Именно такими оказались результаты наших контактов в Европе и Штатах. Я уже не говорю о полном крахе в Гонконге. Какие у меня основания полагать, что там, в Бразилии, все будет по-другому? Впрочем, последний раз Моти приехал оттуда сильно воодушевленным. И даже какие-то деньги приволок. На которые мы, кстати, протянули почти полгода и сделали, наконец, наши цацки вполне технологичными и готовыми к массовому изготовлению. Неужели ему удалось найти партнера мудрого, готового выложить определенную сумму и заниматься маркетингом только с прицелом на будущие прибыли? Или это опять гонконговский вариант? Да ладно, к чему гадать!? Совсем скоро я увижу все сам, как говориться, невооруженным глазом.
  
  
   Марк заглянул в иллюминатор, где последние восемь часов проплывала украшенная белыми барашками синева то ли неба, то ли океана, и включил жидкокристальный дисплей индивидуального телевизора, который, в дополнение к видеофильмам, отображал полную полетную информацию - карты, курс, высота, скорость, температура за бортом. Если верить курсографу, лететь предстояло чуть менее часа. Еще есть время немного подремать - смена часовых поясов давала себя знать, ведь дома, в Израиле, была ночь. Марк прикрыл глаза, откинулся на мягкие подушки широкого кресла и вытянул ноги (спасибо бизнес-классу, хоть тут они место не экономят!). Но сон не шел. Вместо сна волнами накатили воспоминания. Как же это он, ничем особо не выделявшийся полуеврейский мальчик, пионер-отличник и комсомолец-повышенный стипендиат, дошел до жизни такой?
  
   - Несомненно, начало начал, генезис "Крайо-Коновской" эпопеи лежит в той, первой жизни. Первой жизни Федотыча, Леонарда и, конечно же, моей. Каждый из нас прибыл в Израиль уже готовым, состоявшимся специалистом. Каждый - в своей области: я хорошо умел растить сверхпроводящие пленки и был уверен, что могу их сделать еще лучше, если мне дадут немножко денег на слишком дорогие (для ни-от-кого-не-зависимой республики Молдова) реактивы и новую плазменную пушку. Прибалтоподобный гиперделовитый Леонард не только знал все про полупроводниковые микро-холодильники - элементы Пельтье, но и в своем Новосибирском Институте Теплофизики здорово наловчился собирать эти холодильнички любых параметров и размеров из подручных и подножных материалов. По жизни он был позером, патриотом Великого Израиля в границах 40-го года от сотворения мира и бабником. Все это никак не умаляло его производственных достоинств, но за рамками деловых отношений он был мне просто не интересен. А Федотыч ... Что ж, его очаровательной еврейской женушке Кларе в смутные перестроечные годы удалось уволочь из России очень серьезного кадра! В былые времена развитого социализма таким, как Федотыч, правилами внутреннего распорядка запрещалось даже ходить по улицам, где был расположен ОВИР, или, к примеру, иностранные посольства. Федотыч был (и есть!) настоящий радиоэлектронный гений. Получив какую-нибудь схемотехническую задачку произвольной сложности, Федотыч минут пять почесывал затылок, покусывал ортодоксально длинную бороду и затем набрасывал вполне работоспособную схему. Но это было лишь началом акта творения. В процессе сборки схема видоизменялась настолько, что окончательный вариант никак не походил на своего допотопного предка. И работал намного лучше. Очевидно, все эти качества Федотычу были присущи уже с младенчества, ибо, сразу же после известной питерской физматшколы, он без проблем перескочил в студенты радиоэлектронного факультета Военмеха, откуда плавно перетек в исследовательскую лабораторию оч-ч-чень закрытого научно-производственного объединения "Финиш", имевшего самое непосредственное отношение к той продукции мирной советской индустрии, которая шумно взлетала, иногда точно попадала и всегда взрывалась с большим мегатонным эффектом. Собственно, после "Финиша" прямая дорога Федотычу была в "Старт" - абсолютно закрытый город-шарашку в центре России - где, на полном государственном обеспечении, самородные гении почти-что голыми руками ковали ядерно-водородный щит державы. Там, в "Старте", и кормили получше, и жизнь была здоровее и спокойнее. Однако, времена академиков-героев Зельдовича и Харитона давно уже прошли - к кандидатам в обитатели "Старта" традиционно черносотенные совковые власти предъявляли требование дистиллированной расовой чистоты. А Федотыч еще со студенческих времен имел несчастье (как оказалось потом, в годы тотального бегства из Совка - счастье!) любить красотку-медичку Клару Люсенбойм, которую, отбив натиск многочисленных претендентов, и взял в жены. Гражданка Люсенбойм (по определению!) особой благонадежностью не отличалась. Поэтому-то Федотыч Люсенбойм в "Старт" не поехал, а так и остался в "Финише", до самой своей "репатриации" в Израиль, занимаясь полусекретными и несекретными (ширпотребовскими) разработками, работа над которыми прерывалась лишь выходными, отпусками и ежемесячными вызовами в первый отдел на профилактические беседы. Что не мешало ему любить "Битлс", Митьков, умеренно выпивать и быть симпатичным парнем - душой компании.
  
   Вот такими, в начале 90-х, мы оказались на Земле Израиля. Что у нас было? Знания, прожекты? Несомненно. Амбиции и абсолютная уверенность в том, что мы лучше и умнее всех ближневосточных аборигенов? Что ж, не без этого. Хотя сейчас и стыдно в этом признаваться. А вот чего нам тогда сильно не хватало, так это - знания языков, умения хоть сколь-нибудь адекватно оценивать окружающую действительность и свое, весьма скромное, место в ней. Не было также навыков ведения более-менее цивилизованного бизнеса. И конечно - не было денег. Даже не тех денег, на которые можно было бы обосновать маленький, но свой "Майкрософт". Но просто - денег на жизнь. Государственная помощь новым репатриантам закономерно прекратилась спустя полгода по прибытии, ни одна из многочисленных научных и околонаучных организаций не спешила отвечать на мои, написанные на корявом английском, письма с "жутко выгодными" для Израиля проектами. Да и местный Хай-Тек (фирмы, занимающиеся высокими технологиями) тоже не спешил прибирать к рукам столь ценных специалистов, коими мы сами себе казались. Увы, реальность оказалась весьма прозаичнее радужных представлений о собственной полезности.
  
   Так я оказался заурядным Шапировским стипендиатом (это что-то вроде аспиранта-исследователя с зарплатой, слегка превышающей пособие по безработице) на Кафедре Материаловедения Негевского Университета имени Бен-Гуриона. Леонард нашел себе место сменного технолога на полупроводниковом заводе фирмы "Делл" в Димоне. Ну а Федотыч, накрепко привязанный к жене, проходящей курсы подготовки к сдаче врачебного экзамена в Тель-Авиве, устроился радиомастером в телевизионной мастерской в Ришон-ле-Ционе. В общем, каждый из нас был, как говориться, при деле. И ни один не был доволен ни тем, что он имеет, ни своим теперешним местом на новой Родине - в начале второй жизни. Претензии на особое предназначение еще не стерлись мутной лавиной бытовых проблем. Но ленивый стиль спокойной и в меру сытой левантийской жизни уже начал засасывать в свой тягучий поток. А потому - вяло хотелось большего. Не хватало лишь импульса, стартового толчка для вырывания себя из текучки повседневных дел.
  
  
   Открытие
  
   Впервые я начал задумываться о реальной возможности отрулить в сторону от привычной исследовательской рутины года через полтора после начала работы в Университете. Тогда я впервые попробовал изготовить монокристаллические пленки высокотемпературной таллий-бариевой керамики, добавляя при этом небольшие количества солей ртути и свинца. Ничего принципиально нового - подобные пленки уже были описаны в литературе. Как и то, что ртуть повышает температуру перехода в сверхпроводящее состояние на пару градусов. Каково же было мое удивление, когда измерения показали, что температура перехода у получившихся пленок градусов на 20 выше, чем у любых других образцов, известных современной науке. И это уникальное свойство мои пленочки сохраняли в течение долгого времени. Я взвился - ну что вы, это же открытие! Не Нобелевская премия (её, за керамики подобного типа, в 1987 году отхватили сотрудники Европейского исследовательского центра "АйБиЭм" швейцарцы Мюллер и Беднорц), но все же весьма серьезный прорыв в науке и технологии. Сопровождающийся, как водится, признанием и должностным продвижением. Именно серьезность возможных последствий плюс элементарная научная добросовестность и побудили меня не рапортовать об успехах на каждом углу, но, прежде всего, попробовать понять - почему это происходит. Из того же набора веществ я синтезировал поликристаллические керамики.- Увы, но эти керамики демонстрировали свойства, вполне соответствующие известным литературным данным. Я повторил опыт с напылением пленок - и снова получил аномально высокую температуру перехода. Результаты интриговали. Бросился проверять химическую чистоту исходных материалов - все было в пределах установленных стандартов! Тогда решил проверить саму установку для напыления. И - нашел ! На вольфрамовой лодочке спаттера, откуда пылился свинец, я обнаружил следы солей теллура. Кто-то из моих предшественников, скорее всего - перманентно беременных девиц-докторантов, занимался теллуридами и просто-напросто забыл, в силу свойственной многим студентам безалаберности, тщательно промыть спаттер. А что, теллур - реактив не очень токсичный - можно бросить и так. Мне, наученному еще в студенчестве азам твердотельного синтеза, и в голову не пришло бы хоть что-то оставить не промытым. Но, либо местных студентов учат чему-то другому, либо мой неизвестный предтеча был просто неряшливым болваном - произошло то, что произошло! Спасибо тебе, мой безымянный соавтор. Дальше я, как-нибудь, и сам разберусь!
  
   Жить стало лучше, жить стало веселее. Я днями и ночами пропадал в лаборатории, уже намерено добавляя в свинец теллур в самых разных концентрациях, оставляя неизменными остальные параметры технологии напыления. Выходило по-разному. Были образцы, в которых температура перехода пленки в сверхпроводящее состояние (она же - критическая температура) резко падала ниже 100 градусов по Кельвину. Были образцы, в которых удалось добиться температуры на 100 градусов выше, чем самая высокая критическая температура, известная сегодня мировому научному сообществу. Вот эти-то пленочки и стали основным объектом моего пристального внимания. Еще пару месяцев ушло на точное определение той концентрации теллура, при которой наблюдается наивысшая критическая температура. Следующим шагом был синтез поликристаллической керамики с теллуром. Керамика получилась самая обычная, с относительно низкой температурой перехода. Тогда я снова обратился к пленкам, исследуя зависимость физических свойств от толщины пленки. И обнаружил, что уникальные свойства наблюдаются только на толщинах от 2000 до 3500 ангстрем. Во всех остальных случаях, вне зависимости от концентрации теллура, пленки получались самые обычные. Технологическая часть работы была завершена. Результаты можно было публиковать и получить причитающиеся мне лавры первооткрывателя очень высокотемпературной сверхпроводящей керамики. Уже потом на мои пленочки навалятся тысячи экспериментаторов, которые промеряют на этих образцах все, что только можно промерять. А затем на смену им придут сотни теоретиков, объясняющих, почему это происходит именно так, а не никак иначе, и утверждающих, что именно такой феномен они, теоретики, предсказывали еще двадцать лет назад. А мне лично достанется слава первооткрывателя, а также почет и уважение весьма узкого круга специалистов.
  
   Слава, почет, уважение? Да я что, отупел от радости !? Уже завтра мое имя затеряется в толпе соавторов : заведующий лабораторией, пара местных профессоров-теоретиков, руководитель Департамента и даже техник, ремонтирующий наши вакуумные насосы. Так здесь принято и, в случае рядовой работы, ничего плохого в этом нет - современная наука не делается одиночками. Но эти пленки - мое Открытие. Мое, персональное. Мой труд, мое упорство, мои аналитические способности. И я хочу превратить это открытие в свой шанс подняться над стандартным олимским существованием. Сделать шаг вперед - и вверх! Ну что мне смогут предложить здесь, в Университете? Продлят мою нищенскую стипендию еще на два года? Так и без того продлят - работаю я
   неплохо, в соответствии с планом лаборатории. Есть публикации, готовим патент. Примут на постоянную должность в штат Департамента? Как же, разогнался! Для этого нужно чье-то большое желание. А кому именно я тут так сильно нужен? По всем Университетам Израиля бродят сотни хороших физиков (и посильнее меня будут!), готовых продать себя совсем задешево. Так кто же будет двигать конкретно меня? Подозреваю - никто... Решено - открытие я никому не отдам!
  
   И не отдал. Уничтожил лабораторный журнал, стер с диска старенького Макинтоша все записи, графики и технологические карты. Сделал вид, что ничего и не было. Никто не заметил, что произошло нечто экстраординарное. Потекла прежняя рутинная работа. Сопровождаемая непрерывной, лихорадочной мыслительной деятельностью. Что, что, что с этими пленками можно сделать? Как обратить блестящий научный результат в нечто коммерческое, быстро реализуемое и имеющее рыночную пользу и стоимость? Шарики в голове вращались порой столь интенсивно, что, казалось, их скрип был слышен вовне. А может, это я, в сосредоточении сам того не замечая, тихо скрипел зубами?
  
   Для микроэлектроники - процессоров, элементов памяти, транзисторов там всяких - подобные сверхпроводящие пленки были слишком "толстыми". С другой стороны - при толщинах пленки до 3000 ангстрем - большие токи им тоже противопоказаны. Значит - отпадают применения в мощных энергетических цепях и сверхпроводящих магнитах. Что же остается? Остается - применение в электронных устройствах средней мощности и невысокой степени интеграции: сверхбыстрые, сверхнадежные реле в исполнительных устройствах роботов, автомобилей, самолетов и баллистических ракет. Вот это уже пахнет деньгам! И большими деньгами, если с умом такое реле сконструировать, а затем - успешно продать. На том я и решил остановиться. С этого момента ход мыслей принял иное, практическое направление. Как сделать? Ноу-хау, как это принято называть на Западе.
  
   Прежде всего, как не крути, пленки нужно охлаждать. Правда, не до температуры криогенных жидкостей - гелия или азота. Переключатели, работающие при гелиевых температурах, даром никому не нужны. Ведь именно из-за необходимости постоянно держать сверхпроводник в очень холодной жидкости, традиционные сверхпроводники не получили широкого распространения в современной технике. Нет, мои пленки не нужно погружать даже в жидкий азот. Для них нормальная рабочая температура - 220 градусов по Кельвину, что только для далекого от науки обывателя - жуткий холод - 53 градуса ниже нуля. Но это для обывателя - холод. А в технике при этих температурах живет, к примеру, жидкий фреон-12. Уже лучше - все-таки не азот. Однако, громоздить для каждого переключатель фреоновый холодильник - значит сильно повысить стоимость устройства и, соответственно, сузить круг его применения. Да и надежность понизится - в боеголовку, к примеру, такую штуку уже не запихнешь. Нужна какая-то свежая идея!
  
  
   Изобретение
  
   Свежая идея пришла в образе рыжеволосой бестии Леонарда. Его фирма заказала в нашей лаборатории работы по контролю проводимости готовых полупроводниковых пластин. Шеф поручил эту почетную обязанность мне. Измерять пластины пришел высокомерного вида мужик из олим, который, прежде чем поздороваться, принялся поучать меня как правильно нужно подключать вольтметр и пользоваться паяльником. На мое любезное предложение оставить образцы и незамедлительно пройти в задницу он, как индюк, раздул зоб, но в задницу не пошел, а гордо присел в уголке, тихо комментируя мои действия себе под нос. Спустя полчаса, убедившись в том, что я делаю все в полном соответствии с его представлениями о правильной работе, он соизволил представиться - доктор Леонард Каушанский из Новосибирска! - и принялся рассказывать мне, какие ничтожества правят фирмой, где он работает, и как целесообразно можно было бы построить работу компании, если воспользоваться его, Леонарда, богатым опытом, почерпнутым в лучших учебных и научных заведениях Советского Союза. Несоответствие комплекса собственной сверхполноценности и занимаемого, весьма скромного, места под знойным израильским солнцем распирало моего нового знакомого настолько, что он спешил поделиться этой болью с первым же встречным. В тот день (на счастье или на беду?) этим встречным оказался я. Не особенно прислушиваясь, я продолжал делать измерения. За серией бизнес-советов неизвестным мне людям последовали сетования на противных левых, которые прилюдно гнусно целуются с Ясером Арафатом, а также раздают направо и налево священные земли Израилевы. Тут уж я совсем отключился от его разглагольствований и, под негромкое бухтение, продолжил свои грустные размышления на тему "Как съесть рыбку сидя на известном предмете", а именно - как дешево охлаждать эти проклятые пленки. Именно в этот момент, каким-то краем уха и сознания я уловил, что Леонард уже оставил политику и перешел на описание своих научно-технических успехов на доисторической родине. Оказывается, этот субъект долгие годы посвятил разработке твердотельных полупроводниковых холодильников. И при этом утверждал, что среди закрытых разработок их Новосибирского Института были приборы, охлаждающие почти до криогенных температур. Это было попаданием в десятку! Как раз о чем-то подобном я и грезил, размышляя о практическом применении открытия. Конечно, про элементы Пельтье я когда-то, еще будучи студентом отдаленного в пространстве и времени Кишиневского Университета, читал, учил и даже экзамен сдавал. Но и думать не думал, что речь может идти о таком глубоком охлаждении. Затаив дыхание, я вежливо осведомился у Леонарда, может ли он, в принципе, сляпать такой элемент, который способен стабильно поддерживать температуру жидкого азота - 77 градусов по Кельвину - на площади в несколько квадратных сантиметров. Нельзя не признать, что Леонард, при всех отрицательных сторонах его характера и образа мышления, обладает фантастическим чутьем на новые технологические идеи. Он сразу (по моему севшему голосу, что-ли?) прочувствовал непраздность заданного вопроса и заговорил четко, по-деловому. Нет, до температуры жидкого азота им опускаться не удавалось никогда. А вот градусов до 200 - удавалось, с легкостью необычайной! И он готов прямо завтра начать производство таких элементов, используя местный негевский песок, пару телефонных проводков и карманную батарейку типа "Крона". Если ему, конечно, воздадут за его труды подобающими деньгами. Так - и случайно и закономерно, как это происходит иногда с единственным и любимым ребенком - был зачат "Крайо-Кон".
  
   Я рассказал Леонарду все. Вернее - почти все из того, что Леонард, в силу специфики своего научного опыта, был способен понять. Моими и только моими навсегда останутся лишь те незначительные детали, без которых знание всего остального не стоит выеденного яйца. Понятно, когда речь пойдет о производстве - все детали станут достоянием десятков людей. Но это - когда-нибудь, в будущем. Когда я уже не буду бояться, что меня обдерут как липку. Когда я стану кум королю. Точно так же Леонард никогда не расскажет мне всего о своих холодильниках. И - правильно. Именно детали и составляют то, о чем никогда не пишут в патентах и лицензиях, но за чем всегда охотятся промышленные шпионы и прочие представители дружественных и недружественных разведок. Имя этим деталям - Ноу-Хау. Что в переводе с английского - "Знаю Как". Знаю - но не скажу! Пока не получу своего: денег, славы, должности, утюга на живот, паяльника в задницу или пули в затылок. Это уж как повезет. Но - не буду о грустном! Пока - не время.
  
   Мы забыли про измерения, ради которых Леонард появился в Университете. И проговорили, не замечая того, несколько часов. Интересно и плодотворно. Это было тем, что в психологии называют "Брэйн Сторм" - мозговая атака. В результате мы отчетливо осознали, как, в основном, должно выглядеть устройство. Какие ресурсы нужны, чтобы его произвести. И где подобные приборы можно применять. Перед нами открылись широкие горизонты мира высоких технологий, мира сверхсовременных фирм с филиалами по всему свету, мира больших и очень больших денег. От перспектив перехватывало дыхание. И - сразу же отпускало. Ибо ни Леонард, ни я уже не были такими наивными простачками (какая самонадеянность!), чтобы не понимать - идея-то хороша, да вот только мы - никто. Но не те, богомиил-райновские, Господа Никто, которые могут все и даже немного больше. Просто - никто. И - не нужны никому. Изобретения легко меняют своих авторов. А мы, подлинные авторы, скорее всего так и останемся за бортом роскошного лайнера, бодро плывущего в мир больших возможностей - но уже без нас. Поэтому для реализации идеи ни Университет, где сидел я, ни фирма, где трудился Леонард, никак не подходили. Идеальным решением было бы пригласить в долю какого-нибудь богатея, на деньги которого и открыть маленькую фирмочку. И тогда именно эта фирмочка займется разработкой и продажей изобретения. На том и порешили. И разошлись, озабоченные совсем не оригинальным вопросом - где взять деньги?
  
  
   Теплица
  
   Время шло, а вышеозначенного богатея найти не удавалось. Как и в незабвенные времена поисков места работы, я написал и разослал сотни писем в банки, инвестиционные фонды и лично людям - известным спонсорам высокотехнологических проектов. Тем временем Леонард через своих знакомых "бейтаровцев" и "ликудников" пытался выйти на чиновников в министерствах промышленности и науки, который могли бы вывести на нужных людей в мире большого электронного бизнеса. Результат - ноль! На сотни писем я получил десятки ответов - вежливых и никого ни к чему не обязывающих. Леонарду же популярно растолковали, что богатые люди больше заинтересованы в биржевых спекуляциях, чем в финансировании разработок научных идей. Как можно проверить ученого? А если мы врем? Тогда личные денежки ухнут в никуда. А этого богатые люди допустить никак не могут. Вот если бы у нас на руках был работающий прибор, или даже его лабораторная модель - альфа-сайт, тогда фонды и крупные фирмы стали бы разговаривать с нами совсем по-другому... Это-то я понимал, что - по-другому! Именно в этом случае у авторов разработки можно быстро и безболезненно разом все отобрать! Нет уж, господа хорошие, не дождетесь! Ко времени создания лабораторной модели у нас за спиной должны быть своя фирма и патент, на эту фирму записанный. Вот тогда и поговорим. (Всевышний! Я в те времена еще верил в правила честной игры, в силу зарегестрированных патентов и подписанных договоров! Какая наивность, право!) Спустя пару месяцев мы поняли - идею изобретения продать невозможно. Идея - вообще не товар. Идей на рынке много, большинство из них - совершенно безумные. Пойди, проверь! Вот никто и не проверяет. И не доверяет. В общем-то, такое утилитарное отношение я могу и понять, и принять: сам неоднократно встречал полубезумных изобретателей, заваливающих академические институты и патентные бюро проектами вечных двигателей, антигравитаторов и даже (не поверите!) - специального порошка, который поможет быстро и эффективно избавить Россию от евреев или Израиль - от не-евреев. Кстати, автора последнего изобретения я лично встречал дважды. Первый раз - еще в Кишиневе, при большевиках. Моему другу Виорелу, Ученому Секретарю Отделения Естественных Наук нашей Академии, этот проект прислали на экспертизу из местного КГБ - где, очевидно, саму постановку вопроса сочли актуальной. Тогда автора этой безумной идеи звали Игорем Григорьевичем и трудился он в Пищевом Институте инженером-технологом. Идея была признана ненаучной и, после академической экспертизы, в КГБ -(с сожалением!) отказались от ее разработки. Второй же раз я встретился с тем же проектом уже здесь, в Израиле, на семинаре южного отделения Союза олим-изобретателей, куда меня пригласили за 40 шекелей прочесть лекцию о сверхпроводимости. Игоря Григорьевича теперь звали Игалем Бен-Цви. Носил он пушистые пейсы, вязаную кипу, жил в Кирият-Арба и нигде не работал. На мой вежливый вопрос, был ли механизм реверсивности свойств замечательного порошка заложен в формулу еще тогда, когда проект подавался в компетентные органы, он ни на минуту не стушевался, а принялся топать ногами, махать руками, брызгать слюной и разоблачать меня как свинского гоя и агента российских и румынских спецслужб. В общем, как верно подметил Жванецкий, - ушел от ответа!
  
   Возвращаясь к теме финансирования нашего изобретения, результатом всех безуспешных попыток явилось отчетливое понимание: письмами и неконкретными разговорами мы ничего не добьемся. Оставалось - либо похоронить мечту о самостоятельной фирме, так и не вкусив плодов своей изобретательности; либо самим как-то заработать стартовый капитал. И если идти первой дорогой не хотелось, то путь второй был вообще в полном тумане. Пребывая в таком вот неопределенно-пессимистическом расположении духа, я делился своими проблемами (не вдаваясь, естественно, в технические детали) с каждым встречным и поперечным. И, абсолютно закономерно, не мог пройти мимо дяди Жоры. Честно говоря, если бы я не был таким самонадеянным типом, то я начал бы не с рассылки дурацких писем, а с обстоятельного обсуждения вопроса с понимающим человеком. Это могло серьезно сэкономить силы и время. Однако, что сделано - то сделано. И этот решающий, как оказалось, разговор произошел месяца на два позже, чем мог бы произойти.
  
   Дядя Жора был моим соседом и коллегой. Обе категории - в прошедшем времени. Быть моим соседом по печально знаменитому в Беэр-Шеве району Далет, через который, из экономии, прошли многие работающие в Университете ученые-новые репатрианты, дядя Жора перестал год назад, после приобретения им уютного двухэтажного коттеджа в городишке Нетивот. А коллегой - года два назад, после того, как перешел работать руководителем проекта в научно-технологическую Теплицу, расположенную в технопарке Неватим, на севере пустыни Негев, километрах в 30 от Беэр-Шевы. До того дядя Жора работал в нашем Университете на Физфаке, слыл очень сильным теоретиком-астрофизиком, великолепно владел ивритом, читал лекции студентам и, по слухам, несмотря на свои за 50, имел хорошие шансы занять штатную должность старшего преподавателя. При этом человеком он был (и остается по сей день, дай Б-г ему здоровья!) суперсимпатичным и сверконтактным, всегда окруженным большим количеством студентов, сотоварищей и просто прилипал, беззастенчиво эксплуатирующих его блестящие математические способности и потрясающее чувство юмора. Я тоже иногда подваливал к нему с каким-нибудь арифметическим вопросом и неизменно получал не только верный ответ, но и море удовольствия от общения с симпатичным собеседником. Надеюсь, удовольствие было взаимным. Потому-то я испытал искреннее сожаление, когда в один прекрасный день дядя Жора решил забросить свои звезды, галактики и сферы Шварцшильда к такой-то матери, распрощался со сладкой перспективой войти в штат нашего провинциального Университета и ушел в Хамаму - что есть ивритский аналог слова "теплица". (Кстати, в англоязычных рекламных проспектах эти заведения именуются уже не Теплица - "Гринхауз", а "Сайентифик Инкубэйтор" - "Научный Инкубатор". Где, по мнению авторов этого начинания, из маленьких перепелиных яичек новых идей, отложенных фундаментальной наукой, будут произрастать гордые, патриотической бело-голубой расцветки буревестники высоких технологий.) Хорошо помня неудачные попытки разместить в разнообразных Инкубаторах свои сырые проекты, к Теплицам я тогда относился скептически.
  
   Даже не обладая большим опытом в западном бизнесе, можно было заранее предсказать, что той суммы денег, которую выделяет на каждый отдельный проект государство, может хватить в лучшем случае на технологическую проработку изобретения. Для коммерческой реализации проекта, как правило, не хватало ни средств, ни времени - ибо финансирование изначально ограничивалось тремя годами. В общем, по прошествии времени, стало ясно, что Теплицы оказались эффективными лишь в обеспечении высококвалифицированных олим рабочими местами. На какое-то время. И за это им, Теплицам, от нас, олим - низкий поклон! Лишь немногие рабочие группы из десятков Теплиц, расположенных по всей стране, за три года твердо стали на ноги и превратились (как это в идеале и предполагалось!) в небольшие самостоятельные фирмы, успешно торгующие делом мозгов и рук своих. Остальным повезло меньше: какие-то группы были задешево перекуплены крупными фирмами вместе с разработками, руками и мозгами; а большинство - просто прекратили свою деятельность. Сотни людей снова принялись искать себе занятие. Но - уже обогащенные опытом работы в израильском Хай-Теке. Что, впрочем, тоже немало.
  
   Узнав о решении дяди Жоры оставить Университет, я напросился к нему на серьезный разговор. Со своей кочки тихого, но надежного сидения в университетском болоте, я сделал акцент на негативные стороны последствий работы в Теплице. Как же можно рисковать возможностью получить ставку преподавателя? Дядя Жора мне резонно возражал, что полную гарантию дает только страховой полис, что ему надоели факультетские дрязги и низкая олимская зарплата и что до постоянной должности ему - как до галактики М31 в созвездии Лебедя. А годы идут, детишки растут. Хочется когда-нибудь стать богатым. Или хотя бы предпринять попытку стать. В Теплицу он идет на хорошую зарплату, да и само изобретение представляется дяде Жоре вполне реализуемым. Даже в пределах выделяемой суммы. К моему изумлению, к астрофизике его проект никакого отношения не имел, а был связан то ли с подделкой банковских билетов, то ли с защитой означенных билетов от подделки. Вот уж не предполагал, что дяде Жоре и такие идеи приходят в голову! Энциклопедист, каких сейчас мало! С собой в проект дядя Жора уводил из Университета пару-тройку хороших физиков - соавторов изобретения. Предложил подумать и мне о перспективах "болотного" сидения. Я обещал подумать. На том и разошлись. С тех пор прошло два года. Иногда мы перезванивались, иногда дядя Жора появлялся в Университете - по каким-то своим "фирменным" делам. Я знал, что дела эти идут неплохо: удалось создать работающую систему, вследствие чего на их фирмочку уже точат зубы всякие капиталистические гиганты - то ли бельгийцы, то ли уругвайцы. А на прошлой неделе я встретил одного из дяди-Жориных физиков - парнишку лет сорока - который мне гордо сообщил, что, начиная с послезавтра, они - не просто проект в Теплице (хотя территориально остаются сидеть на том же месте), а израильский филиал исследовательского отдела транснациональной корпорации "Септа Электроник Сюрвилланс С.А.". Со всеми втекающими и вытекающими из этого факта последствиями. Я искренне порадовался вместе с ним и решил в тот же вечер поговорить с дядей Жорой. Позитивный опыт - это именно то, чего мне тогда так не хватало!
  
   Дядя Жора излучал флюиды успеха. Они просачивались через телефонный кабель и индуцировали в моей голове напряжение оптимизма и желание немедленного действия. В течение получаса я впитывал в себя повествование о том, как, при известном упорстве и умении, из заурядного проекта в окраинной Теплице выросла преуспевающая хай-тековская фирма. Насытившись успехом симпатичного мне человека, я, с его милостивого дозволения, поделился с дядей Жорой своими проблемами. И тут же получил в ответ недвусмысленный совет в форме длинной и очень красиво закрученной матерной фразы. Подивившись дяди-Жориному искусству столь ясно выражать нетривиальные мысли, я вежливо попросил его растолковать, что же все-таки он конкретно имеет в виду. А конкретно оказалось, что я - полный болван. Что много времени упущено. Что подобного рода изобретения - как раз проект для Теплицы. Где мы и получим необходимые для создания действующего прибора деньги. А дальше - зависит только от нас самих и от того, как пика ляжет. И что он лично, займется устройством нашего проекта в их Теплице в технологическом парке Неватим, руководство которой после всего испытывает к нему, дяде Жоре, благоговейное уважение.
  
   Это был свет в конце тоннеля. Я ему поверил. А что мне оставалось делать? Даже сейчас, оценивая и переоценивая весь путь от того телефонного разговора с дядей Жорой до моего сидения в этом летящем над Атлантикой самолете, я признаю - подача проекта в Теплицу была правильным шагом. Без этого мы так бы и остались бесплодными прожектерам. До тех пор, пока кто-то другой, не менее талантливый, но более удачливый, не реализовал бы наши идеи. Переговорив с Леонардом, мы приняли твердое решение - ДА! По боку Университет, по боку его полупроводниковых боссов! Мы теперь будем сами - боссы! Да здравствует !..
  
  
   "Крайо-Кон"
  
   ...И закрутился бумажный вихрь. Описания изобретения, экспертизы, рекомендательные письма, проверка патентоспособности, исследование рынка, составление бизнес-планов до 2005 года - всего и не упомнишь! Спасибо, помогла дяди-Жорина приятельница - тетя Ася, которая работала в нашей (уже - нашей!) Теплице секретарем-референтом, бегло говорила на всех языках и знала местных бюрократов так, как они сами себя на знают. Без помощи тети Аси и моральной поддержки ставшего сверх-авторитетным в израильских хай-тековских кругах дяди Жоры, оформление бумаг по основанию нашей фирмы при технологической теплице Неватим могло бы занять долгие годы. Не менее важной оказалась и личная дяди-Жорина гарантия внести 50 тысяч долларов - сумму, с некоторых пор необходимую в качестве дополнительной поддержки каждого проекта некоей третьей, негосударственной стороной. Спустя три месяца мы с Леонардом сидели в уютном вагончике-караване, выделенном нам за гроши Теплицей для размещения штаб-квартиры. Сидели и курили. В рабочее время. Только я курил в должности генерального директора компании, а Леонард - в должности ее, компании, главного инженера. Назвать нашу фирму мы решили незамысловато - "Крайо-Кон". Что являлось сокращением английских слов "Крайодженик Контактс" - "Криогенные Контакты". В этих двух словах, в общем-то, и была вся суть нашего изобретения. Мы курили и увлеченно рассматривали глянцевые цветастые каталоги различных фирм, производящих научное оборудование, электронные компоненты и химические реактивы. Это было приятное занятие! В отличие от прежних, нищенских Совковых и даже тутошних, скудных Университетских лет, разглядывание каталогов уже не было мозговым онанизмом - ведь мы теперь могли себе позволить это оборудование купить! Покупали самое лучшее. Но вовсе не самое дорогое - именно по стилю закупки оборудования всегда можно отличить настоящего специалиста от помпезного дилетанта.
  
   Наверное, время основания "Крайо-Кона" было моим (и Леонарда) звездным периодом. Работа на себя, на реализацию своих идей, доставляла нам такой кайф, что мы порой забывали вовремя сходить в туалет. Не говоря уже о пропущенных обедах и на бегу проглоченных завтраках. Занятый любимым делом, Леонард превращался в симпатичного человека и обаятельного собеседника. Мы работали рука об руку, практически не конфликтовали. Мы строили лабораторию, в которой должны будут родиться доселе невиданные устройства - сверхпроводящие пленочные приборы, которые не требуют традиционного охлаждения криогенными жидкостями. Конечно, мы творили не в одиночку - очень скоро штат фирмы разросся до четырех человек. На нашу удачу, распался один из местных полупроводниковых проектов, от которого мы и получили в наследство технолога-вакуумщика Бориса Самуиловича и электронщика Лешика. Таким вот боевым составом, к концу первого года работы мы собрали свой первый, надежно работающий прибор, который решили назвать - крикон. Первый крикон был сантиметровых размеров и выглядел неказисто, чем резко отличался от аккуратных "фирменных" микрочипов и прочих радиоэлементов. Впрочем, неказистость ничуть не портит альфа-сайт. Первые микросборки "Интеля" тоже выглядели не шибко презентабельно. Но работали! И покорили весь современный мир. Так что экстерьер первого крикончика нас совсем не смущал. Главное - этот великоватый уродец демонстрировал такие рабочие параметры, что (по нашему тогдашнему скудному разумению) все электронные гиганты должны просто взвыть от зависти и упасть перед нами на колени с предложениями немедленно купить наш патент или даже всю фирму (оптом) за многие миллионы симпатичных волосатеньких бело-зеленых бумажек. Многие вещи в этом материальном мире можно сделать лучше, дешевле и надежней, если вместо теперешних электронных компонентов (а то и целых многоэлементных плат!) использовать наши криконы различных модификаций. Мы с Леонардом чувствовали себя Эдисонами. Однако, эйфория первого успеха длилась не очень долго. Уже второй крикон показал параметры, слегка отличающиеся от параметров первого. Третий крикон никак не соответствовал первым двум. А в четвертом два контакта, изготовленные на одной пленке (наша первая микросборка!) вдруг показали разные времена срабатывания. Разброс параметров был небольшим - доли наносекунды. Для обычных переключателей это было бы вполне допустимо. Но криконы!.. Эти, казалось бы - ерундовые, вариации основных показателей сводили на нет все возможные преимущества будущих криконовых технологий. Я многократно перепроверял свои пленки. Но проблема была не в них. И, понятное дело, не в холодильных подложках Леонарда. Обе системы по отдельности работали в диапазоне температур, далеких от критических. Материалы были соптимизированы идеально. А вот схемотехника, разработка и сборка самого устройства - это все выходило за пределы наших с Леонардом знаний, а потому не поддавалось строгому контролю. Собака была зарыта именно там. Маленький такой, но очень смердючий песик Лешикиной некомпетентности. Он был неплохим радиоинженером, но к нашим гениальным материалам, судя по всему, нужен был столь же гениальный электронщик. Лешик на эту должность просто не тянул. Пришло время Федотыча.
  
