Это был первый бой Клауса. Он вволю пострелял из своего новенького автомата, но больше по кустам и деревьям. Его сослуживцы, в основном ветераны переброшенные из Африки, все время смеялись и шутили над ним, но по доброму. Вермахт наступал, уверенно оставляя позади километры советской земли.
К концу дня поступил приказ занять небольшую деревеньку в стороне от главной линии наступления. Советские войска оставили ее после артобстрелов, так что сопротивления не ожидалось. Отряд, в котором был Клаус, вступил на пепелище. Целыми остались всего несколько домов.
Техника вернулась на основное направление. Командир Уве долго ругался по рации с руководством, наконец махнул рукой.
-Переночуем здесь. Утром нас заберет машина.
Всего с Клаусом и Уве в пустой деревне осталось пятеро бойцов. Деревня еще горела, и командир повел свой отряд к сараю на отшибе, чудом уцелевшему после артобстрела.
-Хрен с этими придурками, - ворчал по пути Уве. - Ну отстанем, подумаешь. Зато пару дней в тылу отсидимся.
-Чего ж хорошего, отсиживаться, - Клаус не упустил возможности подначить командира за все сегодняшние шуточки.
-А ты значит на передок торопишься? - подал голос Александр, старый солдат, с вечной ухмылкой на лице. Он воевал еще против французов в начале века. - А ты не торопись, повоюешь свое.
-Как не торопиться. Если так дело идти будет, наших-то разве что в Москве догоним. Боюсь, не хватит на нас коммунистов.
-Ишь, пугливый. Не хватит коммунистов, добавят англичанами. Твоей бы головой орехи колоть, - Александр махнул рукой, показывая, что разговор окончен. Впрочем, Клаус не имел желания спорить, храбрился он больше для виду, чтоб повеселить старших товарищей.
Сарай встретил солдат сухим теплом. Внутри были по большей части инструменты, на чердак вела лестница. Пахло сеном. В небольшой комнатке рядом стояло корыто, да косые лучи заката пробивались через маленькое окошко. Кажется, раньше тут держали свиней.
Солдаты привычно расселись полукругом и начали распаковывать ранцы, извлекая скудные солдатские припасы. Клаус утащил с общего стола
бутерброд с копченым мясом и пошел бродить по сараю. Он был немного похож на тот, что остался в его родной деревне, но все равно Клаус испытывал томное возбуждение, какое бывает обычно, если остаешься один в чужом доме. Он перебирал инструменты, заглядывал в сундуки и бочки, стараясь отыскать что-либо интересное. Слазил на сеновал, наконец добрался и до свинарника. Лениво попинал стены, подошел к окошку.
Вдруг, под его сапогом брякнула доска. Он отступил, затем наступил на то же место. Тихо. Клаус присел и осмотрел пол. Доски недавно вынимали, остались свежие каверны от гвоздей. Парень вынул нож и аккуратно подцепил одну из досок. После того, как он вытащил из пола две доски, образовался проем, а под ним довольно вместительное углубление. Клаус аккуратно заглянул внутрь.
В полутьме он разглядел свернувшуюся калачиком девчушку, лет четырнадцати. Она закрыла глаза, будто надеясь, что таким образом скроется из виду. Клаус усмехнулся и рывком за воротник платья вытащил девочку наружу.
-Уве! Глянь что нашел! - светящийся от радости парень выволок девчонку в сарай, где ужинали солдаты.
Уве поднял взгляд и наклонил голову, разглядывая пленницу. Девочка с длинной русой косой дрожала от страха, ее глаза в панике осматривали лица немцев.
-Ну нашел, - небрежно, сказал командир. - И?
-Ну как, - растерялся Клаус и глупо улыбнулся. - Вот...
Уве лениво вздохнул и махнул рукой с ножом, которым нарезал мясо.
-Ладно, твоя находка, будешь первым. Вон тряпка какая-то висит, брось там на пол и дверь закрой.
-Не понял, - пробормотал парень, продолжая крепко держать пленницу за воротник. По сараю прокатился хохот.
-Тебе рассказывали, откуда дети берутся? - с иронией спросил командир. - У тебя между ног есть такая висюлька, а если ты эту девочку потрогаешь между ног, висюлька станет крепким огурчиком.
Под хохот солдат Уве проиллюстрировал свои слова при помощи указательного пальца.
-Да знаю я, - обиженно пробормотал Клаус.
-Знаешь, так не задерживай очередь.