  
   Федотыч
  
   Мы неоднократно убеждались в том, что наша новая Родина, Израиль, воистину - страна чудес! Чего и кого тут только нет! И время наше, конец двадцатого столетия - эпоха Большой Алии - время чудес. Удивительные события происходят в наше время. Явление Федотыча в Неватиме - одно из таких событий.
  
   Я прослушал на интервью десятки электронщиков, откликнувшихся на наше объявление в "русских" и ивритских газетах. Никто из этих людей не вызвал во мне уже знакомого импульса, сигнализирующего о попадании в десятку. Встречались толковые ребята. Но без блеска. А я, как взыскательная мать, ищущая репетитора своему чаду, чувствовал - просто толковый парень нас не устроит. Нам нужен Супер. Но суперы не попадались. Может, за эти годы их уже расхватали крупные фирмы. А может, они все свалили (от безысходности?) в Канаду и Штаты. Не знаю. Я уже был готов взять просто толкового, с надеждой на его самопроизвольный рост и возможные озарения. Но, слава Б-гу, не поспешил. И оказался прав. Помог, как это уже многократно повторялось в этой истории, счастливый случай.
  
   У меня накрылся усилок. Переводя это на понятный всем язык - в моем домашнем музыкальном центре испортился усилитель звуковых частот, к которому подсоединяются, с одной стороны - магнитофон и проигрыватели (обычный и лазерный), а с другой стороны - акустические системы - колонки. Ничего особо катастрофического не произошло. Однако, в силу моего личного отношения к музыке, эта простая бытовая неприятность сильно осложнила мою обыденную жизнь. Музыка - единственный фактор, позволяющий мне вне работы отвлечься от текучки и по-настоящему отдохнуть. Музыка меня эмоционально подпитывает и поддерживает мои скудные душевные силы. Без музыки я не могу. Жить, работать, отдыхать. Право, если бы дома сгорел холодильник, это бы доставило мне куда как меньше неудобств. Но сгорел именно усилитель - и я остался без музыки. Казалось бы, ну подключи ты свою лазерку к телевизору, где тоже вполне приличная акустическая система, или - сходи в магазин, купи новый усилитель и слушай свою музыку! Ан нет, не все так просто! Дело в том, что я еще и жуткий меломан, то есть - человек, относящийся к звуковоспроизводящей аппаратуре очень требовательно (чтобы не сказать - капризно!). Свой музыкальный центр я притащил с собой из Совка. В правоте этого поступка я убеждаюсь при каждом посещении местных лавок, торгующих аудиотехникой. Увы, но современная массовая аудиоаппаратура, несмотря на внушительный вид и множество красиво мигающих лампочек и дисплеев, в большинстве своем - "пластик шит" - пластмассовое барахло. А те аппараты, которые полностью удовлетворяют меня по всем параметрам, стоят запредельные деньги. Таких денег у меня пока просто нет. Между тем, несмотря на колоссальное технологическое отставание бывшего СССР во всем, что не предназначено было стрелять, летать или взрываться, в последние, предраспадные, годы там можно было купить вполне пристойную аудиотехнику. В процессе перестройки и ускорения Партия и Правительство увлеклись идеей конверсии, что выразилось в наказе боссам оборонной промышленности немедленно переключиться на выпуск "товаров народного потребления". Времена были еще не те, когда автоматы Калашникова и переносные зенитно-ракетные комплексы "Стрела" перешли в разряд "товаров для народа". А потому военная индустрия отреагировала на призыв Партии довольно своеобразно, вывалив на прилавки пустых магазинов разнообразные усилители, акустические системы и магнитофоны, в которых использовался весь арсенал дотоле секретных технологий. За сущие копейки можно было приобрести аппаратуру такого класса, который на Западе гордо именуется "Хай Энд" (высшый край), выпускается по индивидуальным заказам и продается в специальных магазинах. И если качество русской цифровой электроники по-прежнему оставалось весьма сомнительным, то аналоговая аппаратура - усилки, колонки, проигрыватели для винила - была просто великолепна. Прямо перед отъездом в Израиль я приобрел суперпроигрыватель "Корвет", великолепный 150-ваттный усилитель "Орбита" и многополосные многоблочные 300-ваттные акустические системы "Опус" к нему. Все это благополучно прошло таможню, перенесло транспортировку в Беэр-Шеву и радовало, в союзе с японским проигрывателем лазерных дисков, мой меломанский слух уже долгие годы. Но технике свойственно ломаться. Первым пришел черед усилителя.
  
   Как человек, электронике не совсем посторонний, я первым делом попытался устранить поломку сам, как говориться - без ансамбля. Первого же взгляда на внутренности усилителя мне было достаточно, чтобы понять: проектировал, паял и настраивал эту штуку какой-то безымянный (но очень толковый!) русский умелец. Получилось талантливо, но абсолютно не ремонтопригодно. Принципиальной схемы к паспорту усилителя не прилагалось, а сами электронные компоненты вместо привычных букв и цифр были размечены звездочками и прямоугольниками. В общем, я даже не представлял - с какой стороны подступиться к ремонту. А потому - оставил идею починки своими дилетантскими силами и принялся искать умельца. Клин клином вышибают. Понятное дело, найти подходящего мастера можно только среди наших - аборигены развращены изобилием деталей и невысокими ценами на массовую бытовую электронику. (Которую, в случае чего, дешевле выкинуть, чем ремонтировать.) Я сунулся в парочку местных теле-радио мастерских - сидящие там представители грузинской и румынской общин только сочувственно разводили руками. Вещица такого класса была им не по зубам. Так я и сидел без музыки. Пока, в один прекрасный день, кто-то из моих тель-авивских приятелей, осведомленных о моей беде, посоветовал съездить в Ришон-ле-Цион. Якобы там, в захолустной телемастерской, сидит гениальный русский (то есть - совсем русский) Парень, Который Чинит Все. Натуральный Левша. Ходил слух, что он, для смеха, отреставрировал древний телевизор КВН-49, который некая бухарская семья не решилась оставить в родном кишлаке. Теперь этот самый КВН стоит у него в мастерской и довольно неплохо принимает первый канал израильского телевидения. Звучало многообещающе. И я поехал в Ришон.
  
   Все оказалось правдой. И старичок КВН-49 выдавал хорошую картинку плюс пристойный звук. И парень оказался действительно совсем русским - длиннобородым и похожим на былинного богатыря. Звали его Михаилом Федотычем и был он лет на 5 меня постарше. И был он гением. Я почувствовал это сразу, как только поймал его цепкий взгляд на внутренности моего многострадального аппарата.
  
   - Елы-палы, накручено тут изрядно, - сказал Федотыч, поскребывая бороду, - Наверное, разрабатывали у нас в Питере, в Гидроакустике, он же ПЯ-314. Был там один парень, Андроном звали. Так он всем меломанам Питера усилки лепил. Чую я, что и к этому чуду природы Андрон руку приложил. А вот эти блоки, с военными "Стартовскими" полевичками, - он постучал изолированным пинцетом по каким-то залитым эпоксидкой платам, - разрабатывала наша лаборатория. Для боевых генераторов инфразвука. Был там один псих, в питерском КГБ, генерал Ветлугин. Не слыхал? Очень психотронами увлекался. Вот мы ему эти штуки и сляпали. Гляди-ка, на доброе дело пошли! Заползай через недельку. Я твою пищалку реанимирую - лучше новой будет!
  
   Через шесть дней я приехал в Ришон, запасшись бутылкой хорошего молдавского коньяка. Усилитель, конечно же, работал. Я щедро расплатился с Федотычем, после чего пригласил его поболтать под хороший коньячок. Он охотно согласился, и в ответ предложил мне тихо посидеть у него дома, пока жена на курсах, а дочка в школе. Спустя полчаса мы сидели в его съемной квартире с видом на далекое море, сосали коньячок под копченую свинку и с удовольсвием вели обычный мужской разговор "за жизнь". Федотыч мне нравился все больше и больше. Судя по-всему - и я ему был не отвратителен. Спустя несколько стопариков разговор стал более откровенным, и Федотыч поведал мне, что деньги он в своей мастерской зарабатывает хорошие - уже скопил на квартиру и приобрел хорошую тачку. Но кайфа никакого от той работы нет. Телики да видики - сплошная рутина. Усилок мой его на короткое время развлек. А завтра - опять барахло починять. Скучно. В местные электронные фирмы, особенно военные, ему ходу нет. Во-первых, языкам он не обучен. Иврит не пошел, а английский - как у многих "совков" нашего поколения - только читать, да и то - со словарем. Во-вторых (и это оказалось самым существенным!), в Израиле Федотыч столкнулся с хорошо известной его семье по Совку проблемой пятого пункта. Его "некошерное" происхождение нешуточно мешало допуску к серьезным оборонным проектам, участвовать в которых он был бы счастлив. Он уже прикидывал начать сборы в новую Землю Обетованную - Канаду, но жена заупрямилась - хочет врачевать. А в Канаде с русским дипломом пробиться еще труднее, чем в Израиле. В результате - сидение в мастерской продолжалось. А неудовлетворенность собою росла.
  
   Я слушал его исповедь и тихо радовался. Было видно, что в этом состоянии души Федотыча можно было брать голыми руками. Я поинтересовался, приходилось ли ему разрабатывать пленочные приборы. И, даже не дожидаясь ответа (несомненно - положительного!), с ходу предложил ему занять место главного электронщика в нашей фирме. С правом голоса и владением частью акций. После чего описал, чем мы занимаемся. Идея привела Федотыча в восторг. Он был так заинтригован, что даже не спросил про зарплату. (А зря. Больше, чем себе, я дать ему не мог, а в свете его телевизионных доходов грядущая "Крайо-Коновская" зарплатка выглядела весьма скромно.) Но деньги его и в самом деле не сильно интересовали. Мы ударили по рукам. И наше, еще месяц назад выглядевшее абсолютно безнадежным дело лихо двинулось вперед!
  

Часть вторая

  
  
   Китоподобный "Боинг-747" величественно подрулил к залам прибытия аэропорта Сан-Пауло. Пользуясь привилегией пассажира бизнесс-класса, Марк в числе первых сошел с трапа и без очереди прошел на паспортный контроль. В его синем, украшенном семисвечником паспорте стояла многократная бизнес-виза, полученная в бразильском консульстве в Тель-Авиве после того, как кто-то очень влиятельный, отрекомендовал директора "Крайо-Кона" в самых лучших тонах. Судя по всему, обладателей подобных виз в Бразилии уважали - уже через несколько минут Марк перешагнул желтую черту, традиционно разделяющую нейтральную зону иммиграционного контроля от собственно территории страны. Он скользнул взглядом по шумной толпе в поисках людей с табличкой "Крайо-Кон" - так было уговорено.
  
   Встречающих было двое. Один из них, высокий седовласый мужчина в строгом деловом костюме, на хорошем оксфордском английском отрекомендовался как Джонас да Сильвейра, технический директор компании "ЭлДиКомп". Второй росточка был невеликого. Одетый в затасканные "Вранглеровские" джинсы с куртофаном и увешанный стальными цепочками, он больше всего походил на лысоватого хиппи на пенсии. Его звали Марсио Ортез и был он, как Марк сразу и предположил, боссом своего представительного напарника. А именно - Президентом "ЭльДиКомпа" и еще двух десятков больших и маленьких компаний. Несмотря на то, что Марк прибыл вовсе не из чопорной Англии, теплота и искренняя радость будущих бразильских партнеров от встречи с абсолютно незнакомым им человеком породили в Марке двойственные чувства. С одной стороны, было очень приятно, что его так тепло встречают. Это намекало на светлое будущее деловых контактов. С другой стороны, было не совсем ясно, с чего бы это им так радоваться? То ли хотят надуть (что случалось неоднократно), то ли - просто проявление южноамериканской экспансивности. Полагая оба варианта равновероятными, Марк со всей возможной обаятельностью откликнулся на приветствия, но внутренне собрался и насторожился, ожидая подвоха.
  
   Смуглый мужчинка, с которым встречающие обращались весьма пренебрежительно, очевидно - шофер, подхватил чемоданы Марка и вся компания направилась из здания аэровокзала по направлению к стоящему прямо под табличкой "Parking Strictly Forbidden!" длинному лакированному "Ягуару" малиновой расцветки. В машине оживленная беседа продолжилась. Чаще всего к Марку обращался седовласый, из чего Марк заключил, что господин Ортез демонстрирует слабое владение английским, перепоручая своему подчиненному вести все разговоры с гостем. Между тем, в поросячьих глазках пожилого хиппаря отражалось полное понимание всего, что Марк отвечал седовласому.
  
   - Нехитрый приемчик, - подумал Марк, - мы с Моти тоже часто разыгрываем эту сценку: когда Моти долго переводит мне на русский то, что я уже и сам прекрасно понял. Это позволяет выиграть время на раздумывание, а также, не нарушая приличий, обмениваться мыслями на непонятном партнерам языке.
  
   - Мы заказали вам сьют в отеле "Карлтон", - сказал Джонас, - это в самом центре Сан-Пауло, вблизи Праца де-Републико. Живописное место, особенно по воскресеньям - на Праца де-Републико размещается базар произведений искусства, сувениров и всяческих иных красивых поделок. Надеюсь, в этом отеле вам будет удобно.
  
   - О, несомненно ! Премного вам благодарен! - отреагировал Марк, а про себя подумал: "С такой помпой нас не принимали даже в Гонконге. Они уже ухнули только в один мой визит большие деньги. Дорогие визы, билеты бизнесс-класса, сьют - и это только для меня. А ведь завтра приедут еще и Моти с Федотычем. И все - за счет "ЭльДиКомпа". К чему бы это такая любовь? Куда как более серьезные и богатые фирмы, "Ю.С. Сьюперкондакторс", к примеру, не потратил на нас ни копейки. Все визиты в Штаты мы делали за свой, весьма скромный, счет. Хотя американцы хотели слопать наши криконы так сильно, что роняли слюни на полированный стол, за которым мы вели переговоры в их штаб-квартире в Рочестере. Но слюни - слюнями, однако законы ихнего бизнеса диктуют быть выдержанными и экономными. С американцами мы договаривались о сущих пустяках - в масштабах их оборотов, конечно. Они же решили не вкладывать в нас ни цента инвестиций, ожидая нашего скорого естественного угасания. (А тем временем "Ю.С. Сьюперкондакторс" продолжит торговать своими архаичными крио-свитчами, раз в полгода меняя наименования, дизайн корпуса и, соответственно, повышая цены. Все равно купят. А куда потребителю деться? Другого подобного товара на рынке нет!) Спустя совсем немного времени "Крайо-Кон", вместе с его патентом на криконы и клочком Негевской пустыни, можно будет подобрать по цене выплаченных долгов. Точно также повел себя и единственный возможный конкурент американцев - трансевропейсий "Рингельбеккер". Что ж, философски рассуждая - они абсолютно правы. Сами мы на рынок не пробьемся: денег не просто не хватит - они уже кончились! Зачем же платить за то, что вскоре можно получить задаром?!" Снова и снова мысли Марка возвращались к одному и тому же: что происходило и происходит в настоящее время ? Он не мог отвлечься от этих мыслей даже сейчас, когда, на первый взгляд, полоса сплошных неудач прервалась и над "Крайо-Коном" засветило яркое бразильское солнце.
  
   - Машину для вас мы, с вашего позволения, решили не арендовать, - прервал размышления Марка Джонас, - Сан-Пауло - не самый приятный город для вождения по незнакомым маршрутам. Стиль езды местных водителей до чрезвычайности своеобразен - вы это сами увидите и оцените. Вот, например ... - В этот момент водителю "Ягуара" пришлось резко затормозить и заложить крутой вираж влево - дорогу ему подсекал несущийся на бешеной скорости "Фольксваген-жук", на заднем капоте которого было установлено пластиковое антикрыло с надписью "Сенна элайв!", а под капотом порыкивал сильно форсированный движок. Марк бросил взгляд на спидометр "Ягуара" - по городу обе машины шли со скоростью далеко за 100 километров в час. "Однако, - пробормотал Марк, - ну и ездуны тут!"
  
   - Я думаю, - продолжил свою мысль Джонас, - вам будет гораздо удобнее пользоваться нашим разъездным "Мерседесом". с шофером, разумеется. Он прекрасно знает город, немного говорит по-английски и в любое время суток готов доставить вас куда вы только ни пожелаете. Вызов машины - клавиша "ноль" в вашем мобильном телефоне, - Джонас протянул Марку крохотный "Эриксон" последней модели.
  
   - Большое спасибо за заботу! - Марк в самом деле был приятно удивлен уровнем приема, - но сейчас я, пожалуй, отключу аппарат и посплю минут пятьсот-шестьсот.
  
   - О, несомненно! - господин да Сильвейра понимающе покивал головой, - Мне случается бывать в Европе по два раза в месяц, но к смене часовых поясов я так и не привык - все равно нужно какое-то время для релаксации.. Кстати, вот и ваш отель. Отдыхайте, а завтра в 10 утра -первая рабочая встреча. Нам не помешает еще до приезда ваших коллег, в узком кругу, обсудить перспективы нашего сотрудничества. Машина будет ждать вас у входа в отель в 9 утра.
  
  
   Шифрованное факсимильное сообщение
   по закрытому каналу спутниковой связи,
   август 199* года, 18 часов пополудни по Гринвичу
   (перевод с арабского)
  
   "Генеральному Директору
   Государственного исследовательского комплекса "Заповедник",
   Ливийская Джамахерия,
   Полковнику Сауду Даммаду.
  
   Уважаемый господин полковник :
  
   Переговоры с представителями фирмы "Крайо-Кон" начнутся завтра утром в резиденции компании "ЭльДиКомп" в Сан-Пауло. Нами предприняты все возможные меры по сокрытию Вашей заинтересованности в продукции израильтян. В течение последних двух недель сотрудники южноамериканской резидентуры израильской разведки "Моссад" тщательно проверяют по коммерческим и государственным каналам все возможные связи компании "ЭльДиКомп" с представителями потенциального противника. Были обнаружены также попытки несанкционированного доступа в компьютерную сеть компании , а также в закрытые каналы связи между "ЭльДиКомпом" и нашим филиалом в Санта-Круз (регион Рио-де-Жанейро). Моим сотрудникам удалось не только своевременно пресечь утечку актуальной информации, но и предоставить агентам "Моссад" достаточно убедительные доказательства того, что в предстоящей сделке "ЭльДиКомп" негласно представляет интересы американской корпорации "Ю.С. Сьюперкондакторс". Аналогичные данные внесены в компьютерные банки данных "ЭльДиКомпа" и регулярно прогоняются по всем каналам связи. В результате проведенной кампании дезинформации интерес израильской разведки к предстоящим переговорам значительно уменьшился и опасность срыва сделки (как это произошло в Гонконге) сведена практически к нулю.
  
   Господин Ортез планирует успешно завершить переговоры в течение недели, после чего мы получим полное описание технологии производства многоканальных криогенных переключателей и сможем начать работы по монтажу соответствующей сборочной линии на территории комплекса "Заповедник" . Таким образом проект "Благословение Пророка" (так же, как и соответствующий проект наших северокорейских коллег) может быть успешно завершен в течение полугода.
  
   Аналитическая разработка относительно дальнейшей судьбы акционеров и сотрудников компании "Крайо-Кон" будет вам представлена в следующем сообщении.
  
   С революционным приветом,
  
   Себастиан Фернандес,
   Начальник Службы Безопасности Бразильского отделения торговой фирмы "Юни-Трэйд Интернейшионал"
  
   Большая, полу-утопленная в пол отделанная светло-зелеными плитками джакузи почти бесшумно пузырилась у ног. Марк с интересом изучал пульт управления банным хозяйством своего великолепного гостиничного номера. Кнопок на этом пульте было не меньше, чем на осциллоскопе старой модели. Надписи на пульте, конечно же, были по-португальски. Впрочем, опытному физику-экспериментатору не понадобилось и пяти минут, чтобы разобраться, где включается фен, а где - радио. Марк потрогал пальцем воду в джакузи и, сочтя воду чересчур горячей, а потоки пузырьков - недостаточно интенсивными, ловко выставил регуляторами пульта желательный режим. Спустя пару минут чудо-ванна пришла в полную норму и Марк, блаженно покряхтывая и жмурясь, погрузился в бурлящую воду. Спать не хотелось, однако в голове была какая-то муть. Такое самочувствие было у него каждый раз после того, как в полете приходилось пересекать океан. Даже если и удавалось поспать в самолете, это не компенсировало сдвиг реального времени суток по отношению к биологическим часам. Птому первый день после долгого перелета всегда проходил как бы в полудреме. И только посидев минут десять здесь, в джакузи, Марк почувствовал заметное облегчение.
  
   - Однако, не самый дешевый способ бороться с послеполетной усталостью, - усмехнулся про себя Марк. - Не думаю, что каждый раз после трансатлантического перелета мне выпадет случай залезть в джакузи. И вообще, если перестать надувать щеки, в сьют я попал первый раз в жизни. Долларов 350 в сутки - "Крайо-Кону" такое пока не по карману. Пока... Пока? Неужели наши дела пошли на подъем? Хотелось бы! Сколько можно жить в ожидании? Наши бразильские партнеры уже заплатили 150 тысяч долларов за эксклюзивность - только за то, что весь период деловых контактов с ними мы обязуемся не вести переговоры ни с кем другим. Когда Моти во время его прошлого визита сюда, в Бразилию, удалось подписать с "ЭльДиКомпом" договор, включающий пункт об эксклюзивности - я не поверил глазам своим. Однако, спустя неделю на наш счет поступили деньги. Невероятно, но - факт! Мы расплатились с долгами, провели серию технологических опытов, нацеленных на вылизывание нашей лучшей модели - универсальной суперматрицы 2N-канального крикона. С таким товаром не стыдно выходить на любой рынок : многоканальные сверхбыстрые линии связи, управляющие цепи автоматизированных комплексов, синхронные взрыватели в боеголовках - теперь все в нашей власти! Судя по всему, наши бразильские друзья настроены весьма серьезно. Хотят задавить большого американского брата? Почему бы и нет - технологические фирмы Латинской Америки, воодушевленные примером "Азиатских драконов", уже давно мечтают о прорыве на мировые рынки. Или через этих бразильцев мы попадаем в лапы тех же самых транснациональных китов? Ну и попадем! Но - совсем на других условиях. Живыми, а не дохлыми, как этим самым китам хотелось еще пару лет назад. В проекте договора о покупке "ЭльДиКомпом" части наших акций проставлена вполне приличная сумма, против которой они, вроде бы, не возражают. На этой неделе завершим сделку - и будем спокойно и сыто работать на себя. Кайф! Вот только - к чему бы этот подчеркнуто роскошный прием: нормальная боязнь бизнесменов упустить клюющую золотую рыбку, или - повторение гонконговского варианта? Тогда это страшно. Сколько раз можно наступать на грабли?
  
  
   Гонконговский вариант
  
   - Я хорошо помню, как это начиналось. Тогда, два года назад, нам удалось справиться со всеми детскими болезнями первых криконов. Конечно, решающую роль в этом сыграл Федотыч. Чем и заслужил право не только быть самым высокооплачиваемым сотрудником фирмы, но и ее равноправным совладельцем. Леонард крутил носом, но я его убедил не жадничать. И - оказался прав. Федотыч с лихвой оправдал предоставленный ему кредит доверия. Итак, у нас в руках был вполне сносный (по нашим меркам) и - супер-классный (по сравнению со всем остальным) товар. Который, руководствуясь своими скромными представлениями о маркетинге, мы и начали предлагать направо и налево. Слали факсы и электронные послания всяким технологическим гигантам, встречались с местными израильтонскими деловарами, в общем совершали какие-то беспорядочные и, как оказалось, - совершенно бесполезные - телодвижения. Гиганты вяло откликались вежливыми письмами, в которых предлагали посетить их в Европах и Америках для показухи и возможных деловых бесед. Но не желали жертвовать на эти поездки ни цента. А у нас в "Крайо-Коне" денег едва хватало на зарплату. Туземные же бизнесмены вели себя привычно нагло и катастрофически глупо - желали получить все за какие-то смешные деньги. Естественно, от таких предложений мы сами отмахивались, твердо решив, что известная пассионария Долорес Ибарури была в чем-то права - лучше умереть стоя, чем жить на коленях! К тому же, по свойственной всем неофитам наивности, мы твердо верили в то, что уже завтра (ну, на худой конец - послезавтра!) на горизонте появится алые паруса удачи, которые и унесут нас в волшебную страну большого бизнеса. Но послезавтра сменяло завтра, а горизонт продолжал оставаться девственно чистым. Кажется, нас не хотели.
  
   И вот однажды, в один из дней (тогда показавшийся прекраснейшим из прекрасных !) на мой стол лег факс из Гонконга, подписанный господином Саймоном Ву, президентом компании "Саймон Ву энд Сан, Электроникс". В своем послании господин Ву сообщал, что случайно обнаружил имя и профиль нашей фирмы в Интернетовской версии израильской рекламной брошюры о Технологических Теплицах. Что проект, который мы разрабатываем, очень интересует его фирму и не были бы мы столь любезны прислать ему дополнительные материалы о нашей технологии. Обычный запрос, каких приходило по несколько в неделю. Заниматься мне в тот день было совершенно нечем, поэтому я с радостью ухватился за открывшееся дело и моментально отфаксовал господину президенту хвастливые реляции о наших последних достижениях, сопроводив рекламные материалы стандартно-вежливым письмом, выражающим осторожную надежду на дальнейшее плодотворное сотрудничество. И забыл про гонконговского Саймона. На два часа. Ибо уже через два часа наш, особо не обремененный работой, "Панафакс" выплюнул из себя ответное послание гонконговского респондента. Я подивился тому, что в столь позднее время (в Гонконге, судя по имеющимся в моем электронном органайзере "Касио" всемирным часам, было уже около полуночи) уважаемый господин президент еще находится на рабочем месте. (Впрочем, факсимильный аппарат мог находиться и дома у мистера Ву.) Но еще более удивительной была полночная реакция китайского джентльмена на посланные мною материалы. Господин Ву выражал искреннее восхищение достижениями фирмы "Крайо-Кон" в области сверхбыстрых переключателей для магистральных линий связи. Каковые линии, собственно, и являются основным продуктом его компании. Более того, наши идеи настолько увлекли его, что он смиренно просит разрешения посетить "Крайо-Кон" в любое удобное для нас время и своими глазами поглядеть на наши чудесные приборы. С последующим обсуждением самого тесного сотрудничества.
  
   Письмо было написано на прекрасном английском, но с очаровательными вежливо-льстивыми оборотами, которые я про себя обозвал "китайскими церемониями". Да, такой ответ я держал в руках первый раз! Даже местные финансовые и электронные тузы не торопились поднять свои толстые (или тощие - у кого какой) зады и потратить два часа времени плюс сто шекелей для того, чтобы посетить "Крайо-Кон", а требовали нашего приезда и проведения демонстрации приборов в их Герцлиях и Рамат-Авив-Гимелах. А тут - человек, едва узнавший о нашей технологии, готов немедленно сорваться с места и нестись к нам на полных парах. И откуда - из далекого Гонконга! О существовании такой оперативности я, отягощенный весьма скромным деловым опытом, даже и не мечтал. "Лед тронулся, господа присяжные заседатели!" Мои щеки автоматически надулись, а руки зачесались в желании моментально отослать в Гонконг факс с приглашением мистеру Ву посетить нас прямо-таки завтра. Впрочем, опыта общения с сильными мира сего было хоть и мало, но вполне достаточно, чтобы не поддаться первичным эмоциям, а отложить ответ на завтра. Несомненно, это дело нужно, прежде всего, обсудить со всеми "концессионерами". Затем тщательно разузнать: за чей счет мистер китаец хочет осуществить свой визит к нам. И только потом - слать ему официальное приглашение. Так мы и поступили.
  
   Через десять дней мы поимели удовольствие познакомиться с господином Ву лично. Ни видом, ни жестом, ни шагом он нас не разочаровал. Все было настолько солидно и серьезно, что мы сами себе показались куда более значительными, чем были на самом деле. Все-таки китайцы - удивительные люди! Они фантастически умеют "настраиваться" на собеседника с целью произвести на него наилучшее впечатление. А о том, насколько все это искренне, ты узнаешь только потом. Если узнаешь вообще. Если это "потом" у тебя есть. Но это я сейчас такой умный. А тогда...
  
   К технологическому парку Ницаним президент компании "Саймон Ву энд Сан Электроникс" прибыл из Тель-Авива в арендованном американском лимузине, которым управлял одетый в ливрею местный шофер. Господин Ву оказался высоким, по-военному подтянутым черноволосым китайцем средних лет. (Уже потом, в ходе отвлеченной беседы за скромным технопарковским ланчем, мы узнали, что ему далеко за шестьдесят и что он на самом деле когда-то служил в тайваньской армии в чине полковника.) Одевался он, скорее всего, от братьев Брукс, но часы предпочитал швейцарские. И не какой-нибудь пошлый золотой котел "Роллекса", а скромный " Патек Филипп " в титановом корпусе. Все вместе, как говориться - внушало.
  
   Для показушной демонстрации юный техник Федотыч изготовил вполне реалистичную действующую модель коммуникатора средней мощности, сердцем которой была четырехканальная криконовая матрица. Еще большую убедительность нашему шоу придавала модель аналогичного коммуникатора, построенная на базе американского крио-свитча, термостатированного в небольшом сосуде Дьюара, из которого валили клубы белого пара - куда постоянно нужно было подливать жидкий азот. Контраст был разительный. Но, кроме прущих в глаза внешних эффектов, цепкий взгляд китайского полковника ухватил и неземной чистоты импульсы на экранах осциллоскопов, и впечатляющие ряды цифровых последовательностей, бегущей строкой выползающих на дисплеи компьютеров. В общем, господин Ву оказался бизнесменом, хорошо подкованным в электронике. Или электронщиком, набившим руку в бизнесе. Вопросы он задавал вполне профессиональные, внимательно рассматривал наши производственные лаборатории и даже попросил разрешение кое-что сфотографировать принесенным из лимузина широкоформатным "Хассельбладом". Фотографировать мы ему, понятное дело, не позволили. Да и вообще я как-то испугался его профессионального натиска. А потому - слегка прикусил язычок, живописуя технологические детали. К счастью, ни Леонард, ни Федотыч не лопотали по-аглицки достаточно свободно, чтобы сболтнуть что-либо важное. Кстати, даже такие элементарные меры сохранения секретности господин Ву счел абсолютно правильными и порекомендовал нам, в дальнейшем, резко сократить контакты с возможными клиентами и ориентироваться только на серьезные предложения. Имея ввиду, очевидно, свою фирму. Так разговор от технологии плавно перешел к обсуждению деловых вопросов. Спустя некоторое время, мы уже сидели за овальным столом в конференц-зале Теплицы и внимательно слушали господина Саймона, излагавшего наброски своей программы устройства "Крайо-Коновского" будущего.
  
   Да, этот джентльмен умел увлечь. В его предложениях были: и покупка (за казавшуюся тогда огромной сумму!) половины наших акций (отказать!), и серьезные инвестиции (согласиться!), и организация совместного с его фирмой предприятия по производству ориентированных на телекоммуникации многоканальных криконов (согласиться!!!). В общем, перед нашими глазами предстала широкая перспектива превращения мелкоформатной фирмочки в международную корпорацию, сначала захватывающую азиатские рынки, а затем ... У меня закружилась голова. Ура! Наконец-то это произошло и с нами! Потеснись, Билл Гейтс : Марк с Леонардом и Федотычем идут! Под мудрым азиатским руководством господина Саймона Ву! У-ф-ф-ф! (Кстати, именинно тогда я осознал, что без хорошего профессионального менеджера мы пропадем. Ну какой из меня управленец, а тем более - специалист по маркетингу? Лаптем щи хлебать? Вон, глядите, как китаеза за десять минут сочинил полную программу наших действий на долгие годы вперед. Мне самому и десятая часть того, о чем он тут рассказывал, в голову бы не пришла. Вот так-то! Все же физику - физиково, а Кесареву - сечение!)
  
   Ближайшая перспектива тоже выглядела вполне заманчиво. В течение месяца мы нарабатываем продукты для нескольких демонстрационных аппликаций. Подписание генерального договора между "Крайо-Коном" и "Саймон Ву энд Сан, Электроникс" предполагается произвести через месяц в Гонконге. Лично он, Саймон, решение уже принял, но у него есть партнеры, ведь предприятие - семейное, а семьи у богатых китайцев - не маленькие. И этот месяц нужен для согласования взаимных интересов. Проект договора будет представлен для обсуждения спустя две недели. После чего - "Уэллкам то Хонг-Конг!" - Добро пожаловать в Гонконг! И, что особенно необычно и приятно, - все расходы по предстоящей поездке на Дальний Восток фирма господина Ву берет на себя. C таким замечательным подходом совладельцы и сотрудники "Крайо-Кона" встретились впервые.
  
   В Гонконг мы поехали вдвоем с Федотычем. Леонард как раз в те дни въезжал в свой новый коттедж в беэр-шевском жилом районе Рамот. (Кстати, к заграничным поездкам Леонард был абсолютно равнодушен. В круг его персональных интересов история, география и культура нееврейской - гойской - цивилизации не входили вообще. Он полюбил ортодоксальную культуру своей исторической Родины фанатичной любовью новообращенного, нарочито отринув культурный багаж предыдущих сорока с лишним лет жизни. Что ж - его право. Физиком он при этом все равно остается классным. Зато и Федотыч, и я страсть как любим ездить в командировки: с одной стороны - дело делаешь, а с другой - туристские потребности удовлетворяешь. За те же деньги. Чем плохо?) Прямого рейса из Тель-Авива в Гонконг не оказалось. Из всех возможных вариантов самым удобным оказался перелет через Рим самолетами авиакомпании "АлИталия". Разрыв между рейсами при пересадке не превышал нескольких часов, которые мы с удовольствие просидели в уютных барах аэропорта Фьюмичино, носящего имя первого итальянского авиатора Леонардо да-Винчи. От Рима до Гонконга широкофюзеляжный МД-11 летел полупустым. Поэтому, после сытного итальянского обеда и умеренных коньячных возлияний, поданных нам добродушной полной матроной, оказавшейся шеф-стюардессой, мы растянулись поперек на расположенных в центре салона экономического класса четырехкресельных рядах и сладко проспали до самого завтрака (Или - ужина? Время, как всегда, перепуталось!).
  
   Посадка самолета в старом гонконгском аэропорту - зрелище не для слабонервных. С любой точки - как с земли, так и из иллюминатора. Самолет разворачивается над океаном и идет на посадку со стороны города - в узком коридоре между небоскребами. Создается впечатление, что пилот выполняет какой-то смертельный трюк по посадке своей многотонной "коровы" прямо на улицы полуостровной части Гонконга - района Коулун. (На самом деле все не так страшно. Посадочная полоса выдается далеко в океан, и наиболее опасные маневры происходят вдали от густонаселенных районов. Я не слышал о каких-либо серьезных катастрофах, происшедших в этом аэропорту. Однако, предусмотрительные китайцы уже начали строить другой, более безопасный аэропорт на так называемых "новых территориях". Строительство будет завершено через несколько лет, когда Гонконг прочно и надолго станет частью коммунистического Китая.)
  
   Поскольку мы попали на территорию, все еще находящуюся под управлением Британской Короны, нас, с нашими гербасто-менорастыми паспортами, не требуя никаких въездных виз, пропустили через паспортный контроль. Протолкав багажные тележки мимо гигантского плаката "Весь Гонконг - зона Дьюти Фри" (беспошлинной торговли), мы с Федотычем вышли из зала прибытия к стоянке такси. В последнем телефонном разговоре господин Ву сообщал, что, к его громадному сожалению, он не сможет нас встретить лично, так как только завтра утром, прямо к началу переговоров, возвращается из Австралии. Он предложил прислать за нами машину, но я (наученный опытом безуспешных попыток встреч с незнакомыми людьми в толкучке громадного аэропорта) сказал ему, что нам будет, пожалуй, удобнее взять такси. Господин Саймон согласился со мной и еще раз подчеркнул, что все наши расходы будут возмещены. Обычно, не желая напрягать скромный "Крайо-Коновсий" бюджет, мы добираемся из аэропортов на автобусе или поездом. Но в данном случае мы кутили не на свои, а потому без всяких раздумий плюхнулись в моментально подъехавшую красную "Тойоту-Короллу" с правым рулем. (Такие машины, сделанные под лимузины шестидесятых-семидесятых годов, составляют восемьдесят процентов гонконговского парка такси.) Назвав маленькому улыбчивому пергаментно-сморщенному китайцу-таксисту имя отеля ИМКА-Тауэр, где нам был заказан двухкомнатный номер, я с интересом принялся оглядываться по сторонам. Это был мой первый визит на загадочный для европейцев (к которым не страдающие от скромности израильтяне себя причисляют) Дальний Восток. Оживленные толпы местных жителей и туристов, яркие иероглифы реклам больших и маленьких магазинов, стоящие прямо на улицах Коулуна статуи мужских и женских воплощений Будды и красно-золотых драконов, дразняще-отталкивающие запахи какой-то пищи, проникающие в открытое окно машины - все это мощным магнитом притягивает внимание человека, впервые (да и во все последующие разы!) попавшего на улицы этого странного мегаполиса.
  
   В отеле нас ждал факс из "Саймон Ву Электроникс", в котором секретарь господина Ву поздравлял нас с успешным прибытием в Гонконг и сообщал, что первая встреча назначена на завтра, на десять часов утра, в малом конференц-зале отеля "Пенинсула". И что к половине десятого у входа в наш отель нас будет ожидать лимузин. "Знаем мы эти китайские лимузины!" - перемигнулся я с Федотычем, и, изучая на ходу странную немагнитную карточку-ключ, в сопровождении солидного пожилого лифт-боя, толкающего перед собой тележку с нашим багажом, направились в свой номер. Принять ванну, проверить приборы к завтрашней показухе, и - спать!
  
   Следующим утром, к девяти часам утра, свежие и бодрые, мы сидели в холле нашего отеля, попивая из наперсточных чашечек вполне прилично заваренный кофе по-турецки. Мы были экипированы по парадному: шнурки поглажены, туфли начищены, галстуки не топорщились. И даже окладистая борода Федотыча была аккуратно причесана, что придавало ему сходство с портретным Карлом Марксом. Аппаратура, отлично перенесшая далекое путешествие, была упакована в аккуратные кофры с надписью "Крайо-Кон". В общем, к встрече мы подготовились на сто пять процентов, понимая всю важность первого впечатления. Как оказалось, и наш деловой партнер придавал первому впечатлению не меньшее значение. Ровно в половине десятого мы обнаружили у парадного входа в отель присланный за нами автомобиль... Это и в самом деле был лимузин! За нами прислали зеленый "Роллс-Ройс". Я никогда до того не видел зеленого "Роллса". И даже не знал, что этот символ богатства и власти производится каких-либо иных расцветок, кроме дипломатической черной и королевской бело-серебристой. Но наш "Роллс" был болотно-зеленым. А кожаная обивка салона - бледно-салатовой. Оказавшись внутри, я даже перестал оглядываться по сторонам на красоты проплывающей мимо нас задрапированной утренней дымкой Натан-Роуд. Я изучал салон этой легендарной машины с ближним прицелом на перспективы успеха нашего предприятия. Да, первый шаг к соглашению произвел на нас должное впечатление. Тут господа китайцы проявили себя недюжинными психологами. (Уже потом, проведя в Гонконге неделю, я понял, что этот "Роллс" смог произвести такое экстраординарное воздействие только на нас, заурядных провинциалов, да еще и выходцев из бывшего Совка. Ничего такого особенного в зеленом лимузине не было. В Гонконге уважают роскошные машины и любят на них кататься. Я видел тут пожарно-красный представительский "Роллс"-седан и яично-желтый "Роллс"-кабриолет. Аборигены рассказывают, что кроме британского губернатора "Роллсами", в основном, увлекаются их местные "братки". А зеленый "Роллс-Ройс" - визитная карточка службы автомобильного сервиса одного из самых уважаемых в Юго-Восточной Азии отеля "Пенинсула". Таких машин в отеле штук двадцать. За вполне пристойную почасовую оплату можно послать такой лимузин за визитером в аэропорт или устроить автомобильную экскурсию по городу. С поправкой на возможности проживающих в "Пенинсуле" постояльцев - не очень разорительно. Но - впечатление производит!)
  
   Уровень первой встречи, обстановка комнаты для совещаний, сама атмосфера начавшихся переговоров - все соответствовало первому, "роллс-ройсовскому", впечатлению. Господин Ву и его китайские коллеги сделали все, чтобы с первых же минут мы ощутили - происходящее в этом зале очень серьезно и важно для обеих сторон. Я осознал высокий статус этого форума, ни разу не достигнутый нами ни в одной из многочисленных встреч ранее. Да и слова, произнесенные представителями китайской стороны, удачно дополняли первые лестные впечатления. Я внимательно изучил все предложенные нам документы. Не могу сказать, что со стороны "Саймон Ву Электроникс" предстоящее соглашение с "Крайо-Коном" было актом благотворительности. Они откровенно уведомили нас о своем желании оттяпать солидный кус от доходов нашей фирмы, которые предполагается получить в случае выхода криконов на азиатские и мировые рынки. Это было справедливо - без помощи китайцев продать хоть что-нибудь хоть кому-нибудь мы не могли. Однако, не только нормальная жадность, но и стратегические интересы "Крайо-Коновского" будущего диктовали мне тактику затягивания переговоров, жесткого сражения по каждому пункту соглашения - от процента разделения прибылей до количества портфелей в директорате совместной компании. И был еще один параграф, содержание которого беспокоило меня больше всего: за время, необходимое для оформления наших деловых взаимоотношений с китайцами, "Крайо-Кон" был обязан произвести опытную партию многоканальных криконов и передать их, вместе с подробнейшей документацией, для опытно-промышленных испытаний на предприятия "Саймон Ву энд Сан, Электроникс". Более того, весь процесс изготовления опытной партии на месте будут контролировать присланные господином Ву специалисты. Такой плотный надзор, ведущий к преждевременному и необоснованному, по моему мнению, раскрытию Ноу-Хау, совсем не входил в наши планы. Поэтому я резко выступил против этого параграфа. Аргументы господина Ву насчет того, что это их обычная практика при покупке и внедрении новых технологий, меня не убедили. Я чувствовал тут какой-то подвох, но наши партнеры предложили не концентрироваться на спорных моментах, пообещав пойти на серьезные уступки вообще и по этому вопросу в частности. Я успокоился и - согласился! После чего машина переговоров, хорошо смазанная деловыми ланчами, хорошим виски и крепким кофе, покатилась дальше по накатанной колее доброжелательных деловых взаимоотношений.
  
   Четыре последующих дня открывались тем же ритуалом: в половине десятого у входа в ИМКА-Тауэр нас ожидал ставший уже привычным зеленый "Роллс-Ройс". Переговоры велись часов до двух пополудни, после чего гостеприимные хозяева везли нас обедать в экзотические ресторанчики, спрятанные на первых этажах многоуровневых улиц островной части города. Вторая половина дня предназначалась для релаксации: нам устраивали экскурсии на пик Виктории и знаменитый беговой стадион, купание на уютных частных пляжах, посещение блошиного рынка электроники и районов веселых массажно-оздоровительных салонов. Наиболее запомнившейся была поездка морем на гигантском ховеркрафте - корабле на воздушной подушке - в находящийся до 2000 года под португальским протекторатом порт Макао, славящийся своими игорными домами. Буквально всё, включая наши жетоны для игры в рулетку, оплачивал (почему-то - наличными) молчаливый низкорослый секретарь господина Ву. Время летело незаметно. Негоциации катились к закономерному итогу - подписанию окончательного соглашения, спорные вопросы как-то сами собой исчезали. Мы готовились к триумфальному возвращению домой - на щите! Но настало очередное, пятое утро...
  
   Началось оно со зловещего нарушения ритуала - у подъезда отсутствовал традиционный "Роллс-Ройс". Я позвонил господину Ву на мобильный телефон с вопросом, что же нам делать. Мне ответил незнакомый голос, который от имени господина Ву предложил нам самим добраться до отеля "Пенинсула", где нас уже ждут. Мрачная многозначительность последней фразы не предвещала ничего хорошего. Но делать было нечего - мы тормознули такси и помчались в "Пенинсулу". Навстречу неизвестности. Спустя десять минут я вбежал в малый зал отеля. За мной вприпрыжку несся Федотыч. Зал для совещаний был пуст. Вернее - почти пуст. За длинным широким полированным столом, который еще вчера служил обиталищем многочисленной делегации "Саймон Ву энд Сан, Электроникс", сидел только один человек. Европеец лет пятидесяти. Он был загорел и седовлас. Одет в потертые джинсы, распахнутую на груди рубаху и дорогой, но сильно помятый пиджак. А обут - в сандалии на босу ногу. Что-то неуловимое выдавало в нем нашего соотечественника - израильтянина. Коим он в действительности и оказался. Незнакомец представился Ариком Лиштманом, после чего сообщил, что никаких переговоров с господином Ву сегодня, скорее всего, уже не будет, а потому он, Арик, приглашает нас переместиться в его машину, где мы и сможем нормально (при этом его взгляд указал на стены и потолок малого конференц-зала) побеседовать. Мы были настолько шокированы таким поворотом событий, что нам оставалось лишь молча утвердительно покивать и проследовать за нашим компатриотом из гостиницы прочь. При выходе из зала к Арику подскочили двое коротко стриженных высоких смуглых парней, одетых в темные костюмы - типичные израильские "секюрити". Арик жестом остановил их и провел нас на стоянку, где и усадил в видавшую виды "Хонду-Сивик".
  
   - Ну что, мужики, - вполне сносным русским языком изрек наш новый знакомый, выруливая со стоянки в сторону проходящего под проливом туннеля. - Поехали в парк, там можно спокойно погулять и поболтать, не опасаясь интереса со стороны чересчур любопытных местных спецслужб. - Местом прогулок господин Лиштман избрал сосновый парк вблизи пика Виктории, куда мы добрались спустя полчаса, в течение которых компатриоты развлекали друг друга, обмениваясь безобидными гонконговскими впечатлениями. В парке мы присели на парапет смотровой площадки, с которой в редкие безоблачные дни открывается великолепный вид на набережную островной части и Коулун. И услышали такое, что впору было прямо с этого парапета немедленно сигануть вниз головой - от злости и отчаяния.
  
   - Итак, я - доктор Ариэль Лиштман, директор Управления научно-технической контрразведки Общей Службы Безопасности Израиля - ШАБАК. В мои обязанности входит отслеживание судьбы созданных в Израиле новых технологий, которые могут представлять интерес для наших потенциальных противников. Как вы, вероятно, догадываетесь, круг моих служебных обязанностей весьма широк. Наша страна производит широкий спектр самых разнообразных технологий, большей части из которых приходится уделять пристальное внимание. Однако, на государственных предприятиях оборонной промышленности, в аэрокосмическом концерне и крупных электронных и химических компаниях есть свои соответствующие службы, которые работают в тесном контакте с нами. Поэтому управляться с эти секторами Хай-Тека нам достаточно просто. Значительно сложнее обстоит ситуация с небольшими компаниями и особенно - с Технологическими Теплицами. Вы, русские, в эту волну алии навезли с собой уйму свежих научных и технологических идей. Реализация которых может принести нашей стране гигантскую пользу. Или - огромный вред, если результаты работы попадут в руки наших врагов. К громадному сожалению, нам очень трудно проконтролировать каждую маленькую фирмочку в десятках Теплиц. А сотни и тысячи людей, только подающих свои проекты на рассмотрение? Уследить за всеми практически невозможно. Хотя мы и стараемся. Но иногда - опаздываем. Как это произошло в случае с инженером Эриком Лазаренко. Вы, Марк, должны его помнить - он вместе с вами учился в ульпане.
  
   - Это такой чернявый, средних лет? Откуда-то из-под Курска, кажется. Он все носился с идеей построить в Израиле атомную электростанцию. Чтобы ему, инженеру по реакторам, было, где работать.
  
   - Точно - он. Только господин Лазаренко уже устроился по специальности - строит промышленный ядерный реактор в Ливии. Я уж не знаю, что он им там настроит. Но это - наш серьезный прокол. И в вашем случае мы тоже чуть не опоздали. Наша встреча должна была бы произойти значительно раньше - при куда как менее драматических обстоятельствах. Впрочем, если бы мы опоздали сегодня, встречаться через пару месяцев мне было бы уже не с кем. Поверьте, я знаю, о чем говорю. И постараюсь представить вам неопровержимые доказательства того, что события развивались именно в этом направлении. Но - позднее. А пока я хочу вам рассказать, что же все-таки произошло с фирмой "Саймон Ву энд Сан, Электроникс".
  
   Вам, конечно же, знаком такой термин - "Технологии двойного применения". Так называют технологии, с равным успехом применимые и в военных и в гражданских целях. Типичный пример "двойного применения" - использование спутниковых каналов связи, навигационных процессоров или, к примеру, мощных лазеров, использующихся при металлообработке. Ваши криконы проходили в наших базах данных по категории "Коммуникационные системы", а потому - поначалу - мы не видели никаких поводов для особого беспокойства из-за возможной утечки технологии. Мы не можем надолго концентрироваться на изобретениях, непосредственно не связанным с ракетно-ядерными разработками в странах, являющихся нашими противниками. А если бы ваши криконы и попали к американцам, то ничего страшного для безопасности Израиля в этом случае не произошло бы. Однако, после того, как господин Ву установил с вашей фирмой тесные контакты, нам пришлось более внимательно присмотреться к "Крайо-Кону". Помните, сразу же после визита китайца в парк Ницаним, вы обратились в компанию "Дан энд Бредстрит" с просьбой о выяснении финансовой состоятельность ваших гонконговских партнеров. С финансовой точки зрения "Саймон Ву" оказалась весьма респектабельной компанией, о чем "Дэн энд Бредстрит" поспешили вам сообщить. С другой стороны, все запросы "Дэн энд Бредстрит" относительно партнеров израильских компаний автоматически проходят через наши каналы и анализируются системными компьютерами на предмет интересующих нас совпадений в разведывательных базах данных. Так произошло и в этом случае: компьютер выдал информацию о том, что ваш гонконговский партнер несколько лет назад был замечен в поставках запрещенных НАТО-вской комиссией по контролю за ракетно-ядерными технологиями электронных компонентов через Тайвань в Северную Корею. Тогда ЦРУ удалось пресечь нежелательную поставку, но с тех пор "Саймон Ву энд Сан, Электроникс" проходит по спискам компаний, сотрудничающих с северокорейской разведкой. Мы решили копнуть поглубже и выяснить, почему северные корейцы, сдвинутые на идее создания собственного ракетно-ядерного потенциала, вдруг воспылали интересом к коммуникационным технологиям, весьма далеким от их реальных технологических возможностей. Материал по криконам передали в группу интуиционного анализа и, одновременно, принялись агентурно выяснять сегодняшний статус "Саймона Ву". Полученные ответы ошеломляли. Вот вы, ребята - вполне грамотные физик и электронщик. А я по образованию - физико-химик, учился в Технионе и Стэнфорде. Между тем, кому из нас придет в голову сопоставить криконы и термоядерные заряды?
  
   - Может, синхронные переключатели во взрывателях ? - подумав, сказал Федотыч. - Да нет, там и обычные переключатели вполне сгодятся!
  
   - Ну вот, и я бы так подумал. Это потому, что мы с вами - не специалисты по конструкции современных боевых зарядов. А один паренек из нашего интуиционного отдела оказался именно таким специалистом - он недавно проходил стажировку в Ок-Ридже. Оказалось, что водородная бомба мощностью свыше одной мегатонны может быть изготовлена из компактного ядерного заряда средней мощности, окруженного цериевой сферой, наполненной тритием. И когда эта сфера, под действием взрывов внешних зарядов конвенциональной взрывчатки, начнет сжиматься одновременно с подрывом ядерного устройства - начнется термоядерная реакция. Однако, если все эти взрывы будут рассинхронизированы хотя бы на наносекунду - никакого термоядерного взрыва не произойдет. Бомба, как говорят оружейники, "скиснет" и превратится в обычную маломощную атомную "хлопушку". Теперь вы понимаете, к чему тут ваши сверх-высокопрецизионные криконы ? А вы в опубликованных технических характеристиках еще умудрились услужливо оповестить потенциальных пользователей о высокой устойчивости ваших устройств ко всем видам радиационного поражения!
  
   - О, черт! Ну кто же мог об этом знать? - простонал я. - Воистину - изобретешь новую погремушку, а завтра какой-нибудь мудак начнет этой погремушкой глушить целые народы!
  
   - Такова современная жизнь, уважаемые господа изобретатели. Но мы не будем сейчас дискутировать проблемы моральной ответственности ученого за результаты своей деятельности. Важно то, что корейцы уже несколько лет пытаются получить информацию о том, как проблему синхронизации решают американцы и русские. Уж не знаю, как это удается и тем и другим без ваших криконов. Может быть, такого типа термоядерных устройств до сих пор вообще не существует. Тем не менее, все подобные технологии в странах - членах "ядерного клуба" - отнесены к числу самых секретных. А для коммунистических корейцев компактная водородная бомба - единственная возможность оснащения их маломощных и морально давно уже устаревших баллистических ракет эффективным термоядерным зарядом. Которым они смогут угрожать своим более благополучным южным собратьям. А из Северной Кореи заряды эти обязательно перепоползут на Ближний Восток - брату Саддаму, брату Муаммару или духовному отцу аятолле Хаменеи. Представляете ситуацию? Ким-чен-ирская разведка положила десятки агентов и потратила сотни тысяч долларов, пытаясь приблизиться к этому секрету. И тут какая-то мудрая корейская голова прочла в открытом сборнике нашего израильского Министерства Промышленности и Торговли про вашу продукцию. Прочла - и в этой голове щелкнуло: вот оно! То, что нам надо! Наши-то "Сионские мудрецы", (вернее - всего один быстромозглый парнишка!) сообразили с большим запозданием. И то после того, как получили вполне конкретный намек. А эти хитрозадые азиаты не только быстро сообразили, но и моментально стали действовать. К делу подключился господин Саймон Ву и его "семейное предприятие". После чего события стали развиваться стремительно: визит китайца к вам на фирму, приглашение посетить Гонконг. К нам информация о ваших новых партнерах попала совсем недавно - вы уже собирали чемоданы к поездке. И лишь позавчера, когда вы уже вовсю договаривались о создании совместного предприятия, аналитики ШАБАКа раскопали подлинную суть происходящего. К счастью, у наших коллег из Лэнгли оказалось подробное досье на "Саймон Ву, Электроникс". Это позволило нам быстро разработать план более-менее мягкой нейтрализации ваших "друзей". Вчера вечером я, вместе с группой оперативников (на всякий случай!), прилетел в Гонконг.
  
   - Ну, так что же произошло сегодня ночью? Неужели вы отправили бедного господина Ву на корм местным рыбкам? Или накапали ему что-нибудь в ухо, как ваши "Моссадовские" коллеги "хамасовцу" в Иордании?
  
   - Не вижу повода для иронии, доктор Альперин. Все оказалось гораздо серьезнее, чем вы можете себе представить. Кстати, в случае подписания тех самых договоров, над которыми вы так углубленно работали в течение последней недели, сотрудников "Крайо-Кона" вскоре ожидало весьма определенное будущее. Впрочем, не буду забегать вперед и расскажу все по порядку. Ночью мы нанесли дружественный визит в штаб-квартиру "Саймон Ву энд Сан, Электроникс". Кстати, вы еще не успели посетить офис ваших партнеров?
  
   - Нет, все переговоры проходили в "Пенинсуле". Мы полагали, что это было сделано намеренно - нам демонстрировали почтение к партнеру и высокую значимость этих встреч. Посещение офиса фирмы, исследовательского отдела и сборочных предприятий было назначено на конец этой недели.
  
   - Наверняка вам было бы продемонстрировано нечто весьма внушительное. Но к компании "Саймон Ву" не имеющее никакого отношения. Потому что, как оказалось, такой фирмы, как производителя, давно уже не существует. Нет, конечно же - есть юридическое лицо, почтовый адрес, банковские счета и все такое прочее. С формальной точки зрения, "Дэн энд Брэдстрит" предоставили вам вполне объективную информацию. Вот только в реальном мире не каждое юридическое лицо адекватно лицу физическому. Ваши партнеры оказались как раз таким двуликим Янусом. Их штаб-квартира до сегодняшней ночи размещалась на арендованной два месяца назад (Да-да! Как раз незадолго до того, как господин Ву в первый раз прислал вам факсимильное сообщение!) вилле на одном из небольших островков, километрах в трех от города. В телефонном разговоре с господином Ву, предваряющим мой визит на остров, я поделился с ним некоторыми фактами, хорошо известными нашим американским друзьям. Как вы могли заметить, этот пожилой китаец весьма неглуп, а потому быстро сообразил, что дело лучше всего решить полюбовно. Поэтому наша встреча прошла вполне корректно, в полном противоречии с устоявшимися в гонконговских боевиках штампами захватывающих дух погонь и кровавых перестрелок. Я был нисколько не удивлен, встретив в обществе господина Саймона своего старого знакомого - шефа северокорейской научно-технической разведки полковника Ким Вон Сана. Помните молчаливого секретаря-референта господина Ву? Вот он-то и был там самым главным. Я познакомился с Ким Вон Саном лет десять назад в Испании, где мы - в обстановке жуткой секретности - пытались договориться с северокорейцами о прекращении разработки и производства ими СКАДов для наших арабских соседей. Ким Вон Сан тогда возглавлял северо-корейскую делегацию. О результатах той встречи вы, наверное, знаете - недавно в "Маариве" появилось хорошо отработанное разоблачение переставшей быть секретной операции. Мы тогда почти договорились - в обмен на инвестиции в их умирающее сельское хозяйство. К сожалению, наши по-детски прямолинейные американские коллеги как всегда не вовремя проявили свою идиотическую принципиальность и сорвали нашу сделку со Страной Утренней Свежести. Чем и навлекли во время кризиса в Персидском Заливе хусейновские СКАДы на наши головы. Но им-то до этого какое дело!? Впрочем, не будем о грустном. Пойдем дальше.
  
   Итак, после весьма непродолжительной беседы, все точки над "i" были расставлены - ваши "деловые партнеры" поняли, что так тщательно подготовленная и почти до конца проведенная операция сорвана. И столь вожделенной для коммунистических ядерных стратегов продукции "Крайо-Кона" им не видать, как своих ушей без зеркала. А посему их теплой компании лучше всего тихо свернуть свое пребывание в Гонконге и - как можно скорее - отбыть в известном только им направлении. Что они и проделали в максимально сжатые сроки. Мы, кстати, тоже не были заинтересованы поднимать шум и подключать к этому делу британские, гонконговские и китайские спецслужбы. Зачем? Лучший исход тайной операции - полюбовное решение конфликта. Без стрельбы, трупов и газетных публикаций. В общем, я им дал время до утра - на урегулирование всех дел перед отбытием. К сегодняшнему рассвету вилла на острове была не просто пуста - абсолютно стерильна. Ни одного компьютера, ни клочка бумаги, ни дискеты. Как будто бы их там и не было. А я поспал пару часов, и поехал на встречу с вами - в "Пенинсулу". Надеюсь, теперь наша с вами гонконговская эпопея подходит к благополучному завершению.
  
   - Благополучному? - я тяжело вздохнул, представляя себе состояние "Крайо-Коновских" финансов после уплаты расходов на командировку в Гонконг, а также последующие "радужные" перспективы. - Был у нас заказчик, а теперь его не стало. Как патриот и пламенный сионист, я безмерно рад, что такая опасная технология не попала во вражьи лапы. Но, как директор и один из владельцев компании, я - в полном ауте. Что же нам теперь делать? Ну почему вы не провели контроперацию хотя бы днем позже? После того, как мы бы получили от господина Ву хоть какие-то деньги? Ваш ШАБАК же не станет покупать наши криконы. Даже теперь, после того, как вы узнали о возможности из весьма нетрадиционного применения.
  
   - После того? А вы уверены, Марк, что у вашей фирмы было бы это после? Конечно, мы полностью выполнили наш джентльменский договор с господином Ву и товарищем Кимом - дали им время подчистить все концы. Однако, нашим техникам еще до начала беседы на вилле удалось дистанционно снять с их компьютеров кое-какую любопытную информацию о дальнейших планах вашего плодотворного сотрудничества. Товарищ Ким - большой стратег. Он распланировал ваше, господа, ближайшее будущее почти поминутно. С применением майкрософтовского "Проджекта" и других полезных программ. Ну разве мог он предположить, что мы сумеем прочесть плоды его "творчества" посредством обыкновенной электрической розетки? Так вот, жить вам троим - владельцам фирмы, оставалось очень недолго. Приняли бы китайских специалистов, посвятили бы их в глубины Ноу-Хау (вы ведь в конце-концов согласились на это, не так ли?) - и можно на покой! На вечный покой, господа! Увлекательная поездка с семьями на отдых в Юго-Восточную Азию (за счет "Саймон Ву, Электроникс", конечно!); автомобильная, авиационная или морская катастрофа - и "Крайо-Кон" тихо сам собой исчезает в глубинах времени. А ваши переключатели начинают секретно производиться в Северной Корее, Японии или на Тайване. Как вам перспективка, впечатляет? Если не верите, могу ознакомить вас с соответствующими документами. Там достанет специфических деталей, чтобы понять, что это - не подделка, сляпанная мной для вашего устрашения.
  
   - Да, уж! - цитируя незабвенного Кису Воробьянинова пробормотал Федотыч. - Отделались легким испугом. Хрен с ними, с деньгами, Марик! Как- нибудь выкрутимся. Главное - живыми остались! А с будущими клиентами, может быть, доктор Лиштман и его уважаемая "фирма" помогут?
  
   - Обещать ничего не могу. Все-таки, это не входит в круг непосредственных обязанностей нашей организации. Но я поговорю кое с кем из наших оружейников и электронщиков. Думаю, в свете открывшихся возможностей, "Крайо-Коновский" продукт их живо заинтересует. Конечно, вам это не очень интересно с коммерческой точки зрения. Но какую-то поддержку вы, вероятно, получите. А на первое время о вас позаботились мы с господином Ву и товарищем Кимом - я выхлопотал для вас неустойку в размере остатков их счета в "Гонконг Сити Банке". Как говориться: в возмещение морального ущерба. Это что-то около пятидесяти тысяч долларов. Деньги уже депонированы на счет "Крайо-Кона". Хватит на оплату расходов по поездке, господин Альперин? Так что мы имеем полное право сходить сейчас в ресторан и торжественно обмыть и наше знакомство, и благополучный исход вашей гонконговской "Одиссеи". А вечером - домой! Двинулись?!
  
  

Часть третья

  
   Малиновый "Ягуар", используя малую толику своих трех сотен лошадиных сил, вяло тащился сквозь казавшуюся бесконечной пробку на съезде с шоссе, ведущего от международного аэропорта, по направлению к Сан-Пауло. Справа, со стороны, где сидел Марк, "Ягуар" сопровождал фордовский полугрузовичок-развалюха, за рулем которого восседал пожилой негр, похожий на хрестоматийного дядю Тома. Полугрузовичок был битком набит разновозрастными негритятами, принадлежавшими, скорее всего, к дяди-Томовому семейству. Даже сквозь толстое тонированное стекло, отделявшее пассажиров "Ягуара" от окружающего мира, было слышно, как темнокожие дети оживленно галдели, рассматривая и обсуждая необычную машину рядом.
  
   - А что еще делать в пробке? - лениво подумал Марк, - Только и остается - языки чесать. Вон, Моти соловьем заливается. Демонстрирует Джонасу свою готовность к компромиссу. Жалко, я не успел Моти в аэропорту хотя бы в двух словах передать содержание сегодняшнего утреннего разговора с да Сильвейра и Ортезом. Эти гордые потомки португальских плантаторов вовсе не такие простаки и добряки, какими могут показаться на первый взгляд. Уж я не знаю, как удалось Моти раскрутить их на авансовую оплату эксклюзивности. Но я уверен - за каждый выплаченный нам цент они стрясут с "Крайо-Кона" по полной программе. Мало нам не покажется. И, что особо неприятно, снова, как и в Гонконге, непременным условием возникает требование полного доступа их инженеров к секретам технологии. Не то, чтобы мы очень боялись этого. Однако, не раскрывать же все карты на этапе предварительных проверок, когда будут оплачены только относительно дешевые пре-проекты. А ведь именно такое условие выдвигал незабвенный господин Ву в качестве главного при подписании любого контракта. И мы уже были готовы согласиться. Правда, тогда же стало ясно, чем наша покладистость могла бы обернуться для господ концессионеров - носителей Ноу-Хау и держателей патента. Спасибо доблестным израильским спецслужбам - они нас вытащили из глубокой щели в северокорейской заднице. Но в те времена основным "бизнесменом" был я сам. И вел переговоры в соответствии со своим убогим разумением. Конечно, меня сделали. Как ребенка. А сейчас у нас есть такой ценный кадр, как Моти. Я неоднократно убеждался в том, что его, Моти, на мякине не проведешь. Наш коммерческий директор мне всегда напоминал помесь фокстерьера с шахматным гроссмейстером - фантастический нюх на всяческие каверзы и способность их аккуратно обходить, используя изящные многоходовые комбинации. Неужели же он, драгоценный подарок ШАБАКа, не чует к чему нас склоняют доблестные потомки португалов ?
  
  
   Моти
  
   Вскоре после того, как мы с Федотычем вернулись из Гонконга, обнаружилось, что текущее состояние компании можно (в печатных выражениях) охарактеризовать как хреноватое. Прошли сильный испуг и последующее ему эйфорическое чувство избавления. И выяснилось, что утекли еще три месяца, а мы по-прежнему сидим на бобах. То есть - ни серьезных потенциальных партнеров, ни возможности получить от кого-нибудь в качестве инвестиции серьезные вложения, которые бы помогли фирме просуществовать до (хотя бы!) первого контакта с возможными потребителями нашей технологии. Короче - полный тупик. Вернее, почти полный. Потому что было еще около сорока тысяч долларов, остававшихся на счету после оплаты расходов по нашему гонконговскому анабазису. Ну какие это деньги - сорок тысяч? Если не жечь свет, не смывать за собой в туалете и платить зарплату только наемным работникам (Лешику и Борису Самуиловичу), то на пару месяцев "Крайо-Кону" протянуть хватит. А как быть с интенсификацией попыток втюхать наш товар кому-нибудь большому? А есть-пить хозяевам - Федотычу, Леонарду и мне - тоже не помешает. К тому же у всех у нас еще и семьи имеются (хотя личная жизнь крайо-коновцев ни к бизнесу, ни к этой правдивой истории не имеет почти никакого отношения)!
  
   Итак, времена мы переживали не самые веселые. По причине всеобщего плохого настроения все валилось из рук: опытная партия многоканальных матриц, которую мы готовили к бесплатной передаче на испытания местным оборонщикам (с подачи доброго доктора Лиштмана), погорела на стенде в результате то ли моей, то ли Федотыча дурацкой оплошности. Разбор полетов с последующим выяснением отношений по общему согласию я, пользуясь официальным положением большого босса, решил не производить. Чтобы не усугублять напряженку и уныние. Во избежание последующих самодеструктивных действий, на Совете Директоров (который проводился в традиционной для наших Советов форме совместного с Леонардом и Федотычем субботнего перекура с выпивоном) было решено: всем выплатить отпускные и - на пару месяцев - разогнать народ как можно дальше от фирмы. На волю. В пампасы. В опустевшем помещении представлять "Крайо-Кон" остался я - собственной персоной. Один, без ансамбля. Что позволяло сэкономить на воде и электричестве. Я сидел под единственным включенным кондиционером, лениво переводя мышкой курсор между пиками и бубнами на грубо размалеванном старым "Марьяжем" экране, и периодически бросал полный надежды и отчаяния взгляд на стоящий радом факсимильный аппарат: вдруг оттуда опять выползет завлекательное предложение от очередного господина Ву, но уже не плохого бяки - северокорейского агента, а какого-нибудь хорошего, доброго, мирного. Однако, проклятый аппарат явно не был создан для приношения радости моей скромной персоне. Если из него и выползала какая бумаженция, то это (в лучшем случае!) была реклама. А в худшем - предложение оплатить счет или деликатное напоминание из банка о том, что я лично несу ответственность за стремительно возрастающие долги фирмы. И хотя наш "Крайо-Кон" - компания эЛь. Ти. Ди., то есть - с ограниченной ответственностью, местные банки ограниченной ответственности не любят. А потому всегда стремятся превратить ответственность в неограниченную и обязательно личную. Как будто, в случае чего, лично мне будет, чем с ними расплатиться?!
  
   Но, очевидно, кому-то там, наверху, простое угасание маленькой хай-тековской фирмы показалось слишком банальным окончанием так интересно начавшейся истории. Ха, банкротство подстерегает десять из одиннадцати подобных проектов. Но не нас! Вернее, по отношению к нам, - не сейчас. Свежая струя ворвалась в застойный жаркий пустынный воздух сквозь узкую щель ничем ни примечательного телефонного звонка. Вообще, в противоположность факсу, от телефона я уже давно не ожидал ничего хорошего. Звонили чаще всего или Леонард, с сакраментальным вопросом: "Ну, что у нас сегодня плохого?"; или моя супруга, с просьбой по дороге домой заехать в "супер" за продуктами. Федотыч даже и не звонил, ибо свое сочувствие он обычно выражал почесыванием собственной бороды и похлопыванием меня по животу, кои действия, согласитесь, по телефону совершать абсолютно невозможно. Поэтому, подтягивая трубку к уху, ни на какие новости я не рассчитывал. И зря. Вместо унылого Леонардовского бормотания, трубка бойко затараторила, обращаясь ко мне хорошо поставленным мужским голосом. Говорящий владел высоким ивритом не хуже дикторов израильского телевидения. Однако, в интонациях проскальзывал легкий акцент, истоки которого я на слух установить не смог: не русский и не английский - это точно. Мой невидимый собеседник отрекомендовался Моти Ноффлером, бизнесменом из Мигдаль-а-Эмека. А Мигдаль-а-Эмек, скажу я вам, это - израильский аналог Силиконовой Долины. Где расположено множество электронных компаний, подходящих "Крайо-Кону", как говориться, по профилю в качестве серьезных заказчиков. Заинтригованный таким поворотом событий, я сразу же согласился встретиться с господином Ноффлером на следующий день в Тель-Авиве, где мы и сможем тет-а-тет обсудить взаимно интересующие вопросы во всех необходимых деталях.
  
  
   Господин Моти оказался весьма колоритным типом: невысокий крепкий мужичок лет пятидесяти пяти. Крючконосый и пронзительно голубоглазый. Сократовский лоб переходил в отполированную безжалостным южным солнцем лысину, на которую с боков были аккуратно зачесаны несколько жидких смолянисто-черных прядей. Одет он был в распахнутую на шее розовую рубашку с отложным воротником, не глаженные брюки от Гуччи и сандалии на босу ногу. Облик, типичный для независимого израильского бизнесмена средней руки. (Впрочем, позже я убедился в том, что он носит респектабельные костюмы и дорогие галстуки с той же элегантной небрежностью, что и свой ежедневный средиземноморский прикид.) После крепкого рукопожатия, Моти предложил посидеть в одной из кафешек на набережной а-Яркон и спокойно поболтать о том о сем. Себе он спросил стакан горячего чая с молоком, но без сахара, а я удовлетворился бокалом ледяного "Тюборга". Поле битвы было готово. Первым предпринял атаку Моти.
  
   - Мне рассказал о ваших успехах и проблемах мой старый армейский приятель Арик Лиштман. Не стану скрывать, долгие годы я проработал в должности, подобной той, котрую Арик занимает в ШАБАКе. Только - в армии. Докторской степени у меня нет - не до того было. Но в технике я разбираюсь более-менее профессионально - успел получить в Технионе диплом авиаинженера. В армейской разведке я занимался, в основном, сбором научно-технической информации о военном потенциале наших многочисленных противников. Приходилось много работать с трофейной советской техникой, да и из репатриантов волны семидесятых годов удалось, к обоюдной пользе, извлечь много интересного. Да, кстати, если тебе удобно говорить по-русски - говори, не стесняйся. Русский - один из моих родных языков. В детстве в нашем доме говорили сразу на многих языках. Но эту историю я тебе расскажу позже, если захочешь.
  