-Ты не думай сильно-то, - вмешался Александр, раскуривая ароматную сигарету. - Автомат тебе дали, на смерть послали, так думаешь права не имеешь? Завтра снаряд сюда прилетит, отдашь душу Богу, а за жизнь так девку и не попробовал. А ей все одно от этого не отвертеться. Через неделю тут СС будут, так она тебя с нежностью вспоминать будет.
Клаус замер в нерешительности. Командир сорвал со стены болтающееся тряпье и бросил ему.
-Дверь закрой с той стороны. Пол часа тебе дадим, в честь твоего первого боя.
Девчонка запричитала что-то на своем, очевидно понимая, какую ей уготовили участь. Поворачивалась то к одному солдату, то к другому. Ноги ее начали подкашиваться. Клаус в каком-то затуманенном состоянии толкнул ее обратно в свинарник и зашел следом. Дверь со скрипом закрылась.
"Я ж и не умею насиловать", мелькнула дурацкая мысль. Девочка вжалась в угол, подтянув коленки к подбородку. Клаус не спеша расстелил на полу тряпку и присел рядом с девочкой.
-Ну, пойдем что ли, - проговорил парень и протянул раскрытую ладонь.
Девочка прижала руки к груди и начала умоляюще канючить.
"Ну конечно", - отметил Клаус собственную наивность, и рывком переместил девочку на тряпье.
Инстинкты делали свое дело, и заплаканное лицо девочки, упершиеся в его грудь худые ладошки уже не вызывали жалости. Наоборот.
Клаус потянулся расстегнуть ремень, и в этот момент девочка наотмашь ударила его кулаком по лицу. Ее голос из жалостливого превратился в яростный, она отчаянно пыталась выбраться из под насильника. Шокированный парень пропустил еще один болезненный удар, с носа закапало теплое.
-Ты там справишься, или мне танки вызывать, - послышался из-за двери насмешливый голос командира.
Клаус рассвирепел. Он схватил одной рукой руки девочки и едва успел свободной стянуть с себя штаны, ровно чтобы освободить хозяйство, как девочка высвободила руку и влепила ему еще одну оплеуху.
Клаус без жалости ответил ей тем же, оставив под глазом жертвы ссадину, быстро наливающуюся кровью.
-Себе хуже делаешь, тварь, - распалился Клаус.
Но девочка не утихала, отчаянно сопротивлялась. Тогда Клаус схватил ее за горло одной рукой, второй полез под подол платья. Их борьба длилась ужасные несколько секунд, и вдруг все кончилось. Клаус довольно взглянул в лицо жертвы, полагая что она наконец сдалась.
Но она не сдалась до последнего.
Тонкий свист начал заполнять уши насильника, постепенно вытесняя все прочие звуки, пока наконец не оглушил его. Девочка была мертва. Ее тело сразу изменилось, стало тяжелым и безвольным. Будто вещь, случайно обретшая форму юной красавицы.
"Как? Я же просто... Да как так-то?"
Клаус был в шоке. Его сознание разорвалось от волны непонятных ему тяжелых чувств. Он чувствовал страх и мерзость, отвращение к самому себе. Пребывая в прострации, он не обратил внимание на грянувший за стеной взрыв. Разрывы в его голове были куда громче. Череда выстрелов также не привлекла его внимания. Лишь широкая полоса света от распахнувшейся двери привела его в чувство. Он увидел себя словно со стороны, со спущенными штанами, над теплым трупом девочки с запрокинутым подолом, с залитым кровью лицом. Парень повернул голову к двери, с расстроенным выражением лица, будто желая пожаловаться неизвестному на несправедливость бытия.
Человек, стоявший в проходе, был в советской форме. Он видел такую на убитых и раненных солдатах сегодня, когда весело двигался вперед под надежным прикрытием брони. Но этот солдат не был ни мертвым, ни раненным. Он стоял в проходе огромный и страшный, как отец тем вечером, когда Клауса за кражей яблок поймала соседка. Клаусу хотелось как тогда заплакать и обнять великана за колени. Лишь вид винтовки в крепких ладонях напоминал, что папа очень далеко, он не обнимет его, и не простит. Никто его теперь не простит.
Клаус поднял взгляд на лицо солдата и медленно начал поднимать руки. Солдат был очень похож на отца. Уже поживший, с глубокими морщинами и густыми усами на лице. А на лице солдата было презрение и печаль. Совсем как тогда у папы.