   Я охотно согласился перейти на русский, подивившись чистоте и правильности языка, какую сегодня не всегда встретишь даже среди поголовно считающих себя носителями высокой русской культуры свежих репатриантов из бывшего Совка. Между тем, тот странный акцент, который я расслышал еще по телефону, сохранился и в его русской речи. - Однако, откуда же он родом? Но это так, второстепенно - подумал я. - А первостепенно: чего он от нас хочет? На этом стоит сосредоточиться.
  
   - Лет пять назад я вышел в запас, - продолжил Моти, - и начал работать генеральным менеджером небольшого государственного электронного предприятия "Метра-Бет" в Нетании.
   - А, радарные антенны с фазированными решетками и коммуникационные системы для мирных спутников-шпионов серии "Офир-Кей" - поднапрягши память блеснул эрудицией я.
   - Точно, хотя про спутники ты, вроде бы, и знать не должен, эти данные до сих пор считаются закрытыми.
   - Ну, у нас, олим, свои источники информации, - усмехнулся я, - скрыть что-нибудь в нашей маленькой стране очень трудно. Особенно среди людей, в какой-то степени связанных с этими делами. - Я так и не помню, откуда я узнал про "Метра-Бет". Наверное, ляпнул кто-то невзначай. А мозг зацепил и уложил на нужную полочку. Вот и пригодилось. К чему, только? Но, в любом случае - ставлю себе плюс.
   - Оказалось, что навыки, приобретенные за долгие годы службы в военно-технической разведке, весьма и весьма способствуют успешному продвижению в бизнесе. За годы работы в "Метра-Бете" мне удалось заключить несколько неслабых контрактов : с турками, латвийцами и даже (через голландцев) - с саудовцами, на модификацию радио-навигационнах систем для их военно-воздушных сил и флотов. В общем, дела в фирме пошли так хорошо, что пришедшее тогда к власти право-либеральное правительство решило срочно приватизировать компанию для кого-то из своих. А эти свои, естественно, ни о каких высоких технологиях ни сном, ни духом не ведают. И знать не хотят. Новыми хозяевами стали пейсатый миллионер из Бней-Брака - держатель куриной фермы и отставной пехотный генерал - поселенец. Ни о какой научно-технической политике и стратегии маркетинга в этом случае и речи быть не могло. Понятное дело, их целью было перепродать фирму подороже в самые кратчайшие сроки. В чем они и преуспели. Используя, кстати, мои связи на полную катушку. Перекупившее "Метра-Бет" американское отделение электронного концерна "Дроссельхаусс" незамедлительно прислало в Израиль регионального директора по маркетингу. С первых же его слов стало ясно - наши взгляды на будущее компании диаметрально противоположны. Мне недвусмысленно было предложено уступить пост генерального менеджера кому-нибудь более идеологически близкому новым боссам. Что я, не без удовольствия, моментально и проделал. Конечно, меня проводили со всеми почестями и соответствующей (немалой!) денежной компенсацией. С тех пор, а произошло это около полугода назад, я свободен, у меня есть деньги и желание самому стать большим боссом в хай-тековском бизнесе. Я ищу перспективное старт-аповское предприятие, базирующееся на свежей технологической идее, в которое можно вложить сравнительно небольшие деньги, мои обширные связи и знания; и попробовать вывести его на уровень фирм, признанных и оперирующих на нью-йоркской бирже. Ну, как программка, впечатляет?
   - Программка-то впечатляет. Но я, с некоторых пор, стал слегка недоверчивым. Особенно - по отношению к местным бизнесменам. А потому - заранее прошу прощения за бестактность - сразу поставлю вопрос ребром. Знаю, в бизнесе так не принято. Но я и не стремлюсь раздувать щеки и выглядеть перед вами крутым бизнесменом. Просто - спокойствие дороже. Да и время не хочется тратить на пустые разговоры.
   - По крайней мере - честно и логично, - усмехнулся Моти, - что ж, твое право - спрашивай!
   - Во-первых, почему именно "Край-Кон"? Из сотен технически успешных старт-аповских проектов, тихо доживающих свои дни в Теплицах на бескрайних просторах Израильщины, вы решили остановиться именно на нас. Или - не знакомы с нашим (весьма проблематичным, честно говоря) положением? И сразу - во-вторых: вы первый местный бизнесмен, который с ходу не просит от нас денег, но - деньги предлагает. Как-то это не характерно для деловых людей вообще и аборигенов, в частности. Все вместе приводит меня в лучшем случае в недоумение.
   - Не буду темнить, Марк, и отвечу на оба вопроса сразу. В сущности, ответ на эти вопросы один: да, я вышел на вашу фирму не случайно. Я, как правило, для получения важной деловой информации не листаю проспекты Министерств Промышленности и Науки, но обращаюсь за советом к хорошо информированным людям. Таким, как небезызвестный вам Арик Лиштман. Он, как я уже сообщил тебе в начале нашей беседы, не только поведал мне об успехах и проблемах "Крайо-Кона", но весьма подробно описал знАчимость вашего изобретения и финансовое состояние компании. Более того, он высказал личный интерес к данной технологии, считая ее развитие важным для безопасности страны; но от своей организации оказать вам финансовую поддержку он сейчас никак не может - новое правительство, увы, имеет другие приоритеты. Поэтому Арик не только попросил, но и порекомендовал обратить на "Крайо-Кон" самое пристальное внимание. Как бизнесмен, я охотно к его просьбе прислушался. А как человек государственный и военный - не мог отказать такой рекомендации. К тому же и деньги, которые я планирую вложить в наше дело - не только мои. Но тут уж придется обойтись без комментариев. Понимаешь, Марик?
  
   Понимать-то я все понимал. Еще до того, как задал Моти эти (почти риторические) вопросы. Однако, мне очень важно было услышать его ответ. И убедиться в том, что тут, по крайней мере сначала, все чисто. Такой, пускай и несколько необычный, источник поддержки нас вполне устраивал. От своих серьезного подвоха мы не ожидали. Я обсудил с ребятами Мотино предложение, и мы с ним ударили по рукам. Вернее - подписали контракт. Так полковник запаса и бизнесмен Моти Ноффлер стал нашим директором по маркетингу и обладателем определенной части акций "Крайо-Кона". Нам с Леонардом опять пришлось поджаться. Ну что ж, лучше владеть хоть несколькими процентами акций компании, которая чего-нибудь стоит, чем сидеть на контрольном пакете бумажек, ценность которых не превышает стоимости соответствующей кучи фантиков от конфет. Бизнес, а в особенности - Хай-Тековский бизнес - жестОкая штука. Жадные и слабонервные здесь просто не выживают. Пусть не сразу, но я все же осознал эту немудреную истину. И сумел убедить в ней Леонарда с Федотычем. А была ли у нас альтернатива ?
  
   Жизнь вернулась в безлюдные помещения "Крайо-Кона". Был объявлен аврал, и по команде "Свистать всех наверх !" из отпуска отозваны все (изрядно расслабившиеся за пару месяцев вынужденного безделья) работники фирмы. Для разгона был срочно реанимирован "погорелый" демонстрационный проект - Моти запланировал устроить большую показуху в Англии. С подачи государственной аэрокосмической корпорации, которая, вняв его настойчивым рекомендациям, любезно согласилась оказать нам моральную поддержку. Одновременно, он обратился за советом к одному своему дальнему родственнику, который - совершенно случайно - оказался заместителем министра экономики далекой Бразилии, населенной, как видно, не только донами Пэдро, но и лицами вполне определенной национальности. (Уже позже я узнал, что в Бразилии, стране - начисто лишенной расизма и национализма, евреи составляют хотя и небольшую, но весьма влиятельную группу населения, занимая командные посты в финансах, бизнесе и даже правительственных структурах.) Друг этот - Срулик, как его называл Моти (да и все мы), или Эшроел, как он именовался в Бразилии - нанес неофициальный визит в Израиль, где у него жила одна из жен. Тут мы с ним и познакомились. Он оказался сибаритом, бойко говорил на иврите и, рисуя перед нами захватывающие перспективы нашего латиноамериканского будущего, своим сладкоречием сумел загипнотизировать даже такого интравертного типа, как Леонард. Несомненно, дону Срулику был обещан немалый процент с осуществления каждой латиноамериканской сделки. В бизнесе даже воробей не станет чирикать задаром. ("К-к-апитализм-м!" - как выразительно говорил капитан Данко-Шварцнегер в уморительно-дебильном боевике "Красная жара".)
  
   Да, кстати говоря, у Моти оказались удивительные родственники. Во множестве своем рассеянные по странам и континентам, они являлись нигде не зарегистрированными членами личной агентурной сети господина Ноффлера. И сетью этой Моти искусно пользовался, извлекая для себя, Израиля или "Крайо-Кона" (подчас - довольно неожиданные) выгоды. К примеру, будучи на демонстрационном показе в Англии, в один из свободных от раутов и переговоров вечеров, Моти поинтересовался, как я отношусь к хорошей музыке. Конечно, хитрый деловар прекрасно знал, что к хорошей музыке я отношусь с особым пиететом. О чем я ему моментально и заявил. Тогда Моти объявил, чтобы мы с Федотычем срочно подмылись, погладили шнурки и завязали галстуки, ибо через двадцать минут мы едем на концерт группы "Дэр Стрейтс". На что я ответил Моти, что, в качестве розыгрыша, он мог бы придумать что-нибудь более умное. Ибо перед поездкой в Англию я внимательно изучил Интернетовские сайты всех более-менее интересующих меня рок-групп (в том числе и "Дэр Стрейтс") и, к своему величайшему сожалению, не обнаружил во время нашего пребывания на Британских островах никаких привлекательных музыкальных событий.
  
   -Так что, - сказал я Моти, - не надо пудрить мне мозги. Никакой "Дэр Стрейтс" сейчас в Лондоне, да и по всей Великобритании, не гастролирует.
  
   О, это были мгновения маленького Мотиного триумфа ! Он раздулся, как павлин на токовище (или как там это у павлинов называется), и гордо заявил, что, может быть, для простых обывателей концертов "Дэр Стрейтс" в Лондоне нет, а для него, Моти Ноффлера - есть! Сегодня, в одном из закрытых клубов в Сохо, музыканты группы дают юбилейный концерт в чести двадцатипятилетия ансамбля. Концерт эксклюзивный, приглашены не более пятиста человек, в том числе принц Эдвард с женой, сэр Пол Маккартни с женой, сэр Энтони Хопкинс с женой, сэр Фил Коллинз с очередной молодой супругой, сэр Элтон Джон (с мужем?), и прочие знаменитости. И мы, "Крайо-Кон", - в числе приглашенных.
  
   - Но Моти, дорогой, не слишком ли мелко мы плаваем, чтобы присутствовать при таком событии ? - в недоумении осведомился я, - Наша фирма, хоть и обладает определенной потенциальной ценностью для британской элиты (шутка!); но, все-таки, мы - не "АйБиЭм" или "Кока-Кола".
  
   - Фирма - не обладает, - прямо, по-военному, отрубил Моти, - зато лично я, Моти Ноффлер, - обладаю ! Лидер группы "Дэр Стрейтс", всемирно известный гитарист, композитор и певец Марк Нопфлер - мой племянник. И братец его, один из участников первого состава группы, -тоже, соответственно, - племянник. Вот они-то, племяннички, и пригласили меня с моими коллегами на концерт!
  
   - Ну я и болван! Уже давно ломаю голову над тем, почему довольно редкая и нехарактерная (даже для ашкеназов) фамилия нашего Моти мне много лет хорошо знакома ! Конечно же - Марк Нопфлер, лидер "Дэр Стрейтс"! Обе фамилии до сих пор хранились в закаулках памяти, никак не пересекаясь, ибо звучат слегка по-разному. В иврите нет разница между буквами "Пэй" и "Фэй". Потому-то Моти и зовется Ноффлером. Из энциклопедической справки в Гибралтарской энциклопедии прог-рока я знал, что братья Нопфлеры выросли в семье выходцев из Венгрии. Но с какой стороны это касается нашего Моти?
  
   Разгадку этого кроссворда я получил, когда мы ехали в горбатом лондонском такси в Сохо, на концерт, вместе с Мотиным повествованием об удивительных приключениях его семьи в бурном двадцатом веке. Оказывается, его отец, Иштван Нопфлер, родом из Венгрии. И, подобно многим молодым евреям, населявшим в начале века распадающиеся подгнившие центрально-европейские империи, по своим политическим убеждениям был близок к коммунистам. После провала первой попытки коммунистического переворота в Венгрии, волна антибольшевистских репрессий, как и повсюду, в силу всегдашней особой вовлеченности лиц еврейской национальности в мировое переустройство, несла на себе мутную пену антисемитизма. Проще говоря, в Венгрии начались погромы. И семья Нопфлеров вынуждена была бежать. Воодушевленный красными флагами и идеей всеобщего равенства в бедности, Иштван побежал на восток - в большевистскую Россию. Работал на тракторном заводе в Харькове, учился на рабфаке в Москве; где, с детства владея венгерским и немецким, а затем - русским, показал недюжинные способности и к восточным языкам. Которыми он овладел во множестве и совершенстве. Понятное дело, пролетарской революции такие люди были нужны не только (и не столько) для ведения торговых переговоров. Не удивительно, что, спустя несколько лет специальной подготовки, Иштван Нопфлер стал разъездным агентом Коминтерна, а затем - агентом-нелегалом НКВД в Китае. Еще в Москве, в Рабочем Университете, Иштван познакомился с очаровательной черновицкой еврейкой Ханой. Впрочем, в профсоюзном билете она была записана Анной. Перед отъездом в Китай молодые сыграли комсомольскую свадьбу. А через несколько месяцев немногочисленная еврейская община Шанхая приняла в свои ряды новых членов - семью торгового представителя нескольких австрийских и немецких фирм Иштвана Нопфлера. Там, в Шанхае, и родились Пауль - старший брат Моти, и сам полковник израильской армии - Моти Ноффлер. Уж не знаю, чем конкретно занимался самый старший Нопфлер в Китае по линии разведки - Моти в подробности не вдавался, хотя наверняка был посвящен. Между тем, Иштван благополучно работал в Шанхае, как в предвоенные годы, так и во время военного лихолетья. Японские оккупанты, хотя особой любви к евреям и не испытывали, но ради крохотной Шанхайской общины Аушвиц строить не стали. Поэтому работа Шанхайского разведцентра не прерывалась ни на миг. Очевидно, отец Моти был шпионом более искусным и удачливым, чем его всемирно известный коллега - доктор Рихард Зорге, возделывавший те же нелегальные нивы в соседней Японии. Иштван Нопфлер так и не был раскрыт местными спецслужбами. Что, впрочем, не спасло его от печальной судьбы Зорге. Ибо после войны на великой новой Родине Иштвана - в Советском Союзе - беззаветному служению которой молодой коммунист отдал лучшие годы своей жизни, наступило еще более сложное мирное время, с продолжением массовых репрессий, тотальной подозрительностью и пещерным антисемитизмом.
  
   Мотин отец был хорошим разведчиком. Он знал, что происходит в послевоенном СССР. Знал, куда один за другим исчезают его коллеги из зарубежных резидентур НКВД и разведуправления Генерального Штаба. Многие из них по рождению были евреями. Ни один никогда не вернулся в свое, годами тяжкого труда свитое, шпионское гнездо. Никто и никогда. Некоторые просто пропали. Тихо и без шума. А кого-то гневно и публично обвинили во всех смертных грехах, и приговорили к смерти - как несчастных членов Еврейского Антифашистского Комитета. Время катилось к делу врачей. Поэтому, когда Иштван получил из Центра вызов на собеседование в Москву, никаких иллюзий по поводу своей собственной судьбы он, изрядно помудревший и подрастерявший за годы, проведенные вдали от коммунистической истерии, былые ярко-красные убеждения, не строил. Но отказаться от возвращений Иштван не смог - понятия чести и воинского долга не были для него пустыми словами. А смог - не потянуть за собой семью. Более того, в серьезном разговоре с Ханой он завещал ей никогда не возвращаться в СССР, да и из Шанхая бежать как можно скорее - вот-вот местные коммуняки наберут полную силу. А тогда и тут - начнется.
  
   Хана была мужественной женщиной. И завет покинувшего семью супруга выполнила без колебаний. Они бежали из Шанхая. Куда? В этом у Ханы не было никаких сомнений. В Шанхайской общине преобладали сильные сионистские настроения. Тогда же Хана открыла для себя иудаизм - цементирующие всех евреев идеи избранности единым Б-гом. К тому же, именно в эти годы Всевышний сотворил реальное чудо - на карте мира появилось независимое государство Израиль. Дом для всех евреев. Пристанище для выживших. Будущее для детей. Как и у миллионов других евреев до и после Ханы, возможный конечный пункт бегства был только один - Израиль. (Я сам прошел этим путем!). "В следующем году - в Иерусалиме!"
  
   Следующий год семейство Нопфлеров встретило не в Иерусалиме, а в киббуце Дгания Алеф, что вблизи озера Кинерет. Хана работала там медсестрой, а юный Моти собирал финики и ходил в киббуцную школу. Путешествие в Землю Обетованную не прошло для семьи без потерь. Брат Моти, Пауль, наотрез отказался ехать в никому не известную Палестину. Даже это если это и родина предков. Юношу притягивала европейская культура, он был щедро музыкально одарен и опасался не найти в далекой пустынной провинции приложения своему дару. Пауль расстался с матерью и младшим братом, перебрался в Гонконг, а оттуда, получив Британское гражданство, - в Англию. Где и осел, став Полом, основателем английской ветви семейства Нопфлеров, владельцем крупной кинопродюсерской компании и отцом знаменитых рок-музыкантов.
  
   Так, по дороге на концерт, я получил ответ сразу на две мучавших меня загадки: с какого боку связаны "Дэр Стрейтс" и наш директор по маркетингу, а также - откуда у него, у Моти, этот странный легкий акцент. В семье Нопфлеров говорили по-русски и немного по-венгерски. Но, в дополнение ко всему, мальчонка-то ходил в китайскую школу! Да и на улицах Шанхая общался, в основном, со сверстниками-китайчатами. Что, в совокупности, и создало этот культурно-лингвистический курьез - хорошо образованного израильтянина, говорившего на всех доступных ему языках с китайско-венгерским акцентом.
  
  
   Фрагмент вокодированного телефонного разговора через войс-чат линию порнографического Веб-сайта "Грязное гнездышко",
   между полковником Саудом Даммадом и Себастианом Фернандесом,
   сентябрь 199* года, 9 часов утра по Гринвичу
   (перевод с испанского)
  
   - Себастиан, переговоры с этими вонючими израильтянами недопустимо затягиваются. Вы клятвенно обещали завершить сделку в течение недели. Все работы по проекту "Благословение Пророка" остановлены в связи с невозможностью проверки допустимых параметров инициирующего устройства. Предсказанное аналитиками потепление политического климата на Ближнем Востоке не оставляет нам времени на колебания. Испытания должны быть завершены еще в этом году. Но все зацикливается на этих проклятых переключателях. Мы оставили все попытки скопировать русскую технологию инициации. Мессопотамские коллеги продолжают биться над ней, но до сих пор так и остается непонятным - как она работает и работает ли вообще. Мы поставили на "Крайо-Кон". Когда же вы подпишите договор и лаборатории "Заповедника" получат опытные образцы и технологические карты?
  
   - Все шло по плану, полковник, до самого последнего момента. Руководство "ЭлДиКомпа" практически договорилось по всем пунктам договора с директором фирмы по маркетингу господином Ноффлером. Однако, руководитель "Крайо-Кона", доктор Марк Альперин, высказал несогласие именно с теми параграфами, которые позволяют нам быстро продвинуть работу по проекту. И отказался подписывать договор в целом. Он стал очень осторожен после Гонконга, этот еврейчик.
  
   - Мы предприняли все усилия к тому, чтобы максимально осложнить финансовое положение их компании. Вы и не подозреваете, во что нам обошлась организация компромата на "Крайо-Кон" в Англии, где они почти договорились с "Бритиш Сателлайт Коммюникейшн". Им теперь просто-напросто не с кем договариваться, кроме как с концерном Ортеза. Надеюсь, это-то они понимают ?
  
   - Понимают. Однако, Ортез сделал опрометчивый шаг, заплатив им довольно большую сумму за эксклюзивность. Эти деньги, как я понимаю, еще не закончились, и Альперин рассчитывает протянуть время, выбивая более приемлемые, по его разумению, условия контракта.
  
   - И как долго по вашему, Себастиан, мнению, может затянуться отсрочка с подписанием?
  
   - Вчера Альперин заявил о продлении переговоров на месяц.
  
   - На месяц? Вы понимаете, что даже недельная отсрочка срывает все наши планы? Неужели нет способов склонить его к согласию? Предложите денег, бабу, мальчика, в конце концов!
  
   - А чем же мы, по вашему мнению, занимались всю последнюю неделю? Но чем больше мы ему предлагаем, тем подозрительнее он становится. Нам удалось полностью убедить его менеджера, этого Ноффлера. Но и ему не удается сдвинуть Альперина с той позиции, которую он занял. А именно он, Альперин, является основным держателем акций и, соответственно, владеет правом решающей подписи.
  
   - Значит, вся проблема только в одном человеке ? Помните, как говорил русский вождь Сталин : "Есть человек - есть проблема. Нету человека - ...". В общем, не мне вас учить, Себастиан. Только - быстро и чисто. Чтобы другие директора не вздумали корячиться. Думаю, лишившись лидера, они все будут деморализованы настолько, что дальше дела пойдут без препятствий.
  
   - Приказ понял, господин полковник. Где-нибудь в Европе нам было бы не просто сделать все чисто. Но, на нашу удачу, здесь - Бразилия. Ждите рапорта об успешном выполнении.
  
   - На все воля Аллаха, Себастиан. Хотя вы, неверные, к осознанию этого простого факта еще не пришли.
  
   Фрагмент вокодированного телефонного разговора по
   индивидуальному спутниковому каналу глобальной сети "Иридиум"
   между Моти Ноффлером и анонимным абонентом в Израиле,
   сентябрь 199* года, 10 часов утра по Гринвичу
   (перевод с иврита)
  
   - На прошлой неделе успешно прошли испытания силиконовых подложек для переключателей с имплантированным фантомом. Инженеры с "Исра-Тек Семикондактор" предлагают два варианта активации фантома : от внешнего сенсора или по сигналу со спутникового трансмиттера. Подложки переданы в Неватим для изготовления матриц. Однако, Леонард не соглашается запускать новую серию до возвращения Марка. Окончательный тест с готовыми изделиями можно будет произвести только по вашему приезду. Таким образом, все действия по операции "Подкидыш" приостановлены. Алеф опасается, что наши подопечные в силу ряда причин очень торопятся. А потому могут попытаться найти другой вариант активации устройства. И тогда ... "Подкидыш" - наш последний шанс деликатно решить эту проблему. Мне бы очень не хотелось доводить до крайних мер. В чем проблема, Моти?
  
   - Альперин заподозрил бразильцев в нечистой игре. Он опасается повторения гонконгского варианта, а потому напрочь отказывается подписывать договор, содержащий так интересующие наших подопечных пункты.
  
   - Да, в чутье ему не откажешь.
  
   - Это не только чутье. Он очень умен. Его насторожила помпа, с которой нас тут принимают и натиск, с которым ведут переговоры бразильские партнеры. Латиноамериканцы, как всегда, переигрывают. В последние дни они, очевидно, получили приказ сбавить обороты. Но зерно сомнения уже проросло - Марк объявил о возможности пролонгации переговоров на месяц.
  
   - Это станет катастрофой. "Заповедник" ждать не станет. Неужели нет никакой возможности убедить Альперина согласиться?
  
   - Мои возможности исчерпаны. Остается одно - раскрыть ему план операции "Подкидыш" и заставить помогать нам сознательно.
  
   - Ни в коем случае! Запрещаю вам даже думать об этом ! Вы понимаете, сколько сил вложено в эту операцию и какой сетью мы рискуем в случае даже непреднамеренной утечки информации от сотрудников "Крайо-Кона" ?
  
   - Гимел, я опасаюсь, что наши контрагенты попытаются найти выход из переговорного тупика своими методами. Я думаю, вполне понятно, чем это чревато?
  
   - Э-э, Моти, да вы, никак, стали сентиментальны? Расслабились, возрастные явления? Я помню, как решительно вы действовали в ходе операции "Гефестус", в 72-м. Если бы тогда мы проявили подобную чувствительность, сейчас не кому было бы вести эту беседу. А ведь успех "Подкидыша" неизмеримо значительнее всего, что мы достигли в результате "Гефестуса". Это не столько проблема национальной безопасности, сколько вопрос о выживании нашего государства. И если противная сторона берется сама найти выход из общего тупика, самое разумное - не препятствовать ей в этом. Попытайтесь, конечно, не доводить до крайностей, но ...
  
   - Я попробую в последний раз нажать на Альперина. Уж и не знаю, что ему соврать. Пожелайте мне удачи, Гимел. А если - нет, то будь мы все прокляты!
  
   - Мы прокляты изначально. С первых мгновений, сразу же после того, как согласились играть в эти игры. Мы - низшие из шудр, неприкасаемые. К счастью, не многие знают об этом. Но и те, кто никогда не узнает, будут нормально жить только потому, что мы делаем эту грязную работу. Я желаю удачи нашему "Подкидышу"!

Часть четвертая

  
  
   "Родизио", устроенный на берегу одного из находящихся вблизи Сан-Пауло озер, давших название знаменитой трассе автогонок Формулы-Один - Интерлагос, проложенной именно в этом живописном месте, оказался весьма и весьма приятственным заведением. Изрядно поднаторевший в бразильской мясной кухне, перепробовавший как элитные двадцати-реаловые "родизио", так и гигантские взлетно-посадочные залы общедоступных шести-реаловых "чурраскарий", Марк был приятно удивлен ассортиментом этой сравнительно небольшой и относительно дешевой едальни. Раздраженный последними (равно как и предшествующими им) переговорными днями, Ортез решил и сам расслабиться за доброй трапезой, и, возможно, в очередной раз хоть чем-то умаслить своих несговорчивых партнеров. А потому привез концессионеров в это малоизвестное широким массам едоков заведение для перекуса (чем Б-г послал!) и неформального продолжения деловых переговоров.
  
   В этот день верховное существо послало этому "родизио", в дополнение к стандартному набору из десяти-пятнадцати различных мясных блюд, приготовленных на гратаре, никогда мною до того не виданных жареных маленьких птичек, похожих на перепелок, и нежнейшие телячьи ребрышки с грудинкой, приправленные острым винным соусом. Молодые доны-официанты, вооруженные гигантскими саблеобразными шампурами, на которых были нанизаны куски мяса, индюшачьи сердечки, куриные желудочки, а также уже упомянутые птички и ребрышки, вились вокруг нашего стола как грифы у павшей лошади. Но, в отличие от пернатых хищников, парни не рвали с нас сытные мясные куски, а поминутно отрезали от шипящих на шампурах деликатесов сочные пласты и подкладывали в наши тарелки. Стоящие возле каждого едока похожие на песочные часы двуконусообразные индикаторы были повернуты зеленой шляпкой-глазком вверх, что по законам "родизио" означало - пиршество продолжается! ("Шоу маст гоу он!" - как очень уместно заметил великий Фредди Меркюри незадолго до своего расставания с нашим полисексуальным миром.) По тем же самым законам на один раз уплаченную при входе сумму (от двадцати до шести реалов) мясо можно было рубать до отвала. В момент отвала следовало перевернуть часы-индикатор красной шляпкой вверх и кружение официантов вокруг отвалившегося едока прекращалось. Что мы с Моти, спустя каких-нибудь двадцать минут, и сделали. Я ощущал себя плотно набитым мясом аэростатом. Моти, судя по томному взгляду и бессильным жестам, испытывал сходные ощущения. Я заказал по банке "Гуараны" для охлаждения тяжко трудившихся желудков и с удивлением воззрился на да Сильвейру и Ортеза, начавших трапезу одновременно с нами, однако, судя по набранному темпу и весело горящим зеленым глазкам индикаторов, только приближавшихся к апогею этого крайне важного для каждого аутентичного бразильянца процесса. "Да, слабаки мы все по сравнению с ними, - с уважением подумал я, - а ведь дома я прохожу как едок-профессионал ! Здесь мне не светит играть даже за дворовую едоцкую команду ! А ведь на вид - не толстые. И куда все влазит?"
  
   Мысли лениво переползали между извилинами в поисках объяснения наблюдаемого феномена. Ничего более умного, чем провал мясных продуктов в пятое измерение с последующим строительством мясных миров в удаленных параллельных вселенных, в голову не приходило. Какое-то время я меланхолично развлекал себя вариациями на научно-фантастические темы, но это быстро наскучило. Хлебнул холодно-бодрящей "Гуараны", я обернулся к Моти с целью продолжить наш бесконечный разговор про "подписывать - не подписывать". Что-то подсказывало мне - в таком виде подписывать договор с бразильцами нельзя. Я элементарно боялся, что для "Крайо-Кона" поспешность может обернуться тяжелыми последствиями. Какая разведка или контрразведка спасет нас на этот раз? Лимит везения не бесконечен. Нет, уж лучше подождать. Никуда бразильцы от нас не денутся. Тут уж и слепоглухонемой ощутил бы, как они хотят наложить лапу на "Крайо-Коновскую" технологию. Потерпят еще месячишко, а там, глядишь, и сами откажутся от кабальных для нашей фирмы пунктов договора.
   Точка зрения Моти была прямо противоположна моей. Он уже неделю пытался убедить меня в том, что финансовое положение "Крайо-Кона" крайне хреновое (увы - правда); что, после провала в Англии, бразильцы - наш последний потенциальный клиент; и что, если мы немедленно не подпишем с ними договор, технологию все равно переизобретут (а скорее - скрадут, мы ведь уже достаточно назвонили по всему свету) и пустят в оборот какие-нибудь гиганты вроде "Америкен Сьюперкондакторс". И тогда нашей фирме придет полный кукец. Интересно, что почти по всем пунктам я был с Моти полностью согласен. Тем не менее я, безо всяких на то видимых оснований, трансцендентно, был абсолютно уверен : подпиши мы договор в таком виде, в каком нам его предлагают заключить сейчас - кукец "Крайо-Кону" придет значительно раньше. И, притом, куда как более полный.
  
   Между тем, мясное пиршество подходило к концу. Оказалось, что даже наши неутомимые в этом виде спорта бразильские коллеги обладают вполне конечной грузоприемностью. Первым сдался интеллигентный да Сильвейра, а за ним повернул индикатор красным глазком кверху и его сыто порыгивающий босс. Слабаки-израильтяне с ужасом отказались от предложенных на десерт жареных бананов в медовом соусе. Но вот на крем-папайю мы дружно согласились: взбитое с мякотью пахучей папайи мороженое внесло умиротворяющее равновесие в тяжело загруженные мясом невинно убиенных животных желудки. Ужасно не хотелось снова возвращаться к переговорной тягомотине. Сам я и не представлял, как выбраться из порочного круга сомнений, недоверия и почти физического давления со стороны начинающих нервничать бразильцев. На помощь Моти рассчитывать бесполезно - его позиция кристально ясна. Федотыч - вообще не боец на этом фронте. Его задача - проконтролировать технические аспекты заключаемого договора. Я пытался найти правильную линию поведения, прекрасно осознавая всю иллюзорность подобных попыток.
  
   Обильная трапеза вполне оправдывала установившееся в салоне "Ягуара" молчание. Изредка Моти с Ортезом перекидывались ничего не значащими словами. Я тупо смотрел в окно на мелькавшие по обеим сторонам втекающего в центр Сан-Пауло хайуэя рекламные щиты. "Кофе Пеле", продукция пивной фирмы "Антарктика" (классное пиво, кстати, да и "Гуарана" даст сто очков вперед всяким там "Пепси-Кокам"!), новая модель "Фольсваген-Сантос", всепроникающий зубной "Колгейт", черные презервативы "Блэк Джек", строенный медальный профиль с надписью "Эмерсон, Лэйк анд Палмер", красочное приглашение посетить карнавал в Байе ... ЧТО???!!! Какие такие "Эмерсон, Лэйк анд Палмер" ?! О, какой же я идиот ! Я вдруг вспомнил, что еще пару месяцев назад в Интернете читал объявление о гастролях "ЭЛП" в Южной Америке как раз этой осенью. Еще посетовал тогда Федотычу, что никак не получается пересечься в Бразилии ни с концертами любимой группы, ни с бразильским этапом автогонок "Формулы-Один". Ну мог ли я тогда думать, что переговоры затянутся на такой долгий срок и мне придется тут куковать как раз до анонсированного тура?
  
   Марик заметно оживился и попросил водителя притормозить на обочине у одного из приглянувшихся ему рекламных щитов. Постер концерта почти полностью копировал обложку Эмерсоновской "Трилогии" - три наложенных и слегка сдвинутых, как на медалях с Ленином-Сталином, профиля - Эмерсона, Лэйка и Палмера. Молодых, розовых, длинноволосых. А внизу - даты концертов. Один концерт - в Сан-Пауло. Сегодня. И два - в Рио-де-Жанейро. Завтра и послезавтра. Марик жестом показал водителю "Ягуара", что можно двигаться дальше и обратился к джинсово-цепочечному Ортезу:
  
  -- А скажите, Марсио, вы, случайно, прогрессивным роком не
   увлекаетесь?
  
   - Не-а-а, - врастяжку, копируя говорок героев классических вестернов, ответил Ортез. - А что, Марк, вас заинтересовали концерты Эмерсона ? Я что-то читал про их приезд во вчерашней местной газете. Но - пропустил между ушей. Я, Марк, не по этому делу. Мне нужно что-нибудь потяжелее. Вот если бы приехали "Пёрплы" или "Блэк Саббат"!... Или - "Цеппелины" вдруг собрались бы ... Эмерсон для меня слишком академичен. Драйв не тот. Хотите попасть на концерт?
  
   - Хочу? Не просто хочу - страстно желаю! Да и Федотыч, уверен, не откажется! - с плохо скрываемой радостью возопил Марик.
  
   - Сейчас устроим, - улыбнулся Ортез, - для настоящего бразильца исполнить желание гостя и коллеги - дело чести.
  
   Он потянулся к мобильному телефону и начал что-то оживленно обсуждать на португальском. Спустя несколько минут Ортез с деловым видом захлопнул свою "Моторолу-Титаниум" и, хитро прищурившись, начал излагать. Было явственно видно - этот ловчила что-то задумал:
  
   - С сегодняшним концертом есть проблемы. Остались билеты только на плохие места. Такие концерты, как правило, у нас проводятся в самых больших танцевальных залах. Места на площадке перед сценой - хорошие. Там все слышно и видно. А вот по бокам, откуда публика обычно наблюдает за самбой-румбой, места считаются плохими. Слышно, в основном, только боковые басовые динамики, а за происходящим на сцене можно наблюдать в основном по расположенным по обеим сторонам сцены гигантским телеэкранам. В общем - никакого кайфа - лучше диск послушать. К тому же, концерт начинается через два часа. Нам никак не успеть заехать в отель за вашим коллегой и добраться до танцзала. В Сан-Пауло начинается час пик - сами видите.
  
   Улыбка сползла с лица Марика. Заметив это, Ортез поспешил продолжить:
  
   - Впрочем, расстраиваться по поводу пропущенного сегодня концерта не стоит. Я вам могу предложить вариант получше. Оцените, Марк! Честно говоря, все мы слегка подустали от этих (не буду кокетничать - чрезмерно затянувшихся!) переговоров. Уместно на пару дней взять тайм-аут. Для умственного отдохновения и раздельного обдумывания статус кво. Что вы скажите по поводу двухдневного тура в Рио-де-Жанейро с посещением пляжа КопАкабана, а также завтрашнего (и, если пожелаете, - послезавтрашнего) концерта вашей любимой группы? Все расходы по этому туру для вас, Марк, и господ Моти и Фьедотица (так, на португало-еврейский манер, Ортез поименовал Федотыча) наша компания берет на себя. Билеты на авиа-шаттл до Рио и номера-свиты в отеле "Премьер-Копакабана" на ваши имена уже заказаны. Билеты на концерт (на хорошие места, естественно!) - тоже. Вперед, да?!
  
  
   Марик In Rock
  
   "Завтра первый твой урок!
   Мама, что такое "Рок"?
   РОК? По-моему - судьба.
   Если - так, тогда - труба!.."
   Группа "Театр", из концерта
   "Дети Доктора Спока",
   Магнитофонный альбом 1986 года
  
   А началось все с Герки-КрокОдила. Именно так, с ударением на втором "о", именовали в кругу продвинутой кишиневской молодежи этого долговязого патлатого подростка, всегда таскавшего с собой какие-то пластинки и магнитофонные катушки с пленкой. Герка был фанат просочившейся к нам с идеологически враждебного Запада чуждой настоящим пионерско-комсомольским сердцам рок-музыки. А кликуху "КрокОдил" он получил, как это ни покажется странным, из-за имени. Полное имя, данное ему получившей гуманитарное образование и (почему-то) влюбленной в творчество Ибсена мамочкой, было Генрик. При этом, от куда как менее утонченного, казацких кровей папочки, Генрик унаследовал типичную славянскую внешность. А потому звали его то Геркой, то Генкой, но никогда - Генриком. А где Гена - там, по аналогии с популярным мультфильмом про Чебурашку, автоматически напрашивается приставка "Крокодил". С другой стороны, парень Герка был вполне симпатичный, лицом (чаще всего!) совсем не зеленый, что и побудило народ перекрестить его из "крокодИла" в "КрокОдила".
  
   Я познакомился с Геркой в последнем, августовском, месяце летних каникул, разделяющих веселый и беззаботный девятый класс от обещавшего быть совсем не легким десятого. Да, все желающие поступить в институты и университеты отличники и хорошисты не ждали от грядущего учебного года никаких поблажек. Репетиторы к выпускным экзаменам, репетиторы к поступлению в университеты, институты и даже военные училища - у многих это началось уже в девятом классе. А мне, широко известному (в узких кругах) высоко поставленной планкой запросов и завышенной (по мнению многих - как ровесников, так и взрослых) самооценкой, хотелось дерзнуть и поступить не куда-нибудь, но - в знаменитый московский Физтех. Куда, следуя настроениям установившегося полу-смутного времени, из неарийской молодежи брали только детей и внуков уже подтвердивших свою лояльность великой интернациональной державе академиков-космополитов, а также (иногда) - и отпрысков - тоже не блистающей расовой чистотой - бомондно-торговой элиты. Понятное дело, ни к первой, ни ко второй категории абитуриентов я не принадлежал. Так что замах был сделан весьма серьезный. Именно потому так истово-бесшабашно (и - немного истерично) гулялось в то лето. Многое было впервые: впервые надрался до положения риз, впервые шмальнул косячок с планом, впервые достаточно близко подобрался к великой подростковой тайне : чем же все-таки занимаются мальчики с девочками, когда родителей нет дома. Но все эти забавные происшествия лежат далеко за рамками нашей Истории о Роке. Истории, начавшейся тем жарким летом и, под давлением прошедших десятилетий, к моменту нашего повествования просочившейся сквозь каменистую пустыню Негева аккурат в другое полушарие - к окрестностям города Январской реки - Рио-де-Жанейро.
  
   Место генезиса было довольно прозаичным - знаменитый в описываемые времена кишиневский вещевой рынок - толкучка, толчок, или - как это было принято в фарцово-хипповых кругах - "туча". Описываемым летом туча, подчиняясь разрешительно-запретительным указаниям местных властей (вынужденных компенсировать отсутствие товаров в государственных магазинах присутствием этого чуждого развитому социализму клоповника) мигрировала по окраинам белокаменной столицы одной из "братских республик сестер - орденоносной Советской Молдавии". Проникновение враждебной потребительской идеологии (по мнению тогдашних унылых идеологов развитого социализма заключенной в разнообразных товарах народного потребления) было дозволено только один день в неделю - по воскресеньям. В то памятное воскресенье туча собралась на крутых склонах кишиневского Телецентра - как раз на том холме, где была проложена трасса всесоюзно известного мотокросса на приз космонавта Юрия Гагарина (с участием спортсменов братских Чехословакии и Болгарии, а также пока еще вполне сестринской Румынии).
  
   Я попал на тучу совсем не случайно. Случилось так, что, в добавок к определенным способностям в точных науках и лихо подвешенному языку, у меня случился еще один, весьма ценный для окружающих, талант: с непревзойденной безошибочностью определять фирменную принадлежность основного предмета культового облачения советской молодежи того времени - серо-синих, трущихся в замечательный белый цвет, жестко стоящих, усеянных строчками, заклепками и лейблами, настоящих американских джинсов. Родственники и друзья, друзья друзей, одноклассники и даже не всегда знакомые - все считали меня признанным экспертом по джинсОвому делу. Может быть потому, что именно у меня - первого в нашей школе - появились настоящие штаны. И не какие-нибудь березкинские "Райфела", а редкие, подлинной "левисОвской" выпечки американские рабочие шаровары модели "Виар Слэкс Райдер" - с задними карманами на зипперах с висюльками - которые я самолично приобрел на подаренные бабушками шестьдесят пять рублей у заезжего полутрезвого морячка в славном придунайском городе Измаиле. Именно там, в Измаиле, бродя по маленькому, но богатому на джинсУ припортовому толчку, я прочувствовал тайные сигналы, которые мне эмитировали и настоящая, пилящаяся, денимовская ткань, и двойная строчка, и специальные зиппера, и заклепки, и кожаные этикетки-лейблы и разноцветные вышитые флажки с зарегистрированными торговыми марками фирм-производителей. Никто и никогда не смог бы подсунуть мне какую-нибудь (пусть даже прекрасно слепленную!) котлету местного цыганского пошива, изготовленную в близлежащем таборе-стационаре из крашеной лихими одесскими цеховиками мешковины. С легкостью и брезгливой улыбкой отметался не только отечественный самострок, но и малокачественные польско-югославские клоны известных фирм, а также вошедшие на короткое время в моду итальянские штанцы с вышивкой и плетенкой-косичкам (почему-то именовавшиеся тогда "аллюровскими"). Нет, только подлинные, аутентичные "Ли", "Левисы", "Райфлы", "Вранглеры" и "Ю.С. Топы" излучали подходящую ауру. Сомнительными, но допущенными к ношению в приличном обществе, считались "Ли-Купер" и редкий, восхитительно лазоревый "Лоис". И уж совсем никто тогда даже не предполагал, что какие-то там "Гэп", "Гуччи" и "Кальвин Кляйн" - это тоже джинсы. (Я, впрочем, и сегодня так не считаю - ну не сигналят все эти новоделы, хоть ты тресни !)
  
   Кому только мне не довелось помогать в приобретении модных штанов! Даже глава местных уркаганов, полудебильный Сенечка Соловьев (впоследствии прославившийся тем, что в споре за бутылку пива насмерть покОцал отверткой своего не менее дебильного старшего братца Ляку), и тот однажды подвалил ко мне со словами : "Ну ты, жидя..., типа, в общем - маланец, мне тут джинЫ притаЩЧили. Посмотри, будь, корешем, фирмОвые, а ? А мы тебя это ... того, шмонать не будем !" (К слову сказать, акция по обмену экспертизы на пакт о ненападении была-таки проведена - к общему удовлетворению обеих сторон).
   Вообще-то я любил ходить на тучу. Для нас, городской молодежи середины семидесятых, толкучка была одной из щелей в сильно проржавевшем железном занавесе. Затхлая атмосфера казенной полу-тоталитарной идеологии "развитого социализма" уже была изрядно разряжена вещавшими на всех волнах и ловко пробивающимися через "глушилки" радиоголосами, появляющимися на экранах кинотеатров фильмами "прогрессивных" западных режиссеров, великолепно переведенной западной, а также великой отечественной научно-фантастической литературой, ну и, конечно, рассказами немногих побывавших "за бугром" очевидцев. Туча добавляла к трансцендентному духовному волнению солидные материальные аргументы : в виде всякого доселе невиданного зарубежного барахла: джинсов, курток, дубленок, косметики, японской и гонконговской электроники, пластинок и постеров. Именно вещевой рынок доказывал, что увиденные в кино интерьеры - это не тени загробного мира, а вполне доступные, удобные и нужные вещи. Которыми можно и нужно пользоваться. (Если есть деньги, конечно!) Нет, молодые того времени не были бездуховными рабами вещей. Даже, скорее, наоборот - анти-мещанами и наивными идеалистами. Но для нас существовали несколько вполне определенных вещей-символов. Превратившихся в нечто почти сакральное именно потому, что в родной Совдепии, сконцентрированной на производстве и перепроизводстве миллионов тонн дурного смертоносного железа, не было (да и не могло быть !) ничего подобного. А посему, ассоциировались все эти товары народного потребления с царящим там, за занавесом, вольным духом и свободой. Значит - становились культовыми! К таким вещам-символам, несомненно, следует отнести джинсы. И - пластинки с полузапрещенной рок-музыкой. Но о музыке - немного после. А сейчас - вернемся на тучу. Куда в тот день мы пришли вместе с моим давним школьным другом и соседом по улице Болгарской Санькой Бурлаковым. Санька, единственный сын не сильно богатых (но сильно поддающих) работяг, два прошедших летних месяца подрабатывал на разгрузке вагонов. И - накопил необходимую на настоящие штаны сумму. Конечно же, без моего участия такая покупка не могла состояться!
   Подходящий экземпляр нашелся на удивление быстро. Это был почти что не застиранный, темносеро-синий экземпляр знаменитых многослойных "Ю.Эс. Топ". Я тщательно проинспектировал зиппер, строчку и флажок, и кивком головы показал: "Берем!" Такими штанами можно было гордиться. В отдаленном от портов и границ Кишиневе "Топы" попадались крайне редко. Не сильно портил их и единственный обнаруженный дефект - протертая до дыр чьими-то могучими яйцам мотня. Видно было, что предыдущий хозяин носил штаны аккуратно, но - интенсивно. Дыры в промежности устранялись элементарно - наложением аккуратных замшевых заплаток - "седла". Джинсы с "седлом" считались особым шиком. А портной из местного студенческого ателье, всем хорошо известный дядя Хаим Маркович Засольцер, за какой-нибудь червонец изготовляет из старой замшевой сумочки великолепные "сёдла". И стоили штаны вполне пристойно - хватало и на седло и на то, чтобы сегодня же вечером всей веселой компанией обмыть обновку. Санька отстегнул продавцу - прикинутому в незапиленный "Райфеловый" костюм невысокому меланхоличному одесситу - пять червонцев и начал аккуратно заворачивать ценный штан в газету. В этот момент к честнОй компании подскочил какой-то долговязый парень в застиранных болгарских штанах "Рила" (или - "Рыло", как их именовали счастливые обладатели более культовых объектов ношения на заднице), начал хватать одессита за локоть и бормотать, что штаны были забиты за ним, и он только отскочил на час за бабулинами - ему, мол, червонца не хватало. Совершивший удачную сделку продавец беззлобно, но твердо изрек эпохальную фразу, часто используемую впоследствии как мною самим, так и всеми ребятами из нашей компании: "Если баклан опоздал - значит баклан пролетел ! Пока я думал - чувак уже ушел ! Кто первый башляет - тот первый и гребет. Отвали, гнида!". Монолитная правота этой простой, но сказанной с большим чувством сентенции, пулей вошла в сердце и душу "рыло-носного" незнакомца. Долговязый сник, встряхнул длинными сальными волосами и печально побрел вниз по торговому ряду. На его узкой спине явственно проступало отчаяние.
   - Слушай, Марик, а ведь я его знаю ! - сказал Санька. - Сдается мне, что этот чувак - наш новый сосед. И учиться будет в нашей школе.
   - Да ну, - усомнился я, - откуда у нас во дворе новые пацаны?
   - Как откуда ? Шполянкеры еще в июне отъехали в свой ИзраИль. Ты чо думаешь, хавира пустовать будет ? Вот этого, кажись, и подселили. Не самого, конечно - с папашей и мамашей. Давай познакомимся? А то как-то неудобно, сломали новому соседу кайф .... Эй, длинный, подь сюда, кому говорю?
   "Длинный" обернулся. Оказалось, что он и впрямь - наш новый сосед. Через пять минут мы втроем уже оживленно болтали, попивая у бочки пиво и заедая его купленными здесь же солеными лиманскими бычками. Говорили сразу обо всем - о джинсах, школе, порнографических журналах и имеющему к означенными журналам самое непосредственное отношение слабом поле. Ну и, конечно, о популярной среди молодежи, нет, больше чем популярной - культовой - рок-музыке. В которой новый знакомец, которого звали, как это не сложно догадаться, Геркой, оказался большим дОкой. Колокола судьбы трезвонили во всю мощь. Однако, как это чаще всего и бывает, их тогда никто не услышал...
   До встречи с КрокОдилом я считал себя вполне современным пОдростком: советскую эстраду (Лещенко, Ободзинский, восходящая Пугачева) демонстративно презирал; на концерты предложенной ленинским комсомолом альтернативы тлетворному влиянию Запада - року (коей в то время являлись Вокально Инструментальные Ансамбли - ВИА - в репертуаре которых должно было быть не менее 95% песен, сочиненных членами Союза Советских Композиторов) не посещал, а слушал веселое и тогда еще идеологически не сильно замусоренное патриотизмом Румынское радио. Был знаком, конечно, и с творчеством Ливерпульской Четверки - "БитлОв", пару разу у соседа-фарцовщика Грини-Ювелира слушал записанный на бобинный стереомагнитофон Пёрпловский "МэшИн Хэд" (или "МОйшин Хэд", как модно было говорить на стритУ). Послушивал музыкальные передачи "Голоса Америки", Новгородцева Севу-Севу (который - "г-о-о-ород Лындн, Бы-Бы-Сс-си"), ну и одну из самых серьезных музыкальных передач того времени - едва пробивающуюся через рев глушилок воскресную передачу "По заявкам радиослушателей" румынской редакции "Радио Свободная Европа" - "Еуропа Либерэ". Все перечисленное позволяло ловко щеголять модными именами, принадлежащими миру современной музыки. Что в те времена выполняло немаловажную роль кодов доступа в определенные слои молодежного сообщества. Как раз те слои, к которым вся городская молодежь тянулась. Но не каждый мог туда попасть. Оценивая и переоценивая себя по прошествии многих лет, я честно сознаюсь в том, что был не очень глуп и очень амбициозен. Нахватанность легко позволяла мне лихо надувать щеки и сходить за своего. Естественно, среди таких же "спецов", как я сам. А ведь именно из последних упомянутая продвинутая молодежь в основном и состояла. Но, собственно, к МУЗЫКЕ это все никакого отношения не имело. Да и как можно было понять хоть что-то в этой новомодной музыке, ограничиваясь прослушиванием одноразовых "Мелодиевских" сорокопяток на монофоническом проигрывателе допотопной бабушкиной радиолы "Фестиваль"? Или - ориентируясь на дешевые шлягерные прередачи Румынского радио? Или - полагаясь на завывающий во всю глушительную мощь коротковолновый транзисторный приемник? А потому я, тайно от своих сверстников, продолжал любить услышанную однажды в детстве на концерте органную музыку Баха и Букстехудэ, а также полюбившихся еще с коротко периода обучения в музыкальной школе (три года бренчал на фортепиано - надоело!) Моцарта и Гайдна. Иногда покупал пластинки с записями классической музыки - хорошие, не одноразовые дешевки - и с удовольствием "пилил" их все на том же электрическом патефоне, выпущенном аккурат в год расстрела Берия. А из современной музыки мне, если говорить по-правде, тогда нравились песня "Зе шоу маст гоу он" американской группы "Трии догс найт" и (единственно услышанный в хорошем качестве) Пёрпловский концерт "Мэшин Хэд" - где виртуозный дуэт гитары и органа создавали привычное любителю Баха полифоническое звучание, но - наполненное современной экспрессией, напором и технотронной истерией.
   Встреча с Геркой-КрокОдилом перевернула не только мои музыкальные вкусы, но и многие жизненные представления. Я увидел перед собой обыкновенного худого и длинного паренька, совсем не принадлежащего ни к деткам партийно-хозяйственного актива - "золотой молодежи", ни к не менее прогрессивным в джинсОво-дискОвом аспекте гордым сынам и дочерям торгово-ресторанной элиты. Герка был сыном университетской преподавательницы и мастера на радиозаводе. Обычная семья - никаких побочных доходов, которые позволили бы баловать единственного сына. Более того, до переезда в свою (отдельную, без горячей воды, но с утепленным сортиром!) двухкомнатную квартиру в нашем дворе, семья КрокОдила долгие годы ютилась в одной комнате заводского общежития. Так что моя семья, в котрой оба предка трудились остепененными сотрудниками местной Академии Наук, по уровню жизни вроде как стояла даже ступенькой выше. Между тем, Герка вполне умел обслуживать свои страсти сам. А страстей у него было две: научная фантастика и рок-музыка. И если по части столь же любимой мною фантастики я еще хоть как-то мог потягаться с Геркой (фантастику и детективы обожал отец, вместе с которым мы правдами и неправдами собрали вполне приличную домашнюю библиотеку), то Герка не только самостоятельно собрал еще бОльшую библиотеку фантастики, детективов и приключений, но и являлся обладателем редкой по тем временам фонотеки - дисков и бобин для катушечного магнитофона. При ближайшем рассмотрении, фонотека эта сильно отличалась от стандартных фонотек деток "выездных" номенклатурщиков и торговых родителей. Я пару раз бывал в гостях у своего многоюродного брата, папа которого заведовал коопторговским универмагом в пригородном поселке Дурлешты. Дальний родственник небрежно доставал из стойки фирменные диски самых модных поп-групп и гордо водружал их на безумно дорогой (по моим тогдашним возможностям) "Дюалевский" проигрыватель. Начинался сеанс прослушивания, сопровождавшийся неизменными брательниковскими понтами. В общем, взаимный интерес у нас с ним не состоялся. В силу полярности устремлений: братец уже нацеливался на сладкую жизнь в капиталистическом государстве ИзраИль, а я мечтал всего лишь о поступлении в МФТИ. А если быть совершенно откровенным, то я неуютно чувствовал себя в роли бедного родственника. С Геркой все было совсем по-другому: и проигрыватель у него был самый обыкновенный - девяносторублевый "Аккорд-стерео" купленный на деньги, заработанные прошлым летом на сборе и сдаче пустых бутылок; и ламповый монофонический катушечный магнитофон "Аидас" - кто-то, отчаявшийся постоянно чинить это чудо прибалтийской техники, сдал его Герке за пять рублей, а домашний умелец - Геркин папа - привел аппарат в чувство и даже соединил с усилителем проигывателя - для создания (как высокопарно выражался сам КрокОдил) псевдо-стереоэффекта. Вот такой лихой у Герки дома был музыкальный центр. А в фонотеке присутствовали только диски рок-групп из стран социалистического лагеря - Польши, Венгрии, Чехословакии, Румынии, Болгарии. Оказалось, что партийное руководство вышеозначенных стран-демократов, в попытках противостояния перетекающей через границы идеологической отраве (рок, секс, наркотики, насилие) решили лечить подобное подобным, но - своим, наполненным "высокой социалистической духовностью". А именно - постановили проводить в жизнь относительно либеральную молодежную политику. Особенно - в области молодежной музыки. (Как сказали бы сейчас - пытались канализировать социальную напряженность.) Может, эти руководители были слегка умнее стоявших на вершине советского Олимпа кремлевских импотентов и маразматиков. А может, прозрение у них наступило со страху - память о событиях 1956 года в Венгрии и 1968 года в Чехословакии оказалась весьма крепкой. В результате, в конце шестидесятых годов в странах народной демократии оказалась вполне развитая рок-музыка. По многим параметрам ничем не уступающая (в чем я имел возможность неоднократно убедиться позже, собрав гигантскую фонотеку и обработав гигабайты музыкальной и около-музыкальной информации) современной ей музыке стран Западного блока. Более того, оказалось, что пластинки демократов можно было иногда купить за три-четыре рубля в магазине "Мелодия", что на улице 28 июня (ныне - Влайку Пыркэлаб) ниже Почтамта, расположенного на проспекте Ленина (ныне - Штефана Чел-Маре). Если, конечно, подгрести к магазину с утреца в четверг, когда в "Мелодии" завоз. Естественно, до прилавка многое не доходило - но приближенные к прилавку клевали только на модную попсу (сладкоголосые эстрадные певцы и певицы, зарождающееся диско и легкий коммерческий рок - "СмоукИ", "Аббы" там всякие с Демисами Руссосами). Так что настоящий рок иногда доходил и до самого прилавка. А что не доходило - продавалось перекупщиками на туче. Но уже - за семь-десять рублей. Тоже - не атомные деньги. Так я впервые познакомился с "Омегой", "Пирамишем", "Локомотивом ГТ", Чеславом Неменом, "СББ", "Блю Эффектом", "Рошу ши Негру", "ФСБ", групой "Дайана Экспресс" болгарского органиста Митко Штерева, "Электрой" и "Штерн Комбо Майссеном". Попадались и выпущенные в Польше "Рэйр Бёрд", ранне-Эмерсоновский "Найс", всякие радио-дискотечные рок-сборники западных групп. А аутентичный западный рок был в КрокОдиловской фонотеке богато представлен в катушках. Причем, качество записи (с поправкой на монофонию) было отменным! (Все-таки, допотопные ламповые магнитофоны очень неплохо писали и воспроизводили на скорости в 19 см/мин!). Эти катушки Герке записывали с оригиналов (фирменных дисков, естественно!) его знакомые по толчку - Толик-Котлетист и Митя-Митридат. И стоила тогда такая запись три рубля (без цены самой катушки, понятное дело !). А Герке - рубль. По старой дружбе и еще за то, что Герка снабжал Митридата свежими детективами - почитать. Чернявый, невысокий, щуплый Митридат, по происхождению - овидиопольский грек, подрабатывал радистом в радиорубке Университетского Дворца Культуры, а работал натуральным фарцовщиком - добывал джинсы и диски в Одессе и других Черноморских портах, а затем перепродавал их в Кишиневе и окрестностях. При всем при том он был настоящим любителем и ценителем добротного рока. Но торчал только на "Битлах", имея все (!) вышедшие к тому времени битлОвские концерты, а также концерты Леннонна, Маккартни, Харрисона и Ринго Старра по-отдельности - в оригинальных "парлафоновских" и "эппловских" дисках. Его подручный - Толик-Котлетист - зарабатывал перезаписью дефицитных дисков на катушки и их, катушек, распространением. Прозвище "Котлетист" он получил за то, что работал (сиречь - переписывал) не всегда качественно, то есть - выпускал котлеты. За что неоднократно был бит как клиентами, так и своим непосредственным боссом. Была у него и другая кличка - "Сифилитик". Наверное, из-за всегда прыщавой унылой морды. Вот эти-то два колоритных персонажа и снабжали Герку всем (!), что в те годы стОило слушать. Были в той коллекции и "Ти-Рекс", и "Свит", и "Дип Пёрпл" и "Барклай Джеймс Харвест". Были и "Пинк Флойд", и "Йес" и "Дженезис". Не затерялись среди попсового мусора ни "Цеппелин", ни "Джетро Талл", ни "Юрай Хип". С чувством законной гордости выдавали рулады и Манфредмэновские "Соловьи и Бомбардировщики", уверенно звучал восходящий "Куин". Естественно был в этом замечательном собрании и "Эмерсон, Лэйк энд Палмер" - великолепно переложенные в рок "Картинки с Выставки" Мусоргского в аранжировке Равеля и мрачный эпический "Таркус". Много всего было. Много.
   Ну а времена какие имели место быть!? Золотой век! Расцвет настоящего рока! Расцвет всего того, что затем прошло жесточайшую проверку перехода в другие эпохи и - оказалось непревзойденным! Удивительное время, когда по-настоящему оригинальные музыкальные идеи, родившиеся на стыке традиционных культур и новейших электронных технологий стали приносить гигантские прибыли. Да, коммерческая основа современной нам сейчас массовой музыкальной культуры зарождалась именно тогда. Но ведь именно в те, пропахшие конопляным дымком, розово-золотые семидесятые "Эмерсон", "Йес" и "Дженезис" собирали многотысячную аудиторию! Не только и не столько вполне доступные широким массам ранние "Битлы" или демократические "Роллинг Стоунз", не слащавая итальянская эстрада, не самопародийные рэповские скороговорки, не экстремальный панк, но - прогрессивный рок (или, как его еще в те годы называли - арт-рок). Музыка духа и настроения. Такая "массовая культура" поднимала ее потребителей до своего, небывало высокого уровня. Увы, впоследствии все стало наоборот : субкультура городских маргиналов стала доминировать и уровень потребителей этой субкультуры стал диктовать большую музыкальную политику. Настоящая музыка ушла со стадионов, исчезла с радио и телевидения. Нет, она не умерла - просто переселилась в клубы и Интернет. А поп-мьюзик стал именно таким, каким мы все сейчас его видим на канале эМТиВи... О, семидесятые, как же нам повезло совпасть во времени с этими годами взлета новой культуры ! Правда, мы не совсем совпали в пространстве. Страна самого развитого социализма (если не брать в расчет несчастную недоубитую Пол Потом с его подельниками - красными кхмерами - Кампуччию-Камбоджу и мастерски отчучхированную Ким Ир Сеном Северную Корею) семимильными шагами рулила мимо современной культуры. Но и тут нам не в чем упрекнуть судьбу - времена все-таки были не самые жестОкие, дышать давали (если не громко), а преодоление всяческих препятствий лишь укрепляло подлинную страсть. Так и появилось наше рок-поколение. Хорошее? Плохое? Каждый волен оценивать по-своему. Но мы - именно такие. И, во многом, - благодаря року.
   Стал я внимательно погружаться в КрокОдилову фонотеку - и понял: это хорошо! Это - моя музыка! Эта музыка вошла со мной в резонанс - мы совпали по частоте, амплитуде и фазе. С непередаваемым словами долгодействующим (десятки лет!) эффектом. Новые звуки задевали, волновали, будили мысль и энергию, оставляли неизгладимый след. Как стакан хорошего коньяка. Как своевременная затяжка плотно набитого качественной травкой косячка. Как опытная женщина - материализация грез пубертатного юноши. Как хорошая книжка. Как наука. Как жизнь, которая кажется долгой, интересной и прекрасной - когда тебе пятнадцать лет! Впрочем, одними только эстетическими наслаждениями перемены в жизни не ограничились.
   В силу реально существующей полу-подпольности рок-культуры, просто слушать любимую музыку в те годы ну никак не получалось. Пластинки и катушки с новинками нужно было где-то добывать. Покупать (на какие шиши, кстати? Ведь свежий фирменный диск стоил до 100 рублей - бешеные деньги в семидесятые!), обменивать, переписывать. Понятное дело, что все это прибыльное предприятие было прибрано к рукам людьми, довольно далекими от законопослушности. Формулируя в современных терминах - криминальной средой. "За музыкой" приходилось ходить на грани - между государственным преступлением (типа фарцовки и контрабанды, за которыми тщательно наблюдало недремлющее око самых компетентных органов) и откровенным уркаганством, не пренебрегавшим (уже тогда !) рэкетом (по модели "Мужик, купи-ка кирпич!") и бандитизмом. По всему получалось - рано или поздно рок-музыка подкинет своим адептам что-нибудь неприятно-неожиданное. Что не преминуло произойти.
   Собирать пустые бутылки в четыре руки намного эффективнее, чем в две. Эта простая аксиома была использована нами (Геркой и мной) для реализации давней мечты - пополнения ставшей уже общей - колхозной - фонотеки фирменными пластинками. Очистив в короткие сроки родительские сараи, скрывающие многолетние накопления стеклянной тары, мы испросили разрешения проделать ту же операцию с кладовкой в мастерской знакомого художника, до очистки которой у того самого руки никак не доходили. Если родительских запасов хватило максимум на "сорокопятку", то творческая интеллигенция подработала тары на цельный диск. Заветная цель не только приблизилась, но и (о, чудо!) раздвоилась. Если, конечно, второй диск брать не очень фирменный, а какую-нибудь "юговскую" печатку. Недостающие 20 рублей я сэкономил на репетиторе по математике. Просто - не пошел два раза на занятия. А с родителей взял сумму по полной программе. Было очень стыдно - я ведь прекрасно знал, что лишних денег в семье никогда не было. Но уж очень хотелось!
   Собрать удалось аж 80 рублей. Засунув эту гигантскую сумму в закрывающийся на зиппер карман моих модных фирменных штанов, мы с Геркой направились к Митридату. Фарцовщик Митя сидел у себя в радиорубке, смачно попыхивал странно пахнувшей самокруткой и перегонял с крутившегося на дорогом проигрывателе "Арктур" диска на полу-профессиональный магнитофон "Тембр" что-то, энергично рассыпавшее через лежавшие на столе наушники тихую дробь. Пятак на пластЕ был лилового цвета, и на нем было изображено что-то вроде греческой буквы "ро".
   - А, КрокОдил ! - обрадовался увидевший юных меломанов Митридат и стряхнул пепел в жестяную коробочку от голландских сигар, - Принес чего-нибудь почитать ? А то я тут уже совсем озверел без приличного чтива. У нас в клубе студенческий театр инсцИнирует "Малую Землю" - мало никому не покажется. Хоть уши затыкай ! Вот, планом спасаюсь. Да и тот кончается...
   Герка достал из портфеля новый томик из серии "Зарубежный детектив" и протянул его радисту. Митридат радостно схватил книжку и только после этого соизволил пригласить гостей сесть.
   - Да, кстати, КрокОдил, я тут с Одессы кое-какую новую музыку приволок. Видишь - катаю, - кивнул Митридат на мерно вращающийся диск.
   - А что это? - севшим от напряженности момента голосом спросил Марик.
   - Э-э-это ? - Митридат ткнул пальцем в лейбл, - Это - свежий "Пёрпл". "Стормбрингер" называется. На, слушай! - и переключил усилитель с наушников на динамики. В пустом зале на полную мощь зазвучала ставшая впоследствии знаменитой композиция "Солджер оф форчун". Красота новой музыки очаровала друзей.
   - Сколько ?! - взволнованно спросил Герка.
   - Что - сколько ? - переспросил Митридат.
   - Ну, сколько диск стоит? - я сориентировался в обстановке быстрее разволновавшегося КрокОдила.
   - О, чуваки, да у вас никак бабки объявились ? - подивился Митридат, - Старушку, что-ли, топориком покоцали ? А впрочем - не мое дело. Хоть - старушку, хоть - подружку! Каламбур, да?! "Пёрпл" стоит шестьдесят тугриков. Вам - со скидкой на молодость и давнее знакомство - уступлю за пятьдесят пять. Хотите?
   - Будем подумать ... - степенно начал привычный для толкучки торговый диалог уже пришедший в себя Герка, - Пласт, конечно, мощный. Но и просишь ты не в меру.
   - Не в меру?! За фирменный пласт? - и Митридат возмущенно ткнул пальцем в пятак уже остановившей свое вращение пластинки, - видишь, вьюноша, - "Пёрпл рекордс" ! Натуральный!
   - А "Эмерсона" нового, случаем, нету ? - встрял в разговор я.
   - Почему нету ? Есть и "Эмерсон" ! "У Хреции усе есть!" В нашем Кишмантухесе этот диск никто, кроме меня, еще никто не слышал! - с гордостью заявил Митридат. - "Салат Без Мозгов" называется. Вот, глядите! - он покопался на полке и достал серо-синий конверт с человеческим черепом, вписанным в "ЭЛПовское" лого.
   - Ух ты! - я аж присел от восторга. Как раз в прошлое вскресенье я услышал обработку Джинастеровской "Токкаты" с этого диска по радио "Еуропа Либерэ". Даже через хрип и свист коротковолнового приема было понятно: музыка абсолютно гениальная !
   - Ну, а я что говорю? Круче - только яйца! - лениво процедил прохладно относившийся к "Эмерсону" пожилой (Митридату было уже за тридцать) битломан. - Да ежели б этот диск был фирменный, он бы не меньше восьмидесятничка стоил. А этот - югославской печатки. Видишь, одесские умельцы замаскировали? - и Митридат продемонстрировал аккуратно замазанные черной тушью надписи на оборотной стороне конверта и по окружности пятака.
   - А что там замазано ? - с любопытством прозелита спросил я, пребывавший тогда в состоянии наивной неосведомленности в дискОвых делах.
   - Да как обычно - "эРТэБэ записонято, все права-то забронято" (Митридат явно перепутал надписи на югославских и болгарских дисках), ну и прочая фигня, которую "юги" там обычно пишут. В общем-то, и так коню понятно, что диск перепечатанный. Я в Одессе видел фирмОвый - так в нем обложка посередине раскрывается, и там, где на этом конверте виден только вписанный в лого череп, появляется лицо женской скульптуры. Типа Нефирцыцы. А череп - часть этого лица. Круто, да?
   Герка, очевидно, увидел, как зажглись мои глаза. Сам-то он больше любил "Пёрплов" и моментально запал на "Стормбрингер", но и мою склонность к солидному академическому стилю уважал. Ну что ж, нужно попробовать прихлопнуть обоих зайцев. Тем более, что за юговского "Брэйн Сэлад Сэрджери" никто никогда больше сороковки не даст. А дурить клиента и выдавать диск за фирменный Митридат, придерживавшийся своеобразного кодекса меломанской чести, никогда не станет.
   - Слушай, Митридат, а за "Салат" с "Пёрплом" вместе - сколько просишь? - закинул удочку Герка.
   - А сколько дашь ? - привычно отозвался опытный боец фарцовых схваток.
   - Ну, денег дам, - продолжил юный, но уже не менее опытный Герка, - рублей семьдесят. За юговского "Эмерсона" тебе никто больше двадцатки не даст. Кому он тут у нас вообще нужен? А мне еще и скидка положена - сам сказал!
   - Ты чего, молодой, травки-борзянки объелся? Где это видано: за "Эмерсона" - двадцатку ! Тоже - сказанул! Значит так - "Пёрплов" меньше, чем за пятьдесят пять я не отдам. Иначе надо мной пИпел смеяться будет. А "Салат" - так и быть, только вам, пионЭры - отдам за тридцать пять. Еще спасибо скажете!
   С видимым удовольствием рядились еще минут пятнацать. После чего оба вожделенных диска перекочевали в руки покупателей за символическую (по словам Митридата) сумму в восемьдесят рублей.
   - Ну, парни, вы меня совсем раздели, - сказал на прощание скромный радист Митя. И небрежно швырнул смятые десятки и пятерки в верхний ящик своего рабочего стола. Где, как я успел случайно подглядеть, уже валялись радужные бумажки, на которые, по самому скромному моему подсчету, можно было бы купить не то, чтобы "Волгу-двацатьчетверку", но уж никак не меньше "Жигулей" третьей модели.
   Сначала слушали сами. Потом - сами, но под трехлитровый бутыль красного домашнего вина. Потом позвали всех друзей. (Благо, у меня предки отвалили в какую-то командировку.) И взяли еще вина. Опять слушали. Потом пришел бабец. В количестве трех мочалок и одной швабры. Бабец возжелал танцевать. А почему бы и нет!? В эпоху только-только появляющегося диско (уже - "Сильвер Конвеншн", но еще - не "Бони эМ") прогрессивная мОлодежь танцевала под все - даже под Неменовский "Рэквием до Ван-Гогу". А тут - "Пёрпл"! Вполне располагает к танцулькам: и резкий, истеричный "Стормрингер", и лирические "Джипси" и "Солджер оф форчун". Да и "Эмерсоновская" "Стилл, тэрн ми он", вполне проходила. В обжимку, при зажженных свечах. Богема! Потом кто-то принес немного травки - с домашних конопляных плантаций. Кайф! После травки танцевали даже под "Токкату". Особо усердствовал круглолицый рыхлый подросток Серега - мой школьный приятель. Он провозгласил: та часть "Токкаты", где Эмерсоновский синтезатор ухает филином, символизирует выход старцев из Политбюро в президиум очередного партийного Съезда. И сам же этот торжественный выход проиллюстрировал. Под соответствующий музыкальный фрагмент. Было очень смешно! Очень! Хотя шутка была с опасным политическим привкусом. Но все мы были в те дни молоды и наивны - никому и в голову не пришло бояться стукачей в своей компании. (Оглядываясь на события последующих лет, не могу не заметить по этому поводу: "Зря!")
   Так, в счастливом обладании фирмОвыми раритетами, прошла неделя. А по ее окончании Герка сказал: "Диски должны работать! Как деньги при капитализме. Про Маркса слышал, да? Музыка делает музыку. Мы их послушали, перекатали на катушки - теперь давай их обменивать. Сдадим на недельку то одному, то другому. А они нам в обмен - другие диски. Коллекция пополняется - все довольны!" Я с воодушевлением поддержал эту, показавшуюся спервоначалу здравой, мысль. На следующий день нашелся и первый желающий обменяться - Геркин бывший одноклассник (по старой школе) Владилен, известный тем, что еще класса с шестого вращался в около-фарцовых кругах. В обмен на "Стормбрингера" он предложил альбом "Золотой Дип Пёрпл"" - сборник из ранних "Пёрпловских" концертов и синглов. Под новый диск опять собралась все та же развеселая компания. Опять было весело, пьяно и кайфово. Уже потом склонный к мизантропическому философствованию КрокОдил так оценил этот период их жизни: "Ели-пили - все нормально! Обосрались кАло-ссально ....". (Позднее именно этот афоризм получил широкое распространение в кругах, приближенных к бару гостиницы "Интурист". Правда, на ум он приходил в тех (многочисленных) эпизодах, когда, после крутой гулянки в ресторане, выяснялось, что полностью заплатить по счету нечем. В этом случае приходилось оставлять кого-нибудь, уже недвижимого, в залог и бежать на поиски недостающей суммы. А иногда просто снимали с руки часы - в уплату. Если халдей-официант соглашался взять.)
   А обсираловка с диском произошла вот какая: как-то поздним вечером ко мне в двери позвонили. Отворив, я увидел взволнованного Герку. На заднем плане маячил мрачный Владилен, правый глаз которого заплыл огромным свежим синяком.
   - Что случилось, мужики ? - Геркино волнение моментально передалось мне.
   - Слушай, Марк, тут такие дела ... - зачастил Герка. - Понес я этому хмырю (кивок в сторону Владилена) его "Золотых Пёрплов". Повел он меня в какую-то соседнюю квартиру, мол, мой диск - у соседа. А там его старшие корифаны сидят - Мишка Адамович с Гурой и Лёнцем. Он, оказывается, шестерит на них.
   - Кто-кто? - с ходу не въехал я. Но когда въехал... - Те самые ?..
   - Ну да, - мрачно подтвердил Герка, - А другим откуда взяться ?
   Вышеназванная троица была известнейшими в городе рэкетирами. Они, в основном, трясли фарцУ - там было что взять. Но, в промежутках, не брезговали и "продажей кирпичей" незнакомым ночным прохожим, и отбором пластинок и джинсов у малолетних меломанов и еще Б-г знает чем.
   - ....?! - я только и смог, что открыть рот.
   - Так вот, возвращаю я этому козлу (опять кивок на Владилена) диск, а Адамович-то мне и говорит : "Ну-ка дай, пацан, поглядеть - все ли в порядке. Ведь это мой диск". Я и дал. Он посмотрел на диск под углом, и потребовал поставить на проигрыватель. Владилен поставил. Мишка послушал и спросил меня, на чем, мол, мы его слушали - на граммофоне, что-ли ? Я ему и говорю: "Нет, на стерео-"Аккорде"". Тут он как заорет : "Ты чего, педрила, запилил мне любимый диск! Да я вас щас всех порву как Тузик Жучку !". И кинулся к Владилену: " Это ты, что ли, этому придурку мой диск дал, да ?". Перебздевший Владилен только молча утвердительно кивнул. И сразу же получил в глаз. После чего Мишка слегка успокоился. Он спросил Владилена, что он бралу нас взамен. Владилен и дал ему "Стормбрингер". Мишка забрал у Владилена наш диск, повертел, рассмотрел, хмыкнул и передал Лёнцу: "На - на хранение тебе". А мне сказал: "Вот что, парень, нагадил - нужно исправлять. Мне этот "Золотой Пёрпл" обошелся в девяносто тугриков. Придется тебе выкупить его у меня. Башляешь мне мои девяносто - и забирай своего "Пёрпла" назад вместе с моим. Срок - десять дней. Не вернешь - хуже будет. Все, ребенок, счетчик включен. Действуй!". И выставил нас за двери.
   - Ни фига себе!..- только и смог пробормотать я. - Слушай, отправь ты этого наводчика (в который раз - кивок на Владилена) к чертовой бабушке, а сам - заходи. Думать будем.
   Думать много не пришлось. Арсенал средств для добывания денег был ограничен - все те же пустые бутылки. Но сколько наберешь зимой с бутылок ? Вот если бы летом, да на стадионе, да после футбола ... Герка начал осторожно (чтобы не заметили родители) продавать пластинки из своей фонотеки. Пришлось продать и полюбившийся Эмерсоновский "Салат" - обратно Митрдату, но уже на - десять рублей дешевле. Всего набралось рублей восемьдесят с копейками. А дальше - полный мрак. На десятый день во двор школы, где я учился, въехал сильно навороченный "Жигуленок"-копейка. Из машины, на глазах у расходящихся после учебного дня школьников и преподавателей, вылезли два шкафоподобных хлопца, прикинутые, как в униформу, в новые, еще не попиленные, джинсовые костюмы "Ли". Это были Гура и Лёнц. И направились ко мне, выходящему в тот момент из школьной двери.
   - Ну что, жидяра, - вопросил Гура, - Бабки готовы ?
   - Странно, - подумал я, - Вроде как вся знаменитая троица имеет вполне определенное еврейское происхождение. Чего же это он меня "жидярой" кличет? Скорее всего - хочет побольнее задеть! - но вслух сказал, - Нет, Гура, прости, но мы еще пару копеек не добрали.
   - Ну, смотри, Мишка-то вас на счетчик поставил. С сегодняшнего дня даю вам еще неделю. За эту неделю - штраф. В размере вашего "Стормбрингера" и "Золотого Пёрпла". Можете с ними попрощаться. Если через неделю всю сумму не сдадите - мы с вами по-другому поговорим. Понял, клоп смердючий?
   Джинсовая парочка предшественников пост-советских братков-распальцовщиков чинно проследовала к своим "Жигулям". Машина лихо развернулась и унеслась со школьного двора. А я, пребывая в состоянии, близком к истерике, кинулся к Герке.
   - Слушай, Марик, не психуй, - успокаивал меня сам изрядно перепуганный Герка. - Да соберем мы им эти несчастные остающиеся десять рублей. Я фольгированную "Йило Омегу" продам. Мне Котлетист за нее давно червонец предлагает.
   - Больной ты, - ответствовал ему я, - и не лечишься! Не в бабках же дело! Заплатишь все - они с тебя потом не слезут! Это наипервейший и наидревнейший принцип шмона: кто платит раз - будет платить всегда !
   - Да что же с нас еще можно взять, кроме анализов? - удивился Герка. - Ты не перебздел, дружище ?
   - Лучше перебздеть, чем недобздеть, - популярным афоризмом отозвался я, - Мало ли что с нас можно взять ? В шестерки к себе запишут - покрутишься потом. А мне не до того - я к поступлению готовлюсь. А если родаки узнают? Мрак!
   - Да, - как-то сразу погрустнел КрокОдил. - Куда ни кинь - всюду блин. Что же делать?
   Над этим извечным русским вопросом думали еще полчаса - всухую. Потом Герка полез в подпол и достал бутылку с присланным дедом деревенским самогоном. Под стаканчик мутной гадости думалось веселее. И - надумалось!
   Я вовремя вспомнил про своего соседа - Гриню-Ювелира. Гриня был еврейским мужем украинской красавицы Полины - нашей давней соседки. Полина была лет на пять старше меня. Длинноногая, безумно красивая, всегда одетая и подстриженная по самой последней журнальной моде, казавшаяся мне - скромному подростку- созданием не из нашего мира, она, между тем, благоволила к своему неуклюжему юному соседу. Отдавала должное моей рассудительности и нахватанности. А потому - любила побеседовать со мной на самые разные темы. Приносила пачку самых дорогих американских сигарет и приглашала покурить - и поболтать. Муж ее был деловым, хорошо прикинутым местечковым еврейским красавцОм. Но вот поговорить с ним, очевидно, было не о чем. ("Да и зачем говорить с мужем ?" - удивлялась Полина). Вот ей-то, Полине, я и решил поведать о наших неприятностях.
   - Мишаня ? - спросила Полина. - Конечно, Гришка его знает. Мишаня ему давно кое-что должен. Приструнить этих шакалов, говоришь? Нет проблем!
   Гриня-Ювелир меня не то, чтобы не любил, но относился довольно равнодушно - как конь к муравью. Однако, своей любимой жене в просьбе отказать не мог. Тем более, что ему это практически ничего не стоило. Через неделю ко мне во двор въехал на черной "Волге" сам Адамович. Лично. Подошел к нам с Геркой, протянул руку. Я выложил Мишке в ладонь оставшиеся десять рублей - девять рублей бумажками и еще рубль - монетами. (Так мы хотели продемонстрировать, что отдаем последнее). Но Мишка, не считая, засунул деньги в карман кожаной куртки, посмотрел на меня исподлобья и сказал :
   - Бабки беру не от нужды - из прЫнципа. Должен - отдай! Это - как карточный долг. Мне сказали - хороший ты пацан, талантливый. В Москву поступать хочешь. Ну - ну! Давай, ломись в открытую дверь. А то там наших, говорят, стали сильно зажимать. Да и не только там. Остохренело мне все тут. Я, парень, в ИзраИль подаюсь. Или - в Штаты. Все лучше, чем на нарах загорать. Так что - живи спокойно! И от Гуры с Лёнцем не шарахайся. Они про тебя и твоего дружка помнят - я сказал. А диски твои - тю-тю! Мы их уже на следующий день Митридату обратно сплавили. Вот так-то! Не будь наивняком, йолд ! Ну, давай лапу! - Адамович пожал мне руку, хлопнул по плечу Герку, развернулся и зашагал к своей машине. Больше мы его никогда не видели.
  