Сухой громкий выстрел опрокинул Клауса на спину. Он упал рядом с убитой им девочкой. Странно, грудь будто разорвало от боли, но в то же время боль осталась на заднем плане. Клаус чувствовал, как жизнь утекает из него, будто вода из худой бочки, только очень быстро, стремительно. Казалось, можно схватить ее, остановить, просто потерпеть. И тогда станет не больно. Он крутил головой, ища спасение. Ведь можно же как-то спастись. Ведь не может он так умереть. Ведь он не умрет!
Пустые остекленевшие глаза мертвой девочки были ему приговором. Люди умирают. Ты умираешь. Так бывает.
Лежа лицом к лицу с убитой девочкой, Клаус подумал, что живой она была очень красивой. Потом все исчезло.
Это был очень странный сон. Ведь он прожил все эти месяцы в военном училище. Он несколько дней трясся в вагоне со своими сослуживцами. Он помнил свой первый бой. И ужасный конец того дня.
Так почему он проснулся в своей постели на отцовской ферме?
Клаус вышел на кухню и умылся водой из медного умывальника. Отца с матерью не было. Клаус буднично оделся в свою рабочую одежду. На ферме всегда много забот. Покормить скот, наносить воды, может быть и дров нарубить. Любая работа в радость после муштры в училище.
Насвистывая недавно услышанный марш, Клаус вышел во двор и замер. Солнце клонилось к закату, подсвечивая облака красным.
"Не могло произошедшее быть сном", - мелькнула пугающая мысль. А что если Клаус умер и попал... Куда?
Теплый ветерок трепал его волосы. Не похоже на ад. Поля, насколько хватало глаз, колосились молодой пшеницей. Клаус был дома. Только, где же его родные?
Раз их не было дома, Клаус решил проверить в сарае. Быть может отец заработался допоздна. Перейдя через двор, парень зашел в распахнутые ворота сарая. Он увидел ее сразу. Она лежала на разложенном тряпье с задранным подолом и неестественно вывернутой шеей. Ровно в той позе, в которой Клаус видел мертвую девочку в своем сне. Вернее нет. Не во сне.
Не веря собственным глазам, Клаус осторожно подошел поближе. Несколько долгих секунд он созерцал дело своих рук, а затем стремительно вышел наружу. Он убил ее. Он это сделал. А затем умер сам.
"Что я наделал?"
Клаус вбежал в дом и встал перед зеркалом, ощупывая свое лицо. Он не был бесплотным призраком, и на мертвеца не был похож. Тяжело вздохнув, Клаус сел за стол на грубый табурет.
"Что происходит?"
Никто не спешил отвечать на его немые вопросы. Тянулись минуты, настенные часы методично тикали. Только секундная стрелка стояла на месте, а багровое солнце висело над горизонтом как приколоченное. Время не шло.
"Все таки я умер", - пришел Клаус к неутешительному выводу. "Но что дальше".
Ни труб архангелов, ни дьявольского смеха. Тишина. Лишь мертвая девочка в сарае.
"Так пройдет моя вечность? Это наказание?"
Ответов не было. А найти их можно было лишь в одном месте. С тяжелым сердцем Клаус отправился в сарай.
Девочка лежала на прежнем месте. Ее пустые глаза затянула тусклая пелена. Парень присел рядом и взял девочку за руку. Ее кожа была холодной и неприятной на ощупь.
- Прости меня, - тихо сказал Клаус.
Ответа, конечно, не последовало. Медленно тянулись секунды. Клаус закрыл глаза и начал молиться. Раз ему выдалась такая возможность, следовало исповедаться. В этой ситуации, вероятно, уместно было обойтись и без священника.
На его молитву никто не ответил. Что-то нужно было делать, поэтому Клаус взял лопату и вышел во двор.
Напротив дома он нашел подходящий участок и начал копать могилу. Девочку следовало предать земле, и это меньшее, что Клаус мог сделать. Парень методично работал лопатой, несколько раз отдыхал глядя на багровый диск заходящего солнца. Наконец, когда Клаус был уверен, что результат его работы достоин называться могилой, он вернулся к мертвой девочке.
Такими вещами он никогда не занимался. В душе его все замерло от суеверного ужаса, когда он разгибал окоченевшие конечности девушки, чтобы придать ей положенный вид. Разум Клауса отказывался признавать, что живой человек способен в миг превратиться в бездушную холодную куклу. Даже в окоченевший кусок мяса, будто Клаус готовил к разделке овечью тушку. В панике прогнав из головы нечестивые мысли, парень замотал тело девочки в покрывало и подхватил на руки. Она оказалась на удивление легкой.