Часть пятая

  
  
   Этот вопрос занимал меня с самого утра. Вопрос, которым крайне редко бывает озадачен мужчина, но который, между тем, прекрасно знаком каждой женщине. Впрочем, в отличие от мужчин, представительницы прекрасной половины человечества хорошо тренированы в поиске и находке ежедневных (и даже - ежечасных) ответов на этот сакраментальный вопрос: "Что надеть?". Стандартный женский ответ (не без кокетства и с плохо скрываемым подтекстом): "Надеть нечего!". Ответ риторический. Такой же, как и утверждение "Все мужчины - сволочи". Что же касается практического решения проблемы, то женщины практически всегда находят на него вполне конкретные ответы: ведь все ходят хоть как-то одетыми! На худой конец - голыми. (Но это уже - совершенно неприкрытый авангард.) Мужчине же намного сложнее. Стандартные ситуации более-менее отработаны: в университетскую лабораторию можно одеваться удобно - джинсы, мягкие рубашки, сандалии. В офис своей фирмы - демократично: сойдет твидовый пиджак и те же джинсы с кроссовками. На деловые переговоры к ношению обязательны приличный костюм и шелковый галстук. Ну и дорогие (но скромные) кожаные туфли. С темными носками, понятно. На вечерний прием к королеве (если позовут!) - придется раздобыть смокинг. В приличное казино не пустят без галстука, повязанного на что-то вроде светлой рубашки. В Израиле в любое место можно заявиться практически в чем угодно - жара диктует свои правила этикета. Вернее - полное отсутствие этих правил. А вот что делать в нестандартной ситуации ? Как одеться на рок-концерт? И не просто рок-концерт в зале или на стадионе - тут все более или менее определено. Но - на рок-концерт в клубе? Я решил обсудить ситуацию с Федотычем за завтраком.
  
   Утренний шведский стол в Рио-вской "Премьер-Копакабане" не уступал "лучшим домам ЛондОна и Филадельфии" (как сказал бы злосчастный, так и не добравшийся до своего фантастического Рио, герой любимой книжки моей юности - сын турецко-подданного Остап Берта-Мария Бендер-бей). Вернее, не то, чтобы "не уступал". Но и намного превосходил. Кстати, сын турецко-подданного был бы сильно удивлен, если бы своими глазами увидел то, что на самом деле едят на завтрак в тех самых упомянутых "лучших домах" : пережаренный и пересоленый бекон, безвкусный омлет и отвратительную фасолевую размазню. "Инглиш брэкфэст" называется. Тьфу, гадость! Но и парижский "континентальный завтрак" не лучше - круассон с теплым кофе. ("Бедненько, но чистенько", как сказал новорусский брателло, выходя из Эрмитажа.) К счастью, немцы, швейцарцы и северные итальянцы, а также все стремящиеся в объединенную Европу восточные европейцы - поляки, чехи и венгры - имеют свои собственные взгляды на устройство гостиничных завтраков. И эти взгляды устраивали меня практически полностью: всегда хороший выбор колбас, копченостей, рыбы, сыров. Для любителей молочного и оздоровительного отвратина от доктора Келлогса - все, чего только может душа пожелать. В общем, было чем напитаться. Бразильцы же в завтрачном гостиничном бизнесе придерживались германских стандартов. И не просто придерживались, но с чисто бразильским размахом и бесшабашностью старались эти стандарты переплюнуть. Завтрак предстоял серьезный.
  
   Ко времени моего прибытия в ресторанный зал, Федотыч уже успел пропутешествовать мимо столов с мясными изделиями, а потому я застал своего коллегу сконцентрированным на принятии качественной пищи внутрь. Решив сходу не загружать проявления здорового аппетита дурацкими вопросами, я немедленно присоединился к Федотычу. Двадцать минут спустя оба едока, слегка осоловевшие и потяжелевшие, отпали от стола. Места в желудке хватало только на прохладительные напитки. Я вскрыл банку столь любимой Федотычем "Антарктики", а себе - ледяную "Гуарану". Вот теперь можно было и поговорить.
  
   - Да ну тебя, гражданин начальник, с твоей хвилософией, - фыркнул в бороду Федотыч. - Ну какая на фиг разница, что надеть? Рок-концерт, все-таки. Что хочешь, то и надевай ! Я в джинАх пойду. Дык, елы-палы, кому не нравится - пусть не смотрит.
  
   - Тебя послушать - так ты прав, - ответил Марик. - Но, с другой стороны, это все-таки клуб. Я не думаю, что на концерт Эмерсона придут посторонние люди. Цена билета, кстати - вполне сравнимая с месячным доходом рядового бразильянца, гарантирует, что на концерт придут только свои - настоящие фэны. Ведь это, как бы - их клуб. Там они встречаются. Ну, ведь должен же быть тут соблюден хоть какой-то этикет?
  
   - Логично говоришь, босс! Значит, нужно искать золотую середину.
  
   - Слишком общо, Федотыч! Конкретизируй свой тезис, пожалуйста.
  
   - Ну, скажем, одеться можно прилично: дорогой пиджак там, новые джинсы с отглаженными стрелками (Гы ! Шютка!). Но - никакой рубашки с галстуком. Ти-ширт, свитер. Улавливаешь ?
  
   - Гениально, Холмс! Вы, коренные питерцы, кажется, обладаете врожденным вкусом и чувством ситуации. Мы, гхыкающие южные провинциалы, всем этим тонкостям политеса с детства не обучены. Так и поступим!
  
   - Не вгоняйте меня в краску, господин товарищ генеральный директор! - ухмыльнулся польщенный пусть шутливой, но все же - похвалой, Федотыч.
  
  
   В том, насколько правильно мудрец Федотыч предугадал стиль прикида, Марик смог убедиться сразу же, войдя в холл танцевального зала "Форум", уютно разместившегося на небольшой улочке совсем недалеко от длиннющего Копакабанского променада. До начала концерта оставалось не более четверти часа, а публика все прибывала и прибывала. По всему было видно - прогрессивную рок-классику в Бразилии любят и ценят. Наверное, "Эмерсон, Лэйк энд Палмер" вполне могли бы собрать в этом городе полный стадион - при более доступных ценах. Увы, в Европе это уже практически невозможно - не наберется народу. (Вот если бы какой-нибудь бритиш-попастый "Оазис"... ). Марик с интересом оглядывался. В принципе, ничего удивительного он вокруг себя не увидел. На концерт пришли "белые воротнички" - тридцати-, сорока- и пятидесятилетние менеджеры, инженеры, врачи, ученые. С женами и без. Некоторые даже с детьми (вот повезло же соплякам, какую культуру прививают дома!). Респектабельная и прилично одетая публика. Прикинутая в полном соответствии с предсказаниями Федотыча - сочетание бутиковских шмоток с псевдо-демократическими "рОковыми" прибамбасами. Примерно так же был одет и сам Марик: под дорогущим серо-зеленым "оксфордским" пиджаком с замшевыми заплатками на локтях была надета черная футболка с эмблемой клавишной фирмы "Роланд". А серебристо-пепельные брюки от "Версаче" в этом наборе совершенно естественно сочетались с серыми кожаными "адидасовскими" кроссовками. Ну и, конечно, годами не снимаемая стальная цепура-бессмертник на правой руке. Федотыч надел новую джинсовую куртку "Ливайс", вельветовые брюки и модные туфли с квадратными носами. В сочетании с его бородой и ростом все это тоже смотрелось вполне адекватно моменту. (А вот Моти на концерт не пошел. Отговорился полным непониманием рок-музыки вообще и разыгравшейся головной болью в частности. "Что-то у него в последнее время слишком часто случаются сильные головные боли, - заметил я. - Обследоваться ему надо". "А может, у него баба тут?" - меланхолично предположил в ответ Федотыч.)
  
   Вежливый официант провел "Крайо-коновскую" делегацию к их столику в партере и учтиво склонился, ожидая заказа. Марик заказал себе "Гуараны" и водки, а Федотычу - пива, и с интересом огляделся. Места оказались в самом деле замечательные - Ортез и впрямь расстарался. Их столик стоял метрах в десяти от пока еще полуосвещенной сцены по самому центру. По левую руку было видно фантастическое рабочее место самого Кейта Эмерсона : на заднем плане - известная по хрестоматийным постерам гигантская, перемигивающаяся разноцветными индикаторами, панель древнего ARP-а. А перед ней, по обе стороны - "Ямаховский" синти-рояль, классический двухрядный "Хаммондовский" орган и множество клавишных панелей различных синтезаторов и миди-терминалов. По правую руку находилась сдвоенная ударная установка Карла Палмера, дополненная литаврами и гонгами. В центре сцены расположились владения Грега Лэйка - стойки с гитарами и микрофон. По сцене продолжали носиться с какими-то кабелями в руках техники, обслуживающие тонны звуковой и осветительной аппаратуры. Кто-то на кого-то в голос орал с применением самых непарламентских английских выражений. Но вскоре все технические шумы растворились. Заполнившийся зал начал тихо гудеть. Наступила известная всем меломанам, особая, звонкая, предконцертная, предувертюрная тишина. В зале погас свет.
  
   Из темноты и тишины родилась странная звуковая структура. Слегка квакающий, ритмически повторяющийся, явственно объемный, перемещающийся в пространстве зала голос сольного синтезатора. Одновременно несколько плотных, почти физически ощутимых столбов света упали на сцену, образуя на черном заднике сцены гигантское светящееся лого - "ЭЛП". Спустя мгновение, еще три столба света упали сверху в тех местах, где были расположены инструменты. Внутри этих световых колонн стояли ОНИ: Эмерсон, Лэйк и Палмер. Кейт Эмерсон - направляя кисти рук к стоящим по обе стороны от него клавишным панелям, Грег Лэйк - прижимая к бедру бас-гитару и Карл Палмер - воздев над головой барабанные палочки... Звук завивался спиралью и возносился к потолку зала - исчезая. И тогда руки пали на клавиши, палочки прикоснулись к пластикам барабанов, и мощная, плотная стена музыки обрушилась в зал, сметая на своем пути сомнения, тревоги, болезни. Конечно, в такую минуту могли прозвучать только эти строки - из сюиты "Карн Эвил", жемчужины великого и печально памятного (для меня с КрокОдилом) альбома "Брэйн Салад Сарджери" : "Уэлкам бэк, май френдс, то зе шоу зэт невер эндс !" Добро пожаловать на шоу! На бесконечное шоу, к которому идешь всю жизнь. И которое само - жизнь!
  
   Нет никакого смысла пересказывать то, что было на самом концерте. Разве можно пересказать музыку? Музыка, по сравнению с литературой и изобразительным искусством, - творение запредельной сложности. В музыке используется другая, более высокая степень абстракции. Иные, более сложные пространства восприятия и воздействия. Музыка обладает свойствами квантовой частицы, но частицы, наделенной мятущейся душой и безУдержной свободой воли. Она оторвана от слов и речений, от логики и алогизмов. Родившись в душе творца в один чудесный момент, после своего создания она существует сама по себе. Гордо и одиноко. До тех пор, пока не найдет соответствующего отклика в душе того, кому она была предназначена. И тогда музыка входит в эту душу. И остается там - навсегда. Именно такой эффект сакрального резонанса и связывал творчество группы "ЭЛП" со мной. Интересно прокомментировал после концерта свои впечатления Федотыч: "Я, признаться, получал двойное удовольствие. Ну, во-первых - от самого концерта. На самом деле - классно! А во-вторых - от созерцания Марика на концерте. Подглядывание за подглядывающим во французских борделях - бледное и скучное занятие по сравнению с тем шоу, которое разворачивалось у меня на глазах!"
  
   А что запомнил я сам? Ну что может запомнить человек, попавший в мечту? А ведь для меня посещение этого концерта - это и есть реализация юношеской мечты, материализация полузабытых давних снов. (Да, да! Когда мне было шестнадцать-семнадцать лет, мне снились не только бабы! Однажды приснилось, что я попал на концерт Эмерсона. Визуальной основой сна стали цветные постеры, купленные на толчке на первую стипендию. Все остальное дорисовало воображение. Я проснулся такой счастливый, как будто мне всю ночь снился тринадцатый подвиг Геракла - со мной самим в роли античного героя.) Да даже в самых смелых мечтах, будучи простым советским пацаном, мог ли я представить, что попаду за "железный занавес" и возможность посещения такого концерта станет хотя бы не нулевой? Что когда-нибудь рухнет весь окружающий нас - юных мечтателей - маразм и жутким ветром перемен нас же и разнесет по разным странам и континентам? (Меня, вот, занесло на желанный концерт. Но ведь могло бы быть совсем по-другому.)
  
   Между тем, какие-то детали все-таки удалось запомнить. И в перерыве между отделениями, бродя по холлу с продающимися там пластинками и "ЭЛП-овскими" футболками, я старался для себя классифицировать свежие впечатления - чтобы покрепче запомнить. Вспоминалось: периодически массировавший покалеченную в недавней автомобильной аварии кисть правой руки, почти совсем не состарившийся лицом клавишный виртуоз Эмерсон; изрядно раздобревший, но не утерявший вокальных данных Лэйк; выглядящий как юноша, скрученный из тугих жил Палмер. Вспоминалось: прекрасные интеллигентные лица публики; вполне солидные мужчины и женщины подхватывали самые сложные тексты, подпевали, взбирались на столы, скандировали, свистели. Вспоминалось: заряженная невероятным драйвом, но ни капельки не агрессивная атмосфера действа. Вспоминалось: исполняли все любимые вещи (а разве были не любимые?), включая "Таркус" и "Картинки с выставки". Вспоминалось: великолепная, неслыханная ранее, новая аранжировка Прокофьевской "Ромео и Джульетты". В общем, в голове задержалось достаточно много острых аудиовизуальных впечатлений. А ведь впереди было еще и второе отделение!
  
   Марик помотал головой из стороны в сторону, пытаясь сбросить с себя наваждение сна, ставшего явью. Федотыч пошел перекуривать, а Марик подошел к стойке торговца лазерными дисками и сувенирами. Торговали не только Эмерсоном (все концерты которого давно и прочно заняли место в его фонотеке). Марика вдруг заинтересовали си-дишки бразильских прог-роковых групп. Ни про какую бразильскую прог-музыку он пока еще не слыхал. Но, увидев сегодня неподдельную любовь латиноамериканцев к прогрессивному року, решил, что они и сами могут играть не только самбу-румбу. Взял наугад пару дисков, проглядел аннотации. Черт, конечно на португальском! Однако, попадались в тексте и знакомые имена "ЭЛП", Уэйкмана и "Ю. Кей", в каком бы контексте они там не упоминались, сами по себе - достойная рекомендация. Но лучше - посоветоваться со знатоками. Осведомился по-английски у продавца - тот, скорее всего, по-английски не говорил - только смущенно улыбнулся, и показал задранный вверх большой палец. Мол, выбор - правильный! Марик купил еще футболку с "Таркусом" для старшего сына, и направился на свое место - перерыв подходил к концу. По дороге к столику Марик не отказал себе в удовольствии пройти около громадного звукорежиссерского пульта, куда, как нейронные цепи к мозгу, сходились все тянущиеся со сцены кабеля свето- и звуко-аппаратуры. Конечно же, упустить такую возможность - посмотреть, как это хозяйство устроено у самого Эмерсона, Марик упустить не мог. Он когда-то, в студенческие годы, и сам звукорежиссерствовал и ди-джействовал. (Соревновалась Элочка-Людоедка с Вандербильдшей...) Марк скромно встал в сторонке, стараясь не глядеть через плечо и под руку, продолжающим даже во время перерыва работу, звукорежиссерам. Над пультами и комьютерами священнодействовали двое: один - высокий, худощавый, заросший седой шевелюрой хипповатый мужик лет под пятьдесят в кожаной безрукавке, и второй - на вид тридцатипятилетний, ладно скроенный, невысокий, с коротко остриженными цвета воронового крыла, с проседью волосами и смоляной шкиперской бородкой парень, прикинутый в черный комбинезон с надписью "ЭЛП" на спине. Что-то хорошо знакомое промелькнуло в чертах невысокого парня. Марик подошел поближе и, пренебрегая правилами приличия, стал напряженно вглядываться в лицо второго звукорежиссера. Тот недовольно вскинул на незваного наблюдателя глаза ... И тут все стало ясно!
  
  -- Гурам?! Да это же Гурам!
  
  
   Гурам
  
   Впервые я увидел Гурама на первом часу самой первой лекции по матанализу. Свежие студиозусы физического факультета еще не успели перезнакомиться и, в соответствии с образовавшимися новыми личностными структурами, перегруппироваться. А потому на лекциях мы садились самым произвольным образом - где придется. Рядом со мной сидел невысокий чернявый парнишка с пронзительными черными глазами и густой шкиперской бородкой. Одет он был в черные джинсы и черный же вязаный пуловер, из-под которого по-пасторски выглядывал воротничок крахмально белой рубашки. В целом все смотрелось весьма необычно. В этом парне чувствовался стиль, доселе неведомый в нашем (хотя и столичном, но безнадежно провинциальном) городе. Впрочем, не только необычный внешний вид незнакомого сокурсника привлек внимание Марика. Случайно заглянув в тетрадь соседа, я с изумлением обнаружил, что тот конспектирует совершенно новый для вчерашних школьников материал ... по-английски! И, судя по всему, делает это совершенно свободно, без какого-то ни было напряга. Сам факт свободного владения иностранным языком вчерашнему выпускнику простой советской школы, где "язык вероятного противника" изучали пять лет, но преподавали, как водится, через пень-колоду, показался мне удивительным и вызывающим немедленное уважение. Которое только усилилось при повторном взгляде в конспект соседа - следующую страницу тот конспектировал по-французски!
  
   В переменку между часами все шумно вывалились из лекционного зала на лестницу покурить. Таинственный незнакомец скромно встал в стороне и начал набивать ординарной четырнадцатикопеечной "Ляной" короткую трубку, которую позже раскурил от роскошной стальной зажигалки "Зиппо". Такого крутого выпендрежа мне видеть еще не приходилось. Незнакомца нужно было срочно осадить. Я подошел к нему, достал из кармана заначенные (с целью все того же выпендрежа, который в современной поведенческой науке заумно именуют "позиционированием") "Филип Моррис" в коричневой пластиковой пачке и попросил у незнакомца прикурить. Незнакомец улыбнулся и чиркнул перед моим носом своей "Зиппой". Мне оставалось только вежливо поблагодарить, и со словами "Угощайтесь, коллега", предложить парню американскую сигарету. Которую тот вежливо отверг, обосновывая свой отказ давней приверженностью курению трубки. Мостик для продолжения разговора был переброшен.
  
   - Меня зовут Марк. Марк Альперин. Я пролетел этим летом в МФТИ. Хотя и сдал все экзамены - не прошел по конкурсу. Вот, покантуюсь годик тут, а потом попробую перевестись в Москву.
  
   - А вот меня как раз в этом году из Москвы поперли. Правда, не из МФТИ, а из МГУ. Я в прошлом году поступил на астрофизику. А потом - ушел с альпинистами в горы на полсеместра - залазили на семитысячник на Памире. Вот за это меня из Универа и выкинули. Почти. Предки устроил мне перевод сюда, в мамашин родной город. Думают, тут я под бОльшим контролем буду - деды, бабки, дядьки, тетки там всякие. Да, кстати, меня зовут Гурам. Гурам Гондзилов. А насчет МФТИ - наплюй! Фуфло это все. Какая разница, где учиться? Всю вселенную можно найти вот тут! - и Гурам постучал согнутым пальцем себе по голове. - Ну что, пошли грызть матанализ дальше?
  
   И на первый, и на второй и на все последующие взгляды Гурам Гонзилов оказался личностью незаурядной. Более того - уже сама генеалогия Гурама поразила мое воображение. Я происходил из среды самых средних тружеников умственного труда (в лучшем случае - во втором поколении) и совсем не привык к людям такого высокого, горнего круга. Папа Гурама был гордым потомком древнего кавказского княжеского рода, представители которого вовремя переметнулись на сторону победившего пролетариата и даже обрусили звучную грузинскую фамилию Гондзидзе на Гондзилов. А еще он был простым полковником ГРУ, временно трудившимся советником правительства еще молодой, но уже свободолюбивой, Ливийской Джамахерии. В связи с этим незаурядным жизненным фактом, родители нового университетского товарища уже четвертый год постоянно проживали в Ливии, единожды в году радуя оставшихся на Родине членов семьи личным визитом, импортными шмотками и большим количеством чеков Внешторга, действительных во всем известной сети магазинов "Березка". В связи с таким странным семейным раскладом, и с учетом уже помянутых МГУшно-альпинистских похождений, Гурам (приказом по семье) был откомандирован в считавшийся спокойным город Кишинев - к деду по материнской линии. С целью проживания и перевоспитания. Дед, впочем, тоже был не из простых. Народный художник Молдавской ССР, зам. секретаря местного Союза Художников. И прочая, и прочая, и прочая. Ион Думитру Стаматий, сын разорившихся румынских бояр, учился живописи еще в 30-х годах в Бухаресте и Париже. Чуть ли ни с самим Брынкушем был на дружеской ноге. С приходом в Молдавию социализма эти сомнительные факты дедовской биографии могли сыграть против него. Если бы еще в середине 60-х Ион Стаматий не сообразил написать эпическое полотно с (сегодня) по-митьковски звучащим названием : "Капитан Иван Иванович Бодюл встречается на фронте с полковником Леонидом Ильичом Брежневым". Полотно понравилось зрителям. В особенности - товарищу И. И. Бодюлу, занимавшему тогда пост Первого Секретаря ЦК Компартии Молдавии, и его стародавнему другу (а, по слухам - и молочному брату) товарищу Л. И. Брежневу, совершенно случайно работавшему в те же годы генеральным Секретарем ЦК КПСС. Карьера художника Стаматия была сделана! Он получил громадную двухэтажную мастерскую на Рышкановке, изредка писал что-нибудь помпезно-эпохальное для официальных выставок: вроде гигантского полотна "Бунартатарское восстание" - эдакий туземный Делакруа, но с цензурными поправками и дополнениями. А именно - изображенная в центре картины молдаванка со знаменем решением худсовета была переизображена с прикрытой (все тем же красным знаменем) грудью. Все остальное время маститый художник занимался книжной графикой. Рисовальщиком он был очень хорошим, и его иллюстрации получали хорошие отзывы даже от представителей самых нонконформистских кругов местной богемы. А человеком Ион Думитру был просто замечательным. Не злобным, с хорошим чувством юмора. Любил смачно выпить и закусить. И молодежь любил. Преимущественно - женского пола. Позировавшие мастеру натурщицы (почему-то эскизы революционных крестьянок и передовиц производства художник рисовал всегда ню) на вопрос "Ну, как дедок?" мечтательно закатывали глаза и отвечали что-то вроде "О-го-го!". После смерти любимой супруги - бабушки Гурама - и с появлением в Кишиневе любимого внука, дед окончательно переселился в мастерскую, предоставив юному студенту-физику в полное распоряжение неслабо обставленную трехкомнатную квартиру на Ботанике.
  
   Вот эта-то квартира и стала местом постоянной тусовки (тогда это называли - торчания на флэтУ) продвинутых городских с физического и математического факультетов. Приходили и неуниверситетские друзья друзей - Герка-КрокОдил, например. Все быстро перезнакомились и передружились. Очень быстро собралась компания парней, объединенных общими жизненными интересами, общей музыкой и, конечно, характерным для этого поколения общим розово-наивным вольнодумством. У Гурама на флэту слушались все рок-новинки (благо, забугорные родители снабдили любимого сына модной стереосистемой "Санио" и регулярно подкидывали свежие пластинки и кассеты.) У Гурама коллективно готовились к сдаче "истории КПСС" и "квантов" - это было прикольно, весело и (на удивление!) - эффективно. У Гурама днями и ночами играли в модный преферанс и начинающий входить в моду бридж. У Гурама пили до потери сознания. У Гурама встречались со своими подругами. Эх, да что там говорить - хорошо было у Гурама!
  
   Компания стала еще сплоченнее и теснее после первых обязательных вывозов студентов в колхоз. Там, в окружении вольной (но уже изрядно загаженной следами человеческой активности) природы и диких деревенских нравов, Гурам показал себя надежным товарищем, застрельщиком (как тогда было модно писать в комсомольском официозе) всех крупных и мелких проказ и отчаянно смелым бойцом с окрестной деревенской шпаной. Однажды мне, в паре с Гурамом, с большим трудом (а также попутным применением моей любимой буковой нунчаки и гурамовского армейского ремня) удалось отмахаться от квартета в дупель пьяных местных героев. Они прицепились ко мне в тот самый момент, когда я мирно обжимался в кустах со своей очередной пассией. С целью эту самую барышню полюбить на глазах у городского жиденка. Гурам оказался возле роковых кустов как раз в тот момент, когда я почти безнадежно пытался отмахаться нунчакой от лезущей на меня пары кулачных бойцов, в то время как два других пейзанина уже сдирали джинсики с насмерть перепуганной девушки. Позже Гурам рассказал, что хотел выпить с нами традиционный вечерний кофе по-турецки, который Гурам обычно самолично варил в специально привезенной походной джезве. Но, не найдя меня в лагере, наугад пошел побродить возле кустов, где я, славившийся в те годы изрядной любвеобильностью, любил коротать вечерние часы с временно полюбившимися мне сокурсницами. Появление Гурама, альпинистски подготовленного и владевшего восточными единоборствами (будучи в Москве он занимался шитоканом у самого Штурмина) серьезно изменило ситуацию на поле боя. Враги пропустили пару чувствительных ударов по болевым точкам и предпочли тихо смыться, пригрозив назавтра привести с собой половину деревни - на разборку. Гурам утер слезы приходящей в себя девице, полюбовался на расплывающийся под моим левым глазом свинцовый синячище и предложил вернуться в лагерь. Где и отметить победу разума над тупыми силами зла чашечкой хорошего кофе. В лагере обнаружилось отсутствие клочка бумаги, необходимого для растопки небольшого костерка. И тут Гурам совершил поступок, который тогда показался мне верхом аристократического шика: он нашарил в кармане джинсов мятую трехрублевку, небрежно поджег ее своей "Зиппой" и аккуратно разжег костерок, на который и водрузил джезву с уже засыпанным в холодную воду кофе. Дама пришла в полный восторг и незамедлительно стала строить новому герою глазки. Но в о мне малоэтичные поползновения дамы не возбудили даже тени ревности. Во-первых, Гурам был друг. С большой буквы. А во-вторых, я знал, что Гурам - выше всех мелких любовных интрижек: в Москве у него была своя женщина - взрослая дама, красавица, жена какого-то высокопоставленного дипломата. С этой дамой у Гурама была совершенно безумная давняя любовь и (только мне - по секрету !) - эта красавица тайно растила именно Гурамова сына. Сам Гурам по меньшей мере раз в месяц гонял в Москву, скрывая причину этих поездок от всех, кроме самых близких друзей.
  
   К моему великому сожалению, курсе на третьем наша замечательная компания, сложившаяся вокруг Гурама, стала распадаться. И причиной тому был сам Гурам. Его угораздило как-то раз случайно пообщаться в университетской библиотеке с хорошо известной всем кишиневским физикам и математикам личностью - кандидатом физ-мат наук Георгием Мудлаевским. Мудлаевскому было тогда около сорока. Числился он в те годы сотрудником академического Института Прикладной Физики при теоротделе всем известных братьев-близнецов Воскаленко. Один из братьев Воскаленко уже был академиком, а другой - всего-навсего член-корром. Это неравенство порождало между братьями вполне понятное напряжение, ловко пользуясь которым Георгию Мудлаевскому удавалось каждый раз оказываться на правильной стороне. Что и позволило ему годами оставаться штатным сотрудником Института, невзирая на все нетривиальные обстоятельства, связанные с его странной персоной. А обстоятельств этих хватило бы для написания десятка образов "сумасшедших ученых". И в Академии, и в Университете о Мудлаевском ходили легенды: что он был самым талантливым студентом-теоретиком за все годы существования Физфака в Кишиневском Университете и выделялся своими способностями даже на фоне других блестящих студентов, из среды которых потом вышли известные теоретики и экспериментаторы, академики и профессора. Одновременно с этим все считали Мудлаевского законченным психом и никто не принимал всерьез ни его самого, ни его работы (зачастую - весьма провокативного содержания). Были у Мудлаевского две идеи фикс, развитию которых он отдал весь свой талант и (не очень, правда, счастливую) жизнь. Первая идея была научная: вся квантовая механика и примыкающая к ней квантовая электродинамика - теория ложная, вредная и не способная адекватно описать явления в реальном мире. Взамен он предлагал некий вариант нелинейной динамики, которую поименовал солитонистикой. И с помощью этой самой солитонистики ему, якобы, удалось разобраться во всех тайнах мироздания - от сложных задач квантовой теории твердого тела до распространения сигнальных импульсов в нервной системе человека. Попутно он объяснял передачу мыслей на расстоянии, психокинез и прочие занимательные вещи. Удивительно, что все это у него получалось легко и просто: как результат решения довольно сложных нелинейных уравнений типа Кортвега-ДеФриза. Методику решения и граничные условия Мудлаевский не раскрывал - сразу приводил конечные результаты. Которые (что удивительно!) при подстановке в соответствующее уравнение таки являлись какими-то из допустимых решений. Я тогда уже начал заниматься физикой более углубленно, работал в академических лабораториях и сотрудничал с достаточно сильными физиками. Поэтому уже в студенческие годы, я как-то, почти интуитивно, прочувствовал, что с теориями Мудлаевского совсем не все в порядке. Результаты тот любил излагать в статьях, по стилю кардинальным образом отличающихся от привычных научных статей - с длинными заумными эпиграфами, стихами и собственными рисунками. Правда, серьезные журналы эти статьи не принимали. Но Вестник местной Академии их иногда печатал. А среди физфаковских студентов эти статьи и брошюры ходили в Самиздате. Вторая идея фикс Мудлаевского была мерзкой и не могла вызвать у любого порядочного человека никакой симпатии: Мудлаевский боролся с еврейским засильем в физике. Уж не знаю, чем ему так не угодили окружавшие его в студенческие (и последующие) годы коллеги неарийской национальности. Но, очевидно, еще с тех лет он затаил обиду на весь "еврейский" физический мир, который его, гения-Мудлаевского, гнобит и преследует, а свои вредные для советской науки квантовые и релятивистские идеи, наоборот, везде пропихивает и превозносит. Эта интеллигентская версия антисемитизма была еще более мерзкой, чем всем уже привычный посконный охотнорядский бытовой антисемитизм, мутной волной шедший на подъем в конце семидесятых. Такая жизненная позиция кандидата физ-мат наук Мудлаевского находила некоторый отклик в кругах научной и партийной администрации, состоящей в основном из национальных кадров. Тем не менее, мараться об эту грязь не хотели даже эти чиновники, и отношение к Георгию Мудлаевскому, в целом, было довольно отрицательным.
  
   Спустя какое-то время, проведенное в безрезультатных научно- идеологических битвах Мудлаевский понял, что оказался в общественном вакууме : стало не с кем спорить, не было кому передать свои идеи. Дело жизни начало подгнивать на корню. И тогда Георгий решил пойти проверенным путем Троцкого и Мао Дзэдуна - сделать ставку на молодежь. Идея борьбы с "еврейской физикой" была временно отставлена, как неактуальная. Основной упор сделан на распространение среди нетренированных студенческих умов идей и достижений солитонистики. Мудлаевский говорил студентам: " Зачем вам учить талмуды квантовой физики, теории твердого тела и матричной алгебры? Посмотрите - моё учение дает вам власть над миром. Запишите нелинейное уравнение, УВИДЬТЕ его решение - и проникните в самые сокровенные тайны науки и пара-науки". Среди студентов (особенно - первых курсов) солитонистика становилась популярной. Еще бы, так заманчиво находить ответы, не прилагая особого труда! Поклонники Мудлаевского собирались в кружки, обсуждали новые работы Учителя, сами творили нелинейщину. Естественно, серьезной учебе все это только мешало. Но кого беспокоили результаты сессии, когда вот сейчас, решив еще одно уравнение, можно было овладеть секретом телекинеза? Устоять мог только совсем уж равнодушный к науке человек. Или тот, кто уже успел в науке поработать и на своей шкуре прочувствовать, что легких дорог в познании природы просто не существует. Я относился к последним - то ли в силу общего скептического склада характера, то ли из-за выработанной еще в детстве привычки разделять любимую в литературе научную фантастику и реальную жизнь. Гурам Гондзилов был парнем совершенно блестящим. Все в жизни ему давалось легко, без особого труда - будь то иностранные языки, виршеплетство "под Высоцкого" (или "под Бодлера"), либо математический анализ. Природной сообразительности и великолепной памяти было достаточно для успешных выступлений на семинарах и даже - пристойной сдачи экзаменов. Все происходило воздушно, быстро и изящно - в стиле игры. Вероятно, именно такая игровая манера познания и подготовил Гурама к тому, что под идейным напором Мудлаевского Гурам не устоял. Он легко и с удовольствием включился в новую игру, показавшуюся более привлекательной, чем рутинная учеба.
  
   Более того, почти с самого начала выступления за молодую команду Мудлаевского, Гурам стал одним из ведущих адептов солитонистического учения. Организовывал группы, проводил какие-то эксперименты - вроде коллективного столоверчения и общения с духами. Однажды он позвонил мне в двенадцатом часу ночи и сказал, что он видит новое решение одного из нелинейных уравнений, которое - сей минут - позволит ему общаться с космическими пришельцами. "Слушай, старик, - взволнованно сказал Гурам, - ОНО (решение) - пурпурно-красное. Я вижу его на потолке, и оно медленно спускается ко мне". И - положил трубку. Да, общаться с Гурамом становилось все сложнее и сложнее. На занятия он ходить перестал, сессию по окончании третьего курса завалил. Чтобы его совсем не отчислили, родственники устроили Гураму академический отпуск по болезни и отправили на поправку куда-то в Грузию - к другим бабкам-дедкам, по отцовской линии. Спустя год, в Университет Гурам не вернулся. Да и в Кишинев, кажется - тоже. Так Гурам исчез из моей жизни. Было горько - мы были добрыми друзьями. Но ... Это была уже не первая потеря на моем коротком жизненном пути. И, к сожалению, - не последняя ...
  
   Впрочем, через некоторое время оказалось, что Гурам не провалился в никуда, но готов вновь объявиться перед старыми друзьями и коллегами. Как-то раз я, в те годы уже закончивший Университет и работавший в академическом Институте Прикладной Физики инженером (в аспирантуру сразу после Университета принимали только арийцев), пошел в кассы местной Филармонии с целью купить билет на концерт гастролирующего по Югам ансамбля "Арсенал" под управлением Алексея Козлова. Я очень любил музыку этой прекрасной джаз-роковой группы и старался не пропускать ни одного концерта, проходившего в Кишиневе, Одессе или их окрестностях.. Каково же было мое удивление, когда, рассматривая афишу концерта, я прочитал под фамилиями музыкантов ансамбля следующую строчку: "Звукооператор - Гурами Гондзилов". "Ну, - подумалось, - второго такого не бывает. Ишь ты, куда Гурамчика занесло!" Грядущее посещение концерта стало вдвойне интересным и волнующим. И действительно, концерт принес много радости. Ну, во-первых - замечательная "Козловская" музыка, отличающаяся фирменным пространственным звучанием клавишных и диссонирующим саксофоном. А во-вторых - это действительно оказался настоящий Гурам! Он сидел за звукорежиссерским пультом, и я, не дожидаясь антракта, все пытался получше Гурама рассмотреть. В антракте мы подошли к пульту. Обнялись. Но поурчать не получилось - у звукорежиссера и звукооператора, как правило, именно в антракте полно работы. Договорились встретиться после концерта. Но после концерта группу сразу же куда-то увезли. На какой-то частный концерт, что ли. Гурам лишь успел на бегу попрощаться. А на следующий день "Арсенал" покинул Кишинев. Возобновления человеческого контакта не получилось. Спустя еще несколько лет я уехал в Израиль. Следы Гурама Гондзилова опять затерялись во времени и пространстве. Но, как оказалось - не окончательно ! Кто-то очень умный когда-то сам себя спросил : "Тесен мир?" А затем сам же себе ответил: "Нет, узок круг !"
  
   Сейчас, находясь за тридевять земель не только от родного Кишинева, но и от успевшего стать родным Израиля, в "городе бредовой мечты Остапа" - Рио-де-Жанейро, на концерте, словно материализовавшемся из его юношеских снов, повзрослевший и помудревший студент-физик Альперин получил возможность убедиться в истинности этой парадоксальной мАксимы. Перед Мариком, почесывая слегка продернутую серебряными нитям седины черную бородку, стоял Гурам Гондзилов. Марик, в голове которого моментально пронеслись все вышеописанные воспоминания, и не заметил, что уже с минуту глазел на Гурама, стоя с раскрытым ртом. Ехидно ухмыляясь Гурам , аффектируя базарный кавказский прононс, изрек :
  
   - Можэш закрыт варэжку, га-а-а-спадын Алпэрин ! Или ти ужэ по-русску са-авсэм нэ па-анимаэш ?
  
   Марик рот закрыл, но по-прежнему не мог произнести ни одного слова.
  
   - Да я это, я ! - засмеялся Гурам, - я с Кейтом давно работаю - года четыре. А живу уже лет десять в Штатах. Вместе со всей нашей большой семьей. Не нашлось нам места в родных Кавказских горах. И среди не менее родных молдавских виноградников - тоже не нашлось. Ну нет там работы ни для отставных советских шпионов, ни для классных звукооператоров. Так что пришлось покрутиться по миру. Ну да в двух словах про это не расскажешь ! Поговорим еще. А про тебя, Марик, я немного знаю - мне наши ребята - Серега, Костик и Петька - периодически пишут по мылу. Конечно, я всегда их спрашиваю про наших, с курса. А ты ведь у нас на курсе личность международно-известная.
  
   - Ну ты ва-а-аще ! - только и смог выдавить из себя Марик и полез обниматься. Гурам с видимым удовольствием на Марикины объятия ответил. (Прошло "время уклоняться от объятий" и пришло "время обнимать"? - почему-то промелькнуло в голове у Марка, - Решения Экклезиаста - в жизнь !). И в этот момент напарник Гурама по звукоэлектронному колдовству, до того с интересом наблюдавший за встречей и русским диалогом двух товарищей, получил по радио какую-то команду. Он оторвался от живописной сценки и принялся с нечеловеческой скоростью щелкать клавишами компьютера. Очевидно, ту же команду получил и Гурам.
  
   - Слушай, Марик, у нас сейчас самый завал по работе - скоро начинается второе отделение, а мы еще барабаны для "Пиратов" не выстроили. Ты не обижайся - я должен прервать контакт. Не уходи после концерта ! Только - не уходи! Сразу - сюда! Подойдем к Кейту, я вас познакомлю. Думаю, ты будешь первый молдавский фэн, которого он увидит за всю свою тридцатилетнюю карьеру. А потом пойдем, посидим где-нибудь в кафешке на Копакабане. Ладно? Не смей потеряться, врАжина израИльская !
  
   - Гурамчик, я тут не сам - с коллегой. А можно ....
  
   - Га-авно вопрос. Тащи и коллегу с собой. Ну, я убегаю ! - Гурам схватил с пульта плоский "сониевский" ноутбук, нацепил на пегую башку гарнитуру с микрофоном и стремительно понесся по направлению к сцене. Публика практически вернулась на свои места. В зале начал медленно гаснуть свет. Марик зажмурился, крепко потряс головой, затем открыл глаза и стал аккуратно пробираться на свое место - в ВИПовскую часть партера. Начиналось второе отделение концерта.
  
   В последующие полтора часа ощущение нереальности происхоящего, не оставляющее Марика с самого начала концерта, только усилилось. Более того, неожиданная встреча со старым другом и предвкушение личного знакомства со своим музыкальным кумиром прибавили этому чувству привкус радостного ожидания. Если тут уместно сравнение со сном, то "сон" Марика во втором отделении можно сравнить со сном избалованного ребенка - любимца всей семьи - в ночь, предшествующую его дню рождения. Ребенок спит в полной уверенности, что проснется - и почувствует атмосферу всеобщего благоговения, а в дополнение получит множество подарков. Снова со сцены звучали хорошо знакомые, давно любимые композиции. Снова прославленное трио изумляло публику ювелирно отточенной техникой исполнения, эмоциональными импровизациями и причудливыми пиротехническими эффектами. Снова хорошо одетые мужики и расфуфыренные дамы "под сорок" громко подпевали, безуспешно пытаясь перекричать киловатты звуковой аппаратуры, карабкались на столики, бешено бисировали и дружно скандировали названия песен, которые они бы хотели услышать "на бис". По никем не писаному, но давно установившемуся на рок-концертах обычаю, артисты сделали вид, что собираются уходить минут за сорок до времени истинного окончания концерта. Дальше полагалось играть "на бис". Что артисты и проделали с большим удовольствием. А публика с не меньшим удовольствием внимала этому импровизированному "концерту по заявкам". На бис прозвучали "Голубые Вариации" и "Избушка Бабы-Яги" из знаковой рок-интерпретации "Картинок с Выставки" Мусоргского. На бис пошла неизменная "Америка", созданная Эмерсоном еще во времена его ранней группы "Найс" по мотивам "Вест Сайд Стори" Бернстайна. На ура прошел и легендарно известный концертный номер, который виртуозный исполнитель Эмерсон придумал еще в начале семидесятых - аранжированные в скоростном роке Моцартовский "Турецкий Марш" и Баховская "Токката и фуга ре-минор", сыгранные Кейтом (без единой помарки!) в состоянии "лежа сверху на рояле" пользуясь зеркально перевернутой клавиатурой. Это был высший пилотаж! Немного умевшему играть на фортепиано Марику такой номер показался куда более невероятным, чем цирковые прыжки из-под купола без страховки. В наше время победившей живую музыку фанеры этот номер не выглядел чем-то невероятным. Подумаешь, потыкал пальцАми под фонограмму! Однако, с того места, где они с Федотычем сидели, Марику было отчетливо видно: это не запись, не электронное трюкачество - маэстро Эмерсон действительно играет на перевернутой клавиатуре, причем делает это с сумасшедшей даже для традиционного способа исполнения скоростью! Да, там было не только что послушать, но и на что посмотреть. Было! К сожалению, все хорошее кончается вовремя. И из за этого кажется, что оно кончается чересчур скоро. Время концерта истекло. Усталые музыканты всерьез собрались и, под несмолкаемый рев и аплодисменты публики, поклонились и ушли со сцены. В зале зажегся свет. Но публика продолжала аплодировать, а безадресный рев восторга перешел в дружное скандирование : "Се-Ля-Ви! Се-Ля-Ви ! Се-Ля-Ви !" Скандировали и Марик и даже сохранявший до того викинговскую невозмутимость Федотыч. "Се-Ля-Ви! Се-Ля-Ви ! Се-Ля-Ви !" И публика добилась своего. В зале снова погас свет, и по центру сцены, куда упал ослепительно белый луч световой пушки, появился Грег Лэйк, держащий в руках двенадцатиструнку. Он взял несколько пробных аккордов, недовольно покривился, покрутил колки, подстроил гитару и запел ... "Се ля ви-и-и ..." После первого куплета к звучанию гитары и голоса добавились аккорды аранжированных под струнный оркестр и шарманку Эмерсоновских синтезаторов и нежно позвякивающие Палмеровские перкуссии. Зал затих. Все - и музыканты, и зрители - почувствовали одно и то же: рев и шум ПОСЛЕ - абсолютно неуместны. Концерт закончился. Публика потянулась к выходу.
  
   А Марик с Федотычем подошли к звукорежиссерскому пульту. Марик наскоро представил Гураму Федотыча, а затем они отошли в сторону, предоставив звукорежиссерам спокойно доделывать свои дела. Гурам вместе со своим коллегой гасили какие-то программы и убирали настройки зальной акустики. Команда готовилась к завтрашнему концерту. Спустя четверть часа Гурам сказал: "Все, мужики, я закончил! Остальное разгребут и упакуют наши техники. Пошли в гримерку, пока ребята не отъехали в гостиницу". И быстрым шагом направился в сторону сцены, указывая направление. Как маленькая машинка с надписью "Следуй за мной" на взлетном поле - весело подмигивает сигнальными огнями и указывает правильную полосу тяжело катящемуся за ней авиалайнеру. Впрочем, Марик не ощущал себя авиалайнером. Сам себе в этот момент он казался веселым и легким шариком, который кто-то тянет за веревочку, а шарик, повинуясь чужой воле, покорно плывет в воздухе. Это странное чувство не было для Марика новым - он его уже когда-то испытывал. В юности, сильно набравшись во время доброго мальчишника чем-нибудь качественным, вроде марочного коньяка - без головной боли, но с сильно приподнятым настроением. Постоянно преследовавшее его в этот вечер ощущение фантастичности происходящего было сродни ощущениям при сильном опьянении, которое бывает у еще здоровых людей в состоянии легкого недобратия. Гурам уверенно провел "Крайо-Коновскую" делегацию за сцену и, стукнув для вида ногой в дверной проем, приоткрыл дверь в небольшую комнату.
  
   - Кейт, к тебе можно? Тут есть один парень, который уже двадцать пять лет мечтает с тобой познакомиться. Примешь гостей? Это - мои старые друзья.
  
   - Девиц там с вами, случайно, нет? А то у меня ширинка не застегнута. - раздался из-за двери хрипловатый мужской голос. - Давайте, парни, заходите! Гурам нас уже обучил премудростям своего кавказского этикета. Друзья Гурама - наши друзья.
  
   В кресле у большого зеркала, в кожаной жилетке на голое тело и с расстегнутым брючным ремнем, сидел Кейт Эмерсон. На шее у него было влажное полотенце, которым он продолжал утирать перегретое мощными прожекторами лицо.
  
   - Знакомься, Кейт, с этим парнем мы учились физике в одной захудалой Альма Матер. Парень все-таки стал физиком и изобрел какую-то херовину, которая сделала его богатым. Его зовут Марк. А это - Федотыч, его коллега. Они родом, как и я, из бывшего Советского Союза. А теперь живут и работают в Израиле.
  
   Эмерсон протянул Марику руку. Марик осторожно ответил на рукопожатие. Каким чудом было касаться этих длинных, сухих, чутких пальцев маэстро, всего каких-то четверть часа назад извлекавших из электронных коробок волшебные звуки любимой музыки! В тусклом свете гримерной встретились две руки, на запястьях которых одинаково поблескивали браслеты-бессмертники - дань увлечению автомобилями и рок-моде семидесятых. Только браслет на руке Марика был серо-стальной и тонкий, а у Кейта - золотой и более массивный. Стоявший у двери Федотыч крякнул от досады :
  
   - Эпохальный кадр. Эх, сейчас бы пофотографировать! Слушайте, Гурам, а можно нам тут сделать пару снимков? Для внутренноего, как говориться, пользования.
  
   - Это - вопрос деликатный. Сейчас пойду, выясню у нашего продюсера.
  
   И Гурам выскочил за дверь. Пауза затянулась. Марик хмыкнул и сказал:
  
   - Скажите, Кейт, а вам Гурам когда-нибудь рассказывал, как мы слушали вашу музыку в Советском Союзе середины семидесятых годов? И чем была для нас эта музыка?
  
   - Интересно, парень. Ну-ка, расскажи! Да садитесь вы, берите пиво!
  
   - Рассказать так, чтобы вы, человек, который никогда не жил в том обществе и при тех обстоятельствах, меня поняли? Тут пятью минутами не обойдешься. А вы ведь, наверняка, устали после концерта. Так что все рассказать не смогу. Но - намекну. Вы хорошо помните Оруэлловский "1984"? Так вот, представьте, как если бы вместо бритвенных лезвий и секса жители оруэловского мира черпали глотки свободы в ... музыке. В вашей музыке - в том числе. Вам эти образы о чем-то говорят?
  
   В глазах Маэстро промелькнула искра понимания. Он стал поглядывать на Марика с интересом. Да, перед ним стоял явно не рядовой музыкальный фанат, которых Кейт за свою долгую музыкальную карьеру повидал в превеликом множестве. Ничего не только интересного, но даже - занимательного, в обычных фанатах не было. Утомительное обожание и назойливая скука. Но в этот раз ... О, в этот раз случай столкнул музыканта с одним из тех, для кого и создавался "весь этот джаз". Представитель того поколения, которое во многом творит современный мир. А то, что подобная личность появилась оттуда, из-за ушедшего в прошлое железного занавеса, придавало особую значимость её оценкам и похвалам.
  
   - Вы знаете, Марк, кажется, я почувствовал то, что вы хотели мне передать. Это действительно очень сложно пересказать. Но я - понял. Спасибо вам! Знаете, парни, что мы сейчас с вами сделаем? Я позову Грега и Карла, и мы пойдем на сцену - сфотографируемся вместе. Я думаю вы, как и я сам, хотели бы иметь пару фото в память о наше встрече?
  
   В этот момент в гримерную вошел Гурам. На лице его была недовольная гримаса.
  
   - Этот потный козел Джерри не разрешает тут снимать. Копирайтами какими-то в глаза тычет. Совсем озверел, буржуй поганый!
  
   - Накласть! - громко сказал Кейт. - Это я для себя снимаю. И они для меня снимают. Для личной коллекции. Можно! Гурам, старина, позови на пару минут Грега и Карла на сцену и прихвати мою камеру. Пощелкаем!
  
   Спустя пару минут вся команда собралась на сцене. Там, на фоне клавишных и барабанов, и были сделаны фотографии, впоследствии послужившие одними из поводов к написанию этой книги:
  
   Эмерсон, Марик, Лэйк, Федотыч и Палмер. В обнимку - в центре сцены.
  
   Эмерсон и Марик. Рукопожатие. Браслеты - крупным планом.
  
   Эмерсон, Марик и Федотыч у клавишных пультов.
  
   Федотыч учит Лэйка играть три блатных аккорда и петь митьковские песенки. Рядом стоят Эмерсон, Палмер и Марик и от души хохочут.
  
   Марик стоит у двухрядного Эмерсоновского "Хаммонда" и осторожно прикасается руками к клавишам ...
  
   На самом деле, последняя фотография не может передать в полной мере действо, совершающееся в тот момент. Но сам момент прочно врезался в память и Марика, и Федотыча. Момент очередного чуда. Фрагмент материализованного сна. Очаровательная небывальщина.
  
   А произошло вот что: Марик подошел к органу и заметил, что инструмент еще не отключен. Ему, как десятилетнему мальчишке в оружейном музее, непреодолимо захотелось потрогать инструмент пальцами. Да, да - именно этот инструмент. На котором играл Эмерсон. (Это как в бородатом анекдоте про второго призера международного скрипичного конкурса, скрипку Страдивари и КаГеБешника : "Да для меня это .... Ну, как для тебя - пострелять из маузера Дзержинского").
  
  -- Кейт, а можно ...
  
   - Да конечно можно! Можешь и потрогать и даже поиграть - если умеешь.
  
   Марик подошел к органу, положил руки на клавиатуру и, совершенно неожиданно для себя, начал играть отрывок из сюиты "Таркус". Когда-то, много лет назад, Марик, отучившийся в раннем детстве пару лет в музыкальной школе, специально подбирал на фортепиано этот отрывок. Долго подбирал. Пару месяцев. Но - тщательно. С тех пор он и не пытался его повторить. Но сейчас... Музыка сама, без команды мозга, полилась из-под его пальцев. В опустевшем зале вновь зазвучали звуки органа. Кейт Эмерсон удивленно обернулся, прислушался... Марик, закрыв глаза, продолжал вести сольную партию.
  
   - Дьявол, а ведь неплохо парень играет. С душой, - пробормотал Эмерсон. И, подмигнув, тихо прошептал Грегу и Карлу, - А ну-ка, давайте ему поможем!
  
   Марик сначала не понял, что происходит. Вот он играл сольную партию органа, но вот - в следующий миг - подключились барабаны и бас гитара, а еще через миг - мощные аккорды рояля. Галлюцинация? Марик в страхе оторвал руки от клавиатуры, но музыка не прекратилась. Он обернулся - Эмерсон, Лэйк и Палмер играли для него. Вместе с ним. И Марик снова поднял руки к клавишам... Этот невероятный, фантастический джем-сейшн продолжался всего несколько минут. Но зато - какие это были минуты !
  
   В общем, этим исполнительским триумфом Марика встреча с членами группы и завершилась. Музыканты, сославшись на усталость, учтиво отказались от предложения пойти куда-нибудь вместе посидеть и уехали в свой "Хилтон". А Гурам, Марик и Федотыч вышли на многокилометровый простор Авениды Атлантико, протянувшейся вдоль пляжа Копакабана. Погулять, посидеть, поболтать. Старый добрый стиль общения - настоящий мальчишник. Надолго - и с кайфом. Выпивали в каждом встречном баре, показавшемся симпатичным. Понемногу. Ну и закусывали - тоже понемногу. Истории лились рекой. Гурам был замечательным рассказчиком. И последние пятнадцать лет жил довольно интересно. Где-то работал. Где-то воевал. Восходил на гималайские восьмитысячники. Учился в Аукстической академии в Лондоне. Женился. Разводился. Заводил детей. Гастролировал с Парсонсом и Эмерсоном. Марику и Федотычу тоже было о чем рассказать. Одна (еще не оконченная) "Крайо-Коновская" эпопея чего стоила!
  
   В какой-то момент друзья вдруг обнаружили, что они довольно далеко ушли от самых центровых мест. Увлеклись разговором, да и выпитое давало о себе знать. И, хотя до рассвета оставалось еще несколько часов, пора было разбегаться по домам. Друзья развернулись и потопали в обратном направлении - в сторону Ипанемы, к "центровым" отелям. Впрочем, несмотря на поздний час и отдаленность от центра, количество фланирующих вдоль Копакабаны почти не уменьшилось. Из открытых баров и кафешек неслась музыка, тихо шелестел океанский прибой и раздавался хохот и сдавленные стоны местных красоток всех цветов и оттенков кожи. На обратном пути друзья развлекались разглядыванием означенных красоток, громко и со вкусом комментируя увиденное. Разговаривая по-русски, который еще не стал вторым языком в Бразилии, они почти не рисковали нарваться на неприятности. Каково же было удивление Марика, когда дорогу им преградили несколько решительного вида подростков, одетых в типичные хип-хоповские одёжи. Возглавлял эту стаю мощный негр с наголо бритой головой, по возрасту - явно старше всех остальных. Он подошел к Марику и начал, энергичено жестикулируя, выкрикивать тому в лицо что-то по-португальски. Марик, естественно, ничего не понимал. Стая сомкнулась вокруг Марика, Гурама и Федотыча. В окружающей атмосфере запахло прокисшим потом, спермой и злобной агрессивностью. Друзья кожей почувствовали, что сейчас их будут бить. За что, почему? Понять было невозможно. Марик подумал, что это просто грабители, достал из кармана несколько реалов и протянул негру. Вожак оттолкнул руку с банкнотами и резко ударил Марика кулаком в живот. Гуляющих вокруг как дождем смыло. Как и везде, чистая публика в Бразилии не любит связываться с местным быдлом и участвовать в сомнительных приключениях. Звать на помощь было некого. Да и - поздно ! Грубыми толчками стая выпихала друзей по направлению к пляжу, где было темнее и пустее. Не оставалось ничего, кроме как - принять бой. Гурам и Марик, еще по старой, колхозной, привычке стали спиной к спине в атакующие позиции. Федотыч пытался по-крестьянски отмахаться от двух насевших на него сопляков. Но основные бойцы пошли на Гурама и Марика. Какое-то - очень короткое - время, бешено и нелепо отмахиваясь руками и ногами, удавалось держать нападающих в относительном отдалении. Потом Гурам пропустил от кого-то удар ногой в пах, присел, получил добавку локтем по голове и упал без дыхания. Одновременно вожак нанес Марику удар ногой в лицо. Марик рухнул как подкошенный. В этот момент заваливающийся под тяжестью лезших на него юнцов Федотыч услышал характерный звук сирены, которой пользуются тут только патрули военной жандармерии. Стая быстро обшарила карманы поверженных жертв, посдирала часы и кольца, после чего молниеносно растворилась в сгустившейся перед рассветом тьме. Вой сирены приближался.
  
   Гурам очнулся, с трудом разлепил глаза и обнаружил, что лежит недалеко от Марика. Голова раскалывалась, запястье, с которого грубо сорвали часы, распухло. Где-то в стороне Гурам услышал стон. Он обернулся - на песке сидел Федотыч, со стоном ощупывая свои помятые, но, кажется, целые ребра. Гурам подполз к Марику. Тому, судя по всему, досталось совсем не много. Вот только поза... Марик лежал на животе, как-то совсем противоестественно вывернув голову. Его лицо было чистым, без синяков, но - смертельно бледным. Да, поза Марика Гураму сильно не понравилась. Он подполз еще ближе, протянул руку и ... задержал ее в воздухе. В альпинистских экспедициях и залах восточных единоборств Гурам насмотрелся травм самых разных типов. Бывали и тяжелые. Вот и сейчас он безошибочно определил, что у Марика - тяжелая травма позвоночника. Проще говоря - свернута шея. Все еще стоя на коленях, Гурам поднял глаза к темному небу и, адресуясь кому-то ТАМ, наверху, в полный голос заорал: "Ссссу-у-уки!"

Эпилог

  
   Марк не умер. При появившемся на месте стычки патруле военной жандармерии состоял парамедик, оснащенный (то ли по счастливому случаю, то ли в соответствии с мудрыми указаниями местных военных властей) полным комплектом мобильного реанимационного оборудования. Марика незамедлительно, с соблюдением всех предписанных предосторожностей, доставили в отделение нейрохирургии местного госпиталя Святой Девы Марии, заслуженно пользующегося всемирной славой. Оперировал Марка знаменитый профессор Себастиан, нейрохирург в пятом поколении, с одного из предков которого кумир раннего детства Марика, русский фантаст Александр Беляев, писал образы профессоров Сальватора и Доуэля. Вспомогательная команда нейрохирургов за время операции сменилась дважды. И только сам Себастиан не отходил от стола все восемь часов - пока в безжизненном теле не замерцала искорка сознания. Впрочем, полного и окончательного чуда не произошло: Марик потерял речь и остался почти полностью парализованным. Слабые рефлексы наблюдались только в лицевых мышцах и пальцах левой руки. Бразильские врачи произвели тщательное исследования проводимости нервных стволов - сверхсовременный магнитно-резонансный томограф с высоким пространственно-временным разрешением, позволяющий в динамике наблюдать процессы передачи нервных импульсов, подтвердил страшный диагноз: никакой надежды на возможное улучшение состояния больного не оставалось. Спустя два месяца Марка рейсом "Люфтганзы" из Рио через Франкфурт-на -Майне переправили домой, в Израиль.
  
   Разумеется, в течение этих двух месяцев дела "Крайо-Кона" не стояли на месте. Согласно Уставу компании с ограниченной ответственностью, в случае произошедшего с президентом компании несчастного случая, право принятия стратегических решений переходит к Совету Директоров. В котором, кроме самого Марка, состояли Леонард, Федотыч и Моти. На следующий день после операции, когда стало известно, что у Марка появились реальные шансы выжить, Федотыч и Моти, до того три дня посменно дежурившие в коридоре нейрохирургического отделения, устроили телеконференцию с Леонардом. Почерневший, осунувшийся Моти доложил, что подписание договора с бразильцами было вопросом практически решенным. Марк, по словам Моти, затягивал переговоры с целью выторговать у "Эль-Ди-Компа" лучшие условия продажи технологии. Поездке на отдых в Рио-де-Жанейро предшествовала принципиальная договоренность о подписании контракта на первом же рабочем совещании. Федотыч подтвердил Леонарду, что Марк был настроен на принятие важных решений сразу же по возвращении из Рио. На основе полученной информации Леонард, как вице-президент и один из отцов-основателей компании, официально поручил Моти подписать контракт как можно быстрее. "Марк бы нас одобрил, - заявил Леонард. - Именно сейчас, когда ему очень плохо, мы не можем себе позволить на основании неясных сомнений (или из собственных меркантильных соображений) ставить под угрозу успех его, да-да, прежде всего - его, предприятия." И Федотыч, и Моти поддержали своего вице-президента. На следующее утро, в торжественно-печальной (прояснившееся будущее Марка не способствовало проявлению безудержного веселья) атмосфере успешно завершающихся долгих переговоров, контракт "Крайо-Кона" с "Эль-Ди-Компом", предусматривающий передачу бразильской компании лицензии и технологических карт на производство криконов, был подписан. Проект "Подкидыш" вступил в свою финальную фазу.
  
  
   Аргументы и факты
  
   "Из компетентного источника, близкого к Агентству Национальной Безопасности, нам стало известно, что десять минут назад, около шести часов утра по времени Восточного побережья, на территории Ливии, в пустынном месте, где расположен секретный научно-производственный комплекс, известный под именем "Заповедник", произошел взрыв большой мощности. Первичные данные, полученные с разведывательного спутника "Феррет Зет", позволяют предположить, что на территории "Заповедника" было взорвано ядерное устройство мощностью до пяти килотонн. Метеорологическая служба Шестого Флота США, базирующегося в Средиземном море, сообщила, что в результате преобладающих в это время года северо-западных ветров, выпадение радиоактивных осадков произойдет, по счастливой случайности, в ненаселенных пустынных зонах Ливии и граничащих государств. Вероятность повышения радиоактивного фона в Европейских районах Средиземноморья практически равна нулю. До сих пор неизвестно, является ли этот ядерный взрыв испытательным или он произошел вследствие аварии в секретной лаборатории, занимающейся разработкой ядерных устройств по заказам некоторых террористических фундаменталистских режимов. Как всегда, мы будем немедленно знакомить вас с поступающей информацией. Оставайтесь с нами! А сейчас на вопросы нашего обозревателя Дага Карпентера ответит ведущий эксперт МАГАТЭ по ядерной безопасности, бывший сотрудник Ливерморской лаборатории доктор Джекки Лианг."
   ("Брэйкинг Ньюс" из телевизионной трансляции Си-Эн-Эн, 17 марта, 199* года)
  
   "Лидер Ливийской Джамахерии полковник Муаммар Каддафи с трибуны Ассамблеи Организации Африканских Государств отвергает выдвинутые странами Запада обвинения его страны в разработке неконвенциональных типов оружия."
   (Заголовок первой полосы газеты "Крисчиан Сайенс Монитор", 18 марта 199* года)
  
   "Правительство Ливии отказывает экспертам МАГАТЭ в инспекционном визите на территорию "Заповедника"".
   (Заголовок редакционной статьи воскресного выпуска газеты "Интернейшионал Джеральд Трибьюн", 20 марта 199* года)
  
   "Мы - мирный народ кочевников и землепашцев! Да, наши замечательные ученые - интеллектуальный цвет нашей нации - занимаются созданием новых технологий. Мы - мудрый народ и многому можем научить загнивающие, так называемые развитые страны. В Ливии все технологические разработки направлены не на производство все новых и новых смертоубийственных типов оружия, а служат улучшению жизни простого гражданина Ливийской Джамахеррии. У нас уже есть сведения о том, что произошедшее на территории государственного природоохранного научно-технологического комплекса "Заповедник" не является несчастным случаем либо аварией, связанной с ошибками персонала. Не обошлось тут без злонамеренного вмешательства со стороны наших сионистских врагов по обе стороны Атлантического океана. Но мы преодолеем ! Мы преодолеем все беды и несчастья, насылаемые на наши головы неверными ! Мы справимся сами ! Без помощи МАГАТЭ, Международного Валютного Фонда или Европейского Союза. Наша сила - в великом народе Ливии и все-исламской солидарности !"
   (Из выступления Министра иностранных дел Ливийской Джамахерии с трибуны Ассамблеи Организации Объединенных Наций, 20 марта 199* года, по публикации газеты "Аль-Хаятт", 21 марта 199* года)
  
   "Несомненно - ядерный взрыв!
   Наши обозреватели анализируют информацию, официально полученную от экспертов Министерства Энергетики и Агентства Национальной Безопасности.
  