Клаус спустился в могилу и опустил на ее дно тело в покрывале. Выбравшись, он прочитал за упокой и засыпал могилу землей. Затем вернулся в сарай и наспех сколотил крестовину из старых досок.
Когда он подошел к свежей могиле с импровизированным крестом, его ожидало пугающее зрелище. Земля на могиле шевелилась, будто в глубине ворочалась огромная змея. Клаус подумал, что девушка жива и пытается выбраться. Он отбросил крест и бросился к могиле, но замер на пол пути.
Она была мертва. Конечно, ни в чем нельзя быть уверенным в мире, где солнце никак не может закатиться за чертов горизонт.
"Мертвые встанут из земли", - мелькнули в голове строчки из библии.
Из-под рыхлой земли начало проглядывать покрывало, ставшее похоронным саваном. Спустя минуту тело будто всплыло из могилы, земля осыпалась, а налетевший порыв ветра распахнул покрывало. Пустые мертвые глаза девочки смотрели на Клауса.
Клаус перекрестился и подошел к телу.
-Чего ты хочешь от меня? Что я должен сделать?
Не дождавшись ответа, Клаус вернулся в дом. Поднявшись в свою комнату, он рухнул на кровать.
Как же так получилось? Неужели он, Клаус, грязный насильник, и все что осталось после его жизни - мертвая девочка, не желающая упокоиться в земле? По факту так и есть. Он не женился, не завел детей, не построил дом и не совершил подвига на благо Родины. Убил девочку, затем умер сам. Вот и весь итог восемнадцати лет жизни. Отец бы его не понял. Отец был героем.
Четверть века назад отец Клауса воевал за Германию против России. Он был ранен в ногу, с тех пор непрерывно хромал, но из госпиталя вернулся на фронт и воевал до последнего дня, пока армия не получила удар в спину. Горестные новости из Берлина. Переворот и капитуляция. Горечь тех дней
навсегда отпечаталась на его строгом лице. Лишь изредка его лицо расслаблялось, показывая хоть какие-то положительные эмоции. Когда он обнимал жену, когда играл с младшими дочками, и в последние дни, когда слушал радиопередачи из Берлина. Когда новый канцлер провел закон, сосредотачивающий в его руках всю власть, отец откупорил бутылку вина. "С этого дня Германия в надежных руках", - сказал он Клаусу. Клаус, конечно же, поверил.
Когда Клаус записался добровольцем в армию, отец впервые сказал, что гордится им. И отъезжая на машине от родного крыльца, сквозь заднее стекло Клаус видел отца, вышедшего проводить его вместе со всей семьей. Он стоял с прямой спиной и развернутыми плечами. Его отец был удовлетворен, отсылая сына на войну. И Клаус был этому рад.
Отец не просто так отправил сына на бойню. Он часто разговаривал с сыном о политике, они вместе слушали радио, Клаус даже вступил в молодежную организацию национал-социалистической партии и без нужды цеплял алюминиевый значок со свастикой на куртку выходного костюма.
Идеи партии Клаусу нравились. В них не было ничего плохого. Достоинство, достаток, честь. Германский народ и Германия превыше всего. Такие честные и каждому понятные слова. Особенно ценные после того позора, что Германия пережила после капитуляции в войне. Суровое лицо отца раз за разом напоминало Клаусу, что на их стороне правда жизни.
Узнай отец, как умер Клаус, он бы приехал плюнуть на его могилу.
Клаус незаметно уснул. Часы в этом мире не ходили, солнце не садилось, зато можно было выспаться. Не сказать, чтоб Клаусу снились приятные сны. В учебке офицер отвечающий за политическое просвещение почему-то невзлюбил Клауса. Может быть потому, что Клаус в его просвещении не нуждался совершенно и историю партии знал лучше этого сноба. В любом случае, этот офицер всегда стремился выставить Клауса дурным примером. А Клаусу в свою очередь приходилось подтверждать свой патриотизм. До того ему не приходилось делать ничего столь стыдного - публично доказывать, что он любит свою страну. Как будто он давал повод в этом сомневаться.
Вот и на этот раз ему снилось, как его распекает этот офицер прямо перед строем. А потом заходит Уве и говорит офицеру: "Заткни пасть. Он солдат, а ты плесень кабинетная". В общем-то, почти так и было. Только не перед строем конечно. Уве тогда приехал за пополнением. И тот офицер заткнулся, хотя мог бы тут же броситься писать доносы. Он знал, что люди Уве достанут
его и прострелят башку в случае чего. Боевой командир не ровня кабинетной крысе.