   Сегодня, спустя две недели после шокировавшего все человечество мощного взрыва в Ливийской пустыне, компетентные правительственные инстанции пришли к однозначному выводу - в "Заповеднике" взорвалось ядерное устройство мощностью семь с половиной килотонн. Энергетический спектр излучения, зафиксированного в момент взрыва американскими и российскими разведывательными спутниками, не оставляет никаких сомнений в источнике взрыва. Обработка изображений, полученных как со спутников, так и с разведывательных самолетов СР-71, барражировавших в стратосфере над местом взрыва, позволяет заявить, что секретный научно-производственный комплекс "Заповедник" полностью разрушен. Несмотря на то, что Ливийские власти в течение двадцати четырех часов с момента взрыва выдворили из страны всех иностранных корреспондентов, после чего полностью закрыли границы для въезда иностранцев, агентурным источникам ЦРУ и АНБ удалось получить информацию о том, что ни правительство, ни армия до сих пор не располагают никакими сведениями о погибших либо выживших. По оценкам специальных служб, в штате "Заповедника" состояло до трех тысяч научно-технических работников и обслуживающего персонала. Около полутора тысяч солдат и офицеров были заняты в охране комплекса и коммуникаций. Есть все основания полагать, что значительная часть персонала и охраны погибла непосредственно в момент взрыва, а остальные умерли вследствие неоказания своевременной медицинской и дезактивационной помощи. Ливийская армия в течение всего времени осуществляет плотную блокаду пораженной территории. Между тем, власти не предпринимают никаких попыток проникнуть в эпицентр для проведения расследования и спасательных работ. Аналитики полагают, что подобная пассивность вызвана не только растерянностью и шоком от произошедшего, но и тем, что практически все ливийские, как гражданские, так и армейские, специалисты по ядерном технологиям и защите от оружия массового уничтожения находились в момент взрыва на территории "Заповедника". Другим фактором, препятствующим продвижению ливийских войск и спасательных подразделений к месту аварии, является возможное дополнительное заражение территории боевыми отравляющими газами. Пожелавший остаться неизвестным источник, близкий к израильской военной разведке АМАН, сообщил нашему собственному корреспонденту в Иерусалиме, что в составе научно-производственного комплекса были лаборатории и цеха, занимавшиеся разработкой и тайным производством гомогенных и гетерогенных (бинарных и тринарных) отравляющих веществ. Поскольку как наземная, так и воздушная транспортировка смертоносных продуктов к местам дислокации ливийской армии (и далее - к армиям стран-союзников) могла бы быть зарегистрирована космическими средствами слежения, товарные количества отравляющих газов были до поры - до времени складированы в "Заповеднике". Если приведенная информация соответствует действительности, то, по вполне понятным причинам, как возможность проведения ливийцами собственного расследования, так и какая-либо вероятность посещения новой "горячей" точки на карте планеты специально оснащенными инспекторами международных организаций, представляется нам маловероятной. Скорее всего, истину о произошедшем мы сможем узнать (в лучшем случае!) спустя много лет, не ранее, чем произойдут какие-либо позитивные преобразования тоталитарного политического режима, существующего в Ливийской Джамахеррии уже долгие годы."
   (Из редакционной статьи газеты "Уошингтон Пост", 31 марта 199* года)
  
  
   Моти ехал к Марку. Зачем? Ответ на этот вопрос Моти прекрасно знал. Но - старательно его сам от себя прятал. В темных уголках своего подсознания. В далеких закоулках памяти. Так ли уж нужно было им встречаться ? Никаких, даже формальных, поводов для визита не было. Да и быть не могло. Во-первых, компания "Крайо-Кон" прекратила свое существование. Как субъект физический и субъект юридический. По условиям договора с бразильской компанией, "Крайо-Кон" должен был получить вполне пристойные деньги как в форме прямых выплат акционерам, так и в инвестициях. Однако, несмотря на то, что договор был выполнен полностью, без Марка дела как-то не пошли. Да что там - "не пошли"?! По правде говоря - остановились. Совсем. Как ни старались Федотыч с Леонардом вдохнуть жизнь в задуманные Мариком новые устройства - ничего путного у них не получилось. Да и настроения работать ни у кого не было. Очевидно, именно Марк и был тем ветром, который сам по себе и способен породить настоящую "мозговую бурю". А без ветра ... В общем, для интеллектуального "девятого вала" одной воды оказалось недостаточно. И вот, в один серо-желтый от зависшей над Негевом песчаной бури вечер господа директора решили прикрыть лавочку. Моти обратился все к тем же бразилам и они с радостью согласились за вполне умеренную сумму откупить всю компанию целиком, а вернее - права на все "Крайо-Коновские" патенты и ноу-хау. Концессионеры повздыхали, густо выматерили проклятых капиталистов и - согласились! Результатом оказались живые деньги, одномоментно обогатившие всех акционеров оптом и каждого - в розницу. Может быть, будь Марк в состоянии хоть как-то адекватно реагировать на окружающую действительность, он бы попытался воспрепятствовать уничтожению своего детища - "Крайо-Кона". Но Марк... И вот тут-то начинается куда как более грустное "во-вторых".
  
   Во-вторых, после всех перенесенных потрясений Марик почти полностью отказался от общения с окружающим внешним миром. И вовсе не тяжелая инвалидность послужила тому причиной. Современная техника позволяет безнадежно парализованным больным передвигаться, разговаривать, активно работать и даже вполне достойно исполнять супружеские обязанности. Гениальный физик Стивен Хокинг, с детства пораженный рассеянным склерозом, в своей компьютеризированной коляске объездил весь мир с лекциями по теории времени и вселенной, неоднократно вступал в брак и активно занимался продолжением рода. Но с Марком ... Нет, не в технике было дело. И не в деньгах. Как бы ни крохоборствовали алчные бразильянцы, но даже после продажи им части "Крайо-Коновских" акций по злосчастному первому сан-паульскому контракту, Марк, как главный акционер, получил весьма значительную сумму - и на самую современную коляску хватало, и на сиделку-филиппинку, и даже еще немного оставалось - сотен эдак пару тысяч долларов на совсем уж черный день. К тому же, в оплате нейрохирургической операции и транспортировки Марка домой, не сговариваясь, приняли участие и Моти, и Леонард и, конечно, Федотыч. И еще кто-то большой, пожелавший остаться неизвестным. Да и государство Израиль сжалилось над инвалидом, не располовинив (как это в означенном государстве принято) налогами честно заработанное, а лишь слегка пощупало несчастного нового миллионера за вымя. Семья Марика, его (к приятному удивлению - даже в беде весьма многочисленные !) друзья и приятели, опираясь на вдруг свалившиеся на них капиталы, сумели переоборудовать скромный двухэтажный домик семьи Альпериных в приспособленное для комфортного проживания колясочного калеки жилье. Пандусы, подъемники, специальная мебель - все это должно было облегчить существование человека, вырванного болезнью (или - несчастным случаем) из нормальной жизни. В родных стенах домочадцы и друзья попытались окружить Марика атмосферой любви и заботы. Попытались. Но не преуспели. Усаженный в самое навороченное электрокресло, управляемое слабыми касаниями сенсорной панели пальцами левой руки, Марик почти не передвигался по пандусам своего уютного домика. Большую часть времени он проводил, укрывшись в комнате, в былые дни служившей ему кабинетом. В этой комнате был установлен постоянно подключенный к Интернету компьютер, управляемый через инфракрасный канал от сенсорной панели на кресле Марика, а также полный комплект музыкальной аппаратуры - сверхсовременный винчестерный проигрыватель лазерных дисков, знаменитый (чиненый самим Федотычем !) звуковой усилитель и система мощных акустических колонок. За короткое время Марик научился довольно ловко управляться с сенсорной панелью и с тех пор буквально "поселился" в киберпространстве Интернета. Новостные порталы и сайты разноообразных спецслужб стали предметом его пристального интереса. Иногда в фокус попадали патентные новости, аналитические статьи по хай-теку и биржевые сводки. Марик что-то целенаправленно искал. Крупицы какой, известной только ему самому, информации? Следы и метки проходивших по тайным каналам переговоров, приказов и донесений? Рожденное в прошлом или пришедшее из грядущего эхо больших событий? Никому не ведомо. И хотя, невзирая на полную потерю речи, Марк с легкостью мог бы беседовать с окружающими, пользуясь синтезированным компьютером голосом, он почти никогда этого не делал. Лишь несколько слов в день - приветствия и пожелания спокойного дня и ночи жене и детям, указание сиделке сменить кассету с дисками в проигрывателе, просьбы о самом необходимом... И - всё. Ни слова приходящим навестить его друзьям и коллегам. Ни взгляда, ни улыбки. И если поначалу Марик еще проводил в обществе гостей минут пятнадцать, дозволял дружески пожимать себе плечо и прочую сентиментальную чепуху, и только после того укатывал в свою изолированную ото всех комнату, то, спустя какое-то время, он стал отказываться даже выходить к посетителям. Приблизительно тогда же убавился его интерес к розыскам в Интернете. Очевидно, он нашел то, что искал. И находка эта настроения ему не подняла. Даже - совсем наоборот. Именно тогда Марк почти полностью замкнулся в себе. Отказался от ежедневных встреч с детьми. Практически перестал читать новостные сайты. Большую часть времени просматривал и систематизировал какие-то файлы. И - все время громко слушал музыку. Марк полюбил прислоняться лбом к басовой колонке - сабвуферу. Очевидно, так он куда как лучше воспринимал знакомые ритмы, ощущал динамику и напор рока. Слушал в основном своих любимых "Эмерсона, Лэйка энд Палмера". Изредка - современный прогрессив-рок - "Солярис", "Афтер Крайинг" и "Пендрагон" с "Ай-Кью". И еще реже - "Пинк-Флойдовских" "Энималс" и "Уишь ю уэр хир". Сиделка говорила жене, что в последние дни при прослушивании "Флойда" Марк плачет. Все чувствовали - происходит что-то очень нехорошее. Но никто даже не пробовал хоть что-нибудь предпринять - все знали характер Марка. Если он, как раковина-жемчужница, по известным только ему причинам накрепко закрывал створки самоизоляции - извлечь жемчужину без причинения еще бОльшего вреда было практически невозможно. Наблюдавший Марика психолог не советовал, как говориться, лезть пациенту в душу. К советам психолога в семье прислушивались. А что еще оставалось делать?
  
   Именно в те дни и пришло к Моти странное желание посетить Марка. Впрочем - почему странное? Моти прекрасно знал - чего он хочет от Марика.
   Нет, не прощения. Всего лишь - доброго взгляда. Всего лишь - понимания. Всего лишь?!...
  
   - Марик, к тебе Моти приехал! - это крикнула по интеркому жена. Или - сиделка? - Нет ответа. Только щелкнул электронный запор на двери в кабинет.
  
   - Идите, Моти! Он, кажется, хочет вас видеть, - взволнованно произнесла сиделка-филиппинка. Увидев уже в самом факте желания добрый знак, Моти расправил плечи, надел на лицо самую дружелюбную улыбку, тщательно подобранную в богатом мимическом арсенале старого шпиона, глубоко, как перед нырком в ледяной омут, вздохнул и толкнул отпертую дверь в кабинет...
  
   Марик сидел перед экраном компьютера. К Моти - спиной. Из колонок на почти максимальной громкости раздавалась приятная музыка: мелодичный перебор акустической гитары, лирическая партия шарманки, глубокая фоновая поддержка меллотрона. И - красивый и бесконечно печальный мужской голос, произносящий такие простые и такие значащие слова... Даже Моти, весьма далекий от современной музыки, узнал эту мелодию - "Се ля ви", в исполнении Грега Лэйка и оркестровке Кейта Эмерсона, с альбома "Уоркс". Марик часто слушал этот диск в поездках. Федотыч рассказывал, что тогда, на концерте в Рио, Марик влез на стол и вместе с какими-то седыми бразильскими фэнами пятнадцать минут скандировал: "Се-Ля-Ви!", "Се-Ля-Ви!", "Се-Ля-Ви!". До тех пор, пока уже совсем ушедшие было со сцены уставшие кумиры не вернулись к инструментам и взявший двенадцатиструнку Грег Лэйк не начал петь...
  
   Моти заметил, как Марк слегка пошевелил пальцами - лирическая мелодия прервалась. Её сменил отрывок из композиции "Карн Эвил": "Уэлкам бэк май френдс то зе шоу зэт невер эндс!" ("Добро пожаловать, друзья, на представление, которое никогда не кончается!"). Полиглот Моти воспринял эти стихотворные строки как приглашение. И - сделал шажок по направлению к Марку. Но в следующее мгновение и этот музыкальный фрагмент прервался. В комнате тревожно и грозно зазвучали мощные аккорды и стаккато ранней Эмерсоновской антивоенной сюиты "Таркус". Моти остановился, будто напоровшись на плотную стену пульсирующего звука. Коляска с Марком медленно повернулась, открыв Моти для обозрения плоский экран большого, двадцатиодно-дюймового монитора... На экране одна за другой, в режиме автоматического слайд-шоу, появлялись заголовки газетных статей и кадры из новостных программ. Все - посвященные ядерному инциденту в "Заповеднике". Непонятно как добытые стрингерами жуткие кадры с места событий : сотни сожженных на испытательном стенде тел; перекрученные и полурасплавленные многотонные стальные конструкции цехов непонятного назначения; опрокинутые, расплющенные танки и бронемашины боевого охранения; обожженные ядерным пламенем, но пока еще живые солдаты из патруля периметра; задушенные нервно-паралитическими газами обитатель дальнего "Заповедника"; попавшие под выброс члены гуманитарной комиссии ООН; пепельные верблюды, рассыпающиеся при малейшем дуновении ветра или прикосновении пальца ...
  
   Пауза затянулась. Онемевший Моти вдруг почувствовал, что не может отвести взгляд от экрана монитора. Фотографии с места событий сменились аршинными красными и черными полосами заголовков передовиц, опубликованных во всех центральных газетах мира. На английском, иврите, русском, китайском и прочих доступных отставному разведчику языках. "Заповедник": факты, версии, аналитические обзоры. Килотонны словесных спекуляций и миллиграммы правды, тонущие в океане дезинформации. Весь этот материал был, очевидно, прекрасно знаком, как хозяину, так и гостю.
  
   - Б-г мой! Зачем я на все это смотрю? - спросил себя гость. И, внезапно, - понял, что же именно заставляет его не менять направление взгляда. Моти осознал, что просто боится столкнуться взглядом с Марком. И, сердясь на свое малодушие, неимоверным усилием воли гость заставил себя посмотреть в лицо хозяину...
  
   Со странного, похожего на мучнистую маску лица паралитика на Моти в упор смотрели слегка прищуренные холодные серо-стальные глаза. В этом взгляде не было ни понимания, ни сочувствия, ни намека на отпущение грехов. Но были - знание прошлого и предвидение будущего, а еще - ненависть и презрение. Всего лишь миг, десятые микросекунды понадобились Моти для того, чтобы прочесть этот взгляд. И осознать - Марк знает все. Понял, вычислил, ощутил...
  
   Да, Моти не получил того, за чем он сегодня приехал к Марку. Надежда на понимание (и, возможно - прощение?) была безвозвратно утеряна. А взамен ... Взамен гость получил определенность. Тоже - немало! Дуэльное мгновение истекло быстрее, чем секундная стрелка успела перескочить с одного деления на другое. В следующее мгновение Марк уже повернулся к гостю спиной. Из динамиков снова полились звуки шарманки: Грег Лэйк допевал свое "Се ля ви". Аудиенция была окончена.
  
   Уходить пришлось в лучших традициях английских джентльменов - не прощаясь. Моти просто не мог вымолвить слова прощания ни самому Марку, ни его домочадцам. Уход походил на бегство. Бегство от того взгляда - взгляда прокурора, судьи, палача. Моти рухнул на сидение своей машины и почувствовал, что еще немного - и он потеряет сознание. Дикая боль молнией пробежала от виска к виску, прожигая след в измученном противоречиями между долгом и совестью мозге. Голова его упала на лежащие на рулевом колесе руки, и Моти показалось, что приход смерти неотвратим прямо сейчас. Но небесам такой конец, видимо, показался слишком простым и мелодраматичным. Пьеса еще не была доиграна до конца. И - боль отступила. Ошеломленный Моти помотал странной, словно наполненной высоким вакуумом головой и, не почувствовав никаких признаков еще мгновения назад казавшегося неминуемым конца, облегченно вздохнул и повернул ключ в замке зажигания.
  
   "Богатые тоже плачут! Алия теряет лучших людей. Может в Консерватории что-то подправить?" - корреспондент "Эха Новостей" Илья Грицнер в репортаже с Беэр-Шевского альтернативного кладбища "Менуха Нэхона", 29 ноября 199* года :
  
   Сотни скорбящих пришли сегодня на одно из немногих в стране светских мест последнего упокоения - Беэр-Шевское альтернативное кладбище "Менуха Нэхона". Наши соотечественники и граждане Америки, Канады, Германии, России, Молдовы; светские и религиозные; простые работяги и директора хай-тековских компаний; русско-, иврито- и англо-говорящие; рокеры и офицеры Маткаль - Генерального Штаба.. Всех их объединило одно горе: безвременная и трагическая гибель одного из самых заметных членов русскоязычной общины Израиля, в недалеком прошлом - президента маленькой высокотехнологической компании "Крайо-Кон", сенсационное сообщение о продаже которой бразильскому концерну "Эль-Ди-Комп" (сумма сделки не оглашалась!) всколыхнуло приунывший от перманентного экономического спада деловой мир Израиля, известного ученого и просто хорошего парня - Марка Альперина.
  
   Доктор Марк Альперин с семьей совершили Алию в начале 90-х годов. Проработав несколько лет в Беэр-Шевском Университете имени Бен-Гуриона в должности исследователя, Марк подал заявку на финансирование самостоятельного проекта в Теплице (Хамаме) Технологического парка Неватим. Там, в Хамаме, и была организована компания "Крио-Кон", которая разработала, запатентовала и начала производить уникальные электронные компоненты, действующие на принципе высокотемпературной сверхпроводимости. По окончании срока финансирования проекта Министерством Промышленности и Торговли, "Крайо-Кон" стал самостоятельной компанией с ограниченной ответственностью, большая часть акций которого принадлежала Марку Альперину и его соавторам. В течение нескольких лет фирмы выполняла пилотные проекты по заказу крупнейших электронных компаний - производителей высокоточной электроники. Одновременно рядом этих компаний велись переговоры о продаже лицензий и возможном слиянии. Около полутора лет назад международная компания "Эль-Ди-Комп" (штаб-квартира которой находится в Сан-Пауло, Бразилия) пробрела лицензию на производство ряда разработок "Крайо-Кона". После этого крохотная фирма, в штате которой работало всего лишь несколько человек (большинство - выходцы из стран бывшего Советского Союза) выдвинулась в первые ряды супер-эффективных израильских высокотехнологических компаний. К сожалению, это радостное событие было омрачено трагическим известием: проводивший в Бразилии переговоры Марк Альперин (следуя официально распространенной в масс-медиа версии) попал в тяжелую автомобильную катастрофу на шоссе в окрестностях Рио-де-Жанейро. Врачи спасли жизнь Марка, но он вернулся домой, в поселение Шима, что за зеленой чертой, почти полностью парализованный. Однако, этот страшный поворот судьбы не сломил мощных дух свежеиспеченного миллионера. Конечно, он уже не мог продолжать главное дело своей жизни - разработку новых высоких технологий. (Именно поэтому его друзья и деловые партнеры решили продать фирму. Тут будет уместно заметить - за весьма и весьма солидные деньги!). И Марк, успевший за короткое время усилиями прессы (и нашей газеты - в том числе) превратиться в трагико-оптимистического героя нашей общины, решил заняться... музыкальной критикой! Всего несколько месяцев назад ваш корреспондент посетил доктора Альперина в его полностью перестроенном доме в поселении Шима. Тогда Марк, общавшийся с внешним миром через вокодер мощного персонального компьютера, заявил, что собирается писать книгу о прогрессивных направлениях рок-музыки: их зарождении в конце шестидесятых и развитии в последней четверти двадцатого века. С этой целью он предпринимал обширный поиск в Интернете, состоял в переписке (через электронную почту) со многими известными рок-музыкантами и начал составлять персональную базу данных по прогрессивному року. Марк был полон энергии и оптимизма. И вот - эта ужасная гибель ...
  
   Позавчера, когда супруга Марка с детьми были в гостях у родителей в Иерусалиме, сиделка обратила внимание на то, что Марк давно не выезжал из своего кабинета и не подавал никаких сигналов (а пациент, даже во время углубленной работы, был весьма требователен, если не сказать - капризен: то просил заменить диски в кассетнице лазерного проигрывателя, то - заварить чай покрепче). Филиппинка несколько раз позвонила в запертую изнутри дверь кабинета. Ответа не последовало. Интерком молчал, электронный замок был фиксирован в положении "закрыто". Тогда сиделка, почуяв неладное, принялась обеими руками стучать в дверь. Безрезультатно. Мужественной женщине, проявившей незаурядную смекалку и силу, удалось взломать замок и войти в полутемный, освещенный лишь пробивающимся сквозь неплотно закрытые жалюзи закатным солнцем кабинет. Ни постоянно работавший в сети компьютер, ни музыкальный центр не действовали. Бездыханное тело Марика находилось там, где сиделка, домочадцы и друзья в последние месяцы привыкли видеть хозяина кабинета. Он сидел в своем электронном чудо-кресле у стойки с аппаратурой. Но - в странной, практически невозможной для парализованного больного переломано-перекрученной позе. Голова Марка свесилась на грудь. Когда охваченная ужасом сиделка, взявшись за мраморно холодный подбородок, откинула голову в направлении спины, ее взору открылось покрытое сине-красными пятнами ожогов и гематом искаженное лицо... Во рту Марика был перегрызенный силовой кабель питания музыкального комплекса. Второй конец кабеля уходил к электрической розетке. И тогда много повидавшая на своем веку немолодая филиппинская женщина закричала ...
  
   Именно так, практически точной цитатой из "Жука в Муравейнике" братьев Стругацких, можно было бы окончить это репортаж. Но читателям нашей газеты, возможно, будет интересно знать и то, что происходило в доме семьи Альпериных после того, как тело было обнаружено. Вызванная бригада парамедиков констатировала смерть от поражения электрическим током. Конечно, в кабинете сработала защита, и сетевое напряжение было отключено. Однако, ослабленному болезнью организму хватило и нескольких мгновений электрического шока, чтобы перестать существовать. Проведенное по горячим следам полицейское расследование заключило, что ничем иным, кроме как самоубийством, данный случай считать не приходится. Комната была заперта на электронный замок, отпиравшийся (по категорическому требованию хозяина) только изнутри. Ни одна электронная системы безопасности ни в самом коттедже, ни по периметру хорошо охраняемого поселения не зарегистрировала появления чужих на территории поселения и в доме. Сиделка не могла войти, убить Марка и выйти: электронный замок не только отпирался, но и запирался по команде с инвалидного кресла. Экспертиза подтвердила - до взлома замок был закрыт. Все данные свелись к тому, что никто, кроме самого Марика, не мог прервать его жизнь таким странным способом. До сих пор непонятно, как ему, бездвижному калеке, удалось подтянуть почти не действующей левой рукой подключенный к розетке силовой кабель музыкального центра. Как получилось нагнуться и засунуть кабель себе в рот? Какой силой воли нужно обладать, чтобы зубами хладнокровно зачистить (обгрызть?!) изоляцию находящегося под током кабеля (обрывки изоляции были найдены в ротовой полости)? И самый главный вопрос - почему? Острый приступ мизантропии? Внезапно нахлынувший страх перед долгими годами существования калекой? Желание избавить семью от факта совместного проживания с тяжело больным? Нет ответов... Одно только можно с уверенностью заявить - той атмосфере любви и взаимоуважения, которая царила в семье Альпериных, могли бы позавидовать тысячи и тысячи вполне здоровых семей!
  
   Когда удалось подключить компьютер Марика, после загрузки системы на экране автоматически раскрылся файл с коротким текстом завещания, составленного Марком, как показала проверка времени создания файла, незадолго до события. В своем последнем письме Марк сдержанно и нежно попрощался с женой, детьми и друзьями, а также оставил распоряжения по управлению остающимся капиталом. Ни слова о причинах, побудивших его к самоубийству, Марк не оставил. По-видимому, он счел необходимым унести эту тайну с собой.
  
   Странную картину можно было наблюдать сегодня на кладбище "Менуха Нэхона". Кто еще, кроме такой незаурядной личности, как доктор Марк Альперин, мог бы собрать вместе и объединить в горе таких разных людей? Как получилось, что над ним, негалахическим евреем - сыном еврея и русской, гражданином Государства Израиль, вместе читали Кадиш учащийся ортодоксального колеля Арье Бар-Захария (коллега Марка и один из бывших совладельцев "Крайо-Кона" доктор Леонард Каушанский) и галахичесий еврей Серега - сын Марика. У чьей открытой могилы в одном строю могли стоять группа одетых в гражданское (но демонстрирующих хорошую военную выправку) мужчин (имена запрещены к публикации военной цензурой), преуспевающий бельгийский бизнесмен дядя Жора и бородатый гениальный русский инженер - израильтянин Федотыч?
  
   Что-то неладное происходит с нашим миром. Почему был продан иностранцам уникальный "Крайо-Кон" - гордость израильского Хай-Тека? Почему не удалось сохранить душевное спокойствие и, в конечном итоге - жизнь такого человека, как Марк Альперин? Почему, порвав со своим прошлым и даже - семьей, ушел к ультра-ортодоксам талантливый ученый Леонард Каушанский? Как сложится судьба бывших сотрудников и хозяев "Крайо-Кона"? Вы хотите ответов? Их нет у меня ! Прежде всего, необходимо правильно поставить диагноз обостряющейся на наших глазах болезни общества. А до той поры всем нам лишь остается с мрачным юмором повторять, вслед за гениальным Мих Михом Жванецким, почти риторический вопрос: "Может в Консерватории что-то подправить?"
  
  
   Бледное ноябрьское солнце с трудом пробивало невесть одкуда залетевшие в пустынные края северного Негева серые дождевые тучи. На Беэр-Шеву начал накрапывать не часто случающийся в этих пустынных местах, а потому - всегда желанный дождь. Редкие крупные капли лениво падали на людей, машины и каменистую красноватую глину кладбища "Менуха Нехона". Большинство пришедших попрощаться с Марком уже разошлись. Обвально повзрослевшие сыновья увели свою, онемевшую от горя, мать - жену Марика. У свежей могилы, заваленной по русскому обычаю, венками и цветами и, по еврейскому - положенными на могилу камешками, остались только Леонард, Федотыч и Моти. Обрамленный жидкими рыжими пейсами, одетый в черную шляпу и потрепанный лапсердак Леонард продолжал, раскачиваясь, распевать Кадиш. Федотыч диковато расфокусированными глазами уперся в табличку с надписью: "Марк Альперин, 196* - 199*". Собранная в кулак былинная борода в сочетании с резким запашком какого-то дешевого водочного пойла как бы олицетворяли любимую приговорку Федотыча, произносимую им, в зависимости от ситуации, с абсолютно разной интонацией. Сейчас это звучало бы : "Дык..... ёлы-палы.....". Последним участником этого прощального трио был Моти Ноффлер. Внезапно похудевший, какой-то сильно почерневший лицом, Моти выглядел ненамного лучше уже захороненного усопшего. Все время траурной церемонии он молча простоял в первом ряду, но в некотором отдалении и от родных Марка, и от "Крайо-Коновской" команды. От предложения произнести несколько прощальных слов Моти резко отказался, весьма выразительно отказно кивнув потускневшей лысиной. В отличие от своих бывших коллег, очевидно - растерянных, но не раздавленных, Моти выглядел тряпичной куклой, из которой вынули каркас. Вот и сейчас он стоял в напряженном молчании, переминаясь с ноги на ногу, и упершись взглядом в еще пустую раскрытую соседнюю могилу. По прошествии несколько минут, он приблизился к Леонарду и неловко пожал ему предплечье руки, державшей молитвенник. Не прекращая раскачиваться и подвывать, Леонард свободной рукой похлопал Моти по плечу, после чего утерял к тому всякий интерес. Следующим был Федотыч. Он искренне открыл Моти объятия и крепко, по-мужски, сжал невысокого Моти, приподняв его в воздух. Именно тогда Моти и заметил крупные слезы, беззвучно стекающим по щекам Федотыча в густую бороду. "Прощайте, мужики!" - прерывающимся голосом прокричал Моти и, спотыкаясь о могилы, побрел к своему автомобилю. Перед тем, как тронуться с места, Моти еще раз обернулся. Дождь усилился - все посетители кладбища разбежались, спасаясь от струй нечистой, смешанной с песком и пылью воды. И только две фигуры продолжали оставаться как бы прикованными к месту: фигура раскачивающегося в молитве ортодоксального еврея и фигура прочно стоящего на широко расставленных ногах бородатого былинного богатыря... Что это было? Символ изначальной двуединой природы Марка или просто - одно из случайных совпадений в бесконечном спектакле того сумасшедшего театра теней, который мы именуем жизнью?
  
   Вернувшись с похорон, Моти, не раздеваясь, прошел в свой кабинет и сел к письменному столу. Включил компьютер, терпеливо выждав, когда загрузится операционная система, затем запустил Уордовский текстовый редактор. Руки его легли на клавиатуру и пробежали по ней, устанавливая фонт крупного размера. Еще несколько движений, и на экране монитора появилось одно русское слово: "Суки!". Затем, на мгновение задумавшись, Моти добавил: "Какие же мы все-таки с-с-суки...". После чего с методичной аккуратностью переключил фонт на ивритский, и воспроизвел ту же самую фразу на языке пророков. Полюбовавшись на результат, Моти выбрал европейскую кодировку и перевел показавшиеся ему столь уместными в данный момент слова на английский, немецкий и венгерский. Задумавшись еще на мгновение, решил добавить также перевод на китайский. После чего отдал команду вывода на печать. Принтер загудел, воспроизводя в "твердой копии" творчество многоязыкого автора. Моти с удовлетворением убедился, что ценный текст был распечатан без ошибок и накладок. Затем, оставив напечатанные листы в принтере, отпер верхний ящик тумбы письменного стола, достал оттуда опасно блеснувший свежей смазкой вороненый "Глок", салфеткой протер от масла несколько сантиметров ствола вблизи дула и, брезгливо поморщившись, вставил ствол пистолета себе в рот ...
  
   "Вчера вечером, на вилле в Мигдаль ха-Эмеке было найдено тело отставного полковника военной разведки АМАН, а ныне - предпринимателя Моти Ноффлера. Полковник Ноффлер покончил жизнь самоубийством, выстрелив из личного оружия себе в рот. По сообщению начавшей расследование по факту самоубийства полиции, никакой прощальной записки полковник Ноффлер не оставил. Причина самоубийства пока не установлена. Пожелавший остаться неизвестным источник, близкий к семье Ноффлеров, сообщил нашему корреспонденту, что в последние годы Моти Ноффлер страдал от сильных головных болей. По результатам проведенных обследований причиной головных болей могла быть опухоль головного мозга. Окончательное обследование, которое бы позволило установить, действительно ли опухоль является недоброкачественной, Моти должен был пройти в начале следующего месяца в Хопкинсоновском Мемориальном Госпитале в Вашингтоне. Однако, в течение уже нескольких месяцев полковник Ноффлер находился в глубокой депрессии, усугубленной недавней трагической гибелью его коллеги и друга доктора Марка Альперина.
  
   В семидесятые годы Моти Ноффлер находился на оперативной работе в научно-техническом отделе военной разведки АМАН. В середине восьмидесятых он, в ранге полковника, возглавил научно-технический отдел того же ведомства. После выхода в запас, Моти работал высокооплачиваемым менеджером в области высоких технологий. Именно его профессионализму обязаны своим успехом такие легендарные в израильском Хай-Теке компании как "Метра-Бет" и "Крайо-Кон".
   Похороны полковника Ноффлера состоятся завтра в полдень на военном кладбище Хайфы."
  
   (из сообщения в газете "Едиот Ахоронот", 30 ноября 199* года)
  
  
  

PS (Пост Скриптум от Автора)

  
   Мы сидим с Федотычем в его кабинете у рабочего стола, заваленного всяческим мелким электронным барахлом и заставленного разнообразными паяльниками, генераторами и осциллоскопами. Мы пьем смородинную водку "Абсолют" и закусываем ее настоящим украинским салом с чесноком. Мы почти молчим. Мы поминаем Марика.
  
   Над столом Федотыча, который теперь работает главным электронщиком у дяди Жоры, висит увеличенная и вставленная в скромную рамку фотография. На которой: Марик, Кейт Эмерсон и Федотыч стоят, обнявшись, на полуосвещенной сцене у громадного синтезатора. Федотыч выглядит слегка обалдевшим, а глаза Марика светятся неподдельным счастьем. Он радостно машет рукой фотографу, которым, судя по всему, был Гурам. Никто из них еще не знает, что произойдет спустя несколько часов. И уж тем более не догадывается, почему и ради чего это произойдет. Да и сейчас Федотыч, к примеру, и не подозревает, что в действительности лежало в подоплеке всех этих событий. Федотыч не догадывается. Леонард не знает. Нет Марика и Моти. "И борщ смывает все следы ..." - как любили в семидесятые комментрировать низкопробные советские детективные фильмы ехидные молодые интеллектуалы.
  
   Вы спростите : откуда про все это знаю я ? Действительно, долгие годы я был знаком со всей "Крайо-Коновской" командой. Марика знал еще по нашему Беэр-Шевскому Университету. Мы почти одновременноо начали работать там : я - на Кафедре Физики, а он - на Материаловедении. Мы часто встречались вне работы и любили поболтать о том, о сем под стаканчик хорошего коньяка. Но все эти подробности, во многом относящиеся к категории "топ сикрет", как правило, далеко упрятанные в файлах спецслужбистских архивов под грифом "хранить вечно", они - откуда? Персональное расследование? Доступ к секретным хранилищам, работа с документами? Да не было всего этого! Просто - не было!
  
   Между тем, меня не оставляет стойкое, как назойливое дежа-вю, ощущение того, что именно я - знаю! Я больше не в силах носить это знание в себе. Но и сейчас, оформленное в почти завершенную повесть, это знание меня пугает. Зачем я, вообще, написал эту книгу? Почему эта история уже несколько лет не оставляет меня? Что это: фантазия, бред, наведенная галлюцинация, разновидность ментального онанизма? Или - ПРЕД-знание? ПРЕД-чувствие? Чего ? Скажите мне - ЧЕГО? Ведь и я иду тем же путем, что и герой этой повести. Дойду ли, а если дойду, то - КУДА?..

Беэр-Шева - Познань - Одоланов - Лейпциг - Ханьчжоу - Пекин - Париж - Кобе - Киото - Милуоки - Ньюарк - София - Флоренция - Трамбл - Вуарен - Милан - Бусто Ареццо - Беэр-Шева

1998 - 2003

  
   Would you like a drink, sir ? (англ.) - Хотите выпить, сэр ?
   Хай-Тек (от английского - Hi-Tech, или High Technologies - Высокие Технологии) - общепринятая на Западе аббревиатура для обозначения современных электронных, программистских, биотехнологическиз и генноинженерных производств.
   Parking Strictly Forbidden! (англ.) - Стоянка строго запрещена !
   он же - руководитель Бразильской резидентуры Объединенной разведывательной службы Республики Куба (примечание автора)
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"