Уве был настоящим командиром. Его любили солдаты. Попасть под его командование считалось большой удачей. Он великолепно знал свое дело и ценил бойцов. Золотой человек. Был. Наверное, он тоже мертв.
Клаус проснулся от неприятного чувства, будто кто-то смотрит на него в упор. Он открыл глаза и встретил взгляд мертвой девочки.
В панике Клаус вскрикнул и рухнул с кровати. Это уже слишком. Парень вскочил и увидел, что тело девочки лежит на кровати и голова ее повернута так, что смотрит прямо не него. Но когда он открыл глаза, она смотрела в другое место. Будто она повернула голову, когда Клаус упал с кровати.
"Так и должно быть. Ведь это мое наказание", - попытался успокоить себя парень. Ведь она не бросалась на него, просто... просто была рядом, напоминая о себе. Чтобы Клаус ни на секунду не забыл.
Едва парень успокоился, девочка зашевелилась.
"Черт, да что это за херня?"
Неведомая сила будто стащила тело к краю кровати, а затем усадила. Девочка все еще не подавала признаков жизни. Ни дыхания, ни единого усилия мышц. Лишенные осмысленности глаза пялились в пустоту. Но вот, неведомая сила вздернула девочку в воздух. Она повисла посреди комнаты как привидение.
"Я не побегу, я не побегу. Это мое наказание, и я встречу его достойно", - твердил про себя Клаус. Он вытянулся по стойке смирно и смотрел прямо в мертвые глаза девочки. Правда, выдержать это было не просто. Ее мертвые глаза - напоминание об ошибке самого страшного типа - непоправимой. Как если ты разбил вазу. Можно долго просить прощения, но уже ничего не исправить, сколько не складывай острые осколки.
Тело девочки поплыло по воздуху туда, где стоял Клаус. Твердый в своей решимости, Клаус не сдвинулся с места. А что может случиться? Она убьет его? Скорее бы.
Действительно, руки мертвой девочки поднялись, и холодные пальцы сомкнулись на шее парня с необычайной силой. В голове зашумело, сверхъестественная сила прижала Клауса к стене. Дышать стало невозможно.
"Я буду терпеть", - твердил про себя Клаус глядя в страшное лицо напротив, пока красная пелена не лишила его зрения. "Я буду терпеть".
Сердце яростно билось в груди, не желая гибнуть.
Клаус пришел в себя, когда живительная волна свежего воздуха разлилась по груди.
-Что тебе надо от меня!? - хрипел парень, сжимая обеими руками горло девочки. В пылу борьбы он повалил ее на землю и освободился от мертвой хватки. Он не сумел вытерпеть. Холодные руки девочки опали на пол, а Клаус все сжимал ее горло.
-Что тебе от меня надо?
Придя в себя, Клаус отдернул руки, будто шея девочки обожгла их. Он опять сделал это. Опять поднял на нее руку. Какой позор.
Парень отполз в сторону и сел, привалившись к стене. По его лицу текли слезы, скорее как результат длительного удушья, нежели душевных переживаний.
И в этот момент прозвучал ее голос.
-Скажи, зачем ты сделал это.
Ее голос был хриплым и тягучим. Буквально, голос из могилы. И ее вопрос был самым очевидным. И самым сложным. Зачем он сделал это? Что на это ответить? Что бы не пришло в голову Клауса в качестве ответа, это будет отвратительно. Потому что такому поступку нет приемлемого объяснения. Это поступок ублюдка. Но разве он, Клаус, такой уж ублюдок?
-Я не знаю.
-Лжешь.
-Я не знаю, Господи. Не знаю.
Губы Клауса тряслись, из глаз текли слезы. Он часто дышал, отходя от удушья.
-Скажи, зачем ты сделал это?
-Я хотел быть настоящим солдатом. Как Уве. Как Александр. Я не хотел убивать тебя.
-Настоящий солдат, это насильник?
Кажется, в голосе девочки появилась осознанность. Ее голос постепенно становился похожим на тот, что Клаус слышал в сарае тем злополучным вечером.
-Нет. Конечно, я не должен был слушаться их. Я хотел, чтобы они уважали меня.
-Они такие подонки, что уважают только насильников?
-Нет. Я не знаю. Я не вправе судить о них.
-Ты мерзкая тварь.
-Да.
Клаус тихо рассмеялся.
-Я хотел тебя. Это только моя вина. Я просто насильник и убийца. Поэтому я сделал это.
-Вот оно что.
Девочка сидела напротив, пристально глядя ему в глаза. Она была живее всех живых. Глаза прищурены, щеки покраснели от гнева.